Страхов Николай Николаевич
Вечерние огни. Собрание неизданных стихотворений А. Фета. Москва, 1883

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

Н. Н. Страховъ

А. А. ФЕТЪ.

(Русь 1883, 15 дек.)

   Замѣтки о Пушкинѣ и другихъ поэтахъ
   Кіевъ, 1897
  
   Вечерніе огни. Собраніе неизданныхъ стихотвореній А. Фета. Москва, 1883.
  
   Жалко было-бы пропустить безъ всякаго привѣта эту чудесную книжку, вышедшую въ настоящемъ году,-- этотъ листокъ чистаго золота, появившійся среди мишуры и фольги, и того хлама ломанныхъ гвоздей и ржавыхъ жестяныхъ листовъ, съ которымъ можно и всегда, а особенно теперь, сравнить общую массу литературныхъ явленій.
   Вечерніе огни -- чистая поэзія,-- въ томъ смыслѣ, что тутъ ни въ мысли, ни въ образѣ, ни въ самомъ звукѣ нѣтъ никакой примѣси прозы. Это -- особая область, и счастливъ тотъ, кому она доступна, и не безъ основанія сердятся на нее тѣ, кто не можетъ въ нее проникнуть, кому нужны для этого большіе прозаическіе подмостки, чья грузная мысль не можетъ двигаться, не опираясь прямо на землю. Больше всего у Фета поразительна именно та легкость, съ которою онъ подымается въ область поэзіи. Эта область у него граничитъ, повидимому, съ самыми обыденными предметами и мыслями. Обыкновенно, онъ не воспѣваетъ жаркихъ чувствъ, отчаянья, восторга, высокихъ мыслей,-- всего того, что считается почти непремѣнною принадлежностью поэзіи. Нѣтъ, онъ очень часто останавливается на чемъ-нибудь самомъ простомъ, на первой встрѣтившейся картинѣ природы, на перемѣнахъ дня и ночи, на дождѣ и снѣгѣ, или же на самомъ простомъ движеніи мысли и чувства, и вдругъ магическимъ стихомъ онъ преображаетъ все это въ яркую красоту, въ чистое золото поэзіи. Въ этомъ отношеніи онъ величайшій чародѣй, несравненный поэтъ; чтобы отдѣлиться отъ земли, ему не нужно никакого прыжка, почти вовсе не нужно усилія. Оттого-то тому, кто его не понимаетъ, онъ можетъ показаться вычурнымъ и малосодержательнымъ, тогда какъ для понимающаго онъ самый прямой и полный жизни поэтъ. Отъ свободы и легкости творчества зависитъ и тогь радостный и свѣтлый тонъ, то чувство свѣта и покоя, которое слышится въ его поэзіи. Ни воплей и стоновъ, ни крика и хохота здѣсь не слыхать, оттого что все становится музыкой, все преображается въ пѣніе. Кто доступенъ этому волшебству, тотъ съ изумленіемъ начинаетъ видѣть -- не то, что поэзія, какъ иные толкуютъ, есть нѣчто чуждое для жизни, а то, что повсюду въ жизни рѣзкая черта отдѣляетъ красоту и прелесть отъ грязи и пошлости.
   Фетъ очень небреженъ. Его стихотворенія, несмотря на образцовую краткость, свойственную лирикѣ, часто не имѣютъ полной правильности въ постройкѣ, того отвлеченнаго порядка, который такъ помогаетъ прозаическимъ читателямъ. Но этого нашему поэту и не нужно: каждый стихъ у него съ крыльями, каждый сразу подымаетъ насъ въ область поэзіи. Когда онъ скажетъ напримѣръ:
  
   Та трава, что вдали на могилѣ твоей,
   Здѣсь на сердцѣ, чѣмъ старѣ оно, тѣмъ свѣжѣй,--
  
   то эти два стиха производятъ такое-же впечатлѣніе, какъ цѣлая книга лирики. Тутъ и молодая любовь, и смерть, и долгіе годы, прожитые послѣ этой смерти, и далекая могила, и старое сердце, давно ставшее могилой любимаго существа, могилой вѣчно свѣжей, даже вѣчно свѣжѣющей. Прелесть этого по-Фетовски смѣлаго, но простаго и яснаго образа безподобно выражаетъ нѣжность внушившаго его чувства, безконечную нѣжность, которая съ годами все глубже, все свѣтлѣе, но горитъ, какъ въ первую минуту.
   Не всякому времени дается чувство поэзіи. Фетъ точно чужой среди насъ, и очень хорошо чувствуетъ, что служитъ покинутому толпою божеству:
  
   А я по прежнему смиренный,
   Забытый, брошенный въ тѣни,
   Стою колѣнопреклоненный
   И, красотою умиленный,
   Зажегъ вечерніе огни.
  
   И это правда: его звуки по прежнему -- одно поклоненіе прекрасному, одно чистое золото поэзіи; въ нихъ послышались только, кромѣ прежнихъ, еще новыя, глубокія и важныя струны.
   Недурно было-бы сказать нашимъ безчисленнымъ стихотворцамъ (ибо имъ конца нѣтъ), что этой книжки Фета имъ слѣдуетъ не выпускать изъ рукъ; при ея помощи, если Аполлонъ пошлетъ имъ наконецъ разумѣніе, они могли-бы убѣдиться, что и тѣ стихотворенія, которыя появляются въ печати, и тѣ страшныя груды стиховъ, которыя въ редакціяхъ постоянно предаются уничтоженгю,-- что все это, почти безъ всякаго исключенія, пишется только по невѣдѣнію, то есть потому, что авторы не имѣютъ и понятія о томъ, что такое настоящіе стихи.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru