Сторицын Петр Ильич
Стихотворения

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Бензиновый Пегас
    Люстдорф
    Александру Горностаеву
    Авиатору
    О Польше
    Пляска Саломеи
    Памятник Ришелье
    Памятник Пушкину

Петр Сторицын

Бензиновый Пегас

             Драконы туч несутся мимо,
             И четкий пар встает вдали,
             И запах копоти и дыма
             Плывет от сохнущей земли.
             Слагая далям поэметты,
             Надев брезентные пальто,
             Садятся смуглые поэты
             В свой разукрашенный авто.
             Расправив радужные крылья,
             Взметнув в туман седую пыль,
             Как рыжий коршун, без усилья
             Взмывает в высь автомобиль.
             И над серебряным простором,
             За кузовом взметая газ,
             Размеренно стуча мотором,
             Летит бензиновый Пегас.
   

Люстдорф

             Уж летней сладострастной дрожью,
             Как встарь, пропитана земля,
             И развернулись ржавой рожью
             Раскинутые вдаль поля.
             И вот - сквозь пыльные туманы,
             Как дым, одевшие луга,
             Мерцают моря шелк желанный
             И золотые берега.
             Огнем прозрачным и томящим
             Стекляный воздух ослеплен;
             По рельсам узким и дрожащим
             Бежит измученный вагон.
             И ветер ласковой струею
             Летит над мглою тихих мест,
             Чтоб пыль прозрачной кисеею
             На кирке затянула крест.
             На желтом пляже зонт раскрытый,
             Шаланд раскрашенных ряды,
             И запах соли с ветром слитый
             Плывет от голубой воды.
             Давно забывши ураганы,
             Здесь влага нежная легла,
             И плещутся в воде стекляной
             Лишь загорелые тела.
   

Александру Горностаеву

             Овеянные желтой пылью
             В пустынном сумраке Весны,
             Пылают огненные крылья
             Неопалимой Купины.
             Но он тоскует неизменно,
             И, кажется, в ночи цветет
             И лоб, венчанный черной пеной,
             И влажный чуть раскрытый рот.
             Шершавый крест сжимают длани,
             И над торжественной землей
             Он видит, как горит в тумане
             Дун семисвечник золотой!
             Пылай просторов багряница!
             Гляди внимательней в эфир!
             Слетит ли с тучи Колесница,
             Освобождающая мир?!
             И он глядит в простор безлюбый
             Сквозь солнца фимиамный дым,
             Внимая, как рокочут трубы
             И стонет светлый серафим.
             Но, примиряясь и тоскуя,
             Он ждет Спасителя в цветах
             И молча жажду поцелуя
             Таит в пылающих устах.
             Душа в туман струится змейно;
             И вот, пролив глухой елей,
             Лазурь приемлет тиховейно
             Причастье золотых полей.
             Крик журавлиный в небе тает,
             Высок и ясен звездный Дом,
             Он молча дол благословляет
             Трехперстным медленным крестом.
   

Авиатору

             Шум от винта, как рокот грома,
             Прорезал солнечный туман,
             И от песка аэродрома
             Поднялся ввысь аэроплан.
             И туч рубиновые цепи
             Тянулись медленной грядой,
             Когда на лоб клетчатый кэпи
             Он сдвинул смуглою рукой.
             Дыханьем сладостным и новым
             Вздымался розовый туман,
             И на заре крестом багровым
             Вырезывался моноплан.
             Когда ж терялась все безвестней
             Во мгле туманная земля,
             Какие сладостные песни
             Ты пел у мощного руля!
             Ты ждал разгадки тайны звездной,
             И вот, как бремя, тяжело
             Нависло над тобою грозно
             Безумья черное крыло!
             Твоя душа с крылами птицы
             Рвала железное кольцо,
             Но смерти тусклые глазницы
             Смотрели в бледное лицо.
             Теперь конец! Замолкло Слово,
             Нависнул сумрачный туман
             И руки мощные сурово
             Не бросят ввысь аэроплан!
   

О Польше

             Широкая аллея, обсаженная кленами,
             Резкий крик жестяного петушка на крыше, -
             Через два десятилетия, быстрые и неугомонные,
             О милые и близкие, я вас вижу и слышу.
             На старом кладбище, где белели могилы,
             Где зеленые листья дрожали при ветре,
             Меж крестов я бродил, молчаливый и хилый,
             Белокурый мальчик с именем Петрик.
             В досчатом шарабане, потрескивавшем под нами,
             В воскресенье в костел мы ездили целовать Распятье.
             Матушка надевала чепец, обшитый варшавскими кружевами
             И расшитое блестками тяжелое бархатное платье.
             Сыро в костеле. Потрескивают свечи.
             Дымится ладан. Мальчики поют за решеткой.
             Я чувствую, как вздрагивали матушкины плечи,
             Как тонкие пальцы перебирали четки.
             Вечером мы сидели в выбеленной столовой.
             Пили чай. Закусывали пончиками и ватрушками.
             Играли в карты. Ссорились из-за семерки трефовой.
             Ласкали ручную лисицу. Возились с игрушками.
             Приходил отец. Прислонял ружье к стенке.
             Сбрасывал ягташ, набитый перепелами.
             Из кармана кожаных брюк вынимал трубку из пенки.
             Закуривал медленно и важно загорелыми руками.
             Когда же земля одевалась в белые плахты,
             На крестьянских санях с гиканьем приезжали гости -
             Вся окрестная старосветская шляхта,
             Закутанная в медвежьи шубы, опирающаяся на трости.
             О, милая Польша! У сутуловатого поэта.
             В сердце вгрызается скорбь о сожженных просторах.
             Тяжкие пушки гремят. Как близких несчастий примета,
             В небо взлетела ядром золотая комета.
             Жмудь и Литва содрогнулись с тоской в утомившихся взорах!
   

Пляска Саломеи

Е. И. Тиме.

             Завесы пламенный полет
             Уже шуршит над головами,
             Уже под влажными губами
             Тоскуют флейта и фагот;
             Уже овеянная страстью,
             Ужаленная злой тоской,
             Она танцует пред толпой
             Под звон сверкающих запястий.
             Не так ли в древней Иудее
             Под рокот труб и бубнов гром
             Плясала буйно Саломея
             Перед народом и царем?
             Качались опахала странно,
             Взвивались пестрые шелка
             И голову Иоканаана
             Держала черная рука...
             И царь под тяжестью порфиры
             Любовью опьянялся вновь,
             И мерно капала с секиры
             На огненное блюдо кровь.
             И серьги в розовых ушах
             О плечи бились пламенея,
             И туловище Саломеи
             Дрожало зыбко на коврах...
   

Памятник Ришелье

             Старинным профилем чернея,
             Он спит угрюм и одинок,
             К нему влюбленные аллеи
             Несут оранжевый песок.
             Своей державною рукою
             Указывая путь судам,
             Он к шуму улиц стал спиною
             И повернул лицо к волнам.
             И даль туманных зданий тает,
             И улицы широк поток,
             И плащ тяжелый ниспадает,
             Ложась у выкованных ног.
             Он смотрит гордо и открыто
             В простор, где пляшет серебро,
             В плиту тяжелого гранита
             Впилось чугунное ядро.
             Фонарный газ шурша мерцает,
             Проходят пары вновь и вновь,
             Он бронзою благословляет
             Внизу текущую любовь.
             Над ним жемчужная свобода,
             За ним распластанный гранит,
             И тяжкий возглас парохода
             Его покоя не смутит.
             Сын юга спит в стране метели,
             И боги ласковой земли
             Под звуки бронзовой свирели
             На пьедестал его взошли.
   

Памятник Пушкину

             Асфальт от солнца размягченный,
             У пушки два шара гранат;
             Застыли серые колонны,
             Поддерживая циферблат.
             И над гранитным водоемом,
             Где летом нежатся цветы,
             Сверкают бронзовым изломом
             Поэта строгие черты.
             Безрукий бог плитой тяжелой
             Подъятый к синим небесам,
             Ты внемлешь рокоту Эола
             И набегающим волнам.
             А ночью, полог туч раздвинув,
             Луна туманно и светло
             На спины бронзовых дельфинов
             Льет серебристое стекло.
             Внизу гудки, суда и трубы,
             Вверху закованный пророк -
             Лоб мощен, строго сжаты губы,
             Глаза незрячи, нос широк.
             В воскресный день, в древесной сени
             На памятник глядит народ:
             Им любы тяжкие ступени
             И шеи дерзкий поворот.{
             Гонец Меркурий легконогий,
             Деметра в тоге снеговой
             С улыбкой сладостной и строгой
             Божественный хранят покой.
             Он молча спит в дыму былого
             Под стук пылающих часов,
             И в завываньи ветра злого
             Звучит напев его стихов.

Чудо в пустыне. Стихи. Одесса. 1917

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru