Тэффи
Брошечка

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:


  

Н. А. Тэффи

  

Брошечка

  
   Тэффи Н. А. Собрание сочинений. Том 1: "И стало так..."
   М., "Лаком", 1997.
  
   Супруги Шариковы поссорились из-за актрисы Крутомирской, которая была так глупа, что даже не умела отличать женского голоса от мужского и однажды, позвонив к Шарикову по телефону, закричала прямо в ухо подошедшей на звонок супруге его:
   -- Дорогой Гамлет! Ваши ласки горят в моем организме бесконечным числом огней!
   Шарикову в тот же вечер приготовили постель в кабинете, а утром жена прислала ему, вместе с кофе записку:
   "Ни в какие объяснения вступать не желаю. Все слишком ясно и слишком гнусно. Анастасия Шарикова".
   Так как самому Шарикову, собственно говоря, тоже ни в какие объяснения вступать не хотелось, то он и не настаивал, а только старался несколько дней не показываться жене на глаза. Уходил рано на службу, обедал в ресторане, а вечера проводил с актрисой Крутомирской, часто интригуя ее загадочной фразой:
   -- Мы с вами, все равно, прокляты и можем искать спасения только друг в друге.
   Крутомирская восклицала:
   -- Гамлет! В вас много искренности! Отчего вы не пошли на сцену?
   Так мирно протекло несколько дней, и вот однажды, утром, а именно в пятницу десятого числа, одеваясь,
   Шариков увидал на полу, около дивана, на котором он спал, маленькую брошечку с красноватым камешком. Шариков поднял брошечку, рассматривал и думал:
   -- У жены такой вещицы нет. Это я знаю наверное. Следовательно, я сам вытряхнул ее из своего платья. Нет ли там еще чего?
   Он старательно вытряс сюртук, вывернул все карманы.
   Откуда она взялась?
   И вдруг он лукаво усмехнулся и подмигнул себе левым глазом.
   Дело было ясное: брошечку сунула ему в карман сама Крутомирская, желая подшутить. Остроумные люди часто так шутят, -- подсунут кому-нибудь свою вещь, а потом говорят: "А ну-ка, где мой портсигар или часы? А ну-ка, обыщем-ка Ивана Семеныча".
   Найдут и хохочут. Это очень смешно.
   Вечером Шариков вошел в уборную Крутомирской и, лукаво улыбаясь, подал ей брошечку, завернутую в бумагу.
   -- Позвольте вам преподнести, хе-хе!
   -- Ну к чему это! Зачем вы беспокоитесь! -- деликатничала актриса развертывая подарок. Но, когда развернула и рассмотрела, вдруг бросила его на стол и надула губы:
   -- Я вас не понимаю! Это, очевидно, шутка! Подарите эту дрянь вашей горничной. Я не ношу серебряной дряни с фальшивым стеклом.
   -- С фальшивым стекло-ом? -- удивился Шариков. -- Да, ведь, это же ваша брошка! И разве бывает фальшивое стекло?
   Крутомирская заплакала и одновременно затопала ногами -- из двух ролей зараз.
   -- Я всегда знала, что я для вас ничтожество! Но я не позволю играть честью женщины!.. Берите эту гадость! берите! Я не хочу до нее дотрагиваться: она, может быть, ядовитая!
   Сколько ни убеждал ее Шариков в благородстве своих намерений, Крутомирская выгнала его вон.
   Уходя, Шариков еще надеялся, что все это уладится, но услышал пущенное вдогонку: "Туда же! Нашелся Гамлет! Чинуш несчастный!"
   Тут он потерял надежду.
   На другой день надежда воскресла без всякой причины, сама собой, и он снова поехал к Крутомирской. Но та не приняла его. Он сам слышал, как сказали:
   -- Шариков? Не принимать!
   И сказал это -- что хуже всего -- мужской голос. На третий день Шариков пришел к обеду домой и сказал жене:
   -- Милая! Я знаю, что ты святая, а я подлец. Но нужно же понимать человеческую душу!
   -- Ладно! -- сказала жена. -- Я уже четыре раза понимала человеческую душу! Да-с! В сентябре понимала, когда с бонной снюхались, и у Поповых на даче понимала, и в прошлом году, когда Маруськино письмо нашли. Нечего, нечего! И из-за Анны Петровны тоже понимала. Ну, а теперь баста!
   Шариков сложил руки, точно шел к причастию, и сказал кротко:
   -- Только на этот раз прости! Наточка! За прошлые раза не прошу! За прошлые не прощай. Бог с тобой! Я, действительно, был подлецом, но теперь клянусь тебе, что все кончено.
   -- Все кончено? А это что?
   И, вынув из кармана загадочную брошечку, она поднесла ее к самому носу Шарикова. И, с достоинством повернувшись, прибавила:
   -- Я попросила бы вас не приносить, по крайней мере, домой вещественных доказательств вашей невинности -- ха-ха!.. Я нашла это в вашем сюртуке. Возьмите эту дрянь, она жжет мне руки!
   Шариков покорно спрятал брошечку в жилетный карман и целую ночь думал о ней. А утром решительными шагами пошел к жене.
   -- Я все понимаю, -- сказал он. -- Вы хотите развода. Я согласен.
   -- Я тоже согласна! -- неожиданно обрадовалась жена. Шариков удивился.
   -- Вы любите другого?
   -- Может быть.
   Шариков засопел носом.
   -- Он на вас никогда не женится.
   -- Нет, женится!
   -- Хотел бы я видеть... Ха-ха!
   -- Во всяком случае, вас это не касается.
   Шариков вспылил:
   -- По-озвольте! Муж моей жены меня не касается. Нет, каково? А.
   Помолчали.
   -- Во всяком случае, я согласен. Но перед тем, как мы расстанемся окончательно, мне хотелось бы выяснить один вопрос. Скажите, кто у вас был в пятницу вечером?
   Шарикова чуть-чуть покраснела и ответила неестественно честным тоном:
   -- Очень просто: заходил Чибисов на одну минутку. Только спросил, -- где ты, и сейчас же ушел. Даже не раздевался ничуть.
   -- А не в кабинете ли, на диване, сидел Чибисов? -- медленно проскандировал Шариков, проницательно щуря глаза.
   -- А что?
   -- Тогда все ясно. Брошка, которую вы мне тыкали в нос, принадлежит Чибисову. Он ее здесь потерял.
   -- Что за вздор? Он брошек не носит! Он мужчина!
   -- На себе не носит, а кому-нибудь носит и дарит. Какой-нибудь актрисе, которая никогда и Гамлета-то в глаза не видала. Ха-ха! Он ей брошки носит, а она его чинушом ругает. Дело очень известное! Ха-ха! Можете передать ему это сокровище.
   Он швырнул брошку на стол и вышел.
   Шарикова долго плакала. От одиннадцати до без четверти два. Затем запаковала брошечку в коробку из-под духов и написала письмо.
  
   "Объяснений никаких не желаю. Все слишком ясно и слишком гнусно. Взглянув на посылаемый вам предмет, вы поймете, что мне все известно.
   Я с горечью вспоминаю слова поэта:
   Так вот где таилась погибель моя:
   Мне смертию кость угрожала.
   В данном случае кость -- это вы. Хотя, конечно, ни о какой смерти не может быть и речи. Я испытываю стыд за свою ошибку, но смерти я не испытываю. Прощайте. Кланяйтесь от меня той, которая едет на "Гамлета", зашпиливаясь брошкой в полтинник. Вы поняли намек?
   Забудь, если можешь!

А".

  
   Ответ на письмо пришел в тот же вечер. Шарикова читала его круглыми от бешенства глазами.
  
   "Милостивая государыня! Ваше истерическое послание я прочел и пользуюсь случаем, чтобы откланяться. Вы облегчили мне тяжелую развязку. Присланную вами, очевидно, чтобы оскорбить меня, штуку я отдал швейцарихе.

Sic transit Catilina. Евгений Чибисов".

  
   Шарикова горько усмехнулась и спросила сама себя, указывая на письмо:
   -- И это они называют любовью?
   Хотя никто этого письма любовью не называл. Потом позвала горничную:
   -- Где барин?
   Горничная была чем-то расстроена и даже заплакана.
   -- Уехадчи! -- отвечала она. -- Уложили чемодан и дворнику велели отметить.
   -- А-а! Хорошо! Пусть! А ты чего плачешь?
   Горничная сморщилась, закрыла рот рукой и запричитала. Сначала слышно было только "вяу-вяу", потом и слова:
   -- ...Из-за дряни, прости Господи, из-за полтинниной человека истребил... ил...
   -- Кто?
   -- Да жених мой -- Митрий, приказчик. Он, барыня-голубушка, подарил мне брошечку, а она и пропади. Уж я искала, искала, с ног сбилась, да, видно, лихой человек скрал. А Митрий кричит: "Растеряха! Я думал, у тебя капитал скоплен, а разве у растерях капитал бывает". На деньги мои зарился... вяу-вяу!
   -- Какую брошечку? -- похолодев, спросила Шарикова.
   -- Обнаковенную, с красненьким, быдто, с леденцом, чтоб ей лопнуть!
   -- Что же это?
   Шарикова так долго стояла, выпучив глаза на горничную, что та даже испугалась и притихла. Шарикова думала:
   -- Так хорошо жили, все было шито-крыто, и жизнь была полна. И вот, свалилась нам на голову эта окаянная брошка и точно ключом все открыла. Теперь ни мужа, ни Чибисова. И Феньку жених бросил. И зачем это все? Как все это опять закрыть? Как быть?
   И так как совершенно не знала, как быть, то топнула ногой и крикнула на горничную:
   -- Пошла вон, дура!
   А, впрочем, больше ведь ничего и не оставалось!
  

КОММЕНТАРИИ

  
   Брошечка. "Так вот где таилась погибель моя..." -- строки из стихотворения А. С. Пушкина "Песнь о Вещем Олеге" (1822).
   Катилина Луций Сергий (108--62 до н. э.) -- римский патриций, организатор заговора с целью свержения республиканской власти; был изобличен Цицероном.
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru