Вблизи одно отъ другого, можно даже сказать, рядомъ, помѣщались нѣкогда два гнѣзда: одно качалось на вѣтвяхъ старой яблони, другое -- ютилось подъ ея сѣнью. Первое было гнѣздо птицъ, второе -- небольшой домикъ священника.
Бѣлые и розоватые лепестки которыми яблонь украшалась весной, часто падали въ гнѣздо птицъ; и пернатая мать не разъ бывала недовольна этимъ, находя цвѣточные лепестки недостаточно хорошими для своихъ будущихъ дѣтей и считая свой собственный нѣжный пухъ несравненно лучше.
Въ старомъ, окруженномъ зеленью домѣ священника, тоже порхали двѣ веселыя птички: мальчикъ и дѣвочка.
Старый священникъ, любуясь ихъ дѣтскими играми, часто называлъ ихъ рѣзвыми птичками, и вздыхая, вспоминалъ давно прошедшія дни своего дѣтства, когда онъ самъ, былъ подобенъ имъ.
Окна мезонина выходили на ту сторону, гдѣ стояла старая яблинь, и дѣти не разъ видали, какъ птицы устраивали свои гнѣзда.
Птицы тоже заглядывали въ окна дома, и довѣрчиво садились на подоконники, чтобы полакомиться хлѣбными крошками, которыя разсыпались тамъ для нихъ ласковыми дѣтскими руками.
"Вотъ и аистъ!" говорили дѣти весной, когда красноногій ихъ другъ прилеталъ осмотрѣть свое старое гнѣздо на вехушркѣ амбара: теперь скоро и птички прилетятъ.
-- Маша! Маша! кричалъ не разъ весной мальчикъ, прыгая на одной ножкѣ и подбѣгая къ окну мезонина,-Маша, бѣги сюда, бѣги скорѣе ко мнѣ: птички уже прилетѣли; смотри-ка, смотри-ка, вонъ они!
Маша бросала своихъ куколъ и то же подбѣгала къ окну; но она была разсудительнѣе брата и тотчасъ же за порывомъ перваго восторга, начинала серьезно шептать брату, упрашивая его не кричать громко. И братъ притихалъ, и вотъ они оба таинственнымъ шопотомъ передаютъ одинъ другому свои впечатлѣнія, наблюдаютъ за птичками и любуются ими.
-- Милые наши птички, шепчутъ они.
-- Дѣдушка! бабушка! возглашаютъ они чрезъ нѣсколько времени, сбѣгая съ лѣстницы въ нижнія комнаты домика -- наши милыя птички прилетѣли.
Они говорили "наши птички", точно также какъ "наше дерево", какъ будто ежегодно прилетали тѣ же самыя птички, которыя на ихъ глазахъ учились летать. Для дѣтей это были именно тѣ самыя птички, которымъ онѣ прошлымъ лѣтомъ давали кормъ изъ окна мезонина. Имъ не приходило въ голову, что молодыя птички въ свою очередь подрастали и могли нуждаться въ своемъ собственномъ гнѣздѣ.
Они росли не такъ скоро, какъ птицы, и долго еще не имѣли сознанія о томъ, что такое собственный кровъ.
Беззаботно, какъ лиліи на полѣ, жили онѣ. Впрочемъ, опасное ги, угрожавшія жизни ихъ любимцевъ, знали онѣ хорошо. Парила, напримѣръ, надъ домомъ хищная птица, и онѣ трепетали при ея появленіи.
-- Ахъ, Ваня, Ваня! громко кликала дѣвочка къ себѣ на помощь брата и суетливо металась около яблони, отыскивая чѣмъ бы оградить птичекъ отъ злого врага. Или, случалось, подкрадывался пестрый котъ, тотъ самый, который, лежа на скамейкѣ у печки, умѣлъ мурлыкать съ такимъ удовольствіемъ и такимъ возбуждающимъ довѣріе образомъ.
-- Ахъ, гадкій, гадкій васька! Ванечка, милочка, умоляла сестра, неси скорѣе скорѣе, камень и самый большущій..
Умоляетъ она брата жалобнымъ тоненькимъ голоскомъ, а сама суетливо вовсѣ стороны бросается, отыскивая "большущій камень". И бровки ея сильно нахмурены и глазеньки горятъ гнѣвомъ на злодѣя, такъ коварно подкрадывавшагося къ гнѣзду любимыхъ птичекъ.
Мальчикъ желалъ имѣть ружье, чтобы излѣчить коварнаго злодѣя отъ всякой страсти къ охотѣ за птицами. Дѣдъ очень справедливо замѣчалъ, что ружье имѣть нельзя потому что оно, пожалуй, можетъ выстрѣлить, и вслѣдствіе этой уважительной причины приходилось, за неимѣніемъ ружья кидать въ кота камнемъ, и хитрецъ обращался въ бѣгство.
Опасности и страданія людской жизни дѣти еще не знали. Подъ кровлей стараго дома священника имъ ничто не угрожало.
Много разъ возвращалась весна и снова цвѣло старое дерево. Много разъ приходила осень, и дѣти подбирали краснощекіе яблоки.
Съ каждымъ годомъ умножались сѣдины въ темныхъ волосахъ жены священника, и самъ онъ все медленнѣе и медленнѣе ходилъ, при звукѣ колокола, въ ближнюю церковь, чтобы проповѣдывать тамъ слова любви и мира, но его сердце оставалось молодо Съ собственными дѣтьми ему пришлось разстаться рано, но съ внуками онъ продолжалъ жить, старый съ виду, но молодой сердцемъ.
Мальчикъ и дѣвочка, полные силы юности, рѣзвились подъ старымъ деревомъ, а на вершинѣ его молодыя птицы, перелетая съ вѣтки на вѣтку, испытывали въ первый разъ силу своихъ крыльевъ.
Тысячи отношеній связывали дерево съ обитателями гнѣздъ.
Въ его корѣ были вырѣзаны имена дѣтей и внучатъ священника, жившихъ нѣкогда тоже вблизи этой старой яблони; нѣкоторыя изъ именъ были уже покрыты мохомъ, нѣкоторыя еще совсѣмъ свѣжи, какъ память о недавно утраченномъ.
Каждый годъ, въ день рождества внучатъ, старый священникъ ставилъ подрастающихъ дѣтей подлѣ ствола дерева и дѣлалъ на немъ знакъ, насколько они выросли въ теченіи года.
-- Мы оба скоро можемъ смѣрить себя, на сколько мы стали меньше! шутя говаривалъ онъ потомъ своей женѣ
Дѣти подросли. Скоро не кого уже было мѣрить. Мальчикъ выучилъ все, чему могъ научить его дѣдъ.
-- Ну, голубчикъ, говорилъ дѣдъ внуку, птица оперилась и летитъ въ даль, чтобы научиться владѣть своими крыльями; ты подросъ и тоже долженъ идти въ свой путь, чтобы сдѣлаться самостоятельнымъ человѣкомъ". И вотъ прежній Ваня, восторженно когда-то прыгавшій на одной ножкѣ, при видѣ птичекъ, теперь серьезный юноша.
Какъ перелетная птица возвращался онъ иногда домой, и каждый разъ при его прибытіи была весна въ сердцѣ стариковъ и самъ онъ былъ невыразимо счастливъ подъ роднымъ кровомъ. Да, счастливъ тотъ, кто среди многотревожной и полной заботь жизни, пробиваясь между ея терніями, имѣетъ хотя изрѣдка сладкую минуту утѣшенія при мысли о томъ, что тамъ, въ дали, гдѣ нибудь въ тихомъ укромномъ уголкѣ, помнятъ его и любовно слѣдятъ за его борьбой, близкіе люди хотя можетъ быть и бѣдные матеріально, но богатые той любовью, которая возвышаетъ человѣка надъ всѣми окружающими его видимыми твореніямъ.
-- Гдѣ-то нашъ Ваня, вспоминаетъ дѣдъ зимнимъ вечеромъ, сидя предъ каминомъ и слѣдя за догорающими угольками.
Старушка въ отвѣть на это молча вздыхаетъ, и въ памяти ея быстро проносятся одно за другимъ воспоминанія о рѣзвыхъ дняхъ Вани, какъ онъ, бывало, тутъ, около нихъ прыгалъ, рѣзвился и восторгался всѣмъ окружающимъ.
-- Да, послѣ нѣкотораго молчанія произноситъ вдругъ старушка, какъ бы въ подтвержденіе вопроса своего мужа.
-- И не пишетъ что-то, грустно и уныло подсказываетъ дѣдъ.
Но вотъ и письмо отъ Вани пришло и самъ онъ потомъ вскорѣ опять появился между стариками ненадолго, блеснулъ какъ метеоръ.
-- Милые мои, дѣдушка и бабушка! восклицаетъ онъ прощаясь,-- ждите весны, прилетятъ птички, будутъ устраивать свое гнѣздышко, прилечу въ одно время съ ними и я.
Насталъ также и для Маши часъ разлуки съ дѣдомъ и бабушкой. Плачетъ она, переходя изъ одной комнатки домика въ другую и мысленно прощаясь совсѣмъ тѣмъ, среди чего прошли золотые годы ея дѣтства. Вотъ и мезонинъ, и окно въ садикъ, гдѣ красуется, широко раскинувъ свои вѣтви, старая яблоня, вотъ и гнѣздо птичекъ...
И бѣгутъ, бѣгутъ воспоминанія одно за другимъ, и льются тихіе, грустныя слезы, слезы безотчетныя.
-- Не плачь же моя дорогая! говоритъ вблизи Маши ласковый нѣжный голосъ, не плачь..
Маша отнимаетъ платокъ отъ глазъ и поспѣшно старается оправиться.
-- Я не плачу, шепчетъ она, я такъ только... дѣтство вспомнила...
И глаза ея уже блестятъ и видно что она счастлива и видно, что утѣшающій и успокоивающій ее обладатель ласковаго и нѣжнаго голоса есть ея близкій человѣкъ, избранникъ ея сердца -- будущій мужъ.
-- Не плачь же мой ангелъ... утѣшаетъ онъ.
-- Ты видишь, я не плачу, я уже успокоилась...
И они идутъ вмѣстѣ изъ маленькой комнатки мезонина внизъ -- веселые и любящіе, и радуются, глядя на нихъ старики.
-- А она у васъ плакса таки порядочная, шутя замѣчаетъ женихъ,-- на гнѣздо птичекъ засмотрѣлась, а слезки, такъ одна за одной, одна за одной...
У Маши въ самомъ дѣлѣ опять полились слезы, снова хлынули одно за однимъ воспоминанія, и любитъ то она своего избранника сердца, и жаль оставить родное гнѣздышко.
И дѣдъ, и бабушка и женихъ утѣшаетъ ее, а она уже расплакалась и не можетъ удержаться отъ рыданій.
-- Я сейчасъ... я сейчасъ успокоюсь... все пройдетъ...
И сами старики плачутъ, да и женихъ то что-то сильно жмуритъ глаза, видно и ему близко то чувство, которое такъ охватило Машу при раставаньи съ роднымъ гнѣздышкомъ.
-- Теперь ты должна позаботиться, дорогая моя, о томъ, чтобы построить свое собственное гнѣздо говорила старушка утирая слезы.
-- Да будетъ Тотъ, кто охраняетъ молодыхъ птичекъ, твоей охраной и щитомъ говорилъ дѣдъ, провожая дорогую внучку изъ своего мирнаго домика.
И такъ они удалились, и въ старомъ домикѣ стало пустынно, но не смотря на это, вѣчно юная надежда царила въ немъ. Старики тихо доживали свои дни, думая о своихъ далекихъ милыхъ внучатахъ.
-- Настаетъ и для насъ зима! не разъ уже замѣчалъ священникъ.
-- Осень наша была благословенна и счастлива! говорила въ отвѣтъ старушка, пусть приближается наша зима, мой милый, зимой старое дерево покойно спитъ подъ теплымъ, бѣлымъ одѣяломъ, пока не придетъ весеннее солнце и пробудить его къ новой жизни. Небесное солнце разбудитъ также и насъ для вѣчной весны. Чего горевать намъ?
-- Да! со вздохомъ замѣтилъ священникъ, да будетъ благословенно имя Господне! Слышишь, птицы еще поютъ на деревѣ, а между тѣмъ, близка осень и имъ скоро придется улетѣть. Они не боятся этого! Стремленіе, непонятное для нихъ самихъ, принуждаетъ ихъ подняться и летѣть далѣе и далѣе къ новой родинѣ -- тоже стремленіе присуще и сердцу человѣка.
Такимъ образомъ старики часто сидѣли подъ деревомъ. Цвѣты уже давно опали, плодъ за плодомъ тоже скатился на зеленую траву.
Теплое солнце свѣтило поздней осенью на опадающіе листья. Пришолъ часъ -- и старики смежили свои утомленные глаза. Опустѣло въ старомъ домѣ. Пусто было и старое гнѣздо на деревѣ. Стоитъ около яблони старый домикъ занесенный снѣгомъ, окна забиты ставнями и во время вѣтра скрипятъ они на ржавыхъ петляхъ, точно жалуются на свое одиночество. И яблонь вся въ снѣгу -- уныло поникла черными сучьями, угрюмая и осиротѣлая.
Но вотъ опять настала весна; міръ Божій обновился. Щебеча, прилетѣла молодая чета птичекъ и осмотрѣла старое гнѣздо. Вѣточки и стебельки начали приносить они, какъ нѣкогда старыя птицы.
А тамъ внизу въ обвитый зеленью домъ священника тоже вступила молодая чета.
-- Тутъ я счастливо провела свое дѣтство, сказала растроганнымъ голосомъ Маша, теперь уже молодая мать: да будетъ благословенно это воспоминаніе.
И вотъ снова украшается милое старое гнѣздо.
Снова зацвѣла яблонь; лепестки ея цвѣтовъ, падали, какъ прежде, въ гнѣздо птицъ, и дѣти молодой хозяйки такъ-же любовались птичками и приманивали ихъ хлѣбными крошками на окно мезонина, какъ когда-то дѣлала ихъ мать. И снова слышны веселые голоса дѣтей, и молодая хозяйка сидитъ подъ тѣнью яблони, вспоминая тѣ дни своего дѣтства, когда она бѣгала тутъ такъ-же, какъ бѣгаютъ теперь ея дѣти.
Подростутъ они, возмужаютъ, состарятся и сойдутъ въ свою очередь "подъ вѣчные своды", и "у гробоваго входа, младая будетъ жизнь играть".