Для народов западной Европы в начале их христианской истории христианство было дано как католичество. Определенный характер римской церкви, вполне сложившийся в более позднее время, сказывался уже в IV -- V вв., -- сказывался, как стремление римских первосвященников к первенству среди всех иерархов христианской церкви. Но это стремление к первенству представляет из себя только зародыш той вполне жизненной идеи, выразителем которой явилось католичество в период своего полного развития, и которая вполне выработалась только постепенным историческим путем. -- Народы западной Европы, -- преимущественно романской группы, -- в жизни которых вполне развилась эта идея римско -- католической церкви, впервые познакомились с христианством еще в самое раннее время своей истории, в период своей варварской жизни. Когда мало -- по -- малу успокаивалось великое переселение народов, взорам римской церкви предстали и в качестве ее мирских завоевателей, и в качестве ее опасных соседей совершенно чуждые цивилизации толпы варваров. Насилие, произвол, невнимание и неуважение к духовным достоинствам человека -- составляли отличительные черты этих, как и всяких других варваров. Христианская церковь, вступая в сношение с этими народами и по необходимости соседства и по обязанности проповеди Христа, входит в их жизнь как начало новое, вполне чуждое ей и со всеми преимуществами не только по сущности христианской религии, но и по тем плодам развития, которые она унаследовала от греко -- римской жизни. Среди варварской жизни она является источником не только высшей религиозной жизни, но и мирского просвещения: она проповедует о правах человеческой личности, она открывает сознанию варваров значение божеских и человеческих законов, стоящих выше всякого личного произвола, она проповедует о границах светской власти наряду с духовной, -- в продолжение нескольких веков она была центром всякого просвещения, науки, искусства. -- А между тем, говоря о католической церкви и о ее духовном превосходстве над обществом, приходится, согласно с историей, разуметь под церковью только духовенство. Оно весьма рано стало резко выделяться из народа, как строго устроенная, обставленная законами и правами корпорация; весьма рано оно стало устранять мирян от участия в духовном управлении ими и также издавна заботилось о приобретении от государства для себя всяких привилегий. И то же самое, что в период варварского состояния западно -- европейских народов составляло характерную особенность церкви в отличие от варварских государств, выделяло и духовенство из мирян: просветительным центром среди варварского общества было духовенство, выделенное в корпорацию и исключительно в себе видевшее церковь. К X веку богословский характер имели все стороны умственной жизни западных народов; все вопросы, и политические, и чисто научные, даже математические и физические, решались с богословской точки зрения, и вместе с тем долгое время образование сосредоточивалось только в тесном круге духовенства: в его школах приготовлялись почти исключительно кандидаты на духовное звание. Такое отношение церкви к народной жизни постепенно внушало западному духовенству мысль о его власти над народной жизнью, как о власти законной и основанной на духовном превосходстве. Церковь видела фактическую зависимость от нее всех лучших сторон духовной жизни варваров и понимала, что эта зависимость основывается не на внешнем насилии, а на действительном господстве в сознании варваров. Печальные и непримиримые ни с нравственной, ни с правовой точкой зрения проявления светской власти варваров приводили в столкновение с нею церковную власть и внушали последней мысль о преимуществе ее оснований над основаниями первой. Христианство медленно перерождало внутреннюю жизнь варваров: деспотизм, произвол, внешнее насилие и каприз по-прежнему составляли слишком частые явления в действиях светской власти. В виду этих явлений к католической церковной власти и приступало искушение -- взять в свои руки и светскую власть, овладеть народом и на основаниях внешнего владычества, укрепиться всеми внешними средствами светской власти. И это стремление церкви к светской власти не было капризом нескольких лиц, случайным по своим мотивам, не было их личным честолюбием: оно имело для себя оправдание в действительной жизни. Если духовная власть там или здесь, в то или другое время, объявляла народ свободным от королевской власти, то такое вмешательство ее в государственную народную жизнь часто бывало благотворным, освобождало народ действительно от грубого деспотизма и произвола и исходило из христианского начала личной свободы. Основания такого стремления духовной власти были более глубоки, чем каприз или честолюбие нескольких лиц; потому-то оно и не погибало со смертью своих первых носителей, но неуклонно развивалось в целую систему церковной жизни. Это было стремление к власти во имя самого христианства, -- во имя того убеждения, что дух Христа должен владычествовать в народной жизни, что всецелая власть над народом должна принадлежать тому, кто ее требует не во имя своего произвола, а во имя Христово, кто единственно достоин такой власти, кто единственно может пользоваться ею не для личной выгоды, а для блага общественного. Такое стремление не может зависеть от случайностей государственно -- народной или церковной жизни; оно всегда может найти для себя оправдание, потому что государственно -- народная жизнь всегда стоит ниже христианских идеалов, проповедником которых является духовенство. Вот почему и стремление католической церкви к владычеству над народами не погибло и в то время, когда, после жизни в варварском обществе в продолжение нескольких веков, само духовенство подверглось сильному влиянию варваров, с одной стороны потеряв свое преимущество духовной просвещенности и ставши невежественным подобно мирянам, с другой стороны усвоивши светский образ жизни, -- когда само духовенство погрузилось в интересы феодальной жизни, стало в разнообразную зависимость от государей и забыло свое единство. Эти печальные явления в жизни самого духовенства еще более обострили его теократические стремления, которые нашли свое полное выражение в лице папы Григория VII. Этот римский первосвященник, обладавший великим умом и сильною волею, не был поборником абсолютной власти римской курии ради самой власти, не был поборником застоя, мрака и врагом прогресса; нет, он стремился к этой власти для того, чтобы при ее помощи построить жизнь общества на христианских нравственных началах, чтобы осуществить в этой жизни христианские идеалы, -- он ратовал во имя прогресса и просвещения. Но при варварской распущенности общества, при его диких и необузданных нравах, при крайнем нравственном упадке самого духовенства -- казалось -- только римский первосвященник мог своим авторитетом устроить общественную жизнь народов. Что такие надежды на авторитет римского престола имели твердое основание, об этом свидетельствуют блестящие успехи власти римского первосвященника. Но не эти успехи особенно интересны, -- интересны мотивы и формы действия власти римского первосвященника: те и другие служили полным выражением сильной идеи римской церкви. Если только христианство способно переродить и просветить народную жизнь, если только одна церковь может быть источником истинного прогресса и нравственного порядка, то она только одна (т. е. духовенство) имеет право на всякую власть над народами; мало того, -- эта власть для нее необходима, -- необходима для того, чтобы она могла быть действительным источником просвещения и нравственного порядка, так как сам народ не может оценить ее спасительного значения и, погрязая в пороках и неурядицах, остается равнодушным к ее спасительному призыву: ради самого же народа, ради его благоустройства и спасения необходима церковная власть над ним. Но чтобы иметь такую власть над народом, сама церковь должна быть устроена на началах власти, само духовенство должно быть подчинено строгому порядку и дисциплине. Такова была идея римской церкви. Подчинить все духовенство строгому единству и беспрекословной власти римского первосвященника, подчинить всю народную жизнь власти духовенства и в такой единой жизни осуществить начала нравственности и просвещения, -- такова была задача деятельности Григория VII и его преемников. Лучшим людям христианства, наместникам Самого Христа, заместителям Его апостолов, преемникам всех преданий церкви, должна, принадлежать всякая власть над народами. Так решила великие религиозные вопросы христианской церкви римская курия -- решила по -- человечески, но во имя Христа; с такими ответами и убеждениями приступил к церковной реформе великий папа -- к реформе в пользу римского престола, но во имя благоустройства и нравственного порядка народа; во имя этой идеи Григорий VII стремился покорить весь мир духовенству, духовенство -- власти римского первосвященника. Пусть в прежнее время церковь проповедовала о разделении светской и духовной властей: эта проповедь привела теперь к тому выводу, что светская власть, как таковая, должна была подчинена духовной, что в руках римского первосвященника должна быть и светская власть. Но не светская власть сама по себе составляла последнюю цель стремлений римской курии: она стремилась к власти над народом -- это так, но к власти всецелой -- прежде духовной, а потом уже и светской, к власти не ради самой власти, а во имя нравственного благоустройства и благоденствия народа. Вот почему составляет примечательный факт в истории католической церкви, что время реформ Григория VII, время стремлений римского папы подчинить весь мир римской курии во имя нравственного благоустройства мира, совпадало с реформами монастырской жизни по началам строгой дисциплины и нравственности. Реформа св. Бернара, реформы каноников, реформы в Клюни, Роберта Молемского в Сито -- эти реформы совпадают с временами Григория VII.