На передвижной выставкѣ привлекаетъ вниманіе всѣхъ новая картина даровитаго художника В. И. Сурикова. Талантъ г. Сурикова выдвинулся уже нѣсколько лѣтъ, художникъ получилъ полное художественное образованіе и былъ за границей. Имя его стоитъ на той же высотѣ теперь, какъ и имя Перова. В. И. Суриковъ далъ нѣсколько лѣтъ назадъ картину: "Стрѣльцы, приговоренные къ смертной казни"; картина эта произвела страшное и глубокое впечатлѣніе, теперь г. Суриковъ чрезъ нѣсколько лѣтъ выступилъ съ картиной "Боярыня Морозова". Вотъ сюжетъ этой картины, описанной художественнымъ критикомъ Стасовымъ. Боярыня Морозова, изстрадавшаяся, изнеможенная, потерявшая всю прежнюю красоту свою, обладаетъ уже только однимъ: несокрушимой энергіей, характеромъ и силой духа, котораго ничѣмъ не сломить. Это именно та самая женщина, про которую глава тогдашнихъ фанатиковъ, Аввакумъ, говорилъ въ тѣ дни, что она "левъ среди овецъ". У нея на рукахъ цѣпи, у нея все тѣло точно смолото истязаніями и муками, но духъ ея бодръ и побѣдоносенъ. Глаза ея какъ раскаленные черные угли горятъ изъ-подъ ея полумонашеской шапки и черной фаты, все тѣло словно приподымается съ соломы, набросанной въ дровняхъ, она высоко поднимаетъ въ воздухѣ руку съ двуперстнымъ сложеніемъ (символъ всѣхъ ея вѣрованій и упованій), она въ экстазѣ, она проповѣдуетъ, она пытается зажигать сердца. Нельзя не преклониться передъ этой силой духа, передъ этой несокрушимостью женскаго ума и сердца. А кругомъ толпа, обыкновенная, многоголовая, двуличная, сторонниковъ и противниковъ: осклабившіеся типы съ беззубымъ ртомъ, безсмысленные бояре, хохочущіе надъ униженіемъ гордой женщины, цвѣта ихъ сословія. Наивное глумленье, любопытство, подавленный ужасъ, тайное поклоненіе, страхъ -- вотъ что написано на этихъ лицахъ, а впереди юродивый въ веригахъ съ отмороженными ногами: это представитель вѣка. Лица рельефпы, поразительно живы и ярки.
Въ розвальняхъ, впереди Морозовой, правитъ конюхъ боярскій и рукою, въ толстой рукавицѣ, замахивается на лошадь возжами, чтобъ поторопить ея шагъ, а самъ широко растворилъ ротъ, оскаливъ всѣ свои зубы, и хохочетъ съ остальной толпой. А кругомъ улица, покрытая пушистымъ снѣгомъ, слѣды полозьевъ, бѣгущіе мальчишки, морозная мгла, холодное небо и рядъ московскихъ колоколенъ, уходящихъ вдаль.
Вотъ, однако, поучительное замѣчаніе, которое дѣлаетъ г. Стасовъ: "Но, все-таки, въ такую страшную минуту угнетенія и позора любимаго существа, нельзя себѣ представить, чтобъ даже у самыхъ кроткихъ людей не двинулось что-то грозное въ сердцѣ, чтобы они не посмотрѣли съ негодованіемъ, съ ненавистью, на своихъ враговъ, чтобы хоть на единую секунду не блеснуло у кого нибудь въ глазахъ чувство злобы, мести, отчаянія. И это должна была бы мнѣ дать картина, хоть гдѣ нибудь, хоть въ какомъ нибудь дальнемъ уголкѣ. Пускай люди сжаты желѣзнымъ кольцомъ, задавлены колодками, а, все-таки, душа сверкнетъ и метнется, какъ ужаленная. И этого не утаишь даже ни передъ какими стрѣльцами".
В. И. Суриковъ, нашъ дорогой землякъ, красноярецъ, онъ будетъ всегда нашей гордостью. Пожелаемъ ему успѣха на много-много лѣтъ и будемъ ждать, что онъ дастъ для Россіи цѣлый рядъ блестящихъ картинъ въ будущемъ.