Lib.ru/Классика: Тэффи. Литература в жизни

Н. А. Тэффи

Литература в жизни

Тэффи Н. А. Собрание сочинений. Том 1: "И стало так..."

М., "Лаком", 1997.

Мы докончили сборник наших беллетристов, закрыли книгу и долго, молча, конфузились.

Наконец, один из нас, самый решительный, прервал молчание.

-- Интересно, как отражается вся эта литература на жизни нашей молодежи, -- сказал он. -- Нельзя же предположить, что вся эта груда книг ускользнет от нее совершенно. Я не говорю о студентах и курсистках. Я говорю о тех пятнадцати-шестнадцатилетних мальчиках и девочках, которые так жадно читают, особенно то, что им не рекомендуется.

Наше поколение было воспитано, собственно говоря, на Тургеневе. Тургеневские типы всасывались в кровь, и на целые годы овладевали нашим воображением.

Помню я одну девочку, лет шестнадцати. Она чувствовала себя несколькими героинями сразу и, сообразно с обстоятельствами, разыгрывала роль одной из них.

Она сама признавалась, что, гуляя, всегда была "Асей". Бегала, прыгала, наивничала. Когда приходил влюбленный в нее лицеистик, она делалась Зинаидой из "Первой любви". Загадочно вздрагивала, пила холодную воду, смеялась нервным смехом.

Лицеист тоже был из "тургеневцев" и прекрасно понимал свою роль. Все шло великолепно.

Но вот случился большой скандал. Гуляли вместе, разговаривали загадочными фразами; лицеистик вертел в руках хлыст, которым, как подобает герою романа, "нервно сбивал головки цветов". И вот, в самый разгар тургеневщины, он вдруг ударил себя хлыстом по руке.

На мгновенье оба растерялись. По роману следовало (героиня была в эту минуту Зинаидой и, вообще, все велось, как в "Первой любви"), чтоб он ее ударил, а не себя. А она должна была поцеловать след от его хлыста на своей руке. "Медленно подняла руку" и т. д.

Теперь как же быть?

Лицеистик до того смутился, что чмокнул сам себе руку!

Это уж была узурпация. Он залез в чужую роль и нагло исполнил ее на глазах у главной артистки.

Артистка вспыхнула.

-- Вы кажется вообразили себя Зинаидой из "Первой любви"? Ха-ха! Поздравляю! Очень эффектно!

И убежала, как "Ася".

А он, как герой "Аси", бегал два дня по полям и горам (дело было на даче, и улиц не было) и кричал:

-- Я люблю тебя, Ася! Я люблю тебя.

Только через неделю решился он зайти в дом героини.

Он ожидал найти дом с заколоченными наглухо ставнями и старого преданного слугу (а, может быть, и служанку, или соседку, велика важность!), который передаст ему запечатанный конверт.

Он нервно разорвет конверт и глазами, полными слез, прочтет следующие строки:

"Прощайте! Я уезжаю. Не старайтесь разыскать меня. Я вас люблю. Все кончено. Твоя навеки!"

Но увы! Сладкая надежда на безнадежное отчаяние не оправдалась.

Все оказались дома и ели на террасе землянику со сливками.

А Зинаида-Ася, что с нею сделалось!

Она была "Кармен"!

Рядом с ней сидел бессовестный гимназист, тоже из "Кармен". Не то тореадор, не то "Хозе", а вернее, что на все руки.

Изменница извивалась вокруг него и, за неимением кастаньет, щелкала языком и пальцами.

-- Тра-ля-ля-ля-ля!

Лицеист ушел, долго бегал по горам и полям, и, в конце концов, сам написал:

"Прощайте! Я уезжаю. Не старайтесь... и т. д.".

Но и здесь постигла его неудача.

Доверить кому-нибудь такое интимное послание было опасно.

Осенью ему предстояла переэкзаменовка, и родители (отец -- тип из "Накануне", мать -- прямо из "Первой любви", а, впрочем, отчасти и из "Дыма": отовсюду понемножку худого) строго следили, чтобы он занимался науками, а не "белендрясами".

Пришлось самому выполнить роль верного слуги (или служанки, или соседки).

Пошел. Мрачно поздоровался. Передал письмо. Холодно поклонился и хотел уйти. Но тут, как на грех, подвернулась мать героини (вульгарная барыня из "Дворянского гнезда"), и, зазвав его на веранду, напоила чаем. А к чаю была дыня и... уйти было неловко.

Но вот послышались шаги.

Он смущенно поднял глаза и остолбенел от восторга.

Это была "она"! Не Кармен -- нет!

С этим, очевидно, было покончено.

Одной рукой она сжимала письмо, другой судорожно цеплялась за стулья, как бы боясь "упасть во весь рост на ковер".

Это была страдающая героиня всех романов -- и Ася, и Ирина, и Елена, и Зинаида, и Лиза.

-- Что с тобой? -- спросила мать. -- Держи себя прилично.

Она горько улыбнулась.

-- Скажите! Есть ли здесь поблизости обитель?

Сердце лицеистика сладостно екнуло.

-- Обитель? -- смущенно думал он. -- Что такое? Почему? Уж не Вера ли это из "Обрыва"? Но та, кажется, не собиралась...

-- Я пойду в монастырь, -- сказала героиня.

-- Лиза! -- чуть не крикнул он.

-- Полно дуру валять, -- сказала барыня из "Дворянского гнезда". -- Ешь вот лучше дыню. Нынче ананасная.

Героиня задумалась.

"Лиза" не уйдет, а дыня-то ведь не каждый день... Грустно усмехнулась, села и стала есть. И он простил ей это. "Колибри" тоже что-то ела, а уж она-то не была пошлая!

-- Что же вы не кушаете? -- сказала героиня уплетавшему лицеисту. -- По-моему, лучше есть дыню, чем лгать о любви на страницах письма.

И тут же прибавила в пояснение:

-- У меня "озлобленный ум" из "Дыма".

Лицеист втягивал щеки, как будто страшно худеет и тает на глазах.

И оба были счастливы.

КОММЕНТАРИИ

Литература в жизни. Это была страдающая героиня всех романов... -- перечисляются героини произведений И. С. Тургенева "Ася", "Первая любовь", "Дни" (Ирина), "Накануне" (Елена), "Дворянское гнездо" (Лиза).

Уж не Вера ли это из "Обрыва" -- имеется в виду героиня романа И. А. Гончарова "Обрыв" (1869).

Оставить комментарий Тэффи (bmn@lib.ru) Год: 1912 Обновлено: 23/08/2013. 6k. Статистика. Рассказ: Проза, Юмор и сатира И стало так... (1912)	Скачать FB2 Ваша оценка: