Станюкович Константин Михайлович
Гады, пожирающие самих себя

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙ
K. М. СТАНЮКОВИЧА.

Томъ VII.
Картинки общественной жизни.

Изданіе А. А. Карцева.

МОСКВА.
Типо-литографія Г. И. Простакова, Петровая, д. No 17, Савостьяновой.
1897.

http://az.lib.ru/

OCR Бычков М. Н.

  

Гады, пожирающіе самихъ себя.

   Въ "Новомъ Времени" напечатанъ весьма любопытный "документъ" -- письмо г. Дьякова (Незлобина), проливающее нѣкоторый свѣтъ на таинственное возникновеніе и исчезновеніе газеты "Берегъ".
   Настаетъ, видно, начало конца, когда г. Незлобинъ обвиняетъ г. Цитовича. А онъ (т. е. г. Незлобинъ) изливаетъ море брани на бывшаго редактора "Берега" и на своего соратника. Письмо дышетъ злобою и ненавистью обойденнаго другимъ оффиціозомъ, и словно-бы доказываетъ, что "Берегъ" утопила неумѣлая рука, а если-бы за это дѣло взялась умѣлая, то 120 тысячъ не пропали-бы даромъ.
   Вѣроятно, г. Цитовичъ не останется въ долгу, и во всякомъ случаѣ отвѣтитъ на обвиненіе г. Дьякова... А въ числѣ обвиненій есть одно очень вѣское. Г. Дьяковъ утверждаетъ, что г. Цитовичъ не болѣе, не менѣе, какъ уложилъ въ карманъ изъ субсидіи пятьдесятъ тысячъ.
   Мы оставимъ въ сторонѣ нарисованный г. Дьяковымъ портретъ г. Цитовича -- надо помнить, кто самъ художникъ. Вѣренъ или невѣренъ портретъ, все равно. Гораздо большій интересъ представляютъ другія разоблаченія, имѣющія уже общественный характеръ, а потому мы и приведемъ изъ письма г. Дьякова -- мѣста только такія.
   По словамъ автора, "переговоры съ г. Цитовичемъ начались еще съ ноября 1879 года". Почему остановились на г. Цитовичѣ, г. Дьяковъ не знаетъ, но полагаетъ, что трудно было сдѣлать "болѣе неудачный выборъ".
   Затѣмъ начинается любопытная одиссея:
   "Я былъ въ Одессѣ,-- разсказываетъ г. Дьяковъ,-- когда г. Цитовичъ вернулся изъ Петербурга послѣ окончательныхъ переговоровъ о "Берегѣ". Дѣло было слажено, чиновники составили "смѣту", разсчитавъ каждую строку будущей газеты по 5 к. Тогда-же я сказалъ, что "смѣту" составляли люди, ровно ничего не понимающіе въ газетномъ дѣлѣ, гдѣ случается сотнями оплачивать одну статью. Спрашиваю г. Цитовича: съ кѣмъ вы познакомились изъ литературныхъ людей? Кто будетъ участвовать въ газетѣ?
   Онъ даже изумился моему вопросу.
   -- Объявлю копѣйкой выше построчную плату, сами набѣгутъ, отбою не будетъ,-- отвѣчалъ онъ, и, какъ ни старался я разувѣрить его въ этомъ дикомъ заблужденіи, онъ стоялъ на своемъ.
   -- Притомъ-же сотрудники и не нужны для оффиціозной газеты: сами министры будутъ писать, а мое дѣло редактировать.
   Послѣ этого говорить было нечего; судьба газеты уже и тогда была ясна; а когда г. Цитовичъ прибавилъ, что всѣ высокопоставленныя лица рекомендуютъ ему самыхъ умныхъ и образованныхъ чиновниковъ, такихъ сотрудниковъ, "какихъ русская пресса и не видывала", оставалось только ждать, когда обнаружатся эти великія чиновничьи силы, на удивленіе Россіи, скорбящей отсутствіемъ литературныхъ талантовъ.
   Пріѣхали мы въ Петербургъ, сѣли на казенной квартирѣ "Берега" и начали метаться: ни онъ, ни я ничего не знаемъ, съ чего и какъ начать. Даже отдѣлку квартиры, устройство типографіи -- все должны были сдѣлать чиновники и по казеннымъ "смѣтамъ". А г. Цитовичъ облачился въ туфли, въ свой спальный костюмъ, и шлепалъ съ утра до ночи съ своей половины на мою и обратно, и все ждалъ, когда министры навезутъ ему статей, докладовъ, прожектовъ и соображеній. Явились очень умные и образованные чиновники: пара сѣла на окладъ въ иностранномъ отдѣлѣ, а одинъ, по емкости своей персоны, самый мудрый и близко стоящій къ "сферамъ", сѣлъ на внутренній окладъ. Иностранная пара очень скоро была понята г. Цитовичемъ въ качествѣ отъявленныхъ посредственностей, а чинъ на внутреннемъ окладѣ оказался совсѣмъ уже не въ примѣръ прочимъ. Тѣмъ не менѣе они очень долго слонялись въ редакцію, отсиживали свои часы, скребли бумагу, а мы ее жгли послѣ; а премьеръ иностранный досидѣлся даже до послѣдняго мѣсяца".
   "Оказалось, что "министры статей не навезли, а сотрудники на лишнюю копейку не набѣжали", и никто изъ "сферъ никакихъ сообщеній не давалъ, такъ что "Берегъ", собственно говоря, и оффиціозною газетою не былъ, а просто дали человѣку субсидію и больше ничего".
   Ни сотрудниковъ, сколько-нибудь приличныхъ (г. Дьяковъ себя не считаетъ), ни статей не было. Какъ редакторъ г. Цитовичъ никуда не годился, такъ что, по мнѣнію г. Дьякова, ясно было видно съ начала, что, "пока газета въ его (Цитовича) рукахъ, она никакой будущности имѣть не можетъ" (а въ умѣлыхъ?) По словамъ г. Дьякова, г. Цитовичъ терпѣлъ только тихъ сотрудниковъ, которые восполняютъ свои дефекты "лакействомъ, наушничествомъ, сплетнями и принимаютъ на себя видъ безконечной преданности. Такіе господа у г. Цитовича могли держаться долго".
   Характеризуя такъ своего патрона, г. Дьяковъ забываетъ, что нѣсколькими столбцами ранѣе онъ разсказываетъ, что г. Цитовичъ не разъ заявлялъ г. Дьякову свое уваженіе, и изъ письма явствуетъ, что Дьяковъ тоже "держался въ "Берегѣ" "долго", до самаго крушенія...
   Самъ редакторъ ничего не писалъ, по объясненію г. Дьякова.
   "Собственныхъ трудовъ г. Цитовича не наберется и десятка статей за все время существованія "Берега", да и тѣ имѣютъ слишкомъ исключительный, личный характеръ того же завистливаго озлобленія, или мщенія, или трусливаго разсчета. Таковы, напр., статьи о графѣ Д. А. Толстомъ, написанныя въ видѣ формальной "записки" за долго до осуществленія "Берега" и появившіяся въ немъ только тогда, когда графъ Толстой удалился отъ дѣлъ и когда всѣ газеты на него набросились, доказавъ своей безотвѣтной отвагой, что и г. Цитовичу можно дѣйствовать безбоязненно. Таковы же были статьи о визиратѣ именно въ то время, когда въ правительствѣ начинала формироваться единоличная власть и система. Таковы же были статьи о печати, появившіяся въ то время, когда вопросъ о печати обсуждался въ комиссіи. Короче сказать, что ни слово, то или личная злоба, или личная выгода. Для меня по крайней мѣрѣ не оставалось въ этомъ никакого сомнѣнія. О писателѣ-профессорѣ нельзя было говорить рѣзко потому, что г. Цитовичъ самъ профессоръ; о прокурорахъ нельзя было говорить безъ восторга потому, что г. Цитовичъ самъ числится за прокурорскимъ столомъ и при этомъ еще "знаетъ десятый томъ" и т. д., о жидахъ нельзя было говорить потому, что г. Цитовичъ считаетъ за честь обѣдать у банкировъ и желѣзнодорожниковъ".
   Между тѣмъ по прежнему никто оффиціозныхъ статей не посылалъ, а пресса неотступно казнила "Берегъ" за оффиціозность...
   Г. Цитовичъ злобствовалъ и скорбѣлъ, что какой-то "чинъ" обѣщалъ то и другое, а ничего не сдѣлалъ, только отдалъ его на травлю газетчиковъ, но по прежнему ничего для улучшенія газеты не дѣлалъ, по словамъ г. Дьякова...
   Подъ конецъ г. Цитовичъ махнулъ на все рукой и замѣнилъ всѣ отдѣлы перепечатками. Газета должна была "околѣвать"
   "Это не была смерть -- увѣряетъ г. Дьяковъ -- отъ невниманія (?) публики, а какое-то медленное, мучительное околѣваніе, устроенное со злости ради самозагрызенія"...
   Интересно также, какія рукописи посылались г. Цитовичу. Достойный его врагъ свидѣтельствуетъ, что "масса" поступавшихъ въ редакцію рукописей носила вполнѣ очевидный характеръ поддѣлки подъ консерватизмъ, страшнаго усердія въ средствахъ и способахъ "искорененія крамолы", а одинъ изъ иностранныхъ корреспондентовъ просилъ даже денегъ для поимки очень важнаго политическаго преступника, котораго онъ можетъ выдать головой, а чрезъ него можно узнать всѣ тайны революціонной организаціи. Г. Цитовичъ не читалъ ни газетъ, ни писемъ, ни рукописей, поступавшихъ въ редакцію, и такимъ образомъ избавлялся отъ множества безтолковыхъ недоразумѣній, невольно возбуждавшихъ такіе-же безтолковые упреки".
   Въ концѣ-концовъ г. Дьяковъ переходитъ къ послѣдней "щекотливости".
   "Мнѣ остается перейти, говоритъ онъ,-- къ самому щекотливому предмету -- деньгамъ. Ихъ было ассигновано по "смѣтѣ"' сто двадцать пять тысячъ собственно на изданіе газеты "Берегъ". Не знаю, выговорилъ-ли г. Цитовичъ себѣ еще какой-нибудь гонораръ за то, что оставилъ профессорскую каѳедру и цѣлыхъ девять съ половиной мѣсяцевъ спалъ въ Петербургѣ. Вѣроятно, да. Изъ этой-же суммы, въ теченіи семи мѣсяцевъ расходовалось ежемѣсячно около десяти тысячъ, а въ послѣдніе мѣсяцы не расходовалось и пяти. Кромѣ этой суммы, надо взять въ разсчетъ подписную сумму -- тысячъ девятнадцать. Отъ продажи типографіи получено семь тысячъ. Залогу пять тысячъ. Въ общей сложности у г. Цитовича осталось на память отъ "Берега" тысячъ пятьдесятъ. Повторяю, ни я, ни П. А. Г--тъ, никто другой изъ сотрудниковъ никогда даже не заговаривали объ этихъ "остаткахъ" съ г. Цитовичемъ и никакой отвѣтственности за эти деньги брать на себя не можемъ. Я и П. А. Г--тъ совѣтовали г. Цитовичу предоставить ликвидировать дѣла "Берега" тѣмъ лицамъ, которыя его учреждали, и г. Цитовичъ въ порывахъ раздраженія соглашался на это, но потомъ перешелъ къ совершенно другому образу дѣйствій, болѣе сообразному съ его наклонностями. Когда въ печати стали появляться весьма не двусмысленные намеки на утайку денегъ, я не однажды обращалъ вниманіе г. Цитовича на необходимость опубликовать всѣ цифры расходовъ по изданію,-- онъ и съ этимъ соглашался, а кончилъ тѣмъ, что забралъ денежныя книги и держалъ ихъ у себя чуть ли не подъ подушкой".
   "Вотъ все, что покуда я нахожу возможнымъ сказать о "Берегѣ".
   Слышите ли -- "голосъ тайный" въ этихъ изобличеніяхъ г. Дьякова? Такъ или иначе, а во всякомъ случаѣ вся эта исторія, въ которой "оба хороши", вся эта грызня двухъ единомышленниковъ -- представляетъ любопытное и пріятное зрѣлище.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru