Тарле Евгений Викторович
9 мая

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   
   Академик Евгений Викторович Тарле
   Сочинения в двенадцати томах
   М., Издательство Академии Наук СССР, 1962
   Том XII.
   

9 МАЯ

   Мы, современники, должны отойти на некоторое расстояние от 9 мая 1945 г., чтобы вполне уразуметь все безмерное всемирно-историческое значение этой даты. Уже и сейчас, через год, мы как-то больше останавливаемся мыслью на этом общем историческом смысле нашей победы, чем тогда, когда гремели последние салюты, когда поверженный враг валялся в прахе под ногами Красной Армии, когда мы не успевали следить за непрерывными, ежедневно сменявшими друг друга гигантскими событиями.
   Даже недружественные нам органы европейской и американской прессы неоднократно высказывали убеждение, что если бы не вмешательство Красной Армии и, мало того, если бы Красная Армия, изгнав врага с территории Советского Союза, остановилась на нашей государственной границе, то война в самом лучшем случае закончилась бы на Западе вничью. В лучшем случае! Мы знаем, что появление у немцев в конце войны рэкетирующих снарядов вдохнуло к них надежду получить передышку. Знаем и то, что английские реакционные круги еще весной 1945 г. выбивались из сил, доказывая, что необходимо мириться, чтобы спасти Лондон от конечного разрушения. Это говорилось тогда, когда до пяти шестых германских вооруженных сил продолжало находиться на Восточном фронте и когда гитлеровская банда выдвинула лозунг: "Повторение 1918 г. не будет допущено!"
   Да, повторение 1918 г. но было на этот раз допущено,-- и не было допущено именно Красной Армией. "Когда Красная Армия подошла к Одеру, я понял, что война проиграна нами",-- сказал на Нюрнбергском процессе Геринг. По-своему гитлеровский бандит был прав: при целостности германской территории на Востоке поражение Германии на Западе не привело бы ее к настоящему разгрому, и германские империалисты благополучно начали бы усиленную подготовку к третьей мировой войне.
   Но Советский Союз не допустил этого. Крушение гитлеровской империи стало фактом колоссального исторического значения.
   9 мая 1945 г. окончился кошмар, висевший над Россией и Европой 75 лет. Долгий период непрерывного шантажа и угроз закончился двумя неслыханными по кровопролитию и зверствам мировыми войнами. С какой беспощадной логикой развивался этот процесс!
   Бисмарку удалось с необычайной ловкостью и быстротой воспользоваться губительными ошибками французской и русской дипломатии. С полнейшим успехом он совершил, в сущности, подмен идеи объединения Германии опруссачением Германии, о котором так хорошо и так точно выразился Герцен: "Бисмарк пошел сколачивать империю пруссов", несмотря на то, что половина германского народа ненавидела "пруссов", не хотела объединяться вокруг Пруссии и с оружием в руках в 1866 г. сражалась против нее.
   Непоправимые ошибки Наполеона III и Александра II, так сердечно приветствовавшего внезапное создание смертельной угрозы для России на ее западной границе знаменитой телеграммой Вильгельму I: "Браво, дядя молодец!" -- все эти губительные промахи царской, французской и английской дипломатии сорвали внутреннюю борьбу в недрах самой Германии против захватнической Пруссии, против ее нагло-бесцеремонных аннексий германских областей. На кого же этим малым германским областям было опереться? Конечно, примириться с этим прусским наглым обманом, с этим превращением идеи объединения Германии в план опруссачения Германии пришлось, несмотря ни на что. Бургомистр города Франкфурта покончил с собой, не желая пережить присоединения его города к Пруссии. Но только подобными протестами и приходилось ограничиваться.
   Итак, дело было сделано. Маленькая Пруссия сделалась большой Пруссией и стала с тех пор именоваться "Германской империей". Дальнейшие грабежи и захваты уже можно было совершать отныне в широком европейском масштабе.
   С этого момента нападение германского империализма на соседей сделалось неизбежным, и вопрос мог отныне идти лишь о сроках. Говорилось и писалось следующее: "Мы, немцы, опоздали, мы объединились только теперь, в 1871 г. Нам нужно приступить к переделу мира!"
   К мечтам о колониях, начиная с 900-х годов, немецкая империалистическая пропаганда стала прибавлять и другое: "У нас, немцев, в самой Европе "смешные границы". Наше будущее не только в колониях, но прежде всего на необъятном Востоке, который несправедливая история отдала неполноценным славянским племенам. Зачем же нам было объединяться, зачем было создавать первую в мире сухопутную армию и второй в мире флот, если мы всё колеблемся, если мы всё не решаемся начать наше главное дело: приступить к германскому пересмотру великой исторической несправедливости!"
   Первая попытка "германского пересмотра" не удалась, и уже нельзя было, как бывало до 1914 г., с неизменным успехом пускать в ход угрозы нападением, нельзя было шантажными методами заставлять Францию уступать огромные территории в Конго, теми те методами принуждать Россию подписывать невыгодные для нее торговые договоры с Германией, вроде того, который был подписан по настоянию канцлера Бюлова в Нордернее в 1904 г. Уже не стало флота, не стало армии...
   И вот внезапно совершилось нежданное "чудо"! Все появилось, все вернулось вдруг: и армия, и вооружение, и долгосрочные кредиты, и Версальский договор полетел под стол, и вчерашние победители отдали немцам на съедение без тени борьбы Австрию и Чехословакию и стали наперерыв подбадривать и поощрять Германию... К чему именно поощрять? Да к повой попытке "германского пересмотра исторической несправедливости" на Востоке, к исправлению огнем и мечом "смешных границ" Германии за счет социалистического Советского Союза.
   Что же удивительного, если вторая мировая война получила с самого начала и вплоть до последних дней такой невиданный в истории характер? Ведь германские империалисты отчетливо сознавали, что уже теперь ставится последняя карта, что второго такого случая можно очень, очень долго не дождаться. Значит следует уже ни в чем себя не стеснять. Можно говорить все и можно делать тоже все: "Русского реванша не будет, потому что русских не будет!" Можно осуществлять истребление целых народов, можно еще за год до войны разрабатывать подробно, в чисто деловом, канцелярском порядке планирование истребления 30 миллионов русских и всех поляков. Генерал фон Штюльпнагель, "наместник" Гитлера во Франции, высказался в печати еще в 1942 г. так: "Мы, немцы, не можем ни в коем случае проиграть эту войну, потому что если мы даже и потерпели бы стратегическое поражение, все равно мы успеем истребить физически такое количество неприятельского населения, что враги уже никогда не оправятся и численно не сравняются с нами!"
   С большим размахом началось новое предприятие! И все бы так гладко и гармонично шло и дальше и все эти афоризмы и глубоко продуманные "государственные" соображения оправдались бы, если бы не советский народ, если бы но Красная Армия.
   Дело сорвалось,-- уже после того, как было наговорено и написано незабываемое, было сделано чудовищно-непоправимое, были показаны все карты, были обнажены все корни.
   Советский офицер, с которым разговорился 60-летний немецкий бюргер, спрашивает своего собеседника: "Почему же ваши войска продолжали так неистово зверствовать даже и тогда, когда они уже видели, что война проиграна?" И он получает в ответ: "Мы знали, что уже все равно нам никогда не простят того, что мы сделали, значит мы уже ничего не могли ни проиграть, ни выиграть!"
   Но это немцы говорили, уже когда Германия лежала во прахе, а начиналась и велась эта война именно под знаком полной уверенности, что проигрыш невозможен и что поэтому следует сделать эту войну последней войной. "Все имущество и вся земля, которые вы найдете между Неманом и Владивостоком,-- ваши,-- говорили немецким солдатам.-- Русские, которые не окажутся под землей, должны стать все без исключения, с женами и детьми, вашим сельскохозяйственным инвентарем!" С этим лозунгом гитлеровская орда вступила в наши пределы. Фашисты не могли, конечно, не понимать, во что обойдется им поражение при подобной их откровенности. И они сожгли свои корабли. Это была борьба в самом деле не на жизнь, а на смерть, до такой степени, как буквально никогда в истории не случалось. И вот спор решился. Советский народ ниспроверг и растоптал презренных извергов.
   Какую же надежду завещала разбойничья гитлеровская банда при последнем издыхании своим сторонникам?
   23 апреля 1945 г. 22 тысячи орудий и минометов и несколько тысяч самолетов громят Берлин. В самом глубоком подвале здания имперской канцелярии завтракают. За столом сидят: Гитлер, Ева Браун, Кейтель, фон Дениц, адъютант Гитлера майор Гергезель. Фюрер очень удручен: "Германия погибла",-- заявляет он. Но вот с верхних этажей подземелья спускается к завтраку Геббельс. Он ходил на разведку. Ходить на разведку означало в те дни для обитателей нижнего этажа вскарабкаться на несколько этажей повыше и послушать, о чем говорят санитары, приносящие раненых из разрушаемой имперской канцелярии. Геббельс возвещает собравшимся радостную весть: уже начались столкновения между русскими и американцами. Ура! Спасение не за горами!
   Гергезель, которому спустя 48 часов удалось как-то убежать из подвала, рассказал (уже находясь в английском плену), что Гитлер тогда скептически отнесся к надеждам Геббельса.
   Последыши Геббельса и Гитлера, их явные и тайные сторонники в Германии и вне Германии и в настоящее время, спустя год, полны тех же надежд, какие выражал Геббельс за своим последним завтраком.
   До сих пор все упования международной реакции, все смиренномудрые молитвы благочестивого Ватикана, все устремления разнообразных тайных антагонистов и открытых врагов Советского государства направляются неизменно к одной мысли и все они не сводят глаз с одного мерцающего еще пока вдали огонька... Скорей бы этот огонек произвел желанный для них всех третий мировой пожар, скорей бы мечта Геббельса исполнилась! Как побудить тех, кто досадно медлит, ковать железо, пока горячо!?
   Несокрушимой твердыней стоит великий, спасший человеческую цивилизацию Советский Союз. И мы не отступим. Да и не в традициях нашей страны отступать ни перед старым, ни перед новым оружием, ни перед старым шантажом, ни перед новыми провокациями. Мы никому не грозим, никому не показываем кулак и не стучим им по столу. Да ведь нам вовсе нет и надобности стучать кулаком, ибо и без того все знают, что он у нас находится в совершенно нормальном состоянии.
   Первую годовщину 9 мая, одного из величайших дней нашей истории, мы встречаем не только с гордостью за прошлое, но и с уверенностью в будущем, с сознанием, что с каждым годом мы будем становиться все сильнее, зорко охраняя плоды нашей бессмертной победы от всяких посягательств.

Красная звезда, 1946, 8 мая, No 109.

   

3 СЕНТЯБРЯ

   Сегодня советский народ празднует годовщину победы над Японией.
   Япония вовсе не была сателлитом Германии. И, однако, если исключить Испанию Франко, то, пожалуй, нигде на земном шаре перед войной не проявлялось такого убежденного, усердного и торопливого стремления показать делом и словом свою преданность идее гитлеровского "нового порядка", как именно правящими классами Японии.
   Довоенная Япония -- империалистическая страна с многочисленным, зверски эксплуатируемым, полунищенствующим пролетариатом. Для нее было характерно быстро растущее стачечное движение: 1200 стачек с кровавыми столкновениями в 1929 г., 1825 стачек того же типа в 1930 г., 2456 -- в 1931 г. Монополистический капитализм в Японии теснейшим образом переплетался с имевшими огромное распространение элементами феодализма.
   Это особенно ухудшало положение трудящихся -- рабочего класса, крестьянства. Японское крестьянство стонало под двойным ярмом -- жесточайших феодальных повинностей и хищнического капиталистического гнета. Недовольство народных масс Японии существующими порядками росло и принимало все более острый характер. Это, в свою очередь, вызывало тревогу правящих классов Японии -- капиталистов и помещиков -- и ставило перед ними вопрос: как быть дальше?
   Ответ был дан еще до того момента, когда Гитлер пришел к власти в Германии. Уже с середины 20-х годов в Японии, в особенности среди морских и сухопутных офицеров, широко распространялись и с восхищением воспринимались "откровения" Геббельса, Гесса, Карла Гаусгофера, такие лозунги, как "Долой парламент!", "Индивидуальное устранение слабодушных министров и радикальных газетных редакторов и сотрудников!", "Индивидуальная ликвидация коммунистических рабочих вожаков на фабриках!" и т. д. Дело сильно облегчалось существованием старого фетиша: вера в "божественную природу" императорской власти крайне помогла фашизму в Японии. Первая, вполне успешная для него проба сил была японским фашизмом проведена в 1932 г.-- и именно под такими демагогическими лозунгами: "Долой парламентских дельцов и предающих родину, трусящих перед иностранными державами министров!", "Все, как один человек, на защиту священной власти сына солнца, во имя святого культа предков!"
   Неорганизованность и низкий уровень политической сознательности масс, вполне заслуженная непопулярность продажного японского парламента, суеверные пережитки, связанные с особой монарха, сыграли здесь свою роль. Проба сил фашизма состояла в том, что стали применяться террористические акты, и они остались вполне безнаказанными, по точному образчику того, что соответственно происходило в Германии еще до гитлеровского периода -- при Эберте, Шейдемане, Брюннинге и т. д. С этого началось.
   15 мая 1932 г. состоялась уже широко поставленная репетиция: группами офицеров в полной военной и военно-морской форме были одновременно брошены бомбы в дома хранителя печати Макино, адмирала Судзуки и еще в некоторые здания. Убив и переранив очень много лиц, офицеры спокойно пошли затем в 6-м часу вечера гулять по главным улицам Токио. Около 20 из них ворвалось во время прогулки в дом первого министра Инукаи. Перебив охранявшую его полицию и войдя в кабинет, они убили и его. Проба сил удалась. Больше тысячи офицеров открыто заявили, что они перебьют всех, кто будет противиться установлению во всей полноте неограниченной, священной власти императора и "истинных слуг" его.
   Фашизм, восторжествовавший окончательно в Германии, спустя несколько месяцев, в январе 1933 г., и превративший Гитлера в диктатора Германии, сделался с той поры полным владыкой и в Японии. Этого добились истинные хозяева Японии -- магнаты капитала, хозяева промышленных монополий, банковские короли, владельцы помещичьих латифундий и т. д. Они устранили "слабое" правительство и установили режим фашистской диктатуры, который по германскому образцу должен был им обеспечить беспощадное кровавое подавление малейшего недовольства народных масс. И если уже с самого начала гитлеризм стал образчиком для подражания во внутренней политике японского правительства, то еще несравненно сильнее оказалось здесь влияние внешнеполитической доктрины гитлеризма. В 1934 г. бывший японский министр Танака заявил: "Если доблестный вождь Германии находит, что немцам негде жить на их все же широкой территории, то что же сказать о нас?"
   Когда вскоре после убийства Инукаи офицеры сделали военным министром генерала Араки, Усида превратился из управляющего Маньчжурской железной дорогой в министра иностранных дел, а воинствующий фашист Саито стал первым министром, то и слепому было ясно, куда идет Япония. С каким упорством прославлялось в Японии все, что делали гитлеровцы, придя к власти, особенно в области внешней политики! Луп Барту мешает? Король Югославии мешает? Пристрелить того и другого! Австрийские канцлеры не хотят присоединения к Германии? Перестрелять их! Договоры мешают? В сорную корзину их! Чемберлену дано обещание удовольствоваться Судетами и не трогать дальше Чехословакию? "А кто же виноват, что он так глуп и поверил?" Эта классическая фраза из неопровергнутого интервью Гесса с южноамериканским корреспондентом была немедленно перепечатана в Японии и произвела в милитаристских кругах отраднейшее, бодрящее впечатление.
   Словом, все шлюзы были открыты, все стеснения и церемонии были отброшены. Успех, неизменный успех гитлеровской наглости просто околдовал, загипнотизировал японских правителей. Все дозволено, не позволено лишь одно -- пропустить момент. Германии все стало так чудесно удаваться, как только "доблестный фюрер" научил ее, что совесть есть "отвратительный, разлагающий предрассудок".
   В Японии цитировали очень часто, еще до войны, знаменитые разоблачения раскаявшегося фашиста Раушинга о беседах с Гитлером, но цитировали высказывания фюрера вовсе не с порицанием, а с восхищением: "Когда ваш противник с вами договаривается, то вы должны всегда оставлять его под впечатлением, что все улажено, когда на самом деле ничего но улажено"!
   Была готова доктрина: японская "геополитика" была столько же законченно проста и понятна, как и германская: "Захватывай и грабь чужую землю!" Была готова и мораль: "Все для удачного ограбления противников".
   Но кто главные противники? Тут, как мы теперь знаем, в императорском совете возникли разногласия и получилась некоторая неувязка. Скрещивались различные планы, и все началось в действительности совсем не так, как об этом долго мечталось в окружении Хирохито.
