Свенцицкий Валентин Павлович
О проституции

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   --------------------
   Публикуется по: Свенцицкий В. Собрание сочинений. Т. 3. Религия свободного человека (1909-1913). М., 2014; Т. 4. Церковь, народ и революция (1910-1917) / Сост., коммент. С. В. Черткова. М., 2017.
   --------------------

Дни нашей жизни

   Сейчас два часа ночи. Я пришёл из театра и хотел писать "театральные заметки"... Но я чувствую, что это будет "не про то", что сейчас душа слишком болит для театрального отчёта.
   Дело не в достоинствах пьесы (здесь можно было бы много возразить) и не в искренней и талантливой игре артистов (хотя и это имеет некоторое значение), дело в самой теме, в совпадении этой темы с жизненными впечатлениями последних дней.
   Вы читали в газетах, как недавно отравилась проститутка: сначала неудачно, её отвезли в больницу, она всё время просила "дать умереть", её "отходили", вернули в притон, и через несколько дней она снова отравилась, на этот раз "удачно" -- умерла. Прочли, наверное, и письмо проститутки. Может быть, оно даже покоробило ваш благовоспитанный вкус: уж слишком открыто говорится о "таких" вещах. За этими фактами стоят тысячи им подобных, тысячи живых людей, тысячи искалеченных душ.
   Есть вещи, о которых стыдно молчать, но не менее стыдно и говорить, потому что для обличения их надо говорить языком пророка. Но где же найти слова достаточно сильные, чтобы прорвать ужасающую груду лжи, лицемерия, равнодушия и всяческих предрассудков, связанных с этим вопросом. Лицемерие и ложь, несоответствие слов и дела нигде с таким цинизмом не прощается обществом, как здесь. Найдите мне хоть одного писателя, хоть одну газету, которые не считали бы проституцию одним из величайших преступлений, -- не найдёте. Но найдите мне мужчину, который бы в большей или меньшей степени не был соучастником этого преступления, -- найдёте одного из ста тысяч. Вы скажете: мира не переделаешь, все так живут, проституция всегда была и всегда будет. Гении и пророки выступали на борьбу с ней, -- и всё остаётся по-прежнему. Не в газетном же фельетоне исправлять человечество, -- это в лучшем случае донкихотство. И пусть донкихотство! Я давно знаю, что общественное сознанье отравлено подлейший идеей: "все так делают", "один в поле не воин"! Вся гнусность, в которой мы живём, вся беспросветная пошлость, весь ад, в который мы превратили жизнь, -- всё питается этой идеей.
   Я мира не переделаю; но пусть кричит всякий, где может и как может, о том, что чувствует искреннюю боль и ужас от сознанья, что десятки тысяч женщин -- измученных, истерзанных, больных, пьяных -- гибнет на наших глазах. Если может говорить -- пусть говорит, если может писать -- пусть пишет. И не потому, что сам уж очень хорош, но потому, что много страдал и много видел. Дойдёт же когда-нибудь этот крик до живых человеческих душ, до живой общественной совести.
   Ведь весь ужас даже не в факте проституции, а в том, что общественная совесть совершенно притупилась и сжилась с ним. В глубине души люди приняли проституцию "неизбежным злом" и в громадном большинстве случаев говорят о ней между собой, как о чём-то "забавном".
   Разве доктора не посылают к проституткам "для здоровья", разве студенты, врачи, адвокаты, журналисты и простые обыватели не делятся впечатлениями о своих "похождениях". Разве не извращение общественной совести -- презрение к проституткам, которые жизнью своей заплатили за свой позор, и почти одобрение покупающим этот позор за деньги. Посадит ли кто-нибудь продажную женщину за стол вместе со своими дочерьми, и остановит ли хоть одного отца, отдающего свою дочь жениху, мысль, что будущий муж посетитель публичных домов.
   Прежде чем бороться с проституцией, надо побороть вопиющие предрассудки, преступное легкомыслие и безобразнейшую ложь, которые усыпили нашу человеческую совесть.
   

Страшный вопрос

   Есть один страшный вопрос не только русской, но и общемировой жизни, который до сих пор ещё лежит под каким-то "запретом". Говорить об нём считается "неловким", почти "безнравственным". Серьёзное, деловое его обсуждение -- бесполезным. Он всецело предоставлен в ведение или моралистов и проповедников, или же, наоборот, в ведение бульварных писак, которые ужас его низводят на степень "пикантных сюжетов".
   Вопрос этот -- борьба с проституцией.
   Для того чтобы понять ужас его, право, не надо быть ни проповедником, ни пророком -- достаточно мало-мальски серьёзного отношения к жизни. Не надо тревожить ни "высоких идеалов", ни христианской морали -- достаточно вдуматься в чудовищные цифры...
   Среди молодёжи более 60% пользуются услугами публичных женщин. В Варшаве около 75% холостых мужчин больны венерическими болезнями, полученными по преимуществу от проституток. В Берлине насчитывается до 40 000 женщин, торгующих телом. И пр., и пр., и пр.
   Проституция всего мира измеряется не десятками, а сотнями тысяч.
   Таким образом, помимо требований "высшей морали", для всякой мало-мальски живой человеческой совести ясно, что вопрос об уничтожении проституции не есть нечто такое, что можно отложить до утопических времён, -- это есть дело неотложное, дело сегодняшнего дня. Проституция разлагает человеческие души, человеческое тело -- она превращает сотни тысяч женщин, матерей, сестёр, дочерей наших в животных, хуже, чем в животных. Это одно из самых позорных и самых страшных пятен на общественной совести.
   У нас принято проституцию считать неизбежным злом нашего социального строя -- и на этом успокаиваться. Раз "неизбежно" -- и бороться нечего!
   Но большинство, слава Богу, ещё верит в могущественное влияние идей, и потому не имеет права так легко складывать оружие.
   Возьмите такой пример.
   Требуется ли особенно высокая нравственность, чтобы чисто относиться к своей сестре или дочери? Ведь даже в нашем развращённом обществе половое влечение к сестре, матери, дочери считается чудовищным исключением. Почему? Не потому ли, что мы с молоком матери впитываем в наше сознание идею недопустимости таких влечений. Ведь дикарь сходится и с сестрой. Животное не различает ни матери, ни дочери.
   И если не отдельные люди, а общество в целом усвоит себе недопустимость проституции, если проституция будет признана величайшим злом, а посещение домов терпимости -- общественной совестью будет клеймиться как преступление, -- тогда очень скоро факты проституции станут исключением. Сейчас осуждают публичные дома больше для "приличия". Но в глубине души -- они для всякого "неизбежное зло". И вам не придёт в голову не подать руки человеку, который скажет, что он был в публичном доме. И если человек, живущий с своей дочерью, будет для вас отвратителен, то человек, пользующийся услугами проститутки, не будет вызывать в вас никакого отвращения.
   Итак, надо, прежде всего, всеми силами, какие только имеются в распоряжении людей, перевоспитать сознание общества. Для этого надо начать с того, чтобы дома терпимости перестали быть "официальными" домами. Правительство не должно санкционировать проституцию. Не говоря про то, что прямая цель "официальных" публичных домов -- предохранение от заразы -- совершенно не достигается, факт допущения проституции законом мешает понять обществу, что проституция -- преступление. Что было бы, если бы правительство отвело специальные районы, где разрешалось бы убийство? Разве не колебало бы это отношение к убийству, как к преступлению? То же самое и здесь. Проституция не только грех -- это преступление, и правительство не может брать его под защиту закона.
   Недавно Ростов-на-Дону высказался за полное уничтожение в городе публичных домов. Это постановление Думы должно быть отмечено. Мы горячо его приветствуем. Пусть другие города сделают то же. Тогда правительство пойдёт навстречу общественной инициативе. А когда государство признает проституцию преступлением -- будет уничтожена главная опора того страшного зла, которое отравляет общественную совесть.
   

Заколдованный круг

   Мы неустанно подымали и будем подымать вопрос о проституции.
   Вопрос этот и трудный, и страшный.
   Какие бы политические события ни волновали мир -- он всегда останется очередным и неотложным. И государственная власть, и общественные организации, и личная совесть каждого из нас -- стоят лицом к лицу перед этим самым проклятым из всех проклятых вопросов.
   Как предохранить от проституции?
   Как бороться с существующей проституции?
   Как помочь "павшей" женщине встать на честный, прямой жизненный путь?
   Каждый из этих вопросов бесконечно сложен, потому что бесконечно сложны причины, обуславливающие возникновение проституции. Тут и экономические, и социальные, и моральные, и религиозные, и, наконец, исторические причины.
   Более практическим, а потому и более "простым" является последний вопрос:
   Как помочь "павшей" женщине встать на честный, прямой жизненный путь?
   Этот "простой" вопрос стоит особенно остро, жизненно.
   Это то самое, что нужно решить сегодня, сейчас же. И потому чаще всего к нему и приходится обращаться.
   Очень многие даже понять не могут, как это нельзя уйти из публичного дома? Со стороны жизнь в публичном доме представляется хуже всякой тюрьмы. Нужда заставляет? Но лучше какой угодно труд -- только не эта страшная профессия. Лучше идти на улицу просить милостыню, чем идти, чтобы торговать собой. Лучше умереть с голоду, чем получать хлеб такой ценой! Но думающие так забывают, что проституткой женщина делается не в 24 часа! Сегодня была "честной", завтра пошла в проститутки. Так не бывает. А если и бывает, как исключение, то чаще всего и кончается трагедией: самоубийством, сумасшествием и т. д.
   "Обычная" же дорога -- это постепенное "падение". Публичный дом -- не начало, а конец пути.
   В бытность мою студентом Московского университета в Москве производили перепись. Нам, студентам, поручили публичные дома с тем, чтобы мы попутно собирали сведения о жизни проституток. Были даны нам специальные опросные листы, в которых стояли вопросы: почему пошли в публичный дом? Кто соблазнил первый? Чем занимались раньше? Хотели ли бы вернуться к честной жизни? И т. д.
   Ответы были глубоко знаменательны. Громадное большинство было соблазнено почти в детском возрасте -- от 12 до 16 лет. В публичный дом поступили в 20-25. Значит, 8-10 лет женщина, обычно брошенная первым свершившим над ней насилие негодяем (я говорю насилие потому, что мужчина, соблазняющий ребёнка, -- именно насильник), -- жила другой жизнью. Чаще всего это прислуга. Она переходит с одного "места" на другое. Из рук в руки. Мало-помалу, ещё не попав в публичный дом, она уже проститутка. Её сделали такой.
   Публичный дом для неё -- лишь новая ступень. Последняя. И вот, когда на этой ступени она "очнётся", -- бежать уже некуда. Почему? Да, во-первых, потому что нет для этого душевных сил. На вопрос: "Хотите ли уйти из публичного дома?" -- проститутки отвечали: "Нет... что уж теперь... всё равно... Куда же мы годимся..."
   Какое-то безнадёжное презрение к самим себе. Точно и за людей себя не считают! Мы "такие!.."
   Но, кроме внутреннего бессилия, масса других причин: долги хозяйке, "жёлтый билет", лишающий женщину "прав", невозможность сразу найти работу. Наконец, болезнь.
   Вот с этими последними причинами, препятствующими возвращению "павшей женщины" на честную дорогу, и можно бороться.
   У нас существуют какие-то "Общества" защиты и помощи павшим женщинам. Но или они плохо делают свою работу, или плохо об ней "осведомляют" тех, кому должны были бы о себе заявить. Проститутка, которая хотела бы вырваться из заколдованного круга, не знает, как ей это сделать. И пишет письма в редакцию: спрашивает совета!
   Но что может ответить редакция?! Как уйти? "Очень просто": надо прийти в полицию, заявить, что бросаете ремесло и просите дать настоящий паспорт взамен "жёлтого билета". А долг хозяйке? Конечно, надо заплатить. А потом? А потом поступить на хорошее место! Из всех этих "советов" проститутка сама может сделать только первое: пойти в полицию. Но без двух вторых -- это бессмысленное путешествие! Прийти в полицию, не рассчитавшись с хозяйкой и не зная, куда идти за "честным трудом", -- это значит терять время понапрасну. Из полиции вернётся назад, к той же хозяйке!
   Таким образом, вопрос о "честной дороге" -- это вопрос общественный. Должно быть общество, которое дало бы возможность уйти. Убежище -- куда уйти. Общество, о котором бы знала каждая проститутка.
   А пока этого нет, заколдованный круг будет душить людей без всякой пощады.

--------

   Как можно бороться со своднями?
   Единственный правильный путь в этой борьбе -- гласность.
   Вмешательство представителей власти возможно только там, где нарушается строго формулированный закон.
   Деяния безнравственные и беззаконные -- далеко не одно и то же. Можно, не нарушая прямой буквы закона, свершать ужасные преступления.
   Там, где обход закона почти неуловим или где закон вовсе бессилен, выступает на сцену -- гласность. И как следствие её -- общественный суд.
   Сводничество -- это одно из отвратительнейших преступлений и при этом почти неуловимых для закона.
   Но потому-то оно более всего боится своего единственного врага -- гласности.
   Пусть все, кто погибает или знает о погибели других, кому известны притоны, скрывающиеся от блюстителей закона, кто может открыто и прямо назвать по имени сводниц, -- сделает это гласно -- и одно из ужаснейших явлений нашей жизни получит смертельный удар!
   

Ответы на письма

I

   Один, читатель выражает своё недоумение:
   "Почему это вы вроде как бы под защиту свою берёте "падших женщин"?"
   А в женских письмах ко мне и не раз и не два, а десятки раз я читал:
   "С таким прошлым, как у меня, какая же может быть новая жизнь..."
   "Первый раз, от вас я услыхала, что и я такой же человек, как все. Боюсь, что вы меня не поняли, ведь я падшая..."
   "Прошлого не воротишь, настоящее ужасно. А будущее у проститутки сами знаете какое. Вот и выходит -- поскорее в Неву. И сама не знаю, чего жду ещё..."
   "Я поплакала над вашим письмом, хорошо, как во сне. Да несбыточно. Я в том письме постыдилась написать вам, кто я... Я падшая..."
   Проституция -- это одно из самых страшных наших преступлений. "Причины" проституции чрезвычайно сложны. Тут и социальный строй, и нравственное разложение, и экономическая неправда, и тысяча других "условий"...
   Но сейчас я хочу сказать о другом.
   Я хочу обратить внимание на одну черту, которая объяснит, почему именно те женщины, которые с такой безнадёжностью называют себя "падшими", -- нуждаются в защите по преимуществу.
   Это не "теоретическое рассуждение" -- это результат непосредственного впечатления от жизни...
   Лет десять тому назад в Москве была перепись. Одна общественная организация попросила нас, "переписчиков", которым достался район с публичными домами, -- собрать сведения об условиях жизни проституток, об их прошлом и т. д.
   Нам были розданы специальные бланки с напечатанными на них вопросами. Надо отдать справедливость, вопросы были составлена изумительно бестактно. Проходилось залезать с сапогами в душу... Но один вопрос был очень нам по душе: "Не хотите ли изменить теперешнюю жизнь?"
   Мы ходили по этим домам три дня. Днём. Заставали самую житейскую обстановку.
   Всё было "просто". Как у всех. Пили чай. Шили. Играли с детьми... В комнатах не убрано. Извиняются за беспорядок -- только что встали.
   Я был первокурсник. "Младший". Я никого ни о чём не спрашивал, но я слушал и видел -- так больно, так стыдно, так страшно было слышать эти вопросы и тихие ответы на них.
   -- Сколько тогда вам было лет?
   -- Двенадцать...
   -- Четырнадцать...
   -- Семнадцать...
   -- Кто был первый?
   -- Студент...
   -- Приказчик...
   -- Барин...
   -- Что заставило вас пойти в публичный дом?
   Молчание.
   -- Нужда? -- подсказывает "спрашивающий".
   Ответ неожиданный:
   -- Нет... Так... Куда же идти?..
   И вот, наконец, желанный вопрос:
   -- Не хотите ли изменить теперешнюю жизнь?
   И ответ ещё более неожиданный:
   -- Нет...
   -- Не хотите?! -- изумляется спрашивавший. -- Но вы, может быть, боитесь, что ваш ответ узнает хозяйка? Мы не скажем. Вам дадут возможность уйти из этого дома и заняться честным трудом.
   Молчание.
   -- Так и записать? Не хотите?
   -- Да уж... Запишите...
   -- Разве вам хорошо здесь, что вы не хотите уйти? -- Помню одна женщина, после этих настойчивых приставаний повернулась и молча вышла из комнаты...
   Неизвестно почему пошла в публичный дом. И не хочет оттуда уйти.
   Вот две загадки, которые я вынес из трёхдневных опросов.
   Загадка была тем страшнее, что я видел полную искренность ответов. Действительно, не хочет уйти.
   Так почему же?
   Разгадка в том, что внешней "определённой" причины и не было.
   Началось "давно". В двенадцать, в четырнадцать, семнадцать лет. Обманул. Бросил. Родила. Жизнь "не удалась". Началось постепенное "падение". Если "прислуга" (а прислуга в большинстве), то переход с места на место, из рук в руки... Постепенно это стало почти профессией. А там естественный переход в "дом". Просто вопрос внешней устроенности, совершенно "житейский". То, что было трагического и страшного, -- растянулось изо дня в день, изо дня в день... В публичный дом поступают женщины, которых мы в жизни уже сделали проститутками. Обманутые девушки, подростки и дети постепенно "общими усилиями" загубленные нами.
   Это разгадка первой загадки. А разгадка второй -- тесно с ней связана.
   Благодаря постепенности прогресса падения, постепенно же усваивается профессиональная идея, что публичный дом -- это конец пути. Дальше идти некуда. Потому что есть "люди" -- это все мы. И затем проститутки -- это все они.
   Падшая -- значит, конец. Человека нет. Есть проститутка. Даже имя меняется. Крестили девочку Надеждой. Теперь она зовёт себя Манькой.
   Лежачих -- не бьют.
   Но можно ли бить того, кого вы сами втоптали в грязь, -- а главное, того, кто сам до того себя презирает, что даже отказывается считать человеком?
   Вот это-то и есть та черта, которая заставляет защищать "падших" женщин больше, чем всякого другого человека, -- потому что защищать "падшую" приходится не только от внешних оскорблений, но и от самопрезрения.
   На душе каждого из нас много и пакостных дел, и пакостных чувств, но мы не перестаём считать себя людьми. И мы обязаны как к людям относиться и к тем, кто, не столько за свои, сколько за наши грехи, человеком себя не считает.
   Вот почему на вечные времена будут жечь нашу совесть слова Христа:
   -- Кто из вас без греха -- пусть первый бросит в неё камень...
   

II

   Писать о проституции -- это может казаться делом совершенно бесполезным. Слишком очевидна вся сложность вопроса -- и беспомощность всякой борьбы. Как ни "решай" этот вопрос -- жизнь будет идти своим путём, давя и втаптывая в грязь человеческие души.
   Я прекрасно сознаю всё это. Но кроме практического результата есть ещё и внутренняя сторона. Не в нашей власти повернуть жизнь по-своему, но в нашей власти встать к этому явлению в должное отношение.
   Вот почему мне кажется очень важным обсудить сообща отклики читателей на затронутый мною вопрос о проституции.
   Я приведу два совершенно противоположных. Ф. Я. Зарудный пишет мне:
   "Я тоже часто думаю, зачем это ваша газета защищает проституцию. Это совершенно напрасно. Но я вас не виню. Вы по этому делу мало сведущи. Если бы вы были с низшего класса, то, вероятно, вы никогда бы не стали защищать. Ведь женщину, которая здесь долго поживёт нельзя иначе никак назвать, как чортово создание. Вы загляните в Народный дом, в праздник вечерком, что там творится, и вы в ужас придёте. Ведь они сами этого ищут. И тут никакие общества в борьбе с проституцией не помогут. Женщины сами постараются этого избежать -- это очень было бы легко сделать. Я никогда не поверю, чтобы это нужда толкнула на такое позорное дело. Которая думает прожить честно, мечтает о замужестве, то она пусть ищет себе человека по себе, но пусть не мечтает чорт знает что. А ведь здесь посмотрите какую-нибудь портниху или, допустим, горничную: она напялит шляпу и о себе мечтает чорт знает что. Она разводит шуры-муры не с мужиком, а с каким-нибудь господским сынком или с барином, а ведь тому нужно только на один раз, а потом -- пошла сами знаете куда. И вот я советую каждой из девушек, которая мечтает о семейной жизни: пусть себе ищет спутников из той среды, из какой сама, а не подымает нос кверху. Вот тогда у нас и проституции не будет. А раз многие сами этого ищут, то о них сожалеть не надо".
   Другое подписано: "Бывшая Соня". Вот часть этого письма:
   "Мы за свой грех заплатили каторжной жизнью. Никто за людей нас не считает. А впереди болезнь, сгниёшь заживо или умрёшь голодной смертью. Но почему не презирают тех, кто называется честной женой, а живёт как проститутка. А ведь таких женщин очень много. Ну, да Бог с ними. Пусть. Я только о себе хотела сказать. Кто бы вы ни были, Далёкий Друг, много вам простится за добрые слова о нашей доле. Я знаю эту жизнь. И за всех сообщу -- все мы несчастны. Все до единой. А если спросят: зачем же занимаешься этим? Ничего ответить не сумеем. Я о себе скажу: как попала на улицу -- знаю. Но всё-таки, объяснить не могу, как это так сложилось, что пошла на эту каторгу".
   Кто же прав из этих двух отозвавшихся на мою "защиту"?
   Один видит больше -- шляпы, задранный нос и то безобразие, которое творится в Народном доме.
   А другая на всё это обличение отвечает простыми словами, от которых щемит сердце и опускается рука с поднятым камнем:
   -- Все мы несчастны. Все до единой.
   Я не беру на себя роль судьи. Может быть, есть, т. е. даже наверное есть дурные женщины. И вовсе я не хочу сказать, что все женщины ангелы, а мужчины изверги. Но я убеждён, что роль развратителя в 90 случаях из ста приходится на мужчину и что "безобразие в Народном доме" коренится в самом раннем возрасте и вина в этих "безобразиях" в конечном счёте лежит на мужской совести.
   И потому, сознав это, мужчина должен перестать "презирать" падших женщин и перенести своё "презрение" на тех, кто толкает девушку на эту дорогу и на тех, кто посещает Народный дом, потому что ему нужно найти себе женщину "на один раз"...

--------

   Марии телегр. О причинах проституции я всегда писал в своих статьях именно то же, что и вы говорите: что мужчины развращают женщин. И если я говорил, что мне больно писать об этом вопросе, то вовсе не потому, что я виню женщин. А потому, что вопрос этот действительно больной. И в каждом, кто не может безучастно относиться к жизни, неизбежно вызывает мучительное чувство сознания его рокового для нас значения и нашей перед ним беспомощности.
   Солдату Ване 14. Если бы не было спроса -- не было бы предложения. В том, что вы видели на Невском, виноваты мужчины. Плюйте на них, а не на женщин. Запрещение ни к чему не поведёт. Тайная проституция и теперь запрещена -- и всё же на одну явную приходится десять тайных. Проституция -- страшное 6едствие, коренящееся глубоко в нравственных, социальных и экономических условиях жизни, вопрос этот нельзя решать так просто.
   А. Зайцеву. Публичные дома даже в смысле "здоровья" никого не охраняют -- это рассадники заразы. Тайная проституция будет всё равно, есть дома или нет. Но закрыв их, государство не будет санкционировать преступления.
   

III

   Среди моих друзей, пишущих мне письма, почти с первого дня появления в газете "Ответов" -- есть и профессиональные проститутки. Некоторые так и подписываются: "Проститутка Л.", "Погибшая проститутка К.".
   После революции я получил только одно письмо, подписанное этим страшным словом. Письмо как всегда робкое, проникнутое мучительным "самоопределением" и переполненное всяческими извинениями. Точно пишет какой-то "прокажённый", который боится "заразить" этим клочком почтовой бумаги.
   И мне всегда от этих "извинений" становится до того стыдно, что, кажется, пошёл бы на улицу и стал кричать о своих грехах и о том, что не дано человеку судить ближнего своего и все мы друг перед другом виноваты, а перед Богом каждый одинаково преступен.
   В последнем письме есть один новый, "революционный" вопрос.
   "Даст ли свобода что-нибудь нам? Я знаю, что о нас никому вспоминать не захочется, -- но вы два слова напишите: ждать нам хоть какого-нибудь облегчения в жизни..."
   Я лично считаю самым большим злом в мире -- смертную казнь и проституцию.
   Смертная казнь отменена, проституция осталась. И отменить её не во власти Временного правительства и Совета солдатских и рабочих депутатов!
   Проституция -- ужасающее зло, порождённое, с одной стороны, экономическими и социальными условиями, с другой -- нашими ложными моральными принципами.
   Если беззащитные девочки-подростки брошены на произвол судьбы во всевозможных "мастерских" -- чего удивительного, что жизнь изуродует их и известный "процент" "поставит" в публичные дома?
   Бесправное положение прислуги -- разве мало толкнуло девушек на грязные улицы.
   А безработица? А условия фабричного труда? А темнота и безграмотность?
   Но кроме внешних бытовых, экономических и социальных условий, могущественным фактором, создающим проституцию, являются наши моральные взгляды.
   Я много раз указывал на извращённое у нас отношение к "половому вопросу".
   Святое Божье "плодитесь и размножайтесь" -- превращено в какую-то "заборную надпись". Таинственное и прекрасное -- превращено в сальный анекдот. Ребёнок, которого все лицемерно зовут "ангелом", появляется на свет как результат полового акта, которого все стыдятся и считают за "грязь".
   Не будучи в состоянии отказаться от "грязи" -- её превратили в какую-то гнусность ночных похождений.
   Аскеты провозгласили "пол" -- скверностью. И культура создала для "скверности" -- публичные дома.
   Если бы мы внушали нашим детям благоговейное отношение к половому акту и таинству зачатия -- не было бы и проституции.
   "Ребёнок" не позорил бы девушку. И "разврат" позорил бы мужчину в одинаковой степени.
   Но всё это перерождение нравственных понятий свершится не очень-то скоро.
   И вот вопросы:
   Так неужели же общая радость свободы ничего не даст одним только "падшим женщинам"? Неужели освобождение от рабства не коснётся рабства публичных домов?
   Другими словами:
   Если новое правительство не в силах уничтожить проституцию -- неужели оно не может хотя сколько-нибудь улучшить положение этих самых бесправных людей на свете?
   Нет, может! И должно!
   Проститутки -- поверьте -- бесконечно нравственнее тех господ, которые от живых жён и взрослых детей пользуются их услугами.
   Но если даже допустить, что они "верх безнравственности", -- пока суд не заключил человека в тюрьму, он должен пользоваться всеми правами гражданина.
   Должны быть закрыты все публичные дома. Ибо давно уже и врачебные, и общественные организации установили нецелесообразность их существования. Ведь "дома" эти разрешены правительством в целях "безопасного разврата". Но фактически публичные дома -- рассадники заразы. И это вполне естественно. Врач не может осматривать проститутку каждый день. Да если бы и осматривал, от этого дело не менялось бы -- "здоровая" могла бы заражаться непосредственно сейчас же, придя за "больным гостем".
   Не спасая от заразы, публичные дома вносят соблазн мнимой безопасности и воспитывают вреднейшую идею, что проституция допустима -- признаётся и охраняется государством.
   Уничтожение публичных домов -- должно быть проведено и дальше. Недопустимы "жёлтые билеты" и вообще какое-либо участие государственной власти в "надзоре" за проституцией.
   Никого и ни от чего не "спасает" этот надзор -- и фактически сводится к полнейшему бесправию громадной категории граждан.
   Если вы хотите "осматривать", "свидетельствовать" и выдавать "жёлтые билеты", то гораздо лучше -- свидетельствуйте мужчин, чтобы они не заражали женщин, и выдавайте им "жёлтые билеты", чтобы они, пользуясь услугами проституции, не назывались честными мужьями.
   Но раз это невозможно -- освободите от позорного надзора и женщин.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru