Lib.ru/Классика: Сватиков Сергей Григорьевич. Михаил Родионович Попов

Галлерея Шлиссельбургскихъ узниковъ

Подъ редакціею: Н. Ѳ. Анненскаго, В. Я. Богучарскаго, В. И. Семевскаго и П. Ф. Якубовича

Часть I. Съ 29 портретами.

Весь чистый доходъ предназначается въ пользу бывшихъ шлиссельбургскихъ узниковъ.

С.-Петербургъ. Типографія М. М. Стасюлевича, Вac. остр., 5 лин., 28. 1907.

Михаилъ Родіоновичъ Поповъ.

Михаилъ Родіоновичъ Поповъ, сынъ священника, родился 14-го ноября 1851 г. въ мѣстечкѣ Глафировкѣ (Ростовскаго-на-Дону уѣзда, Екатеринославской губерніи, нынѣ Области войска Донского), крѣпостномъ владѣніи помѣщика Нарецкаго, гдѣ отецъ его въ то время былъ діакономъ. Здѣсь провелъ М. Р. первыя десять лѣтъ своей жизни, въ теченіе которыхъ онъ былъ свидѣтелемъ крѣпостныхъ отношеній между помѣщиками и крестьянами. Онъ видѣлъ каждое воскресенье Нарецкаго, любовавшагося изъ окна на то, какъ у барской конюшни хлещутъ плети и розги по тѣлу провинившихся за недѣлю крѣпостныхъ, видѣлъ издѣвательства надъ крестьянами со стороны барской челяди, слышалъ жалобы заключенныхъ въ тюрьмѣ при барской конторѣ пойманныхъ бѣглыхъ, которые сбѣгали отъ барина въ вольныя донскія степи, слышалъ разсказы объ ужасахъ крѣпостного права и отъ отца и матери, у которыхъ были крѣпостные родственники. Разсказъ матери о томъ, какъ помѣщикъ Ковалинскій запоролъ на смерть плетьми ея дѣда, остался на всю жизнь въ его памяти. Вообще, его дѣтство внушило ему неопредѣленное, но сильное чувство ненависти къ старому порядку. Другое чувство, вынесенное имъ изъ дѣтскихъ лѣтъ, было -- любовь къ народу и сочувствіе его страданіямъ. Священника о. Родіона крестьяне, какъ и всѣ окружающіе, любили и уважали, и постоянно шли къ нему за совѣтомъ, довѣряя ему болѣе, чѣмъ кому-либо другому. Самому М. Р. приходилось неоднократно быть заступникомъ за крѣпостныхъ предъ помѣщикомъ. Нарецкій, хотя и пропитанный насквозь крѣпостническими привычками, былъ человѣкъ не злой; разбитый параличемъ и совершенно одинокій, онъ съ любовью относился къ дѣтямъ духовенства своего села, охотно выслушивалъ ихъ просьбы и часто ихъ удовлетворялъ. Такимъ образомъ, съ раннихъ дѣтскихъ лѣтъ М. Р. привыкъ къ мысли о настоятельной необходимости активно вступаться за обиженныхъ и угнетаемыхъ. Его семья постоянно боролась съ тяжелой нуждой. Было тяжелое время, когда одна изъ его сестеръ отъ неустанной работы потеряла зрѣніе (на одинъ глазъ). И эта тяжелая борьба его семьи за существованіе наложила свой отпечатокъ на характеръ М. P., закаливши его физически и нравственно, вложивши въ него привычку къ упорному труду.

Въ 1861 г. М. Р. отвезли въ частную школу въ Ростовъ-на Дону для подготовки въ среднеучебное заведеніе. Здѣсь пробылъ онъ одинъ годъ, когда, послѣ колебаній между гимназіей и духовнымъ училищемъ, его отдали въ духовное училище въ г. Маріуполѣ, изъ-за неимѣнія средствъ содержать въ гимназіи. Годы, проведенные въ духовномъ училищѣ (1862--1868), прошли почти безслѣдно для развитія М. Р. Это была настоящая бурса Помяловскаго со всѣми ея прелестями. Ненависть учащихся къ учителямъ, истязавшимъ дѣтей, доходила до того, что послѣ смерти жестокаго смотрителя ученики, дежурившіе у гроба, издѣвались надъ его трупомъ, били его и выкрикивали тѣ ругательства, на которыя при жизни не скупился покойный. Ненависть противъ мучителя оказалась сильнѣе дѣтскаго страха предъ смертью и трупомъ покойника. Только одинъ учитель оставилъ по себѣ болѣе хорошія воспоминанія. Горькій пьяница, онъ, подобно другимъ учителямъ, билъ дѣтей немилосердно; но ученики, которыхъ звалъ онъ но имени и отчеству, чувствовали, что онъ относится къ нимъ съ любовью и вниманіемъ. Зоркій глазъ опытнаго, хотя и вѣчно пьянаго, педагога отмѣтилъ М. Р. среди массы ребятъ.-- "Михаилъ Родіоновичъ не будетъ "кнышехватомъ", не будь я Даніилъ Кондратычъ Дыбскій, если я ошибаюсь, а я рѣдко ошибаюсь!" говаривалъ онъ часто. Этимъ хотѣлъ онъ сказать, что М. Р. не пойдетъ въ ряды того духовенства, которое живетъ поборами съ крестьянъ, не брезгуя "кнышами" (маленькими свадебными хлѣбцами).

Въ Екатеринославской духовной семинаріи М. Р. пробылъ съ 1868 по 1872-й годъ. Здѣсь учителя, по большей части, были вѣрны завѣтамъ 60-хъ годовъ. Семинаристы слышали отъ нихъ на урокахъ лекціи о смутномъ времени, о Стенькѣ Разинѣ и Пугачевѣ, о малороссійскомъ казачествѣ, объ общественномъ движеніи въ З. Европѣ, о Бѣлинскомъ, Гоголѣ, Тургеневѣ; нѣкоторые учителя читали на урокахъ и разбирали съ семинаристами статьи изъ "Отечественныхъ Записокъ", другіе собирали молодежь у себя на дому. Къ М. Р. и его тремъ товарищамъ, собиравшимся въ университетъ, учителя особенно благоволили. Эти годы имѣли сильное вліяніе на М. P.

Вмѣсто университета, М. Р. поступилъ въ петербургскую медико-хирургическую академію (нынѣ -- военно-медицинская), гдѣ пробылъ съ 1872-го по 1876-й годъ. Въ 1874 г. онъ участвовалъ, между прочимъ, въ студенческихъ безпорядкахъ по поводу проф. Ціона, но не былъ привлеченъ къ отвѣтственности. Именно въ эти годы произошло грандіозное "движеніе въ народъ". Старшій товарищъ и другъ М. P., молодой врачъ I. В. Аптекманъ ("старый землеволецъ") отправился также въ народъ, увлекая многихъ своимъ примѣромъ. Но М. P., находившійся тогда въ кружкѣ д-ра Владыкина (изъ Новочеркаска), не послѣдовалъ примѣру товарищей. Мысль о необходимости постоянной работы въ народѣ заставляла его отдаться наукѣ, чтобы, окончивъ курсъ, работать въ народѣ въ качествѣ врача. Въ этотъ періодъ онъ усердно занимался медициной, съ особенной любовью работая по гистологіи подъ руководствомъ проф. Заварыкина. Но жизнь оказалась сильнѣе. Уже Съ осени 1875 r. М. Р. принялъ дѣятельное участіе въ революціонномъ движеніи, не покидая, однако, академіи. Съ октября 1875 г. и по май 1876 г. М. Р. жилъ подъ Петербургомъ въ Колпинѣ, лишь изрѣдка являясь въ академію (въ клинику) и ведя все время пропаганду среди колпинскихъ рабочихъ. Его товарищемъ и сотрудникомъ въ дѣлѣ пропаганды былъ выдающійся рабочій Алексѣй Николаевичъ Петерсонъ {А. H. Петерсонъ арестов. въ февр. 1878 г., какъ членъ "Сѣверно-Русскаго Рабочаго Союза", сосланъ въ Арханг. губ., бѣжалъ, вскорѣ снова арест. въ Спб. и сосланъ въ Якут. обл.; въ 1902 г. арестованъ по дѣлу партіи с.-р. и послѣ долгой тюрьмы сосланъ въ Вологодскую губ.}. М. Р. знакомилъ рабочихъ съ ученіемъ К. Маркса, читая и объясняя имъ I томъ "Капитала" (изданный въ Россіи въ 1872 г.), -- причемъ первыя главы онъ излагалъ по популярному (переводному, рукописному) пересказу I. Моста, а начиная съ главы о рабочемъ днѣ -- по собственному изложенію Маркса. Въ этотъ періодъ М. Р. былъ друженъ съ товарищемъ по академіи Н. И. Кибальчичемъ и, только благодаря случайности, не былъ арестованъ, явившись на квартиру Кибальчича, гдѣ послѣ обыска и ареста сидѣла полицейская засада.

Весной 1876 г. вопросъ о томъ, куда идти, сталъ предъ М. Р. во весь ростъ. Нельзя было заниматься и наукой, и революціей. Нужно было выбирать. Остановившись на Сампсоньевскомъ мосту, по дорогѣ на переходные экзамены, и глядя въ черныя волны Невы, М. Р. глубоко задумался надъ этимъ вопросомъ. Это былъ моментъ перелома, моментъ рѣшенія, опредѣлившаго его судьбу. Съ этого мѣста и съ этой минуты онъ пошелъ по тому пути, который привелъ его къ подножію висѣлицы, а оттуда на Карійскую каторгу, въ Алексѣевскій равелинъ и, наконецъ, въ Шлиссельбургъ. М. Р. отдался безповоротно и навсегда дѣлу русской революціи.

Въ это время, въ средѣ революціонной интеллигенціи, подъ вліяніемъ разгрома "хожденія въ народъ", возникло стремленіе замѣнить летучую пропаганду агитаціей за насущные интересы народа путемъ постоянныхъ и прочныхъ "поселеній" революціонеровъ въ народѣ. Но для этого необходимы были, помимо спеціальнаго знанія извѣстной профессіи, свѣдѣнія чисто техническаго характера о земледѣліи, не говоря уже о болѣе широкомъ и подробномъ изученіи положенія русскаго крестьянства. М. Р. отправился въ Таврическую губернію, гдѣ въ Мелитопольскомъ уѣздѣ у содержателя почтовыхъ лошадей Хотинскаго было устроено хозяйство, въ которомъ работала и училась молодежь, готовившаяся идти въ народъ. Отсюда, пробывши здѣсь недолго, М. Р. выѣхалъ въ Ростовъ на Дону. Въ мѣстномъ (т. наз. "донскомъ") кружкѣ работали тогда Емельяновъ (извѣстный -- по дѣлу о Казанской демонстраціи 1876 г. и по расправѣ съ нимъ въ 1877 г. Трепова -- подъ именемъ Боголюбова), В. А. Осинскій и Л. Н. Гартманъ. Въ этомъ кружкѣ, состоявшемъ изъ интеллигентовъ и занимавшемся преимущественно чтеніемъ и разборомъ легальной и нелегальной литературы, съ цѣлью подготовки для работы въ народѣ, принялъ участіе и М. Р. вмѣстѣ съ Юріемъ Тищенко и Мозговымъ. Затѣмъ, желая ближе ознакомиться съ народомъ, М. Р. отправился по Дону изъ Ростова, черезъ Калачъ, въ Царицынъ, вмѣстѣ съ грузчиками лѣса. Волга притягивала тогда къ себѣ вниманіе революціонеровъ, мечтавшихъ создать по всему Поволжью, среди населенія, которое должно было помнить бунты Разина и Пугачева, рядъ своихъ поселеній. Съ Волги М. Р. поѣхалъ къ осени въ Петербургъ.

Здѣсь, осенью 1876 г. собрались представители различныхъ соціально-революціонныхъ кружковъ, съ цѣлью положить конецъ вредной для дѣла разрозненности и несогласованности дѣйствій, и объединились въ единую партію, которая впослѣдствіи приняла имя "Земли и Воли". Вмѣстѣ съ Харьковскимъ вошелъ въ организацію и Ростовскій ("Донской") кружокъ, представителями котораго явились В. Осинскій и Емельяновъ. Ал. Михайловъ въ своей автобіографіи, отмѣчая вліятельныхъ лицъ вновь образовавшейся партіи, упоминаетъ и о Михаилѣ Поповѣ "съ компаніей". Осенью прибылъ въ Петербургъ Я. Стефановичъ, съ цѣлью добыть оружіе для подготовлявшагося имъ крестьянскаго возстанія въ чигиринскомъ уѣздѣ Кіевской губерніи. Съ цѣлью добыть средствъ на это дѣло, М. Р., по порученію партіи, выѣхалъ въ Астрахань. Въ это время Баранниковъ, работавшій въ Астрахани въ кузницѣ, ликвидировалъ свое дѣло, и такъ какъ миссія М. Р. кончилась неудачей, то оба они купили возъ съ рыбой, пару лошадей и двинулись въ Макарьевъ, чтобы по дорогѣ вести пропаганду и подыскивать мѣста для поселеній въ мѣстностяхъ съ наиболѣе революціонно настроеннымъ населеніемъ. Доѣхать пришлось М. Р. и Баранникову только до Царицына. Дорогой вели они устную пропаганду, распространяя также нелегальную литературу, причемъ "Хитрая Механика" имѣла особенный успѣхъ.

Между тѣмъ, 6-го декабря 1876 г. во время первой демонстраціи на Казанской площади былъ арестованъ (а въ 1877 г. приговоренъ къ долгосрочной каторгѣ) братъ М. P., студентъ Академіи Художествъ Илья Родіоновичъ Поповъ. М. Р. пришлось хлопотать по поводу этого дѣла, ѣздить за матерью въ Самарскъ ('гдѣ съ 1861 г. отецъ его былъ священникомъ), присутствовать на процессѣ.

Большую часть 1877 r. М. Р. жилъ въ Ростовѣ на Дону, дѣятельно работая въ "донскомъ" кружкѣ, вмѣстѣ съ Ю. Тищенко и Хотинскимъ. Самымъ выдающимся членомъ этого кружка былъ (казненный въ Кіевѣ въ 1879 г.) В. Андр. Осинскій, который былъ тогда секретаремъ сперва ростовской уѣздной земской, а потомъ -- городской управы. При помощи либеральнаго тогдашняго городского головы (впослѣдствіи камергера и министра путей сообщенія и казнокрада) Кривошеина, Осинскій наполнилъ ростовское городское управленіе революціонерами. Осинскій помогъ М. Р. устроиться въ земской управѣ, но оттуда М. Р. ушелъ изъ-за несогласія съ предсѣдателемъ управы Сарандинаки. Затѣмъ, въ качествѣ студента-медика, онъ работалъ въ ростовскомъ лазаретѣ Краснаго Креста (открытомъ по случаю войны). Работа кружка состояла въ пропагандѣ среди интеллигенціи, рабочихъ и въ сношеніяхъ съ астраханскимъ и саратовскимъ поселеніями. Изъ донского кружка многіе ушли въ народъ. Сюда также направлялись многія лица изъ Петербурга, чтобы отсюда ѣхать въ поселенія на Волгу. Попытка М. Р. вести пропаганду среди "босяковъ", совершенно негодныхъ въ этомъ смыслѣ, и среди береговыхъ рабочихъ-грузчиковъ (и по сіе время представляющихъ наиболѣе несознательную и наименѣе организованную часть ростовскаго пролетаріата) -- была совершенно неудачна. За то работа среди заводскихъ и желѣзно-дорожныхъ рабочихъ дала блестящіе результаты: были организованы правильные кружки среди рабочихъ, особенно желѣзно-дорожныхъ мастерскихъ. Такимъ образомъ, М. Р.,уже имѣвшій опытъ пропаганды въ рабочей средѣ, продолжалъ дѣло пропаганды и организаціи ростовскихъ рабочихъ, начатое "Южно-русскимъ рабочимъ союзомъ" (1875 г.). Благодаря связямъ въ обществѣ, кружокъ сумѣлъ избѣжать разгрома: мѣстный протоіерей предупредилъ о готовившихся обыскахъ у мѣстныхъ "радикаловъ", о которыхъ онъ случайно узналъ, играя въ карты съ жандармскимъ полковникомъ. Въ Александровскѣ-Грушевскѣ успѣшно работалъ среди мѣстныхъ шахтеровъ, при помощи ростовскаго кружка, одинъ изъ его членовъ, Быковцевъ. Нужно добавить, что осенью 1877 г., уже въ отсутствіе М. Р. изъ Ростова, созданная его трудами рабочая организація была разгромлена. шпіонъ-рабочій Никоновъ не могъ указать интеллигентовъ, работавшихъ въ кружкахъ. Зато онъ указалъ, при выходѣ рабочихъ изъ мастерскихъ, на нѣсколько десятковъ человѣкъ, которые послѣ тюремнаго заключенія были высланы и сосланы административно. За это предательство Никоновъ былъ 1 февраля 1878 г. убитъ Ивичевичемъ при помощи В. Осинскаго и Сентянина.

Когда въ 1905 г. М. Р. пріѣхалъ въ Ростовъ на Дону, тамъ были еще старики рабочіе, помнившіе о его пропагандѣ.

Зиму 1877--78 гг. М. Р. пробылъ въ Петербургѣ, продолжая работу, преимущественно среди заводскихъ и фабричныхъ рабочихъ. 24 февр. 1878 г. онъ принялъ участіе въ демонстраціи на похоронахъ студента Подлевскаго, умершаго послѣ долговременнаго тюремнаго заключенія. Присутствуя на засѣданіи суда Особаго присутствія Сената по дѣлу 193-хъ М. Р. былъ потрясенъ рѣчью И. Н. Мышкина, съ которымъ впослѣдствіи свела его и сдружила тюрьма (на Карѣ и въ Шлиссельбургѣ). Наравнѣ съ Г. В. Плехановымъ и Ник. Лопатинымъ, М. Р. сыгралъ видную роль въ руководствѣ забастовкой у Торитона, въ мартѣ 187й г. Онъ былъ одинъ изъ землевольцевъ, наиболѣе близко стоявшихъ къ рабочимъ. Моментъ этотъ въ исторіи рабочаго движенія въ Россіи хорошо описанъ Плехановымъ. М. Р. долженъ былъ принять участіе въ вооруженномъ нападеніи на стражу, перевозившую Мышкина въ центральную каторжную тюрьму, а когда это предпріятіе не удалось, М. Р. съ другими товарищами поѣхалъ въ Харьковъ для того, чтобы вооруженной рукой отбить Войнаральскаго при перевозкѣ его на лошадяхъ. Участвовать въ этомъ нападеніи ему не пришлось, такъ какъ Фроленко, незадолго передъ тѣмъ, подъ видомъ ключника, освободившій изъ кіевской тюрьмы Дейча, Стефановича и Бохановскаго, поручилъ ему отвезти первыхъ двухъ въ Петербургъ. Самъ же Фроленко замѣстилъ М. Р. въ попыткѣ отбить Войнаральскаго. М. Р. проводилъ кіевскихъ бѣглецовъ до Петербурга, гдѣ сдалъ ихъ Зунделевичу, позаботившемуся отправить ихъ далѣе, заграницу.

Въ концѣ іюня 1878 г. М. Р. выѣхалъ въ Воронежскую губернію основывать тамъ новое поселеніе народниковъ. Послѣ неудачи съ попыткой отбить Войнаральскаго, въ Воронежъ пріѣхали съ той же, что и Поповъ, цѣлью (изъ Харькова) Квятковскій, Марія Ник. Оловенникова-Ашанина, Баранниковъ и М. Ф. Фроленко. Подъ видомъ офени, сперва одинъ и пѣшкомъ, а затѣмъ въ телѣгѣ съ товаромъ, вмѣстѣ съ Квятковскимъ, своимъ задушевнымъ другомъ, М. Р. обслѣдовалъ значительную часть Воронежской губерніи. Благодаря довѣрію, которое оба друга завоевали въ крестьянской средѣ, имъ нетрудно было вести свои развѣдки. Бобровскій уѣздъ показался наиболѣе удобнымъ для революціонной работы. Особенно владѣнія царской фамиліи -- Чесменка, гдѣ жилъ в. к. Николай Николаевичъ (старшій), Казачковка, Хрѣновое -- привлекли вниманіе М. Р. и Квятковскаго сильнымъ неудовольствіемъ и почти нескрываемымъ ропотомъ крестьянъ. Для великокняжескихъ охотъ выгонялись на волчью облаву цѣлыя деревни... М. Р. и Квятковскій составили планъ использовать это недовольство и поднять крестьянское возстаніе; но когда М. Р. явился въ Воронежъ для доклада о положеніи дѣлъ и съ предложеніемъ осуществить намѣченный имъ и Квятковскимъ планъ, то его встрѣтило здѣсь письмо отъ Александра Михайлова изъ Петербурга. Михайловъ сообщалъ о почти полномъ разгромѣ центральной партійной организаціи, послѣдовавшемъ послѣ убійства Мезенцева (4 авг.) объ октябрьскихъ арестахъ Адріана Михайлова, Ольги Натансонъ, Колѣнкиной, Трощанскаго и др. Михайловъ требовалъ, чтобы Поповъ немедленно явился на подкрѣпленіе расшатанной центральной организаціи. Какъ ни горько было М. Р. разставаться съ работой въ народѣ, но 20 ноября 1878 г. онъ выѣхалъ въ Петербургъ.

Въ Петербургѣ, куда былъ вызванъ и Квятковскій, ждала М. Р. работа по возобновленію разрушенной организаціи. Вмѣстѣ съ тѣмъ, онъ принялъ участіе въ рядѣ террористическихъ актовъ того времени. Возвратясь въ концѣ марта 1879 г. въ Петербургъ изъ поѣздки, совершенной по распоряженію Исполнительнаго Комитета (дезорганизаторской группы партіи "Земли и Воли"), М. Р. въ тотъ же день принялъ участіе въ обсужденіи вопроса о покушеніи на жизнь ими. Александра II, внесеннаго на разсмотрѣніе совѣта партіи. Въ этомъ совѣщаніи не были оглашены имена лицъ, бравшихся за выполненіе предпріятія (Соловьева, Гольденберга и Кобылянскаго), но Поповъ зналъ, что такое намѣреніе заявлялъ Гольденбергъ. Но не потому только, что Гольденбергъ былъ еврей и его покушеніе могло быть истолковано нежелательнымъ образомъ, а и изъ глубокихъ принципіальныхъ соображеній М. Р. горячо возражалъ противъ цареубійства. Принимая прямо или косвенно участіе во всѣхъ террористическихъ актахъ, совершенныхъ до раскола "Земли и Воли" на двѣ партіи, М. Р. считалъ убійство Александра II, окруженнаго въ глазахъ народа ореоломъ освободителя, крупной политической ошибкой.

Присутствовавшіе раскололись на двѣ крайнія группы, и пренія приняли бурный характеръ. Когда со стороны лѣвой было заявлено, что нѣкто (оказалось впослѣдствіи -- Соловьевъ) проситъ довести до свѣдѣнія организаціи "Земли и Воли" о своемъ рѣшеніи, во что бы то ни стало, пойти на убійство Александра II, и что онъ останется при этомъ своемъ рѣшеніи и въ томъ случаѣ, если организація выскажется противъ и откажетъ ему въ помощи въ этомъ дѣлѣ, поднялась цѣлая буря. Особенно потеряли мѣру М. Р. и Квятковскій, задушевные друзья, очутивтіеся на этотъ разъ въ противоположныхъ лагеряхъ. Возмущенный анархическимъ заявленіемъ неизвѣстнаго, не желавшаго считаться съ требованіями партійной дисциплины въ такомъ высоко важномъ вопросѣ, Поповъ заявилъ: "Гг., если среди насъ возможны Каракозовы, то поручитесь ли вы, что завтра изъ среды нашей не явится и Комиссаровъ со своимъ намѣреніемъ, не стѣсняясь тѣмъ, какъ отнесется къ его намѣренію наша организація?!" На это Квятковскій съ не меньшей запальчивостью отвѣтилъ по адресу Попова: "Если Комиссаровымъ будешь ты, то я и тебя застрѣлю!.."

За два дня до покушенія Соловьева (2 апр. 1879 г.) М. Р. выѣхалъ изъ Петербурга съ полномочіемъ созвать съѣздъ землевольцевъ въ одномъ изъ городовъ средней Россіи. Мѣстомъ для съѣзда онъ избралъ Тамбовъ, который затѣмъ пришлось перемѣнить на Воронежъ, благодаря нѣкоторой неосторожности части съѣхавшихся землевольцевъ. М. Р. отправился въ поѣздку по поселеніямъ, лежащимъ на Юго-Востокѣ Россіи, съ цѣлью, во-первыхъ, сообщать товарищамъ о причинѣ, мѣстѣ и времени предстоящаго съѣзда, во-вторыхъ, агитировать среди "деревенщиковъ" за полное прекращеніе террористическихъ дѣйствій и сосредоточеніе всѣхъ силъ исключительно на пропагандѣ. Пріѣздъ его сопровождался повсюду совѣщаніями революціонеровъ о программѣ и тактикѣ партіи, на которыхъ опредѣлились рѣзко два направленія: одни соглашались съ Поповымъ, другіе стояли за то, чтобы террористической борьбой вырвать у правительства минимальный условія свободы, обезпечивающія возможность безпрепятственной соціалистической пропаганды. Измѣнивши, вмѣстѣ съ В. Н. Фигнеръ, мѣсто съѣзда, Поповъ долженъ былъ прожить два дня въ Козловѣ, встрѣчая пріѣзжающихъ товарищей и направляя ихъ въ Воронежъ, вмѣсто Тамбова.

На съѣздѣ М. Р. былъ однимъ изъ самыхъ правыхъ, вмѣстѣ съ Г. В. Плехановымъ, который даже покинулъ съѣздъ, когда рѣшено было оказать группѣ террористовъ ("Лигѣ цареубіиства") помощь людьми и деньгами. Когда Желябовъ сталъ развивать программу политической борьбы, какъ единственной соотвѣтствующей переживаемому Россіей моменту, Поповъ возразилъ ему, что свести всю дѣятельность организаціи "Земля и Воля" на политическую борьбу легко, но едва ли также легко будетъ указать предѣлъ, дальше котораго идти соціалистамъ не позволительно. Поповъ полагалъ, что въ тотъ моментъ "деревенщики", изъ которыхъ онъ былъ однимъ изъ самыхъ энергичныхъ, должны были все-же сдѣлать уступку террористамъ.

Причина заключалась въ томъ, что, во-первыхъ, изъ партіи навсегда ушли бы наиболѣе энергичные люди, такіе, какъ А. Д. Михайловъ, А. И. Желябовъ, М. H. Оловенникова, А. И. Зунделевичъ, которые были твердо убѣждены, что въ данный моментъ нѣтъ мѣста иной борьбѣ, кромѣ борьбы за политическую свободу, и временно покинули бы ее такіе люди, какъ Перовская, Баранниковъ, Квятковскій, Фигнеръ, Фроленко, полагавшіе, что разъ начатое дѣло, дѣло Соловьева, нужно довести до конца... Во-вторыхъ, правая сторона "Земли и Воли" принимала во вниманіе, что въ данный моментъ, при наличныхъ обстоятельствахъ, "деревенщики" безсильны создать въ деревнѣ что-либо крупное, способное имѣть большое агитаціонное значеніе. Къ-тому-же, такія лица, какъ Перовская и Баранниковъ, открыто заявляли, что они только временно присоединяются къ лѣвымъ во имя мести за товарищей, находящихся въ плѣну у правительства. Сознавая, что бороться съ такимъ настроеніемъ въ данный моментъ безполезно для общаго дѣла революціи, М. P., вмѣстѣ съ правыми, пошелъ на уступку лѣвымъ.

Послѣ воронежскаго съѣзда М. Р. отправился снова по Юго-Востоку Россіи оповѣстить поселенія о принятыхъ на съѣздѣ рѣшеніяхъ, а также съ цѣлью добыть на югѣ (въ Ейскѣ) большое количество паспортныхъ бланковъ для паспортнаго бюро партіи. Возвращаясь съ юга, М. Р. явился ночью въ Воронежъ, на квартиру революціонера Тулисова, передать его сестрѣ паспортные бланки. Но этимъ временемъ самъ Тулисовъ былъ уже арестованъ, а въ квартирѣ его сестры шелъ обыскъ. Поповъ выдалъ себя за желѣзнодорожнаго техника, который мимоѣздомъ, по приказанію начальства, завезъ Тулисову отвѣтъ на его прошеніе о принятіи на службу телеграфистомъ. Поповъ такъ хорошо игралъ свою роль, что жандармскій офицеръ, не подвергнувъ его обыску и не взглянувъ даже въ документы, которые Поповъ представлялъ настойчиво въ подтвержденіе своихъ словъ, приказалъ проводить М. Р. въ комнату хозяйки. Благополучно доведя до конца свою роль, Поповъ ушелъ, унося съ собою паспортные бланки, а на слѣдующій день помогъ бѣжать изъ Воронежа нѣкой Шурѣ Ивановской.

Въ концѣ поля 1879 г. Стефановичъ и Дейчъ, возвратившіеся изъ-за границы, стали подавать надежду на устройство въ чигиринскомъ уѣздѣ крестьянскаго возстанія, на этотъ разъ уже безъ всякихъ мистификаціи; а "деревенщики" по требовали пересмотра партійной программы. Надежды Дейча и Стефановича были основаны на сообщеніяхъ крестьянъ, сидѣвшихъ въ кіевской тюрьмѣ по чигиринскому дѣлу, о томъ, что, если вѣрить разсказамъ ихъ женъ, ходившихъ на свиданія, то въ Чигиринѣ можно вновь начать дѣло, открыто агитируя за аграрную программу землевольцевъ. Попову предложили отправиться гуда въ качествѣ "крамаря" (офени) и на мѣстѣ убѣдиться въ осуществимости предположеній. Поповъ отправилъ раньше Петрова, судившагося потомъ по его процессу, который долженъ былъ установить адреса и произвести предварительныя развѣдки. Свѣдѣнія, привезенныя Петровымъ, совершенно опровергли предположенія, строившіяся въ Кіевѣ и Петербургѣ. Тѣмъ не менѣе, разногласія, обнаружившіяся рѣзко уже на воронежскомъ съѣздѣ, вспыхнули съ новой силой и повели къ окончательному и формальному расколу въ партіи. Крайніе съ обѣихъ сторонъ настояли на раздѣленіи. Отъ лѣвой были избраны А. Михайловъ, Л. Тихомировъ и Зунделевичъ, а отъ правой Поповъ и Я. Стефановичъ. Эти лица составили коммиссію, выработавшую условія раздѣленія единой партіи "Земли и Воли" на "Народную Волю" и "Черный Передѣлъ".

Съ чувствомъ глубокаго волненія подписалъ М. Р. условія раздѣленія. Этотъ расколъ отрывалъ его отъ дорогихъ друзей, съ которыми онъ четыре года дѣлилъ вмѣстѣ всѣ труды и опасности, всѣ радости и горести.-- "Кто-кто, Родіонычъ, а вы пожалѣете о раздѣлѣ! -- сказалъ ему Тихомировъ:-- Вѣдь всѣ мы остаемся тѣми же самыми, что и были, и различаемся только въ оцѣнкѣ настоящаго момента".-- "Разъ завертѣвшееся колесо въ одну сторону трудно будетъ поворотить въ другую", -- съ грустью отвѣтилъ М. Р. Эти слова его оказались пророческими.

Послѣ раздѣленія партій М. Р. выѣхалъ въ Кіевъ, чтобы на мѣстѣ убѣдиться въ осуществимости плановъ Стефановича. Но такъ какъ надежды чернопередѣльцевъ на Чигиринъ потерпѣли крушеніе, то Поповъ сталъ подымать среди чернопередѣльцевъ вопросъ о соединеніи расколовшихся половинъ "Земли и Воли". При разговорѣ со Стефановичемъ въ Кіевѣ Поповъ пришелъ къ убѣжденію, что и тотъ не противъ возсоединенія партій. Позже, какъ извѣстно, Стефановичъ примкнулъ къ партіи Народной Воли. Но вскорѣ же Фроленко привезъ Попову извѣстіе о томъ, что Стефановичъ не въ Петербургѣ, гдѣ должны были начаться переговоры о соединеніи, а въ Одессѣ, и что онъ, а въ особенности JI. Г. Дейчъ, и слышать теперь не хотятъ о соединеніи. Въ этомъ М. Р. убѣдился лично, отправившись въ Одессу, гдѣ онъ свидѣлся съ обоими чигиринскими бунтарями. Оба они звали М. Р. съ собой за границу, не указывая точно причины, по которой они временно покидаютъ Россію. М. Р. не согласился, не желая ни на минуту покинуть революціонной работы и стремясь осуществить свою идею о возсозданіи единой "Земли и Воли". Поэтому, отказавшись сопровождать Дейча и Стефановича за границу, Поповъ вступилъ въ переговоры съ одесскими народовольцами, во главѣ которыхъ стояли тогда В. Н. Фигнеръ, Колодкевичъ и Кибальчичъ. Было рѣшено, что кіевляне и одесситы будутъ.вести дѣла на югѣ совмѣстно; было также постановлено основать, по образцу Сѣвернаго, Южно-Русскій Рабочій Союзъ и убрать съ дороги двухъ генералъ-губернаторовъ, одесскаго -- Тотлебена и кіевскаго -- Черткова. Съ послѣдней цѣлью М. Р. взялъ рядъ уроковъ по "бомбовѣдѣнію" у Кибальчича. Возвратившись въ Кіевъ, М. Р. собралъ мѣстныя силы, преимущественно чернопередѣльцевъ и, не мирясь съ расколомъ с.-революціонной партіи на двѣ части, пытался свою кіевскую группу построить на основѣ старой общей программы. Кіевскіе народовольцы вошли въ ея составъ; самая же группа обѣщала вести дѣла совмѣстно съ одесситами. Такимъ образомъ, Попову удалось связать свою работу съ работой большинства друзей, ушедшихъ въ "Народную Волю", начавши попытку вести, одновременно съ участіемъ въ террористическихъ дѣйствіяхъ, работу въ народѣ. Динамитные снаряды, необходимые для покушеній на должностныхъ лицъ были доставлены въ Кіевъ Поповымъ.

Новая автономная организація, созданная Поповымъ, просуществовала однако недолго, всего съ ноября 1879 по конецъ первой четверти 1880 г., мѣсяцевъ пять. Послѣ разгрома ея и послѣ ареста Попова въ Кіевѣ продолжали революціонную работу уже чистые народовольцы. Дѣятельность кіевской организаціи выразилась въ пропагандѣ среди студенчества и среди интеллигенціи, въ пропагандѣ и организаціи рабочихъ, преимущественно желѣзнодорожныхъ, въ Южно-Русскій Рабочій Союзъ. Это былъ второй по счету Южно-Русскій Рабочій Союзъ, такъ какъ первый союзъ подъ этимъ именемъ дѣйствовалъ въ Одессѣ и Ростовѣ-на-Дону еще въ 1874--5 г. Работа по организаціи рабочихъ была привычнымъ дѣломъ для М. P., и онъ обращалъ на него особое свое вниманіе. Послѣ ареста Попова дѣло Южно-Русскаго Рабочаго Союза было особенно сильно расширено работой Е. Ковальской и Щедрина. Кромѣ пропаганды, кіевскіе революціонеры подготовляли покушенія на нѣкоторыхъ лицъ, дѣятельность которыхъ признавалась особенно вредной для дѣла революціи. На первомъ планѣ стоялъ безпощадно и безсмысленно жестокій генералъ-губернаторъ Чертковъ. За время его главноначальствованія въ Кіевѣ казни не прекращались. Между прочимъ, былъ казненъ молодой, несовершеннолѣтній студентъ университета св. Владимира Іосифъ Розовскій за то, какъ гласилъ обвинительный актъ, что онъ, "принадлежа къ тайному противозаконному сообществу, имѣющему цѣлью ниспроверженіе и измѣненіе порядка государственнаго устройства и выразившему свою дѣятельность рядомъ преступленій, въ томъ числѣ неоднократныхъ покушеній на священную особу Гое. Императора, въ видахъ этого сообщества распространялъ возмутительныя сочиненія"! Итакъ, этого юношу повѣсили за то, что онъ имѣлъ у себя на дому нѣсколько прокламацій "Народной Воли". Правда, судъ принялъ также во вниманіе, что у Розовскаго переночевалъ какъ^:то осужденный впослѣдствіи по дѣлу Попова на 20 лѣтъ каторги революціонеръ Сергѣй Диковскій. Это было неоффиціально сообщено суду жандармскимъ управленіемъ. Но этотъ фактъ еще болѣе подчеркиваетъ всю "правомѣрность" юридическаго убійства, совершеннаго судомъ и генералъ-губернаторомъ. Хлопотали они также объ устройствѣ тайной типографіи. Поповъ съ этой цѣлью разсылалъ въ разныя мѣста Кіевской губерніи людей на развѣдки о наиболѣе удобномъ для типографіи пунктѣ, а также заботился о пріобрѣтеніи шрифта, станка и т. п. Нечего, конечно, и упоминать о дѣятельности группы, направленной на увеличеніе денежныхъ средствъ путемъ сборовъ, на устройство т. п. паспортнаго дѣла и помощи сосланнымъ, заключеннымъ и нелегальнымъ товарищамъ.

Между тѣмъ, съ весны 1879 г. за дѣятельностью кіевскихъ революціонеровъ усердно слѣдили черезъ своихъ агентовъ Новицкій и Судейкинъ, которые имѣли также шпіона въ средѣ землевольцевъ. Этотъ шпіонъ былъ кр. Леонтій Забрамскій (или Зембрамскій), уголовный арестантъ, которому "политическіе" Избицкій и Малавскій предложили содѣйствовать революціонерамъ, состоя въ качествѣ яко бы шпіона при жандармскомъ управленіи, сообщая жандармамъ малозначущія свѣдѣнія, но зато предупреждая о мѣрахъ противъ революціонеровъ. Объ этомъ донесъ Новицкому случайно узнавшій тюремный надзиратель, и когда Забрамскій предложилъ свои услуги, Новицкій согласился ихъ принять, но втайнѣ учредилъ надзоръ за Забрамскимъ и за лицами, съ которыми входилъ тотъ въ сношенія. Нужно добавить, что этотъ планъ принадлежалъ не безталанному Новицкому, а его "геніальному" помощнику Судейкину. Наблюденіе дало хорошіе для жандармовъ результаты; оно выяснило связи между рядомъ революціонеровъ. Когда жандармы сочли себя достаточно освѣдомленными, они начали аресты, но производили ихъ какъ бы случайно. Тѣмъ не менѣе, послѣ ареста Попова и, особенно, Нванова, замѣнившаго М. Р. на посту руководителя группы, подозрѣнія землевольцевъ, что Забрамскій все выдалъ "жандармамъ, превратились въ увѣренность. Рѣшено было его убить. Послѣ ряда неудачныхъ попытокъ заманить Забрамскаго въ удобное для убійства мѣсто, студ. Поликарповъ (онъ же "татаринъ") 4 марта 1880 г. нанесъ Забрамскому 15 колотыхъ и рѣзаныхъ ранъ, но не смертельныхъ. Забрамскій успѣлъ убѣжать, а Поликарповъ застрѣлился. Это дало поводъ къ заарестованію всѣхъ заподозрѣнныхъ лицъ.

22-го февр. 1880 г. М. Р. проводилъ на вокзалъ М. Ф. Фроленко, а также одно лицо, командированное имъ по дѣламъ устройства типографіи въ одномъ имѣніи; онъ шелъ по Крещатику, когда былъ внезапно схваченъ. Находившееся у него въ карманѣ письмо Софьи Перовской изъ Курска, въ которомъ она писала о свиданіи, указывая адресъ гостинницы, въ которой она остановилась, М. Р. успѣлъ уничтожить, такъ какъ полицейскій, обыскивавшій его, не вынулъ этого письма, хотя, явно, и нащупалъ его. Зато другія бумаги были отобраны и фигурировали на судѣ. 25-го февр. былъ взятъ на улицѣ, съ бомбой въ рукахъ, студ. Игн. Кирилл. Ивановъ, видный членъ кіевской группы. Въ результатѣ дознанія было создано дѣло о 29 подсудимыхъ, но 8 человѣкъ были или переданы въ распоряженіе другихъ жандармскихъ управленій, или наказаны (сосланы) административно. Такимъ образомъ, создалось дѣло 2і-го, которое, согласно распоряженію генералъ-губернатора, было передано на разсмотрѣніе военно-окружного суда. Слушалось дѣло съ 14-го по 2б-е іюля, при закрытыхъ дверяхъ. Отчетъ, напечатанный въ "Кіевлянинѣ" и перепечатанный другими газетами, былъ составленъ извѣстнымъ кіевскимъ черносотенцемъ г. Пихно. Можно себѣ представить, какъ онъ реферировалъ все происходившее. Предсѣдательствовалъ ген.майоръ Слуцкій; обвинялъ извѣстный военный прокуроръ, полк. Стрѣльниковъ; защищали кандидаты на военно-судебныя должности Добровольскій, Булгаковъ и (Попова) -- Бѣльскій.

Въ обвинительномъ актѣ названы слѣдующіе подсудимые: крестьянинъ Сеи. Ильяшенко-Куценко (30 л.); студ. кіев. унив. Мих. Клименко (23 л.); жена потомств. почет. гражд. Викторія Левенсонъ; слуш. акушер. курс. при кіев. унив. Фанни Рефертъ (22 л.); мѣщанка Шейва Шехтеръ (24 л.), слушательница акушер. курс. при Спб. медико-хирург. акад.; студ. кіев. ун., австр. поддан. Соломонъ Лотрингеръ (21 г.); студ. харьк. ветерин. инст. Вл. Жуковъ (20 л.); мѣщ. Никита Левченко (21 г.); студ. кіев. ун. Болеславъ Костецкій (23 л.); студ. кіев. ун. Ник. Подревскій (25 л.); сынъ губери. секр. Ник. Петровъ (29 л.); студ. кіев. ун. Игнатій Кирилловичъ Ивановъ (22 л.); неизвѣстный, именовавшійся Бойченко, а потомъ назвавшійся Филатовымъ (17 л.); тамбов. мѣщ. Хрущовъ (онъ же Троицкій -- 23 л.); мѣщ. Веньяминъ Позенъ (18 л.); дворянинъ, сынъ капитана I ранга, Ѳеодоръ Юрковскій (27 л.); сынъ свящ. Сергѣй Диковскій, братъ его сынъ св. Моисей Диковскій; сынъ свящ., быв. студ. медико-хирург. акад. Мих. Поповъ (28 л.), студ. харьк. унив. Дм. Буцынскій (25 л.); студ. одесск. унив., сынъ дьячка Павелъ Лозяновъ (или Лозьяновъ) (19 л.). Эти же лица перечислены и въ приговорѣ, кромѣ Филатова, вмѣсто котораго фигурируетъ какой-то Михайловъ. Быть можетъ, Филатовъ былъ осужденъ подъ именемъ Михайлова. Кромѣ того, къ дознанію по дѣлу привлекались рабочіе: Данько (смазчикъ), мѣщ. Ромасевъ, обвинявшійся въ разсылкѣ прокламацій Исполи. Комитета Народи. Воли о взрывѣ 19 ноября; Кобылянскій (впослѣд. шлиссельбуржецъ); студ. Козловскій; раб. Романченко и др.

Перечисленные въ обвинительномъ актѣ лица обвинялись въ томъ, что "составили въ гор. Кіевѣ тайное противозаконное сообщество, имѣющее цѣлью путемъ насилія ниспровергнуть существующій государственный порядокъ, для чего они поддерживали сношенія съ такими же кружками, находящимися въ Петербургѣ и нѣкоторыхъ другихъ городахъ Имперіи, устраивали сходки для обсужденія средствъ къ произведенію соціальной революціи, пріобрѣтали и распространяли возмутительныя прокламаціи, поддѣлывали подложные паспорта для снабженія ими членовъ кружка и, замысливъ убійство нѣкоторыхъ должностныхъ лицъ, пріобрѣли для этого разрывные снаряды, причемъ главными руководителями этого сообщества были М. Поповъ и Игн. Ивановъ". Кромѣ того, Ивановъ обвинялся въ вооруженномъ сопротивленіи при обыскѣ въ участкѣ, Юрковскій -- въ участіи въ похищеніи полутора милліона руб. посредствомъ подкопа подъ херсонское казначейство, и нѣкоторыя лица обвинялись въ пріобрѣтеніи и проживательствѣ по подложнымъ паспортамъ.

Спеціально о Поповѣ содержались въ обвинительномъ актѣ слѣдующія указанія. Поповъ носилъ въ средѣ революціонеровъ имя "генерала", "Василія Николаевича" (въ немногихъ случаяхъ подлинное свое -- "Михаилъ Родіоновичъ"). Онъ былъ главнымъ распорядителемъ соц.-револ. кружка въ Кіевѣ. Держалъ себя очень конспиративно: часто мѣнялъ свой костюмъ, а въ концъ яни. 1880 г. сбрилъ бороду, которую носилъ раньше. При немъ найдены были шифрованныя записки, стихи "возмутительнаго содержанія", конспиративныя записки на папиросной бумагѣ, письмо изъ тюрьмы осужденнаго за полит. преступленіе Арс. Богуславскаго къ желѣзнодорожнымъ рабочимъ. Забрамскій показалъ, что отъ Поликарпова онъ слыхалъ, будто Поповъ участвовалъ въ убійствѣ шефа жандармовъ Мезенцова, а ему, Забрамскому, Поповъ, будто бы, говорилъ, что уѣхалъ изъ Петербурга, такъ какъ его зналъ тамъ одинъ шпіонъ, трупъ котораго былъ потомъ найденъ въ Невѣ. Въ Кіевѣ, но увѣренію Забрамскаго (добавимъ, ложному), Поповъ квартиры не имѣлъ, а жилъ, скрываясь у разныхъ лицъ. Попову принадлежалъ замыселъ тайной типографіи. Это онъ командировалъ за границу Ильяшенко за типографскими принадлежностями, а Забрамскому, вмѣстѣ съ Петровымъ (онъ же Дьяченко) поручилъ найти въ Нѣжинѣ квартиру д;ія типографіи. Попову принадлежитъ мысль заложить мину подъ мостомъ на Безаковской улицѣ для взрыва при проѣздѣ ген.-губернатора. За проволокой для этого взрыва ѣздилъ Поповъ въ Харьковъ въ февралѣ 1880 г. Попову принадлежатъ мысль и планъ убійства полк. Стрѣльникова. Динамитные снаряды принадлежали Попову, ибо когда Ивановъ 25 ф. бралъ у него, Забрамскаго, снарядъ, то ссылался на приказаніе Попова. Поповъ велъ при Забрамскомъ переговоры съ представителемъ казатинскаго революціоннаго кружка о разсылкѣ членовъ его для убійства должностныхъ лицъ и освобожденія политическихъ заключенныхъ. Поповъ получалъ изъ Петербурга революціонную литературу (какъ, напр., "Народную Волю") и распредѣлялъ ее для распространенія. По распоряженію Попова были распространены прокламаціи Исполи. Комитета Народи. Воли о взрывѣ 19 ноября. Поповъ распоряжался добываніемъ денегъ на революціонныя цѣли: такъ, онъ лично получилъ отъ какой-то богатой кіевской барыни 2000 руб. Кіевскій кружокъ имѣлъ особый уставъ, подъ названіемъ "Уставъ террористовъ" (?), который Забрамскій видѣлъ у Попова, Жукова и С. Диковскаго. Петровъ, принадлежащій къ харьковскому кружку террористовъ, былъ вызванъ Поповымъ для устройства тайной титюграфіи въ Нѣжинѣ, а затѣмъ уѣхалъ обратно въ Харьковъ только съ разрѣшенія Попова. Поповъ приказалъ С. Диковскому, ѣхавшему въ Одессу, зайти къ какому-то "Сашкѣ" и взять у него планъ для предполагавшагося подкопа подъ полтавское казначейство. Стаховскій (отставн. шт.-кап.) давалъ Попову деньги на революціонное дѣло и велъ, въ присутствіи Забрамскаго, съ Поповымъ переговоры объ устройствѣ типографіи въ его, Стаховскаго, имѣніи. У студ. Козловскаго найдена была записка къ "Василію Николаевичу", въ которой сообщалось, что, по мнѣнію автора записки, "дѣло No 2 вполнѣ возможно". По этому поводу Забрамскій показалъ, что когда Поповъ уѣзжалъ въ Харьковъ за проволокой для взрыва моста при проѣздѣ ген.-губернатора, то говорилъ Забрамскому, что изъ Одессы долженъ пріѣхать "Сашка" и озаботиться производствомъ этого взрыва, что они называли дѣломъ No 2. И дѣйствительно, вскорѣ послѣ отъѣзда Попова къ Забрамскому явился Юрковскій и разспрашивалъ его о количествѣ динамита, причемъ, узнавъ, что динамита только 2 ящика, замѣтилъ, что этого мало, но что есть еще динамитъ у "Идола". У Фанни Рефертъ найдена была нелегальная литература въ сверткахъ съ надписями, между прочимъ, "Попову". Кромѣ Забрамскаго, далъ показанія, нужныя жандармамъ, рабочій кр. Ильяшенко, пріѣхавшій въ Кіевъ съ рекомендаціей какого-то революціонера съ юга. Онъ показалъ, что "Василій Николаевичъ" (онъ же Поповъ) снабжалъ его деньгами, затѣмъ посылки его на работу въ качествѣ извозчика въ Ворожбу, гдѣ онъ долженъ былъ ознакомиться съ окрестностями въ цѣляхъ революціонеровъ. Поповъ привелъ его на Ботаническую улицу, гдѣ въ одной квартирѣ онъ видѣлъ револьверы, а также слышалъ разговоры Попова и другихъ лицъ. Говорили о встрѣчѣ новаго (1880 г.) въ кругу рабочихъ, среди которыхъ "дѣла" идутъ хорошо; о пріобрѣтеніи типографскихъ станковъ и шрифта, о какихъ-то приготовленныхъ стеклянныхъ шарикахъ; объ отправкѣ въ Одессу какого-то "Кости" для завѣдыванія тамъ кассой и кружкомъ рабочихъ; о библіотекѣ и покупкѣ револьверовъ и т. п. Жандармскіе унтеръ-офицеры Продеусъ, Демидовъ, Стаинъ, Рудичъ, Гурьевъ, Карпенко и Максимовъ, слѣдившіе за обвиняемыми, установили своими показаніями фактъ сходокъ обвиняемыхъ сперва на квартирѣ Клименко и Левенсонъ, а затѣмъ у Жукова и у Забрамскаго, на которыхъ бывалъ и Поповъ, извѣстный унтеръ-офицерамъ подъ именемъ "генерала" и "Василія Николаевича". Забрамскій показалъ, что на сходкахъ у Клименко говорили о пропагандѣ среди желѣзнодорожныхъ рабочихъ, распространяли нелегальную литературу ("Заживо-погребенные", "Сказка о 4-хъ братьяхъ" и др.), подводили итоги сборамъ на арестованныхъ и нелегальныхъ, обсуждали планъ убійства генералъ-губернатора, возлагая это дѣяніе на Левенсонъ, которая должна была совершить покушеніе на пріемѣ. Но, вслѣдствіе заявленія Попова товарищамъ объ извѣстіи, полученномъ отъ петербургскихъ товарищей, что Левенсонъ -- женщина болтливая и ненадежная, сходки у Клименко прекратились и возобновились у Забрамскаго и у Жукова. Здѣсь обсуждался планъ устройства тайной типографіи для печатанія "Чернаго Передѣла", говорилось о пропагандѣ среди населенія Кіевской и Волынской губерній, какъ элемента весьма революціонно настроеннаго. У Жукова, а потомъ у Иванова, была т. п. "канцелярія" революціонеровъ. Въ ноябрѣ 79 г. возникъ вопросъ о соединеніи съ украинофилами, и тогда же начали запасаться разрывными снарядами и оружіемъ (такъ, напр., Забрамскій видѣлъ у Жукова 18 револьверовъ и кинжалы). Во всѣхъ этихъ дѣйствіяхъ и предположеніяхъ Попову принадлежала главная роль.

Кромѣ показаній Забрамскаго и С. Ильяшенко, свѣдѣнія объ участіи въ революціонномъ движеніи Сергѣя и Моисея Диковскихъ были сообщены жандармамъ въ доносѣ, поданномъ одесскому ген.-губернатору Юліей Диковской, женой Моисея, на мужа и его брата въ ноябрѣ 1879 г. Подводя итоги обвиненіямъ, предъявленнымъ подсудимымъ, нельзя не обратить вниманіе на то, что производившіе дознаніе жандармы и прокуроръ (а за ними и судъ) видѣли въ подсудимыхъ, по преимуществу, террористовъ, и именно народовольцевъ, такъ какъ, очевидно, имъ осталась неизвѣстной истинная сущность организаціи кіевской группы. Въ приговорѣ своемъ судъ смѣшалъ всѣхъ въ одну массу, опредѣливши, что почти всѣ они были членами сообщества, имѣвшаго цѣлью путемъ террора добиться политической свободы. Между тѣмъ, многіе изъ осужденныхъ были мирные пропагандисты, народники, не имѣвшіе никакого отношенія къ террору.

Большинство подсудимыхъ, на вопросъ о принадлежности къ соціально-революціонной партіи, отвѣтили отрицательно, нѣкоторые же "не безъ театральной аффектаціи" (по мнѣнію судебнаго референта Пихно) объявили, что по убѣжденіямъ своимъ они соціалисты-революціонеры, принадлежатъ къ фракціи террористовъ, поставившихъ своею цѣлью достичь политической свободы какимъ-бы то ни было путемъ. Девятнадцатилѣтній Лозяновъ съ гордостью добавилъ, что онъ активный членъ означенной фракціи и считаетъ путь насилія единственно возможнымъ для борьбы съ правительствомъ; Буцинскій заявилъ, что онъ политическій революціонеръ, но не соціалистъ; Подревскій, -- что онъ не соціалистъ; С. Диковскій, -- что онъ соціалистъ, но не террористъ; Жуковъ, -- что онъ соціалистъ по убѣжденіямъ, но не членъ сообщества; Ивановъ, -- что онъ народникъ, сторонникъ мирной пропаганды; Юрковскій, -- что онъ не причастенъ къ кіевской организаціи.

Такимъ образомъ, было ясно, что предъ судомъ находятся люди различныхъ взглядовъ, и что они далеко не всѣ террористы. Но суду до этого не было дѣла.

Что касается Попова, то онъ, на вопросъ Стрѣльникова, принадлежитъ-ли онъ къ партіи террористовъ, отвѣтилъ коротко: "Я -- революціонеръ". Стрѣльниковъ, обращаясь къ судьямъ, сказалъ: "Листъ, какъ былъ бѣлымъ, такъ и остался", желая дать этимъ понять, что Поповъ уклоняется отъ отвѣта.

-- "Напрасно вы такъ думаете, г. прокуроръ, -- сказалъ Поповъ, -- и думаете такъ, очевидно, плохо понимая значеніе слова революціонеръ. Я же думаю, что, разъ я революціонеръ, то, значитъ, не остановлюсь ни передъ какими средствами, дозволяемыми политической этикой и ведущими къ государственному перевороту. Если же не отвѣтилъ на вашъ вопросъ, террористъ-ли я, то лишь потому, что не желалъ доставить вамъ удовольствіе казнить меня безъ всякаго труда съ вашей стороны. Террористическіе акты разсматриваются существующими законами Россіи, какъ уголовное преступленіе, и я уже вамъ предлагаю потрудиться надъ тѣмъ, чтобы доказать, что я прибѣгалъ къ актамъ, которые квалифицируются, какъ уголовное преступленіе". На это Стрѣльниковъ отвѣтилъ, что вполнѣ удовлетворенъ. Въ перерывѣ-же засѣданія онъ подошелъ къ Попову и увѣрялъ его, что напрасно онъ думаетъ, будто-бы ему, Стрѣльникову, пріятно возвести Попова на эшафотъ. Тѣмъ не менѣе, тотъ же Стрѣльниковъ, узнавши отъ охранявшаго въ судѣ подсудимыхъ жандармскаго капитана Скандрикова о шуточномъ пари Попова, что по ихъ процессу никого не повѣсятъ, воскликнулъ въ своей рѣчи: "Повѣсьте ихъ, гг. судьи, такъ какъ Поповъ даже готовъ держать пари, что его не повѣсятъ!.." Тотъ-же Стрѣльниковъ, когда выдававшій на дознаніи Ильяшенко заявилъ на судѣ, что его показанія выдуманы жандармами, принудившими его подписать ихъ, заявилъ со злостью судьямъ: "Не слѣдуетъ придавать значенія показаніямъ Ильяшенки на судѣ: для меня ясно, что Поповъ пообѣщалъ ему 50 р., и Ильяшенко сказалъ-то, что ему продиктовалъ Поповъ". Это заставило всѣхъ, не исключая и судей, улыбнуться, а защитникъ въ своей рѣчи сказалъ, что не находитъ нужнымъ опровергать слова прокурора, ибо кто-же допуститъ, что за 50 р. Ильяшенко согласится идти на 15-лѣтнюю каторгу.

Прокуроръ, Стрѣльниковъ, въ своей рѣчи изложилъ вкратцѣ исторію соціально-революціоннаго движенія въ Россіи съ конца 50-хъ г., упомянулъ о нигилизмѣ, пояснилъ судьямъ, что "русскій соціализмъ есть тотъ-же нигилизмъ, перенесенный на практическую почву" (!). Перейдя отъ соціалистовъ-пропагандистовъ къ бунтарской фракціи прокуроръ "объяснялъ ея появленіе тѣмъ общимъ закономъ прогресса, въ силу котораго воръ становится разбойникомъ (!)..." Изложивши различіе между "ученіемъ соціальной фракціи" (очевидно, чернопередѣльческой) и "появившейся въ 1879 г. фракціи террористовъ"(очевидно, народовольческой), прокуроръ доказывалъ по данному дѣлу, что всѣ подсудимые принадлежали къ одному кружку; что кружокъ этотъ составляетъ часть террористической фракціи; что преслѣдуемыя имъ цѣли тѣ самыя, которыя указаны въ обвинительномъ актѣ. Признавая Попова, Иванова, Сергѣя Диковскаго и Юрковскаго виновными въ дѣяніи, общемъ всѣмъ подсудимымъ, онъ просилъ примѣнить къ нимъ. ст. 249Поалѣ длинной и весьма талантливой рѣчи Иванова говорилъ Поповъ. О ней намъ извѣстно лишь то, 'что угодно было сообщить о ней г-ну Пихно, а именно: "Поповъ говоритъ тихимъ, ровнымъ голосомъ о положеніи аграрнаго вопроса въ Россіи, о необходимости его разрѣшенія и о тѣхъ послѣдствіяхъ, которыя будутъ вызваны, если этотъ вопросъ разрѣшится на основаніи принциповъ соціализма. Указавъ болѣе кратко о вліяніи, которое имѣлъ-бы соціализмъ на промышленность и торговлю (sic!), подсудимый говоритъ о своемъ взглядѣ на тѣ средства, которыми должны дѣйствовать соціалисты для достиженія своей цѣли". Въ такой формѣ, конечно, трудно представить себѣ, что именно сказалъ М. Р. въ послѣднемъ словѣ. Характерно, однако, что даже и въ этомъ изложеніи рѣчи чувствуется, что ее говорилъ народникъ землеволецъ.

1880 г. поля 26 дня кіевскій военно-окружной судъ, выслушавъ дѣло о пот. почет. гражд. М. Р. Поповѣ и товарищахъ призналъ ихъ виновными:

1) Попова, Иванова, С. и М. Диковскихъ, Буцынскаго, Юрковскаго, Лозянова, Ильяшенко-Куценко, Левченко, Михайлова, Хрущова. Жукова, Позена, Шехтеръ, Левенсонъ, Костецкаго, Петрова и Рефертъ -- въ принадлежности къ тайному противозаконному сообществу, имѣющему цѣлью ниспроверженіе путемъ насилія государственнаго и общественнаго порядка въ Россіи, причемъ Поповъ и Ивановъ были руководителями, а остальные сообщниками; 2) Клименко, Подревскаго и Лотрингера въ недонесеніи объ означенномъ сообществѣ. Сверхъ того: а) Юрковскаго, Михайлова, Лозянова, Хрущова, Ильяшенко-Куценко, С. Диковскаго, Буцынскаго, Жукова, Левенсонъ, Попова и Петрова въ пріобрѣтеніи и проживательствѣ по подложнымъ паспортамъ; б) Юрковскаго въ вооруженномъ похищеніи съ подкопомъ и взломомъ, изъ херсонскаго губерн. казначейства, вмѣстѣ съ другими, болѣе полутора милліона рублей, для тайнаго сообщества, причемъ признанъ руководителемъ. А потому постановилъ... подсудимыхъ Попова и Иванова лишить всѣхъ правъ состоянія и подвергнуть смертной казни черезъ повѣшеніе; изъ остальныхъ, при уменьшающихъ вину обстоятельствахъ, лишить всѣхъ правъ состоянія и сослать на каторжныя работы въ рудникахъ: Юрковскаго, С. Диковскаго и Буцынскаго срокомъ на 20 лѣтъ; М. Диковскаго, Ильяшенко-Куценко, Левченко, Михайлова, Хрущова, Шехтеръ, Левенсонъ, Костецкаго, Петрова, Рефертъ, Клименко, Подревскаго и Лотрингера -- на 15 лѣтъ; Лозянова, Позена и Жукова -- на 10 лѣтъ. Приговоръ представить на усмотрѣніе ген.-губернатора. Судъ ходатайствовалъ также о замѣнѣ наказанія подсудимымъ вмѣсто ссылки на каторжныя работы въ рудникахъ ссылкою на заводы: Жукова и Позена -- на 7 лѣтъ, Шехтеръ и Левенсонъ на шесть лѣтъ, Костецкаго, Петрова и Рефертъ на 4 года, Клименко и Подревскаго -- ссылкою въ Сибирь на поселеніе: Клименко въ болѣе отдаленныя мѣста, съ лишеніемъ ихъ всѣхъ правъ состоянія; Лотрингера подвергнуть тюремному заключенію на 4 мѣсяца.

Генералъ-губернаторъ утвердилъ этотъ приговоръ, а также ходатайство суда. Смертная казнь висѣла надъ головой Попова и Иванова. Но времена уже измѣнились. Россіей правилъ Лорисъ-Меликовъ съ его "диктатурой сердца". Поэтому генералъ-губернатору было сообщено отъ имени главнаго начальника верховной распорядительной комиссіи, что, по всеподданнѣйшему докладу его, Государь Императоръ всемилостивѣйше повелѣлъ замѣнить назначенную Попову и Иванову смертную казнь ссылкою въ каторжныя работы безъ срока. Числа 6--7-го августа Попова и Иванова вызвали въ тюремную контору.

Оба они приготовились къ смерти и думали, что ихъ ведутъ убивать. Поэтому, странно прозвучали для нихъ слова губернатора, что "по великомилосердію Его Величества" имъ дарована жизнь. Поповъ задумался на мгновеніе и разсѣянно спросилъ: "Больше ничего?.." -- "Больше ничего!" воскликнулъ изумленный его равнодушіемъ губернаторъ. Вмѣсто мгновенной смерти правительство даровало Попову 26 лѣтъ сплошного мученія на Карѣ, въ Петропавловкѣ, въ Шлиссельбургѣ. Осенью 1880 г. Поповъ былъ отвезенъ въ Карійскую каторжную тюрьму, гдѣ пробылъ до 1882 г.

Приговоръ 26 іюля 1880 г. на много лѣтъ прервалъ участіе М. Р. въ дѣлѣ русской революціи Воздерживаясь отъ подробной оцѣнки его дѣятельности съ 1875 по 1880-й годъ, мы не можемъ не замѣтить, что его революціонная біографія есть, вмѣстѣ, исторія партіи "Земли и Воли". Онъ былъ однимъ изъ основателей этой партіи въ 1876 г., онъ работалъ въ ней все время ея существованія, и даже тогда, когда она распалась, пытался возродить ее, чтобы сплотить снова всѣхъ борцовъ около стараго знамени. Трудно сказать, что вышло бы изъ этой попытки Попова, если бы созданная имъ организація не была разбита правительствомъ. Быть можетъ, ему удалось бы соединить борьбу за политическую свободу съ работой въ средѣ рабочихъ, съ борьбой за всестороннее освобожденіе рабочаго класса. Поповъ былъ одинъ изъ самыхъ энергичныхъ работниковъ въ русскомъ рабочемъ движеніи, и не удивительно было бы, если бы онъ, подобно друзьямъ и сотрудникамъ, Плеханову и Дейчу, пришелъ бы къ научному соціализму, къ ученію Маркса, къ соціалъ-демократіи. Возможно было, однако, и то, что, вступивши на путь террора, Поповъ окончательно и формально примкнулъ бы къ "Народной Волѣ", которой суждено было стать на долгое время единственной активной, боевой организаціей русской революціонной интеллигенціи. Поповъ не былъ теоретикомъ, онъ былъ человѣкъ дѣла; его дѣятельность была такъ же многообразна, какъ дѣятельность его партіи: онъ велъ пропаганду среди рабочихъ, онъ работалъ надъ устройствомъ поселеній въ крестьянствѣ, онъ участвовалъ въ террористическихъ дѣяніяхъ, онъ былъ организаторомъ и руководителемъ революціонныхъ группъ. Словомъ, не было дѣла, отъ котораго бы онъ отказался, предъ которымъ бы задумался, разъ только это дѣло должно было служить завѣтной цѣли его жизни: завоеванію для русскаго народа земли и воли.

Мы изложимъ лишь вкратцѣ то, что пришлось пережить М. Р. съ 1880 г. по 1905-й годъ. Въ 1882 г. М. P., который занималъ въ политической каторжной тюрьмѣ должность "пекаря", дававшую ему возможность сноситься съ внѣшнимъ міромъ, былъ однимъ изъ главныхъ пособниковъ и устроителей дерзкаго побѣга съ Кары 8 товарищей. Бѣжали Мышкинь, Хрущовъ, Юрковскій, Минаковъ, Моисей Диковскій, Левченко, и Баломезъ. Нѣкоторые были схвачены неподалеку, а Мышкинъ и Хрущовъ за 3000 верстъ, во Владивостокѣ. Когда побѣгъ былъ открытъ, произошло отвратительное побоище, а затѣмъ 12 чел. (въ числѣ ихъ и М. P.) политическихъ, наиболѣе непріятныхъ начальству, были перевезены въ т. п. Нижне-Карійскую тюрьму. Здѣсь сидѣли до 15 іюля 1882 г. 8 чел., предназначенные къ увозу въ Петербургъ, а именно: Поповъ, Щедринъ, Геллисъ, Буцынскій, Кобылянскій, Иги. Ивановъ, Волошенко и Пав. Орловъ. Затѣмъ ихъ повезли въ Петербургъ. "Главарями побѣга и голоднаго бунта на Карѣ считаютъ, почему-то Попова и другихъ -- писали тогда изъ Сибири въ женевское "Вольное Слово" (No 48), -- говорятъ, что даже высшія сибирскія власти не знаютъ, куда ихъ везутъ". Ихъ везли въ Алексѣевскій равелинъ Петропавловской крѣпости. 17 сент. 1882 г. Поповъ былъ доставленъ туда. Тамъ пришлось пробыть ему 2 года. Что такое представлялъ изъ себя равелинъ въ то время, можно представить себѣ, читая воспоминанія Поливанова и Фроленки. Одинъ за другимъ умирали заключенные отъ цынги, чахотки и т. п. болѣзней. Игн. Ивановъ заболѣлъ острымъ душевнымъ разстройствомъ. Заключенные готовили, по предложенію Мышкина, бурный протестъ, желая добиться или смерти, или улучшенія положенія. Но внезапно, 1 авг. 1884 г., ихъ увезли въ Шлиссельбургъ. Поповъ былъ въ числѣ тѣхъ, кому суждено было пробыть въ немъ слишкомъ 2і годъ. Кромѣ него, въ крѣпость были привезены его товарищи съ Карійской каторги: Мышкинъ, Минаковъ, Малавскій, Щедринъ, Буцынскій, Кобылянскій, Геллисъ, Долгушинъ, Юрковскій. Всего десять. Всѣ они, кромѣ Попова, не дожили до освобожденія. Мышкинъ и Минаковъ были разстрѣляны (за оскорбленіе тюремщиковъ), Щедринъ сошелъ съ ума, остальные поумирали. Иги. Иванова привезли изъ сумасшедшаго дома въ Казани, долго держали и увезли обратно. Находясь въ Шлиссельбургѣ, Поповъ, какъ и на волѣ, продолжалъ неустанно бороться, бороться за достойное человѣка, болѣе сносное существованіе въ тюрьмѣ. Быть можетъ, этой неустанной борьбѣ онъ обязанъ тѣмъ, что пережилъ своихъ товарищей. Въ 1902 г. онъ попытался передать на волю письмо къ матери, помимо жандармско-тюремной цензуры. Это было открыто, и начались репрессіи. Поповъ не былъ "цареубійцей", какъ выражались жандармы, но, тѣмъ не менѣе, онъ былъ все время однимъ изъ тѣхъ шлиссельбурицевъ, къ которымъ не примѣнили ни одной амнистіи, ни въ 1883 г., ни въ 1894" ни въ 1896, ни въ 1904. Мало того: къ нему, какъ и къ его товарищамъ, не былъ примѣненъ законъ о зачетѣ одиночнаго заключенія, равно какъ и правила о переводѣ въ т. наз. вольную команду. Тянулись долгіе безконечные годы. Умеръ отецъ. Мать тщетно хлопотала о прощеніи или о сокращеніи срока наказанія, наконецъ, только о свиданіи. Отвѣтомъ было молчаніе. Какъ-то разъ, принцесса Уэльская, нынѣ королева англійская, тронутая судьбою М. P., просила о смягченіи его участи. Eй отвѣтили холодно и твердо: "Никогда и ни слова больше объ этомъ человѣкѣ. Это -- человѣкъ мертвый!"... Онъ былъ похороненъ въ каменномъ гробу Шлиссельбурга, заживо и безнадежно похороненъ. Если бы это зависѣло отъ тѣхъ, кто его тамъ похоронилъ, то его освободила бы только смерть. Но народъ, добывая себѣ свободу, великимъ порывомъ октябрьскихъ дней, открылъ также двери Шлиссельбурга и для стараго борца за "Землю и Волю". 15-го ноября 1905 г. его привезли изъ Петропавловской крѣпости, гдѣ онъ находился съ 28 окт., на Николаевскій вокзалъ. До мѣста назначенія его провожали два переодѣтыхъ жандарма. Онъ числился ссыльно-поселенцемъ. Но онъ уже чувствовалъ себя свободнымъ человѣкомъ. Около него была мать, ждавшая его 26 долгихъ лѣтъ. "Пролетаріи всѣхъ странъ соединяйтесь!" стояло въ заголовкѣ "Начала" и "Новой Жизни", лежавшихъ передъ нимъ.-- "Мы, соціалисты-революціонеры", читалъ онъ въ "Сынѣ Отечества". Рѣчи окружавшихъ говорили объ одномъ -- о свободѣ, именемъ которой наполненъ былъ воздухъ. Поѣздъ уносилъ его на далекій югъ, въ родной городъ. И онъ не могъ заснуть въ эту ночь, первую ночь долгожданной, желанной свободы.

С. Сватиковъ.

Произведенія М. Р. Попова: ст. "Къ біографіи Ипполита Никитича Мышкина". (Изъ воспоминаній, "Былое", Спб., 1906, февр, с. 252 также въ отдѣльномъ изданіи "Донской Рѣчи"). Ст. "Земля и Воля" наканунѣ воронежскаго съѣзда", "Былое", Спб., 1906, августъ, с. 13; нѣсколько статей (воспом.), напечатанныхъ въ газетѣ "Донская Рѣчь", въ Ростовѣ-на-Дону, въ періодъ 25 ноября -- 8 дек. 1905 г.

Матеріалы для біографіи М. Р. Попова: Воспоминанія Л. Н. Гартмана "Былое" загр. изд., No 3, с. 180; то же въ жури. "Рус. Истор. Библ", No 4, перепечатка заграничн. изд. "Былого", вып. I, 1906 г., изд. А. Парамоновой; "Общее Дѣло" No 37, No 51; "Рус. Ист. Библ." загр. изд., No 6, "Литература партіи Народ. Воли", с. 534, 540, 546"; (объ Ал. Н. Петерсонъ) "Рус. Ист. Библ." No 6 загр. изд., с. 60; (о братѣ М. P.-- Ильѣ) тамъ же, стр. 63, а также "Правит. Вѣстн." 1876 г. 9 дек. и у Базилевскаго "Госуд. прест. въ Россіи" (легал. изд.) т. 1, 345, и т II (нелег. изд.), стр. 1 и сл.; Автобіограф. замѣтки А. Д. Михайлова: "На Родинѣ", No 3, с. 59 и особ. 65 и "Былое" 1906 г., февр., с. 156, особенно стр. 156; "Процессъ В. Засуличъ", изд. "Современникъ", Спб., 1906, с. 123--125; Тунъ. Исторія револ. движеній въ Россіи. Изд. Библ. для всѣхъ, Спб., 1906, предисл., с. 30, 39; с. 163, 181; Тунъ, съ примѣч. Шишко. изд. Парамонова "Дон. Рѣч.", с. 142, 147, 154--5, 164--5; "ОтзвукиЖизни" вып. I. Е. Серебряковъ. Очеркъ по исторіи "Земли и Воли", Спб, 1906, изд. "Свобод. Труда". с. 11, 22--24, 40, 45, 47, 48, 53--60; (о стачкѣ въ Нов. Бумаго-пряд. и на др. фабрикахъ): Плехановъ "Рус. Рабочій въ револ. движеніи", Спб, 1906, изд. "Пролетаріатъ", стр. 39~~54о K. Пажитновъ "Рабочее движеніе въ Россіи", изд. "Нов. Міръ", с. 23--25; "Темы Жизни" No 9, А. Ельницкій, "Первые шаги рабоч. движ. въ Россіи", 1906, Спб, с. 21--24, с. 38; B. Бурцевъ "Сѣверный Союзъ русскихъ рабочихъ", "Былое" 1906, янв., 176--178, 192; Ю. Стекловь "Историч. подготовленіе рус. соц.-демократіи", Спб., 1906, с. 77, примѣч.; "Былое" No 6 (загр.) воспом. Е. Н. Ковальской (о Южн. Русскомъ Раб. Союзѣ; Куклинъ "Итоги революц. движ". Женева, 1903, примѣч., с. 229--233. Офиціальныя свѣдѣнія о процессѣ 21-го (въ іюлѣ 1880, въ кіев. военно-окр. судѣ) см. въ перепечаткѣ изъ "Кіевлянина" въ газ. "Голосъ" 1880 г., -- обвинительный актъ въ NoNo 231--2371 239--241, 248--249, 251, 255, 270 и сл., отчетъ о дѣлѣ (сочиненія извѣстнаго Пихно) NoNo 202, 206, 207, 210, 215, 217, 218, а также телеграммы въ NoNo 213, 218, 189, и хроника въ No 192. См. также ст. "Отъѣздъ М P. П." въ "Сынѣ Отеч.", 16 нояб. 1905; въ "Началѣ" 1905 г., 18 ноября "Открытое письмо"; "Вольное Слово" 1882 г., Женева, No 48; "Революціонная Россія" No 14; Свѣдѣнія изъ секретной книги жандармовъ въ загран. "Быломъ" No 5 (янв. 1904 г.), с. 77 и друг., а также въ "Быломъ" 1906 г., авг., изъ показаній Ѳ. Курицына, с. 283; свѣдѣнія о жизни въ Шлиссельбургѣ въ воспоминаніяхъ Л. Волкенштейнъ, М. Ю Ашенбреннера, М. В. Новорусскаго и мн. др., напечатанныхъ преимущественно въ "Быломъ", кое-что въ загран. изд. 1897 г.

Оставить комментарий Сватиков Сергей Григорьевич (bmn@lib.ru) Год: 1907 Обновлено: 25/07/2014. 64k. Статистика. Статья: Публицистика Публицистика Иллюстрации/приложения: 1 штук.	Скачать FB2 Ваша оценка:

Сватиков Сергей Григорьевич Михаил Родионович Попов

Михаилъ Родіоновичъ Поповъ.

Сватиков Сергей Григорьевич
Михаил Родионович Попов