П. H. АРДАШЕВ. АБСОЛЮТНАЯ МОНАРХИЯ НА ЗАПАДЕ. СПб., 1902.
Популярная книга г. Ардашева посвящена одной из весьма важных исторических тем и, вероятно, привлечет внимание нашего "самообразовывающегося" читателя, для которого она по преимуществу и предназначена.
П. Н. Ардашев излагает в своей книге не всю историю абсолютной монархии на западе Европы, но лишь часть ее, кажущуюся ему наиболее характерной. Он говорит об итальянском принципате эпохи Возрождения, об абсолютизме в Испании и Франции, кончая свое изложение веком Людовика XIV. По мнению автора, "романский абсолютизм отмечен печатью оригинальности и творчества, абсолютизм германский -- печатью заимствования и подражания". Нам кажется, что, во-первых, изложение развития абсолютизма значительно побледнело у г. Ардашева от такого добровольного и совершенно произвольного сужения темы и, во-вторых, что противопоставление романского абсолютизма германскому, делаемое автором, вовсе не выигрывает в убедительности от афористичной формы, в которой высказано. Начать с того, что сам же г. Ардашев значительно ограничивает область "оригинальности" и "творчества" новейших романских народов, утверждая (и, конечно, вполне справедливо), что "идейная основа абсолютной монархии нового времени восходит исторически к римским государственно-правовым традициям". Что же касается оригинальности и самобытности в конкретном осуществлении абсолютистской идеи, то мы позволим себе спросить автора, чем Филипп II испанский более самобытен, нежели, например, германские курфюрсты времен Реформации и времен борьбы с католической реакцией? Почему Медичи внесли в развитие этой идеи больше "творчества", нежели Лютер и лютеранские проповедники (особенно до начала пиетистского движения, несколько очистившего угодническую и рабскую атмосферу лютеранской умственной жизни)? Чем испанские Габсбурги в данном отношении "оригинальнее", нежели Габсбурги австрийские?
Если бы ничем не подтвержденная мысль г. Ардашева была брошена вскользь, это еще было бы полбеды. Вся беда в том, что отчасти благодаря ей {Отчасти же благодаря мнению, что об абсолютной монархии в германских странах почему-то "удобнее" трактовать в связи с просвещенным абсолютизмом XVIII в. (Прим. Е. В. Тарле).} любопытнейшие разновидности исторического европейского абсолютизма остались вне кругозора автора. Не произойди этого, быть может, читатель наглядно увидел бы, что разнохарактерная в мелочах, единая по существу природа абсолютной монархии во всех своих наиболее ярких (по преимуществу внешних) отличиях обусловливалась всегда материальной обстановкой социально-политической жизни тех стран, где эта монархия возникала, и что теоретическое "творчество" играло здесь вполне подчиненную и третьестепенную роль.
От того, чего нет в книге г. Ардашева, перейдем к тому, что в ней есть. На стр. 25-й читаем: "Несмотря на почти двухвековое существование абсолютизма в Италии, последний отмечен здесь характером эфемерности и непрочности. Он выставил много небольших, часто крошечных деспотий и множество отдельных князей-тиранов, из которых иные успели упрочить на более или менее продолжительное время своим потомкам случайно доставшийся престол... Итальянский абсолютизм был мелок и мелочен... В Италии мы видим множество карикатур на монархию и ни одной крупной фигуры, на которую можно было бы указать как на политическое воплощение эпохи". Эта последняя фраза находится на 26-й стр., а ровно через 20 стр. (на 46-й) автор категорически (и поделом!) себя самого опровергает: "Политическая философия Макиавелли представляет собой такое же яркое отражение эпохи в области идей, каким личность Цезаря Борджиа является в области фактических отношений". Жаль, что изложение прерывается (в главе об Италии) на начале XVI в., иначе автор, не отступая от исторической истины, должен был столь же решительно опровергнуть и другое свое утверждение -- об "эфемерности и непрочности" абсолютизма. Ведь дело идет не о династиях, которые в Италии были скоропреходящи (да и то с исключениями, о которых автор позабыл: он ничего не сказал об одной из древнейших династий Европы -- Савойской); но династический принцип в истории вовсе не должен смешиваться (и никогда и не смешивается) с принципом абсолютистским; абсолютизм же в Италии, расцветший в XIV--XVI вв., благополучно продержался вплоть до средины XIX столетия. Привычки самого неограниченного произвола, создавшиеся (вернее, упрочившиеся) в эпоху Висконти, Медичи, Сфорца и др., существовали в полной силе и в XVI--XVIII вв. при испанских наместниках в Неаполе, при папских губернаторах в Романье, при Бурбонах в Королевстве обеих Сицилий (даже вплоть до похода Гарибальди), в Риме при "добрых" и "недобрых" папах и их инквизиторах (отнюдь не уступавших в энергии своим испанским собратьям), при герцогах в Тоскане, Парме, Модене. Не кончился, а начался абсолютистский период в Италии в эпоху Возрождения, и целый ряд итальянских поколений, последние представители которых еще живут в наши дни, на себе испытал, легко ли было разрушить это наследие веков и точно ли оно было "эфемерно".
Главы, касающиеся Испании и Франции, представляют собой лучшую часть книги. Содержательный, последовательный, богатый правдиво изложенными фактами рассказ приводит автора к ряду выводов, которые можно назвать весьма убедительными и мотивированными. "Мегаломания", стремление к расширению территориальных пределов, была лишь одной из причин, способствовавших падению самых величественных зданий абсолютизма; "в лице Филиппа II (испанского) потерпела крушение та политика, которая нашла в нем свое наиболее полное воплощение: политика католической реакции в соединении с политическим абсолютизмом во внутренней и с мегаломанией во внешней политике". Вероисповедная и национальная исключительность, произвол и политические авантюры погубили Испанию.
Французский абсолютизм очерчен г. Ардашевым еще более уверенными и отчетливыми штрихами, нежели абсолютизм испанский. Фискальные порядки старой французской монархии, "истощая плательщика непосильным бременем, в то же время подтачивали в корне его хозяйственное благосостояние, подрывая прямо или косвенно производительность его труда". Обнищание и одичание народа во Франции шли параллельно с прогрессирующим "обожествлением" особы короля. Столь блестящее с внешней стороны правление Людовика XIV, по справедливому выражению автора, было "для огромного большинства нации долгим и тяжелым кошмаром". Кончается работа г. Ардашева следующими словами об эпохе Людовика XIV: "За это долгое, но отнюдь не "великое" царствование окончательно сложился в своих главных чертах старый порядок во Франции, причем окончательно установились и те отрицательные стороны последнего, которые роковым образом привели к великому перевороту, начавшемуся в 1789 г. В истории царствования Людовика XIV -- ключ к историческому уразумению Великой французской революции". Во всей главе о Франции чувствуется специалист, автор интересного исследования из предреволюционной эпохи (о провинциальных интендантах при старом порядке).
Отмеченные выше погрешности, конечно, не помешают нам признать, что наша историческая популярная литература обогатилась еще одной очень полезной и интересно написанной книгой.
ПРИМЕЧАНИЯ
Автограф не сохранился. Печатается по журнальной публикации (Русское богатство, 1902, No 8, с. 27--30).