Тарле Евгений Викторович
Печать во Франции при Наполеоне I

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

Печать во Франціи при Наполеонѣ I.

   Всякій историкъ, которому приходилось работать надъ наполеоновскимъ періодомъ, знаетъ, что пресса временъ первой имперіи рѣшительно ничего ему дать не можетъ, занимается ли онъ политическою, экономическою или культурною стороною этой эпохи. Всякій, кто хоть разъ просматривалъ газеты наполеоновскаго времени, согласится, что трудно себѣ представить болѣе безплодную пустыню, нежели область "интересовъ", касаться которыхъ было возможно въ печати въ эти памятные годы. Но, конечно, самый вопросъ о положеніи печати никогда не можетъ быть безразличнымъ при анализѣ культурнаго состоянія общества, и, въ частности, отношеніе наполеоновскаго правительства къ прессѣ уже разсматривалось въ 1882 г. въ книгѣ Henri Welschinger (La censure sous le Premier Empire). Эта книга, собственно, единственная серьезная попытка научнаго изслѣдованія вопроса {Конечно, я не причисляю къ научнымъ работамъ ни брошюрку Baudoin'а, Nоticе sur la police de la presse et de la librairie (Paris 18521, гдѣ перепечатаны кое-какіе законодательные акты о печати, ни тѣмъ болѣе очеркъ Armand Bourgeois, Le general Bonaparte et la presse de son époque. Курьезно, что одинъ библіографъ, очевидно, Знавшій очеркъ Bourgeois только по заглавію, но не потрудившійся даже мелькомъ взглянуть на него, не колеблясь причислилъ его къ числу работъ, говорящихъ о положеніи печати при Наполеонѣ. А на самомъ дѣлѣ этотъ очеркъ состоитъ исключительно изъ перепечатокъ изъ разныхъ современныхъ Наполеону газетъ о его дѣяніяхъ,-- и больше ровно ничего тамъ нѣтъ!}. Но авторъ, конечно, не исчерпалъ своей темы. Мнѣ приходилось и приходится, работая надъ документами, касающимися соціально-экономической исторіи цервой имперіи, постоянно наталкиваться на любопытныя свидѣтельства и показанія, ускользнувшія отъ вниманія Welschinger или, просто, не вошедшія въ намѣченный имъ планъ изслѣдованія. Немало такого же интереснаго матеріала попадалось мнѣ и во время долголѣтняго и непрерывнаго просматриванья по разнымъ поводамъ тридцатидвухтомной Correspondance Наполеона,-- настольнаго изданія для всякаго, кто занимается западно-европейской исторіей начала XIX вѣка. Этотъ постепенно накоплявшійся матеріалъ я дополнилъ болѣе спеціальнымъ изученіемъ особыхъ картоновъ Національнаго архива, гдѣ хранятся документы управленія по дѣламъ печати и другія бумаги того же порядка, касающіяся прессы (особенно F18 414--415--416--417--418 и F7 3452-- до 3463).
   Въ результатѣ у меня получилась картина бытового, такъ сказать, характера,-- изображеніе повседневнаго быта печати и отношенія власти къ печати при Наполеонѣ,-- и въ предлагаемой небольшой работѣ я хочу ознакомить читателя съ этими документальными свидѣтельствами. При этомъ я старался либо вовсе не касаться предметовъ, уже болѣе или менѣе извѣстныхъ (вродѣ преслѣдованій противъ г-жи Сталь) и выясненныхъ въ достаточной степени вышеупомянутымъ французскимъ историкомъ (о личности цензоровъ, о театральной цензурѣ и т. п.),-- либо касаться ихъ какъ можно болѣе сжато. Моя цѣль -- освѣтить нѣкоторыми новыми фактами вопросъ о состояніи французской прессы въ ту эпоху, когда, по выраженію Пушкина, "новорожденная свобода, вдругъ онѣмѣвъ, лишилась силъ".
   

I.

   Какъ всегда, когда рѣчь идетъ о правительственной политикѣ Во Франціи въ эпоху первой имперіи, нужно начинать съ воззрѣній самого императора на тотъ или иной предметъ. Онъ, правда, и въ этой области, въ дѣлѣ обузданія печати, нашелъ рядъ очень активныхъ помощниковъ и исправныхъ исполнителей (достаточно назвать министровъ полиціи -- сначала Фуше, потомъ Савари,-- и директоровъ управленія по дѣламъ печати -- сначала Порталиса, потомъ генерала Поммерёля);но и здѣсь, какъ и во всѣхъ другихъ областяхъ государственной политики, Наполеонъ не только царствовалъ, но и управлялъ, и его желѣзная воля господствовала и въ главномъ, и въ частностяхъ.
   Какъ же Наполеонъ относился къ печатному слову?
   Не буду много распространяться о книгахъ, о философско-политическихъ направленіяхъ. Наполеонъ, какъ извѣстно, ненавидѣлъ "идеологію", ненавидѣлъ всю общественно-философскую литературу XVIII столѣтія и все умственное теченіе, характерное для революціонной эпохи, вышедшее изъ литературы XVIII вѣка и еще не исчезнувшее изъ жизни, не смотря на всю реакцію въ обществѣ. Въ частности,-- какъ я имѣлъ случай выяснить въ другомъ мѣстѣ,-- {Тарле, Континентальная блокада (Москва 1913), passim.} онъ съ особымъ отвращеніемъ и презрѣніемъ относился къ соціально-экономическимъ построеніямъ физіократовъ и ихъ эпигоновъ. Поэтому нечего много говорить о томъ, что всѣ книги и статьи, имѣвшія какое-либо идейное отношеніе (даже враждебное,-- но сопряженное съ сколько-нибудь обстоятельной критикой) къ литературѣ философской и философско-религіозной XVIII столѣтія сплошь и рядомъ запрещались; уничтожались новыя изданія, конфисковывались при случаѣ старыя. Придирчивость при этомъ обнаруживалась немалая. Напримѣръ, въ августѣ 1811 года, когда нашествіе на Россію было уже дѣломъ мѣсяцевъ и когда Наполеонъ, казалось, всецѣло былъ поглощенъ дипломатическою и военною подготовкою гигантскаго предпріятія, онъ все же нашелъ время разсмотрѣть каталогъ старыхъ книгъ, которыя распродавались наслѣдниками одного библіофила, и приказалъ изъять при этомъ восемнадцать названій {Нац. арх. F7 3461. St. Cloud, le 4 aoûx 1811. Signé: Napoleon.}. Вотъ нѣкоторыя изъ этихъ опальныхъ книгъ: изданіе труда публициста 16-го столѣтія Бодэна, вышедшее въ 1755 году въ сокращенномъ видѣ, сочиненіе Мирабо-отца Lettres de legislation, вышедшее въ 1775 году, сочиненія Мабли, Мерсье-де-ла-Ривьера,-- свободно появлявшіяся при Людовикѣ XVI,-- "Похвала Монтэню", написанная ла-Димери и вышедшая въ свѣтъ въ Парижѣ въ 1781 году, цѣлый рядъ книгъ чисторелигіознаго и, въ частности, деистическаго содержанія второй половины XVIII столѣтія и т. п. Все это Наполеонъ приказалъ немедленно изъять даже изъ каталога. Въ такомъ духѣ онъ дѣйствовалъ втеченіе всего царствованія.
   Кромѣ этой общей и постоянной тенденціи, у Наполеона, сообразно съ потребностями и текущими задачами политики, появлялись тѣ или иныя симпатіи и антипатіи, съ которыми обязаны были считаться не только живые авторы, но и произведенія минувшихъ вѣковъ. Такъ, нельзя было писать о революціи, о послѣднихъ Бурбонахъ; съ 1809 года нельзя было писать съ хвалою о римской куріи, о папѣ Піи VII, и, вообще, рекомендовалось поменьше писать о папахъ; до 1807 года можно было писать о Россіи, но, по возможности, бранное; послѣ 1807 года тоже можно, но непремѣнно похвальное; съ 1811 года опять можно, но больше бранное, нежели похвальное. При этомъ, сообразно съ колебаніями въ настроеніяхъ Наполеона, иногда оказывался подлежащимъ конфискаціи даже царь Соломонъ со своими притчами, ибо и въ этихъ притчахъ усматривались подозрительные намеки,-- и никто изъ издателей и авторовъ не могъ предугадать ближайшаго поворота, никто не могъ увѣренно отвѣтить на вопросъ: что именно въ предстоящемъ мѣсяцѣ окажется неподходящимъ?
   Наполеонъ понималъ, что съ книгами, съ трактатами, имѣющими нѣсколько отвлеченный характеръ, бороться труднѣе, нежели съ газетами,-- именно потому, что нельзя же писать циркуляръ, который бы чрезъ извѣстный промежутокъ времени указывалъ, какъ смотрѣть на церковь, на исторію всѣхъ европейскихъ странъ и т. п. Въ такихъ случаяхъ императоръ либо вообще запрещалъ касаться того или иного предмета, либо приказывалъ написать и издать два-три примѣрныхъ, такъ сказать, труда, по которымъ должна была бы равняться вся пресса.
   Стоя въ центрѣ разгромленной Австріи, въ 1809 году, Наполеонъ, уже предрѣшившій долгое плѣненіе римскаго папы, спѣшитъ заказать два "историческихъ" труда, которые бы подготовили оправданіе всѣхъ мѣропріятій французскаго императора. Первый трудъ долженъ называться: "Исторія конкордата Льва X" (въ XVI столѣтіи), а другой такъ: "Исторія войнъ, которыя папы вели противъ державъ, имѣвшихъ преобладаніе въ Италіи, и особенно противъ Франціи". Немного неуклюже, но императоръ за изяществомъ стиля не гонится, ему важно, чтобы точно понята была его мысль. Нужно, чтобы написалъ эти труды человѣкъ, "который постоянно остается въ принципахъ религіи", но вмѣстѣ съ тѣмъ "строго" различаетъ предѣлы свѣтской и духовной властей. И чтобы, вообще, авторъ вставлялъ "поменьше своего" (qu'én général il mette peu du sien),-- но чтобъ умѣлъ ловко цитировать, -- императоръ даже указываетъ что именно: документы, исходящіе отъ враговъ папской власти. Въ письмѣ Наполеона министру указывается точно, какіе именно выводы долженъ получить тотъ авторъ, который возьметъ на себя этотъ заказъ {Наполеонъ -- графу Биго-де-Преаменэ, министру вѣроисповѣданій Schoenbrunn, 3 octobre 1809. Corresp., XIX, 638--639.}.
   Я сказалъ, что иногда, вмѣсто изданія такихъ примѣрныхъ трудовъ, императоръ прибѣгалъ къ простому запрещенію касаться данной темы. Въ особо-трудныхъ случаяхъ оба способа комбинировались. Въ данномъ случаѣ почва для появленія этихъ заказанныхъ трудовъ была предусмотрительно расчищена.
   Когда Наполеонъ полагалъ, что тотъ или иной его поступокъ настолько громко говоритъ за себя, что никакими газетными статьями его не оправдаешь, тогда онъ призывалъ министра полиціи хранить глубокое молчаніе. Такъ было и тутъ: рядъ насилій надъ папою и, вообще, римскія дѣла -- все это какъ-то плохо выходило въ газетныхъ апологіяхъ, и императоръ не любилъ этой скользкой темы. "Я вижу съ неудовольствіемъ, что вы хотѣли составить статьи о Римѣ. Это дурной путь. Не слѣдуетъ объ этомъ говорить ни въ хорошую, ни въ дурную сторону, и объ этомъ не должно быть рѣчи въ газетахъ. Люди освѣдомленные знаютъ, что не я напалъ на Римъ; а ханжей (les faux dévots) вы не перемѣните" {Наполеонъ -- Фуше. Schoenbrunn, 27 juin 1809. Corresp., XIX, 213.}. На фонѣ этого полнаго молчанія заказанные Наполеономъ труды должны были остаться внѣ какихъ бы то ни было критическихъ отзывовъ единственнымъ голосомъ науки и общественнаго мнѣнія о римскомъ первосвященникѣ и объ исторіи папской власти вообще. И не только нельзя было писать о папской куріи,-- нѣтъ, еще раньше императоръ категорически воспретилъ газетамъ вообще говорить о церкви.Было это еще въ 1807 году.
   Едва только вернувшись изъ Тильзита, Наполеонъ приказалъ арестовать журналиста Герара, осмѣлившагося написать въ газетѣ "le Mercure" статью, въ которой были усмотрѣны нападки на галликанскую церковь (съ точки зрѣнія интересовъ папскаго преобладанія). Вотъ именно по этому поводу императоръ и подчеркнулъ, что "церковью можно заниматься только въ проповѣдяхъ", но отнюдь не въ газетахъ {Наполеонъ -- Фуше. Saint-Cloud, 1 août 1807. Corresp., XV, 578.}.
   Нельзя писать ни книгъ, ни статей о политикѣ; нельзя касаться ничего, связаннаго съ церковными вопросами и темами; рекомендуется поменьше писать даже объ отвлеченныхъ вопросахъ философіи и не трогать политико-экономическихъ сюжетовъ, дабы не заговорить даже нечаянно о "вредной сектѣ" физіократовъ.
   Таково было отношеніе Наполеона къ книгамъ, къ работамъ тяжеловѣснымъ, болѣе или менѣе абстрактнаго содержанія. Въ дальнѣйшемъ я представлю нѣкоторыя иллюстраціи того, какъ цензура осуществляла эти основныя тенденціи императора, а пока обратимся отъ книгъ къ газетамъ,-- и установимъ, къ чему сводились наполеоновскія воззрѣнія на роль прессы.
   Наполеонъ смотрѣлъ на газеты, какъ на такое зло, безъ котораго вовсе обойтись уже, къ сожалѣнію, невозможно. Мнѣ всегда казалось, что, когда онъ выражалъ скорбь по тому поводу, что его дѣятельность протекаетъ не на востокѣ, что онъ не можетъ, подобно Александру Македонскому, провозгласить себя сыномъ Бога {"Il a pu se déclarer le fils de Jupiter!" -- съ горечью и завистью говорилъ онъ объ Александрѣ Македонскомъ.} и т. п., то онъ имѣлъ при этомъ въ виду, между прочимъ, именно прессу, больше всего виновную самымъ фактомъ своего существованія въ такомъ стѣсненномъ положеніи французскаго императора сравнительно съ македонскимъ царемъ. У Наполеона антипатія къ періодической печати всегда смѣшивалась съ презрѣніемъ. Онъ этой печати какъ будто не боялся и вмѣстѣ съ тѣмъ зорко, съ болѣзненною подозрительностью слѣдилъ за нею, выдумывалъ небывалыя вины. Онъ начисто изъялъ изъ сферы печатнаго обсужденія всю внутреннюю и всю внѣшнюю политику и считалъ великою милостью дозволеніе рѣдкимъ уцѣлѣвшимъ при немъ органамъ прессы помѣщеніе лишь самыхъ коротенькихъ чисто информаціонныхъ замѣтокъ "политическаго характера", т. е. по просту замѣтокъ о новостяхъ, коротенькихъ сообщеній о фактахъ. И все-таки эти запуганныя льстивыя газеты, не смѣвшія ни о чемъ имѣть свое сужденіе (даже, какъ увидимъ, въ театральныхъ и чисто литературныхъ статьяхъ и рецензіяхъ, т. е. въ единственной области, остававшейся въ ихъ распоряженіи), даже эти жалкіе листки казались всемогущему властелину все-таки ненужными и непріятными,-- и вѣчно онъ возвращался къ мысли, нельзя ли изъ многихъ газетъ сдѣлать немногія, а изъ немногихъ одну? И то приказывалъ изъ 73 газетъ сдѣлать 13, а изъ 13--четыре, то намѣчалъ еще дальнѣйшіе планы уничтоженія. Втеченіе всего его царствованія надъ немногими уцѣлѣвшими редакціями висѣлъ Дамокловъ мечъ, тѣмъ болѣе грозный, что рѣшительно нельзя было догадаться, за что именно и когда именно онъ упадетъ и убьетъ.
   Не было того униженія, на которое бы ни шли редакторы и издатели, и все напрасно. Только къ нерасположенію, которое питалъ къ нимъ Наполеонъ, все болѣе прибавлялось презрѣніе.
   Ежедневно трепеща за свою участь, редакторы уцѣлѣвшихъ газетъ выбивались изъ силъ, чтобы внушить правительству самое твердое убѣжденіе въ ихъ безпредѣльной преданности императору. Они, напр., повадились вставлять, ни съ того, ни съ сего, въ самыхъ даже неподходящихъ случаяхъ, раболѣпные панегирики Наполеону, превозносили новую династію въ ущербъ Бурбонамъ, обличали другъ друга въ недостаточномъ рвеніи и усердіи. Но Наполеону все это тоже не нравилось: въ газетной поддержкѣ онъ вовсе не нуждался, а доносы, по крайней мѣрѣ, печатные, представлялись ему излишними. "Всѣ читаютъ "Journal de l'Empire", и, если онъ станетъ стремиться причинить зло государству, то мы не нуждаемся въ томъ, чтобы "Courrier Franèais" насъ объ этомъ предупреждалъ" {Наполеонъ -- Фуше. Finkenstein, 4 avril 1807. Corresp. XV, 23--24.}, писалъ императоръ министру полиціи въ апрѣлѣ 1807 г., въ промежутокъ времени между сраженіями при Эйлау и при Фридландѣ. Онъ намѣренъ даже закрыть "Courrier franèais" за его излишнюю ретивость, за то, что онъ смѣетъ вообще говорить о новой династіи, хотя бы восхваляя ее, о Бурбонахъ, хотя бы пороча ихъ. "Въ первый же разъ, какъ эта газета заговоритъ о Бурбонахъ или о моихъ интересахъ, закройте ее". Вообще ему не нравится, когда газеты полемизируютъ, даже если полемика касается совсѣмъ постороннихъ политикѣ сюжетовъ. "Я не придаю никакого значенія спорамъ этихъ дурачковъ",-- говорилъ онъ,-- и однако грозилъ прогнать редактора "Journal de l'Empire" и замѣнить его другимъ, именно вслѣдствіе полемическихъ увлеченій: "Придетъ время, когда я приму мѣры и отдамъ эту газету, единственную, какую читаютъ во Франціи, въ руки болѣе разумнаго и хладнокровнаго человѣка" {Ibid., 24.}.
   Какъ увидимъ дальше, смертный часъ для всѣхъ почти газетъ пробилъ въ 1811 году. Издатели были объяты трепетомъ, едва только пронесся слухъ о предстоящемъ закрытіи почти всѣхъ газетъ. Нѣкоторые бросились съ самыми униженными мольбами въ министерство полиціи; другіе обнародовали торжественные манифесты съ изъявленіемъ своихъ чувствъ къ правительству. Вотъ образчикъ: "Journal du Sоir" существуетъ уже двадцать лѣтъ... Никогда онъ не былъ ни пріостановленъ, ни арестованъ. У него четыре тысячи подписчиковъ... Его духъ -- въ томъ, чтобы не высказывать политическихъ мнѣній, кромѣ тѣхъ, которыя правительство считаетъ подходящимъ распространять (слова son esprit набраны курсивомъ въ цитируемомъ листкѣ)... Онъ обязанъ своимъ процвѣтаніемъ своему постоянному безпристрастію и своей осторожности; именно этимъ, кажется, онъ пріобрѣлъ права на благосклонное покровительство правительства, которому никогда не былъ въ тягость въ которомъ никогда не возбуждалъ неудовольствія". Но и этого мало: "Journal du Soir" хотѣлъ бы отнынѣ стать совсѣмъ правительственнымъ (le pamphlet du gouvernement) и быть еще полезнѣе казнѣ {Нац. арх. F18 412. Brèves observations et un mot en faveur du "Journal du Soir" (Печатный листокъ).} и т. д. Всѣ эти изъявленія чувствъ не по могли, и "Journal du Soir" былъ, въ числѣ прочихъ, уничтоженъ. Вообще на Наполеона никакія униженія со стороны представителей прессы нисколько не дѣйствовали. Общій тонъ насмѣшливой грубости и нескрываемаго презрѣнія къ печати никогда у него не мѣнялся сколько-нибудь замѣтно.
   Излишекъ усердія ему вообще не нравился ни въ прессѣ, ни въ академіи. Въ академіи поговорили о Мирабо; поговорили, конечно, въ самомъ благонамѣренномъ тонѣ и съ лестными сравненіями между имперіей и предшествующей эпохой. Наполеонъ недоволенъ. Дѣлится онъ своимъ, неудовольствіемъ съ лицомъ, которому надлежитъ и за академіей посматривать: съ министромъ полиціи. "Есть въ этомъ засѣданіи академіи вещи, которыя мнѣ не нравятся: оно было слишкомъ политическимъ; не дѣло президента ученаго общества говорить о Мирабо. Если ужь онъ долженъ говорить о немъ,-- онъ долженъ былъ говорить о его слогѣ; только это могло его касаться... Когда же каждый человѣкъ будетъ имѣть достаточно здраваго смысла, чтобы замкнуться въ кругъ своихъ обязанностей? Что общаго у французской академіи -- съ политикой? Не больше, чѣмъ у грамматическихъ правилъ -- съ военнымъ искусствомъ" {Наполеонъ -- Фуше. Finkenstein, 20 mai 1807. Corresp. XV, 311.}. Но закрыть академію онъ не хотѣлъ, а закрыть газету которая бы провинилась въ томъ самомъ, въ чемъ провинилась академія,-- въ "ненужныхъ", хотя бы-и благонамѣренныхъ разго ворахъ о Мирабо,-- императоръ всегда былъ готовъ.
   1 апрѣля 1811 года "Gazette de France", отличавшаяся необычайнымъ низкопоклонствомъ и льстивымъ тономъ, сочла долгомъ своимъ напечатать слѣдующую замѣтку: "Передаютъ, что въ день разрѣшенія отъ бремени ея величества императрицы было подано его величеству императору прошеніе, адресованное римскому королю (т. е. новорожденному наслѣднику. Е. Т.). Императоръ, находившійся близь колыбели новорожденнаго принца, прочелъ прошеніе вслухъ и прибавилъ съ добротою: кто ничего не говоритъ, тотъ согласенъ. Согласенъ за римскаго короля" {Нац. библ. Ec2 1."Gazette de France", 1 avril 1811.}. Замѣтка была въ томъ духѣ и тонѣ елейнаго подобострастія, въ какомъ вообще писались въ тѣ времена статьи и замѣтки, касавшіяся императорской семьи. Но Наполеонъ разсердился; онъ не любилъ умиленнаго и почтительно-игриваго тона. Редактора прогнали въ тотъ же день. "Господинъ герцогъ Ровиго, кто позволилъ "Gazette de France" помѣстить очень глупую статью, которая сегодня напечатана тамъ -- обо мнѣ? Не господинъ...? (пропускъ слова). По истинѣ, этотъ молодой человѣкъ дѣлаетъ слишкомъ много пошлостей (trop de niaiseries). Отнимите у него редактированіе газеты!". Такъ писалъ Наполеонъ министру полиціи Оавари, какъ только прочелъ статью {Наполеонъ -- Савари, герцогу Ровиго. Paris. 1 avril 1811. Corresp. XXII, 6.}.
   Газеты съ первыхъ же мѣсяцевъ 1811 года не переставали печатать самыя низкопробныя вирши "въ честь беременности ея величества"; самые читаемые органы вродѣ "Gazette de France" печатали: "съ 1 января въ Медонѣ родилось 24 дѣтей, изъ нихъ 19 мальчиковъ. Отсюда извлекаютъ выводъ, благопріятный для чаяній Франціи" {Bulletin des journaux de Paris du 15 mars 1811. Gazette de France. (Нац. apx. F7 3460).}, и тому подобныя нелѣпости. А ужь когда родился наслѣдникъ, то не помѣщать стиховъ въ честь событія, а выражать свое счастье прозою стало для газетъ не безопасно. Вотъ какое nota-bene читаю я на поляхъ ежедневнаго бюллетеня, представлявшагося министромъ полиціи императору съ выдержками изъ газетъ: "Всѣ газеты публикуютъ стихи и пѣсни о рожденіи римскаго короля. Единственно лишь "Journal des Curés" не даетъ ихъ" {Ibid., F7 3460, 24 et 25 mars 1811.}. Но эти славословія сдѣлались столь чудовищно-безвкусными и курьезными по безпредѣльному сервилизму своему, что министръ полиціи уже 31 марта 1811 г. запретилъ "безъ разрѣшенія его превосходительства печатать, стихи и прозу о римскомъ королѣ" {Ibid., Bulletin 31 mars 1811.}, т. е. обыкновеннаго надзора показалось мало для необузданной лести, сердившей властелина.
   Вообще отсутствіе всякой мѣры въ лести и низкопоклонствѣ очень часто раздражало его. Нѣтъ года, когда бы нѣсколько такихъ случаевъ не было отмѣчено въ полицейскихъ дѣлахъ. Очень было хлопотливо полиціи съ этими слишкомъ ретивыми хвалителями; особенно хлопотливо потому, что императоръ сильно сердился. Не довольствуясь непрерывнымъ, ежедневнымъ воспѣваніемъ побѣдъ, походовъ, подвиговъ Наполеона, отдѣльныхъ полковъ и всей арміи, разныхъ родовъ оружія и т. д., поэты писали оды по самымъ прозаическимъ, самымъ неподходящимъ поводамъ. Дошло до того, что 14 августа 1813 г. въ "Journal de la Marne" появилась ода въ честь свекловичнаго сахара,-- производство котораго, какъ извѣстно, Наполеонъ весьма поощрялъ (надѣясь изгнать этимъ привозный колоніальный сахаръ). Полиція обозлилась: "вѣдь стихи кончаются четверостишіемъ, похожимъ на эпиграмму {F7 3463. Bulletin du 17 août (1813). Вотъ, кстати, эти послѣдніе стихи оды (см "Journal du dep. de la Marne", No 248, Samedi 14 août 1813):
   On peut ici me contredire,--
   Mais peur finir je viens au fait:
   Vous voilà donc, sucre parfait
   De betterave! C'est tout dire!}". Но нѣтъ, это не было эпиграммою эта была благонамѣреннѣйшая ода въ полуказенной провинціальной газетѣ, которая уже давно выбивалась изъ силъ, чтобы стать образцомъ вѣрноподданическаго органа. Прямо становилось серьезной задачей полиціи: умѣрить слишкомъ необузданные восторги прессы.
   Но рвеніе болѣе ловкихъ авторовъ восторженныхъ стиховъ на разные случаи не оставалось безъ награды, хотя далеко не всѣ ею пользовались. Вотъ докладъ, который находится въ бумагахъ министерства полиціи за 1811 годъ (писанъ министромъ полиціи 14 августа 1811 года): "Государь, въ эпоху женитьбы вашего величества большое количество авторовъ составили разные стихи (diverses poé 'îes)... Ваше величество благоволили отпустить въ мое распоряженіе сумму въ 88.400 франковъ, каковая сумма была распредѣлена согласно прилагаемой при семъ таблицѣ. Въ моментъ рожденія римскаго короля я предложилъ тѣмъ авторамъ, которые обнаружили больше таланта, чтобы каждый изъ нихъ въ своемъ жанрѣ чествовалъ это памятное событіе. Я имѣю честь, государь, представить на ваше благовоззрѣніе произведенія, которыя они опубликовали. Я присоединяю при семъ тѣ произведенія, которыя были написаны въ предшествующія царствованія Кино, Лафонтэномъ и Жаномъ-Батистомъ Руссо, и, если ваше величество возьмете трудъ сравнить ихъ, ваше величество убѣдитесь, что преимущество безспорно принадлежитъ нынѣшней эпохѣ". А потому не соблаговолитъ ли его величество отпустить министру полиціи еще тридцать тысячъ франковъ? Изъ этихъ денегъ можно было бы наградить поэтовъ. "Я раздѣляю на два класса авторовъ, работавшихъ болѣе или менѣе удачно": лица перваго разряда, за свою болѣе удачную работу, получатъ по 2.400 франковъ, а второго разряда, за менѣе удачные стихи, по 1.200 фр. каждый. "Это новое благодѣяніе вашего величества еще усилитъ ихъ усердіе и превзойдетъ всѣ ихъ надежды!" Кредитъ былъ отпущенъ {F7 3461. 1) 14 août 1811. Министръ полиціи -- Наполеону; 2) черновикъ декрета объ отпускѣ 30.000 фр.}. Особенно раздражало Наполеона то обстоятельство, что газеты, желая льстить, иногда вредятъ дѣлу. Напримѣръ, въ послѣднія недѣли царствованія, когда шли битвы за битвами между наступающими союзниками и изнемогавшимъ уже Наполеономъ, парижскія газеты, превознося одну побѣду императора, писали съ восторгомъ, что эта побѣда тѣмъ славнѣе, что на каждаго француза приходилось три непріятеля. "Газеты редактируются безъ смысла",-- гнѣвно пишетъ Наполеонъ Савари.-- "Прилично ли въ настоящій моментъ говорить, что у меня было мало войска, что я побѣдилъ, внезапно нагрянувши на непріятеля, что мы были одинъ противъ трехъ? Нужно, дѣйствительно, чтобы вы въ Парижѣ потеряли голову, чтобы говорить подобныя вещи, когда я всюду говорю, что у меня 300.000 человѣкъ, когда непріятель этому вѣритъ и когда нужно говорить это до пресыщенія. Я создалъ бюро для руководства газетами; что же, оно не видитъ этихъ статей? Вы могли бы... знать, что здѣсь идетъ дѣло не о пустомъ тщеславіи и что одно изъ первыхъ правилъ войны заключается въ томъ, чтобы преувеличивать, а не уменьшать свои силы. но какъ заставить понять это поэтовъ, которые стараются польстить мнѣ и національному самолюбію, вмѣсто того, чтобы стремиться дѣлать дѣло? Мнѣ кажется.... еслибы вы отнеслись къ этому съ нѣкоторымъ вниманіемъ, то подобныя статьи, которыя суть не просто глупости, но губительныя глупости, никогда не были бы напечатаны" {Наполеонъ генералу Савари, герцогу Ровиго, министру полиціи. Château de Surville, 19 février 1814. Corresp., XXVII, 241.}.
   Вообще и въ лести, и въ богобоязненности -- всюду нужна мѣра, и императоръ постоянно находилъ, что газеты этой мѣры не соблюдаютъ (не желая замѣчать, что ихъ редакторы просто теряютъ головы отъ запуганности и торопливаго желанія угодить).
   Императоръ былъ недоволенъ, напримѣръ, излишнимъ "ханжествомъ", проявлявшимся въ газетахъ, напримѣръ въ "Journal de l'Empire" и въ "Mercure" (въ концѣ 1806 и началѣ 1807 г.).Эти газеты слишкомъ нападаютъ на "философію и человѣческія знанія" вмѣсто того, чтобы "здоровою критикою" бороться только противъ "излишествъ" философіи. "Все это не можетъ такъ продолжаться". А потому нужно "наконецъ, имѣть разумнаго человѣка во главѣ этихъ газетъ" {Наполеонъ -- Фуше. Varsovie, 14 janvier 1807. Corresp., XIV, 239.}. Наполеоновскій анализъ литературныхъ направленій часто кончался подобнымъ конкретнымъ выводомъ.
   Основной наполеоновскій принципъ, между прочимъ, состоялъ въ томъ, что газеты обязаны не только молчать, о чемъ прикажутъ молчать, но и говорить, о чемъ прикажутъ, и, главное, какъ прикажутъ говорить. И любопытно, что Наполеонъ требуетъ, чтобы всѣ газеты въ строгой точности такъ мыслили, какъ онъ въ данный моментъ мыслитъ: со всѣми оттѣнками, со всѣми иногда весьма сложными деталями; чтобы и бранили кого нужно, и хвалили кого нужно, съ тѣми самыми оговорками и поясненіями, которыя находитъ нужнымъ дѣлать самъ императоръ, браня или хваля данное лицо, данную страну, данную дипломатію.
   Курьезно, что однажды случилось ему пожалѣть человѣка, -- и онъ сейчасъ же распорядился приказать, чтобы и газеты безотлагательно этого человѣка пожалѣли. Дѣло было въ 1808 г., и жалко Наполеону стало испанскаго государственнаго дѣятеля, извѣстнаго дона Годоя ("князя мира"); императоръ какъ разъ тогда готовился низвергнуть испанскихъ Бурбоновъ и передать Испанію Іосифу Бонапарту. "Сегодня вечеромъ прибудетъ князь мира. Этотъ несчастный человѣкъ возбуждаетъ жалость... Прикажите написать статьи, которыя не оправдывали бы князя мира.... но вызвали бы состраданіе къ этому несчастному человѣку", -- такъ повелѣвалъ императоръ своему министру иностранныхъ дѣлъ Талейрану {Наполеонъ -- Талейрану, Bayonne 25 avril 1808. Corresp., XVII, 45.}, но какъ укажешь газетамъ точную мѣру дозволеннаго состраданія? И уже спустя нѣсколько дней Наполеонъ долженъ распорядиться, чтобъ жалѣть -- жалѣли, но не особенно: "не нужно однако доходить до того, чтобы хвалить князя мира и говорить о немъ хорошо, его управленіе въ самомъ дѣлѣ возмутило всю Испанію" и т. д. {Наполеонъ -- Фуше. Bayonne, 1 mai 1808. Corresp., XVII, 59.}.
   Вообще газеты не умѣютъ въ мѣру ни жалѣть кого нужно, ни насмѣхаться надъ кѣмъ нужно. "Недурно было бы осмѣять жалобный и слезливый тонъ голландскихъ министровъ. Это слѣдуетъ сдѣлать съ маленькимъ тактомъ", приказываетъ онъ Фуше {Наполеонъ -- Фуше. Benevento, 31 décembre 1808. Corresp, XVIII, 192.}. Въ самомъ дѣлѣ: все-таки въ Голландіи, какъ-никакъ, царствуетъ пока братъ Наполеона Людовикъ. Правда, его участь предрѣшена, Голландія доживаетъ послѣдніе дни, но нельзя же совсѣмъ необузданно высмѣивать жалобы родного брата императора. А онъ зналъ ретивость и усердіе газетъ! Льстить нужно, но дѣлать это необходимо съ умомъ; и Наполеонъ даетъ иногда соотвѣтствующія указанія.
   Среди жестокаго завоеванія бунтующей Испаніи Наполеонъ находитъ время давать парижской прессѣ чрезъ Фуше заказы общаго содержанія.
   "Наступилъ 1809 годъ. Я полагаю, что было бы полезно приказать написать нѣсколько хорошихъ статей, которыя бы сравнивали несчастья, угнетавшія Францію въ 1709 году, съ цвѣтущимъ состояніемъ имперіи въ 1809 г." И Наполеонъ намѣчаетъ схему; "нужно разсмотрѣть вопросъ съ точки зрѣнія территоріи и населенія, внутренняго преуспѣянія, внѣшней славы, финансовъ и т. д. У васъ есть люди, способные написать на эту очень важную тему 5--6 хорошихъ статей* которыя дадутъ хорошее направленіе общественному мнѣнію". И дальше намѣчается параллель: Людовикъ XIV строилъ Версаль да охотничьи домики, а онъ, Наполеонъ, улучшаетъ и перестраиваетъ Парижъ. "Начавши съ этого, можно говорить объ усовершенствованіяхъ въ нашихъ учрежденіяхъ", о счастливой перемѣнѣ во всемъ: Людовикъ XIV преслѣдовалъ протестантовъ,-- Наполеонъ ввелъ терпимость и т. д. "Можно писать по статьѣ каждый мѣсяцъ, подъ однимъ и тѣмъ же названіемъ; 1709 и 1809" {Наполеонъ -- Фуше. Valladolid, 13 janvier 1809. Corresp., XVIII, 238.}.
   Желая деспотически руководить прессою, Наполеонъ въ то же время, въ свѣтлые свои моменты, понималъ, что, чѣмъ больше публика будетъ замѣчать направляющую руку полиціи, тѣмъ меньше будетъ вѣрить фабрикуемымъ этою рукою извѣстіямъ. "Такъ какъ всѣ газетныя статьи, говорящія объ арміи, написаны безтактно, то я думаю, что лучше, чтобы онѣ вовсе не говорили объ этомъ, тѣмъ болѣе, что знаютъ, что эти статьи написаны подъ полицейскимъ вліяніемъ. Большая ошибка воображать, что во Франціи можно такимъ путемъ проводить идеи" -- писалъ императоръ министру полиціи послѣ своей люценской побѣды {Наполеонъ -- Савари, Lutzen, 2 mai 1813. Corresp., XXV, 296.}. И однако всю свою жизнь, онъ, между прочимъ, и "такимъ путемъ" пользовался, чтобы "проводить идеи".
   Итакъ, пресса, разъ ужъ она должна существовать, должна быть не только совершенно обезврежена, но и сдѣлаться органомъ правительственныхъ мнѣній, и только. Да и то польза отъ нея сомнительна.
   Въ одномъ только пресса можетъ быть иногда положительно полезна: когда она даетъ ложныя преувеличенныя показанія о французскихъ военныхъ силахъ. "Я не знаю, почему "Journal de l'Emріre" освѣдомляетъ непріятеля о томъ, что генералъ Дюфрессъ можетъ выставить противъ непріятеля на островѣ Э двѣ тысячи солдатъ? Развѣ дѣло газетъ давать такія точныя указанія? Это очень глупо. Еслибъ еще газета учетверила число,-- еще можно было бы допустить!" {Наполеонъ -- Фуше. Finkenstein 14 avril 1807. Corresp., XV, 86.} Императоръ неоднократно гнѣвается, что газеты, при всемъ усердіи, даже лгать съ умомъ не. умѣютъ, а если солгутъ, то некстати. Напечатали въ "Lе Publicite" подложное письмо Костюшки, когда вовсе въ этомъ нѣтъ надобности, когда поляки и безъ того на сторонѣ Наполеона. Зачѣмъ это? "Къ чему служитъ ложь, когда такъ хорошо сказать правду?" насмѣшливо коритъ императоръ министра полиціи {Наполеонъ -- Фуше. Pultusk, 31 décembre 1806. Corresp., XIV, 157.}. Онъ вообще коритъ въ такихъ случаяхъ Фуше, полагая, очевидно, что всѣ нелѣпости въ газетахъ происходятъ отъ ихъ безмѣрной запуганности, но, вмѣстѣ съ тѣмъ, разумѣется и не помышляетъ хоть немного ослабить безпредѣльную власть полиціи надъ прессою. И еще злитъ его, что когда авторы лгутъ, то не умѣютъ скрыть этого (т. е. собственнаго недовѣрія къ своимъ словамъ). "Это жалко!" восклицаетъ императоръ; все это такъ пишется "какъ еслибы авторъ самъ думалъ, что его слова -- неправда... Лучше враждебный писатель, чѣмъ глупый другъ" {Наполеонъ -- Фуше. Osterode, 27 mars 1807. Corresp., XV, 689.}.
   Онъ дѣятельно руководитъ прессою, приказывая писать по внѣшней политикѣ то, что ему сейчасъ необходимо.
   "Прикажите написать въ газетахъ статьи, въ которыхъ говорилось бы, что прусскій король прогналъ отъ себя Цастрова... и истинныхъ пруссаковъ; что имъ теперь руководитъ всецѣло Гарденбергъ и что онъ вполнѣ во власти Россіи. Дайте почувствовать, что этотъ монархъ въ своемъ униженіи еще болѣе умаленъ своимъ поведеніемъ, чѣмъ своими несчастіями; что въ свитѣ русскаго императора,-- при которомъ онъ менѣе, нежели адъютантъ,-- онъ часто слышитъ самыя жестокія слова о своей націи и о своей арміи... что его армія состоитъ приблизительно изъ 12 тысячъ человѣкъ... что немногое, что у него осталось, раззорено, сожжено, разграблено казаками" {Наполеонъ -- Фуше. Finkenstein, 24 mai 1807. Corresp., XV, 327--328.}. Словомъ, дается тема и содержаніе,-- а ужь дѣло полиціи приказать всѣмъ газетамъ создать немедленно узоры по высочайше утвержденной канвѣ. Но вотъ не успѣли газеты исполнить приказъ, какъ уже война съ Россіей кончилась и императоръ (называющій редакторовъ "дурачками") опасается, какъ бы они не вздумали,-- впредь до новаго формальнаго приказа,-- продолжать печатать небылицы о Россіи.
   Едва только заключенъ Тильзитскій миръ, какъ императоръ распоряжается приказать газетамъ прекратить печатанье статей и замѣтокъ противъ Россіи, которыя только что имъ столь же категорически приказывалось печатать. При этомъ Наполеонъ считаетъ совершенно излишнимъ стѣсняться съ своимъ министромъ полиціи: "смотрите, чтобы больше не говорилось глупостей, ни прямо, ни косвенно о Россіи" {Наполеонъ -- Фуше. Tilsit, 3 juillet 1807. Corresp., XV, 476.}. Вотъ и все. Записочка въ 3 1/2 строки, отправленная изъ Тильзита въ Парижъ, къ Фуше, діаметрально и мгновенно измѣнила "настроеніе" всей французской прессы относительно Россіи.
   Весьма часты приказы Наполеона (чрезъ министра полиціи), чтобы пресса сбивала съ толку непріятеля ложными извѣстіями.
   Въ ноябрѣ 1808 г. ему хочется отвлечь вниманіе англичанъ ложною диверсіею, внушить имъ мысль, будто король неаполитанскій Мюратъ,-- вассалъ Наполеона,-- намѣренъ овладѣть Сициліею, куда укрылись изгнанные Наполеономъ неаполитанскіе Бурбоны. И вотъ онъ приказываетъ Фуше, чтобы въ голландскихъ, германскихъ и французскихъ газетахъ появились статьи о готовящейся якобы экспедиціи; онъ даже, не надѣясь на понятливость Фуше, напередъ даетъ резюме этихъ заказываемыхъ ложныхъ извѣстій. Въ общемъ -- заканчиваетъ императоръ -- "это должно быть хорошо проведено, должно явиться какъ бы результатомъ общаго мнѣнія, идти какъ бы со всѣхъ сторонъ, и быть дѣломъ дюжины хорошо скомбинированныхъ статей въ разныхъ газетахъ" {...l'ouvrage d'une douzaine d'articles bien combinés dans différents journaux. Наполеонъ -- Фуше. Burgos, 19 novembre 1808. Corresp., XVIII, 83--84.}.
   Особенно внимательно слѣдилъ Наполеонъ за тѣмъ, чтобы въ общественномъ мнѣніи нарушителемъ мира предъ каждою войною являлся не онъ, а его противникъ. "Приказывайте помѣщать въ газетахъ статьи обо всемъ вызывающемъ и оскорбительномъ для французской націи, что дѣлается въ Вѣнѣ... Нужно, чтобы ежедневно была такая статья въ JоuгnаI de l'Emрне, или въ Publiciste, или въ Gazette de France" {Наполеонъ -- Шампаньи, министру иностр. дѣлъ. Paris, 1 avril 1809. Corresp. XVIII, 497.}, распоряжался императоръ предъ войною съ Австріей, въ 1809 году. Парижъ, Франція могутъ узнавать о политикѣ изъ побѣдоносныхъ бюллетеней арміи, изъ офиціальныхъ сообщеній, но въ покоряемыхъ странахъ нужно прибѣгать къ дѣятельной пропагандѣ посредствомъ прессы.
   Больше значенія поэтому императоръ приписывалъ газетамъ, предназначеннымъ для покоренныхъ народностей. Онъ обратилъ благосклонное вниманіе, напр., на выходившую въ Парижѣ газету Corriera d'Italia: "мало наберется литературныхъ предпріятій, болѣе важныхъ. Слѣдовало бы обильно распространять эту газету" {Наполеонъ -- Фуше. Saint-Cloud, 28 août 1807. Corresp., XV, 696.} и т. д. За то горе было странѣ зависимой или полузависимой, если какая-либо мѣстная газета осмѣливалась напечатать подозрительную статью! Швейцарская Gazette de Lugano провинилась Въ этомъ смыслѣ. Сейчасъ же летятъ приказы изъ Познани, гдѣ въ то время былъ Наполеонъ (дѣло было въ разгарѣ войны съ Пруссіей и Россіей 1806--7 гг.) -- вице-королю Италіи Евгенію Богарнэ, министру иностранныхъ дѣлъ Талейрану: запретить немедленно газету, арестовать редактора {Наполеонъ -- Евгенію. Posen, 1 décembre, 1806, Corresp. XIV, 10.}, арестовать автора, арестовать даже директора почтъ въ Швейцаріи (за то, что не догадался задержать No газеты), объявить, "что при малѣйшемъ замедленіи" въ осуществленіи всѣхъ этихъ арестовъ, императоръ отторгнетъ отъ Швейцаріи Лугано и двѣ прилегающія области и присоединитъ къ своему италійскому королевству {Наполеонъ -- Талейрану. Posen, 1 décembre. Corresp. XIV, 9.}.
   Едва только началось завоеваніе Испаніи, какъ Наполеонъ уже приказываетъ Мюрату, находящемуся въ Мадридѣ: "наложите свою руку на печатное слово (въ подлинникѣ сильнѣе: sur tout ce qui est imprimerie)... Существенно внушить хорошенько общественному мнѣнію, что -- нѣтъ короля" {Наполеонъ -- Мюрату. Bayonne, 25 avril. 1808. Corresp., XVII, 47.}. (А короля нѣтъ лишь потому, что Наполеонъ арестовалъ всю королевскую семью вмѣстѣ съ королемъ). "Завладѣйте газетами и управленіемъ", твердитъ Наполеонъ Мюрату въ этотъ начальный періодъ порабощенія Пиренейскаго полуострова {Наполеонъ -- Мюрату. Bayonne, 1 mai 1808. Corresp., XVII, 60.}. Онъ приказываетъ наводнить Испанію памфлетами противъ низвергнутой имъ династіи и восхваленіями вводимаго новаго порядка. Маршалъ Бессьеръ полагаетъ, что это безполезно. Но императоръ не желаетъ лишать себя этого орудія -- офиціальной лжи: "вы говорите,-- пишетъ онъ Боссьеру -- что памфлеты ни къ чему не служатъ въ Испаніи; это росказни. Испанцы -- какъ всѣ прочіе народы, и не составляютъ особаго класса. Распространяйте въ Галисіи писанія, которыя я вамъ послалъ" {Наполеонъ -- Бессьеру. Bayonne, 6 mai 1808. Corresp., XVII, 81.}.
   Онъ непрестанно требуетъ отъ брата своего Іосифа, чтобы ему послали "тысячу экземляровъ газетъ" (изъ Мадрида, конечно, казенно-французскаго направленія), для раздачи въ постепенно завоевываемыхъ мѣстностяхъ {Наполеонъ -- Іосифу, королю Испаніи, Tordesillas, 27 décembre 1808. Corresp, XVIII, 185.}, хвалится, что его воззванія приносятъ пользу, приказываетъ сочинять новые памфлеты на испанскомъ языкѣ "съ изображеніемъ печальнаго состоянія Испаніи, предоставленной англійскому коварству" {Ibid. 189.}. Готовясь къ войнѣ съ Австріей, онъ приказываетъ нѣмецкимъ газетамъ зависимыхъ отъ него странъ "высмѣивать всѣ статьи вѣнскихъ и пресбургскихъ газетъ, направленныя противъ Франціи" {Наполеонъ -- Фуше, Valladolid, 13 janvier 1809. Corresp., XVIII, 238.}. А, когда война началась, онъ торопится приказать наводнить Германію памфлетами противъ Австріи, описаніями австрійскихъ жестокостей, совершаемыхъ якобы въ Баваріи и Вюртембергѣ.
   Въ Кассель, въ Гамбургъ, въ Ганноверъ, въ Аугсбургъ, въ Мюнхенъ летятъ приказы въ этомъ смыслѣ {Наполеонъ -- Отто. Burghausen, 29 avril 1809. Corresp., XVIII, 606.}. Но на одну эту полемику онъ не надѣется: у него есть средства болѣе существенныя, чтобы заставить замолчать заграничную прессу.
   10 февраля 1810 г. онъ приказываетъ отправить въ Баварію "офиціальную и спѣшную" ноту, въ которой обратить вниманіе баварскаго правительства на "дерзости" баварскихъ газетъ {Наполеонъ -- Шампаньи, Paris, 10 février 1810. Corresp., XX, 228.}. На дѣлѣ "дерзости" были такими робкими и плотно закутанными въ самые хитросплетенные словесные покровы, что едва-ли кто-либо ихъ и могъ разглядѣть, кромѣ придирчивой императорской дипломатіи. Почти въ то же время онъ приказываетъ обратить вниманіе прусскаго правительства на зловредную литературную дѣятельность Коцебу; при этомъ императоръ повелѣваетъ, чтобы вообще сто посолъ въ Пруссіи читалъ "всѣ газеты", печатаемыя тамъ, и "заботился объ уничтоженіи зла, которое среди нихъ найдетъ" {Наполеонъ -- Шампаньи, Paris, 18 février 1810. Corresp., XX, 267.}. Франкфуртская газета тоже слишкомъ много говоритъ: слѣдить за ея поведеніемъ! {Наполеонъ -- Шампаньи, Compiègne, 25 avril 1810. Corresp., XX, 359.}
   Иногда приказы отдаются общаго характера -- для всѣхъ газетъ той или иной покоренной страны: "Позаботьтесь, чтобы всѣ хорошо написанныя статьи наполнили всѣ газеты Амстердама",-- и съ такомъ же родѣ {Наполеонъ -- Лебрену, императорскому намѣстнику въ Голландіи. Wesel, 1 novembre 1811. Corresp., XXII, 639.}; иногда подобныя тоже общія и неопредѣленныя, но категорическія повелѣнія отдаются государямъ зависимыхъ или полузависимыхъ странъ: "Король (прусскій) и прусскія власти должны бдить надъ тѣмъ, чтобы газеты не печатали ничего, что могло бы нарушить добрый порядокъ и спокойствіе внутри государства" {Наполеонъ -- принцу Невшательскому. Saint-Cloud, 25 avril 1811 Corresp., XXIII, 453.}. Бывало и такъ, что Наполеонъ категорически требовалъ отъ зависимыхъ правительствъ, чтобы они лгали въ своихъ газетахъ, и съ свойственною ему точностью даже опредѣлялъ, во сколько разъ, такъ сказать, нужно солгать въ томъ или иномъ случаѣ. Вотъ, напр., что онъ приказывалъ изъ Москвы -- австрійскому, баварскому, вюртембергскому государямъ: "Я не только желаю, чтобы посылались подкрѣпленія (въ великую армію), но я желаю также, чтобы преувеличивались эти подкрѣпленія и чтобы государи заставили свои газеты печатать о большомъ числѣ отправляемыхъ войскъ, удваивая это число" {Наполеонъ -- Марэ, герцогу Бассано. Moscou, 16 octobre 1812. Corresp. XXIV, 310--311.}.
   Перепечатки изъ газетъ тѣхъ державъ, которыя хотя были и въ мирѣ съ Наполеономъ, но не вполнѣ еще отъ него зависѣли, воспрещались часто безъ всякаго видимаго повода: ни малѣйшей враждебности къ ваграмскому побѣдителю австрійскія газеты конца 1809 г. не обнаруживали, однако императоръ распорядился, чтобы ничего изъ нихъ во Франціи не перепечатывалось {Наполеонъ -- Фуше. Trianon, 19 décembre 1809. Corresp, XX, 92.}. Онъ, собственно, могъ смѣло не бояться этихъ перепечатокъ: во-первыхъ, какая имперская газета осмѣлилась бы дозволить себѣ перепечатку, которая бы сколько-нибудь могла не поправиться полиціи и цензурѣ? А, во-вторыхъ, съ Тильзитскаго мира, и особенно съ разгрома Австріи въ 1809 году, не было на всемъ европейскомъ континентѣ ни одной страны, гдѣ мѣстное правительство позволило бы прессѣ не то, что нападать на Наполеона, но даже сдержанно критиковать тѣ или иныя послѣдствія наполеоновской супрематіи въ Европѣ. Достаточно вспомнить отмѣченную мною (въ другой моей работѣ) убогость нѣмецкой, датской, голландской, австрійской литературы наполеоновской эпохи по вопросу о континентальной системѣ.
   И все-таки Наполеонъ не желалъ, чтобы во Франціи перепечатывалось что-либо изъ заграничныхъ газетъ: все-таки заграницею пресса не была такъ вымуштрована, такъ запугана, какъ въ Парижѣ.
   Онъ сильно разсердился однажды, что французскія газеты смѣютъ перепечатывать изъ иностранныхъ свѣдѣнія о немъ, императорѣ! Правда, эти свѣдѣнія весьма почтительно и даже раболѣпно изложены, -- но все равно: пусть будетъ "точный и абсолютный законъ",-- не смѣть ничего перепечатывать объ особѣ императора {Наполеонъ -- Савари, Paris, 23 novembre 1810, Corresp., XX, 333.}. Но спустя нѣсколько дней Gazette de France съ вѣрноподданническимъ умиленіемъ перепечатала подробности о канарейкѣ и собачкѣ императрицы Маріи-Луизы, жены Наполеона (и тоже изъ заграничной прессы). Императоръ опять въ гнѣвѣ: все это можетъ быть хорошо для нѣмцевъ, но неумѣстно во Франціи, И вообще "редакторы нашихъ газетъ очень глупы" {Наполеонъ -- Савари, Paris, 28 novembre 1810: "il parle d'un serin, d'nn petit chien imaginés par la nigauderie allemande, mais qui sont déplacés en France... Les rédacteurs de nos journaux sont bêtes". Corresp., XX, 345.}.
   И вотъ въ огромной имперіи и въ зависимой, полупокоренной и "союзной" Европѣ водворилась гробовая тишина. Въ газетахъ писали о чемъ угодно, кромѣ того, что всѣхъ интересовало. Можно было терпѣть и молчать -- внѣ имперіи, терпѣть и Славословить -- въ имперіи; ибо Наполеонъ далеко не всегда позволялъ молчать.
   Онъ чувствовалъ все же желаніе услышать правду, узнать ее изъ единственной прессы, которая была отъ него независима, и онъ слѣдилъ за англійской печатью. Ему доставлялись вырѣзки и переводились цѣлыя статьи. Иногда онъ приказывалъ доставить ему англійскія книги, англійскія парламентскія изданія {Наполеонъ -- генералу Савари. Saint-Cloud, 17 juin 1810. Corresp., XX, 484.}. Въ бумагахъ его секретаріата мнѣ постоянно приходилось встрѣчать вырѣзки изъ англійскихъ газетъ, толстыя пачки этихъ вырѣзокъ, тетради съ французскими переводами изъ англійской прессы. Когда уже Европа поднялась противъ угнетателя, онъ заинтересовался прессою враждебныхъ ему, возставшихъ противъ него странъ, потому что могъ теперь и изъ нея вычитать что-либо правдивое и поэтому нужное ему.
   Въ разгарѣ страшной войны 1813 года Наполеонъ требуетъ, чтобъ ему немедленно доставили и доставляли впредь петербургскія, рижскія, стокгольмскія, варшавскія и берлинскія газеты. Онъ грозитъ министру иностранныхъ дѣлъ, что будетъ его считать отвѣтственнымъ, если не получитъ эти газеты. А зачѣмъ онѣ ему нужны, явствуетъ изъ того же письма: вѣдомство иностранныхъ дѣлъ столь "бездарно", что не можетъ дать ему надлежащее представленіе о настроеніи сѣверныхъ странъ.
   Но въ самой имперіи гнетъ нисколько не былъ смягченъ даже въ эти кровавые 1813--1814 годы, годы крушенія наполеоновскаго владычества сначала въ Европѣ, затѣмъ во Франціи.
   Извѣстны часто цитируемыя {М. np. Welschinger'омъ. Раздраженіе Наполеона, прибавлю, началось съ фразы Бёньо: Il y a des moments critiques où l'esprit public d'une contrée а besoin d'être ménagé. См. Mémoires du comte Beugnot, ancien ministre (3-е изд.). Paris. 1889, стр. 377.} слова, сказанныя Наполеономъ графу Бёньо, когда тотъ весною 1813 г. заикнулся о смягченіи гнета въ имперіи: "Я понимаю васъ, вы мнѣ совѣтуете уступки... и, особенно, большое почтеніе къ общественному духу... вы -- изъ школы идеологовъ, вмѣстѣ съ Реньо, Редереромъ, Луи, фонтаномъ; нѣтъ, я ошибаюсь,-- фонтанъ -- тотъ изъ другой шайки дураковъ (il est d'une autre bande des imbéciles). Полагаете ли вы, что я не схватываю существа вашей мысли сквозь покрывала, въ которыя вы ее облекаете? Вы -- изъ тѣхъ, которые въ глубинѣ души вздыхаютъ по свободѣ печати, по свободѣ трибуны, которые вѣрятъ во всемогущество общественнаго духа. Ну, такъ знайте же мое послѣднее слово... (и, положивши правую руку на эфесъ сабли, онъ прибавилъ): пока она виситъ у меня сбоку,-- и пусть провиситъ она еще долго,-- вы не получите ни одной изъ тѣхъ свободъ, по которымъ вы вздыхаете"...
   Правда, въ 1815 году, въ эпоху Ста дней Наполеонъ уасе не рискнулъ уничтожить или сковать ту прессу, которая народилась при Бурбонахъ и успѣла за годъ царствованія Людовика XVIII привыкнуть къ нѣкоторой, совершенно немыслимой прежде степени свободы. Впрочемъ, давши Acte additionnel, рѣшившись сдѣлаться на этотъ разъ "конституціоннымъ" монархомъ, Наполеонъ, по убѣжденію своему, не считалъ уже умѣстнымъ угнетать прессу по прежнему.
   Разговорившись какъ-то съ Ласказомъ на островѣ св. Елены о свободѣ прессы, Наполеонъ высказалъ мысль, что при представительномъ образѣ правленія отсутствіе свободы прессы -- есть "разительный анахронизмъ, истинное безуміе" (un anachronisme choquant, une véritable folie). Онъ, при этомъ вспоминалъ, что по возвращеніи своемъ съ о. Эльбы онъ даровалъ печати полную свободу {Mémorial de Saint-Helene, I, 689. (Paris, 1842).}. Самый же принципъ свободы печати казался ему уже стоящимъ внѣ спора; остается только рѣшать, возможно ли отказать въ осуществленіи этого принципа общественному мнѣнію или невозможно {Ibid. Замѣчу, что спустя пять дней послѣ въѣзда въ Парижъ и новаго воцаренія Наполеонъ (25 марта 1815 г.) уничтожилъ званіе цензоровъ. Ср. Нац. Арх. F18 414. Paris le 8 avril 1815 (Карно къ Фуше).}.
   Но такъ какъ самъ онъ могъ считать "представительнымъ" только тотъ строй, который онъ далъ Франціи, вернувшись съ о. Эльбы, но отнюдь не тотъ, который былъ налицо втеченіе всего перваго его правленія съ 1799 до 1814 года, то, очевидно, онъ и не считалъ себя непослѣдовательнымъ, задавивши окончательно прессу въ эти долгіе годы не ограниченнаго ничѣмъ военнаго абсолютизма.
   Мы видѣли, каковы были воззрѣнія Наполеона на печать. Посмотримъ теперь, какіе органы государственной машины должны были проводить эти воззрѣнія владыки въ жизнь, осуществлять еге непреклонную волю.
   

II.

   Сдѣлаемъ обзоръ наполеоновскаго законодательства о печати. Нужно сказать, прежде всего, что знакомство съ документами отнюдь не подтверждаетъ -- по крайней мѣрѣ, въ этой области государственной политики -- того общаго взгляда, который такъ прочно привился во французской исторіографіи со временъ покойнаго Альбера Вандаля. По воззрѣнію Вандаля и его школы, генералъ Бонапартъ не уничтожилъ никакихъ свободъ и не попралъ никакихъ правъ французскихъ гражданъ послѣ 18 Брюмера, на томъ простомъ основаніи, что уже до 18 Брюмера никакихъ свободъ и никакихъ правъ фактически не существовало. Этотъ общій приговоръ основывается на примѣрахъ необузданнаго произвола директоріи, ссылокъ и арестовъ безъ суда, закрытія тѣхъ или иныхъ неугодныхъ органовъ и т. д. Конечно, если историкъ скажетъ такъ: режимъ директоріи былъ гораздо ближе къ режиму Наполеона, нежели къ режиму англійской политической жизни,-- то такая оцѣнка будетъ совершенно справедлива. Но отсюда еще не слѣдуетъ, чтобы между режимомъ хотя бы постоянно и грубо нарушаемой конституціи и режимомъ откровенной военной диктатуры возможно было ставить знакъ равенства. То, что при директоріи считалось нарушеніемъ закона со стороны властей, сдѣлалось при Наполеонѣ закономъ; при директоріи карались оказательства непокорности или оппозиціоннаго духа -- при Наполеонѣ они стали въ "легальной" жизни совершенно невозможными; въ частности, при директоріи время отъ времени закрывались тѣ или иный органы печати за недружелюбное отношеніе къ правительству,-- при Наполеонѣ сразу были закрыты 60 органовъ (изъ 73), и не потому, что они были опасны или оппозиціонны, но потому, что ихъ было слишкомъ много, а, по мнѣнію властителя, чѣмъ газетъ было меньше, тѣмъ лучше. 18 Брюмера похоронный звонъ раздался по французской печати, для нея начался періодъ, котораго она не то, что при директоріи, но никогда со смерти Людовика XIV не переживала.
   Къ чему сводилось дѣйствовавшее законодательство о печати, въ тотъ моментъ, когда генералъ Бонапартъ насильственнымъ путемъ уничтожилъ директорію и оба законодательныхъ собранія и захватилъ верховную власть? Къ семи законамъ: по крайней мѣрѣ, таково было мнѣніе сената, учрежденнаго Наполеономъ {На обложкѣ доссье loix relatives àla liberté de la presse сенаторской коммиссіи (C.C. 59, Нац. Арх.) почему-то пересчитаны и пронумерованы цифрами отъ 1 до 7 всѣ законы, кромѣ закона 28 жерминаля. Очевидно, сенатъ рѣшилъ считать его какъ бы простымъ прибавленіемъ къ основному закону 27 Жерминаля.}. Первый законъ -- 21 іюля 1792 года -- гласитъ, что "всѣ журналисты -- поджигатели и памфлетисты -- должны быть преслѣдуемы". но какъ ихъ преслѣдовать, казъ именно карать? Какъ отличать "поджигателя" (incendiaire) отъ обыкновеннаго журналиста? Объ этомъ законъ молчитъ {Loi que ordonne que les libellistes seront poursuivis. Donnée а Paris le 21 juillet 1792. (...poursuivre tous... journalistes incendiaires et libellistes...)}.
   Второй законъ (18 августа 1792 г.) собственно вовсе не есть законъ о печати, хотя его впослѣдствіи и счелъ таковымъ наполеоновскій сенатъ: согласно этому закону, въ распоряженіе министра внутреннихъ дѣлъ отпущена была сумма (100.000 фр.) на печатаніе и распространеніе свѣдѣній, способныхъ "просвѣтить умы" и опровергать клевету "враговъ отечества" {Loi relative aux libelles inciviques. Du 18 aûot 1792.}. Третій законъ, изданный конвентомъ 29 марта 1793 г., повелѣваетъ наказывать смертью всякій призывъ къ насиліямъ, если этотъ призывъ породитъ преступленіе, и шестилѣтнею тюрьмою, если за призывомъ не послѣдуетъ самое преступленіе {Décret de la Convention nationale. Du 29 mars 1793.}. Четвертый "законъ" имѣетъ частное значеніе -- это декретъ, отмѣняющій нѣкоторыя постановленія департаментскихъ властей (департамента Луарэ, муниципалитета Марселя, департамента Устьевъ Роны), "нарушающія свободу прессы". Пятый законъ,-- 19 іюля 1793 г.-- относится къ авторскимъ правамъ. Шестой (1795) повелѣваетъ "арестовывать и предавать уголовному суду лицъ, которыя своими писаніями или мятежными рѣчами будутъ вызывать униженіе народнаго представительства и возбуждать стремленіе къ возвращенію королевской власти" {Loi du 12 floréal, an troisième, пунктъ IV.}.
   Наконецъ, послѣдній законъ, относящійся къ печати и созданный первою французскою республикою, изданъ былъ въ 1797 году,-- это законъ 27 Жерминаля IV года. Собственно, этотъ законъ относится вообще "къ охраненію общественной и личной безопасности отъ всякаго преступленія, направленнаго противъ нея".
   Согласно первой статьѣ "объявляются виновными въ преступленіи противъ внутренней безопасности республики и противъ личной безопасности гражданъ и подлежатъ смертной казни, согласно 612 статьѣ свода о проступкахъ и преступленіяхъ, всѣ тѣ, которые своими рѣчами или печатными произведеніями... будутъ призывать къ уничтоженію національнаго представительства или Исполнительной Директоріи, или къ убійству всѣхъ или одного изъ ихъ членовъ, или къ возстановленію королевской власти, или къ возстановленію конституціи 1793 г. или конституціи 1791 г., или всякаго иного правительства кромѣ установленнаго (дѣйствующей) конституціей, или къ разграбленію или раздѣлу частной собственности, подъ именемъ ли аграрнаго закона или инымъ способомъ".
   Смертная казнь будетъ замѣнена ссылкой на каторгу, въ случаѣ, если судъ найдетъ смягчающія обстоятельства. Но судить преступленія эти долженъ судъ присяжныхъ, и судить безотлагательно, прекращая для этого всѣ другія дѣла, причемъ промедленіе въ преслѣдованіи виновныхъ со стороны власти приравнивается къ государственной измѣнѣ {Loi portant des peines contre toute espèce de provocation etc. da 27 germinal, au quatrième.}.
   На другой день, въ прибавленіе къ этому закону, былъ изданъ еще одинъ законъ -- 28 жерминаля, согласно которому ни одинъ печатный листокъ, ни одна брошюра, книга, газета и т. д. не могутъ выйти въ свѣтъ, если на нихъ нѣтъ именъ: 1) автора, 2) типографщика. За нарушеніе этого постановленія виновные подвергаются въ первый разъ шестимѣсячному, а во второй разъ двухлѣтнему тюремному заключенію. Въ случаѣ преступности содержанія, если авторъ неизвѣстенъ, привлекаются (и арестуются): продающіе, разносящіе, расклеивающіе инкриминированное печатное произведеніе, и они обязаны указать типографщика и автора, послѣ чего авторъ наказуется согласно закону 27 жерминаля (т. е. смертью или каторгою). Если же нельзя будетъ добраться до автора, то "разносчики, продавцы, расклеивающіе" преступное произведеніе, равно какъ и типографщики, подвергаются -- въ первый разъ двухлѣтнему заключенію, во второй разъ ссылкѣ въ каторгу {Loi, contenant des mesures répressives des délits qui peuvent être commis par la loi de la presse, du 28 germinal, au quatrième.}.
   Таково было положеніе дѣла, когда генералъ Бонапартъ уничтожилъ директорію и захватилъ власть въ свои руки.
   Первымъ дѣломъ новаго самодержавнаго (фактически, если еще пока не юридически) властителя Франціи было закрытіе 60 газетъ (изъ 73-хъ существовавшихъ). Постановленіемъ 27 нивоза VIII года генералъ Бонапартъ уничтожилъ всѣ парижскія политическія газеты, кромѣ тринадцати. Но "спустя нѣсколько лѣтъ правительство признало въ принципѣ, что исключительное право публиковать періодическія изданія не можетъ быть предоставлено частнымъ лицамъ и что государство должно требовать деньги за привилегію", т. е. за то, что оно терпитъ существованіе уцѣлѣвшихъ (la tolerance qui le protège et qui est un privilège tacite) {F7. 3458. Projets et rapports sur les journaux de Paris. (1810).}. Тогда-то Фуше и постановилъ {Arrêtés du ministre de la police générale отъ 12 марта 1806 г., и 27 декабря 1807.}, что правительство имѣетъ право требовать въ пользу казны 2/12 части дохода; одновременно въ каждую редакцію болѣе распространенныхъ газетъ было назначено по одному редактору-цензору, который долженъ былъ получать жалованье изъ средствъ газеты, тоже въ размѣрѣ 2/12 доходовъ газеты. Оба распоряженія Фуше не были обнародованы (хотя и неукоснительно осуществлялись), такъ что, когда Наполеонъ въ 1810 г. задумалъ новыя мѣры къ угнетенію печати, то въ докладѣ, представленномъ ему, указывалось, что единственнымъ опубликованнымъ актомъ, касающимся прессы, за все его правленіе является декретъ 27 нивоза, изданный, еще когда онъ былъ консуломъ {Ibid.}.
   Уцѣлѣвшіе органы прессы были отданы въ полную власть министра полиціи и префектовъ, которые -- каждый въ своемъ департаментѣ -- могли закрывать издающуюся тамъ газету и только доносить о послѣдовавшемъ закрытіи въ Парижъ. Книги и брошюры также были отданы въ безконтрольное распоряженіе этихъ властей, хотя для книгъ и брошюръ была создана нѣкоторая фикція, якобы ограждавшая ихъ отъ произвола. 64 статьею сенатусъ-консульта 28 флореаля XII года (1804 г.) было постановлено слѣдующее: "коммиссіи изъ семи членовъ, избранныхъ сенатомъ изъ своей среды, поручается бдить надъ свободою прессы. Не входятъ въ кругъ ея вѣдѣнія: произведенія, которыя печатаются и раздаются по подпискѣ и въ періодическіе сроки. Эта коммиссія будетъ называться сенаторскою коммиссіей свободы прессы".
   Чрезъ двѣ недѣли послѣ учрежденія этой коммиссіи, въ засѣданіи сената 13 преріаля были избраны членами ея сенаторы: Тара, Жокуръ, Редереръ, Деменье, Шассэ, Поршэ и Даву {Нац. арх. С. С. 59. Sénat-Conservateur. Extrait des registres du samedy prairial, an XII.}. Коммиссія начала функціонировать. Но, ознакомившись съ ея бумагами, я удостовѣрился окончательно въ томъ, что должно было быть ясно à priori,-- т. е. что коммиссія эта никакого значенія не имѣла.
   Какъ и слѣдовало ожидать, эта столь пышно названная сенаторская коммиссія не имѣла ни малѣйшаго вліянія и, въ общемъ строѣ наполеоновскаго государства, ни малѣйшаго смысла. Вотъ всѣ дѣла этой коммиссіи за періодъ консульства и имперіи: 1) "Дѣло Деккера". Этотъ Деккеръ, явный графоманъ, прислалъ въ коммиссію нѣсколько рукописей о всевозможныхъ сюжетахъ -- о торговлѣ, о дворянствѣ, о lettres de cachet, стихи, прозу и т. п. Эти рукописи аккуратно сохранены въ соотвѣтствующемъ картонѣ {Нац. арх. С. C. 59. Affaire Decker.},-- и я могъ убѣдиться, что авторъ -- человѣкъ безусловно ненормальный. Очевидно, эти рукописи были задержаны цензурою,-- онъ ихъ и прислалъ въ сенаторскую коммиссію. Резолюціи коммиссіи никакой въ дѣлѣ нѣтъ, да она но только что указаннымъ обстоятельствамъ была бы въ данномъ случаѣ и неинтересна. 2) Дѣло Драпарно (1805 г.). Вдова профессора медицинскаго факультета въ Монпелье проситъ коммиссію снять арестъ, наложенный полиціей на брошюру, которую она, вдова Драпарно, издала въ память своего мужа. Арестъ былъ наложенъ по проискамъ врага покойнаго, который боялся, что въ брошюрѣ о немъ говорится неодобрительно. Резолюція коммиссіи неизвѣстна. 3) Президентъ гражданскаго суда въ гор. Кламеси обращаетъ вниманіе коммиссіи на то, что въ одномъ печатномъ произведеніи "оскорбляется судъ", и проситъ обуздать это "злоупотребленіе печатью" {Ibid., 5 juillet 1806. La lettre de Lacau, président du tribunal civil}. 4) Нѣкто Жоссэ проситъ комиссію обуздать его врага по частной тяжбѣ, Адана, который издаетъ направленные противъ него памфлеты. Тутъ же приложены памфлеты сутяжническаго характера, не имѣющіе никакого отношенія ни къ чему, кромѣ этого тяжебнаго дѣла {Ibidïc. C. 59. Doléances du cit. Adam, 1802; Appela la Justice 1803. Factum pour М. Adam (1806).}. 5) Дѣло Легюби, который хотѣлъ издать брошюру, касающуюся организаціи податного дѣла въ Голландіи, а завѣдующій этимъ дѣломъ Сезо задержалъ брошюру, подѣйствовавши на соотвѣтствующія власти. Отвѣтъ сенаторской коммиссіи гласилъ: пусть жалобщикъ обратится къ министру полиціи {Ibid., дѣло Lehuby (janvier 181)}. 6) Кредиторъ Шошаръ жалуется, что ему не позволяютъ напечатать брошюру, направленную имъ противъ своихъ неисправныхъ должниковъ {Ibid., дѣло Chauchard (5 mai 1813).}. 7) По другому сутяжному дѣлу на запросъ коммиссіи, почему не разрѣшаютъ нѣкоему Фонашону выпустить мемуаръ, относящійся къ его судебному дѣлу, министръ полиціи отвѣтилъ, что это сдѣлано по причинѣ напечатанія въ мемуарѣ двухъ "конфиденціальныхъ писемъ", принадлежащихъ "частному лицу" {Ibid. Paris le 19 août 1813. Министръ полиціи -- членамъ сенаторской комиссіи.}. Больше ничего коммиссія не узнала,-- но дѣло на томъ и кончилось. 8) Наконецъ, Дезодоаръ проситъ, чтобы сняли арестъ съ послѣдняго тома его "Исторіи Франціи". Запрошенный министръ внутреннихъ дѣлъ Монталивэ указываетъ, что, во-первыхъ, авторъ получилъ за то отъ министерства какъ бы компенсацію (indemnité) -- 2400 фр.,-- а, во-вторыхъ, онъ, министръ, "подробно поговоритъ объ этомъ дѣлѣ съ кѣмъ, либо изъ членовъ коммиссіи", "если я буду имѣть честь бесѣдовать съ нимъ" {Ibid., Paris, le 18 juin 1812.}. Больше ничего объ этомъ дѣлѣ -- нѣтъ.
   Послѣ Тильзита строгости относительно печати усиливаются. Окончательно усваивается принципъ, что вообще слѣдуетъ поменьше давать извѣстій въ газетахъ о томъ, что дѣлается въ странѣ. Даже чисто фактическія замѣтки безполезны: "зачѣмъ освѣдомлять враговъ о томъ, что я дѣлаю у себя?" раздраженно освѣдомляется императоръ у Фуше. Не писать о Моро, эмигрировавшемъ въ Америку, о сношеніяхъ англичанъ съ нимъ {Наполеонъ -- Фуше. Fontainebleau, 5 novembre 1807. Corresp., XVI, 165.}; не писать о передвиженіяхъ войскъ, не писать объ арміи вообще ровно ничего; иногда, напротивъ, приказъ министру полиціи: заставить всѣ газеты напечатать о Ламбэрѣ, что онъ измѣнникъ. Даже раболѣпнѣйшія-невиннѣйшія замѣтки возбуждаютъ неудовольствіе. Газеты не должны знать ничего, касающагося сановниковъ. "Откуда эти детали въ сегодняшнихъ газетахъ о пріемѣ Коленкура?" съ неудовольствіемъ вопрошаетъ императоръ {Наполеонъ -- Фуше. Paris, 17 février 1808. Corresp., XVI, 395.}.
   Я отказываюсь дать точное представленіе о степени запуганности прессы въ 1807--1808 гг., скажу только, что, напр., времена императора Николая I (до учрежденія Бутурлинскаго комитета) могутъ показаться эпохою необузданнаго радикализма печати сравнительно съ разбираемымъ моментомъ. Но Наполеонъ гнѣвался не только по поводу того, о чемъ писали, но и по поводу того, о чемъ молчали газеты. "L e P и и і е і s t е", напр., не ежедневно бранилъ англичанъ; онъ же слишкомъ "ухаживалъ за швейцарцами", и Наполеонъ усмотрѣлъ въ этомъ ущербъ для французовъ. И вотъ Фуше получаетъ записку: "Сент. Клу, 24 марта 1808. Небрежность, которую вы вносите въ дѣло надзора за газетами, въ эту столь важную часть вашихъ обязанностей, заставляетъ меня закрыть "Le Publiciste", Это сдѣлаетъ (многихъ) несчастными,-- и вы будете тому причиною. Если вы назначили редактора, то вы и должны его направлять. Вы пошлете копію моего декрета другимъ газетамъ и скажете имъ, что я закрылъ этотъ органъ за то, что онъ обнаруживалъ англійскія чувства..... Вы дадите новыя инструкціи "Journal de l'Empire" и "Gazette de France" и вы увѣдомите ихъ, что, если они не хотятъ быть закрытыми, то они должны избѣгать всего, что противно славѣ французской армій и клонится къ оклеветанію Франціи и ухаживанію за иностранцами (â faire leur cour aux étrangers)" {Наполеонъ -- Фуше. Saint-Cloud, 28 mars 1808. Corresp., XVI, 514.}. Дѣло окончилось, впрочемъ, болѣе милостиво: былъ немедленно прогнанъ редакторъ, назначенъ полиціей другой, и газета уцѣлѣла. Безпощадный и придирчивый сыщикъ Фуше оказывался въ глазахъ Наполеона излишне либеральнымъ блюстителемъ печати.
   5 февраля 1810 г. Наполеонъ учредилъ должность особаго "главнаго директора", который долженъ былъ находиться подъ прямымъ начальствомъ министра внутреннихъ дѣлъ и завѣдывать "всѣмъ, что относится къ печатанію и къ книжной торговлѣ". Тѣмъ же декретомъ устанавливалось, что число типографій въ Парижѣ не должно превосходить 60, число типографій въ департаментахъ тоже должно быть впредь фиксировано (но точная цифра пока не приводилась). Министръ долженъ былъ рѣшить, какія именно изъ существующихъ типографій должны закрыться; предусмотрительно указывалось, что владѣльцы этихъ внезапно закрываемыхъ типографій получатъ вознагражденіе изъ средствъ тѣхъ типографій, которыя не будутъ закрыты. О всякой поступившей для печатанія рукописи тотчасъ же должно быть заявлено властямъ, которыя могутъ воспретить печатанье вовсе или прервать его. Главный директоръ можетъ требовать не только уничтоженія отдѣльныхъ мѣстъ въ печатаемой книгѣ, но и измѣненій въ ней. Кромѣ того, если печатается нѣчто, касающееся вопросовъ, интересующихъ то или иное министерство {Статья средактирована умышленно неопредѣленно: un ouvrage, qui intéresse quelque partie de leurs attributions... (Нац. арх. F18 414, No 711. Décret impérial, au Palais des Tuileris, le 5 février 1811.}, то это министерство можетъ потребовать рукопись на просмотръ (сверхъ общей цензуры). Не только владѣльцы типографій, которыхъ выбираетъ само министерство, но и простые книгопродавцы обязаны (отдѣльными статьями декрета -- ст. 9 и 33) представить доказательства: 1) доброй жизни и нравовъ и 2) "привязанности къ отечеству и государю".
   Таковы были главные пункты этого декрета. Какъ же были вознаграждены раззоренные внезапною бѣдою владѣльцы уничтоженныхъ типографій? Наполеонъ вспомнилъ объ этомъ ровно чрезъ годъ. 2 февраля 1811 года въ Тюильрійскомъ дворцѣ императоръ подписалъ новый декретъ, въ которомъ объявлялось: "типографщики, сохранившіеся въ нашемъ добромъ городѣ Парнасѣ, обязаны купить станки типографщиковъ уничтоженныхъ" (по французски это звучитъ еще энергичнѣе: les imprimeurs conservés dans notre bonne ville de Paris sont tenus d'acheter les presses des imprimeurs supprimés); 2) кромѣ того, каждый изъ "уничтоженныхъ" получитъ около 4 тысячъ франковъ, каковыя суммы будутъ взысканы правительствомъ съ шестидесяти "сохранившихся". Главнымъ директоромъ печати былъ назначенъ Порталисъ, а въ подмогу ему -- девять "императорскихъ цензоровъ".
   Печать была задавлена окончательно; Тѣмъ не менѣе Порталисъ счелъ долгомъ въ особомъ циркулярѣ, разосланномъ во всѣ типографіи, обратить вниманіе на "либеральные и благодѣтельные взгляды его величества" {Les vues libérales et bienfaisantes de Sa Majesté (Нац. арх.). F!s 414. Instruction sur l'éxécution du titre 3 du décret impérial du 5 février 1810.}. Циркуляръ весьма откровенно поясняетъ, къ чему стремится правительство: ставя типографщиковъ въ полнѣйшую зависимость отъ благорасположенія министра, Наполеонъ дѣлаетъ ихъ самыми суровыми цензорами, какихъ только можно себѣ представить. Въ самомъ дѣлѣ, даже въ прошедшемъ сквозь всѣ испытанія печатномъ произведеніи можетъ встрѣтиться нѣчто, проскользнувшее сквозь всѣ преграды и обличающее зловредный духъ. Тогда министръ, который можетъ дискреціонно опредѣлять недостаточность "привязанности къ отечеству и государю", закрываетъ типографію безъ объясненія причинъ. Порталисъ все это и поясняетъ въ корректной формѣ въ параграфѣ первомъ своего циркуляра: "какъ только типографщикъ получаетъ изъ рукъ автора рукопись, онъ долженъ приняться за чтеніе ея, чтобы убѣдиться, что она не заключаетъ въ себѣ ничего такого, что могло бы посягать на обязанности подданныхъ относительно государя и на интересы державы. Это предварительное разсмотрѣніе есть своего рода цензура, которую производитъ типографщикъ и за которую онъ долженъ браться съ внутреннимъ сознаніемъ благородства своего положенія и важности своихъ функцій. Поэтому онъ долженъ, не колеблясь и оставивши въ сторонѣ всякіе корыстные разсчеты, отказать въ своихъ услугахъ по распространенію произведенія, которое кажется ему опаснымъ" {Ibid., § 1. Manuscrits.}. Не смотря на эту смѣсь суконнаго канцелярскаго языка съ претензіями на краснорѣчіе, основная мысль совершенно ясна. Уже послѣ этой; цензуры начинаются мытарства и сношенія съ цензурою офиціальною.
   Но 1810-му году суждено было, вообще, стать памятнымъ въ исторіи французской печати. Наполеонъ стоялъ на вершинѣ могущества и славы, весь континентъ предъ нимъ преклонился и льстецы увѣряли его, что одинокій, неукротимый, брошенный всѣми союзниками врагъ -- Англія -- близокъ къ финансовому краху, слѣдовательно, къ гибели. И Наполеонъ рѣшилъ покончить съ тѣмъ чужероднымъ и ненужнымъ растеніемъ, которое онъ выкорчевывалъ энергично съ самаго начала своего правленія.
   3 августа 1810 г. Наполеонъ подписалъ въ Тріанонѣ декретъ, которымъ 1) разрѣшалъ издавать въ каждомъ департаментѣ (кромѣ департамента Сены) лишь одну газету; 2) ставилъ эту газету подъ власть мѣстнаго префекта, который могъ дискреціонно разрѣшать или воспрещать выходъ нумеровъ; 3) допускалъ изданіе листковъ объявленій ("о движеніи товаровъ, о продажѣ недвижимостей", заботливо пояснялось въ текстѣ декрета); а также префекты получали право "временно разрѣшать" выходъ органовъ, посвященныхъ исключительно искусствамъ, наукѣ и литературѣ {Нац. арх. F18 414. No 849. Décret Impérial, au Palais de Trianon.}. Но и это показалось слишкомъ либеральнымъ. 14 декабря того же 1810 г. Наполеонъ особымъ декретомъ утвердилъ два выработанныхъ министрами полиціи и внутреннихъ дѣлъ списка: 1) городовъ, въ которыхъ "окончательно разрѣшенъ листокъ объявленій",-- такихъ счастливыхъ мѣстъ оказалось двадцать восемь,-- на всю колоссальную имперію (изъ нихъ очень немного -- внѣ предѣловъ старой Франціи: Ахенъ, Антверпенъ, Брюссель, Кёльнъ, Римъ, Туринъ); 2) другой списокъ заключалъ въ себѣ перечень "окончательно разрѣшенныхъ" въ провинціи научныхъ и литературныхъ органовъ; таковыхъ оказалось ровно 20 (считая "Annales des mathématibues", четыре журнала, посвященныхъ земледѣлію, два медицинскихъ, пять чисто юридическихъ справочниковъ и т. п.).
   Департаментскія газеты съ появленія декрета 3 августа 1810 г. состояли не только подъ безконтрольною и безграничною властью мѣстнаго префекта, но префектъ даже назначалъ главнаго редактора,-- и въ административный обычай вошло, чтобы редакторомъ былъ секретарь префектуры; и даже префектъ указывалъ, въ какой типографіи должна печататься мѣстная газета {...ce sont eux qui ont nommé leurs rédacteurs qui souvent sont les secrétaires généraux des préfectures et designe les imprimeurs de ces journaux. Нац. арх. F7 3462. Министръ внутреннихъ дѣлъ -- министру полиціи. Paris, le 26 mai 1812.}. Но это было лишь половиною дѣла. Все-таки еще издавалось нѣсколько газетъ въ Парижѣ. И императоръ затребовалъ новыя свѣдѣнія о печати; эти его статистическія ознакомленія никогда не предвѣщали прессѣ ничего хорошаго.
   Во второй половинѣ 1810 года по свѣдѣніямъ, представленнымъ Наполеону директоромъ печатнаго дѣла и книжной торговли, въ имперіи существовало 205 періодическихъ изданій. Изъ нихъ газетъ, которымъ было разрѣшено печатать "политическія новости",-- было 96, газетъ, посвященныхъ торговымъ объявленіямъ и сообщеніямъ -- 81, "судебныхъ" газетъ -- 9, научныхъ журналовъ -- 19 {F18 412. Rapport à Sa Majesté (1810).}. Конечно, подавляющее большинство изъ этихъ 96 "политическихъ" газетъ были департаментскія, т. е. редактировавшіяся, какъ сказано, секретаремъ префекта; но оставалось все-таки нѣсколько парижскихъ газетъ. Эти газеты были запуганы, полиція назначала имъ въ главные редакторы своихъ чиновниковъ, онѣ не смѣли даже заикнуться о чемъ-либо "либеральномъ",-- и все-таки Наполеонъ былъ недоволенъ. Онъ читалъ между строкъ и хотѣлъ найти тамъ ковы и интриги, хотя тамъ рѣшительно ничего подобнаго не было и не могло быть.
   Чего же еще было ему нужно? Министръ полиціи понялъ мысль Наполеона. Первая цѣль, чтобы нигдѣ въ предѣлахъ имперіи, ни во французскихъ, ни въ итальянскихъ, ни въ нѣмецкихъ, ни въ голландскихъ ея частяхъ, ни въ одной газетѣ не встрѣчалось и не могло бы встрѣтиться никакихъ тайныхъ "козней", намековъ, "тайныхъ надеждъ". "Конечно, никто не посмѣлъ бы дѣлать это открыто", но "мы видѣли, что издатели и редакторы надѣваютъ всякія маски, принимаютъ всякіе тоны (sic!: prendre tous les masques, emprunter tous les tons),-- и успѣваютъ при помощи этихъ ухищреній бросить неблагонамѣренную мысль. Нужно не просто обуздывать, но "разъ навсегда удостовѣриться въ чувствахъ" редакторовъ. "Не достаточно повиновенія по принужденію. Нужно, чтобы можно было разсчитывать на истинную преданность священной особѣ Вашего Величества, династіи и правительству Вашего Величества" {...il faut qu'on puisse compter sur un dévouement véritable â la Personne Sacrée de Votre Majesté, â Sa dynastie et â Son Gouvernement' F7 34а8. Rapport général No 1.}. Вторая цѣль -- бороться съ заграничными лжеученіями и, въ частности, "распространять въ Германіи и на сѣверѣ Европы, посредствомъ нашихъ газетъ, французскіе принципы, мнѣнія и духъ" (т. е. духъ бонапартовскаго абсолютизма).
   Какъ же достигнуть этихъ цѣлей? По мнѣнію министра полиціи, "средства къ исполненію -- просты и легки" Одно изъ такихъ средствъ -- не позволять вовсе парижскимъ газетамъ перепечатывать что бы то ни было изъ иностранныхъ иначе, какъ по приказанію министра, который также будетъ имъ приказывать опровергать то, что найдетъ достойнымъ опроверженія въ иностранныхъ газетахъ. А главное -- осуществить повелѣніе императора: "Ваше Величество повелѣли, чтобы право собственности на "Journal de l'Empire" (онъ же "Journal des Débats") перешло къ вѣрнымъ подданнымъ, на которыхъ во всякое время можно разсчитывать";-- оставалось, значитъ, распространить этотъ принципъ на всѣ другія газеты, отнимать ихъ у однихъ издателей и передавать другимъ.
   Уже въ октябрѣ 1810 г. министръ полиціи Савари представилъ императору докладъ "о французскихъ газетахъ", но Наполеонъ велѣлъ дополнить этотъ докладъ всѣми деталями, касающимися матеріальнаго положенія газетъ.
   Какъ только эти детали будутъ представлены, "я -- заявляетъ онъ -- приму одну общую мѣру, которая упрочитъ право собственности, помѣститъ ее въ надежныя руки и, наконецъ, дастъ политическому управленію газетою то вліяніе, которое бы эту собственность обезпечивало" {Наполеонъ -- Савари. Fontainebleau, 31 octobre 1810. Corresp., XX, 285--286.}. Эта довольно неясная фраза императора скрываетъ цѣлую программу дѣйствій: 1) правительство такъ или иначе, въ той или иной мѣрѣ желаетъ стать собственникомъ части акцій газетъ; и 2) окончательно поработивши прессу, правительство не будетъ уже закрывать тѣ органы, которые уцѣлѣютъ, и собственники газетъ тогда будутъ спокойнѣе за свою собственность. Пока что, императоръ начинаетъ съ еженедѣльной газеты le Mercure. Онъ согласенъ ей помочь денежно, но приказываетъ измѣнить программу. Газета должна давать провинціи резюме столичныхъ газетъ за недѣлю; она же должна еженедѣльно опровергать англійскую прессу,-- и все это дѣлать "зрѣло и хладнокровно". Тогда она въ провинціи сможетъ конкурировать съ ежедневными газетами {ibid., 287.}.
   Въ концѣ 1810 г. былъ составленъ проектъ декрета о газетахъ, издающихся въ Парнасѣ. Вотъ нѣкоторыя статьи его. Art. 2: "число газетъ въ Парижѣ, публикующихъ политическія или внутреннія (sic) извѣстія, сводится къ тремъ, начиная съ 1 января 1811 года: "Journal de l'Empire", "Le Publiciste"-и "La Gazette de France". Art. 3: Въ этихъ газетахъ впредь не должно быть фельетона... Art. 4: Онѣ должны появляться три раза въ недѣлю". Но этого мало: Наполеонъ повелѣваетъ, чтобы издавалась лишь одна газета, посвященная торговлѣ, одна по медицинѣ, одинъ листокъ объявленій, одинъ дамскій (модный) журналъ. А что же дѣлать съ остальными журналами и газетами?
   "Наши министры внутреннихъ дѣлъ и полиціи представятъ въ пятнадцатидневный срокъ на наше одобреніе всѣ мѣры, необходимыя для соединенія уничтоженныхъ газетъ съ сохраненными" {Nos ministres de l'intérieur et de la police présenteront sous quinzaine à Notre approbation toutes les mesures nécessaires pour la réunion. des journaux supprimés à ceux conservés et en général puur l'exécution des dispositions ci-dessus. (Нац. арх. F. 18 414. Projet de décret sur les jurnaux imprimés et distribués a Paris!}.
   Это любимое наполеоновское выраженіе, когда рѣчь идетъ о журналахъ и газетахъ: императору, повидимому, представлялось, что можно "соединять" пять газетъ въ одну, какъ онъ устраивалъ сводную баттарею изъ двухъ или трехъ, очень пострадавшихъ въ бою.
   Въ 1811 г. дѣло было завершено: декретами 18 февраля и 17 сентября 1811 г. императоръ просто конфисковалъ эти уцѣлѣвшія четыре газеты, т. е. экспропріировалъ ихъ у собственниковъ и передалъ право владѣнія казнѣ и имъ же самимъ назначеннымъ "акціонерамъ". Мотивировалась эта экспропріація тѣмъ, что, вѣдь, не было никогда дано прежнимъ собственникамъ "концессіи" отъ государя, а между тѣмъ такая "концессія" -- необходима. Почему необходима? На основаніи какого закона? Неизвѣстно.
   Воля Наполеона замѣняла и законы, и прецеденты и совершенно избавляла министровъ отъ необходимости мотивировать проводимыя мѣропріятія. Правительство, помимо всего, оказалось, такимъ образомъ, отчасти собственникомъ парижскихъ газетъ. Изъ 24 акцій, изъ которыхъ составлялся капиталъ "Journal de l'Empire" (бывш. "Journal des Débats"), наиболѣе читаемой газеты,-- 8 принадлежали правительству, изъ 24 акцій "Petites Affiches" -- тоже 8, изъ 12 акцій "Gazette de France" -- 3, изъ 24 акцій "Journal de Paris" -- 9. Такъ обстояло дѣло въ послѣдній отчетный годъ имперіи,-- въ 1813 году. Монопольное положеніе этихъ уцѣлѣвшихъ газетъ приносило и этому главному "акціонеру", и другимъ акціонерамъ большіе доходы. Приведу любопытныя данныя изъ офиціальнаго документа, озаглавленнаго "Resumé général de la comptabilité des journaux de Paris depuis le 1 janvier 1813 jusqu'au 31 décembre 1813 (я его нашелъ въ картонѣ Р 18z412):

0x01 graphic

   Такимъ образомъ, для всѣхъ четырехъ счастливыхъ монополистовъ 1813 годъ окончился превосходно, что особенно наглядно представлено во второй половинѣ того же документа:

0x01 graphic

   Въ общемъ такимъ образомъ наполеоновское правительство получило въ 1813 году съ парижскихъ газетъ 309.396 фр. съ сантимами (въ послѣдней графѣ сантимы отброшены). Этотъ 1813 годъ былъ вторымъ годомъ монополіи; первый годъ монополіи (1812-й) далъ тоже блестящіе съ финансовой точки зрѣнія результаты, хотя и не такіе: чистаго дохода всѣ четыре газеты дали, въ общемъ, въ 1812 году на 148.436 фр. меньше, нежели въ 1813-мъ {Нац. арх. F 18/412. Таблица, озаглавленная Comparaison.}.
   По другому документу валовой доходъ со всѣхъ четырехъ "реорганизованныхъ" газетъ въ 1812 г. былъ равенъ 2.500.000 фр.; расходъ -- 1.686.000; чистаго доходу оставалось 814.000, изъ каковой суммы приходилось правительству 281.000 фр. {F7 3462. Journaux réorganisés. Produits comparatifs.}. Чтобы ужь покончить съ этими немногими цифровыми показаніями, прибавлю, что самая распространенная изъ этихъ четырехъ уцѣлѣвшихъ газетъ (современники даже называютъ ее иногда "единственно-читаемою"), "Journal de l'Empire", имѣла въ январѣ 1812 г. 21.000 подписчиковъ, а въ сентябрѣ того же года -- 23.500 {F7 3463, Note pour Son Excellence (1812). Другихъ цифръ (о прочихъ трехъ газетахъ) я не нашелъ.}.-- При строжайше монопольномъ положеніи уцѣлѣвшихъ органовъ ихъ процвѣтаніе съ точки зрѣнія коммерческой было обезпечено Немудрено, что попасть въ редакторы хотѣлось очень многимъ.
   Правительство назначало въ газеты редакторовъ, которые въ то же время были и цензорами и такъ себя и называли: rédacteurs-censeurs. Они при случаѣ жаловались министру полиціи на издателей, просили министра, чтобы онъ заставилъ издателей повысить имъ жалованье и т. д. "Соблаговолите принять во вниманіе, Monseigneur, что другіе редакторы-цензоры, которые получаютъ больше жалованья.... ограничиваются однако простымъ просмотромъ своихъ газетъ, почти ни въ чемъ не участвуя въ редактированіи, тогда какъ я въ своей газетѣ одинъ доставляю ежедневный матеріалъ" и т. д. Такъ жаловался еще въ 1807 г. министру полиціи редакторъ одной изъ читавшихся, болѣе крупныхъ газетъ ("Courrier de l'Europe") Жиро, прося прибавки. Фуше приказалъ издателямъ платить ему 3.600 фр. въ годъ, но этого редактору показалось мало {Нац. арх. F7 3456. 1) Giraud -- министру; 2) Приказъ Фуше. Paris, le 19 décembre 1807.}.
   Постоянно попадаются прошенія вродѣ, напр., того, которое подалъ въ 1811 г. нѣкій Даммартэнъ, чиновникъ казенной типографіи: онъ покорнѣйше проситъ его превосходительство, господина министра полиціи, герцога Ровиго, назначить его "либо соредакторомъ какой-либо газеты, либо литераторомъ, причисленнымъ къ министерству его превосходительства" {être employé soit comme co-rédacteur d'un journal, soit comme homme de lettres attaché au ministère de Votre Excellence. H. Apx. F7 3460. 1) А S. E. Monseigneur le duc de Rovigo; 2) Rapport â Sun Excellence, 6 mars 1811.}. Къ этимъ прошеніямъ въ министерствѣ полиціи относились, въ общемъ, весьма благожелательно.
   Впрочемъ, правительство, сдѣлавшись собственникомъ всѣхъ газетъ, и безъ того достигло всѣхъ цѣлей, какія только оно себѣ ставило въ этой области.
   Даже сановники раболѣпствовавшаго предъ Наполеономъ Государственнаго Совѣта признали, что управленіе по дѣламъ печати довело угнетеніе прессы до крайнихъ, рѣшительно ничѣмъ не вызываемыхъ и не оправдываемыхъ стѣсненій, и указывали, что нельзя же Францію превратить "въ монастырь"; что "малѣйшая интрига въ полицейскихъ бюро можетъ въ настоящее время скомпрометтировать свободу и нарушить права собственности гражданъ"; что "правосудіе -- безоружно предъ полиціей" и т. д. {Discussions sur la liberté de la presse... rédigées et publiéés par М. le baron Locré (Paris 1819", засѣданіе 13 декабря 1811 г., стр. 294, 279.}. Они же отмѣтили фактъ "всеобщихъ жалобъ" на то обстоятельство, что правительство даетъ цензорскія мѣста профессіональнымъ журналистамъ, которые по личнымъ соображеніямъ однихъ собратьевъ по перу преслѣдуютъ, а къ другимъ -- благосклонны.
   Даже въ странахъ стародавней неограниченной власти дивились безоглядочности и безпощадности, какія проявилъ Наполеонъ въ дѣлѣ уничтоженія періодической печати. Приведу два примѣра.
   Реакціонный австрійскій журналистъ, другъ Меттерниха Гентцъ въ частномъ письмѣ къ Меттерниху негодовалъ на безудержный произволъ по отношенію къ прессѣ, узаконенный Наполеономъ въ 1810 году {Briefe an und von Fr. Gentz (Berlin 1913), III, Zweites Theil стр. 275.}.
   Русскій генералъ Сакенъ, одинаково ненавидѣвшій какъ Наполеона, такъ и аракчеевщину ("солдатоманію", по его выраженію), ядовито писалъ въ своихъ запискахъ въ 1810 году: "Въ настоящее время ничто такъ хорошо не организовано въ Европѣ, какъ редакціи газетъ во Франціи и веденіе парадовъ въ Россіи. И тутъ, и тамъ замѣчается рѣдкое въ исторіи единство дѣйствія. Тамъ -- тиранъ убиваетъ, грабитъ, обманываетъ всѣхъ, кто ему ни попадется, друзей и враговъ, брата и сестру, и всѣ газеты отъ Стокгольма до Неаполя въ одинъ голосъ передаютъ черта за чертою сіи преступленія въ самыхъ свѣтлыхъ краскахъ. Здѣсь ребенокъ одѣваетъ и раздѣваетъ... 300.000 человѣкъ, коихъ называетъ солдатами, заставляетъ ихъ танцовать то менуэты, то контрадансы" {Русскій Архивъ, 1900, стр. 179. Изъ записокъ фельдмаршала князя Сакена, 23 октября 1810.}.
   Въ первой главѣ мы ознакомились съ основными воззрѣніями Наполеона на печать;, во второй -- съ тѣми законами, которыми онъ задавилъ окончательно прессу, съ тѣми учрежденіями, которыя онъ призвалъ къ жизни, чтобы осуществить свою волю касательно печати.
   Теперь познакомимся съ фактами, характеризующими существованіе періодической печати, положеніе журналистовъ, положеніе авторовъ книгъ и брошюръ въ эпоху наполеоновскаго режима.

Е. Тарле

(Окончаніе слѣдуетъ).

"Русское Богатство", No 10, 1913

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru