Страхов Николай Николаевич
Предисловие

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:


  

Н. Страхов

   Н. Страхов. "Борьба с Западом в нашей литературе", кн. первая, СПб, 1887 г.
  

ПРЕДИСЛОВИЕ К ПЕРВОМУ ИЗДАНИЮ.

   По содержанию этой книги, читатель легко увидеть, почему мне пришла мысль вновь издать эти рассуждения. Они ратуют против зла, которое давно было ясно, против того самого зла, которое теперь своим развитием приводит нас в содрогание. Больше всего приходится просить извинения у читателей за те надежды, за те виды на лучшее будущее, которые встречаются кое-где в этой книге. Эти надежды плохо исполняются, тогда как, напротив, опасения осуществляются скорее и полнее, чем можно было ожидать, и действительность, кажется, готова превзойти самые зловещие предсказания.
   Книга эта касается самого главного, самого существенного из наших вопросов, вопроса о нашей духовной самобытности. Без сомнения, коренное наше зло состоит в том, что мы не умеем жить своим умом, что вся духовная работа, какая у нас совершается, лишена главного качества: прямой связи с нашей жизнью, с нашими собственными духовными инстинктами. Наша мысль витает в призрачном мире, она не есть настоящая живая мысль, а только подобие мысли. Мы -- подражатели, то есть думаем и делаем не то, что нам хочется, а то, что думают и делают другие. Влияние Европы постоянно отрывает нас от нашей почвы. Поэтому, все наше историческое движение получило какой-то фантастический вид. Наши рассуждения не соответствуют нашей действительности; наши желания не вытекают из наших потребностей; наша злоба и любовь устремлены на призраки; наши жертвы и подвиги совершаются ради мнимых целей. Понятно, почему такая деятельность бесплодна, почему она только пожирает силы и расшатывает связи, а ничего доброго произвести не может.
   Эта фантастическая беда хуже всевозможных действительных бед и несчастий. Вообразим, в самом деле, что Россию постигли какие-нибудь реальные бедствия и одолевают реальные недостатки: голод и пожары, война и внутренние болезни, жестокость и безрассудство правителей, невежество, пьянство, преступления, дикие нравы; разве все это еще могло бы быть поводом к отчаянию? Не ясна ли сущность каждого из этих зол? Эти бедствия и недостатки в той или другой мере неизбежны, и могут приводить нас в скорбь, но не в недоумение; мы тут хорошо знаем, против чего и как следует бороться; все зависит только от нашей стойкости, от нашей доброй воли.
   Но что сказать, когда болезнь чисто умственного свойства, когда люди постоянно поражаются острою мечтательностью, когда они слепнут для действительности и тратят свои силы и деятельность на погоню за воображаемыми благами и на борьбу против воображаемых зол? Мысли таких людей питаются сами собою, независимо от всего окружающего; стремления их возникают и разгораются без настоящих нужд, и потому ничем удовлетворены быть не могут; жажда жизни, которая их мучит, не находит себе никакого утоления в действительном мире и обращается в ненависть к этому миру, заставляет их губить себя и других.
   Мечтательность нашего времени грозит превзойти все увлечения былых времен. При нынешней легкой жизни, при уничтожении и облегчении всяких уз, некогда связывавших человека, люди начинают забывать свое прошлое, теряют понимание неизбежных трудностей и условий жизни и на свободе предаются самодовольным мечтам о неслыханном еще совершенстве и обновлении человечества. Эти мечтания, отрешенные от действительной жизни, зародились и развились там, на Западе; как же им было не приняться у нас, в том народе, образованные классы которого постоянно и неизбежно отрываются от родной действительности!
   Нелепое, невежественное убеждение, что мы, теперешние люди, выше людей прошлых времен; нелепая уверенность, что здесь, на земле, возможно какое-то благополучие, мирящееся со всеми противоречиями нашей судьбы и природы -- эти мысли, свидетельствующие о крайней дикости наших умов и сердец, о том, что в нас заглохло истинное понимание и чутье вещей, господствуют повсюду в наше просвещенное время. Самодовольный век все больше и больше отрывается от прошлого, все меньше и меньше понимает истинный смысл жизни.
   Что же делать против такого зла? Чем предупредить ужасные разочарования, к которым приведет такое самообольщение? Очевидно только одним: нужно открыть ослепленные глаза, указать заблуждающимся правильный путь. Задача безмерная! Требуется, собственно, изменить характер нашего просвещения, внести в него другие основы, другой дух. Эта задача в особенности настойчиво является перед нами, русскими, так как только в нас одних можно еще предполагать духовные инстинкты, не похожие на европейские; сама же Европа едва ли может изменить тому пути, по которому так далеко ушла в своем развитии. Нам предстоит совершить критику начал, господствующих в европейской жизни, и привести к сознанию другие, лучшие начала. Задача эта уже давно поставлена. Мы до сих пор подсмеивались над нею, как над чем-то несбыточным, излишним и вздорным; но если мы и теперь не станем для нее работать, не станем напрягать наших сил для ее решения, то, по всей вероятности, сами неумолимые события вынудят нас взяться за нее, как за единственный исход из наших умственных и нравственных затруднений. Может быть, нам суждено представить свету самые яркие примеры безумия, до которого способен доводить людей дух нынешнего просвещения; но мы же должны обнаружить и самую сильную реакцию этому духу; от нас нужно ожидать приведения к сознанию других начал, спасительных и животворных.
   Нам не нужно искать каких-нибудь новых, еще небывалых на свете начал; нам следует только проникнуться тем духом, который искони живет н нашем народе, и содержит в себе всю тайну роста, силы и развития нашей земли. Народ, как огромный балласт, лежащий в глубине нашего государственного корабля, один дает этому кораблю его прямое и могучее движение, несмотря ни на какие внешние ветры и бури, несмотря ни на какую ветренность кормчих и капитанов. Эту бессознательную жизнь, эту духовную силу, исполненную такого смирения и такого могущества, нам следует привести себе к сознанию, и ею одушевить наше просвещение. Обнаружив еще неслыханную в мире стойкость, живучесть и силу распространения, русский народ, однако же, никогда не отдавался исключительно материальным и государственным интересам, а, напротив, постоянно жил и живет в некоторой духовной области, в которой видит свою истинную родину, свой высший интерес. Вот из какого строя жизни нам нужно почерпать и уяснять себе начала для понимания человеческой жизни и отношений между людьми, начала, которыми должен быть внесен лучший смысл в науки нравственного мира, в историю, в науку права, в политическую экономию. Европейское просвещение, этот могущественный рационализм, это великое развитие отвлеченной мысли, должно быть для нас побуждением и средством к такому сознательному уяснению наших собственных духовных инстинктов; все наше рабство перед Западом, все наши обезьянничанья и все беды, которые мы от этого терпим и будем еще терпеть, получат себе даже некоторое историческое оправдание, если ценою их мы достигнем, наконец, сознательной самобытности, если пробудится в нас настоящая умственная жизнь, и то непонятное для себя и для других чудище мира, которое называется Россиею, придет к сознанию самого себя.
   Умственная борьба с Западом при этом необходима. Не для того, чтобы порочить ту страну, которую Хомяков называл "страной святых чудес" и об лучших умах которой он восклицал:
  
   O, никогда земля, от первых дней творенья,
   Не зрела над собой столь пламенных светил!
  
   Мы должны уважать Запад, и даже благоговеть перед величием его духовных подвигов. Но чтобы самое уважение имело какую-нибудь цену, нужно ведь стоять сколько-нибудь в уровень с предметами уважения. Не велика честь для Запада от слепых поклонников, тем ниже преклоняющихся, чем менее они способны сами судить о деле. Запад не должен ослеплять нас своим блеском, подавлять могуществом своего влияния. Между тем, гоняясь за европейским просвещением большею частью из легкомыслия и тщеславия, мы забываем обязанность всякого разумного человека -- быть самостоятельным в своих суждениях; мы дошли до того, что стали, наконец, смеяться над такою обязанностью как над дикою претензией, и, как Молчалин, повторяем:
  
   Как можно сметь
   Свое суждение иметь!
  
   Понятно, почему нам неясны, невразумительны самые резкие и кричащие черты того зрелища, которое пред нами происходит в Европе, почему все уроки ее истории пропадают для нас даром.
   В настоящей книге читатель найдет попытку указать на некоторые из очевиднейших фактов духовного состояния Запада, на прямой и явный смысл событий и идей из современной жизни Франции, Англии, Германии. Кроме того, книга касается той реакции, которую история и дух Запада уже вызывали в нашей литературе, и которая, например, сказалась в Карамзине, в славянофилах, в Герцене. Этой реакции суждено все больше и больше развиваться и уясняться, если только мы не окажемся более мертвенными и малосмысленными, чем нам хотелось бы о себе думать.
  
   13 января 1882.
  

ПРЕДИСЛОВИЕ КО ВТОРОМУ ИЗДАНИЮ.

  
   Здесь прибавлены две статьи, написанные после первого издания: Историки без принципов и Поминки по И. С. Аксакове. Первая статья почти вся посвящена Ренану и потому помещена вслед за прежнею статьею о Ренане. 0 другом историке без принципов, Тэне, тут сделано только несколько общих замечаний; мне не удалось выполнить задуманный план -- рассмотреть рядом с Ренаном книгу Тэна Les origines de la France contemporaine, в которой описана peволюция 1789 года, и показать, что автор, сам объявляющий, что у него нет принципов, не мог, поэтому самому, понять истории, которую рассказывает. Недоумение, с которым он приступил к делу, не прошло, а разве только усилилось от яркого изображения множества фактов. Без твердых начал, без определенных понятий о человеке и о человеческих отношениях, мы, конечно, в истории всегда придем лишь к одному -- к неверию в историю, к представлению, что она есть бессмысленная путаница.
   Статья об И. С. Аксакове, помещенная в конце книги, написана по случаю его смерти, и многое в ней отзывается чувством этого неожиданного удара. Но, так как она, говоря об этом истинном русском гражданине, останавливается на общих чертах его гражданского исповедания, то мне казалось, место этой статье -- именно в настоящей книге, посвященной больше всего вопросам, которые в обширном смысле можно назвать общественными, или политическими.
  
   22 сент. 1887.
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru