Свенцицкий Валентин Павлович
Тёмною ночью

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   --------------------
   Публикуется по: Свенцицкий В. Собрание сочинений. Т. 1. М., 2008. С. 554-561.
   --------------------
  
   Никогда ещё дедушка Еремеич не ловил в свои вентеря такого количества рыбы.
   Впрочем, и время было самое рыбное -- начало мая.
   Волга залила левый берег, потопила луга и леса, врезалась на десятки вёрст ериками -- быстрыми, глубокими весенними речками, которые уйдут назад, когда сбудет вода, образуя узкие пересохшие овраги.
   По этим ерикам весной заходит в озёра рыба: щука, лини, окуни и особенно сазаны. Сазан мечет икру на мелких местах и входит в ерик, чтобы найти широкие поляны, залитые водой.
   Еремеич ещё с утра перегородил вентерями несколько ериков и на закате поехал подымать их. Лодка у него была самодельная, старая, вся в заплатах. Вёсла короткие. Сам он шершавый, обросший беспорядочными седыми волосами. На селе держался Еремеич особняком, жил бедно, перебивался кое-как рыбной ловлей. Ездил за рыбой всегда один, за это так его и прозвали "бобылём"...
   Лениво шлёпая вёслами, проехал Еремеич по течению мимо рыбацкого стана, завернул за песчаный бурун и въехал в пенистый ерик.
   Вода шла быстро, нагибая мягкие прутья затопленных кустов; молодые, весенние листья даже вечером казались ярко-зелёными; тёплый, душистый воздух смешивался с прохладными струями лесной сырости. Лодку гнало весело по теченью, покачивая из стороны в сторону. Еремеич сложил вёсла и только отталкивался, когда лодку прибивало к затопленному дереву.
   В узком проходе, сжатом высокими крутыми берегами, где вода шла особенно быстро, торчали три длинные палки: это стоял первый вентерь.
   Еремеич схватился рукой за ближайшую палку. Лодку быстро повернуло на одном месте, борт почти зачерпнул воду, но Еремеич держался крепко. Осторожно перебирая, подвёл лодку к берегу и начал подымать "крылья". Сначала одно крыло с палкой положил в лодку, потом другое. И не успел ещё взяться за третью палку, чтобы вытащить матню, как рыба уже забилась, заплескалась в воде. Он нагнулся, красными, мокрыми руками раскачал третий, самый длинный кол и стал вынимать вентерь. Вот на поверхности показались круглые бока сетки, в неё запуталось несколько мелких, белых рыбёшек "густерок", как презрительно называют их рыбаки, вот плеснулась тёмная спина линя, острая морда щуки уткнулась в разорванную сеть, и наконец Еремеич увидал главную свою добычу -- крупных сазанов, как на подбор один к одному. Едва втащил он полную матню в лодку. Руки его ослабли от холодной воды и неожиданной удачи. Он путал сетку, топтал её неуклюжими сапогами и неловко протаскивал через узкое горло матни скользкую, трепетавшую рыбу.
   Еремеич бросал её на дно лодки, не считая, но опытный глаз сразу делал нужный ему подсчёт. Сначала выбрал он мелкую "густеру". "Ну, эта себе на уху пойдёт..." Потом щук -- "щуки икряные, рубля на два всей-то будет". Потом стал тащить мягких упругих линей... "Тоже рубля на два наберётся..." И наконец принялся за сазанов. Сазаны лежали спокойно, но при малейшем прикосновении резко бились сильными хвостами и выскальзывали из рук. Он встал на колени на мокрое дно лодки и начал вынимать двумя руками. С трудом можно было просунуть широкую спину сазана в узкий ход матни, и Еремеич с особенным удовольствием каждую вынутую рыбу держал некоторое время на весу и потом уже кидал в лодку, подбрасывая немного вверх.
   Но всё это было начало удачи.
   С каждым новым вентерем лодка наполнялась всё больше, Еремеич потерял счёт и линям, и щукам, и сазанам. Знал он только одно, что много. Так много, как не запомнит за всё своё рыбачество.
   Солнце спустилось за песчаный бурун. Против течения ехать было трудно. Еремеич стал торопиться домой. До Волги по ерику проехать надо было версты полторы, а там ещё проехать Волгу на перевал, с парусом: ветер дул попутный, тёплый...
   Еремеич грёб привычным равномерным взмахом, а сам всё думал о рыбе: "Рублей на двадцать, а то и больше... Завтра базар -- разом всю разберут... Продам, а к вечеру снова ехать надо. Демьяновым скажу -- в Верблюжьем затоне был... пусть едут..."
   Еремеич устал. Руки промёрзли от холодной воды и теперь на тёплом весеннем воздухе горели и ныли. Рыба, накрытая мокрыми снетками, успокоилась и только изредка билась о края лодки. Ерик становился всё тенистей, небо серело и ближе придвигалось к земле. Вдруг по верхушкам деревьев пронёсся тревожный, протяжный гул. Еремеич насторожился. Поднял голову. И приналёг на вёсла. По течению ехать было незаметно, а теперь вода крепко обхватывала лодку и отбрасывала назад.
   "Только бы до Волги дотянуться, -- думал он, -- там парусом живой рукой..."
   Деревья шумели всё протяжнее, всё тревожнее. Темнеть стало резко, порывами. Вода в ерике отливалась стальным блеском и, казалось, ещё стремительней ударяла в тяжёлую лодку.
   "Который день к вечеру ветер, -- думал Еремеич и успокаивал себя: -- А к ночи всё разойдётся. Как бы не пришлось на стану пережидать".
   И снова стал думать о рыбе.
   "Сазан метать икру шёл, к Дарьиной поляне пробирался... щука-то везде шныряет, а вот линя столько -- диковинно... Не упомню такого линя... Коли подвозу не будет, все три красеньких можно взять... Базар большой: на луга едут... А переждать придётся", -- снова с досадой подумал он, прислушиваясь, как бушевал ветер.
   Деревья скрипели и раскачивались в разные стороны, даже тонкий тальник гнулся против течения. И по узкому ерику пошли неровные волны.
   Выехал Еремеич в затон, когда уже совсем стемнело. Поехал вдоль самого берега.
   "Нет, нельзя ехать через Волгу, -- окончательно решил Еремеич, -- пережду ветер на стану..."
   Под песчаным буруном, где затон соединялся с Волгой, вспыхивал огонь.
   "Не спят -- уху, верно, варят..."
   Еремеич плотней прикрыл рыбу, чтобы нельзя было видеть, сколько её, и повернул лодку на берег. Волны подхватывали и мешали пристать. Рыбак Андрей Прокофьич крикнул от костра:
   -- Еремеич?..
   -- Я.
   -- К лодке причаль...
   Чёрная тень подошла к воде.
   -- Много наловил?
   -- Наловишь, -- неохотно проворчал Еремеич, -- вишь, погода.
   Лодку кое-как привязал и выпрыгнул на берег.
   -- Ночевать будешь? -- спросил Андрей Прокофьич.
   -- Нет, домой надо, пережду ветер.
   -- Иди, грейся. Уху варим.
   -- Кто с тобой?
   -- Гришка.
   Подошли к костру.
   -- Не переждёшь, -- говорил Андрей Прокофьич, -- ветер ночной дует... Дня на два, смотри, подымется.
   -- Мне нельзя, -- угрюмо ворчал Еремеич, вытягиваясь около костра, -- к утру надо.
   -- О старухе соскучился, -- засмеялся Гришка.
   -- Да, о старухе... Много наловили?
   -- Есть, -- весело отозвался Андрей Прокофьич, -- сом пошёл. Сазана много...
   Еремеич посмотрел на небо: ни звёздочки. Серая, мутная мгла придвинулась совсем близко над головой...
   "Не стихнет, пропала рыба, -- тоскливо думал он, -- ветер тёплый, сгноишь всю... Линь жирный..."
   -- На базар думал везти? -- спросил Андрей Прокофьич. -- Мы тоже думали, да нет, не придётся, верно.
   -- Поеду, -- упрямо сказал Еремеич.
   Гришка засмеялся:
   -- Лучше кидай рыбу назад.
   -- Да, кидай... Сам кидай...
   И снова тревожно смотрел на небо и прислушивался, как свистел ветер и весенние, размашистые волны глухо ударяли в песок.
   "Пропадёт рыба, сгноишь всю... -- теперь для него это стало вдруг ясно до очевидности. -- Весь улов погибнет. И лини, и сазаны, и щуки. Ни тридцати рублей не будет, ни двадцати, ни копейки..."
   -- Ехать надо, -- решительно сказал он.
   Гришка засмеялся:
   -- На дно. К щукам в гости.
   -- Одному не доехать, -- серьёзно проговорил Андрей Прокофьич, -- лучше пережди.
   -- Не переждёшь. Ехать надо, лодка тяжёлая, не перевернётся.
   Еремеич встал и пошёл на берег. Гришка и Андрей Прокофьич молча пошли за ним.
   Помогли отвязать верёвку.
   -- Не езди, -- сказал Андрей Прокофьич.
   Еремеич ничего не ответил, прыгнул в лодку и оттолкнулся веслом.
   Волны подхватили его и быстро понесли от берега. Еремеич встал, распустил парус. Залив кончился, началась коренная Волга.
   Вода, волны, ветер -- всё сразу стало другое.
   Берега отодвинулись далеко, точно вовсе растаяли в ночной мгле. Одиноко и беспомощно бился пригнувшийся к воде парус. И Еремеич почувствовал, что он в этой страшной пустыне один. Совершенно один. Вернуться нельзя. Крикнуть нельзя. А впереди ничего, кроме бесконечного ряда волн, которые чем дальше, тем выше подымали свои белые зубчатые гребни. Лодка то стремительно опускалась вниз, и тогда казалось, что вода расступилась до самого дна, то медленно вползала на гору, вся содрогаясь и почти опрокидываясь назад.
   Еремеич не двигался. Согнувшись, сидел он на корме, не спуская глаз с паруса и грудью прижавшись к рулевому веслу. Рыба, встревоженная качкой, билась под сетью. Упало несколько крупных капель холодного дождя, неясною красноватой тенью мелькнула далёкая зарница.
   Еремеичу показалось, что ветер стихает. До средины доехал. Теперь за горой -- легче будет. Он отодвинулся от рулевого весла и перевёл дух.
   Но ветер точно ждал этого. Разом ударил в парус, как-то сбоку и исподнизу. Лодку с силой повернуло на бок. Еремеич увидал над собой чёрную, холодную стену воды. Весло вырвало из рук его, и он едва успел схватиться за борт погрузившейся в воду лодки...
   Еремеич не кричал. Он знал, что его никто не услышит. Он старался сбросить с себя сапоги и не выпускать лодки. Волны подхватили и понесли его по течению... Вода холодная, быстрая то закрывала его с головой, то выбрасывала по пояс вверх, лодку рвало из рук, и закоченевшие пальцы едва могли её удержать. Еремеич вспомнил, как всплывшая из лодки рыба ударяла ему в грудь. И подумал: "В воде отойдёт... Только мелкота поснула... А сазан и вовсе живой..."
   Он не думал о том, что может потонуть. Раза три тонул, ничего, цел остался. И он думал только о том, чтобы выбиться из средины и тогда на завороте его понемногу прибьёт к берегу. Он закрывал глаза, когда вода накрывала его, и переводил дух, когда снова выбрасывало кверху.
   Руки переставали чувствовать лодку. И Еремеичу казалось, что чем меньше чувствовали его пальцы, тем плотней прилипали к дереву, и потому он не старался заставить себя чувствовать борт лодки. И всё тело его становилось таким же нечувствующим, крепким, точно деревянным, как будто бы и оно становилось частью лодки.
   "Переждать бы надо. К утру стихло бы. Рублей двадцать, а то и все три красеньких утопишь..."
   Вспомнил, что и вентеря потонули. Только головой с досады махнул.
   "Эх, старый дурак, забыл! Чем ловить теперь буду..."
   Не успел закрыть глаза, волна с гулом и холодным вздохом накрыла его. И когда выбросила наверх, Еремеич увидал, что лодка легко и свободно выскользнула из его закоченевших рук и быстро понеслась куда-то в сторону. А вместе с тем и сам он грузно, почти по шею, погрузился в воду. Он не поверил! не могло этого быть. Пальцы держали крепко, как вбитые гвозди... Не может быть... Три раза тонул... И рыбы нет, и вентеря... И лодка...
   Руки не двигаются. Ноги не двигаются.
   -- Тону!.. Тону!.. Тону!..
   Вода мчится яростно, то выбрасывает, то закрывает седую голову Еремеича. Под ним глубина не меньше десяти сажен, самая средина Волги, а там дно...
   В глаза его блеснул огонь костра под песчаным буруном. Теперь он поравнялся с рыбацким станом. Его теченьем вернуло назад к тому месту, от которого он отъехал. И Еремеич вздохнул всей грудью, жадно глотнул воздуху сколько только мог, поднялся над водой ниже груди и странным, не своим голосом хрипло и отрывочно закричал:
   -- Ай... Ай... Ай!..
   И снова скрылся в воде. Хотел подняться. Ещё глотнуть воздуха... и не мог...
   . . . . . . . . . . . . .
   Андрей Прокофьич слышал этот крик. Быстро пошёл на берег. Прислушался. Всё было тихо. Вернулся к костру и растолкал спящего Гришку.
   -- Гришка, а Гришка, Еремеич тонет...
   -- Ну!
   -- Правда.
   Гришка быстро встал. И оба они молча пошли к лодкам. Долго слушали, как свистел ветер и бились о берег волны.
   -- Не слышно, -- тихо сказал Гришка.
   -- Верно, потоп, -- серьёзно сказал и Андрей Прокофьич. И оба они медленно пошли к костру.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru