Белжеларский Е. А.
Христианская аксиология и левая идея: точка схода

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:


   --------------------
   Публикуется по: Историческая и социально-образовательная мысль. 2014.  5 (27). С. 295-297.
   --------------------
  
   Исследователями многократно показано, что русская история циклична. Русское общество нередко испытывает "дежа вю". Идеи, ранее отвергнутые, порой бывают востребованы ещё не раз. Так случилось с идеями, которые изложил протоиерей Валентин Свенцицкий в статье "Христиане и предстоящие выборы". Написана статья в 1912 г., задолго до начала Первой мировой и сползания страны к серии переворотов 1917 г. Вторично статья Свенцицкого была опубликована через сто лет. Но, если опустить имя автора и несколько частных подробностей, можно подумать, что она написана сегодня. Уж очень многое в России напоминает период заката романовской империи.
   Парламент слаб, экономика служит интересам глобального капитала. И даже мировая война уже маячит на горизонте -- как справедливо сказал когда-то Уинстон Черчилль, "если страна, выбирая между войной и позором, выбирает позор, она получает и войну, и позор".
   Так о чём же думал известный религиозный деятель Валентин Свенцицкий у себя в 1912-м в сходных исторических обстоятельствах? Он призывал паству голосовать за левые партии: "Лучшее, что можно от неё ожидать, -- это разъяснение народу, где его враги. То есть выполнение задачи чисто агитационной и оппозиционной. И христиане должны, поэтому поддерживать на выборах тех, от кого больше всего можно ожидать честного выполнения этой задачи. Другими словами, и духовенство, и верующие миряне должны голосовать за кандидатов левых партий".
   Программа Христианского братства борьбы, опубликованная Свенцицким и его единомышленниками еще в 1906 г., следовала идеалам раннего, катакомбного христианства и призывала выступить против господствующего порядка, поддерживая забастовки -- чтобы "превратить тело человечества в Церковь". Правда, симпатизируя левым, протоиерей Валентин Свенцицкий имел в виду не большевиков, чей авторитет в то время был микроскопически мал, и не "легальных марксистов", а прежде всего эсеров с их попечением о земельном вопросе и крестьянской массе. Тогда всё вертелось вокруг вопроса о земле. Хлебная олигархия, как сегодня сырьевая, занималась вывозом хлеба и капиталов за границу. Даже лозунг был такой: "Не доедим, но вывезем". Именно на вывозе хлеба делались баснословные капиталы.
   Впоследствии идею социальной справедливости "экспроприировали" популисты-большевики, но, как известно, вместо земли мужики получили колхозы. Добавим сюда классовые чистки и сотни взорванных храмов. Зная об этом, мы должны задать вопрос: как же можно совместить православие и левую идею?
   Надо понимать разницу между большевистским террором и умеренным социализмом, социальным государством. В католическом мире давно соединили христианство и левую идею, создав "теологию освобождения". Сегодня в иезуитских колледжах Южной Америки наряду с патристикой и схоластикой преподают классический марксизм. Для появления православной теологии освобождения также нет никаких теоретических барьеров.
   Тема соотношения левой идеи с христианской традицией редко обсуждается в интеллигентских кругах. А предмет для разговора есть, и серьёзный. Сомневающихся отошлём к знаменитому Бертрану Расселу, -- позитивисту, которого трудно заподозрить как в левых симпатиях, так и в христианских убеждениях. Тем более ценен его независимый взгляд. В своей "Истории западной философии" Рассел рисует следующую схему:
   "Яхве -- Диалектический материализм,
   Мессия -- Маркс,
   Избранный народ -- Пролетариат,
   Церковь -- Коммунистическая партия,
   Второе пришествие -- Революция,
   Ад -- Наказание для капиталистов,
   Тысячелетнее царство Христа -- Коммунистическое общество".
   Далее английский философ добавляет: "Подобный словарь мог бы быть сделан и для нацистов, но их концепции носят больше чисто ветхозаветный и менее христианский характер, чем у Маркса, а мессия нацистов напоминает не столько Христа, сколько Маккавеев".
   Означает ли это сравнение веру автора в богоданность марксистской концепции? Разумеется, нет. Но, как объективный исследователь, Рассел выделяет ценностно-мировоззренческую матрицу, которая, несмотря на громадную историческую дистанцию, является общей как для марксизма, так и для апостольского христианства.
   Другой, не менее показательный пример, хотя и не связанный с громким именем -- книга Анны Буссел "Евангелие от Маркса" (серия "Левый марш"). Перед нами честная попытка собрать материал для сравнительного анализа "двух учений, данных человеку в разное время в соответствии с уровнем его сознания". Неясностей в "Евангелии от Маркса" хватает. Взять, к примеру, такую фразу: "В свете же Апокалипсиса революционное насилие диктатуры пролетариата накануне Судного дня есть оборона строящегося спасительного Ковчега и насильственное обращение на путь спасения" (Бусел А. Евангелие от Маркса. М., 2007. С. 237).
   Праведники отнюдь не переживают второго Потопа и не строят Ковчега. Насильственное обращение -- и вовсе абсурд с точки зрения христианского понимания свободы воли. Даже идея Аврелия Августина о "непреодолимой" благодати не помогает: таковая благодать не осуществляется в массовом порядке и не может отождествляться с насилием.
   С точки зрения классического марксизма, религия есть важнейший элемент политической надстройки и самый красноречивый пример "ложного сознания", навязанного человеку эксплуататорским обществом. Этот тезис хорошо работает, если речь идёт о буржуазном или феодальном периодах истории. Но христианство в своих основах сложилось в условиях не христианского, а языческого государства, первые общины существовали в условиях катакомб. Не став государствообразующей, религия поначалу не могла служить и инструментом господства -- куда больше на эту роль подходил практиковавшийся в Риме культ кесарей.
   Напротив, на раннем этапе христианство остаётся учением для гонимых. Церковь в это время представляет собой не разветвлённый социальный институт, но общину равных, коммуну с общим имуществом. В Деяниях святых апостолов чётко показано, что происходит с человеком, утаившим от собратьев по вере некое имущество -- выйдя за пределы общины, он падает замертво. Причём такой исход, согласно тексту Деяний, "прозорливо" предсказан апостолом Петром.
   Проповедь нестяжательства и равенства поначалу имела огромное значение. Позднее, как справедливо указывает Бусел, "эта коммуна была разогнана фарисеями, а уже в III веке учение Христа было извращено лжеучителями в интересах господствующих классов" (Там же. С. 238). Действительно, первые христиане казались иудеям кощунствующими отщепенцами, а римлянам безумцами, возводящими хулу на кесаря.
   Словом, "для иудеев -- соблазн, для эллинов -- безумие".
   Итак, восстание?
   Общинный идеал апостольской жизни не просуществовал долго. Религия становится государствообразующей, это влечёт за собой цезарепапизм на Западе и противоположную форму огосударствления -- "папоцезаризм" на Востоке. Наконец, в качестве ложной преемницы христианства воцаряется "бюргерская ересь" (протестантизм) и выворачивает христианскую аксиологию наизнанку. Протестантизм в кальвинистской версии проповедует мирскую аскезу и накопительство. Такие максимы, как "не собирайте сокровищ на земле" и "легче верблюду пройти сквозь игольное ушко..." уже не применимы к благоверным. Новая мораль гласит: богатый и успешный -- значит богоугодный. Менять в мире ничего не надо -- трудись там, где Бог тебя поставил. Спасёшься не добрыми делами, а "только верой" и только "по милости Божьей". Ведь человек настолько грешен, что своими поступками ничего изменить не может. Зато существует так называемое "юридическое оправдание" грешника: изначально есть избранные ко спасению и не избранные.
   Идея избранности, элитарности по сути вновь возвращает христианство к эмбриональному ветхозаветному состоянию. Причем базисный принцип sola fide -- "спасение только верой" (то есть без добрых дел и сострадания) -- встречается до Кальвина, еще у Лютера и Меланхтона. Хорошо известное "вера ваша мертва без дел ваших", разумеется, давно не в ходу. Вновь "закон" стал важнее любви и благодати.
   Дальнейшая судьба христианского этического учения хорошо известна. Она, в частности, описана Максом Вебером в хрестоматийном труде "Протестантская этика и дух капитализма". Биржа вместо Церкви, "рациональная бюрократия", денежная тирания, общество потребления -- и вот перед нами "дивный новый мир". Атрибуты неолиберальной "религии Матрицы" формируются именно в рамках протестантской парадигмы.
   Что же представляет собой левая идея с исторической и этической точки зрения? Противоположный вектор. Революцию, подобную той, что совершили в ветхозаветном мире апостолы. Попытку сломать исторический сценарий, вернув человечество к исходной общинной (исконной христианской) морали. Так выглядит старый конфликт на новом историческом витке. Стало быть, есть точка схода и есть предмет для разговора.

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru