Тарле Евгений Викторович
О "Севастопольских рассказах"

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:


   
   Академик Евгений Викторович Тарле
   Сочинения в двенадцати томах
   М., Издательство Академии Наук СССР, 1962
   Том XII.
   

О "СЕВАСТОПОЛЬСКИХ РАССКАЗАХ"

   В осажденном Севастополе зимой, весной и летом 1855 г. в самых отдаленных один от другого пунктах оборонительной линии неоднократно замечали невысокого сухощавого офицера, некрасивого лицом, с глубоко впавшими, пронзительными, жадно вглядывавшимися во все глазами. Он появлялся сплошь и рядом в тех местах, где вовсе не обязан был по службе находиться, и преимущественно и в самых опасных траншеях и бастионах. Это был очень мало кому тогда известный молодой поручик и писатель, которому суждено было так прославить и себя и породивший ого русский народ,-- Лев Николаевич Толстой. Наблюдавшие его тогда люди недоумевали впоследствии, каким образом он умудрился уцелеть среди непрерывного, страшного побоища, когда он будто нарочно нарывался каждый день на опасности.
   В молодом, начинавшем свою великую жизнь Льве Толстом жили тогда два человека: защитник осажденного врагами русского города и гениальный художник, всматривавшийся и вслушивавшийся во все, что вокруг него происходило. Но было в нем тогда одно чувство, которое и руководило его военными, служебными действиями и направляло и вдохновляло его писательский дар: чувство любви к родине, попавшей в тяжелую беду, чувство самого горячего патриотизма в лучшем значении этого слова. Лев Толстой нигде не распространялся о том, как он любит страдающую Россию, но это чувство проникает во все три севастопольских рассказа и каждую страницу в каждом из них. Великий художник вместо с тем, описывая людей и события, говорит о себе самом и о других людях, рассказывает о русских и о неприятеле, об офицерах и солдатах, ставит себе прямой целью решительно ничего не приукрашивать, а давать читателю правду -- и ничего, кроме правды.
   "Герой же моей повести,-- так кончает Толстой второй свой рассказ,-- которого я люблю всеми силами души, которого старался воспроизвести во всей красоте ого, и который всюду был, есть и будет прекрасен,-- правда".
   И вот перед нами воскресает, под гениальным пером, героическая оборона Севастополя. Взяты только три момента, выхвачены только три картины из отчаянной, неравной борьбы, почти целый год не стихавшей и не умолкавшей под Севастополем. Но как много дают эти картины! Эта небольшая книжка -- не только великое художественное произведение, но и правдивый исторический документ, свидетельство проницательного и беспристрастного очевидца, драгоценное для истории показанием участника.
   Первый рассказ говорит о Севастополе в декабре 1854 г. Это был момент некоторого ослабления и замедления военных действий, промежуток между кровавой битвой под Инкерманом (24 октября/5 ноября 1854 г.) и битвой под Евпаторией (5/17 февраля 1855 г.). Но если (могла несколько поотдохнуть и поправиться половая русская армия, стоявшая в окрестности Севастополя, то город Севастополь и его гарнизон и в декабре не знали передышки и забыли, что значит слово "покой". Бомбардировка города французской и английской артиллерией не прекращалась. Руководитель инженерной обороны Севастополя полковник Тотлебен очень торопился с земляными работами, с возведением новых и новых укреплений. Солдаты, матросы, рабочие трудились под снегом, под холодным дождем, без зимней одежды, полуголодные, и трудились так, что неприятельский главнокомандующий, французский генерал Канробер, спустя сорок лет, не мог без восторга вспомнить об этих севастопольских рабочих, об их самоотвержении и бесстрашии, о несокрушимо стойких солдатах, об этих, наконец, шестнадцати тысячах моряков, которые почти все полегли, вместе со своими тремя адмиралами -- Корниловым, Нахимовым и Истоминым, но не уступили порученных им в обороне Севастополя рубежей.
   Толстой рассказывает о матросе с оторванной ногой, которого несут на носилках, а он просит остановить носилки, чтобы посмотреть на залп нашей батареи. Подлинные документы, сохранившиеся в наших архивах, приводят сколько угодно точно таких же фактов. "Ничего, нас тут двести человек на бастионе, дня на два еще нас хватит!" Такие ответы давали солдаты и матросы, и никто из них при этом даже не подозревал, каким надо быть мужественным, презирающим смерть человеком, чтобы так просто, спокойно, деловито говорить о своей собственной завтрашней или послезавтрашней неизбежной гибели! А когда мы читаем, что в этих рассказах Толстой говорит о женщинах, то ведь каждая его строка может быть подтверждена десятком неопровержимых документальных свидетельств. Жены рабочих, солдат, матросов каждый день носили мужьям обед в их бастионы, и нередко одна бомба кончала со всей семьей, хлебавшей щи из принесенного горшка. Безропотно переносили страшные увечья и смерть эти достойные своих мужей подруги. В разгар штурма 6/18 июня жены солдат и матросов разносили воду и (квас по бастионам -- и сколько их легло на месте!
   Второй рассказ относится к маю 4855 г., а помечен этот рассказ уже 26 июня 1855 г. В мае произошла кровавая битва гарнизона против почти всей осаждающей армии неприятеля, желавшей во что бы то ни стало овладеть тремя передовыми укреплениями, выдвинутыми перед Малаховым курганом: Селенгинским и Волынским редутами и Камчатским люнетом. Эти три укрепления пришлось после отчаянной битвы оставить, но зато 6/18 июня русские защитники города одержали блестящую победу, отбив с тяжкими для неприятеля потерями общий штурм, предпринятый французами и англичанами. Толстой не описывает этих кровавых майских и июньских встреч, но читателю рассказа ясно по всему, что совсем недавно, только что произошли очень крупные события у осажденного города.
   Толстой, между прочим, описывает одно короткое перемирие и прислушивается к мирным разговорам между русскими и французами. Очевидно, он имеет в виду то перемирие, которое было объявлено обеими сторонами тотчас после битвы 26 мая/7 июня, чтобы успеть убрать и схоронить множество трупов, покрывавших землю около Камчатского люнета и обоих редутов. В этом описании перемирия нынешнего читателя поразит, вероятно, картина, рисуемая здесь Толстым. Неужели враги, только что в яростной рукопашной борьбе резавшие и коловшие друг друга, могут так дружелюбно разговаривать, с такой лаской, так любезно и предупредительно относиться друг к другу? Но и здесь, как и везде, Толстой строжайше правдив, и его рассказ вполне согласуется с историей. Когда я работал над документами по обороне Севастополя, мне беспрестанно приходилось наталкиваться на такие точь-в-точь описания перемирий, а ведь их было за время Крымской войны несколько.
   Да, тогдашние наши враги нисколько не походили на то подлое, беспредельно жестокое немецко-фашистское зверье, которое бросает русских детей в колодцы и выкалывает глаза русским пленным. Во время Крымской войны жизнь пленника была и для русских и для их противников священна, соблюдались международные правила ведения войны, враги сражались в честном бою. Гнусные немецко-фашистские изверги, пытающие женщин, убивающие детей и сжигающие живьем пленных красноармейцев,-- для нас не честные военные противники, в уголовные преступники, которых ждет -- и не минует! -- заслуженная ими кара.
   Третий рассказ Толстого относится к Севастополю в августе 1855 г. Это был последний, самый страшный месяц долгой осады, месяц непрерывных, жесточайших, днем и ночью не утихавших бомбардировок, (месяц, окончившийся падением Севастополя 27 августа 1855 г. Как и в предыдущих своих двух рассказах, Толстой описывает события так, как они развертываются перед глазами выбранных им двух-трех участников и наблюдателей всего происходящено. Можно десять раз перечитывать этот третий рассказ, и все-таки нельзя избавиться от чувства томящей боли, когда слышишь, как Толстой повествует о великом русском героизме, ничуть не ослабевшем в эти ужасающие последние дни и часы обреченной крепости, и об уходе нашего войска из южной части Севастополя.
   И, однако, когда закрываешь книгу, это чувство боли сменяется другим -- чувством гордости и спокойствия за нашу Родину. Геройская оборона Севастополя в 1854--1855 гг. и не менее величественная оборона этого же города в 1941--1942 гг. доказала лишний раз, что русский народ умеет любить и защищать свою страну и через всю историю свою гордо пронес героические традиции русского оружия, овевая его новой бессмертной славой в Великой Отечественной войне с остервенелыми полчищами немецко-фашистских варваров, и одному из величайших сынов России, Льву Толстому, выпало на долю прославить своими никем не превзойденными творениями две русские эпопеи: сначала Крымскую войну в "Севастопольских рассказах", а впоследствии победу над Наполеоном в "Войне и мире".
   Как хочется читать и перечитывать в наши суровые и славные дни оба эти бессмертные произведения титана русского художественного творчества!

В кн.: Толстой Л. Н. Севастопольские рассказы. М., 1943, стр. 3--6.

   

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru