М.: ООО "Издательство "Олимп": ООО "Издательство ACT", 2002. (Библиотека русской критики)
Российское стопосложение основано единственно на естественной тонической долготе: а в тоническом ударении по естеству каждого языка стоп пять родов; хотя у греков и римлян была шестая стопа, называемая спондеем и превращаемая в тоническом естественном ударений или в хорей или ямб. Сия то стопа есть помешательство стремящимся к поэзии и лишает их чистого стопосложения, без которого никакая поема поемою названа быть не может, а строки мерносложные, без чистого стопосложения и без хороших рифм, не будут ни стихи, ни проза: что ж? етого я не знаю.
Г. Ломоносов знал недостатки сладкоречия: то есть убожество рифм, затруднение от неразноски литер, выговора, нечистоту стопосложения, темноту оклада, рушение грамматики и правописания и все то, что нежному упорно слуху и неповрежденному противно вкусу; но, убегая сей великой трудности, не находя ко стопосложению и довольно имея к одной только лирической поэзии способности, -- а при том опирался на безразборные похвалы, вместо исправления стопосложения, его более и более портил; и став порчи сея образцом, не хуля того и во других, чем он сам был наполнен, открыл легкой путь ко стихотворению; но путь сей на Парнасскую гору не возводит. У г. Ломоносова во строфах его много еще достойного осталось, хотя что, или лучше сказать, хотя и все, недостаточно; а у преемников его иногда и запаха стихотворного не видно. Что г. Ломоносов был неисправный и непроворный стопослагатель, это я не пустыми словами, но неопровергаемыми доводами покажу; и все мою истину увидят ясно: что ему мною и самому часто говорено было. Жаль того, что в кое время мы с ним были приятели и ежедневные собеседники и друг от друга здравые принимали советы, я сам тогда тонкости стопосложения не знал; но после долговременного приобрел себе истинное о нем понятие практикою. А что г. Ломоносов местоимения положил, яко помогательные частицы именам и речениям, и включил наречия во предлоги, сие сколько грамматику портит, толико и стопосложение.
Г. Ломоносов, читая стихи свои, слышал то, что его ямбы иногда дактилями обезображаемы были, как и грубости" слияния негласных литер; но или не мог или не хотел дати себе труда для нежности слога. А притом знал он и то, что такое малотрудное сложение многими незнающими по причине грубости оного высокостию почитается, и что многие легкотекущий склад мой нежным называли; но нежность оную почитали мягкосердою слабостию, придавая ему качество некоей громкости, а мне нежности: будто стихотворцу возможно быти без важности: а особливо при сочинении трагедии. И сам нежнейший К_и_н_о_л_ь_т важен, когда того обстоятельство требовало; хотя оперы французские, как и мои оперы, не на важности основаны, и не то свойство их.
А спондеи обезображивали и самые лучшие г. Ломоносова строфы, к великому мне о нем сожалению; ибо он только и г. Поповской нашему Парнассу истинную честь от начала России, что до стихов надлежит, и приносили. И если бы Ломоносов не расстроивался со мною, не в таком бы состоянии видели мы российское красноречие, увядающее день от дня и грозящее увянути надолго; я ему еще подпора, некоторые духовные и такие люди, каков г. Козицкой, г. Матонис и им равнознающие, ежели есть такие.
Г. Тредьяковской, колико много он от меня ни наслышался о спондеях, никак не мог поняти, что спондей у нас иногда хорей, иногда ямб, и полагал он по непонятию своему, что претворение спондеев в хореи и ямбы зависает от единого благоволения писателя; но сие благоволение будет ли читателю законом? а паче будет ли такое стопосложение слышно читателю, как мыслил автор? читатель не нас, но наши сочинения разбирает, и вкушает не то, что в моем было предприятии, но что на бумагу положено. Автор узаконяет, но и сам узаконению разумного читателя подвержен.
Стоп тонических, исключая спондей, не надлежащий нашему стопосложению, имеем мы и все народы по устроению естества пять: а больше их и быть не может: подобно, как имеем мы пять чувств, и больше пяти никакое животное иметь не может. Но колико ни противно разуму, г. Тредьяковской изобрел еще стопы, что рассуждающему о стопосложении человеку толико же странно, ежели бы какой физик новые изобрел чувства. Все преисполненное животными пространство шестого чувства не покажет. Есть безумцы, утверждающие, что могут быти и еще чувства, о каких мы понятия иметь не можем; но такие сумасброды равномерны по премудрости своей с отрицающими божество, которое везде ясно изображается.
Стопы не на благоволении нашем основаны, но на самом естестве, и суть основание музыки и толкований целого чувства: вот причина, почему стопосложение почтенно, и что без чистого стопосложнения стихи скаредную представляют нам прозу.
Сии пять стоп суть: хорей, ямб, дактиль, амфиврахий, анапест.
Х_о_р_е_й состоит из долгого и короткого слога: наприм. п_о_ле, м_о_ре, кр_а_сный, сл_а_бый, в_и_жу, сл_ы_шу и проч.
Я_м_б состоит из короткого и долгого слога: наприм[ер]: пол_я_, мор_я_, красн_о_, слаб_е_ть и проч.
Д_а_к_т_и_л_ь состоит из долгого и двух коротких слогов: наприм[ер]: истина, сч_а_стие, сл_а_влюся, р_а_дуюсь и проч.
А_м_ф_и_в_р_а_х_и_й состоит из короткого, долгого и короткого: наприм[ер]: поб_е_да, ист_о_чник, вел_и_кий, влюб_и_лась, изр_я_дно, чет_ы_ре и проч.
А_н_а_п_е_с_т состоит из двух коротких и долгого слогов: наприм[ер]: челов_е_к, госпож_а_, накорм_и_ть, полюб_и_ть, целом_у_др, круглол_и_ц и проч.
Спондей, претворяемый не по произволению стопослагателя, но по правилу, о котором правиле, изобретенном мною, о чем и германские стопослагатели, имущие те же наблюдения во стопосложении, какие и мы имеем, не только никогда не писали, но и самые лучшие их пииты и чистейшие стопослагатели часто грешат, и которые меня за сие изобретение благодарить будут: спондей, говорю я часто, необходим и нашему и германскому стопосложению, как и пиррихий, имущий два слога, не составляющий стопы, кроме необходимости, где он, так же как и спондей, или в хорей или в ямб превращается.
Прежде скажу я о превращении пиррихия. Писателю нет нужды узнавати, когда он хорей и когда ямб; между хореических стоп он сам собою хореем будет, а между ямбическими ямбом; но знали бы писатели, что чистые хореи и чистые ямбы превосходняе пиррихий, и еще превосходняе во пресечении стиха. Длина слов наших извиняет писателя во употреблении пиррихиев; ибо без сея вольности и стихов сочинять не можно; хотя попедантствовати для диковинки и можно; но такие ненадобные тонкости презираются и отводят автора от доброго вкуса, ищущего славы тамо, где ее не бывало, и проливающего пот ради посмеяния себе. Примеры пиррихиев весьма многочисленны; а чем их менше, тем чище стихи, а особливо во пресечении; да красота стихотворческого изображения их иногда сама требует; так лучше прекрасный стих пиррихием пересечь, нежели ослабить разум и чувствие. Пример употребления пиррихиев:
Несч_а_стливый Завл_о_х отв_е_тствует тебе:
Когд_а_ уг_о_дно то Осн_е_льде и судьбе.
Почти неприметно, что пиррихий тут есть: а которые стопы состоят из них, те означены косыми литерами. Во втором стихе пиррихиев нет.
Вейте тихие зефиры;
Возвращается весна:
Ни в ямбических моих сочинениях, ни в хореических пиррихии ни малейшего безобразия слогу не приносят, но еще и красоту.
О превращении спондеев будет объявлено после, и тамо, где то приличнее и следовательно изобразительнее будет, по понятии истолкования предыдущих околичностей.
Ежели я не опорочу грамматики г. Ломоносова, так я о нечистоте нашего стопосложения и ничего истолковать не могу; ибо главные пороки оного от того и произошли, чего г. Ломоносов сам не знал, не будучи ни грамматистом, ни знающим чистоту московского призношения, и от того наше стопосложение и стало столь безобразно. Местоимения включил он во частицы речений, а некоторые наречия во предлоги; так если то не отвергается, не можно стопосложения и вычистить; ибо вся нечистота стопосложения -- от худого употребления спондеев, -- местоимений, союзов и предлогов -- и происходит; а ето я докажу очень ясно, и всяк уверен будет о открытой мною истине.
К вам я прибегаю для решения моего предложения, Василий Евдокимович Ададуров, Григорий Николаевич Теплое, Григорий Васильевич Козицкой, Николай Николаевич Мотонис, Григорий Андреевич Полетика, и ссылаюся на всех грамматистов и авторов во всей Европе; я, ты, он -- частицы ли? Да и самое название местоимения важность его союзов и предлогов показывает. В какой грамматике и на каком языке видели вы: ч_т_о, п_р_е_ж_д_е, о_к_о_л_о, м_и_м_о, б_л_и_з_к_о, п_о_с_л_е, в_н_у_т_р_и, к_р_о_м_е, с_к_в_о_з_ь, и прочие такие наречия суть предлоги? Когда у нас писывалося знающими язык б_л_и_с_к_о вместо б_л_и_з_к_о, и прочее применение литер без малейшего основания? Когда мы писывали л_у_ч_ш_е_й вместо л_у_ч_ш_и_й_: или л_е_т_á вместо л_é_т_а, и должно ли на колмогорском наречии состовляти правила грамматические? А из сего выходит то, что г. Ломоносов благородного не знал московского наречия, а еще меньше имел он понятия о грамматике, которой ныне все незнающие люди слепо повинуются, то только доводом имея: так де грамматика гласит; не язва ли это и не поветрие ли нашему прекрасному языку?
Г. Тредияковской, г. Ломоносов и многие другие, отходя от древнего употребления, довольно и склад наш и правописание портили и ныне ежедневно портят, не меньше, как безграмотные приказные писцы: сии от незнания, те от умствования, не имея о складах языков разумного понятия; от чего произошло новое и самое смешное умствование о предлогах в_о_з, в_о_с: и прочих того же естества. Искати корня во предлогах есть искати корня не в д_у_б_е и не в б_е_р_е_з_е, но в т_а_б_а_к_е_р_к_е и п_е_р_с_т_н_е; ибо предлоги не слова и не речения; следовательно и корня имети не могут. Имена суть только слова и местоимения, так же и свойственные прилагательным именам наречия; глаголы суть речения; а союзы и предлоги суть частицы слова, не имущие сами но себе никакого знаменования; следовательно и корня имети не могут; но изображаются в нашем прекрасном языке по следующим во сопряжении с речением литер: какой способности ради глаз другие языки лишены, хотя само естество о всех языках литеру с и литеру з во произношении разделяет. С у нас во предлогах пред сухими литерами ставится, а з пред мягкими; наприм[ер]: в_о_з_б_у_д_и_т_ь, в_о_з_г_о_р_д_и_т_ь_с_я, в_о_з_д_а_т_ь, в_о_з_м_е_р_и_т_ь_с_я, в_о_з_н_е_г_о_д_о_в_а_т_ь, в_о_з_р_а_з_и_т_ь и проч., а пред сухими, в_о_с_п_е_т_ь, в_о_с_к_л_и_к_н_у_т_ь, в_о_с_т_р_е_в_о_ж_и_т_ь, в_о_с_х_и_т_и_т_ь и проч.; а ежели следует за сим предлогом з или с; так первая следования литера и совсем выпускается, наприм. в_о_з_р_е_т_ь, в_о_с_п_е_т_ь, в_о_с_т_а_т_ь, и проч., хотя при сем и некоторые изъятия сыщутся, наприм[ер]: в_о_з_з_и_я_т_ь, в_о_з_с_и_я_т_ь, -- и то только после з; а г. Ломоносов писывал р_а_с_с_у_ж_д_е_н_и_е вместо р_а_з_с_у_ж_д_е_н_и_е: и почти все пишут: р_а_з_з_о_р_и_т_ь, а не р_а_з_о_р_и_т_ь; з_о_р_и_т_ь не знаменует ничего, а р_а_з_о_р_я_т_и происходит от р_а_з_о_р_а_т_и; тако разорялися здания городов; ибо они разоралися; дабы и остатков не оставалося. Все сие нашему стопосложению грубости приносит, колико безобразия правописанию.
Частица п_р_и, в чем и г. Ломоносов со мною усердно согласиться намерялся, не должна никогда литеры и в литеру i переменяти, не взирая на древнее употребление, ибо истина и естество еще и древнего употребления сильняе: и надобно писати п_р_и_я_т_е_л_ь, а не і употребляя вместо и и писати п_р_і_я_т_е_л_ь. Сие стопосложению не препятствует, но странно нежному и стремящемуся к истине взору.
Мы пишем в_е_щ_ь, а не в в_ѣ_щ_ь: но согрешил ли бы писатель, если бы он по корню сего слова в_ѣ_щ_ь писал? ибо сие производное слово точно от слова в_ѣ_с_т_ь родилося; но мы в сем старине можем упустить, и не отходя без большей нужды от нее, оставить в_ѣ_щ_ь в_е_щ_ь_ю, как и щ_а_c_т_и_е писати вместо с_ч_а_с_т_и_е; ибо с_ч_а_с_т_и_е есть сокращенно с_о_ч_а_с_т_и_е. Оставим и сию порчу порчею воспрйятою и утвержденною. Но что родится и произведет нашим потомкам от бесчисленных нынешних наших невежественных умствовании? Всеконечное нашему прекрасному языку разрушение; ежели паче чаяния сие гордое невежество многими летами продлится и великими авторами и искусными грамматистами не исторгнется. А к пущему нашего языка падению . . . . . . . . . Собрание. Сие намерение произошло от усердия; но сие усердие языку в пагубу превратится, ибо сие общество состоит частию из ученых, но не из ученых во словесности, а частию из неученых; так ни медик ни господич пользы языку принести не может; хотя бы медик тысячи людей освободил от чахотки, юрист от разорения невинного ответчика, физик постиг бы первоначальные частицы вещества, математик описал бы отстояние дальнейших неподвижных нашему зрению звезд; но ко словесности потребен Овидий, Виргилий, Гораций, а не Локк, Невтон и Бургавен; частию же сие общество из дворян состоит, мало сведущих о словесных науках: а в екипажах их Парнассу нет нужды; ибо на сию гору в карете никто не возъезжал, а Пегас и в одноколку никогда еще впрягаем - не бывал. Опасно сие собрание словесности российской нашего века, а особливо ради того, что худо видящие писцы, опирался на целое общество, и совсем ослепятся и в неисходимую упадут бездну. И можно ли почти не имея еще авторов и не авторам сочиняти уже к ужасной погибели языка лексикон. Вы, нареченные мною почтенные особы, разберите мое предложение. Скажите истину; ибо при таких обстоятельствах политика невместна. Язык наш сохраняем быти должен; ибо язык народа не безделка: впрочем, ежели сие мое предложение маловажно, так я впредь о сем может и упоминать не буду.
Кто слыхал когда на каком другом языке или читал и на нашем древнем такими степеньми возвышаемые и унижаемые речения: п_е_р_в_е_й_ш_и_й, г_л_а_в_н_е_й_ш_и_й, п_о_с_л_е_д_н_е_й_ш_и_й? Коли ето правильно, так можно сказати будет: в_т_о_р_е_й_ш_и_й, т_р_е_т_е_й_ш_и_й, ч_е_т_в_е_р_т_е_й_ш_и_й, т_р_е_х_п_у_д_н_е_й_ш_и_й, т_р_е_х_а_р_ш_и_н_н_е_й_ш_и_й и проч. Не ввелася ли уже сия мерзость? Предмудрость не толь часто изобретает, как невежество.
По большей части наши нынешние сочинения, как прозаические, так и стихотворные или паче рифмотворные, и переводы не обогащают нас, но портят язык, когда всяк автором и переводчиком быти дерзает. В котором веке и в котором народе ето бывало?
Говорят иные: К_о_г_д_а д_е н_е с_т_а_н_у_т п_и_с_а_т_ь х_у_д_о, т_а_к_и х_о_р_о_ш_о п_и_с_а_т_ь н_е н_а_у_ч_а_т_с_я; но ученические задачи должны ли были печатаны? Говорят: со временем сей и сей писатель лучше будут; по пусть они тогда и выдают сочинения свои и переводы. Славы они хотят; но от кого? от невеж: да их де много; однако есть и просвещенные люди, а будет их еще и больше. Однако они думают тако, что сия неосновательная слава состроит им счастие. Слава их падет, но счастие не разрушится. Пример тому князь К***, основавший счастие свое самыми негодными стихами и похвалами российского Цицерона, не знающего ни прямыя чистоты российского склада, ни стихотворства. Сей К***, как говорят, был и исправный министр и ученый человек; но здесь дело о том только, что его счастие основали никем не читаемые стихи, славою автора не только Москву и Россию, но и всю Европу наполнившие.
Современники его были Буслаев, Кондратович и Тредьяковской, им самим почитаемый. О какая была тогда на Парнассе бедность; но что я и ныне за богатство на российском вижу Парнассе, а особливо по стихотворству! Ломоносова и Поповского нет: а другие стихотворения мне неизвестны.
Приступим поближе ко стопосложенню и рассмотрим стопы, показав и чистые оных образцы.
Хорей есть нежная стопа сама собою, и лучше всего к самым нежным и сочинениям принадлежит; но не имуща той живности, какую имеет ямб, должна она, по моему размышлению, к таким и сочинениям больше употребляться, какова она сама: наприм[ер]:
Горько плакала Филлида,
Очи простирая в Понт,
Из ея в котором вида
Вечно скрылся Демофонт.
Те брега, где с ней простился.
Где любим он ею был,
Сей неверный позабыл
И назад не возвратился.
Ямб есть гордая, живая и великолепная стопа; но я не знаю, дельно ли мы ее только почти одну в одах употребляем; хотя у меня есть и хореические оды; ибо ямб разговору посвящен, и больше епической поеме, трагедии, комедии и сатире принадлежит, нежели оде. Пример живости и великолепия сея стопы:
И се уже рукой багряной
Врата отверзла в мир заря.
От ризы сыплет свет румяной
В поля, в леса, во град, в моря.
Велит ночным лучам склониться
Пред светлым днем, и в тверди скрыться,
И тем почтить его приход.
Он блеск и радость изливает,
И в красны лики созывает
Спасенный днесь российский род.
Или:
Плутон и Фурия мятутся,
Подземны пропасти ревут:
Врат ада вереи трясутся,
Врата колеблемы падут:
Цербер гортаньми всеми лает,
Геена изо врат пылает,
Раздвинул челюсти Плутон,
Вострепетал и пал со трона:
Слетела со главы корона.
Смутился Стикс и Ахерон.
Дактиль есть та стопа, которая у греков и у римлян была больше всех в употреблении; но они ее всегда мешали со, спондеями и с хореями, ради различности изображения, и сею смесью различные и чувствия изображали. Ибо сия стопа сама собою несколько унывна, и от сея смеси была она иногда живяе, иногда нежняе, иногда великолепняе, важняе и проч., но у них она не тоническою долготою произносилася, как у нас, но по сопряжению литер, и по правилу некоторыя способности и узаконения. Пример дактилического стопосложения:
Полное сердце отравы,
Мучь возмущая мой дух.
Прежние жизни забавы
Скроются скоро все вдруг.
Как возложенное бремя.
Можно тебя мне снести!
Кончилось радостей время:
Вечно драгая прости!
Или:
Старый обычай и давняя мода,
Были б ворота всегда на крепи,
В доме всегда у приказного рода
Пес на часах у ворот на цепи.
Дворник забывшись не запер колитки;
Следственно можно втереться во двор.
В вымыслах мудрые остры и прытки:
Входит мудрец тут, а именно вор.
Амфиврахий -- стопа, изображающая сама собою и живность и нежность. Пример сего стопосложения:
Терзай мя рок злобный;
Рви сердце ты в части;
Во все ты напасти,
Меня уж вовлек.
* * *
О грозное время!..
Ах! Нет моей мочи...
Дражайшие очи,
Простите на век!
Или:
Покойник в стакане на дне и, мой свет,
Умершего мужа там вижу портрет.
По етой причине
Возможно ли ныне,
Когда я несчастна осталась одна,
Любезным сосудом мне пить не до дна?
Анапест -- гордая и живая стопа, могущая употребляема бытии в одах, ежели бы наши строфы не присвоили себе от г. Ломоносова по примеру немецких од ямба, чему и я во время моей молодости участником стал, последуя тем же немцам. Но ямб не извержется уже из наших од, хотя совершенное оного извержение и не надобно. Г. Ломоносов и хорея никогда не употреблял; но я, подражая и естеству и французам, хореические оды сочинял; хотя французское лирическое стопосложение и не имеет точной гармонии, но только хореическими тонами отзывается. Анапестические стихи сочетания почти не терпят, и красивы только одними рифмами мужескими. Здесь положу я ко примеру анапеста, как он со другими стихами сопрягается: я беру нарочно такие стихи, где каждый стих особливого стопосложения, и как бы взирая на сей образец, все стопы порознь употребить было можно:
X. Вниди в нежно сердце Прокрисы прекрасной,
Я. И нежность ты ее на гордость премени:
Ам. Возволнуй ее сердце, как море волнует:
Ан. Ты востань на того, кто ей мил паче всех:
Д. Дай ей склонитсья к тому, кто противен!
Пример анапестов.
Нес мужик пуда три
На продажу свинцу в небольшой котоме:
Изгибается он; да нельзя и не так;
Вить не грош на вино он несет на кабак.
Мир ругается, видя, что гнется мужик;
Свинценосца не кажется труд им велик.
Им мужик отвечал:
Труд мой кажется мал;
Только бог это весть,
Что в котомишке есть:
Да известно тому,
Кто несет котому.
Хорей, и дактиль по нем, суть нежные стопы; ямб и анапест живностные, амфиврахий -- нежности и живности смесь. И все российскому языку и свойственны и полезны. Но где нет правильного стопосложения, тамо нет и стихов; сколько же стихов останется стихотворцев, сочиняющих стихи по привычке и не знающих о правилах стопосложения!
Спондей должен бы был состоять из двух долгих слогов, как пиррихий из двух коротких; но пиррихий сам собою стоять не может и превращается, как уже сказано; так без превращения и. спондей тоническою долготою стоять не может.
Сказано и то, что спондей невежественных авторов во заблуждение приводит. Поправить это и объяснить легко; но должно принятся за грамматику г. Ломоносова: грамматические наставления учащегося стопосложению еще больше затмят; а кроме сей дурной и портящей весь язык грамматики нет; и должно прибегнуть по крайней мере к чужих языков общей грамматике; а кто чужих языков не знает, тому стихи сочинять никак не возможно.
Пиша о стопосложении, не надлежало бы мне поминать о частях языка; но по несчастью наши рифмотворцы, или паче желающие быти рифмотворцами, грамматических оснований не знают; так конечно мне за самые мелочи, вступая в истолкование стопосложения, ухватиться надобно, ибо без того все мои ясности на турецком языке писанными покажутся. Кто не удивится, что есть авторы во стихотворении, не знающие грамматических правил? Есть; но таковы и стихи их.
Язык наш, не требуя артикелев, имеет восемь частей слова. Сии части суть: и_м_я, м_е_с_т_о_и_м_е_н_и_е, г_л_а_г_о_л, п_р_и_ч_а_с_т_и_е, н_а_р_е_ч_и_е, п_р_е_д_л_о_г, с_о_ю_з, м_е_ж_д_о_м_е_т_и_е. Я называю сии части так, как их наши предки назвали и под коими званиями они известны; ибо в перемене названия их нет и нужды.
Имя делится на существительное и прилагательное; а существительное -- на собственное и нарицательное. Имена существительные: с_т_р_а_н_а, г_о_р_о_д, и_с_т_и_н_а, л_ю_б_о_в_ь: сии суть нарицательные; собственные: П_а_в_е_л, К_а_т_е_р_и_н_a, M_о_с_к_в_а, Р_о_с_с_и_я.
Имя прилагательное: в_е_л_и_к_и_й, п_р_е_м_у_д_р_ы_й, к_р_а_с_н_ы_й, с_в_е_ж_и_й и проч.
Глаголы суть: л_ю_б_л_ю, в_и_ж_у, с_л_ы_ш_у, в_к_у_ш_а_ю, о_б_о_н_я_ю, о_с_я_з_а_ю и проч.
Причастия суть: л_ю_б_я_щ_и_й, л_ю_б_и_в_ш_и_й, в_к_у_с_и_в_ш_и_й и пpoч.
Наречия суть: л_ю_б_е_з_н_о, с_л_ы_ш_н_о, х_о_р_о_ш_о и проч; но как скоро скажется "л_ю_б_е_з_н_ы_й, л_ю_б_е_з_н_а_я, л_ю_б_е_з_н_о_е, тогда оно станет прилагательным именем. Другие наречия суть: т_а_м, к_у_д_а, к_о_г_д_а, в_ч_е_р_а и проч.
Предлоги суть: в_о, к_о, н_а, п_р_и, в_о_с, в_о_з и проч.
Союзы суть: и, ж_е, и_б_о, и проч.
Междометия суть: о! а_х! у_в_ы! и проч.
Ежели спондей состоит из двух существительных, так который слог к выражению автора важняедот и длинняе, то есть тот силу у другого слога и возьмет. Прим<ер>:
Огнь, ад,
Меня страшат.
А_д больше устращати должен, нежели о_г_н_ь; следовательно а_д долгим слогом положен, а о_г_н_ь коротким.
Переставь сии два слова, так слабость и выйдет.
Ад, огнь меня страшат.
А когда я в хореические сей стих преврачу стопы или и ямбические разнесу слова ад и огонь, тогда каждый долгий слог силу свою удержит: наприм<ер>:
Ад и огнь меня страшат.
Или:
И ад и огнь меня страшат.
Местоимения включил г. Ломоносов во частицы; но и едино стопосложение его сию непростительную прошибку обличает; ибо местоимения иногда и у самых существительных имен во стопосложении силу отнимают: прим<ер>:
Бог мой велик: твои презренны боги.
Частица ли ето, когда она силу, и у главного во всем языке существительного имени, силу отъемлет? А если я так скажу:
Бог мой вечен; век мой краток
В который слог биет разум, тот и доле из двух долгих.
При прилагательных то же примечается: прим:
Бог мудр, а я безумен.
Мудр бог, а не я.
В первом стихе слог, изображающий имя божие короче, а во втором доле.
О глаголах то же:
Скот ест траву.
Скот ест траву, а не я.
Он ест траву.
Он ест траву, а не я.
В первом стихе долгой слог е_с_т, а в другом долгой слог с_к_о_т. Местоимения также: в первом долгой слог е_с_т, а в другом о_н.
Причастия и наречия сему же правилу надлежат; ибо сие общее правило есть и словам и речениям.
Существительными именами изображаются вещи или знаменования чего-нибудь под образом вещи. С_о_л_н_ц_е, м_е_с_я_ц, и_с_т_и_н_а, л_ю_б_о_в_ь, к_р_а_с_о_т_а, з_д_р_а_в_и_е и проч.; сии изображения суть важнейшие; так и во стопосложении они сию важность удерживают: и что сказано о моносиллабах, то же и не в односложных примечается.
Местоимения второе важности имеют место и отнимают, как объявлено, часто силу и у существительных.
Глаголы суть описания наших действий и третье место имеют, отъемля часто силу и у существительных и у местоимений.
Прилагательные и причастия так же.
А г. Ломоносов, отняв силу у местоимений, нередко тем стопосложение свое обезображивал.
Наречия суть не слова, но речения; но и они иногда у имен, местоимений, прилагательных, причастий и глаголов силу отъемлют.
Вот от чего грешил г. Ломоносов иногда во стопосложении; да и очень часто, а г. Тредьяковской всегда; ибо он себе никак сего правила, сколько я ему ни толковал, вообразить не мог. Кто привыкнет ко правильному стопосложению, так он почти никакого затруднения не причиняет; но ко привычке сей потребно много практики, а еще и больше расторопности.
Предлоги и союзы суть частицы, а не слова и не речения, и корня не имеют. Они никогда при словах и речениях односложных силы не имеют; так желал бы я, чтобы ко просвещению своему, незнающие прямого стопосложения, хотя бы уже предлогов и союзов долгими слогами не делали; а незнание сего паче всего строчки их, называемые стихами, противными делает слуху.
Не долго буду я искати примеров и от слов и речений происходящего безобразия; а происходящих от предлогов и союзов гадостей еще больше.
Междометия о! ах! по обстоятельству изъяснения могут быть и долгими и краткими. Они знаки восклицания, как и неединосложные; а им еще соучастны звательные падежи: б_о_ж_е! г_о_с_п_о_д_и! и другие. А при предлогах и союзах и они всегда долги.
Первые примеры дурного стопосложения возьму я из г. Тредьяковского.
На что долго искать, возьмем первую его басенку, из сочиненных им для опытка, говоря его словом:
"Петух взбег на навоз, а рыть тот вскоре",
Пě тӯх | взбēг н? | н? вōз
Вторая стопа вместо желаемого ямба есть хорей. Хвзбе -- тут изобильное слияние негласных литер, и нежному слуху несносно.
Взбег есть глагол, а не предлог, от чего не та стопа и вылилась.
А рыть | на чав | тот вскоре |
Союз а никак тут не вместен: потребен союз и; ибо сопротивления здесь нет. Если бы так было: П_е_т_у_х в_з_б_е_г н_а н_а_в_о_з, а р_ы_т_ь е_г_о н_е м_о_г; тогда бы брело, колико стих ни скареден.
Что до склада сего автора касается, так ето и критики не достойно; ибо всех читателей слуху он противен толико, что подобного писателя никогда ни в каком народе от начала мира не бывало: а он еще был и профессор красноречия! Все его и стихотворные сочинения, и прозаические, и переводы таковы; так оставим его; ибо нет моего терпения смотрети в его сочинения.
Посмотрим на г. Ломоносова, человека имущего достоинство.
Четвертой стих первой его оды:
Что всех умы к себе влечет?
Ч_т_о есть и местоимение, ч_т_о есть и союз: здесь ему потребно местоимение, а по стопосложению вылился союз, и стих плох стал.
Ш_у_м_и и в_е_д_и не знаю почему рифма: ч_у_д_и_т_с_я и в_м_е_с_т_и_т_ь_с_я не знаю ж почему. В_с_е_я з_е_м_л_и д_и_в_а; д_и_в_а -- в оду не годится. Прочие рифмы: в_з_и_р_а_е_т, у_м_е_щ_а_е_т; к_и_ч_л_и_в_ы, п_р_а_в_д_и_в_ы_й, чем полны его оды; все стихотворения, не знаю по какому рассудку сочинениями великого стихотворца почитаются! Такими неисправностями и стопосложения и грамматики заставит он сожалети потомков наших о своей нечистоте и о изобильных ему или по пристрастию, или по незнанию, или по покровительству похвалах. Нет ни гармонии ни хороших рифм; но сквозь сию темноту я еще в нем способность вижу в рассуждении лирического стихотворения. Ах, если бы его со мною не смучали, и следовал бы он моим советам. Не был бы он и тогда столько расторопен, сколько от самого искусного стопослагателя требуется, но был бы гораздо исправняе: а способности пиитичестовать, хотя и в одной только оде, имел он весьма много. А ныне, и в то самое время, когда он меня восхищает, от себя и отвращает; хотя и есть при всех недостатках у него прекрасные строфы. Р_а_з_м_ы_ш_л_е_н_и_я о в_е_л_и_ч_е_с_т_в_е б_о_ж_и_е_м при всех недостатках хороши. А из светских его строф я охотникам следущие препоручаю.
Из I Оды: 9. 11. 16. 18. 22. 23. 25.
Из II Оды: 2. 7. 10. 11.
Из III Оды: 1. 4. 11. 12.
Из IV Оды: 8. 9. 20. 21.
Из V Оды: 5. 9. 11. 12. 17. 18. 19. 24.
Из VI Оды: 14.
Из VII Оды: 10. 11. 12. 13.
Из VIII Оды: нет ни единыя отличныя строфы.
Из IX Оды: 6. 11.
Из X Оды: 1. 2. 3.
Из XI Оды: 1. 2. 3. 4. 17. 19. 20.
Из XII Оды: 5. 6. 9. 11. 12. 13. 14. 17. 22.
Но все сии прекрасные строфы или некоторой или многой поправки требуют.
Прейдем оды его, наполненные духом стихотворческим, красотою -- и отвратительными пороками и грамматики и стопосложения и худшего с лучшим сопряженного вкуса. Воспомянем его с воздыханием, подобно как творца Тилемахиды со смехом, и утвердим тако: что г. Ломоносов тояико отстоит от Тредьяковского, как небо от ада.
Возьмем его письмо к г. Шувалову, для сыскания погрешностей во стопосложении, из почтения од его, которые так же сими пороками полны.