Станюкович Константин Михайлович
На уроке

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

Константин Михайлович Станюкович

На уроке

  

OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 14 апреля 2003 года http://publ.lib.ru

"Станюкович К.М. Собр.соч. в 10 томах. Том 1": Издательство "Правда"; Москва; 1977

  

Константин Михайлович Станюкович

На уроке

  

I

  
   Глухая осень. Дождь зарядил с ночи и мелкой дробью барабанит по крышам и окнам. Пасмурное, мокрое, петербургское утро, такое, когда, ворча и хмурясь, с неохотой расстаешься с теплою постелью, гонимый нуждою на мокрую улицу.
   Сумрачно показалось утро на улице, но еще сумрачней заглянуло оно в узкий переулок на Петербургской стороне и пробралось через мокрый серый забор в небольшую комнату надворного строения. Серым полусветом осветило оно бедную обстановку в комнате: стол, прислонившийся к стене, о трех ножках, этажерку с книгами и маленький клеенчатый диванчик... На нем, свернувшись клубком, лежал молодой человек, покрытый шинелью.
   Из себя молодой человек худощав, чуть-чуть бледен. Глаза неглупые, серые с блеском; волосы темные, кудреватые, откинулись назад, оставляя открытым большой широкий лоб. Общее впечатление: энергичное, хорошее лицо с добродушной, несколько лукавой улыбкой, показывающей в характере долю юмора.
   Ворошилов только что проснулся. Он протер глаза, приподнялся и взглянул в окно. Увидав дождь, Ворошилов слегка поморщился и, взяв с полу сапоги, внимательно их осмотрел. Подметки на сапогах были истерты, и огромные дыры на каждом сапоге зияли темными пропастями.
   -- Эка, как скоро носятся! -- проговорил Ворошилов и стал одеваться.
   Скоро Ворошилов был готов. Исправив свое старенькое, много поношенное платье, молодой человек подошел к этажерке и не без аппетита принялся за ломоть ситника.
   "Чай, Агафья опять самовар предложит!" -- подумал он.
   И только что пробежала эта мысль, как в комнату вошла кухарка Агафья и сказала:
   -- Давать, что ли, самовар?
   -- Нет, Агафья, не давать. Что-то не хочется сегодня чаю.
   Однако Агафья заподозрила искренность отказа. Она находила несколько странным не желать по утрам (особенно по таким сырым, холодным утрам!) горячего чаю или кофе, а жилец (вспомнила Агафья) вот уже дней с десять как на вопросы агафьины: "давать ли самовар?" -- отвечал: "не хочется".
   Агафья нерешительно мялась на пороге. Ее рябое, покрытое оспенными ямками, рыжеватое, доброе лицо выражало некоторую внутреннюю борьбу. Заскорузлые ее пальцы вовсе без пути шмыгали по стене, а глаза -- тусклые, старые такие глаза! -- не в меру часто моргали.
   -- Вы бы, Николай Николаич, -- наконец сказала кухарка, -- выпили бы чайку, право. У меня чай и сахар есть, коли не побрезгуете. Лишние! -- добавила старуха.
   -- Спасибо, Агафья. Не хочется.
   -- Ведь этак и заболеть недолго. Встамши, надо горячее. Без горячего -- нельзя.
   -- Можно! -- улыбнулся Ворошилов. -- Вот на урок пойду -- там выпью.
   -- Ну, как знаешь! -- с сердцем воркнула Агафья и вышла вон.
   На кухне Агафья стала чистить сапоги другим жильцам и вспомнила про то, что у Ворошилова сапоги худы.
   "Эка сиротливый!.." -- подумала кухарка.
   Молодой человек внушал Агафье большое участие, и она словно бы мать заботилась о Ворошилове. То без просьбы с его стороны латочку к его жилетке прикинет, то украдкой рубашку ему выстирает, то -- случалось -- побольше дровец в его комнату принесет, несмотря на хозяйкину воркотню. Агафья сама была одинокая старуха -- родные были далеко, в Пермской губернии -- и искренно жалела одинокого Ворошилова.
   -- И не дает бог ему счастья!.. Все доброта! -- не без злобы к этому качеству, проговорила Агафья и остановилась чистить сапоги.
   С минуту она раздумывала. Потом подошла к своей кровати, оглядываясь, достала из-под нее маленький красный сундучишко и, сняв с образка ключ, отперла сундук. В агафьином сундуке было много всякой дряни, которую тем не менее Агафья очень берегла и не без гордости звала своим имением. Имение это было разнообразно; в сундуке была всякая всячина: старый подсвечник из томпаковой меди несколько тряпья, дырявая тальма , несколько изорванных детских сорочек, бронзовая цепочка, купленная несколько лет тому назад для некоего городового, обещавшего на ней жениться, две-три пустых помадных банки, словом, немало всякого хлама, собранного Агафьей во время мыканья "по людям". Раскопав этот хлам, Агафья добралась до заветного уголка и вытащила оттуда старое порыжелое портмоне. В нем было на десять рублей бумажками и рубля на три мелочи. Агафья, крадучись, пересчитала деньги, прикопленные несколькими годами подневольного житья, и тут же ей вспомнилось:
   -- Кабы не этот рыжий дьявол, было бы шестнадцать рублей!.. Эх, мазурики!
   Воспоминание это относилось, конечно, к городовому, который, заняв у Агафьи три рубля и поклявшись перед образом, что на будущей же неделе женится, мало того что не женился и не отдал денег, но даже с тех пор и не показывался на глаза.
   -- Без них и лучше! По крайности имение целое будет! -- вздохнула Агафья, пересматривая свои капиталы.
   Сперва кухарка отложила на кровать синенькую с твердою решимостью в глазах, но через минуту сердце ее сжалось тоской. Она жалобно посмотрела на пятирублевую бумажку, словно бы, расставаясь с ней, она расставалась с любимым ребенком изо всего семейства.
   -- Довольно с него и трех! -- блеснуло в агафьиной голове, и кухарка положила пятирублевую бумажку обратно в портмоне.
   Бережно уложив имение и замкнув сундучишко, Агафья положила зелененькую в карман и несколько робко вошла в комнату Ворошилова.
   -- Николай Николаич. А что я вам скажу? -- начала Агафья.
   -- А что, Агафьюшка? -- спросил Ворошилов.
   Кухарка опять заметалась и стала снова без пути скрести пальцами о стену.
   -- Я бы вас, Николай Николаич, попросила... (Тут Агафья поперхнулась, точно у нее кусок в горле засел.) Я говорю, Николай Николаич, что так как теперича... Но только вы... (Агафья решительно стала заикаться, и ее добрые глаза моргали без зазрения совести.) Зачем же быть гордыми? Я, то исть, от сердца... И сам господь бог повелел... Возьмите вот три рубля! -- наконец выговорила старуха и, вся покрасневшая, подала дрожащей рукой бумажку Ворошилову.
   Молодой человек ничего не сказал, только пожал агафьину руку и заметил спустя несколько времени:
   -- Спасибо, Агафья. Только, чай, у вас у самой не густо денег?
   -- Есть еще. Только вы, Николай Николаич, не обидьте. Отдадите, когда бог поможет.
   Капли пота струились по лицу кухарки, когда она вышла из комнаты к себе на кухню. Точно она какое-то трудное дело свершила. Но, свершив его, -- она боялась, что Ворошилов откажется, -- она повеселела и весь остальной день сносила хозяйкину воркотню, не огрызаясь, хотя огрызаться была мастерица, и даже вычистила маленькому хозяйскому сынишке башмаки, что делала крайне редко и что свидетельствовало о ее добром расположении духа.
   Ворошилов ходил из угла в угол и только повторял:
   -- Экая деликатная! И откуда только набралась она этой тонины!
   Потом подошел к столу и заглянул в свою расходную книжку. В ней было изображено следующее:
  
   Расходы (примерные) на ноябрь.
  
   Матушке отослать 5 р.
   За квартиру 6 "
   На стол 5 "
   Фуражку новую 1 "
   Сапоги 3 "
   На покупку книг 3 "
   Четверку чаю -- 25 к.
   Три фунта сахару -- 50 "
   Стирка белья -- 75 "
   Табак и гильзы -- 75 "
   За чтение в библиотеку -- 50 "
   Уплатить долгу 2 -
   Разные расходы 3 -
   --
   Итого . . . . . . . 30 р. 75 к.
  
   -- Надо сократить расходы! Эх, кабы Буковнин дал сегодня денег! -- подумал молодой человек.
   Немного спустя Ворошилов шел на урок, на Английский проспект. Дождь не унимался и заставлял молодого человека прибавить шагу. Через час Ворошилов позвонил у дверей квартиры Петра Ивановича Буковнина.
  

II

  
   Семейство Буковниных сидело еще за самоваром, когда в столовую вошел Ворошилов. Петр Иваныч -- пожилой господин, лет сорока пяти, в халате, с сигарой в зубах, поспешил приветливо пожать Ворошилову руку и добродушно пригласил его выпить чаю.
   -- На дворе холодно. Вы, Николай Николаевич, верно, озябли, -- заметил он и обратился к жене:
   -- Соня! Налей-ка поскорей Николай Николаевичу чаю...
   Молодая и красивая брюнетка в белом пеньюаре налила чаю и, подавая молодому человеку, улыбнулась и сказала:
   -- Смотрите, не обожгитесь. Горячий!..
   -- Не обожгусь!..
   -- Ну, батенька, каково мои гвардейцы успевают? Только вы не хвалите их, а правду говорите.
   Два маленькие мальчика -- сыновья Буковнина -- посмотрели на Ворошилова и покраснели.
   -- Небось, заранее стыдно, что Николай Николаевич побранит? -- засмеялся Петр Иванович.
   -- Ничего. Учатся хорошо, -- ответил Ворошилов.
   -- Ну, а Соня как?.. -- спросил Буковнин.
   -- Софья Ивановна только присутствует при уроках...
   -- И меня, Pierre, в ученицы записал?.. -- надула губки молодая дама.
   -- Усердна уж очень стала... Видно, охота учиться! -- несколько сухо сказал муж.
   Ворошилов хотел было ответить, что Софья Ивановна не учится, а только ему мешает, но промолчал и усердно допил свой стакан.
   Через несколько времени дети с Ворошиловым пошли в классную комнату. Скоро туда пришла и Софья Ивановна.
   Ворошилов и не подозревал, что имел несчастие понравиться молодой женщине. Правда, он несколько удивился и даже сконфузился, когда, месяца три тому назад, Софья Ивановна пришла в классную комнату и просила позволения присутствовать при уроках. "Верно, от скуки", -- подумал Ворошилов и спокойно продолжал урок. Но, когда Софья Ивановна и на следующий день пришла в классную, Ворошилов даже несколько осердился. "Чего ей надо? Уж не за благонамеренностью ли уроков наблюдать?" Но барыня продолжала аккуратно приходить на уроки и сидела очень смирно. Мало-помалу Ворошилов привык к присутствию молодой женщины и не обращал на нее внимания.
   Раз только он заметил, что молодая женщина на него пристально смотрит. Он взглянул на нее. Она сконфузилась.
   Что-то неопределенное, не то насмешка, не то сочувствие, промелькнуло у Ворошилова.
   "Какой красивый однако этот учитель!" -- подумала Софья Ивановна.
   И молодая женщина стала мечтать далее. Конечно, мечты эти касались молодого человека. Софья Ивановна мысленно сравнивала красивую молодую фигуру Ворошилова с толстым, не совсем уклюжим, седоватым Петром Ивановичем и находила, что Ворошилову было бы лучше на месте Петра Ивановича. "Если б его одеть в мужнин мундир да повести на бал, он бы произвел впечатление... Экие у него густые волосы!"
   -- Да не так! -- раздался голос Ворошилова, внимательно следящего за задачей. -- Ну, помножьте дробь на дробь. Как помножить дробь на дробь?..
   -- Надо числителя одной дроби помножить на знаменателя другой... -- запищал мальчуган.
   "Все дроби на уме. Экий медведь! На меня и не смотрит!" -- подумала Софья Ивановна.
   Ворошилов поднял голову, встретился со взглядом молодой женщины и невольно проговорил про себя:
   -- Чего она все...
   И продолжал рассказывать о дробях. Впрочем, искоса раза два взглянул на молодую женщину.
   "Хороша!" -- промелькнуло у него в голове.
   -- Что же дальше будет? -- спросил он у ученика.
   Брюнетка улыбнулась, точно этот вопрос относился к ней.
   "В самом деле, что ж дальше будет? -- подумала она. -- А ничего. Отчего ж и не пококетничать с этим медведем?" -- пронеслось в ее хорошенькой головке.
  
  
   Ворошилов хмуро сидел за уроком, а Софья Ивановна, как нарочно, все улыбалась да шутила.
   -- Отчего вы все моих пасынков мучите, Николай Николаевич?
   -- Как мучу?..
   -- Да так. Все уроки да уроки. Вы бы что-нибудь веселей умножения рассказали.
   -- Петр Иванович мне не за сказки деньги платит! -- проговорил Ворошилов и продолжал занятия.
   Софья Ивановна несколько времени помолчала и потом спросила:
   -- Неужто, мосье Ворошилов, у вас все математика на уме?
   -- Нет, не все!..
   -- А я думала, что только математика! -- проговорила молодая женщина и рассмеялась.
   "Кокетничает! -- подумал Ворошилов... И если муж ревнив..."
   -- Впрочем, я уйду... я вам мешаю! -- снова начала Софья Ивановна.
   -- Да. Время на разговоры уходит...
   -- Ну, я буду сидеть смирно... Дети! И вы сидите смирно и слушайте ученого человека.
   Когда кончился урок и Ворошилов было хотел уходить, Софья Ивановна остановила его и сказала:
   -- Куда ж вы, уж бежать?
   И так ласково взглянула на него.
   -- Пора домой! -- отвечал молодой человек и снова подумал: "А ведь хороша эта кокетка!"
   Ворошилов шел домой недовольный. Во-первых, у Петра Ивановича он не спросил денег -- как-то не пришлось, -- а во-вторых, вместо математических выкладок, которые предстояло ему сделать дома (он был студент математического факультета), в голову его лезла "все несообразность", как он в сердцах назвал образ красивой женщины, закрадывавшийся, помимо его воли, в голову.
   -- Экий я глупый! Ну что изо всего этого выйдет? -- поставил он себе ясный вопрос, придя домой.
   И в тот же вечер отвечал на него, рассмеявшись:
   -- Всего верней, что добрейший Петр Иваныч откажет мне от урока, и тогда опять зубы на полку... Надо держать ухо востро!..
   В тот же самый вечер Петр Иваныч, сидя за вечерним чаем, очевидно, был не в духе и косо глядел на жену. Сперва он, было, ничего не хотел ей говорить, но наконец не выдержал и сказал:
   -- Соня!.. Неужели тебе не надоело сидеть в классной?..
   -- А это тебе мешает, Pierre?
   -- Это мне, Соня, не нравится!..
   -- А отчего? позвольте вас спросить, -- улыбнулась Софья Ивановна.
   -- Оттого... -- сконфузился Петр Иванович, -- оттого... Ну, я этого не хочу!..
   -- Опять сиена ревности? -- подсмеялась жена.
   -- И ты не будешь сидеть, или я откажу Ворошилову! -- вспылил Петр Иваныч и, отодвинув стакан, быстро встал со стула и поплелся в кабинет, где долго просидел, задумавшись.
  

III

  
   На другой день Ворошилов сидел на уроке суровей обыкновенного и, когда явилась Софья Ивановна, он ей поклонился и затем ни разу на нее не взглянул. Когда она спросила его: "отчего он такой сердитый?", он довольно сухо ответил, что не совсем здоров, и продолжал объяснять ученикам положение городов на карте. А Софья Ивановна, как нарочно, облокотилась на руки и упорно глядела на Ворошилова.
   "Экая беспокойная! -- подумал молодой человек. -- Тебе хорошо шутить, а мне ведь от уроков откажут!"
   "И не взглянет медведь!" -- думала молодая женщина и продолжала кокетничать, довольная, что убьет часа два времени.
   Отворилась дверь, и вошел Петр Иваныч. Он был краснее обыкновенного и несколько смутился, подавая руку Ворошилову. Буковнин сердито взглянул на жену и спросил Ворошилова:
   -- Что, Николай Николаевич, успевают молодцы?
   -- Успевают!
   -- Скоро и в гимназию можно... Соня! -- обратился Петр Иваныч к жене. -- Ты бы пошла распорядилась, тебя повар ждет в столовой...
   Молодая женщина улыбнулась и вышла из комнаты. Петр Иваныч, понуря голову, поплелся за ней, потрепав по щекам обоих сыновей.
   "Решительно потеряю урок. Петр Иваныч ревнует. Причем же я-то тут?.." -- подумал Ворошилов.
   А в столовой в это время шла супружеская сцена:
   -- Софья Ивановна! Вы хотите, чтоб я отказал Ворошилову?
   -- Опять? -- упрекнула жена.
   -- Да, опять! Это стыдно!
   -- Что стыдно?
   -- Да сидеть с ним...
   -- Ха-ха-ха... Вот Отелло!..
   -- К чему же вы меня раздражаете?..
   -- А к чему вы мне мешаете учиться?
   -- Не говорите вздору... Он вам нравится.
   -- А хоть бы и нравился?..
   -- Софья Ивановна! -- крикнул муж.
   -- Петр Иваныч! -- ответила жена.
   -- Если завтра я вас увижу в классной...
   -- Что тогда?
   -- Ты увидишь! -- крикнул рассердившийся муж и хлопнул дверью.
  

IV

  
   "Ну, слава богу, нет ее сегодня!" -- подумал Ворошилов, усаживаясь на следующий день с детьми за стол и приготовляя тетрадки для диктовки.
   -- Ну, господа, готовы? -- спросил он мальчиков.
   -- Готовы!
   -- Пишите: У бурмистра Власа... "Верно, после бала спит и хорошо делает!" Написали?
   -- Власа... -- повторили дети.
   -- Бабушка Ненила... "Сегодня попрошу у Петра Иваныча десять рублей! -- мечтал Ворошилов. -- Верно, даст, завтра первое число!.." Починить избушку... "Куплю сапоги... Этот старший туповат!.." Лесу попросила... Точка.
   Из спальни послышались рыдания.
   -- Лесу попросила... Написали? -- громко повторил Ворошилов. "Верно, семейная драма! -- подумал он. -- Петр Иваныч с Софьей Ивановной вовсе не пара!"
   Из-за двери доносился резкий голос Буковнина. Слышались отрывочные фразы:
   -- Я от жены требую... Я вас взял в одной юбке... Я не позволю шутить!
   -- Отвечал, нет лесу... -- диктовал Ворошилов.
   -- Ведь это бог знает что! -- раздавался голос в спальне. -- Постыдитесь!..
   Рыдания становились сильней.
   -- "Шибкая сцена ревности..." И не жди, не будет, -- громко произнес Ворошилов, желая показать, что он ничего не слышит.
   -- Скандал в доме! Вешаться на шею!.. Дети! -- бушевал голос Буковнина.
   Нет ответа. Слезы.
   -- "Минуй меня сия чаша!.." Вот приедет барин, -- продолжал Ворошилов еще громче. -- Написали?..
   Но дети остановились, и младший заметил:
   -- Это папа мамашу бранит?
   -- Пишите же: вот приедет барин...
   Но мальчик не слушал и продолжал:
   -- Папа иногда сердитый бывает...
   В спальне стихло. Дети продолжали диктовку. Когда урок был окончен, лакей попросил Ворошилова в кабинет к Петру Ивановичу.
   Когда Ворошилов вошел в кабинет, Петр Иваныч заговорил смущенным голосом, опустив глаза вниз:
   -- Вы извините меня, Николай Николаевич... Но я нашел более удобным... Конечно, вы прекрасно преподаете, но я бы хотел...
   Буковнин остановился и жалобно взглянул на Ворошилова.
   -- Я бы хотел...
   -- Вы, вероятно, желаете определить детей куда-нибудь в заведение? -- пришел к нему на помощь Ворошилов.
   -- Да... именно!.. -- весело сказал Петр Иванович.
   -- Так я больше не приду...
   -- Извините меня... так внезапно...
   -- Что ж делать! Имею честь кланяться!..
   -- Прощайте, Николай Николаич, мне, право, совестно... но только детей в заведение пора!..
   И, когда Ворошилов ушел за двери, у Буковнина точно гора с плеч свалилась, и он сказал:
   -- Баста учителей приглашать! Как раз жена сбежит, как описывают в романах.
  

V

  
   "Разыгралось-таки драматическое представление", -- думал Ворошилов, возвращаясь на Петербургскую сторону. Дождь хлестал ему прямо в лицо, но он не замечал этого, думая о случившемся. -- "Эка кого приревновал! А я-то чем виноват? Опять ищи уроков! Фу, ты!"
   И Ворошилов даже выругался.
   Вернувшись домой, Ворошилов сел писать письмо к матери, в котором извинялся, что третьего числа она не получит ежемесячно посылаемых пяти рублей. "Случай такой вышел, -- писал он, -- нежданно-негаданно отказали от урока, но ты, матушка, не беспокойся; я опять найду урок; только постараюсь найти урок там, где жена любит мужа и с нашим братом, голяком, не балуется". Затем, в письме Ворошилов не без юмора рассказал о случившемся и прибавил: "Верно, супруги помирятся, и барыня плакать не будет, а успокоится, найдя отраду своему сердцу в более изящном юноше, чем твой сын. Опыт заставит ее обманывать своего мужа остроумнее".
   В тот же день Ворошилов пошел к приятелям и рассказал о своем горе. Приятели обещали сыскать урок.
   С полмесяца поголодал он и хоть утверждал, что чаю не хочется, тем не менее Агафья заставляла его пить лишний ее чай и изредка приносила ему обедать.
   Через полмесяца Ворошилов получил урок за тридцать рублей в месяц и снова ожил. Живет он по-прежнему впроголодь и скоро будет держать экзамен. Так живут многие из учащихся молодых людей. Еще хуже живут! Куда хуже!
  
   Впервые -- в журнале "Искра", 1869, N 6.
  
   Томпаковая медь -- специальный сплав меди с цинком, разновидность латуни, применяемая для производства хозяйственных предметов.
  
   Тальма -- женская длинная накидка без рукавов.
  
   "У бурмистра Власа..." -- из стихотворения Н.А.Некрасова "Забытая деревня" (1855).
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   7
   Константин Михайлович Станюкович: "На уроке"
  
   Библиотека Альдебаран: http://lib.aldebaran.ru
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru