Lib.ru/Классика: Тарле Евгений Викторович. Начало конца

Академик Евгений Викторович Тарле

Сочинения в двенадцати томах

М., Издательство Академии Наук СССР, 1962

Том XII.

НАЧАЛО КОНЦА

Нападение фашистских авантюристов на Советский Союз через короткий или более продолжительный промежуток времени -- этого предсказать в строгой точности нельзя -- непременно окажется историческим вступлением к полной ликвидации преступной шайки, столько лет уже позорящей человечество самым фактом своего существования.

Карикатурный образ пигмея, тянущегося за гигантом, не должен заставить нас забыть об очень правильном замечании, которое пришлось встретить в радикальной английской прессе весной 1941 г.: если немецкая "третья империя" является пародией на империю Наполеона, если "завоевания" Гитлера какие-то не "настоящие", а "поддельные", если они, по словам цитируемого английского публициста, еще гораздо менее походят на наполеоновские завоевания, чем испорченный маргарин, которым питаются несчастные подданные Гитлера, на свежее масло,-- то все-таки это не избавляет нас от обязанности вникнуть в обстоятельства, позволившие в начале второй трети XX столетия клике авантюристов поставить на мировой сцене эту пародию, разыграть этот кровавый и гнусный фарс.

Нас тут займет лишь один вопрос. Попытаемся хоть вкратце припомнить: почему так круто оборвалась великая трагедия 125 лет назад? Это нам поможет понять, почему нельзя сомневаться в недалеком уже конце и той, и а родии, которая разыгрывается вот уже несколько лет на наших глазах.

-----

Мысль целого ряда поколений не переставала работать над разрешением вопроса о причинах конечной катастрофы Наполеона, быстрота которой особенно поразительна. Возьмем момент наивысшего расцвета этой всеевропейской империи -- первые месяцы 1812 г.

Наполеон самодержавно царствует либо непосредственно через своих наместников и генерал-губернаторов, либо через вассальных, вполне покорных ему государей над территорией, которая начинается у реки Немана, в Данциге, Гамбурге, Амстердаме, а кончается в Мадриде, Калабрии, Иллирии. Одного его слова достаточно, чтобы согнать любого короля с престола, стереть е политической карты любое государство европейского континента, послать свои войска для военного постоя, куда ему заблагорассудится, и держать их там, где захочет, сколько угодно времени.

Только две державы сохраняют свою самостоятельность: Англия на крайнем Западе и Россия на крайнем Востоке. Но Наполеон не сомневается, что, покорив континент, он справится с этими двумя остающимися препятствиями.

Весной 1811 г. Наполеон принимает в своем дворце Тюильри баварского генерала фон Вреде. Генерал робко и почтительно осмеливается выразить свое мнение, что, может быть, не следует придираться к России и подготовлять нападение на нее. Наполеон повелительным жестом останавливает собеседника и отчеканивает: "Через три года я буду господином всего света!" Через три года величайшая империя, какая существовала на земле после Александра Македонского, империя Наполеона, лежала в развалинах...

Эти последние годы -- время страшной, кровопролитной борьбы -- были с чисто военной точки зрения порой (например, 1813--1814 гг.), по отзывам военных специалистов, таким же верхом совершенства в военном искусстве, как и прежние бесчисленные войны великого полководца. Силы к моменту начала этой финальной борьбы у Наполеона были гораздо больше, чем в любую из прежних войн, и разгадку крушения колоссальной монархии следует искать в более глубоких причинах, чем проигрыш того или иного сражения или даже той или иной войны.

В истории Наполеона был налицо наметившийся задолго до катастрофы перелом, безмерной важности перелом, сделавший эту катастрофу неизбежной. Без понимания этого основного факта всякое объяснение крушения империи Наполеона будет лишь повторением бесчисленных мистических, романтических и идеалистических фантазий, которых уже столько было выдвинуто в историографии.

Наполеон был несокрушим, и всякая борьба против него неизменно кончалась гибелью его противников, пока он выполнял свою роль "хирурга истории", ускоряющего торжество исторических прогрессивных начал и уничтожающего огнем и мечом обветшалый и без того осужденный на слом всеевропейский феодализм. Когда Маркс и Энгельс повторяли, что наполеоновские войны в известном смысле делали в странах континентальной Европы то дело, которое совершала гильотина во Франции в годы террора, они имели в виду именно эти годы разгрома Наполеоном европейских феодально-дворянских абсолютистских монархий. От этих страшных ударов европейский феодальный абсолютизм уже никогда не мог вполне оправиться. Сочувствие прогрессивно настроенных кругов европейского общества в покоряемых странах -- иногда скрытое, а иногда очень недвусмысленно выражаемое -- было в те годы Наполеону обеспечено.

Перелом, о которое! только что сказано, намечался давно.

После Аустерлица его уже болезненно стали ощущать в германских странах, в Бельгии, Голландии, Италии даже те, кто еще в 1804 г. не порицал Наполеона за принятие императорского титула и кто считал, что можно играть роль освободителя народов, даже нося царственную порфиру. Но после Тильзита обманываться и утешать себя стало уже невозможно.

Наполеон уже совершенно открыто в качестве руководящего принципа выдвинул те положения, которые стал проводить в сущности с давних пор. Основная историческая порочность этого руководящего принципа заключалась ни в чем, кроме голого насилия, не оправдываемом, но неуклонно проводимом различии между Францией, или так называемыми "старыми департаментами", и всей остальной завоеванной Европой, которая именовалась "новыми департаментами".

Французы -- привилегированная, господствующая раса, и именно только они должны в полной мере пользоваться всеми привилегиями, всеми экономическими выгодами, которые обеспечивает за ними победоносный меч великого императора. Остальные европейские народы предназначены быть данниками Франции.

Называя себя "императором Запада", стремясь к установлению своего всемирного владычества, Наполеон в то же самое время вполне сознательно стремился быть национальным французским государем, который имеет все основания беспощадно грабить всех остальных своих подданных во имя интересов французов.

"Национальный интерес для меня выше всего",-- говорил он, понимая при этом под национальным интересом интересы французской буржуазии, для которой Германия, Италия, Испания, Голландия, Бельгия, Варшавское герцогство и т. д. должны быть прежде всего рынками сбыта и рынками нужного сырья.

Наполеон вполне сознательно разорял те страны, которые могли бы вступить с Францией в экономическую конкуренцию, и даже не скрывал, что французы достойны исключительного покровительства не только потому, что они наиболее "верные" из всех его бесчисленных подданных, но и потому, что они как раса стоят выше всего человечества. Выражал оп эту мысль с той непосредственностью и даже простодушием, которые были ему свойственны вследствие непоколебимой уверенности в непогрешимости своих основных принципов. Он, например, при исчислении военных потерь считал настоящими потерями, о которых стоит говорить, только те, которые несла французская часть его многонационального воинства.

Вот, например, как успокоительно говорил Наполеон о страшной гибели великой армии в русских снегах: "В России наши потери были значительны, но не таковы, как это воображают себе. Императорская армия насчитывала едва 140 000 человек, говорящих по-французски, и кампания 1812 года собственно старей Франции обошлась только в 50 000 человек". Он с удовлетворением отметил это и в своем знаменитом разговоре с князем Меттернихом 28 июня 1813 г. в Дрездене, когда отказался заключить с союзниками мир. Вспомнив о 1812 г., он признал, что в числе погибших "было 100 000 лучших французских солдат. О них я действительно жалею. Что касается остальных, то ведь это были итальянцы, поляки и главным образом немцы!"

При слове "немцы" император сделал пренебрежительный жест.

"Допустим,-- ответил Меттерних,-- но согласитесь, государь, что это не такой аргумент, который вашему величеству следует приводить, когда вы говорите с немцем".

Наполеон экономически угнетал и разорял население в покоренной Европе не только континентальной блокадой, но и железным гнетом, который он проводил именно в хозяйственной области, стремясь поставить Европу в такое положение, чтобы она не могла выбиться на дорогу самостоятельной экономической жизни. Он воспрещал установку новых машин и механических станков в покоренных странах, приказывал вывозить из Италии шелк- сырец, нужный лионским фабрикантам, а итальянским шелкоделам предоставлять только те запасы, которые не нужны будут французам, сознательно препятствовал проведению в покоренной Европе нужных для торговли путей, приказал перегонять из Испании во Францию тысячи и тысячи тонкорунных мериносов, лишая испанскую промышленность тонкой шерсти, и т. д. В области, так сказать, "идеологической" он нисколько не стеснялся при каждом удобном случае указывать на то, что французы уже по праву рождения стоят неизмеримо выше прочего человечества.

После Тильзита, когда Наполеоп стал быстро утрачивать понятие о границах между возможным и невозможным, он предстал окончательно перед населением покоренной Европы и именно перед тем прогрессивным классом, каким являлась тогда буржуазия, в образе уже не освободителя, а жестокого тирана, делящего людей на категорию господ и категорию рабов, причем в первой категории оказываются французы, а во второй -- все остальные покоренные народы. На пето стали смотреть, как на беспощадного деспота, сознательно разоряющего страны и народы, имевшие несчастье подпасть под его иго, и избавление от этой чудовищной тирании сделалось мечтой всего прогрессивного европейского человечества.

Огромный интерес представляет собой тот феномен, который можно назвать разрушением великой армии и который был теснейшим образом связан с только что указанным переломом в исторической деятельности Наполеона. Армия Наполеона была непобедимой в первые годы его царствования. Но, по мере того как в нее вливались чуждые французам элементы, менялся и дух этой армии, исчезало прежнее ее монолитное единство, которое делало ее таким несравненным орудием в руках вождя. Былая непобедимость наполеоновской армии стала исчезать еще задолго до 1812 г. Не считаясь абсолютно ни с чем, Наполеон гнал на Россию не только солдат всей разноплеменной покоренной им Европы, но даже испанцев из захваченной им части Пиренейского полуострова, хотя испанский народ вовсе еще не мог считаться покоренным и продолжал оказывать завоевателю ни на день не прекращавшееся яростное сопротивление.

В одной из моих работ отмечено возмущение приведенного Наполеоном в Россию испанского отряда, который собирался перебить французских офицеров и объявил, что сражаться против русских не желает. Ровно 50% этого отряда было расстреляно на месте по приговору военно-полевого суда. Но очень легко себе представить, усердно ли сражалась против русских другая, уцелевшая половина отряда.

Биться за чужое дело, за угнетателя и разорителя родины, понимая, что каждая его победа все более закрепляет цепи рабства, наложенные им на всю Европу, оказывалось выше сил человеческих. Это разложение некогда непобедимой армии бросалось в глаза всем сподвижникам Наполеона задолго до того, как насильно пригнанные им на лейпцигское кровавое поле саксонцы вдруг, в разгар боя, полностью перешли на сторону враждебной Наполеону коалиции, повернули немедленно свои пушки в обратную сторону и начали расстреливать в упор французов.

Непобедимость французской армии исчезла, таким образом, именно тогда, когда Наполеон отвернулся от завершения того прогрессивного исторического задания, которое он выполнял, когда распался ореол борца против феодальной реакции и когда все приобретенное им безмерное могущество стало служить не только реакционным, но и, по существу, совсем невыполнимым задачам: превращению французов в господствующий народ, а всяких иноплеменников -- в бесправные и бессловесные объекты, в рабочий, вьючный скот.

И при этом нужно еще заметить, что разложение армии долго сдерживалось некоторыми исключительными условиями, в которых протекали эти последние годы наполеоновского владычества:

1) армия, если не считать 1812 г., жила и воевала в материально удовлетворительных условиях, и в 1813, 1814 и 1815 гг. наполеоновские солдаты имели вдоволь мяса, масла, сала, хлеба, вина;

2) командовал этой армией первый военный гений всемирной истории;

3) вражеское командование даже отдаленно не могло после смерти Кутузова ни в 1813, ни в 1814, ни в 1815 г. соперничать с Наполеоном в военном искусстве;

4) в течение всей этой отчаянной борьбы Франция ("старые департаменты") была совершенно покорна Наполеону и французский тыл делал все от него зависящее, чтобы поддержать фронт.

Другими словами, сошлись такие обстоятельства, благоприятные для завоевателя в период его финальной борьбы, которые решительно никогда в истории в подобных случаях не повторялись в прошлом и не могут повториться в будущем.

И ото еще нс все. Было налицо еще одно историческое обстоятельство, также неповторимое: ведь не забудем, что, по условиям общественного развития в его тогдашней стадии, освободительную борьбу против Наполеона возглавили те самые представители старой, феодальной абсолютистской Европы, от которых освобождающаяся Европа не могла ждать какого-либо нового слова и прогрессивного устремления.

"Наполеон додразнил другие народы до дикого бешенства отпора, и они стали отчаянно драться... На этот раз военный деспотизм был побежден феодальным",-- сказал Герцен. Следовательно, благоприятным для Наполеона обстоятельством было и то, что возглавлявшие борьбу против пего государственные люди нс могли противопоставить ему никакой самостоятельной прогрессивной идеологии.

И, несмотря на все эти благоприятные условия, Наполеон все-таки не мог не погибнуть. Все указанные благоприятные условия могли только сдержать, отсрочить его гибель, так же как сдержали его гибель финансовые средства, имевшиеся до последнего момента в его распоряжении, платеж полноценной золотой монетой за провиант и за все, что французские военные власти покупали для армии в 1813 г. у населения. Не помогла и та "сытость" крестьянского населения Франции, Западной и Центральной Германии и Бельгии, которая так обращала на себя внимание союзников, двигавшихся за отступающим Наполеоном в глубь его империи.

Всех этих условий оказалось достаточно только для того, чтобы продлить наполеоновское сопротивление, по не предотвратить распад и гибель империи. Полное презрение и к материальным интересам и к человеческому достоинству покоренных народов, деление на овец и козлищ, деление людей на расу господ и расу рабов разложило армию, как оно разложило и самый фундамент построенного Наполеоном грандиозного политического сооружения.

И следует признать справедливым воззрения тех историков, которые говорят, что удивительно не падение наполеоновской деспотии, а необычайная продолжительность ее агонии. Эта продолжительность объясняется прежде всего только что перечисленными благоприятными для Наполеона условиями, в которых протекала его последняя борьба.

"Единственная революция, которая в самом деле страшна,-- говорил Наполеон,-- это революция, происходящая от пустого желудка". От этой революции ему удалось уберечься, но и это было лишь отсрочивающим, а нс предупреждающим катастрофу обстоятельством.

Если мы обратимся к начальному моменту крушения империи, к той войне 1812 г., которую князь Талейран окрестил бессмертным выражением "начало конца", то мы должны будем признать, что рядом с разнообразными причинами, сыгравшими свою роль в подготовке вторжения, имело значение и то затемнение былой светлой политической мысли, которое сделалось таким характерным для Наполеона с тех пор, как он подпал под власть идеи о мнимом предназначении Франции господствовать над всеми народами земли и мнимой своей "миссии" организовать и возглавить это владычество французской расы. Что такое Россия? Так же как и все прочие народы, она предназначена покориться. Если она смеет претендовать на самостоятельную политику, то это только значит, что "Россия увлекается роком". Вот эту мысль в нескольких вариантах он повторял не раз и не два до того момента, когда она попала в его воззвание о начале нашествия на Россию.

Почему бы не положить несколько сот тысяч рабов, если таким путем можно приобрести новую колонию? А единственная потеря, о которой стоит говорить, будет небольшая, так как настоящих французов из "старых департаментов" и вообще в армии немного. Беспредельная личная гордыня тесно соединилась в Наполеоне, после его неслыханных побед, с безумием расового эгоизма, который был тем страшнее и ненавистнее для покоренных народов, что внушался и осуществлялся с железной последовательностью.

Наполеон поставил перед европейским человечеством задачу: либо отрешиться от мысли, что когда-то у Европы было свое прошлое и возможно свое будущее, независимое от чужеземцев-завоевателей, либо, предприняв борьбу не на жизнь, а на смерть, низвергнуть деспота и доказать, что предназначение французской расы к мировому владычеству является лишь политическим бредом.

Именно русскому народу выпала на долю наиболее тяжелая часть великой борьбы. Именно в России впервые рассеялось, как призрак, так долго державшееся убеждение в непобедимости наполеоновской армии.

-----

24 июня 1812 г. величайший полководец всемирной истории перешел границу русского государства -- и наступило, по выражению Талейрана, "начало конца" его всеевропейского владычества. 22 июня 1941 г. через нашу границу переступила армия, посланная на убой человеком, который привык к блестящим победам только над безоружными и никогда никаких других не одерживал.

Его страна голодает так, как при Наполеоне никогда не голодали наиболее обделенные природой захолустья огромной наполеоновской империи. В армии, которая еще пока под страхом расстрела повинуется ему, в каждом полку, в каждой роте даже самых национально "чистых" частей царят классовая ненависть, рознь, непонимание, каких никогда не знала в подобной степени французская часть "великой армии".

Пример Наполеона лишний раз заставляет убедиться, до какой степени даже самый исключительный и разносторонний гений оказывается бессильным и неминуемо гибнет, когда ставит перед собой совершенно неисполнимые, внушенные исключительно грубым политическим национальным эгоизмом задачи мировой беспощадной эксплуатации.

В 40-х годах XIX столетия Мишле в одной из своих лекций в Коллеж-де-Франс поставил такой вопрос: мог ли Наполеон увлечься теми же целями владычества, если бы он не был Наполеоном, а был обыкновенным человеком? И на этот вопрос республиканец Мишле дал такой ответ: конечно, мог бы, но несравненно легче можно было бы его обезвредить. Конечно, Мишле не предвидел, что плутократическая кучка отдаст его несчастную родину скрученной по рукам и ногам палачам, насильникам и грабителям, сравнительно с которыми Наполеон может считаться образцом гуманности, благородства, уважения к человеческой личности и к законности.

Не предвидел Мишле и того, что великому русскому народу в конечном счете суждено снова освободить Европу и освободить ее от несравненно худшего, гнуснейшего и постыднейшего ярма, притом наложенного не могучей рукой гениального стратега после отчаянной многолетней вооруженной борьбы, а без всякой попытки сопротивления со стороны жертв, наложенного руками биржевиков, шпионов, продажных политиков, эксплуататоров и паразитов, исключительно путем подлейшего предательства.

Эта немногочисленная, но опаснейшая международная, пестрая по составу клика и является в социальном смысле и в понимании геббельсов и розенбергов той вполне реально существующей "высшей расой", в интересах которой они в самом деле стараются...

К великому счастью для нашего отечества, начало конца уже обозначилось, как бы ни была еще велика и нелегка борьба.

И опять русскому пароду суждено сыграть в трудном и благородном деле освобождения народов инициативную и решающую роль.

Большевик, 1941, No 11--12, стр. 32--37.

Оставить комментарий Тарле Евгений Викторович (yes@lib.ru) Год: 1941 Обновлено: 27/04/2023. 21k. Статистика. Статья: Публицистика Прочая публицистика	Скачать FB2 Ваша оценка:

Тарле Евгений Викторович Начало конца

НАЧАЛО КОНЦА

Тарле Евгений Викторович
Начало конца