Lib.ru/Классика: Спасо-Кукоцкий А.. Марганцовое царство

Марганцовое царство.

-- Станція Шаропань! Пересадка въ Чіатуры!-- кричалъ кондукторъ, проходя поѣздомъ.-- Господинъ, вамъ вставать,-- наклонился онъ ко мнѣ. Я очнулся отъ дремоты. Было часовъ двѣнадцать ночи. Поѣздъ, подходя къ станціи, замедлялъ ходъ. Я собралъ вещи и вышелъ на тормазъ. Станціи не было замѣтно, но поѣздъ остановился.

-- Носильщикъ!-- крикнулъ я въ темноту ночи. Никто не шелъ.-- Носильщикъ!-- повторилъ я.

-- Здѣсь нѣтъ носильщиковъ,-- сказалъ мнѣ мужчина съ нерусскимъ акцентомъ.

Забравъ вещи, я сошелъ на платформу. Ночь была унылая. Моросилъ дождь. Станція, которой я сначала не замѣтилъ, находилась внизу насыпи. Я вошелъ въ помѣщеніе, какъ мнѣ показалось, третьяго класса. Квадратная комната, съ грязнымъ каменнымъ поломъ, была полна народу.

На мой вопросъ, гдѣ здѣсь буфетъ, мнѣ отвѣтили, что буфета на этой станціи нѣтъ; я попросилъ указать мнѣ залъ 2 класса, но такого тоже не оказалось. Дѣлать было нечего. Я оглянулся, чтобы сѣсть; всѣ скамьи были заняты; на полу, вповалку лежалъ и сидѣлъ народъ; многіе спали; поѣзда въ Чіатуры приходилось ждать три часа. На единственномъ стулѣ, посереди комнаты, сидѣлъ старый грузинскій священникъ съ длиннымъ посохомъ въ рукахъ и, казалось, тоже дремалъ. Я поставилъ, гдѣ стоялъ, свой чемоданъ на полъ и сѣлъ на него. Было томительно скучно; время, какъ всегда въ такихъ случаяхъ, текло медленно; страшно клонило ко сну, но заснуть на чемоданѣ не было никакой возможности. Нѣсколько разъ я вставалъ и выходилъ наружу. Ночь была все такая же промозглая; сверху не переставалъ сѣять дождь. Мокрыя доски платформы блестѣли при свѣтѣ фонарей. Унылыя фигуры двухъ-трехъ ночныхъ дежурныхъ въ дождевыхъ кожанахъ молча бродили по платформѣ.

Наконецъ, раздался первый звонокъ, и вскорѣ я былъ въ заднемъ вагонѣ чіатурскаго поѣзда. Злой и усталый, я растянулся на лавкѣ, ни мало не заботясь о томъ, что занялъ нѣсколько мѣстъ, и не замедлилъ заснуть. Проснулся я, однако, скоро, вѣроятно отъ того, что вагонъ немилосердно трясло и качало. Если бы я не зналъ навѣрное, что сижу въ поѣздѣ, который везетъ меня въ Чіатуры, на мѣсто частной службы, то спросонокъ могъ бы подумать, что нахожусь въ конкѣ, настолько вагонъ по размѣрамъ и обстановкѣ походилъ на коночный; вдоль стѣнъ шли деревянныя, ничѣмъ не обитыя и не раздѣленныя на мѣста лавки; пассажиры, сидѣвшія на нихъ, дремали въ неловкихъ позахъ или негромко разговаривали на незнакомомъ мнѣ, гортанномъ языкѣ. Рядомъ со мной какой-то грузинскій князь разсказывалъ по-русски, какъ онъ вчера игралъ въ винтъ. Здѣсь всѣ, казалось, были знакомы другъ съ другомъ. Когда я поднялся и сѣлъ, разговоръ на минуту смолкъ, и всѣ посмотрѣли на меня; какъ новый человѣкъ, я, очевидно, привлекалъ на себя вниманіе чіатурцевъ.

-- Къ намъ изволите ѣхать?-- обратился ко мнѣ блондинъ въ щегольской бѣлой черкескѣ.

-- Да, въ Чіатуры.

-- По марганцовому дѣлу?

-- Отчего вы такъ думаете?-- спросилъ я.

-- Да, въ Чіатурахъ только тѣ и живутъ, кто марганцемъ промышляетъ.

-- Да... я ѣду въ контору К. къ управляющему У.

-- А! знаемъ; хорошій господинъ, очень хорошій. Онъ тоже недавно въ Чіатуры пріѣхалъ, еще, пожалуй, году нѣтъ.

-- И что же, хорошо у него идетъ дѣло?

-- Да, какъ вамъ сказать? Теперь ничего, налаживается, а сначала его таки подковали.

-- Какъ подковали?-- удивился я.

-- Да такъ!-- засмѣялся грузинъ,-- на первыхъ порахъ провели его нѣсколько разъ; у насъ такой народъ... пальца въ ротъ не клади. Ну, теперь ученъ сталъ...

-- А вы сами,-- продолжалъ онъ,-- компаніономъ въ дѣлѣ состоите?

-- Нѣтъ, компаніономъ не состою... я ѣду только на время, ознакомиться съ этимъ дѣломъ.

-- Скучать у насъ будете.

-- Отчего такъ?

-- Да такое у насъ мѣсто: марганецъ, марганецъ, и кромѣ него ничего, грязь... развлеченій никакихъ. Да вотъ, поживете, увидите.

Мнѣ не хотѣлось разговаривать, и я сталъ смотрѣть въ окно. Поѣздъ ползъ по самому берегу извилистой горной рѣчки, въ точности слѣдуя ея указаніямъ; нерѣдко онъ изгибался во французское S. Съ другой стороны онъ почти терся о стѣны скалъ, въ которыхъ было продѣлано узкое полотно дороги. Наступило утро; дождь пересталъ, но погода была хмурая. Поѣздъ шелъ тихо; казалось, не будетъ конца тридцати восьми верстамъ, отдѣляющимъ Шаропань отъ Чіатуръ.

Но вотъ, проѣхали небольшой тоннель. На минуту въ вагонѣ стало темно и запахло сыростью. Вскорѣ паровозъ далъ долгій свистокъ: подъѣзжали къ Чіатурамъ. Ущелье, которымъ все время шелъ поѣздъ, здѣсь нѣсколько расширялось и было окружено со всѣхъ сторонъ высокими, крутыми горами. Ландшафтъ поражалъ своею мрачностью; казалось, что поѣздъ въѣзжалъ въ какую-то дыру; земля и постройки были черны; черны были самыя горы, почти голыя, мѣстами только покрытыя кустарникомъ.

Поѣздъ остановился у маленькаго, повидимому когда-то бѣлаго, но теперь грязно-сѣраго вокзала; почти рядомъ съ рельсами тянулись на далекое разстояніе, уходя въ глубь мѣстечка, громадныя груды чернаго марганца.

Мнѣ нужно было попасть прямо на квартиру въ У. я я спросилъ одного изъ пассажировъ, какъ туда пройти.

-- Да они должны быть теперь тутъ, на своихъ вѣсахъ,-- отвѣтилъ мнѣ тотъ.-- Вонъ ихъ вѣсы,-- указалъ онъ въ сторону, да пойдемте, я васъ провожу.

Мы пошли, и черезъ нѣсколько шаговъ я увидѣлъ группу людей, стоявшую около одной изъ грудъ марганца.

-- А вонъ, и самъ г. У.-- сказалъ мой провожатый,-- вонъ, гдѣ люди стоятъ...

Въ это время отъ того мѣста, гдѣ стояла кучка людей, отдѣлился высокій, плотный человѣкъ и развалистой походкой пошелъ мнѣ на встрѣчу.

-- Господинъ К.?-- вопросительно обратился онъ во мнѣ.

-- Да, а вы -- господинъ У.?

-- Я самый.

Мы поздоровались.

-- Въ самый разгаръ дѣла къ намъ попадаете; посмотрите, какая кутерьма идетъ!-- Онъ указалъ на вѣсы, къ которымъ въ это время подошла большая партія ословъ, навьюченныхъ марганцемъ; около нихъ суетились и кричали какіе-то черные и оборванные люди.

-- Это, видите ли, наша платформа,-- пояснилъ мнѣ управляющій,-- и сейчасъ у насъ идетъ горячая пріемка руды. Однако, что же мы стоимъ; пожалуйте ко мнѣ, я живу тутъ не далеко. Бурденъ!-- крикнулъ онъ человѣку въ черкескѣ и папахѣ,-- возьми вещи.

Черезъ полчаса мы уже сидѣли за самоваромъ, и я слушалъ разсказы управляющаго про марганцовое царство.

------

На слѣдующій день У. предложилъ мнѣ осмотрѣть рудники. Послѣ чая намъ подали лошадей подъ высокими кавказскими сѣдлами, и мы отправились.

Спустившись съ горы, мы въѣхали на главную и единственную чіатурскую улицу; она состоитъ сплошь изъ грязныхъ лавокъ, еще болѣе грязныхъ духановъ и множества кузницъ, въ которыхъ идетъ горячая работа ковки вьючныхъ лошадей.

Выѣхавъ за Чіатуры, мы повернули на лѣво, въ боковое ущелье и сразу очутились среди невообразимой толчеи; вся дорога была запружена вьючными животными; движеніе разбивалось на два встрѣчныхъ теченія: одна густая волна лошадей и ословъ направлялась изъ рудниковъ къ Чіатурамъ, неся на спинахъ полные вьюки марганца; другая, съ порожними вьюками, текла обратно изъ Чіатуръ въ рудники за новымъ грузомъ. Лошади шли быстро, высоко поднявъ голову и эластично покачиваясь на бабкахъ ногъ отъ давившей ихъ спину тяжести. Маленькіе ослы, тѣсно скучившись, шли партіями; рѣже попадались скрипучія арбы; ихъ везли быки или буйволы; эти громадныя темно-сѣрыя животныя, похожія на какихъ-то допотныхъ чудовищъ, съ мохнатой шерстью и широкими костями, двигались медленно, неспѣша шагая толстыми, какъ бревна, ногами и опустивъ къ землѣ рогатую голову. Среди всей этой массы животныхъ приходилось ѣхать шагомъ и лавируя; стукнувшись колѣномъ разъ-другой о вьюки, я убѣдился, что они тверды, какъ желѣзо.

Въ воздухѣ висѣла густая пыль, поднятая копытами. Солнце жгло. Топотъ, скрипъ арбъ, ревъ ословъ и крики погонщиковъ сливались въ шумъ и гомонъ. Вмѣсто русскаго понуканія постоянно слышались непривычные для моего слуха возгласы: "аччь, аччь", и характерный гортанный звукъ, которымъ персы погоняютъ ословъ.

Я ѣхалъ среди этого шумнаго потока людей и животныхъ и напряженно наблюдалъ новую для меня и своеобразную жизнь; мнѣ казалось, что я попалъ въ мѣсто большой работы, гдѣ сконцентрировано громадное количество энергіи; эта энергія и кипучая жизнь были разлиты кругомъ и выражали степень крайняго напряженія.

Дорога шла по дну глубокаго ущелья, по обоимъ склонамъ котораго расположена большая часть рудниковъ; иногда она поднималась вверхъ и лѣпилась, какъ карнизъ, вдоль почти отвѣсныхъ стѣнъ горъ. По мѣрѣ того какъ мы удалялись отъ Чіатуръ, движеніе рѣдѣло, разбиваясь по боковымъ дорогамъ, которыя вели къ отдѣльнымъ рудникамъ. Но вотъ, мы переѣхали ручей, свернули съ главной дороги въ сторону и стали круто подниматься въ гору; здѣсь было совсѣмъ просторно; изрѣдка попадались отдѣльныя партіи, шедшія съ рудниковъ въ Чіатуры.

Наши лошади карабкались на кручу, тяжело дыша и опустивъ внизъ головы; встрѣчныя лошади спускались тихо и осторожно, садясь на зады и поддерживая поднятой шеей напиравшіе вьюки. Чѣмъ выше мы поднимались, тѣмъ глуше доносился до насъ шумъ толпы; обернувшись назадъ, можно было видѣть внизу черную ленту главной дороги, кишѣвшую движеніемъ. Съ трудомъ достигли мы вершины подъема -- и очутились какъ будто въ иномъ царствѣ: кругомъ разстилался мирный и прелестный ландшафтъ. Глазъ отдыхалъ, бродя по широкому горизонту, на которомъ отчетливо вырѣзывалась снѣжная линія горъ; ея идеальная чистота поражала красотой послѣ грязи и черныхъ красокъ внизу. Здѣсь было тихо и спокойно, какъ вездѣ, гдѣ господствуетъ природа. Въ грудь вливался чистый горный воздухъ; тяжелая марганцовая пыль осталась внизу. Невдалекѣ виднѣлась деревушка и зеленѣли разбитые вокругъ нея виноградники.

На рудникѣ, куда мы скоро пріѣхали, было мертво и пусто; работы были временно прекращены, и кромѣ сторожа здѣсь никого не было. На расчищенной площадкѣ лежалъ выработанный и сложенный въ кубы марганецъ. Мы сошли съ сѣделъ и направились осматривать главную штольню; въ ней было прохладно, сыро и темно. Сторожъ шелъ впереди и освѣщалъ путь лампой. Штольня велась образцово, и У. не безъ удовольствія замѣтилъ мнѣ, что такихъ въ Чіатурахъ немного; всюду видна была забота о безопасности рабочихъ; толстые дубовые столбы облегали стѣны и подпирали потолокъ. Дойдя до забоя, сторожъ освѣтилъ его, и я увидѣлъ мощные пласты марганца, залегавшіе въ толщѣ известняка.

Осмотрѣвъ рудникъ, мы сѣли на лошадей и направились обратно, спѣша къ обѣду. Кавказскія лошади осторожно и умѣло спустили насъ по крутому склону внизъ въ ущелье; мы снова очутились среди шума и движенія и черезъ полчаса, съ трудомъ обгоняя на узкой дорогѣ вьючныя партіи животныхъ, доѣхали до Чіатуръ. Дома, съ наслажденіемъ умывшись и освободившись такимъ образомъ отъ непріятнаго ощущенія грязи, я вышелъ на террасу; домъ стоялъ на краю Чіатуръ, на высокой горѣ, и съ террасы все мѣстечко видно было какъ на ладони. Сюда глухо доносился шумъ рабочаго дня; крики, мычаніе, скрипъ, топотъ, свистки и пыхтѣнье паровозовъ -- все сливалось вмѣстѣ и ничто не было слышно отдѣльно. Нѣсколько оглушенный массой новыхъ впечатлѣній, я пока только вбиралъ ихъ въ себя и не анализировалъ; атмосфера труда, разлитая кругомъ, дѣйствовала заразительно и вызывала желаніе присоединиться къ общей работѣ.

Чіатуры, какъ крупный промышленный центръ, стали извѣстны недавно; еще лѣтъ десять тому назадъ грузинскіе крестьяне спокойно сѣяли на ихъ мѣстѣ кукурузу и разводили виноградники; громадныя минеральныя богатства лежали въ землѣ, и никто не обращалъ особеннаго вниманія на эти дикія мѣста.

Въ настоящее время Чіатуры не боятся соперниковъ въ добываніи марганца. Мѣстечко лежитъ въ центрѣ громаднаго бассейна мощныхъ залежей марганцовой руды прекраснаго качества, и нигдѣ не добывается такого большого количества ея, какъ здѣсь; но способъ эксплуатаціи поражаетъ всякаго, кто съ нимъ знакомится, своей примитивностью и грубостью. Рѣдкій рудникъ разрабатывается правильно, такъ какъ рѣдкій предприниматель знаетъ горное дѣло. Техники и горные инженеры встрѣчаются пока здѣсь въ видѣ исключеній. Штольни ведутся очень часто несогласно съ залеганіемъ породы, при крайне небрежномъ крѣпленіи. "Сойдетъ, авось не задавитъ". Таковы соображенія, руководящія очень многими марганцепромышленниками. "Авось", конечно, не всегда оправдываетъ надежды, но сами предприниматели остаются цѣлы.

Все дѣло распадается на двѣ главныя операціи. Сырую руду выбиваютъ въ штольняхъ и грубо очищаютъ чеками отъ приставшихъ постороннихъ породъ,-- этимъ исчерпываются всѣ горныя работы. Съ рудниковъ руду перевозятъ въ Чіатуры и грузятъ на платформы. Въ этой то перевозкѣ и лежитъ центръ тяжести всего дѣла. Она представляетъ настолько большія трудности, что на нее затрачивается главная масса расходуемаго въ Чіатурахъ труда. Вокругъ Чіатуръ горы смыкаются кольцомъ, круты и перерѣзаны ущельями; дороги тяжелы для движенія и не вездѣ безопасны. На чіатурскихъ платформахъ лежатъ десятки милліоновъ пудовъ марганца; день и ночь поѣзда отвозятъ его въ портовые города Поти и Батумъ; но груды не убываютъ, а растутъ, и если подумать, что вся эта масса свозится на спинахъ лошадей и ословъ, то можно составить себѣ приблизительное понятіе о подобной работѣ.

До сихъ поръ почти не дѣлалось попытокъ замѣнить этотъ варварскій способъ перевозки болѣе совершеннымъ. Одна французская фирма, пользуясь отвѣсомъ горы, устроила трубу, по которой руду спускаютъ внизъ; но это чуть ли не единственный примѣръ, при томъ мало помогающій дѣлу. Положеніе вещей могло бы въ корнѣ измѣниться отъ прокладки рельсовыхъ путей вдоль главной артеріи, по которой направляется движеніе и по обѣимъ сторонамъ которой расположены почти всѣ рудники.

Это дѣло ждетъ предпріимчивыхъ людей и крупныхъ капиталовъ, а пока перевозка марганца замучиваетъ цѣлую армію чалвадаръ и стираетъ до живого мяса спины тысячамъ животныхъ. До тѣхъ поръ, пока машины не замѣнятъ лошадей, ословъ и быковъ, Чіатуры останутся огромными конюшнями, содержащимися въ безобразномъ видѣ, и будутъ оказывать радушное гостепріимство всевозможнымъ эпидеміямъ.

Не смотря на первобытность пріемовъ, которые употребляютъ марганцепромышленники, дѣло у нихъ идетъ и приноситъ крупные барыши; это надо объяснять, съ одной стороны, большимъ спросомъ на марганецъ за границей, а съ другой -- тѣмъ, что для перевозки руды къ услугамъ марганцепромышленниковъ всегда готово сколько угодно персовъ и татаръ; коренное грузинское населеніе брезгаетъ этой работой, какъ слишкомъ грязной, а на чадвадаръ смотритъ съ глубокимъ сознаніемъ своего превосходства. Такимъ образомъ, возчики являются въ Чіатурахъ чернорабочими, низшимъ классомъ, несущимъ на себѣ главную тяжесть работъ.

Представьте себѣ человѣка совершенно чернаго отъ марганца и грязи; марганцовая пыль въѣлась въ поры его кожи настолько прочно, что отмывается лишь съ трудомъ; такимъ образомъ, въ рядъ марганцовыхъ соединеній можно включить и живую разновидность, названіе которой -- "чалвадаръ".

О чалвадарахъ должны бы, казалось, больше всѣхъ знать тѣ, на кого они работаютъ, т. е. гг. марганцепромышленники; дѣйствительно, они обращаютъ нѣкоторое вниманіе на лошадей и ословъ, а слѣдовательно, и на чалвадаръ, такъ какъ въ ихъ глазахъ эти послѣдніе точно такое же орудіе перевозки, какъ и первые; такова "упрощенная" точка зрѣнія марганцепромышленниковъ.

Жизнь чалвадара слагается изъ весьма несложныхъ элементовъ. Его спеціальность,-- перевозка руды,-- требуетъ очень мало ума и знаній и очень много выносливости.

Около четырехъ часовъ утра чалвадаръ начинаетъ свой рабочій день, взваливаетъ вьюки на спины животнымъ и отправляется въ горы на рудники. Съ нагруженными вьюками онъ спускается пѣшкомъ въ Чіатуры; изъ Чіатуръ опять на рудники, и такъ цѣлый день.

Движеніе, однообразное, какъ качаніе маятника, притупляетъ въ немъ всякій проблескъ мысли; способность чувствовать и воспринимать впечатлѣнія внѣшняго міра подавлена въ немъ ощущеніемъ физической усталости. Солнце накаляетъ атмосферу и жжетъ людей. Пыль и жаръ сушатъ слизистую оболочку во рту, и когда чалвадаръ своими гортанными криками погоняетъ ословъ, получается такое впечатлѣніе, будто у него сильно болитъ гордо. Отъ той же пыли,-- ужаснаго бича чіатурцевъ,-- почти у всѣхъ чалвадаръ бѣлки глазъ воспалены, и ихъ краснота рѣзко выдѣляется на черномъ фонѣ кожи. На лицѣ, съ запекшимися губами и размазаннымъ потомъ марганцемъ, лежитъ тупое и напряженное выраженіе; часто оно говоритъ о крайнемъ физическомъ изнуреніи или о болѣзни: различить трудно.

Между крайними классами чіатурскаго міра,-- марганцепромышленнивами, представителями капитала, и возчиками -- не существуетъ никакихъ непосредственныхъ сношеній. Связующимъ звеномъ между ними является классъ подрядчиковъ; марганцепромышленники входятъ въ сдѣлки только съ ними и совершенно отстраняютъ отъ себя всякое попеченіе о жизни низшаго рабочаго населенія; они только тогда начинаютъ волноваться и вспоминать о его существованіи, когда временами масса возчиковъ отливаетъ изъ Чіатуръ, перекочевывая въ другія мѣста; тогда перевозка становится дороже, и марганцепромышленники заводятъ рѣчи на свою любимую тему, о трудности положенія.

-- Помилуйте!-- вопіютъ они,-- вѣдь мы поставлены въ совершенно исключительныя условія работы; никакія политико-экономическія теоріи тутъ не примѣнимы, такъ какъ здѣсь все совершается какъ разъ наоборотъ: здѣсь не рабочіе зависятъ отъ насъ, а мы отъ рабочихъ! Сегодня есть возчики,-- работа идетъ, а завтра имъ вздумается уйти,-- и хоть на себѣ вези руду!

Однако, до сихъ поръ возчикамъ не вздумалось уйти, и марганцепромышленники не возили руду на себѣ. Очевидно, въ Чіатурахъ, какъ и вездѣ, царитъ желѣзный законъ капитала и гонитъ рабочихъ къ марганцепромышленникамъ, какъ бабочекъ къ огню.

Кажется, нигдѣ, какъ здѣсь, несправедливость и насиліе не облекаются въ такія голыя и беззастѣнчивыя формы: чалвадаръ не способенъ къ протесту въ силу своей крайней забитости и дикости. Плеть и палка имѣютъ здѣсь широкое примѣненіе: колотятъ лошадей, ословъ и... людей, такъ какъ чалвадары люди, вопреки мнѣнію чіатурскаго "общества".

Нерѣдко, издали, съ террасы дома, мнѣ приходилось быть безсильнымъ зрителемъ избіенія: жертвой неизмѣнно являлся возчикъ, палачемъ -- подрядчикъ. Бывало, придешь домой усталый, смоешь съ себя ненавистную марганцовую пыль и сядешь пить чай или читать газету съ намѣреніемъ отдохнуть и позабыть на время о марганцовомъ царствѣ со всѣми его прелестями. Вдругъ слышишь отчаянные крики; смотришь въ ту сторону и видишь безобразную сцену: подрядчикъ колотитъ возчика,-- зрѣлище настолько обыкновенное, что многіе безучастно проходятъ мимо. Иногда, однако, истязаніе продолжается такъ долго, что обращаютъ на него вниманіе. Въ такихъ случаяхъ колотившій спасается бѣгствомъ, а его жертву, избитую часто до потери сознанія, переносятъ въ сторонку: пусть, молъ, отлежится.

Правда, есть въ Чіатурахъ полиція, есть нѣсколько десятковъ "стражниковъ", пѣшихъ и конныхъ. Бываетъ, хотя рѣдко, что возчикъ пытается искать у нихъ защиты, но толку изъ этого не получается никакого. Мнѣ однажды пришлось въ этомъ весьма наглядно убѣдиться.

Какъ-то разъ мнѣ понадобилось навести справку въ полицейскомъ участкѣ. Въ сопровожденіи служащаго, чеченца Бурдена я, не спѣша, поднимался по тропинкѣ въ гору, на которой, въ сторонѣ отъ Чіатуръ, находился участокъ. Недалеко отъ него насъ опередила группа людей, сразу обратившая на себя мое вниманіе.

Впереди шелъ стражникъ, за нимъ грузинъ, очевидно подрядчикъ, съ сумрачнымъ и непріятнымъ лицомъ, до самыхъ глазъ заросшимъ черной бородой. Позади шли два чалвадара; взглянувъ на нихъ, я вздрогнулъ: у обоихъ все лицо и голова были залиты кровью; ручьи ея, смѣшиваясь съ марганцемъ, покрывавшимъ ихъ лица, были грязнаго, темно-краснаго цвѣта.

Я вошелъ въ помѣщеніе участка вмѣстѣ съ этой группой.

За столомъ, покрытымъ зеленымъ сукномъ и заваленнымъ отнятыми у грузинъ кинжалами,-- результатъ производившагося въ Чіатурахъ разоруженія,-- сидѣлъ письмоводитель, молодой, красивый грузинъ, съ бѣлыми выхоленными руками. Мелькомъ взглянувъ на пришедшихъ, онъ обратился сначала ко мнѣ. Я навелъ нужную справку, но медлилъ уходить, желая узнать, чѣмъ кончится дѣло. Къ сожалѣнію, весь разговоръ происходилъ по-грузински, и я долженъ былъ прибѣгнуть къ помощи Бурдена, чтобы понять его смыслъ.

Во все время объясненія обвиняемый подрядчикъ стоялъ совершенно спокойно; не давая себѣ труда говорить, онъ только на все отрицательно моталъ головой.

Чалвадары находились, видимо, въ большомъ затрудненіи, такъ какъ отъ нихъ требовали объясненія, значитъ нѣкоторой работы мысли, несравненно болѣе трудной для нихъ, чѣмъ возка марганца. Имъ помогалъ стражникъ. Чалвадары, указывая на свои окровавленныя лица и на подрядчика, говорили, что это онъ избилъ ихъ. Подрядчикъ отрицательно моталъ головой. Письмоводитель, съ лица котораго все время не сходило выраженіе скуки и апатіи, почти не глядѣлъ на тѣхъ, съ кѣмъ говорилъ, в концѣ концовъ объявилъ возчикамъ, что если они хотятъ дать дѣлу ходъ, то должны представить свидѣтелей.

Такимъ образомъ, избитымъ, вмѣсто больницы, куда бы ихъ слѣдовало немедленно отправить, предлагали спуститься внизъ въ Чіатуры, въ этотъ пыльный адъ съ 35° жары, и, среди тысячи другихъ возчиковъ, отыскать свидѣтеля Абдула, убѣдить его бросить работу и идти давать показанія въ участокъ.

Я вышелъ, не дожидаясь исхода дѣла: онъ былъ ясенъ.

Для людей привилегированныхъ трудно понять безъ большого усилія ума, какіе стимулы даютъ силу жить человѣку съ долей чалвадара. Въ его жизни нѣтъ,-- не говорю о красотѣ,-- нѣтъ намека на удобство, нѣтъ покоя, а есть одна нищета, грязь и изнуреніе; и если бы онъ умѣлъ смотрѣть впередъ, то не увидѣлъ бы передъ собой никакого просвѣта.

При такой судьбѣ низшаго рабочаго населенія Чіатуръ, а главное, при томъ отношеніи къ нему болѣе сильныхъ классовъ, которое характеризуется двумя словами: эксплуатація и презрѣніе,-- понятны и несудимы становятся крайнее невѣжество и дикость его нравовъ. Драка и убійство,-- двѣ вещи, безъ которыхъ трудно было бы представить Чіатуры. Сколько разъ, бывало, ложишься спать и уже начинаешь забываться сномъ, какъ вдругъ пробуждаешься отъ звука выстрѣла или дикаго крика, какъ будто кого-то рѣжутъ. Затѣмъ, нарушенное безмолвіе ночи возстановляется, но тишина кажется жуткой... Эти отзвуки ночныхъ драмъ говорили мнѣ, что чёрныя ночи, нависающія надъ марганцовымъ царствомъ послѣ знойнаго дня, тревожны и не даютъ полнаго отдыха измученному чіатурскому люду. Нездоровый организмъ не можетъ, очевидно, спать здоровымъ сномъ.

------

Съ тѣхъ поръ, какъ Чіатурами завладѣлъ "чумазый", мѣстечко это стало неузнаваемо; было бы положительно мудрено загрязнить его въ большей степени, чѣмъ это сдѣлали гг. марганцепромышленники. Широко пользуясь для своего обогащенія рудоносной землей и народомъ, который для нихъ за грошъ гнетъ спину, они взамѣнъ производятъ милліоны пудовъ марганца -- для Европы и кучи грязи -- для Чіатуръ. Правда, самый родъ дѣла,-- добыча марганцовой руды,-- таковъ, что грязь, вѣрнѣе пыль, при немъ неизбѣжна. Пыль сплошь покрыла мѣстность, уничтожила почти всякую растительность и наложила на все кругомъ тяжелый, мрачный отпечатокъ. Противъ подобнаго врага марганцепромышленники безсильны, и, конечно, никто не упрекнетъ ихъ въ этомъ. Но одна пыль была бы съ полгоря. Въ Чіатурахъ есть гораздо болѣе вредныя и возмутительныя вещи.

Одна изъ замѣчательныхъ особенностей Чіатуръ заключается въ томъ, что въ нихъ больше скота, чѣмъ людей, и потому больше конюшенъ, чѣмъ всякихъ другихъ построекъ. Если бы эти конюшни были выстроены не въ чертѣ Чіатуръ, а въ окрестностяхъ или хотя бы на окраинахъ, если бы онѣ были просторны и содержались въ чистотѣ и порядкѣ, то не было бы причины особенно жаловаться на нихъ; но въ томъ и бѣда, что чіатурскія конюшни не только не удовлетворяютъ ни одному изъ этихъ условій, но, наоборотъ, представляютъ изъ себя что-то безобразное; всѣ онѣ сколочены на живую руку изъ тонкаго теса, набиты биткомъ животными и завалены навозомъ. Навозъ, котораго въ Чіатурахъ чуть ли не столько же, сколько марганца, не умѣщаясь въ конюшняхъ, лежитъ въ кучахъ возлѣ нихъ; его здѣсь никогда не вывозятъ и иногда только жгутъ въ кострахъ; вечеромъ среди массы маленькихъ огоньковъ, которыми расцвѣчаются Чіатуры, часто можно видѣть тамъ и сямъ большое пламя такихъ костровъ... Для марганцепромышленниковъ и подрядчиковъ, конечно, не тайна, что подобныя конюшни пагубны для здоровья населенія, и тѣмъ не менѣе они пальцемъ не двигаютъ, чтобы, уничтожить эти заразныя гнѣзда и замѣнить ихъ постройками, хотя бы сколько-нибудь сносными въ санитарномъ отношеніи; приходится только удивляться, какъ имъ самимъ не тошно отъ той ужасной грязи, среди которой имъ же приходится жить и работать.

Оригинальность Чіатуръ не исчерпывается, однако, однѣми конюшнями; другая особенность ихъ заключается въ томъ, что въ нихъ осламъ и лошадямъ отдано рѣшительное предпочтеніе передъ возчиками: въ самомъ дѣлѣ, для первыхъ, правда очень скверныя, но все же есть помѣщенія, а для вторыхъ совсѣмъ нѣтъ никакихъ. Марганцепромышленники и подрядчики, будучи послѣдовательны въ своихъ взглядахъ на чалвадаръ, предоставляютъ имъ спать вмѣстѣ со скотомъ въ конюшняхъ на навозѣ. Не удивительно послѣ этого, что отъ чалвадара плохо пахнетъ, и напрасно гг. марганцепромышленники выражаютъ свое неудовольствіе по поводу этого: "Вѣдь, отъ него за десять шаговъ несетъ!-- говорятъ они съ гримасой отвращенія,-- пустишь въ контору на пять минутъ, такъ потомъ цѣлый часъ комнату провѣтривать надо". Но вѣдь не кто другой, какъ сами же промышленники создали марганцовое царство такимъ вонючимъ. Однихъ себя имъ и слѣдуетъ за это винить. У марганцепромышленниковъ, впрочемъ, хватитъ духу не согласиться съ этимъ; они готовы умыть руки во всѣхъ этихъ безобразіяхъ подъ тѣмъ предлогомъ, что ни конюшни, ни скотъ, ни бытъ чалвадаръ совершенно не входятъ въ кругъ ихъ вѣдѣнія; со всѣмъ этимъ имѣютъ дѣло исключительно подрядчики, на нихъ и должна падать вся отвѣтственность. Неизвѣстно, что скажутъ подрядчики, но, навѣрное, они будутъ кивать на марганцепромышленниковъ.

Въ Чіатурахъ нѣтъ ни одной столовой для рабочихъ, и трудно было бы сказать, чѣмъ и какъ они; питаются; вмѣсто столовыхъ есть гибель духановъ, съ дешевымъ виномъ и скверной пищей. Здѣсь, какъ и повсюду, народъ чтитъ день субботній и посвящаетъ его богу разгула; поэтому духаны торгуютъ бойко; они служатъ для рабочаго люда мѣстомъ отдыха и сбора. Еще ощутительнѣе даетъ себя знать отсутствіе бань въ Чіатурахъ; правда, такое названіе здѣсь носитъ какой-то старый сарай, но это, очевидно, недоразумѣніе; по крайней мѣрѣ, при мнѣ въ этомъ сараѣ стирала бѣлье чуть ли не единственная на всѣ Чіатуры прачка, но чтобы когда либо въ немъ мылись, объ этомъ никто не слыхалъ. Марганцепромышленники съ цѣлью помыться нарочно ѣздятъ въ Кутаисъ; что же касается возчиковъ, то по здѣшнимъ понятіямъ для нихъ совершенно достаточно рѣки Квирилы, которая и предоставлена въ ихъ полное распоряженіе. Эта рѣка въ общемъ похожа на всѣ остальныя горныя рѣчки, но протекая черезъ Чіатуры, она пріобрѣтаетъ совершенно исключительныя свойства; дѣло въ томъ, что на ея днѣ покоится изрядное количество лошадиныхъ и ослиныхъ костей, а если пройти внизъ по ея теченію саженей триста-четыреста, то непремѣнно увидишь въ ней двѣтри полускрытыя водой, разлагающіяся туши: въ Чіатурахъ отъ изнурительной работы падаетъ масса вьючныхъ животныхъ; вывозить ихъ за черту мѣстечка и закапывать -- слишкомъ длинная и хлопотливая процедура, и жители частенько практикуютъ болѣе простой способъ -- прямо стаскиваютъ трупы въ Квирилу; здѣсь они застреваютъ въ камняхъ и медленно разрушаются. Въ этой то рѣкѣ чалвадары моются и купаютъ своихъ лошадей.

Свѣжему человѣку все это воротитъ душу, но чіатурцы, тѣ ничего, пообтерпѣлись.

До поры до времени все шло по хорошему: конюшни заполнялись навозомъ, чалвадары спали въ конюшняхъ, туши лошадей и ословъ гнили въ Квирилѣ, и ничто не смущало совѣсти гг. марганцепромышленниковъ. Неизвѣстно, долго ли бы продолжался такой порядокъ вещей, не случись обстоятельства, напугавшаго чіатурцевъ и обратившаго на мѣстечко вниманіе правительства.

Это досадное обстоятельство заключалось въ томъ, что чалвадары стали умирать, какъ сговорившись и съ необычайной поспѣшностью: сегодня захворалъ, а завтра умеръ. Сначала не обращали вниманія, но потомъ стали бояться заразы. Возникла мысль о чумѣ и на почвѣ страха скоро выросла въ убѣжденіе.

Чіатурскій врачъ, съ которымъ я говорилъ на эту тему, объяснялъ загадку повышенной и быстрой смертности иначе.

-- Скажите, пожалуйста, это, конечно, не чума?-- спросилъ я его.

-- Конечно, нѣтъ,-- отвѣтилъ онъ.-- Если бы чума забралась эти конюшни, то здѣсь такъ бы стали умирать, что скоро ни одной души не осталось бы.

-- Такъ что же это такое?

-- Воспаленіе легкихъ.

-- Но почему же,-- удивился я,-- люди умираютъ такъ быстро? Вѣдь, кажется, воспаленіе легкихъ тянется самое меньшее дней 5--7?

-- Да, видите ли,-- пояснилъ докторъ,-- чалвадаръ работаетъ до послѣдней возможности, пока его держатъ ноги; въ больницу является съ 40° температуры и черезъ день-два отдаетъ Богу душу. И ничего не подѣлаешь при такихъ условіяхъ!

Борьбу съ эпидеміей затрудняло также обычное въ такихъ случаяхъ недовѣріе массы къ медицинской помощи; впрочемъ, справедливость требуетъ замѣтить, что чіатурское общество сдѣлало все отъ него зависящее, чтобы заставить чалвадаръ сомнѣваться въ его гуманности; поэтому они предпочитаютъ болѣть и умирать безъ посторонней помощи, у себя въ конюшняхъ или просто гдѣ-нибудь въ кустахъ. Очень хорошо помню такой случай: какъ то разъ, совершенно случайно я попалъ на вскрытіе. Въ сторонѣ отъ проѣзжей дороги, на рогожѣ лежало тѣло возчика; два фельдшера въ черныхъ перчаткахъ копошились надъ нимъ съ инструментами, тутъ же былъ докторъ; поодаль стояли полицейскіе чиновники и стражники. Я подошелъ къ доктору и спросилъ его, что обнаруживаетъ вскрытіе.

-- Воспаленіе легкихъ!-- отвѣтилъ онъ.

-- Гдѣ же нашли тѣло?

-- А вонъ тамъ, въ кустахъ; не меньше мѣсяца пролежало въ нихъ!

Дѣйствительно, разложеніе было настолько сильное, что черепная кость уже обнажилась; запахъ былъ до такой степени невыносимъ, что всѣ, даже привычный докторъ, стояли, зажавъ носъ. Я не могъ выдержать больше двухъ минутъ и ушелъ. Въ этомъ, весьма обыкновенномъ для Чіатуръ случаѣ заслуживаетъ вниманія то обстоятельство, что тѣло пролежало въ кустахъ, въ нѣсколькихъ саженяхъ отъ проѣзжей дороги, на которой съ утра до вечера толкутся люди, пять -- шесть недѣль! Чіатурцы проходили мимо, не стараясь отыскивать причину сквернаго запаха, такъ какъ навѣрное думали, что это гніетъ оселъ или лошадь.

Стоустая молва подхватила слухъ о чумѣ и донесла его до Петербурга.

Такимъ образомъ случилось, что на Чіатуры, гдѣ люди безпрепятственно копошились по горло въ грязи, обратила вниманіе столица.

Было произведено спеціальное медицинское изслѣдованіе чіатурской эпидеміи. Мѣстный врачъ не ошибся: чума оказалась эпидеміей воспаленія легкихъ съ добавленіемъ тифа.

Чіатурцы не сразу повѣрили. Дѣйствительно, надо считать счастливой случайностью, что эпидемія явилась въ Чіатуры въ формѣ воспаленія легкихъ, а не чумы или какого-нибудь другого опаснаго инфекціоннаго заболѣванія.

Первое предостереженіе было очень милостиво.

Въ общемъ итогѣ всѣхъ волненій, порожденныхъ мнимой чумой, была вполнѣ реальная польза: стоило только разъ копнуть навозную кучу, и всѣ долго скрытыя прелести Чіатуръ стали выплывать наружу.

Изъ Петербурга былъ командированъ въ Чіатуры полковникъ А. съ порученіемъ привести ихъ въ надлежащій видъ и порядокъ; онъ принялся за дѣло энергично. Немедленно была уничтожена значительная часть конюшенъ, при чемъ новыя запрещено было строить въ чертѣ Чіатуръ. Первымъ слѣдствіемъ этой мѣры было то, что много возчиковъ ушло изъ Чіатуръ къ величайшему негодованію марганцепромышленниковъ. Полковникъ А обратилъ вниманіе на падающій скотъ: при немъ перестали бросать его въ Квирилу и начали вывозить изъ Чіатуръ и закапывать. Онъ принялъ рядъ другихъ мѣръ и затѣмъ уѣхалъ.

Полковникъ А. успѣлъ положить только начало упорядоченію Чіатуръ; но они загрязнены до такой степени, что для ихъ очистки и передѣлки нужна не мѣсячная, а долгая и большая работа. Я уѣхалъ изъ Чіатуръ вскорѣ послѣ описанныхъ событій и не знаю, насколько успѣла измѣниться ихъ физіономія; думается, однако, что не лишнимъ былъ бы и второй визитъ полковника А.

Чіатуры одинъ изъ такихъ центровъ, которые только при самомъ бдительномъ и неустанномъ надзорѣ могутъ не представлять опасности распространенія заразы и эпидемій. Ужъ очень мало довѣрія внушаютъ къ своей чистоплотности гг. марганцепромышленники.

Полковникъ А., уѣзжая, долженъ былъ благодарить одного помощника въ своей дѣятельности по очисткѣ Чіатуръ: таковымъ явился пожаръ.

Однажды ночью меня разбудили, чтобы посмотрѣть на горѣвшія Чіатуры. Я вышелъ на террасу и увидѣлъ великолѣпное зрѣлище. Внизу, въ ущельи, было разлито море пламени. Огонь бросалъ фантастическій отблескъ на окружающія ущелье черныя горы и отражался огромнымъ заревомъ въ небѣ; дальше тьма смыкалась еще гуще и непрогляднѣе. На верхъ доносились крики, шумъ, трескъ... отчетливо виднѣлись силуэты суетившихся безполезно людей. Освѣщенная пожаромъ рѣка текла, какъ расплавленный металлъ; на небольшомъ островкѣ видны были тѣсно столпившіяся въ кучу животныя: огонь выгналъ ихъ изъ конюшенъ, и они спаслись посреди рѣки. Пожаръ длился всю ночь. На утро Чіатуры имѣли другой видъ: на значительной площади огонь истребилъ конюшни, на мѣстѣ которыхъ теперь была груда тлѣвшихся развалинъ.

-----

Въ дни большой пріемки руды мнѣ часто приходилось дежурить "на вѣсахъ", гдѣ ее взвѣшивали и грузили на платформу.

Главнымъ дѣятелемъ здѣсь являлся вѣсовщикъ Ноэ Месхи, высокій рыжій грузинъ, слывшій въ Чіатурахъ за большого храбреца; благодаря такой репутаціи, подрядчики опасались съ нимъ ссориться, и на нашихъ вѣсахъ время проходило сравнительно мирно.

Только что пришла партія лошадей. Черный, какъ трубочистъ, чалвадаръ устанавливаетъ ихъ на площадкѣ вѣсовъ.

-- Ракъ квіа? {По русски: какъ зовутъ?} -- задаетъ Месхи обычный вопросъ.

-- Джафаръ,-- хрипитъ возчикъ.

Секунда-двѣ, и лошади взвѣшаны.

-- Цади! {Ступай!} -- коротко командуетъ Месхи.

Лошади прямо съ вѣсовъ съ трудомъ избираются на крутую груду марганца. Чалвадаръ при помощи плеча и рукъ опрокидываетъ вьюки и вытряхиваетъ изъ нихъ руду; затѣмъ онъ кладетъ ихъ на спину лошадямъ, садится на одну изъ нихъ и снова отправляется на рудники.

На поворотѣ дороги, изъ-за груды марганца показывается передовой оселъ, а за нимъ выдвигается, какъ какое-то войско, цѣлое стадо и медленно подвигается къ вѣсамъ. Месхи смотритъ на нихъ неодобрительно: онъ не любитъ ословъ, такъ какъ установить ихъ на площадку вѣсовъ гораздо хлопотливѣе, чѣмъ лошадей; чалвадары тянутъ ихъ за уши, кричатъ и усердно награждаютъ пинками. Но вотъ, они установлены, и Месхи, пользуясь моментомъ, быстро переводитъ пальцемъ гирку вѣсовъ.

-- Цади!-- кидаетъ онъ чалвадару, и тотъ гонитъ ословъ на платформу.

На грудѣ марганца царствуетъ грузинъ Матэ; его дѣло заключается въ надзорѣ за правильной свалкой руды и въ ея бракованіи въ случаѣ недоброкачественности. Этотъ Матэ -- забавная личность. Когда пріемки мало, онъ понуро стоитъ на вершинѣ груды; дѣлать ему нечего, и отъ скуки физіономія его съ длиннымъ носомъ принимаетъ убитое выраженіе. Но нужно его видѣть, когда подвозъ великъ и когда груды марганца непрерывно штурмуются подъ предводительствомъ черныхъ чалвадаръ цѣлыми войсками ословъ и лошадей. Тогда Матэ приходитъ въ необычайное движеніе; безъ шапки, съ краснымъ и потнымъ лицомъ, онъ, какъ духъ, носится надъ марганцемъ, простирая палку, ругаясь и крича до полнаго изнеможенія; къ концу такого дня онъ теряетъ голосъ и можетъ говорить лишь хриплымъ шопотомъ, но за то доволенъ.

Послѣ достаточнаго количества ругани и толкотни принесенный партіей марганецъ выгруженъ, и ослы въ безпорядкѣ сползаютъ съ груды внизъ, оглашая воздухъ своимъ непріятнымъ крикомъ. Чіатурскіе ослы имѣютъ крайне жалкій видъ: малорослые, худые, съ вытертой шерстью, нерѣдко окровавленные. Къ этимъ безобиднымъ и полезнымъ животнымъ мѣстное населеніе относится съ какой-то странной нелюбовью и брезгливостью; обращаются съ ними жестоко; чалвадары, въ видѣ понуканія, колютъ ихъ шиломъ или чѣмъ нибудь острымъ, норовя попасть въ самыя чувствительныя мѣста: въ голову, животъ, шею. Грузину доставляетъ удовльствіе рѣзать имъ уши и бить палкой. Въ противоположность осламъ, лошади здѣсь въ большомъ почетѣ; чалвадары любятъ ихъ и, насколько позволяетъ нужда, берегутъ и ухаживаютъ за ними; эта любовь къ лошадямъ нерѣдко облекается у нихъ въ наивныя и трогательныя формы: часто можно видѣть, какъ грязный, оборванный чалвадаръ ведетъ лошадь, украшенную цвѣтами,-- обыкновенно, вплетеннымъвъ гриву краснымъ макомъ; иногда вмѣсто цвѣтовъ лошади увѣшаны множествомъ бубенчиковъ, бусами и тому, подобными украшеніями, тѣшащими незатѣйливый вкусъ чалвадара; но стоитъ снять съ этихъ лошадей вьюки, и подъ ними обыкновенно обнаруживается стертая въ кровь спина: это является неизбѣжнымъ слѣдствіемъ вьючнаго способа перевозки.

Большая партія ословъ уходитъ. Настаетъ перерывъ. Месхи откладываетъ въ сторону счеты и записную книжку, достаетъ грузинскій романъ и принимается за чтеніе. Я отъ нечего дѣлать наблюдаю жизнь сосѣднихъ платформъ; тамъ то же самое, что и у насъ; около одной изъ нихъ копошатся два чалвадара: они заняты переноской на платформу сваленнаго около вѣсовъ марганца; одинъ изъ нихъ маленькій и коренастый, другой -- высокій, тощій старикъ; насыпавъ мѣшокъ рудой, онъ обхватываетъ его длинными, костлявыми руками, напрягается изо всѣхъ силъ и взваливаетъ его на спину товарищу; каждый разъ послѣ этой операціи, онъ долго не можетъ отдышаться. Это, очевидно, больной человѣкъ; выраженіе лица типично для чалвадара: черное отъ марганца, съ запекшимися губами и воспаленными красными глазами; на немъ трудно что-нибудь прочесть, кромѣ страданія. Въ нѣсколькихъ саженяхъ отъ нашей платформы кипитъ желѣзнодорожная жизнь: безпрерывно маневрируютъ товарные поѣзда, нагруженные марганцемъ, извергая клубы чернаго, вонючаго дыма.

Полдень. Невыносимо жарко и душно. Громадныя кучи чернаго металлическаго марганца, накаленныя солнцемъ, усиливаютъ жару. Воздухъ насыщенъ ѣдкимъ запахомъ навоза и мазута, которымъ здѣсь отапливаются паровозы. Иногда по ущелью проходитъ вѣтеръ и поднимаетъ облака марганцовой пыли; она проникаетъ и въ будку при вѣсахъ, спеціально выстроенную для защиты отъ нея, лѣзетъ въ глаза, носъ, уши; отъ нея непріятно тянетъ кожу лица и сохнетъ во рту.

Около вѣсовъ лежатъ и бродятъ подрядчики съ сонными, скучающими физіономіями; они всецѣло отдаются лѣни, такъ какъ занятія у нихъ нѣтъ никакого, развѣ иногда представится случай пнуть ногой подвернувшагося осла или съ размаху ударить его палкой; когда приходитъ ихъ партія, они нѣсколько оживляются; это заставляетъ ихъ встать и подойти къ Месхи, чтобы слѣдить за процедурой взвѣшиванія руды; затѣмъ, поставивъ въ неимовѣрно грязную записную книжку нужныя цифры, они снова погружаются въ бездѣйствіе.

Около пяти часовъ пополудни дѣятельность на вѣсахъ затихаетъ. Приходятъ послѣднія три лошади; ихъ привелъ чалвадаръ Хамза; этого возчика я отлично знаю и выдѣлилъ изъ среды всѣхъ остальныхъ, какъ пріятное и рѣдкое исключеніе: онъ здоровъ и веселъ; и лошади у него, какъ и онъ самъ, крѣпкія и сильныя; Хамза разукрасилъ ихъ на славу, а одной изъ нихъ онъ повѣсилъ на грудь совсѣмъ особенное украшеніе -- блестящій и искрящійся подъ яркими лучами солнца осколокъ зеркала.

-- Здравствуй, Хамза!-- говорю я ему.

Чалвадаръ широко улыбается. Хамза, Хамза,-- отвѣчаетъ онъ, не понявъ русскаго привѣтствія и думая, что ему задаютъ обычный вопросъ объ имени.

Но вотъ и лошади Хамзы взвѣшаны; Месхи выходитъ изъ будки и закрываетъ вѣсы. Пріемка кончена, и я спѣшу домой.

Съ террасы дома чрезвычайно удобно слѣдить за всей жизнью Чіатуръ. Между пятью и шестью часами рабочій день затихаетъ. По набережной двигаются лишь отдѣльныя, запоздалыя партіи съ послѣднимъ грузомъ; сплошной гулъ прекращается, теперь отчетливо слышны отдѣльные звуки: съ противоположной стороны доносятся рѣзкіе свистки локомотивовъ, слѣва грохочетъ труба Панасье, спуская внизъ руду. Въ рѣкѣ плещутся, моя своихъ лошадей, чалвадары. Вдали показывается пассажирскій поѣздъ; это часъ сбора на вокзалѣ всего чіатурскаго общества; сюда рискуютъ видти даже мѣстныя дамы -- жены желѣзнодорожныхъ служащихъ, которыя днемъ прячутся отъ пыли по домамъ.

Южная ночь надвигается быстро, но она не приноситъ здѣсь прохлады: жаръ спалъ, но воздухъ тяжелъ и душенъ: скученная масса конюшенъ съ громаднымъ количествомъ гніющаго навоза -- неистощимый источникъ зловонія. Съ наступленіемъ темноты въ ущельѣ повсюду зажигаются огни: мѣстами видны пылающіе, костры; духаны наполняются пошабашившими рабочими; начинается ночная жизнь; не смотря на усталость дня, Чіатуры засыпаютъ поздно.

Всякій, кто пріѣзжаетъ въ Чіатуры, но не дѣлается самъ марганцепромышленникомъ и не окунается съ головой въ интересы марганцоваго дѣла, непремѣнно долженъ испытать чувство одиночества. Причину этого явленія надо искать въ особенномъ складѣ мѣстнаго общества; это общество очень смѣшанное: верхи его составляютъ крупные промышленники, короли марганцоваго дѣла, ворочающіе сотнями тысячъ; низы состоятъ изъ личностей, подчасъ темныхъ, родъ занятій которыхъ трудно поддается опредѣленію; они стеклись сюда съ разныхъ концовъ въ надеждѣ ловить рыбу въ мутной водѣ широкой промысловой жизни. Но не смотря на эту смѣшанность, чіатурское общество, въ сущности, чрезвычайно однородно; отдѣльныя единицы его, взятыя вмѣстѣ, представляютъ нѣчто очень цѣльное и характерное; онѣ связаны между собою замѣчательно прочнымъ цементомъ -- полною общностью интересовъ. Основа, сущность жизни всѣхъ безъ исключенія чіатурцевъ заключается въ марганцовомъ дѣлѣ; они сосредоточили на немъ всѣ свои силы безъ остатка, оно -- ихъ idée fixe, и весь остальной міръ, поэтому, для нихъ одно пустое мѣсто. Проходя по Чіатурамъ, видишь только марганецъ и слышишь разговоры исключительно о немъ. Когда пытаешься самъ заговорить съ чіатурцемъ о чемъ-нибудь постороннемъ, то непремѣнно ловишь на себѣ его разсѣянный и отчужденный взглядъ, и вамъ становится ясно, что онъ слушаетъ только изъ вѣжливости и вотъ-вотъ переведетъ рѣчь на обычную тему о цѣнѣ на пудъ, о платформахъ и тому подобныхъ вещахъ, близкихъ сердцу каждаго марганцепромышленника.

Чіатуры похожи на какое-то заколдованное мѣсто; вокругъ нихъ какъ будто очерченъ волшебный кругъ, въ предѣлы котораго не имѣютъ доступа никакіе отголоски окружающей жизни. А между тѣмъ, какъ разъ въ то время, когда я былъ тамъ, весь міръ, волновали событія громадной важности. Трансваальская война была въ разгарѣ; она не приняла еще хроническаго характера и не успѣла потерять интереса новизны; за ней повсюду слѣдили лихорадочно; интересъ газетныхъ сообщеній выросъ вдвое; поэтому немудрена, что, пріѣхавъ въ Чіатуры прямо изъ Петербурга, гдѣ про эту войну зналъ и толковалъ всякій лавочникъ и извозчикъ, я былъ крайне поражёнъ тѣмъ полнымъ равнодушіемъ, съ какимъ къ ней относилось мѣстное общество; чтеніе газетъ не входитъ въ привычки чіатурцевъ; въ мѣстныхъ органахъ печати они прочитываютъ только то, что имѣетъ непосредственное отношеніе къ состоянію рынка и марганцовому дѣлу, и потому смѣло можно сказать, что они знаютъ о бурахъ развѣ немного болѣе, чѣмъ о жителяхъ на Марсѣ. За два мѣсяца всего однажды мнѣ удалось слышать сужденіе о нихъ: богатый марганцепромышленникъ жаловался мнѣ на трудности марганцоваго дѣла.

-- Всѣ думаютъ,-- говорилъ онъ,-- что мы здѣсь загребаемъ золото лопатами, а между тѣмъ, положа руку на сердце, я затруднился бы отвѣтить, выгодно наше дѣло или нѣтъ; напримѣръ, въ этомъ году оно положительно невыгодно.

-- Какія же причины?-- спросилъ я.

-- Причинъ много, да вотъ, эти буры еще стали намъ поперекъ горла! Вы удивляетесь?-- замѣтилъ онъ мое недоумѣніе,-- тутъ дѣло очень просто: почти всѣ англійскія суда заняты теперь этой войной, и фрахтъ непомѣрно вздорожалъ.

Не удивительно ли, что и на эту войну марганцепромышленникъ умудрился посмотрѣть исключительно съ точки зрѣнія марганца? И такое отношеніе встрѣчаешь въ Чіатурахъ ко всему.

Къ тому же времени относится начало извѣстныхъ событій въ Китаѣ; и эти событія, которыя тревожили всю Европу, оказались не въ силахъ поколебать устойчивый индифферентизмъ чіатурскаго общества. Война на Дальнемъ Востокѣ не вызвала въ Чіатурахъ не только никакого обмѣна мнѣній, но даже не сдѣлалась предметомъ нареканій, а это очень важный симптомъ, такъ какъ марганцепромышленники любятъ приписывать всѣ свои неудачи дѣйствію независящихъ отъ нихъ обстоятельствъ, и если они не бранили китайцевъ, какъ бранили буровъ, то, значитъ, о первыхъ они думали еще меньше, чѣмъ о вторыхъ.

Вліяніе марганцовой промышленности на населеніе Чіатуръ, дѣлающее его духовную жизнь такой исключительной и убогой, можно отнести къ явленіямъ гипноза. Сила этого своеобразнаго марганцоваго гипноза особенно печально сказывается на немногихъ интеллигентныхъ представителяхъ мѣстнаго общества; они присасываются всѣмъ своимъ существомъ къ грубому марганцовому дѣлу и вскорѣ измѣняются до неузнаваемости, отстаютъ отъ лучшихъ привычекъ образованныхъ людей, не дотрогиваются ни до одной книги и газеты, дѣлаются чужды всякой идейной работѣ, такъ что отъ всей ихъ образованности въ концѣ концовъ остается одинъ дипломъ. Жаль видѣть, что даже люди высокой культуры, попадая въ марганцовое царство, бываютъ не въ силахъ внести въ чужой монастырь свой уставъ, а напротивъ, принимаютъ мѣстный цѣликомъ и почти безъ всякой критики. Таковы лучшіе люди въ Чіатурахъ, остальные, составляющіе большинство, стоятъ еще гораздо ниже. Чіатурцы большіе хищники; въ ихъ взаимныхъ отношеніяхъ имѣютъ силу исключительно соображенія личной выгоды, желаніе построить свою удачу на неудачѣ другого; это -- спекулянты, боящіеся "пропустить моментъ", у которыхъ дѣловитость перешла въ сухость, осторожность -- въ подозрительность; послѣдняя, впрочемъ, имѣетъ свой raison d'être; всякій новичокъ въ марганцовомъ дѣлѣ неизбѣжно, употребляя мѣстную терминологію, "поступаетъ въ науку", которая зачастую обходится очень дорого, и никто не можетъ похвастаться, что самъ училъ, но ученъ не былъ. Кратко говоря, въ Чіатурахъ болѣе, чѣмъ гдѣ либо, homo homini lupus.

Двухъ мѣсяцевъ жизни въ Чіатурахъ оказалось совершенно довольно, чтобы детально познакомиться съ марганцовымъ промысломъ и его представителями. Когда, наконецъ, я сѣлъ въ тотъ же вагончикъ чіатурскаго поѣзда, въ которомъ пріѣхалъ сюда, но съ тѣмъ уже, чтобы сдѣлать какъ разъ обратное, т. е. оставить Чіатуры, я испыталъ чувство громаднаго облегченія, точь-въ-точь, какъ человѣкъ, долго пробывшій въ удушливой атмосферѣ и, наконецъ, вырвавшійся на свѣжій воздухъ. Выйдя на открытую площадку вагона, я смотрѣлъ, какъ постепенно Чіатуры отодвигались вдаль; вскорѣ онѣ совершенно потонули въ темнотѣ быстро надвигавшейся ночи, и маленькій поѣздъ, скрипя и качаясь на заворотахъ, бѣжалъ по ущелью, сжатому въ громоздкихъ горахъ, слившихся съ хаотической массой ночныхъ облаковъ. Наслаждаясь, какъ роскошью, чистымъ воздухомъ, о которомъ въ Чіатурахъ можно было только мечтать, я перебиралъ въ умѣ вынесенныя изъ марганцоваго царства впечатлѣнія и невольно сравнивалъ первое и конечное изъ нихъ. Сначала, неустанное движеніе, кипучая дѣятельность Чіатуръ поразили мое воображеніе, и я увидѣлъ въ нихъ избытокъ жизни; но позднѣе мнѣ пришлось убѣдиться, что если физическаго напряженія и энергіи здѣсь больше, чѣмъ нужно, то, наоборотъ, съ духовной стороны эта жизнь поразительно монотонна и убога; она заставляетъ вспоминать слова великаго русскаго писателя, утверждающаго, что истинная жизнь не тамъ, гдѣ много видимости, гдѣ движутся и сталкиваются большія массы, "а тамъ, гдѣ совершаются чуть-чуточныя дифференціальныя измѣненія сознанія".

При оцѣнкѣ Чіатуръ, ихъ темныя стороны порождаютъ вопросъ: оправдываетъ-ли цѣль, преслѣдуемая этимъ промышленнымъ центромъ, тѣ средства, какими она достигается? Не слишкомъ-ли дорого обходится людямъ улучшеніе качества стали? Если поговорить съ марганцепромышленниками, то отъ нихъ услышишь много утѣшительнаго: "Мы,-- непремѣнно скажутъ они,-- способствуемъ развитію горнаго дѣла, ростимъ русскіе капиталы и являемся поборниками интересовъ отечественной промышленности; мы ея столпы". Не будемъ спорить, господа, съ вами, согласимся даже, что вы столпы... и, все-таки, это не устраняетъ нѣкоторыхъ сомнѣній. Было бы нелѣпо, если бы золотоносные пески разрабатывались не на мѣстѣ,-- а увозились съ этой цѣлью за три-девять земель; между тѣмъ это самое мы видимъ въ марганцовомъ дѣлѣ: тамъ, гдѣ марганца много, его не умѣютъ утилизировать -- въ Россіи нѣтъ ферромарганцовыхъ заводовъ -- и сырую руду, содержащую въ среднемъ 50% этого металла, тащатъ на тысячи верстъ, платя за провозъ и остальныхъ 50% земли и другихъ никуда негодныхъ примѣсей. Заграничные заводчики, заплативъ за руду втридорога, раскладываютъ издержки въ цѣнѣ продукта; послѣдній поступаетъ на рынки, между прочимъ и на нашъ, и потребитель съ лиховой отдаетъ то, что взяли марганцепромышленники. Въ конечномъ результатѣ въ выгодѣ оказываются марганцепромышленники, заграничные заводчики и еще казенная желѣзная дорога, но отнюдь не русскій потребитель.-- Въ данномъ случаѣ можно воспользоваться и другимъ критеріемъ. Пышная культура нашихъ дней требуетъ громаднаго количества черновой работы, и съ этой точки зрѣнія Чіатуры вполнѣ отвѣчаютъ требованіямъ времени; нельзя отвертываться отъ нихъ только потому, что жизнь не выливается здѣсь въ красивыя, чистыя формы; это удѣлъ крупныхъ центровъ, а не тѣхъ, гдѣ культуру вырабатываютъ вчернѣ и гдѣ она имѣетъ еще видъ замарашки. Но если приходится мириться съ грубостью и неприглядностью чіатурской жизни, то ни въ какомъ случаѣ нельзя оправдывать ея безобразій, не вызванныхъ необходимостью. Марганцепромышленники слишкомъ широко примѣняютъ къ своей дѣятельности правило: цѣль оправдываетъ средства. Никакой благой цѣлью нельзя извинить, что Чіатуры превратили въ конюшни и что жизнь законныхъ обитателей этихъ послѣднихъ и жизнь чіатурцевъ имѣютъ много общаго. Борьба съ этимъ зломъ -- весьма не легкая задача: сами чіатурцы едва-ли способны измѣниться къ лучшему, захолустность же мѣстечка дѣлаетъ крайне затруднительнымъ контроль надъ нимъ правительства и общественнаго мнѣнія. Все это заставляетъ опасаться, что Чіатуры еще не малое время будутъ "во злѣ лежать", а гг. марганцепромышленники такъ же долго будутъ обнаруживать удивительное смѣшеніе понятій, принимая заодно и тоже ословъ и чалвадаръ, себя и поборниковъ отечественной промышленности.

А. Спасо-Кукоцкій.

"Русское Богатство", No 4, 1902

Оставить комментарий Спасо-Кукоцкий А. (yes@lib.ru) Год: 1902 Обновлено: 20/09/2016. 59k. Статистика. Очерк: Публицистика Сочинения	Скачать FB2 Ваша оценка:
Аннотация: Текст издания: журнал "Русское Богатство", No 4, 1902.

Спасо-Кукоцкий А. Марганцовое царство

Марганцовое царство.

Спасо-Кукоцкий А.
Марганцовое царство