   Дело в том, что еще с 1938 г., уже когда установка была взята совершенно определенно на войну (и именно на согласованную с Гитлером войну), решено было под прямым влиянием Араки и не только подавляющего большинства генералитета, но и офицерства выступить против России. Здесь впервые сказалось абсурдное, просто загадочное заблуждение, которому вконец суждено было впоследствии погубить и Германию и Японию. Не в том была странность, что японская военщина преувеличила свои силы и считала Россию не подготовлен пой к обороне. Подобные просчеты нередко встречались в истории войн. Непонятным является другое. Как могли выкрики истерического кретина, несшиеся из Нюрнберга и Берхтесгадена, как могли лживые, курьезнейшие нелепости геббольсовской пропаганды до такой степени обуять этих обыкновенно более трезвых дальневосточных хищников? Как они пришли к убеждению, что Россия не в состоянии выдержать ни одного сильного удара, что вообще и государством-то ее считать уже нельзя (как официально учил об этом главный гитлеровский "государствовед" Бокгоф)? Ведь даже такой мошенник, проходимец и авантюрист, как Муссолини, предостерегал берлинского партнера против этих "увлечений".
   Конечно, основная беда бандитов из Токио, как и бандитов из Берлина, заключалась в полном, глубочайшем непонимании того, какой великой мощью обладает Советское государство, рожденное Октябрьской Социалистической революцией. Когда японская официальная пресса, а затем и их правители вдруг ни с того ни с сего предложили нам "продать" Владивосток, или когда Сигэмицу явился в Москве в Наркоминдел и заявил, что русские должны отойти от Хасана не потому, что у японцев есть права на него, а просто потому, что Японии так хочется,-- то эти выходки, которые теперь, в 1946 г., вероятно, самим уцелевшим провокаторам представляются курьезными проделками психопатов, тогда японцам казались естественными, ловкими, молодецкими подражаниями фюреру из Берхтесгадена.
   Но еще загадочнее другое. Под Хасаном японцы потерпели серьезное поражение. Под Халхин-Голом разгром японских частей был еще позорнее. И хотя многих все эти факты образумили, хотя после 1939 г. снова стали отчасти возвышать свои голоса те японские деятели из императорского совета, кто стоял за сохранение до поры до времени мира с СССР, но все-таки "антикоминтерновский пакт" держался крепко, всячески пропагандировался и прославлялся в Японии. Хасан и Халхин-Гол были признаны досадными случайностями, которые не должны повториться.
   Мы теперь знаем, что последние годы перед войной и первые годы войны были в Японии посвящены деловым сношениям с белогвардейскими организациями, с разбойничьей бандой Семенова, выработке планов захвата Советского Дальнего Востока и Сибири и окончательному оформлению обширной разработанной программы "справедливого" (без обиды для немецкого союзника) раздела СССР. Но решено было не сразу, т. о. не 22 июня 1941 г., приняться за дело, а пообождать, тем более что и ждать-то приходилось недолго: только до 15 сентября или 15 октября, или уж, на худой конец, до 1 декабря того же 1941 г., т. е. до "неминуемого" взятия Москвы немцами...
   Будущим, отдаленным от нашей эпохи историкам покажется, вероятно, загадочнее всего именно несокрушимая прочность этой засевшей в головах не только германской, но и японской военщины идеи о том, что Советский Союз не только будет разгромлен, но и навсегда кончится самостоятельное существование народов, его составляющих.
   Ведь министр Танака не шутил, а самым серьезным образом полемизировал с берлинским союзником и огорчался по поводу жадности немцев, которые упорно настаивают, что все земли Советского Союза на запад от Урала должны остаться навсегда в руках Германии, а все земли на восток от Уральского хребта пойдут Японии.
   В некоторые органы прессы (например, "Джапан таймс") неоднократно проникали отголоски этих сетований Танака и его сторонников. В самом деле, какая некрасивая жадность! -- заявляла пресса Танака,-- ведь восточный берег Волги на ее нижнем течении от Сталинграда до Каспийского моря географически, геологически, этнографически и есть истинный рубеж Азии, значит здесь, а не на Урале, должны быть границы между Германией и Японией,-- не так ли?
   Но немцы держались твердо и ни за что не уступали "своей" Волги! Риббентроп уже стал даже поговаривать, что немцы и японцы должны встретиться и пожать друг другу победоносные длани где-то на Сибирской железной дороге. Станция пока не уточнялась. Танака считал эту германскую претензию на часть Сибири уже явным покушением на японские нрава!
   Так начинались некоторые трудности но разделу добычи, но что самая добыча уже у них в руках,-- в этом хищники впервые стали несколько сомневаться только после зимы 1942 г. Теперь, когда сговорившиеся и уже даже несколько обижавшиеся друг на друга союзники лежат во прахе, проиграв в азартной, авантюристической игре не только свое настоящее, но и свое будущее,-- этот вопрос о причинах такой непоколебимой, прямо маниакальной уверенности в близком полном исчезновении СССР и в своей обеспеченной нобеде приобретает не только исторический, но и живой политический интерес.
   Ведь японская военщина и гитлеровская банда в Германии в какой-то мере понимали, например, Англию, Америку, понимали еще другие державы, но понять Советский Союз они оказались абсолютно бессильны. Герцен говорил но одному поводу, что реакционеры той или иной абсолютистской страны еще могут понять английских правящих либералов вроде Гладстона, "но сочувствию маленьких пауков к большому тарантулу", но, например, понять инсуррекционного вождя Гарибальди они никак не в состоянии. Нечто подобное, но в несравненно большей степени, имело место и тут. Бессилие уразуметь, что социализм, советский строй создали могучее государство, что отказ от националистического великодержавного преследования малых народностей, создает, а не уничтожает в стране реальное единство населяющих ее народов; закоренелая, абсолютно ложная мысль о том, что с исчезновением эксплуататоров в России якобы испарился патриотизм, тогда как он, наоборот, достиг невиданной силы,-- вот что погубило берлинских учителей и восторженных токийских учеников.
   Это непонимание именно и порождает роковую но своим последствиям уверенность в мнимой советской слабости и в собственных преимуществах. Враги СССР очень хорошо знали всегда, почему они ненавидят наш Советский Союз, но почему он оказался так неслыханно силен, они не только никогда не понимали, по самый факт его могущества не захотели признать н учесть даже после Хасана и Халхин-Гола. Понадобился Сталинград и потребовалось затем истребление или пленение, после краткой, но жесточайшей борьбы, всей японской прекрасно вооруженной армии в Маньчжурии летом 1945 г. нашими геройскими войсками, чтобы в Японии окончательно поняли роковую ошибочность расчетов министра Танака... Это не значит, что ошибка понята везде и что она всюду учитывается по достоинству *и во всей, своей логической полноте.
   Ошибки и просчеты -- вещь живучая, это и доказывать не приходится. Вся мировая история это иллюстрирует с полной убедительностью. Часто бывало так, что требовалась не одна гекатомба жертв, чтобы покончить с укоренившимся заблуждением.
   Мы читаем нынешнюю мировую прессу и буквально на каждом шагу слышим старые лозунги и возгласы, встречаем старых, хорошо приглядевшихся знакомцев, хотя, конечно, переодетых в другой костюм. Тут и могучая, высоконравственная, истинно религиозная раса, которую всеблагой творец, давно ей протежирующий, снабдил очень кстати новым оружием для "руководства" всем человечеством. Тут и совсем недавнее заявление из очень близких к правящим сферам и к бирже на Уолстрите кругов о том, что англосаксы отныне "должны вести борьбу против СССР с агрессивных позиций". Тут, наконец, правда, лишь пока в очень туманной форме, новая, кажущаяся ее авторам крайне удачной мысль: нельзя ли-де как-нибудь на вспомогательных ролях использовать для будущих "строгих мер" тех же немцев и японцев, ошибка которых состояла не в том идеале, который они ставили своей конечной целью, а в том только, что они неловко и не рассчитав сил взялись за дело.
   Правда, из официальных лиц, из дипломатов, находящихся на службе, ни одного, кто подобные суждения прямо высказывал бы, мы не найдем. Но достаточно и того, что подобные вещи пишутся, печатаются, читаются...
   Отрадно в годовщину дня, когда был провозглашен победоносный конец войны, низвергнувший в пропасть две хищнические державы, думать, что у нашего великого Советского государства друзей на земле все-таки гораздо больше, чем врагов, и что эти друзья искренне, без всякой задней мысли, радуются, чествуя вместо с нами день нашей общей победы. Далеко не всюду наши друзья стоят у государственного руля, но все же голос их достаточно внушителен, чтобы крайне затруднять происки, интриги, провокации тех, кто, может быть, не прочь был бы идти по следам только что раздавленных хищников.

Красная звезда, 1946, 3 сентября, No 208.

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru