Стороженко Николай Ильич
Любовная поэма в форме драмы

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   
   Сборникъ "Итоги". Изданіе газеты "Курьеръ". М., 1903 г.
   

ЛЮБОВНАЯ ПОЭМА ВЪ ФОРМѢ ДРАМЫ.

(Посвящается Марусѣ Стороженко *).

   *) Лекція, читанная въ Московской Театральной Школѣ осенью 1901 года, когда "Ромео и Юлія" была возобновлена на сценѣ Малаго театра.
   
   Поэтическая дѣятельность Шекспира началась, какъ извѣстно, двумя любовными поэмами Венера и Адонисъ (1593 г.) и Лукреція (1594 г.). Написанная вслѣдъ за Лукреціей драма Ромео и Юлія, и не блеску языка, и по возвышенному лирнэму, и по силѣ любовнаго паѳоса, смѣло можетъ быть названа его третьей любовной поэмой. Новѣйшая критика доказала, что "Ромео и Юлія" принадлежитъ къ раннему періоду драматической дѣятельности Шекспира; во всякомъ случаѣ, она написана не позже 1595 г., ибо въ этомъ году о ней уже упоминаетъ одинъ современникъ. Въ 1597 г. появилось ея первое изданіе in 4°, на заглавномъ листѣ котораго значится, что пьеса была играна съ большимъ успѣхомъ актерами труппы лорда Каммергера, членомъ которой состоялъ Шекспиръ. Два года спустя, т.*е. въ 1599 году, вышло въ свѣтъ второе изданіе пьесы съ значительными исправленіями и дополненіями. Параллельное изученіе обоихъ этихъ изданій привело критику къ нѣкоторымъ любопытнымъ соображеніямъ относительно художественнаго замысла Шекспира. Такъ какъ всѣ переводы дѣлаются со второго исправленнаго изданія, то считаю не лишнимъ указать, что новаго было внесено въ это изданіе сравнительно съ первымъ, и въ какой степени эти дополненія уполномочиваютъ критиковъ дѣлать свои заключенія относительно общаго смысла пьесы и той основной идеи, на которую Шекспиръ будто бы весьма прозрачно намекаетъ въ своихъ дополненіяхъ. Оставляя въ сторонѣ массу мелкихъ поправокъ въ текстѣ, я остановлю ваше вниманіе только на двухъ существенныхъ дополненіяхъ, которыя, по мнѣнію нѣмецкихъ критиковъ (Гервинусъ), имѣютъ въ данномъ случаѣ рѣшающее значеніе. Въ первомъ изданіи въ послѣдней сценѣ второго акта Ромео проситъ отца Лоренцо поскорѣе обвѣнчать его съ Юліей, потому что всякая отсрочка покажется имъ обоимъ очень длинной, на что Лоренцо замѣчаетъ: "Умѣренность есть лучшій эклогъ успѣха, и, напротивъ, излишняя поспѣшность и пылкость создаютъ тысячи препятствій". Во второмъ изданіи Лоренцо говоритъ объ этомъ гораздо пространнѣе:
   
   Мой сынъ, повѣрь. Такая страсть
   Кончается здѣсь горестью нерѣдко,
   И гибнетъ при началѣ самомъ счастья:
   Такъ жгучею своего лаской пламя
   Въ мгновенье пожираетъ пылкій порохъ;
   Въ излишествѣ употребленный медъ
   И портитъ вкусъ, и приторенъ бываетъ.
   
   Очевидно, во второмъ изданіи о. Лоренцо какъ бы потерялъ увѣренность, что слишкомъ пылкая любовь молодыхъ людей можетъ имѣть благопріятный исходъ и безъ семейной вражды, что слишкомъ пылкіе любовники просто-на-просто могутъ надоѣсть другъ другу, и потому онъ совѣтуетъ Ромео любить умѣренно. Далѣе въ 3 и сценѣ III акта во второмъ изданіи пьесы къ рѣчамъ о. Лоренцо прибавлены слѣдующія слова, изъ которыхъ видно, что внезапно налетѣвшее любовное горе сдѣлало Ромео совершенно неспособнымъ къ самообладанію и даже подсказало ему безумную мысль о самоубійствѣ:
   
   Стыдись! Вѣдь ты срамишь любовь и разумъ.
   Смотри, твой станъ лишенъ мужской осанки,
   Ты сталъ похожъ на слѣпокъ восковой;
   Убивъ себя, ты губишь ту, которой опорой
   Клялся быть, а свой обѣтъ нарушить
   Есть клятвопреступленье!..
   
   Такъ какъ, по мнѣнію Гервинуса, обѣ редакціи пьесы вышли изъ-подъ пера Шекспира, то прибавки, сдѣланнныя ко второму изданію, навели критика на мысль, что сентенціи о. Лоренцо были раздѣляемы самимъ поэтомъ, что самъ Шекспиръ смотрѣлъ такимъ образомъ на любовь своихъ героевъ, думалъ, что она не прочна, легко можетъ окончиться пресыщеніемъ, и что разсматриваемая съ этой точки зрѣнія пьеса есть нѣчто въ родѣ предостереженія противъ слишкомъ сильной любви. Но отожествлять взглядъ о. Лоренцо со взглядами самого поэта нѣтъ никакихъ основаній; все, что прибавлено Шекспиромъ къ рѣчамъ о. Лоренцо во второмъ изданіи, сдѣлано для того, чтобы лучше охарактеризовать его личность и его взгляды на любовь, вполнѣ соотвѣтствующіе его возрасту и сану; но приписывать подобные взгляды самому поэту, и притомъ поэту, юному въ высшей степени, произвольно. Да и вообще трудно себѣ представить, чтобы Шекспиръ сдѣлалъ истолкователемъ своихъ взглядовъ лицо, неспособное понять возвышенную поэзію и паѳосъ того чувства, которое составляетъ душу трагедіи. "Хорошъ былъ бы Шекспиръ,-- восклицаетъ по этому поводу Куно-Фишеръ,-- если бы онъ создалъ трагедію любви для того, чтобы показать, какъ гибельна можетъ быть эта страсть, когда она переходитъ надлежащую мѣру!" Итакъ, вопросъ о тожествѣ взглядовъ Шекспира со взглядами о. Лоренцо можно считать поконченнымъ, и я коснулся его только для того, чтобы показать, къ какимъ ухищреніямъ прибѣгала критика, чтобы навязать Шекспиру свои собственныя тенденціи.
   Главнымъ источникомъ пьесы Шекспира была вышедшая въ 1562 г. поэма Артура Брука, въ основѣ которой лежитъ итальянская новелла Банделло. Изъ этой поэмы Шекспиръ заимствовалъ не только весь сюжетъ, но и массу мелкихъ подробностей. Отношеніе Шекспира къ поэмѣ Брука прекрасно выяснено г. Соколовскимъ въ статьѣ, предпосланной его переводу "Ромео и Юліи". Отсылая желающихъ къ этой статьѣ, я замѣчу, что единственные сцены и характеры, прибавленные Шекспиромъ отъ себя,-- это характеръ Меркуціо, поединокъ его съ Тибальдомъ, характеръ Париса и сцена встрѣчи Париса съ Ромео у могилы Юліи. Кромѣ поэмы Брука, Шекспиръ пользовался также и итальянской новеллой Банделло, извѣстной ему въ англійскомъ переводѣ Пэйнтера и вышедшей въ 1578 г. основанной на новеллѣ Банделло итальянской драмой Гадріана Луиджи Грото. Слѣды знакомства Шекспира съ драмой Луиджи Грото критики видятъ въ балконной сценѣ свиданія Ромео и Юліи,-- въ сценѣ, когда персидскій магъ, играющій въ итальянской пьесѣ роль Лоренцо, передаетъ героинѣ усыпительный порошокъ, и въ монологѣ Ромео, обращенномъ къ склепу, скрывающему въ себѣ останки Юліи. Само собою разумѣется, что заимствованія Шекспира ограничивались только мелочами и внѣшними событіями за исключеніемъ развѣ характера кормилицы, который, можно сказать, даже цѣликомъ навѣянъ поэмой Брука!
   Еще въ прошломъ столѣтіи Гердеръ замѣтилъ, что Шекспиръ индивидуализируетъ не только свои характеры, но и свои пьесы, изъ которыхъ каждая представляетъ собою свой особый міръ. Замѣчаніе это необыкновенно глубоко. Дѣйствительно, каждая изъ пьесъ Шекспира имѣетъ свой особенный колоритъ, свою особую атмосферу. Возьмемъ, напримѣръ, "Макбета". Уже первая сцена пьесы отличается сумрачнымъ, фантастическимъ, оссіановскимъ колоритомъ, настраивающимъ нашу фантазію на особый ладъ, который укрѣпляется всѣмъ послѣдующимъ дѣйствіемъ. Напротивъ того, въ "Ромео и Юліи" преобладаетъ яркій, солнечный, южный колоритъ, свойственный благословенной почвѣ Италіи. Этотъ южный итальянскій колоритъ отражается прежде всего въ языкѣ пьесы -- искусственномъ, фигуральномъ, усѣянномъ яркими цвѣтами фантазіи. При первой встрѣчѣ другъ съ другомъ Р. и Ю. говорятъ въ стилѣ сонетовъ Петрарки; при видѣ Юліи изъ устъ Ромео невольно вырывается восторженный гимнъ ея красотѣ* Этотъ чисто южный колоритъ пьесы былъ превосходно подмѣченъ Пушкинымъ. "Въ этой трагедіи, -- говоритъ онъ, -- отразилась Италія, современная поэту,-- съ ея климатомъ, страстями, праздниками, сонетами, съ ея роскошнымъ, исполненнымъ нѣги, языкомъ". Подъ вліяніемъ горячаго южнаго солнца рефлексія исчезаетъ, и всѣ чувства принимаютъ какой-то стремительный характеръ. Сильна любовь, но не менѣе сильна и ненависть. Слуги двухъ враждующихъ домовъ при первой встрѣчѣ другъ съ другомъ ищутъ ссоры и тотчасъ хватаются за оружіе. Ромео приходитъ на балъ, полный мыслей о другой женщинѣ; но не болѣе, какъ черезъ полчаса, онъ уже безумно влюбленъ въ Юлію. Также быстро захватывается любовью и юное сердечко Юліи. Поговоривъ нѣсколько минутъ съ Ромео, она проситъ кормилицу узнать, кто онъ такой, и при этомъ прибавляетъ: "Если онъ женатъ, то моимъ брачнымъ ложемъ будетъ могила!" Въ Р. и Ю. есть что-то роковое, стихійное, неотразимое; сердца ихъ съ необыкновенной быстротой взаимно притягиваются, и притомъ сразу и безповоротно, словно они самой природой предназначены другъ для друга. Что Шекспиръ въ этотъ періодъ своей жизни вѣрилъ въ роковое предызбраніе двухъ сердецъ,-- это, сверхъ всего прочаго, доказывается той похвалой, которую онъ высказываетъ своему современнику и сопернику Марло, ранѣе высказавшему подобный же взглядъ на любовь въ своей поэмѣ Геро и Леандръ: "Умершій пастушокъ! теперь я понялъ силу твоихъ словъ: кто изъ любившихъ не любилъ съ перваго взгляда?" (Какъ вамъ угодно. Актъ III, сц. 4).
   Въ пьесѣ Шекспира изображенъ тотъ торжественный моментъ въ жизни мужчины и женщины, когда ихъ сердца съ неудержимой силой стремятся другъ къ другу и замираютъ въ восторженномъ поцѣлуѣ.-- Гейне въ "Shakespeares Madchen und Frauen" замѣчаетъ, что высшая поэзія первой любви заключается въ вѣрѣ въ вѣчность своего чувства. Когда человѣкъ любитъ въ первый разъ, онъ не можетъ отдѣлить себя и своего будущаго отъ этого чувства; онъ думаетъ, что полюбилъ навсегда. Мысль о возможности охлажденія съ своей стороны или со стороны любимой женщины не приходитъ ему въ голову; не то бываетъ во второй, третій и такъ далѣе разъ, когда горькій опытъ убѣждаетъ его въ противномъ. Р. и Ю. полюбили другъ друга всей силой и свѣжестью перваго чувства. Этому не противорѣчивъ тотъ фактъ, что Ромео раньше любилъ Розалинду и, отвергнутый ею, вздыхалъ, плакалъ и проводилъ безсонныя ночи. Шекспиръ былъ бы плохой психологъ, если бы онъ не далъ намъ понять, что это была не любовь, но юношеская влюбленность, которая должна была растаять, какъ воскъ, передъ пламенемъ настоящей любви. Въ своей пьесѣ Шекспиръ даетъ намъ апоѳозу этой первой любви, твердо вѣрующей въ свою вѣчность и оттого стоящей какъ бы внѣ времени и пространствъ, -- любви, въ которой минута равняется безконечности. Вотъ почему онъ окружаетъ личность несчастныхъ. счастливцевъ ореоломъ ослѣпительной поэзіи, а самую драму наполняетъ, по прекрасному выраженію Шлегеля, всѣмъ, что есть "упоительнаго въ ароматѣ ранней весны, томительнаго -- въ пѣснѣ соловья и сладостнаго -- въ первомъ расцвѣтѣ розы". Любовное пламя, сразу охватившее души молодыхъ людей, повидимому, выжгло оттуда всякія постороннія соображенія. Старинная вражда между Монтекки и Капулетти, слово, данное отцомъ Юліи графу Парису,-- все это потеряло въ глазахъ любовниковъ всякое значеніе. Свято вѣря въ свое неотъемлемое право принадлежать другъ другу, они преодолѣваютъ всѣ препятствія, тайно вѣнчаются, тайно(видятся другъ съ другомъ и не отступаютъ передъ тѣмъ, чтобы смертью доказать взаимную вѣрность. "Ромео и Юлія, -- говоритъ Шлегель, -- это восторженный гимнъ любви и вмѣстѣ съ тѣмъ печальная элегія на ея печальную судьбу въ этомъ мірѣ; это апоѳовъ и вмѣстѣ съ тѣмъ похоронная пѣсня любви. Самое сладостное и самое горькое, любовь и ненависть, нѣжныя объятія и могила -- всѣ эти противоположности такъ слиты въ этомъ чудномъ созданіи Шекспира, что впечатлѣніе, возбуждаемое имъ въ душѣ, можно сравнить съ однимъ долгимъ безконечнымъ вздохомъ". Изъ русскихъ критиковъ никто лучше Бѣлинскаго не выяснилъ общаго смысла этой чудной поэмы первой юношеской любви. По его словамъ, паѳосъ шекспировой драмы составляетъ идея любви, и потому пламенными волнами, сверкающими яркимъ свѣтомъ звѣздъ, льются изъ устъ любовниковъ восторженныя патетическія рѣчи. Это паѳосъ любви, потому что въ лирическихъ монологахъ Ромео и Юліи видно не одно только любованіе другъ другомъ, но и торжественное, гордое, исполненное упоенія, признаніе любви, какъ божественнаго чувства. И нѣсколько времени спустя въ одномъ изъ писемъ къ Боткину Бѣлинскій еще разъ возвращается къ пьесѣ Шекспира и доказываетъ необходимость въ ней трагической катастрофы. "Я теперь начинаю понимать,-- говоритъ онъ,-- основную мысль "Ромео и Юліи", т. е. необходимость коллизіи и катастрофы. Ихъ любовь не для земли, не для брака, а для неба, для любви, для одного полнаго и дивнаго мгновенья. Такая любовь возможна и дѣйствительна, но только, какъ моментъ, какъ вспышка, какъ весна жизни". Выяснивъ общій смыслъ драмы Шекспира, перехожу теперь къ отдѣльнымъ личностямъ. Ромео принадлежитъ къ тѣмъ стремительнымъ и бурнымъ характерамъ, которые достигаютъ весьма рѣдко, да и то не надолго, нравственнаго равновѣсія. Въ основѣ характера Ромео лежитъ страстный эмоціональный темпераментъ, одинаково необузданный какъ въ радости, такъ и въ горѣ. Влюбленный въ Розалинду и отвергнутой ею, онъ не спитъ по ночамъ, избѣгаетъ людей и оглашаетъ воздухъ своими любовными вздохами и стонами. Это болѣзненно сентиментальное чувство быстро исчезаетъ при встрѣчѣ съ Юліей и замѣняется другимъ нравственно-здоровымъ и, главное, удовлетвореннымъ чувствомъ; но и это чувство не даетъ его душѣ нравственнаго равновѣсія. При первой серьезной помѣхѣ къ счастію онъ совершенно теряетъ всякое самообладаніе и приходитъ въ полное отчаяніе. Онъ проклинаетъ все на свѣтѣ, рыдаетъ, неистовствуетъ и катается по полу. Напрасно Лоренцо силится его убѣдить, что не все еще потеряно, что изгнаніе -- какъ оно ни горько -- въ сущности милость, потому что герцогъ могъ легко присудить его къ смертной казни; Ромео не хочетъ ничего слушать, хватается въ припадкѣ отчаянія за кинжалъ, и, если бы Лоренцо не успѣлъ вовремя остановить его руку, онъ, навѣрное, покончилъ бы съ собой. Случись это горе съ другимъ человѣкомъ,-- онъ при помощи Бенволіо и Лоренцо сумѣлъ бы устроить бѣгство Юліи изъ Вероны въ Мантую, что и не представляло бы особыхъ трудностей, ибо эти города отстоятъ другъ отъ друга не далѣе, какъ Тула отъ Москвы. Ромео не сдѣлалъ этой попытки потому, что горе лишило его всякой изобрѣтательности. Получивъ ужасное извѣстіе о смерти Юліи, онъ не пытается провѣрить это извѣстіе, не пытается повидаться съ Лоренцо, чтобы разспросить его о подробностяхъ неожиданной кончины своей возлюбленной. Рѣшившись умереть немедленно у ногъ Юліи, онъ достаетъ у бѣдняка-аптекаря пузырекъ съ сильнымъ ядомъ и летитъ въ Берону, передъ отъѣздомъ вручивъ слугѣ письмо къ своему отцу, въ которомъ разсказываетъ, какъ ему удалось достать яду, гибнетъ самъ и вслѣдствіе своей опрометчивости подводитъ подъ сѣкиру палача оказавшаго ему услугу аптекаря. Конечно, главной причиной гибели Ромео была семейная вражда; но нельзя отрицать, что многое должно быть отнесено насчетъ необузданнаго темперамента Ромео. Характеръ Джульеты во многомъ представляетъ сходство, и во многомъ прямую противоположность характеру Ромео. Надѣленная натурой столь же страстной, какъ натура ея возлюбленнаго, Джульета обладаетъ тѣмъ рѣдкимъ качествомъ, которое французы называютъ tete dans la passion.-- Любовь возникаетъ въ ея сердцѣ такъ же инстинктивно и молніеносно, какъ и въ сердцѣ Ромео; но въ дальнѣйшемъ развитіи чувства между ними замѣчается различіе, и далеко не въ пользу Ромео; они какъ будто мѣняются ролями, ибо любовь, охвативши своимъ пламенемъ сердце Ромео, дѣлаетъ его женственно слабымъ, неспособнымъ къ борьбѣ съ судьбой; тогда какъ у Юліи она возвышаетъ энергію ея душевныхъ силъ и превращаетъ ее изъ дѣвочки-подростка въ женщину. Въ то время какъ Ромео, стоя передъ балкономъ, предается эстетическимъ восторгамъ при видѣ озаренной луной красоты Джульеты, она, отдавшая ему безповоротно свое сердце, думаетъ прежде всего о томъ, чтобы закрѣпить взаимную любовь бракомъ, внѣ котораго для нея нѣтъ счастья.
   
   Когда твоя любовь
   Честна и благородна, и ее
   Ты хочешь завершить, какъ должно, бракомъ --
   Пришли сказать мнѣ завтра съ тѣмъ, кого
   Пришлю къ тебѣ сама я, день и часъ,
   Который ты назначишь для вѣнчанья,
   Съ минуты этой и себя и все --
   Отдамъ тебѣ во власть я и пойду
   Вслѣдъ за тобой хотя бы на край вселенной.
   
   Современнымъ барышнямъ приведенныя мною слова Джульеты могутъ показаться слишкомъ практичными для четырнадцатилѣтней дѣвочки; но великій сердцевѣдецъ зналъ, что дѣлалъ, вкладывая ихъ въ уста Джульеты, ибо любовь впервые пробудила въ ней женщину,-- а для женщины любовь и бракъ всегда будутъ главной цѣлью жизни. Увѣрившись въ честныхъ намѣреніяхъ Ромео, Джульета не отдѣляетъ своей судьбы отъ судьбы своего избранника, и энергично борется съ семьей за священное право своего сердца. "Съ удивительнымъ знаніемъ женской природы, -- говоритъ г-жа Джемиссонъ,-- Шекспиръ изобразилъ ее сначала растерявшейся при обрушившихся на нее бѣдствіяхъ. "Зачѣмъ небо,-- недоумѣваетъ она,-- обрушило свои удары на такое слабое существо, какъ я?" Въ надеждѣ хотя немного отсрочить ненавистный бракъ съ Парисомъ, она на колѣняхъ взываетъ сначала къ отцу, потомъ къ матери. Отвергнутая обоими, она съ дѣтской довѣрчивостью обращается къ своему единственному другу -- кормилицѣ. "Кормилица,-- восклицаетъ она,-- какъ отвратить это? Посовѣтуй хоть ты, что мнѣ дѣлать?" И получаетъ въ отвѣтъ практическій совѣтъ забыть думать о Ромео и выйти замужъ за Париса. Она до того удивлена и возмущена, что можетъ только спросить: "Ты говоришь это отъ сердца?" И когда та отвѣчаетъ утвердительно, Джульета въ знакъ полнаго разрыва съ прошлымъ произноситъ только одно слово аминь'у когда же кормилица уходитъ, она, почерпая силу въ своей любви, говоритъ съ какой-то сосредоточенной энергіей: "Если мнѣ все измѣнитъ, я найду въ себѣ силу умереть!" По мнѣнію г-жи Джемиссонъ, эта сцена составляетъ переломъ въ характерѣ Юліи. "Она, такъ сказать, впервые обрѣтаетъ самое себя, и изъ послушной и робкой дѣвушки превращается въ энергичную преданную своему долгу женщину.. Все остальное является логическимъ послѣдствіемъ этого превращенія. Страстная любовь -- истинная сфера женщины -- дѣлаетъ ее героиней; какъ героиня, она принимаетъ усыпительное питье и, какъ героиня, своею смертью доказываетъ вѣрность избраннику своего сердца".
   Объ остальныхъ характерахъ драмы я скажу нѣсколько словъ. Болѣе всего обязанъ Шекспиръ своему главному источнику -- поэмѣ Брука -- въ характерахъ кормилицы и о. Лоренцо.-- Основы этихъ обоихъ характеровъ уже даны въ поэмѣ, такъ что Шекспиру пришлось только подробно разработать ихъ, превратить данные профили въ цѣльные образы и ввести ихъ въ дѣйствіе драмы. Кормилица представляетъ собою жанровую картину во вкусѣ фламандской школы. Она вульгарна, болтлива, глупа,-- но не безъ хитрости, замѣняющей у глупыхъ людей умъ. Какъ женщина пошлая, она цѣнитъ выше всего знатность и богатство и, въ силу этого, гордится своими господами; на бракъ она смотритъ самымъ вульгарнымъ и практическимъ взглядомъ и убѣжденно предпочитаетъ богатаго, знатнаго и румянаго Париса блѣднолицому Ромео. Руководясь этимъ взглядомъ, она даетъ Джульетѣ мудрый совѣтъ отказаться отъ изгнаннаго Ромео и выйти замужъ за гр. Париса,-- совѣтъ, который навѣки отталкиваетъ отъ нея Джульету. Созданіемъ личности о. Лоренцо Шекспиръ ясно показалъ, что, въ качествѣ передового человѣка эпохи Возрожденія, онъ стоялъ выше религіозныхъ предразсудковъ. Рискуя, можетъ быть, своей личной безопасностью, онъ, тѣмъ не менѣе, не задумался въ эпоху Елизаветы вывести въ лицѣ о. Лоренцо симпатичный типъ католическаго монаха, всеобщаго совѣтника и утѣшителя. Сотни лицъ повѣряли ему на исповѣди свои несчастья и грѣхи, свои неудачи и надежды и просили у него совѣта и утѣшенія. Изъ созерцанія этой разнообразной ткани человѣческой жизни мудрый отшельникъ выработалъ себѣ гуманное міросозерцаніе. Съ спокойной и снисходительной улыбкой смотрѣлъ онъ на бушеваніе человѣческихъ страстей и, ободряя упавшій духъ, взывалъ къ умѣренности. Но всѣ эти симпатичныя качества о. Лоренцо, благодаря которымъ онъ пользовался такой популярностью въ Веронѣ, не уполномочиваютъ насъ видѣть въ о. Лоренцо, какъ это дѣлаетъ, напр. Гервинусъ, выразителя личныхъ взглядовъ Шекспира, тѣмъ болѣе, что въ совѣтахъ, которые онъ даетъ Ромео, видна его неспособность понимать порывы молодости. Не менѣе блистательно проявляется искусство Шекспира въ созданіи характера Меркуціо. Въ поэмѣ Брука только и сказано о Меркуціо, что у этого кавалера руки всегда были холодныя, какъ ледъ, что онъ былъ большой волокита, котораго уважали за то, что онъ умѣлъ весело болтать, что подобно тому, какъ левъ былъ смѣлъ между ягнятами, онъ былъ смѣлъ среди робкихъ дѣвицъ.
   Изъ этихъ ничтожныхъ данныхъ Шекспиръ создалъ одинъ изъ своихъ самыхъ оригинальныхъ характеровъ. Меркуціо -- типичный кавалеръ эпохи Возрожденія, веселый, жизнерадостный, остроумный; онъ былъ душою общества и желаннымъ гостемъ повсюду, ибо, куда бы онъ ни появлялся, онъ всюду вносилъ свой юморъ, свое остроуміе, свою заразительную веселость. Въ противоположность Ромео, Меркуціо былъ человѣкъ съ глубоко реальной натурой; все фальшивое, восторженное, претенціозное возбуждало его насмѣшку, и онъ одинаково хохоталъ надъ любовнымъ томленіемъ Ромео и надъ заграничными манерами Тибальда, и надъ нелѣпыми претензіями кормилицы. Ничто не могло остановить его разгулявшійся юморъ, и за нѣсколько минутъ до смерти онъ смѣялся надъ шириной и глубиной раны, полученной имъ на поединкѣ съ Тибальдомъ. Сражаясь съ Тибальдомъ, Меркуціо не выступаетъ разжигателемъ семейной вражды, какимъ его считаетъ Гервинусъ; въ немъ не замѣчается никакого партійнаго азарта, не говоря уже о томъ, что, въ качествѣ родственника князя и человѣка безъ предразсудковъ, онъ могъ относиться къ веронскимъ врагамъ только отрицательно. "Чума на ваши оба дома"!-- говоритъ онъ, умирая. Онъ, хотя и другъ Ромео, не считаетъ своимъ врагомъ Тибальда; но его возмущаетъ эта модная вѣшалка иностранныхъ костюмовъ, этотъ задорный франтъ, который дерется по правиламъ, поминутно выкрикивая итальянскіе фехтовальные термины. Ему хочется осадить этого хвастуна и забіяку,-- и онъ вступаетъ въ бой съ Тибальдомъ, который оканчивается для него такимъ роковымъ образомъ. На остальныхъ характерахъ останавливаться не стоитъ.-- Они такъ просты и несложны, что не нуждаются въ объясненіяхъ.
   Въ Германіи "Р. и Ю." обыкновенно играютъ по переводу, приспособленному для сцены Эхельгейзеромъ. Такъ какъ эта постановка имѣетъ, главнымъ образомъ, въ виду уменьшить количество перемѣнъ сцены, то для театра, обладающаго движущейся сценой, тутъ нечему ни учиться, ни завидовать. Въ доказательство того, къ какимъ натяжкамъ приходилось прибѣгать нѣмецкому режиссеру, чтобы избѣгать частыхъ перемѣнъ сцены, достаточно сослаться на то, что въ обработкѣ Эхельгейзера сцены третья, четвертая и пятая перваго акта, происходящія у насъ въ трехъ различныхъ мѣстахъ -- во внутреннихъ покояхъ дома Капулетги, на улицѣ и въ бальной залѣ,-- всѣ происходили на нѣмецкихъ театрахъ въ бальной залѣ и въ сосѣдней комнатѣ, отдѣленной отъ залы колоннами; здѣсь происходилъ разговоръ Джульеты съ матерью и кормилицей о гр. Парисѣ, здѣсь сходились и болтали между собою Ромео, Бенволіо и Меркуціо, которые у Шекспира встрѣчаются другъ съ другому" на улицѣ, и здѣсь же происходитъ и самый балъ. Едва ли нужно мнѣ доказывать, что такому деликатному разговору, какъ разговоръ о женихѣ, приличнѣе происходить во внутреннихъ покояхъ, чѣмъ въ комнатѣ, сосѣдней съ залой, черезъ которую ежеминутно проходятъ суетящіеся слуги. Равнымъ образомъ, кажется невѣроятнымъ, чтобы представители семейства Монтекки могли никѣмъ не замѣченные пробраться въ валу и тамъ болтать до начала бала, когда имъ удалось смѣшаться съ толпой. Руководимый тѣмъ же желаніемъ сокращенія сценическихъ перемѣнъ, Эхельгейзеръ то сокращаетъ нѣкоторыя сцены, то устраиваетъ ихъ въ неподходящемъ мѣстѣ, то соединяетъ двѣ въ одну,-- отчего, конечно, цѣлое можетъ только проигрывать. Такъ, по крайней мѣрѣ, было въ Германіи до введенія движущейся сцены, которая даетъ возможность ставить пьесу Шекспира такъ, какъ она написана.
   Что касается сценическаго исполненія "Р. и Ю.", то, не считая себя компетентнымъ давать какіе-либо совѣты такимъ опытнымъ артистамъ, какъ артисты Малаго театра, я прошу васъ отнестись снисходительно къ профану въ сценическомъ искусствѣ, думавшему много надъ Шекспиромъ. Мнѣ думается, что общій темпъ представленія "Р. и Ю". долженъ быть ускоренный, чтобы не сказать лихорадочный, ибо такова насыщенная страстью атмосфера пьесы. Гроза и вражда висятъ въ воздухѣ и отражаются въ поступкахъ людей, въ уличныхъ схваткахъ, въ которыхъ принимаютъ участіе и слуги и господа, и молодые и старики. Словно всѣ куда то торопятся и дѣйствуютъ, не успѣвая или не желая разумно мотивировать свои поступки. Ромео и его друзья входятъ неприглашенными на семейный праздникъ въ домъ Капулетти, не думая о томъ, что они рискуютъ жизнью; родители Джульеты почему-то стараются выдать поскорѣе замужъ свою единственную дочь; Ромео и Юлія въ одно мгновеніе влюбляются другъ въ друга и стараются поскорѣе обвѣнчаться;-- очевидно, что тутъ нѣтъ рефлексіи, а царитъ одна страсть, одно чувство. И все-таки, несмотря на такую порывистость дѣйствія, мы чувствуемъ, что дѣло не могло произойти иначе. Далѣе мнѣ всегда казалось страннымъ, да и не одному мнѣ, что Ромео Монтекки входитъ во враждебный ему домъ, рискуя быть узнанымъ, только надѣвъ себѣ одну маску, тогда какъ въ текстѣ есть весьма ясное указаніе на то, что онъ былъ въ костюмѣ пилигрима; благодаря этому костюму, Тибальдъ могъ узнать его только по голосу. Разговаривая между собою на балу, любовники не разъ перебрасываются словомъ пилигримъ; Ромео[называетъ свои губы краснѣющимъ пилигримомъ, а Юлія дважды называетъ Ромео пилигримомъ. Выше было замѣчено, что сентиментальное вздыханіе по Розалиндѣ было не болѣе, какъ фантастической мечтой, недостойной быть названной даже предверіемъ любви. Ромео обожалъ Розалинду, какъ вообще обожаютъ юноши; Юлію же онъ любилъ, какъ любитъ мужчина, -- не только восторженно, но глубоко серьезно. Потому, чѣмъ болѣе будетъ въ любви Р. къ Розалиндѣ дѣтскаго обожанія, тѣмъ сильнѣе будетъ контрастъ съ его позднѣйшею любовью, ибо разница между ними такъ же велика, какъ между мечтою и дѣйствительностью,-- точнѣе между чувствомъ воображаемымъ я чувствомъ реальнымъ. Для исполнительницъ роли Юліи самое трудное -- это выразить совершившееся подъ вліяніемъ любви быстрое превращеніе дѣвочки въ женщину; въ первомъ дѣйствіи Юлія -- это наивная, робкая и послушная дѣвочка, которая никогда не думала о замужествѣ, а въ знаменитой сценѣ 4 акта, когда ей, всѣми оставленной, приходится опираться на саму себя,-- передъ нами уже не дѣвочка, а женщина и героиня. Эти два фазиса въ развитіи характера Юліи должны быть хорошо очерчены исполнительницей. Хотя роль кормилицы Юліи, какъ и всѣ рельефныя роли, кажутся легкими, но, въ сущности, хорошее исполненіе этой роли представляетъ немалыя трудности. Извѣстно, что лучшая исполнительница этой роли, г-жа Фридъ Блюмауеръ, много работала надъ этой ролью, пока не довела ее до высокой степени совершенства. Въ противоположность обыкновеннымъ исполнительницамъ этой роли, которыя являются передъ нами съ старческимъ гримомъ, г-жа Фридъ Блюмауеръ выходила на сцену еще далеко не старой женщиной, даже съ претензіями нравиться, что особенно раздражало Меркуціо; а такъ и должно было быть, ибо кормилица Джульеты должна быть приблизительно однихъ лѣтъ съ ея матерью. Въ проведеніи этой роли нѣмецкая артистка создала много нюансовъ, не подмѣченныхъ другими исполнительницами. Такъ, по словамъ видѣвшихъ г-жу Фридъ Блюмауеръ, у нея очень хорошо выходила та сцена перваго акта, когда синьора Капулетти, желая поговорить наединѣ съ Джульетой, проситъ кормилицу уйти. Уходя, она придала своему лицу такое выраженіе горькой и незаслуженной обиды, что госпожа поспѣшила вернуть ее назадъ, прибавивъ при этомъ:
   Нѣмецкій критикъ Бульгауптъ, видѣвшій не разъ г-жу Фридъ Блюмауеръ, въ доказательство тонкой, филигранной отдѣлки ею роли кормилицы, ссылается, между прочимъ, на первую спену второго акта, въ которой кормилица, по приказанію синьоры Капулетти, трижды зоветъ Джульету, сидящую на балконѣ и разговаривавшую съ стоявшимъ внизу Ромео. Первый разъ она произноситъ слово синьора такимъ голосомъ, какимъ обыкновенно зовутъ, второй разъ она 80ветъ энергичнѣе, съ легкимъ оттѣнкомъ порицанія, а въ третій -- зоветъ уже совершенно разсерженнымъ голосомъ. Это, конечно, мелочи; но кто же не знаетъ, что игра
   
   Но нѣтъ! Останься, впрочемъ,
   Я вспомнила, что въ этомъ дѣлѣ можешь
   Подать совѣтъ.
   
   великихъ артистовъ вся соткана изъ мелкихъ и тонкихъ нюансовъ, надъ которыми они много думали, и которые, взятые вмѣстѣ, производятъ полную иллюзію.
   Среди пьесъ Шекспира "Р. и Ю". занимаетъ исключительное положеніе. Никогда Шекспиръ не создавалъ ничего болѣе свѣжаго, молодого, восторженнаго. Повидимому, его рукой водила сама любовь. Хотя впослѣдствіи Шекспиру приходилось еще не разъ изображать любовь и даже въ очень поэтическомъ свѣтѣ, но въ его позднѣйшихъ произведеніяхъ мы не найдемъ того огня, упоенія и, въ особенности, той беззавѣтной вѣры въ вѣчность самого чувства, которая горитъ яркимъ свѣтомъ въ каждой строкѣ "Р. и Ю." Все это, очевидно, исчезло у поэта съ его собственною молодостью.

Н. Стороженко.

   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru