Страхов Николай Николаевич
Письма к Н. Я. Гроту

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

Николай Яковлевичъ Гротъ
въ очеркахъ, воспоминаніяхъ и письмахъ
товарищей и учениковъ, друзей и почитателей.

Очерки и воспоминанія

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типографія Министерства Путей Сообщенія (Товарищества И. Н. Кушнеревъ и К°), Фонтанка, 117.
1911.

Письма H. Н. Страхова.

I.

Спб. 4 anp. 1887.

Многоуважаемый Николай Яковлевичъ!

   Покорно Васъ благодарю за Ваше письмо, и за то, что хвалите мою книгу и за то, что просите совѣта. Очень мнѣ пріятно Ваше вниманіе, и признаюсь, не разъ я Васъ корилъ за то, что до сихъ поръ Вы меня не читали. Желалъ бы съ своей стороны сдѣлать все Вамъ пріятное; но есть вещи, которыя выше моихъ силъ. Насколько Вы быстры въ чтеніи и въ писаніи, настолько я тяжелъ на подъемъ и медлителенъ. А Вы хотите сейчасъ же! Вашу книгу о душѣ я отчасти читалъ, но не могу Вамъ отплатить похвалой за похвалу. Скажу пока объ одномъ пунктѣ: ученія о веществѣ, силѣ, энергіи и т. п. имѣютъ въ физикѣ и химіи совершенно опредѣленный, математически-строгій видъ. Этотъ видъ Вамъ нужно отчетливо знать, и, когда употребляете эти понятія, то давать имъ или то самое значеніе, которое они имѣютъ въ этихъ наукахъ, или, если угодно, новое, но точно опредѣленное, находящееся въ точно опредѣленномъ отношеніи къ тому значенію.
   Вотъ я и чувствую, что повторяю Вамъ то, что уже напечатано въ Вѣчныхъ Истинахъ. Лучше -- перестанемъ. Такъ какъ я очень много занимался этимъ вопросомъ, то рѣшаюсь прямо отослать Васъ къ моимъ книгамъ. У меня есть Міръ какъ цѣлое, а недавно вышли Основныя понятія психологіи и физіологіи; тамъ по этому вопросу много сказано, все давно обдуманное, и лучше я не скажу теперь.
   Очень желаю и жду случая, когда можно будетъ поговорить съ Вами лично; переписка никогда вполнѣ не доводитъ до цѣли, да и очень ужъ мнѣ она трудна. Прошу Васъ не сѣтовать на старика.
   Отъ души желаю Вамъ всякихъ успѣховъ и Вы доставите мнѣ великое удовольствіе, если вздумаете сообщить московскія вѣсти, или Ваши замѣчанія и возраженія. Вы очень счастливы, что видаетесь съ Л. Н. Толстымъ и Вл. С. Соловьевымъ. Соловьевъ, можетъ быть, передастъ Вамъ о своемъ разногласіи со мною, и я буду ждать, что и Вы примете участіе въ этомъ спорѣ.
   Если Вы любите истину, какъ Вы пишете, то мы съ Вами должны сойтись непремѣнно, если не въ мнѣніяхъ, то во взаимномъ уваженіи и пріязни.
   Поэтому твердо надѣюсь на Ваше доброе расположеніе и остаюсь

Вашъ душевно преданный
Н. Страховъ.

II.

Спб. 5 мая 1887.

Многоуважаемый Николай Яковлевичъ!

   Отъ всей души благодарю Васъ за Ваше письмо, не только за интересныя и важныя для меня свѣдѣнія о лекціи Тимирязева, но главное, за выраженіе Вашего чистаго и благороднаго душевнаго настроенія, искренняго желанія истины и служенія дѣлу. Благодарю Васъ за истинно-отрадное впечатлѣніе.
   Охотно готовъ служить Вамъ, но думаю, что это возможно только при личномъ свиданіи. Я послалъ Вамъ свой Міръ, и Вы тамъ найдете много объясненій ученія физики, какъ я полагаю, въ его истинномъ и не подлежащемъ отнынѣ (сомнѣнію) смыслѣ. Книгу о душѣ примусь читать, когда будетъ возможно, и, можетъ быть, лѣтомъ напишу Вамъ что-нибудь о ней.
   Гдѣ будетъ Ваша лекція о духѣ и матеріи?
   Николай Петровичъ {Н. П. Семеновъ, сенаторъ, дядя Н. Я. Грота.} разскажетъ Вамъ о моихъ трудахъ и и намѣреніяхъ относительно Дарвинизма, и о своихъ хлопотахъ и трудахъ по этому дѣлу.
   Отъ души желаю Вамъ всего хорошаго и прошу не поминать лихомъ и не забывать

Вашего искренно преданнаго
Н. Страхова.

III.

Спб. 18 дек. 1889.

Многоуважаемый Николай Яковлевичъ!

   Послана мною къ Вамъ статья Розанова: "Замѣтки о русской и пр. Прошу усердно Вашего вниманія. Статья какъ Вы увидите, прекрасно написана, съ горячею любовью къ философіи и съ очень порядочнымъ ея пониманіемъ. Для Вашихъ Вопросовъ она, я думаю, очень годится. Я всю ее прошелъ и сдѣлалъ кое-гдѣ добавленія и поправки. Очень трудный пунктъ -- страница о Троицкомъ; если не довольно тѣхъ смягченій, которыя я сдѣлалъ, то распорядитесь по благоусмотрѣнію; сократите и измѣните, не отступая только отъ мысли автора. Тутъ высказаны взгляды на наше философское движеніе -- иногда очень вѣрные и тонкіе.
   J1 такъ, прошу Васъ положить рѣшеніе объ этой статьѣ; возьмете или нѣтъ, а если возьмете, то въ какую книжку.
   Въ Вашъ журналъ я вполнѣ вѣрю, то есть думаю, что онъ будетъ имѣть успѣхъ. Уже первая книжка показываетъ, какъ хорошо Вы его ведете; при данныхъ силахъ и обстоятельствахъ Вы сдѣлали все возможное. Не думаю, чтобы Вл. Соловьевъ и кн. Трубецкой успѣли доказать свои темы; но спросъ не бѣда, попытка не шутка. Во всякомъ случаѣ, какъ писатель, мой Розановъ дѣйствуетъ лучше Вашихъ сотрудниковъ. Въ январѣ Русскаго Вѣстника появится его статья Мѣсто христіанства въ исторіи -- посмотрите какъ это хорошо!
   Душевно благодарю Васъ за то, что упомянули обо мнѣ и съ такимъ почетомъ въ Вашемъ вступленіи; эта честь мнѣ еще вновѣ.
   Конечно, я былъ бы очень радъ, если бы могъ прислать на Ваше усмотрѣніе собственную статью. Одна у меня затѣвается -- по поводу рѣчей Менделѣева, но когда будетъ и будетъ ли, не могу ничего сказать.
   Не увидимся ли мы съ Вами на праздникахъ? Было бы очень благополучно.
   Во всякомъ случаѣ, прошу прощенія и остаюсь

Вашъ искренно преданный
Н. Страховъ.

IV.

Спб. 20 сент. 1890.

Многоуважаемый Николай Яковлевичъ!

   Покорно благодарю Васъ за то. что помѣстили статью Розанова обо мнѣ; она наполнена большими похвалами и я нимало не удивляюсь, что Вы сдѣлали маленькую оговорку въ началѣ статьи. Но все мое удовольствіе было отравлено чтеніемъ статьи г. Астафьева объ Л. Н. Толстомъ. Она дышитъ такою яростью, она обращается съ писаніями самаго знаменитаго въ мірѣ писателя съ такимъ неуваженіемъ и произволомъ, она взводитъ на него такія нелѣпицы, что я не могу понять, какимъ образомъ подобная дикая статья попала въ Вопросы философіи. Не хочу думать, что она проходила черезъ Ваши руки; сколько я Васъ понимаю, она должна была показаться Вамъ очень противною. О, избавь Господь православіе отъ такихъ защитниковъ! Они стоятъ за вѣру, а потому разрѣшаютъ себѣ всякое извращеніе и неуваженіе чужихъ мнѣній; они стоятъ за нравственность, а потому считаютъ долгомъ быть дерзкими и грубыми. И въ отношеніи къ кому же? Къ Л. Н. Толстому!
   Не могу не жалѣть и не сердиться, что такая бѣда случилась съ Вашимъ журналомъ.
   Прошу Васъ извинить меня, но я не могъ удержаться, чтобы не высказать Вамъ своего чувства и мнѣнія.

Вашъ искренно преданный
Н. Страховъ.

V.

Спб. 29 сент. 1890.

Многоуважаемый Николай Яковлевичъ!

   Прошу Васъ извинить мнѣ рѣзкости прошлаго моего письма насчетъ статьи г. Астафьева. Я перечиталъ ее и увидѣлъ въ ней систематичность, нѣкоторую связующую мысль, которая могла увлечь автора. Но неужели этого нельзя было изложить иначе? У Васъ въ Москвѣ завелся какой-то очень ярый фанатизмъ, такой горячій, что и я вотъ вспыхнулъ. Ну какъ дойти до мысли, что любовь къ людямъ, проповѣдуемая Толстымъ, ни съ какою нравственностью ничего общаго не имѣетъ (69)? Что его критика всего наше то бытія (быта что ли?) представляетъ совершенное отсутствіе основаній (стр. 93)?-- Слова зло, дикость. негодованіе и т. п., прилагаемыя къ ученію Толстого, меня возмутили, особенно когда тутъ же упоминается о множествѣ превосходныхъ статей, остроумныхъ мыслей, глубокихъ мыслителей, идущихъ противъ Толстого. Даже на похабнаго болтуна Монтегаццу ссылаются съ почетомъ...
   О томъ, что проповѣдь Толстого имѣетъ христіанскій характеръ, ни слова не сказано. А вѣдь выходитъ, что статья г. Астафьева написана прямо противъ христіанства, представляющаго именно самоотверженіе, подавленіе эгоизма? Г. Астафьевъ впрочемъ довольно ясно насмѣхается надъ святыми (стр. 76) въ повѣсти Три старца (онъ называетъ три старика, да и вообще ничуть не церемонится, излагаетъ своими словами мысли Толстого).
   Вы знаете, гдѣ сказано: кто погубитъ свою душу, тотъ спасетъ ее. Неужели этого не знаетъ г. Астафьевъ, питающій такое почтеніе къ Высокопреосвященнѣйшему? Онъ приводитъ это, какъ мысль Толстого -- см. стр. 80, и замѣчаетъ, что тутъ недостаетъ логики, какой-то кругъ. Неужели онъ въ первый разъ объ этомъ думалъ? Какое глубокое невѣжество! Нѣтъ, правъ Толстой, когда онъ почти готовъ сказать, что онъ вновь открылъ ученіе Христа.
   Въ коротенькомъ письмѣ трудно высказать свою мысль вполнѣ. У Толстого такое страшное обиліе содержанія, если не рѣшеній, то вопросовъ, что сводить его ученіе на безсмыслицу -- ничего нѣтъ похвальнаго.
   И такъ, прошу Васъ извинить меня. Статью для Вашей январской книги я непремѣнно напишу -- О законѣ сохраненія энергіи -- небольшую, листъ -- полтора.
   Ужасно хочется увидѣть свои слова напечатанными на такой превосходной бумагѣ. А Вы сумѣли отлично повести журналъ и мнѣ часто приходится хвалить Васъ, какъ образцоваго редактора.
   Съ душевнымъ уваженіемъ остаюсь

Вашъ преданный
Н. Страховъ.

VI.

Спб. 20 окт. 1890.

Многоуважаемый Николай Яковлевичъ,

   Принявшись со всѣмъ усердіемъ за свою статью, я вижу пока, что ее очень трудно написать. Однако же я сдержу свое слово, но прошу Васъ дать мнѣ самый длинный срокъ. Къ началу декабря Вы ее непремѣнно получите. Буду надѣяться на Ваше доброе расположеніе,-- простите, что никакъ не могу исполнить Вашего желанія имѣть статью въ рукахъ раньше. Она должна заключать не больше 1 1/2 или двухъ печатныхъ листовъ.
   Своею полемикою съ Соловьевымъ я начинаю быть недовольнымъ,-- можетъ быть Вы прочли мои статьи? Къ чему этотъ рѣзкій тонъ, когда все можно было сказать просто? Меня одно утѣшаетъ въ этихъ случаяхъ: по моему сердитый тонъ не такъ обиденъ, какъ хладнокровное осужденіе.
   Въ сущности онъ долженъ быть доволенъ -- противъ него пишутъ безъ конца.
   Съ нетерпѣньемъ жду первой книжки Вашихъ Вопросовъ; такъ или иначе, но ждетъ ее, конечно, всякій, кто у насъ занимается философіей.
   И такъ еще разъ прошу извинить меня и не сѣтовать на

Вашего искренно преданнаго
Н. Страхова.

VII.

Спб. 27 ноября 1890.

Многоуважаемый Николай Яковлевичъ,

   Сегодня я отправилъ къ Вамъ свою статью О законѣ сохраненія энергіи. Вы видите, что я не только акуратенъ, но даже предупредителенъ. Л. Н. Толстой однажды написалъ мнѣ о какой то моей статьѣ: "Ваша статья интересна, пока и мала". Надѣюсь заслужить подобную похвалу и за теперешнюю свою статью, и отъ него и отъ Васъ.
   Теперь у меня великая къ Вамъ просьба: не пришлете ли мнѣ корректуры? Мнѣ очень хочется, чтобы все было напечатано исправно. Кромѣ того, въ какихъ-нибудь мѣстахъ можетъ быть я исправлю два, три слова, можетъ быть гдѣ-нибудь прибавлю крошечное примѣчаніе, и т. д. Словомъ я ничуть не затрудню печатаніе, а между тѣмъ еще разъ посмотрю, нѣтъ ли какихъ недосмотровъ.
   При этомъ я очень просилъ бы соблюдать мои знаки: запятыя, скобки, боковыя ковычки и т. п. По моему ничѣмъ не нужно пренебрегать для ясности. А если будете посылать корректуру, то приложите и рукопись: я самъ могу забыть свои выраженія.
   И такъ, надѣюсь, что Вы мнѣ сдѣлаете это одолженіе; я не задержу, такъ что вся процедура займетъ дня три-четыре.
   Покорно благодарю за журналъ и за Лейбница. Много прочитать мнѣ еще не удалось. Когда я заглянулъ въ статью Волынскаго, то пришелъ въ большое восхищеніе: да, такимъ тономъ слѣдуетъ писать объ Л. Н., и Волынскій многое сказалъ съ настоящимъ горячимъ чувствомъ. Но когда прочелъ всю статью, я увидѣлъ, что онъ слишкомъ мало говоритъ о Толстомъ, а больше излагаетъ свои собственныя мысли; положимъ, мысли хорошія, по трудно видѣть, какъ онѣ относятся къ Толстому, а нѣкоторыя, безъ сомнѣнія, къ нему вовсе не относятся.
   Очень меня радуетъ книга Трубецкого Метафизика въ древней Греціи. Если Вамъ случится его увидѣть, передайте мою душевную благодарность. Нѣкоторыя замѣчанія, напримѣръ, о Катковѣ, о классицизмѣ мнѣ пришлись удивительно по сердцу, хотя я и долженъ былъ скрыть подобныя вольнодумства отъ Ученаго Комитета. Не говорю о существенномъ содержаніи книги: пониманіе греческой религіи, отношеніе между религіею и философіею, характеристика древнихъ философовъ,-- все превосходно, все проникнуто мыслью и сдѣлано по самымъ глубокимъ историческимъ пріемамъ.
   Почти самое важное я оставилъ на конецъ -- говорю о Вашихъ огорченіяхъ по поводу цензуры. Ваша мысль о прекращеніи журнала просто испугала меня. Прошу Васъ никогда не думайте объ этомъ. Бросить дѣло, которое идетъ такъ успѣшно и приноситъ такую пользу! Вѣдь это будетъ японское самоубійство! Съ цензурой нужно бороться, по переносить ее необходимо. Всѣ мы ее терпимъ и заранѣе должны сказать себѣ, что будемъ работать, что бы она съ нами ни дѣлала. Тридцать пять лѣтъ я пишу подъ цензурой и, можно сказать, ежеминутно чувствую отъ нея стѣсненіе. Но еще хуже будетъ, если перестанемъ писать.
   И такъ не падайте духомъ и не лишайте всѣхъ вашего прекраснаго журнала!
   Дай Богъ Вамъ силъ и здоровья!

Вашъ искренно преданный
Н. Страховъ.

VIII.

Спб. 30 ноября 1890.

Многоуважаемый Николай Яковлевичъ,

   Все забываю написать Вамъ свой адресъ, уже съ конца 1885 г. я не служу въ Публичной Библіотекѣ, куда мнѣ адресуютъ Вашъ журналъ. А живу я все тамъ же: у Торговаго моста, д. 7, кв. 19 (д. Стерлигова, или Оношкевича-Яцыны (hob. хозяинъ) -- да это лишнее).
   Прошу извинить

Вашего искренно преданнаго
Н. Страхова.

IX.

Спб. 3 дек. 1890.

Многоуважаемый Николай Яковлевичъ!

   Не уступили Вы моей просьбѣ, выкинули мои любезныя ковычки и измѣнили кое въ чемъ пунктуацію. Чтобы не дѣлать никакихъ затрудненій, я теперь уже не прошу возстановленія ковычекъ (а онѣ очень помогаютъ ясности!), но прошу только тщательнаго исправленія по той корректурѣ, которую посылаю Вамъ сегодня. Я такъ усердно надъ ней потрудился, что обидно будетъ найти отступленія и неисправности.
   Видите, какой я привязчивый! Извините меня, сдѣлайте милость. Соловьевъ написалъ въ послѣдней статьѣ, что я пишу шарлатански; пожалуйста, не вѣрьте! Я пишу, взвѣшивая каждое слово и каждую запятую, какъ можно короче и какъ можно яснѣе.
   Но до чего же мы дошли! Какъ-то Вы мнѣ написали: "у Васъ много враговъ". Это меня очень огорчило и заставило задуматься. За что же? Они зачинщики, они осыпаютъ меня бранью, а потомъ я же выхожу и злымъ, и бранчивымъ.
   Буду надѣяться, что Вы не измѣните Вашего добраго расположенія ко мнѣ, и, во-первыхъ, прикажете хорошенько выправить мою корректуру. До свиданія!
   Вы вѣдь хотѣли пріѣхать -- жду этого съ великимъ удовольствіемъ.

Вашъ искренно преданный и уважающій
Н. Страховъ.

X.

Спб. 30 мая 1891.

Многоуважаемый Николай Яковлевичъ!

   У меня есть статья Толки объ Л. Н. Толстомъ, которую я напрасно пытался напечатать въ разныхъ журналахъ. Хотя она написана вполнѣ цензурно, редакторы боялись привязки цензуры; между прочимъ, это удивило Якова Карловича {Грота, отца Н. Я.}, который читалъ статью и не нашелъ въ ней ничего противуцензурнаго. Не возможно ли будетъ напечатать ее въ Вопросахъ?
   Собственно, Вопросы обязаны употребить всѣ усилія для напечатанія моей статьи; они такъ много наговорили объ Л. Н. Толстомъ, взвели на него столько обвиненій и такъ рѣшительно приписали ему разныя мнѣнія, ничуть имъ не раздѣляемыя, что точный взглядъ на нашего великаго писателя, изложенный у меня, долженъ быть принятъ въ журналъ, какъ искупленіе многихъ грѣховъ, какъ исполненіе неотложной обязанности.
   Что Вы скажете на это? Статью Вы можете получить отъ Цертелева, или я вамъ пришлю. Мнѣ въ сущности было бы очень пріятно помѣщеніе ея въ Вопросахъ, у которыхъ есть публика довольно хорошая. Обращаясь къ другимъ журналамъ, я только жадничалъ, искалъ побольше читателей и побольше денегъ. Но самое почтенное мѣсто, конечно, Вашъ журналъ.
   Сдѣлайте милость, многоуважаемый Николай Яковлевичъ, сообщите мнѣ Ваши мысля объ этомъ дѣлѣ. Заглавіе статьи можно перемѣнить, напримѣръ, поставить: Споры объ Л. Н. Толстомъ.
   Имѣю писать Вамъ еще о многомъ, но теперь обращаюсь къ Вашему доброму расположенію лишь по этому дѣлу, которое лучше не откладывать.
   Прошу Васъ вѣрить искреннему уваженію

Вашего преданнаго
Н. Страхова.

   P. S. До августа я не двигаюсь изъ Петербурга.
   

XI.

Спб. 5 іюля, 1891.

Многоуважаемый
Николай Яковлевичъ!

   Покорно Васъ благодарю за любезный пріемъ моего предложенія. Статью свою я послалъ къ первому іюля по адресу Вашей конторы подъ заказною бандеролью. Но кто же тамъ приметъ и кто ей дастъ ходъ и мѣсто?
   Вполнѣ надѣюсь, что Вы отстоите мою статью, ибо она вполнѣ цензурная, и я очень удивляюсь Цертелеву, не сдѣлавшему для этого ни единаго шага. Яковъ Карловичъ и Майковъ Апполонъ Николаевичъ читали ее и съ удивленіемъ спросили: что же помѣшало ее напечатать.
   Очень желалъ бы имѣть удовольствіе побесѣдовать съ Вами. Въ настоящую минуту я ношусь съ планами, какъ бы проѣхать въ Урусово, хотя бы на недѣльку, и, вѣроятно, сдѣлаю это въ августѣ, значитъ и Васъ увижу. У меня есть жалобы на Вопросы Философіи, которыя всего лучше изложить Вамъ лично. Надѣюсь, что въ деревнѣ Вашъ журналъ тоже есть и можно намъ будетъ прибѣгнуть къ его книгамъ.
   О Маргаритѣ {Дочь Н. П. Семенова, скончавшаяся 14-ти лѣтъ.} я безпрестанно вспоминаю и не могу помириться съ такою жестокою потерею.
   Дай Богъ, чтобъ отецъ и мать не падали до конца духомъ и чтобы печаль ихъ потеряла свою первую горечь. Непремѣнно поѣду навѣстить ихъ.
   Простите меня. Мое усердное почтеніе Якову Карловичу и Натальѣ Петровнѣ.
   До августа я во всякомъ случаѣ не тронусь съ мѣста, и если найдется у Васъ свободная минутка, дайте мнѣ вѣсточку и о себѣ, и объ обитателяхъ Урусова.

Вашъ искренно преданный
Н. Страховъ.

XII.

Спб. 16 іюля, 1891.

Многоуважаемый
Николай Яковлевичъ!

   Очень радъ, что Вы оставляете старое названіе статьи; но на жаль я никакъ не могу согласиться; это совершенно не въ тонѣ статьи и измѣняетъ мысль. Смягчите какъ-нибудь иначе, напр.:
   "Если онъ впадаетъ въ ересь, то однако же, во-первыхъ, онъ все-таки" или:
   "Осуждая его за то, что онъ впадаетъ въ ересь, нужно же помнить, что, во-первыхъ, онъ все-таки..." и пр.
   Предлагаю Вамъ еще одно смягченіе совершенно невинной фразы въ началѣ V. Вмѣсто.
   "Главное дѣло не въ догматахъ" поставьте:
   "Главное дѣло, относительно Толстого, однако же, не въ догматахъ".
   Покорно Васъ благодарю за все, за вниманіе, за быстроту, за сочувствіе моей статьѣ, за то, что постоите за нее передъ цензурой и, безъ сомнѣнія, постоите успѣшно, потому что знаете, за что будете стоять.
   А что до моихъ упрековъ, то отложу ихъ до личнаго свиданія. Будетъ и живѣе и полнѣе. Я сталъ уже собираться въ Ваши страны, и черезъ недѣлю думаю выѣхать, но дня на три остановлюсь въ Ясной Полянѣ.
   Простите меня. Дай Вамъ Богъ здоровья и всего добраго. Очень радуюсь, что скоро увижу Васъ.

Вашъ искренно преданный и уважающій
Н. Страховъ.

   P. S. Мое усердное почтеніе. Якову Карловичу и Натальѣ Петровнѣ.
   

XIII.

Спб. 15 сент. 1891.

Многоуважаемый
Николай Яковлевичъ,

   Вижу, что Вы меня считаете очень сварливымъ и злопамятнымъ. Но, хотя Тимирязевъ напечаталъ большой трактатъ о моей "злобѣ", Вы ему., пожалуйста, не вѣрьте. Мнѣ очень понятно, что Вы увлеклись общею редакторской слабостью дѣлать кой-какія перемѣны въ статьяхъ; Вы къ этому привыкли, потому что ужъ таково свойство этихъ статей, что за ними нужно присмотрѣть и ихъ нужно прибрать, какъ прибираютъ дѣтей, когда ихъ нужно вывести въ гостиную. Всю жизнь мнѣ приходилось съ этимъ бороться и еще недавно пострадали моя статейка объ Ап. Григорьевѣ и мои Воспоминанія объ Аѳонѣ. Всегда я съ этимъ боролся и всегда немножко обижался, потому что считаю себя умнымъ мальчикомъ, который самъ какъ слѣдуетъ приберется, когда нужно выйти къ гостямъ.
   Мнѣ такъ извѣстна Ваша доброта и Вы такъ любезны ко мнѣ, что я питаю къ Вамъ чувство благодарности и ни минуты не приписывалъ Вамъ какого-нибудь невниманія или нерасположенія, а потому только подосадовалъ, а никакъ не сердился.
   Самъ я отчасти виноватъ, что не присмотрѣлъ за дѣломъ, тогда какъ это было возможно.
   Съ этою же почтою пишу къ Л. Н. Толстому и повторю ему Вашу и мою просьбу.
   Получилъ повѣстку на высланныя отъ Васъ деньги, и покорно благодарю.
   Отъ души желаю Вамъ здоровья и всего добраго.

Вашъ искренно преданный
Н. Страховъ.

   

XIV.

Спб. 24 сент. 1891.

Многоуважаемый
Николай Яковлевичъ,

   Только что Вы напечатали мою статью и не успѣли еще собрать всѣхъ похвалъ, которыя ока вызываетъ и вызоветъ впередъ, какъ вы уже желаете отъ меня новой статьп. А я теперь при каждой своей статьѣ думаю: ну, это лебединая пѣсня,-- почему и стараюсь написать хорошенько.
   Однако, кромѣ всякихъ шутокъ, покорно Васъ благодарю за письмо. Вмѣстѣ съ нимъ получилъ я и длинное письмо отъ Розанова, въ которомъ онъ разбираетъ мою статью со своей удивительной проницательностью.
   Нужно непремѣнно, чтобы онъ писалъ, хотя и немного. Адресъ его: гор. Бѣлый, Смоленской губ., прогимназія. Вы его справедливо цѣните; что же касается до гонорара, то я всегда стоялъ за то, чтобы пишущіе получали какъ можно больше, особенно тѣ, у кого за душою ничего нѣтъ. Но Розановъ человѣкъ идеалистичнѣйшій и, вѣроятно, не чувствуетъ и сотой доли той жадности, которую чувствую я.
   Простите меня! Дай Вамъ Богъ здоровья!

Вашъ искренно преданный
Н. Страховъ.

XV.

Спб. 14 ноября, 1891.

Многоуважаемый
Николай Яковлевичъ,

   Мною сдѣлано все, что можно: Вышнеградскій обратилъ на мое письмо такое вниманіе, какого я желалъ. Но онъ извиняется, что до того заваленъ дѣлами и всякими предложеніями, что не имѣетъ времени для долгой бесѣды. При томъ, всякія возможности имъ передуманы и образъ дѣйствій его твердо опредѣленъ.
   Я истинно порадовался его спокойному тону въ этомъ отношеніи, хотя мнѣ извѣстно, что онъ питаетъ глубокое состраданіе къ бѣдствующимъ.
   Однако, дѣло только пріостановилось (т. е. Ваше желаніе войти въ сношенія съ В.). Я буду его продолжать при слѣдующихъ свиданіяхъ, ибо крѣпко вѣрю въ Вашу доброжелательность и Вашу энергію.

Вашъ искренно преданный
Н. Страховъ.

XVI.

Спб. 6 мая 1802.

Многоуважаемый
Николай Яковлевичъ,

   Простите, что такъ поздно отвѣчаю Вамъ. Получивши Ваше письмо, сталъ я раздумывать, чѣмъ я могъ бы Вамъ содѣйствовать, охотнѣе я отправился бы къ Побѣдоносцеву, чѣмъ къ Ѳеоктистову, хотя знаю, что и то и другое было бы равно безплодно -- никакого значенія я для нихъ не представляю. Пока я раздумывалъ, появилось объявленіе о выходѣ Вашей книжки, и я радостно вздохнулъ.
   Итакъ, простите -- съ моей стороны все дѣло ограничилось только искреннимъ Вамъ сочувствіемъ.
   Статья Л. Н. Толстого удивительна. Несмотря на разныя крайности и парадоксальности, вы чувствуете такое живое нравственное стремленіе, что оно заражаетъ васъ. Серіозность и чистота мысли -- великое, незамѣнимое дѣло.
   Не могу того же сказать о статьѣ Вл. Соловьева противъ меня въ Русск. Обозр. Повидимому, его занимаетъ важный предметъ -- святость. А на дѣлѣ онъ о святости ничего не сказалъ, а все говоритъ обо мнѣ. Мысли о смерти я будто-бы заимствовалъ отъ Шопенгауэра, а потому фальшиво называю себя христіаниномъ и т. д. Лукаво, путано и нахально-велерѣчиво.
   Впрочемъ, я забываю, что у Васъ къ нему большая слабость. Лучше перейду къ Иванцову; его особое мнѣніе о книгѣ Чичерина очень слабо. Эту книгу онъ считаетъ запоздалымъ плодомъ отжившаго обскурантизма, а самъ пишетъ о Дарвинѣ, о классификаціи и т. п. совершенно незрѣлыя, школьническія соображенія. Относительно философіи онъ, безъ сомнѣнія, совершенно безталанный человѣкъ. Книга же Чичерина показываетъ истинно философскую голову; жаль только, что онъ допустилъ много небрежностей и черезчуръ большихъ смѣлостей, въ которыхъ вовсе и не было надобности. Меня очень интересуетъ эта книга, и Вы сдѣлали бы мнѣ большое одолженіе, если бы добыли ее для меня. Нельзя ли помѣняться на какія-нибудь изъ моихъ книгъ?
   Ольга Александровна {Данилевская, вдова Н. Я. Данилевскаго.} Вамъ кланяется и проситъ сказать, что все готово для Васъ въ Мшаткѣ и въ Севастополѣ. Она пробудетъ здѣсь до первыхъ чиселъ іюня.
   Отъ души желаю Натальѣ Николаевнѣ скорѣе поправиться, а Вамъ и всѣмъ Вашимъ здоровья и всякаго благополучія.

Вашъ искренно преданный
Н. Страховъ.

XVII.

Спб. 30 декабря, 1802.

Многоуважаемый
Николай Яковлевичъ,

   Вы имѣете право считать меня невѣжею за то, что до сихъ поръ не отозвался я на Ваше одушевленное письмо. Но повѣрьте, что я все время собирался къ Вамъ писать и помнилъ, и думалъ объ этомъ. Вашу статью прочелъ я съ удовольствіемъ и не нашелъ въ ней какого-нибудь рѣшительнаго недостатка. Напротивъ, статья объ Нитче меня удивила тѣмъ, что въ ней нѣтъ никакого опредѣленнаго взгляда и порядка. Это наборъ ничего не выясняющихъ разсужденій; вопросы берутся съ самыхъ различныхъ точекъ зрѣнія, безъ всякаго толка.
   Нитче я давно знаю, съ перваго его сочиненія, и, кажется, я его понимаю. Сперва я его читалъ съ большимъ вниманіемъ; но потомъ, когда я увидѣлъ, что онъ какъ-то сбился, что напримѣръ, онъ уже не понимаетъ Шопенгауэра, обо всемъ толкуетъ вкривь и вкось, я его совсѣмъ бросилъ. Написать объ немъ не дурно, и я, вѣроятно, это сдѣлаю, но когда -- рѣшительно не могу сказать. Онъ -- эстетикъ, беретъ все со стороны красоты; но разсуждаетъ онъ плохо, и пришлось бы за него разсуждать, чтобы объяснять его мнѣнія и сужденія.
   Вотъ вторую недѣлю, какъ сижу дома и выжидаю, не пройдетъ ли какая-то простуда, которую схватилъ на нынѣшнихъ жестокихъ морозахъ. Не осудите меня за мое молчаніе и вѣрьте истинному уваженію

Вашего преданнаго
Н. Страхова.

XVIII.

Спб. 25 марта 1898.

Многоуважаемый
Николай Яковлевичъ,

   Петръ Евгеньевичъ Астафьевъ, бывши въ Петербургѣ, сдѣлалъ мнѣ честь побывать у меня. Къ сожалѣнію, нашъ разговоръ, хотя очень интересный съ его стороны, оставилъ во мнѣ недовольство самимъ собою. Нѣтъ уже у меня бывалой живости, и я, хоть и пытался, не успѣлъ ни на чемъ хорошенько остановиться.
   Но еще я не доволенъ собою,-- я не предложилъ ему въ подарокъ своихъ книгъ. Обращаюсь къ Вашей любезности и снисходительности: при случаѣ, спросите его, не желаетъ ли онъ имѣть какія-нибудь мои книги, и отпустите ему изъ Вашего склада.
   Онъ былъ такъ добръ, что давно присылаетъ мнѣ все, что выпуститъ въ свѣтъ. Да и за то, что онъ дѣлаетъ мнѣ возраженія, я уже благодаренъ. Какъ бы то ни было, а онъ первый, послѣ пятнадцати лѣтъ, заговорилъ объ "Основныхъ понятіяхъ психологіи"! Худо ли, хорошо ли, онъ сталъ ихъ обсуждать.
   Вотъ и теперь, я жду и, вѣроятно, не дождусь, чтобы Вашъ журналъ что-нибудь сказалъ о моемъ Мірѣ какъ цѣломъ. Хоть бы побранили! Введенскому счастье -- и пишутъ объ немъ и конференціи держатъ.
   Въ 17-й книгѣ прочелъ Вашу рѣчь и порадовался, что у Васъ такъ хорошо идетъ дѣло. Остального не удалось много прочесть; однако, замѣтно, что статьи этого нумера жидки въ разсужденіи философіи. Понравился мнѣ Кулябка -- кто это такой? Вы коснулись очень глубокаго и труднѣйшаго вопроса. Очень забавно, когда другіе на Васъ сердятся потому, что вовсе не видятъ здѣсь вопроса. Кулябка, по крайней мѣрѣ, понимаетъ, что это вопросъ, хотя отвѣчаетъ съ большою наивностью.
   Мнѣ все время нездоровится; черезъ силу написалъ объ Тэнѣ; но вообще, чувствую себя очень негоднымъ.
   Кстати: не скопилось ли сколько-нибудь мнѣ денегъ за книги въ складѣ? Простите, что безпокою Васъ, но мнѣ и любопытно, и деньги были бы кстати.
   Дай Богъ Вамъ здоровья! Заранѣе благодарю Васъ за все, что сдѣлаете по моимъ маленькимъ просьбамъ.

Простите
Вашего искренно преданнаго
Н. Страхова.

XIX.

Спб. 11 апр. 1893.

Многоуважаемый
Николай Яковлевичъ,

   Все мнѣ нездоровится, все сижу дома, и потому, можетъ быть, нахожусь въ самомъ строгомъ своемъ настроеніи. Статью г. Аврелина я нахожу совершенно дѣтскою, совершенно неумѣлою и по ходу мысли, и по выраженію. По моему, совѣстно видѣть такія статьи въ печати. Видно добрый человѣкъ, съ хорошими порывами, но вовсе не знаетъ, что такое думать и писать. Какой-то молодой кутила не можетъ ничего сочинить, если сперва не протрезвится. Очень интересно. Чтобы творить нужно вообще обладать своими силами и притомъ доводить ихъ до большого напряженія. Ну что жъ изъ этого?
   Разбирать плохія статьи для меня ужасно трудно. Я не знаю, какъ къ нимъ подступиться. Это вѣдь не мысли и не писанія, а только подобія мыслей и писанія; нужно собственно смѣяться и анализировать психологическій процессъ, которымъ возникаютъ эти путаницы словъ и понятій.
   Огорчаетъ меня то, что Вы пишете объ моемъ Мірѣ; мнѣ казалось, что онъ очень интересенъ именно для философовъ, которые нынче такъ преклоняются передъ естественными науками; если бы Сергѣй Трубецкой почиталъ мою книгу, то не писалъ бы онъ, что энергія тратится на мысль, или на желаніе. Это такое грубое и элементарное невѣжество, что ему нѣтъ извиненія. Вы, Николай Яковлевичъ, всегда любезны, но къ Александру Ив. Введенскому, мнѣ кажется, слѣдуетъ быть особенно любезнымъ.
   То, что Вы пишете объ Астафьевѣ, очень меня удивило и заняло. По секрету скажу Вамъ, что философскаго въ его статьяхъ я почти ничего не нахожу. Это какое-то изверженіе словъ, которыхъ у него всегда полонъ ротъ; все имѣетъ видъ и полетъ философскаго разсужденія, но нѣтъ ни единаго строго поставленнаго понятія, никакого опредѣленнаго метода. Боже мой! Мы такъ привыкли къ болтовнѣ зря, безъ обдумыванія и съ желаніемъ наговорить какъ можно больше! Онъ это недурно выдумалъ, что хочетъ быть спиритуалистомъ; тутъ можно разыгрывать варіаціи на самыя благонамѣренныя темы -- что вѣдь теперь и требуется.
   Но гдѣ же у него настоящая работа, то-есть установленіе точнаго понятія о спиритуализмѣ? Такъ писать, какъ онъ пишетъ, можно безъ конца, и все-таки ничего не сказать. Какая безконечная разница съ Введенскимъ! Тотъ сказалъ нѣчто опредѣленное. Изъ Вашихъ сотрудниковъ я думаю этого никто не сумѣетъ сдѣлать, меньше всѣхъ мой пріятель Вл. Соловьевъ.
   Почему вы подумали, что я соглашаюсь съ Кулябкой? Какъ можно такъ думать!

-----

   Предыдущія строки были написаны мною съ недѣлю тому назадъ. Бѣдный Астафьевъ! Только что мы съ Вами, Николай Яковлевичъ, успѣли его побранить, какъ онъ и умеръ! А онъ, судя по послѣднему, разговору, носился съ большими планами, хотѣлъ развернуться широко. И я ему былъ благодаренъ за то, что онъ обратилъ вниманіе на мою психологію. Я надѣялся, что потомъ онъ еще больше поговоритъ объ ней и дастъ тѣмъ поводъ и мнѣ высказаться.
   Но все на землѣ ненадежно. Меня искренно трогаетъ то, что Вы пишете о себѣ съ такою скромностью, какая рѣдко встрѣчается. Такъ какъ Вы обращаетесь и ко мнѣ, то позволю себѣ сказать нѣсколько словъ. Ужасно трудно сговориться на письмахъ. Я не могу и въ разговорахъ пуститься въ объясненія, потому что не нахожу общей почвы. Я гегельянецъ и, чѣмъ дольше живу, тѣмъ тверже держусь діалектическаго метода; между тѣмъ никто его себѣ не усвоилъ, и потому не понимаетъ, чего я хочу и на чемъ стою. Всѣ становятся куда попало, на тонки очень частныя и очень низменныя -- мнѣ это и скучно и трудно, когда приходится мѣняться мыслями. Вы, напримѣръ, объявили меня картезіанцемъ. Почему же? Вѣдь я исповѣдую, что всякая философія есть степень или моментъ въ той, которой я держусь. Декартъ больше кого бы то ни было подходитъ подъ это понятіе; только для того и стоитъ его изучать. Если бы Вы взглянули въ Куно-Фишера Logik und Metaphisik и въ Chalybaeus -- Entwickelung der neuen Philosophie, то нашли бы тамъ элементы моего философствованія. Истину нашелъ уже Платонъ; она состоитъ въ томъ, что есть Богъ и что высшее дѣйствіе нашей мысли -- подниматься къ Богу.
   Простите меня, Христа ради. Писать мнѣ всегда трудно, а подъ старость становится еще труднѣе. Потому не будьте взыскательны и вѣрьте

искренней преданности Вашего
Н. Страхова.

XX.

Спб. 23 янв. 1894.

Многоуважаемый
Николай Яковлевичъ!

   Откуда-то дошли до меня слухи, что Вамъ опять нездоровится. Ну времячко! Самъ я сижу дома уже третью недѣлю; за трахеитомъ пришла инфлуэнца и теперь только-только отпустила. Въ Петербургѣ столько больныхъ, какъ не запомнятъ доктора, и все время стоитъ 2° тепла. Это въ январѣ-то!
   Получилъ я книжку Вопросовъ и многое прочелъ въ ней. Хотѣлось бы написать Вамъ объ Вашей статьѣ, но отложилъ до ея окончанія: я еще не совсѣмъ понимаю Вашу точку зрѣнія. Матерія, по моему, есть только поприще духовныхъ явленій, ихъ поле, тѣ лѣса и лѣстницы, по которымъ духъ движется. Параллельность выходитъ также, какъ ступени лѣстницы параллельны шагамъ поднимающагося или спускающагося человѣка. Ступени не только не производятъ этого движенія, но даже должны быть совершенно неподвижны.
   Впрочемъ, объ этомъ послѣ. Очень отрывочна, но очень интересна и глубоко затрогиваетъ вопросъ статья Л. Н. Толстого.
   Статья о Чичеринѣ черезчуръ благосклонна.
   Имѣю къ Вамъ просьбу. Какъ я предполагалъ, такъ и случилось. Я забылъ взять у Васъ изъ склада Россію и Европу и Объ основныхъ понятіяхъ. Сдѣлайте милость, прикажите всѣ экземпляры этихъ двухъ книгъ переслать въ Петербургскій магазинъ Новаго Времени. Что будетъ стоить, я уплачу. Они тутъ спрашиваются, а въ Москвѣ останутся лежать понапрасну. Эти книги разошлись до послѣдняго экземпляра. Я уже началъ печатаніе второго изданія Объ основныхъ понятіяхъ. Какая жалость, что не могу ничего прибавить къ этому изданію. Все собирался, да такъ и прособирался развить нѣкоторыя изъ темъ, которыя тамъ указаны.

Дай Богъ Вамъ всего хорошаго! Простите
Вашего искренно преданнаго
Н. Страхова.

   P. S. Въ предисловіи къ новому изданію непремѣнно объяснюсь насчетъ моего картезіанства.
   

XXI.

Спб. 31 янв. 1804.

Дорогой и многоуважаемый
Николай Яковлевичъ!

   Не знаю, какъ Васъ и благодарить за честь, которую Вы мнѣ оказали и устроили. Я очень хорошо понимаю, что это гораздо выше, чѣмъ, напримѣръ, степень доктора философіи. И компанія, въ которую я зачисляюсь, и товарищи по зачисленію -- все мнѣ очень по сердцу; тѣшитъ меня и то, что, наконецъ, я поравнялся у Васъ въ почетѣ съ моимъ пріятелемъ Вл. Соловьевымъ, который съ такою легкостью забралъ себѣ всякіе вѣнки на ученомъ и на литературномъ поприщѣ. Безъ всякихъ шутокъ, меня глубоко тронула честь, оказанная Обществомъ, потому что самъ я отдаю Обществу большую честь. Пусть дѣло иногда идетъ вяло, но оно идетъ, оно имѣетъ прекрасное направленіе, совершенно серіозное и сознательное. И въ этомъ большая, большая доля принадлежитъ Вамъ, Николай Яковлевичъ! Искренно готовъ признать себя не вполнѣ достойнымъ Вашего почетнаго членства, особенно потому, что такъ лѣниво трудился для Вашего общества и Вашего журнала.
   Прошу Васъ передайте мою глубочайшую благодарность всѣмъ членамъ^ принимавшимъ участіе въ моемъ избраніи. Не нужно ли мнѣ обратиться къ Вамъ съ офиціальнымъ письмомъ?
   Отъ души желаю Вамъ здоровья и всякаго блага. Натальѣ Николаевнѣ мое усердное почтеніе.

Вамъ искренно преданный
Н. Страховъ.

   P.S. Я все время по возвращеніи въ Петербургъ боленъ, и только сегодня сталъ позабывать объ этомъ.
   

XXII.

Спб. 5 февр. 1804.

Душевно уважаемый
Николай Яковлевичъ!

   Сейчасъ же я написалъ Ольгѣ Александровнѣ Данилевской и надѣюсь, что она сама Вамъ отвѣтитъ. Все очень удобно. Она съ дочерью теперь одна въ Мшаткѣ и, вѣроятно, рада будетъ такимъ отличнымъ квартирантамъ. Какая жалость, что Вы болѣете! Но истинно можно позавидовать всякому, кто теперь направится въ Крымъ. Подъ новый годъ тамъ пили чай на открытомъ воздухѣ. О лихорадкахъ въ Мшаткѣ я не слыхалъ. Тамъ было прежде повѣтріе кроваваго поноса, занесеннаго войсками; но эту болѣзнь Ольга Александровна умѣла снимать, какъ рукой, а въ послѣдніе свои пріѣзды я и объ ней не слыхалъ.
   Еще разъ благодарю Васъ за Вашу доброту и за лестную оцѣнку, которую я, однако, принимаю не безъ критики. На моей могилѣ можно будетъ, конечно, написать: одинъ изъ трезвыхъ между угорѣлыми, но дальнѣйшія похвалы подлежатъ еще большому вопросу. Статья объ Исторіи философіи имѣетъ здѣсь нѣкоторый успѣхъ, особенно у людей ученыхъ. Печатаю теперь свой сборникъ: Философскіе очерки. Слава Богу, что есть еще силы.
   Дай Богъ Вамъ всего хорошаго!
   Натальѣ Николаевнѣ мое усердное почтеніе.

Вашъ искренно преданный
Н. Страховъ.

XXIII.

Спб. 13 марта 1891.

Многоуважаемый
Николай Яковлевичъ!

   Отъ всей души благодарю Васъ за присылку "представленія" и за самое "представленіе". Во всемъ я вижу Вашу доброту и не могу не считать лестнымъ того, что Вы обо мнѣ написали. Нѣкоторыя черты для меня были новы и любопытны. Но разбирать и совѣстно, и некогда; во всякомъ случаѣ я не вижу повода спорить. Одной только черты, къ сожалѣнію, Вы не помянули въ мою защиту, и я рѣшаюсь самъ ее заявить -- на всякій случай. Всякаго славянофила подозрѣваютъ въ томъ, что онъ сочувствуетъ деспотизму и питаетъ ненависть къ иноземцамъ. И вотъ я хочу сказать, что я, какъ бы ни былъ грѣшенъ въ другихъ отношеніяхъ, отъ этихъ грѣховъ свободенъ. У меня нѣтъ ни одной страницы антилиберальной, ни одного слова ненависти къ евреямъ, католикамъ и т. н. Не отличился я горячею проповѣдью любви и терпимости, но самъ уберегся отъ всякаго ихъ нарушенія.
   Простите меня за это самохвальство; Вы меня душевно обрадовали, указывая на мою самостоятельность и безбоязненность, и мнѣ захотѣлось сказать, что я стою нѣкоторыхъ похвалъ.
   Искренно сожалѣю, что Вы все похварываете, и могу посовѣтовать одно,-- покой, какъ можно больше бездѣйствія.
   Огорчаетъ меня и болѣзнь Маріи Петровны; теперь я понимаю, почему она молчитъ на мое письмо. Между тѣмъ мнѣ очень важно было бы узнать, готовы ли портреты Фета и когда будутъ высланы. Печатаніе стиховъ уже пришло къ самому концу. Если Вамъ случится навѣстить больную, прошу Васъ попросить Катерину Владиміровну написать мнѣ объ этомъ -- она все знаетъ. А я не знаю очень важнаго -- ея фамиліи, такъ что и не могу написать ей. Простите, что безпокою Васъ маленькой просьбой.
   Дай Богъ Вамъ здоровья!
   Натальѣ Николаевнѣ мое усердное почтеніе.

Вашъ искренно преданный
Н. Страховъ.

XXIV.

Спб. 15 марта. 1895.

Душевноуважаемый
Николай Яковлевичъ!

   Простите, что запоздалъ отвѣтомъ: нѣсколько недѣль страдаю болѣзнью, хоть и не тяжкою, но безпокойною, и только теперь сталъ оправляться. Съ большою грустью читалъ я Ваши письма: такой дѣятельный, неутомимо-полезный человѣкъ не можетъ на профессорскомъ пути найти достаточныхъ средствъ для себя и семьи! Удивительно и досадно! Впрочемъ, я всегда считалъ этотъ путь у насъ очень дурно обставленнымъ. Ученая карьера въ Россіи -- жалкая карьера! Чиновники петербургскихъ департаментовъ куда лучше поставлены, куда больше имѣютъ впереди видовъ и выходовъ. Понятно, что иные изъ нихъ и смотрятъ на профессоровъ съ презрѣніемъ; Можетъ быть и Вамъ, какъ Бунге, Вышнеградскому и другимъ, со временемъ найдется хорошее мѣсто въ администраціи.
   Но я не раздѣляю вполнѣ Вашихъ опасеній касательно студентовъ. Не такое время -- кажется, консерватизмъ дѣлаетъ все большіе и большіе успѣхи. Судя по всему, кучка смутьяновъ остается все та же и въ мысляхъ и въ дѣйствіяхъ; но сочувствіе ей пропало или пропадаетъ все больше и больше, и главная масса не даетъ себя взволновать и твердо держится одного -- надо добывать себѣ званіе и мѣсто.
   Очень жаль, что нашъ журналъ хирѣетъ, какъ Вы пишете. А я было собрался на покоѣ приняться за философскія статьи и даже могу теперь удовольствоваться небольшою платою -- о чемъ хотѣлъ и писать Вамъ. Конечно, это сдѣлается не вдругъ. Къ осени, можетъ быть, что-нибудь поспѣетъ, коли дастъ Богъ дожить. Каюсь, я мало читалъ Вашъ журналъ; полемика нашего Введенскаго и Каринскаго идетъ, пока, очень неумѣло -- авось поправится. Статья Чичерина, по моему, очень неудовлетворительна. Хочется мнѣ прибавить: я лучше напишу. Но вѣдь это будетъ зависть, гордость и самохвальство? Лучше помолчу.
   Простите, дорогой Николай Яковлевичъ. Отъ души желаю Вамъ здоровья, лучшаго духа и лучшихъ обстоятельствъ.
   Натальѣ Николаевнѣ усердное почтеніе.

Вашъ искренно преданный
Н. Страховъ.

XXV.

Спб. 8 декабря, 1895.

Душевноуважаемый
Николай Яковлевичъ.

   Прежде всего долженъ просить у Васъ прощенія: я не могу приготовить своей статьи къ слѣдующей книжкѣ журнала. Статья начата и я пишу ее съ большимъ стараніемъ, но не могу преодолѣть какой-то тяжести головы и пера -- ну, однимъ словомъ, статья не будетъ къ Вамъ послана къ 15-му декабря. Однако я ее допишу и твердо обѣщаю прислать ее къ мартовской книжкѣ, то-есть въ концѣ января. Она будетъ меньше двухъ листовъ (и это твердо).
   Сейчасъ же, получивши книжку, сталъ я читать Ваши статьи и прочелъ ихъ легко и съ удовольствіемъ. Изъ нихъ выводъ одинъ очень ясный: то, что въ психологіи дѣло обстоитъ по прежнему, несмотря на кабинеты, психофизику и психофизіологію. Въ этомъ отношеніи Ваши разсужденія правильны. Но гдѣ же новая эпоха?
   Вы такъ быстро и неосторожно провозгласили о переворотѣ въ психологіи, такъ мало остановились на существующихъ попыткахъ спеціализировать нѣкоторыя области психологическихъ изслѣдованій (такія попытки всегда имѣютъ за собою нѣкоторое право), такъ неудачно приняли для новой (будто -бы) психологіи названіе экспериментальной, что всѣмъ этимъ погубили правильныя и интересныя соображенія, которыя высказываете.
   Далѣе очень преувеличены Вами нѣкоторыя мысли, напр. о томъ, что кабинеты удобны для всякихъ занятій психологіею, и что всѣ учителя, судьи и т. д. будутъ заниматься психологическими экспериментами. Съ какой стати будетъ ими заниматься математикъ? Да онъ никогда не думаетъ ни о психологіи, ни о силлогизмахъ, ни о своихъ ученикахъ (ихъ особенностяхъ), а думаетъ только о своей математикѣ. Вообще, нужно умѣть становиться на точку зрѣнія психологіи, и на эту точку обыкновенно не любятъ и не умѣютъ становиться.
   Такъ и вышло, что мысль Ваша въ статьѣ расплылась, потеряла опредѣленность и точность. Вы слишкомъ подвижны и не замѣчаете, что въ этой подвижности переходите черезъ край и теряете подъ собой твердую почву.
   Вотъ, какъ я Васъ раскритиковалъ; но Вы сами о томъ просили. А мнѣ тяжело писать такъ голословно, не приводя ни одной фразы изъ Вашихъ статей. Извините, если въ моихъ общихъ отзывахъ я гдѣ-нибудь окажусь не точнымъ.
   Теперь еще одно дѣло. Приходилъ ко мнѣ Ѳ. Шперкъ и разсказывалъ, что послалъ Вамъ рецензію моихъ Очерковъ. Вы ее забраковали? Какая жалость! Рецензіи моихъ книгъ составляютъ величайшую рѣдкость въ русской литературѣ. Никто не пишетъ! То, что мнѣ передавалъ Шперкъ, очень меня заинтересовало и было для меня новостью -- вѣдь никто не видитъ себя со стороны. Не отыщется ли эта рецензія?
   Вчера вышла моя новая книга: "Борьба съ Западомъ" книжка третья. Разумѣется, пришлю къ Вамъ безъ замедленія. Кто-то меня читаетъ, только не журналисты, такъ что обо мнѣ никто не пишетъ.
   Простите, душевноуважаемый Николай Яковлевичъ. Дай Вамъ Богъ здоровья и благополучія. А какъ состоялась подписка?

Вашъ искренно преданный
Н. Страховъ 1).

   1) H. Н. Страховъ скончался менѣе чѣмъ черезъ два мѣсяца послѣ этого письма, 26 янв. 1896 г. О немъ Н. Я. Гротъ помѣстилъ статью "Памяти Страхова" въ "Вопр. Философ. и Псих." кн. 32, (1896 г.).
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru