Суворин Алексей Сергеевич
За Байкалом и на Амуре. Путевые картины Д. И. Стахеева. Драматические сочинения Д. И. Стахеева

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   За Байкаломъ и на Амурѣ. Путевыя картины Д. И. Стахѣева. 1869.
   Драматическія сочиненія Д. И. Стахѣева. Спб. 1869 г.
   Есть не мало русскихъ путешественниковъ въ родѣ г. Стахѣева, и поэтому его "путевыя картины" заслуживаютъ того, чтобъ сказать о нихъ нѣсколько словъ. Г. Стахѣевъ не столько интересуется природой края, его торговлею и промышленностію, его жителями, сколько случайными встрѣчами и своей собственной особой. Это, въ самомъ дѣлѣ, гораздо легче. Къ описанію страны нельзя приступать безъ нѣкоторыхъ предварительныхъ знаній, историческихъ, этнографическихъ, геологическихъ, статистическихъ и проч., между тѣмъ какъ описывать встрѣчи, гостинницы, разговаривать съ солдатомъ и ямщикомъ -- на все это хватитъ всякаго, лишь была бы охота терять на это время и записывать. Пріѣдетъ г. Стахѣевъ въ гостинницу и требуетъ себѣ закусить. Хозяинъ предлагаетъ ему солонины и огурцовъ -- г. Стахѣевъ не хочетъ; хозяинъ предлагаетъ водки -- г. Стахѣевъ "молчитъ", хозяинъ предлагаетъ самоваръ,-- г. Стахѣевъ говоритъ "пожалуй", изъ чего читатель заключаетъ, что г. Стахѣевъ солонины не ѣстъ и водки не пьетъ, но отъ самовара, какъ настоящій русскій человѣкъ не прочь. Идетъ хозяинъ ставить самоваръ, и г. Стахѣевъ начинаетъ описывать гостинницу, ея стѣны, ея мебель -- и все это до малѣйшихъ подробностей; иногда путешественнику приходять въ это время мысли о суетѣ мірской, онъ и о суетѣ мірской напишетъ; услышитъ путешественникъ завываніе вѣтра -- и о вѣтрѣ напишетъ страничку-другую, напишетъ плавно и опрятно; взгрустнется ему-онъ и о грусти своей сочтетъ долгомъ повѣдать читателю, и потомъ еще поставитъ нѣсколько точекъ, чтобъ читатель зналъ, что путешественникъ еще что-то дѣлалъ, но писать объ этомъ невозможно. Встрѣтитъ г. Стахѣевъ китайцевъ въ Кяхтѣ и поговорить, такъ, о самихъ пустыхъ пустякахъ поговоритъ, потому что китайцы плохо знаютъ по-русски, а г. Стахѣевъ по-китайски совсѣмъ не знаетъ, и, однакожъ, разговоръ запишетъ. Встрѣтить г. Стахѣевъ мужиковъ. Мужики ему кланяются и начинаютъ такой разговоръ:
   "Добро пожаловать, поштенный." -- Откуда вы? спросилъ я. Мужики помолчали и, почесавъ затылки, переспросили: "Кто? мы-то"?-- Да. Откуда, говорю.-- "Мы изъ-подъ Хабаровки-и, отвѣчали они растягивая послѣдній слогъ.-- Poдомъ-то откуда?-- "Кто? мы-то?" Опять переспросили мужички, переглядываясь между собой.-- Да. Откуда, говорю, родомъ-то?-- "Родомъ-то"?-- Да.-- "Гм." -- Нѣсколько времени прошло въ молчаніи. Я опять спросилъ.-- Откуда же вы, добрые люди?-- "Кто? Мы-то"?-- Ну, да, конечно вы".
   Неправда-ли, какъ все это глубокомысленно, такъ характерно, сколько юмору разсыпано образованнымъ писателемъ, чтобъ образованный читатель могъ сказать: "Господи! какое дурачье эти мужики,-- съ г. Стахѣевымъ разговаривать не могутъ". Читаете дальше, перевертываете послѣднюю страницу и въ заключеніе встрѣчаете философское разсужденіе такого рода: "Тѣ впечатлѣнія, которыя я вынесъ изъ путешествія на палубной баржѣ, послужили мнѣ началомъ новыхъ литературныхъ работъ; но придется ли мнѣ когда нибудь ихъ окончить -- я и самъ не знаю, потому что понимаю, куда бурная волна жизни унесетъ мой вѣтхій челнокъ, не знаю, въ какія положенія я буду поставленъ роковою, неотразимою силою <испорчено>ѣннихъ вліяній, рабомъ которыхъ считаю я каждаго человѣка, не признавая за нимъ сотой части той самостоятельной воли, которую самъ себѣ приписываетъ; не признаю я этой воли потому, что образованіе и происхожденіе не зависятъ опять таки отъ роковой и неотразимой силы внѣшнихъ вліяній".... Не правда ли, разсужденіе хорошее, хотя и напоминаетъ знакомаго, Павла Ивановича Чичикова, который постоянно уподоблялъ свою жизнь вѣтхой ладье среди волнъ.
   Не все же, однако, у путешественниковъ въ родѣ г. Стахѣева, одна болтовня? Конечно не все. Они говорятъ иногда и о дѣлѣ, но понемножку, словно боясь утомить читателя. Нѣсколько свѣдѣній болѣе или менѣе интересныхъ можно выжать изъ книжки въ 400 страницъ, но насколько вѣрны эти свѣдѣнія -- и поручиться никакъ не можете, потому что собраны они то отъ ямщиковъ, то отъ солдатъ, то отъ прохожихъ, то Богъ вѣсть отъ кого. Прохожій сболтнетъ ради краснаго слова, путешественникъ запишетъ; иногда прохожій правду скажетъ, путешественникъ не удосужится записать. Вообще путешественники подобнаго рода, а ихъ -- повторяемъ -- у насъ не мало, играютъ двусмысленную роль болтуновъ, наивно воображая, что изучаютъ страну и дѣлаютъ дѣло. Писаніямъ ихъ вѣры нельзя давать, и появленіе въ печати ихъ сочиненій можно объяснить только или "роковою, неотразимою силою внѣшнихъ вліяній", или страстью къ печатанію.
   Не смотря на это, мы все-таки предпочитаемъ "путевыя картины" г. Стахѣева его "драматическимъ сочиненіямъ". Въ первыхъ хоть что-нибудь есть, хоть повтореніе задовъ или нѣсколько дѣйствительно интересныхъ страницъ о "рысакахъ", т. е. бѣглыхъ въ Сибири, во вторыхъ же ровно ничего нѣтъ, кромѣ того либерализма, который мелко плаваетъ, но много пузырей на водѣ производитъ. Драматическія сочиненія г. Стахѣева состоять изъ двухъ "драматическихъ комедій", изъ которыхъ одна "Лучъ въ темномъ царствѣ" была играна въ нынѣшнемъ сезонѣ на александринской сценѣ и не имѣла успѣха; другая, "Знакомыя всѣ лица", появляется въ первый разъ. Обѣ "драматическія комедіи" изображаютъ купеческій бытъ, въ жалкихъ сколкахъ съ г. Островскаго, хоть г. Стахѣевъ, въ предисловіи къ книжкѣ своей, утверждаетъ, что онъ прокладываетъ новый путь. Островскій, по его мнѣнію, "не даетъ намъ почти никакого понятія о купцѣ, какъ о человѣкѣ, не заглядываетъ въ его внутренній, духовный міръ", не показываетъ "священной искры божественнаго огня, которая долго, долго можетъ тлѣть на днѣ его (купца) души". "Намѣреніе мое было, продолжаетъ онъ, именно такое, чтобы показать въ человѣкѣ-самодурѣ того внутренняго человѣка, котораго не видимъ въ герояхъ Островскаго. Если и удалось мнѣ, то, можетъ быть, явится другой талантъ (г. Стахѣевъ считаетъ себя талантомъ) и работа, начатая мною, найдетъ впослѣдствіи лучшихъ исполнителей". Вотъ какіе странные люди бываютъ: не видятъ они у Островскаго внутренняго человѣка и начинаютъ его отыскивать въ себѣ, отыскивать въ потѣ лица и производятъ внѣшняго человѣка, куклу безъ жизни и движенія, газетныя "отмѣтки" въ лицахъ, то-есть именно то, чего у Островскаго нѣтъ,-- производятъ, и счастливы. Надо имѣть слишкомъ суровое сердце, чтобъ разрушать счастье, купленное столь дорогою цѣной.

"Вѣстникъ Европы", No 3, 1869

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru