Соловьев-Несмелов Николай Александрович
Христославы. Картинки с Поволжья

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    (Из прошлого).

Н.А. Соловьев-Несмелов

ХРИСТОСЛАВЫ
КАРТИНКИ С ПОВОЛЖЬЯ

(Из прошлого)

0x01 graphic

   Бледнеет морозная ночь; алмазами искрятся в голубом небе далёкие звёзды; светлыми точками мигают огни по всему селу Чардыму, тихо дремлющему под пушистыми снегами; белые пары клубятся над широкими полыньями крепко скованной льдами Волги. На версту, на две по её равнине светятся ярко-горящие огни в старой деревянной церкви, стоящей на высоком холме, на самом берегу теперь молчаливой реки. Церковь полна народом; простые люди горячо молятся в эту морозную ночь в своём храме Новорожденному Младенцу Христу; лица всех обращены к маленькому иконостасу, освещённому копеечными, грошовыми свечками; умилённые взоры устремлены на святые лики тёмных икон. Тихий голос старца-пастыря в светлых ризах, белого как лунь, мягкий и ясный, сердечно исходит из синего, звёздного, как небо, маленького алтаря. Смирение и покорность видны на лицах молящихся. Эти люди, кажется, ясно видят Чудного Младенца, лежавшего в Вифлеемских яслях, Который принёс мир на землю, мир для кротких сердцем. За тихими возгласами пастыря светло и радостно разливается по всему храму стройное пение детей-поповичей. -- Гаврюша и Митя Пимерковы, Андрюша и Сеня Мансветовы уже с неделю приехали к родителям -- причетникам Петровичу и Тихонычу -- на рождественские праздники. Они отдохнули от тяжёлой науки, покатались вволю с маленькими сестрёнками с ледяной горы, ждали, день ото дня нетерпеливее этой Божьей ночи -- и дождались. Скоро кончится утреня, и пойдут поповичи славить Христа к батюшке с матушкой, к старосте Михеичy, к бурмистру, к управителю. Гаврюша, два-три вечера перед этой ночью, уходил из низенькой горенки от брата Мити на простор, в ограду, и там, сидя за алтарем на камне, шептал что-то, глядя с пригорка в белую даль, расстилавшуюся над Волгой. Это была его тайна и пока для всех оставалась тайной.
   Утреня близилась к концу; вдруг посреди стройного пения голос у Гаврюши оборвался, и мальчик ясно прошептал над ухом брата Мити: "Шла звезда и над Вифлеемом стала!". Митя вздрогнул и шепотком протянул:
   -- А-a! скрыл... Ты речь приготовил!
   Щёки у Гаврюши зарделись, он смутился и отрицательно тряхнул головой, отнекиваясь:
   -- Нет, что-о ты!
   Петрович строго посмотрел на детей и погрозил пальцем. Гаврюша и Митя затихли и потупили взоры. Сладкозвучное пение снова раздалось по храму.
   Прошло десять, пятнадцать минут; в церкви звенел только голос Сени -- он читал отчётливо, ясно псалмы первого часа. Послышался последний возглас о. Геннадия и тут же смолк. Восковые свечи догоpали, народ в храме заколыхался и волной двинулся в ограду.
   Наплывало белое утро над проснувшимся селом Чардымом. В морозном воздухе серебром звенели голоса. Бледнели звёзды и угасали по краям неба. За оградой кучкой стояли поповичи -- Гаврюша, Митя, Андрюша и Сеня; они поджидали, когда поедет по площади домой старый батюшка, о. Геннадий. Около них прыгала косматая собака, но поповичи, казалось её не замечали; они не замечали и мальчонка, прижавшегося вблизи них к ограде. Собака, попрыгав с минуту, ткнулась мордой в ноги к Андрюше, гамкнула отрывисто на мальчонка. Андрюша крикнул: "Прочь, Бездомка!" -- и оглянулся.
   -- Ты что стоишь тут, Авдюшка, что? -- бросил он раздражённо вопрос мальчику.
   Авдюшка, державший всё время шапчонку в руках, надвинул её на затылок и, переминаясь с ноги на ногу и посматривая на новые лапотки, не спеша ответил:
   -- А так... Нешто нельзя поглядеть на вас минутою?!.
   -- Чего глядеть-то, голова с мозгом! -- оборвал его Андрюша.
   -- А так... Голосисты вы -- стра-асть! Голосом-то заведёте дружка за дружкой -- не уйти!..
   -- Ишь ты, любитель какой, а всё-таки иди домой...
   -- Послушаю вот ваше славленье -- и пойду...
   -- За нами хочешь ходить? Нельзя!
   -- Я за дверкой постою... Гляньте, батюшка старенький чу-уть бредёт! -- махнул рукой Авдюшка влево.
   -- Молчи! -- сдержанно остановил его Митя.
   Поповичи отошли вправо, не спеша, обошли кругом ограды и направились к шатровому дому о. Геннадия.
   Не прошло и десяти минут, они робко входили уже в маленькую переднюю батюшки. Андрюша, притворяя дверь, махнул рукою в холодные сени, -- там послышался глухой кашель.
   -- Авдюшка-то не отстаёт, -- приложив ладонь к губам, чуть слышно сказал Андрюша Сене.
   -- Пусти его... вишь, он любит пение -- ну, и послушает... Не бойся, не помешает, -- ответил Сеня и, приотворив дверь, шепнул. -- Иди, Авдюшка, иди, знай!
   Авдюшка, как-то боком, словно кто его отталкивал, вошёл в переднюю...
   "Рождество Твое Христе Боже наш..." -- затянул Митя светлым дискантом.
   "Возсия мирови свет разума..." -- подхватил Гаврюша.
   "В нем бо звездам служащии звездою учахуся..." -- слились альты Сени и Андрюши.
   "Тебе кланятися, Солнцу правды, и Тебе ведети с высоты востока: Господи, слава Тебе!" -- разлились по светлой горенке голоса детей.
   Подтянул было им в дверях передней и Авдюшка, но Андрюша отмахнулся рукой, как от навязчивой мухи, недовольно бросил через плечо: "Не вздорь!" -- и тут же громко запел:
   "Дева днесь Пресущественнаго раждает", за ним продолжили трое его товарищей: "И земля вертеп Неприступному приносит...". И звенели, переливаясь в комнате, голоса -- "Ангели с пастырьми славословят, волсви же со звездою путешествуют". Авдюшка разинул рот и, то сдерживая дыхание, то беззвучно шевеля губами, боясь помешать "настоящим" певцам, всё-таки воображал, что поёт; Авдюшка развёл руками, шапка у него упала, он шептал себе под нос: "Волсви же со звездою путешествуют" в то время, когда поповичи пели: "Нас бо ради родися Отроча младо, Превечный Бог", и когда Сеня и Митя уже разом проговорили: "Батюшка с матушкой, с праздником вас поздравляем", Авдюшка всё ещё повторял себе: "Волсви же со звездою...".
   В эту минуту Гаврюша выступил вперёд и, глядя на светившуюся лампадку перед ликом Спасителя, заговорил:
   "Была холодная ночь; Вифлеем спал; дремали пастухи за городом. Далеко за полночь они услышали пение с неба, очнулись -- увидели сонмы ангелов; ангелы пели: "Слава в вышних Богу и на земле мир, в человеках благоволение...". Предстал пред ними один ангел и сказал: "Родился вблизи Вифлеема Христос, -- идите, поклонитесь Ему...". Ангел указал им пещеру. Пришли в ту пещеру пастухи и увидели Младенца в яслях, при Нем Матерь Его и старца Иосифа, и поклонились Христу". -- Голос Гаврюши дрогнул, он на минуту растерялся. Батюшка поднял руку и благословил его, он думал, что мальчик уже окончил свою речь, но Гаврюша припомнил забытое и продолжал: "Мудрые волхвы в эту ночь увидели дивную звезду на Востоке и сказали друг другу: "Там родился Царь, каких ещё не было на земле, -- пойдём, увидим Его, поклонимся Ему...". И пошли к Нему с дарами мудрые волхвы. Дивная звезда шла впереди них. Пришли волхвы по звезде в Вифлеем, и звезда стала над тем местом, где были Младенец Христос, Его Матерь и старец Иосиф. Пали мудрецы пред Младенцем Христом, поклонились Ему, поло-жили Ему злато, ливан и смирну... Нет у нас злата, нет смирны, нет ливана, мы -- бедные дети бедных служителей Младенца Xриста, приносим Ему, как смиренные вифлеемские пастуху нашу веру: Xристос, спаси нас!". Гаврюша сказал это с чувством, трогательно, в голосе его дрожали слёзы.
   О. Генннадий смотрел на небо умиленно просветлёнными очами; он подошёл к нему, благословил и душевно молвил:
   -- Умна и проста твоя речь, отрок! -- поцеловал его и обратился к худенькой старушке. -- Мать, одели их... Присядьте, дети, на софу, отдохните. -- Прошёлся по комнате к двери, ведущей в переднюю, заметил там Авдюшку и сказал. -- А ты, малец, что же тут стоишь? Чей? По обличью-то, кажется, и знаком, а сию минуту не припомню, из какой семьи...
   Авдюшка, мешковато покачиваясь, проговорил:
   -- Безпаловых... Бабушку Домну, слепенькую помнишь?
   -- А-а... как же... Добрая старушка, добрая... богобоязненная... Горюны вы... Без работников изба-то... Мать у тебя работящая -- Бог ей силы даёт... Иди, иди присядь! -- о. Геннадий указал Авдюшке на стул у двери.
   Авдюшка подошёл к стулу и опустился на пол. Батюшка прошёл к двери направо и тихо сказал:
   -- Мать, одели ещё паренька...
   -- Хорошо, отец! -- послышался тихий голос из-за двери.
   Сухенькая старушка вскоре вышла из спаленки и, подойдя к детям, ласково промолвила:
   -- Вот вам, милые, по серебряному пятачку, а тебе, умник, -- обратилась она к Гаврюше, -- гривенник за хорошую речь... Тронул ты нас с отцом, до сердца тронул... Да! нет у нас злата, мы, бедные, служим Христу верой... Умный мальчик, мал pостом, а уж в третьем классе и первым идёшь... Надежда матери -- попомни это!
   -- Покорно благодарю! -- тихо обронил Гаврюша.
   -- Ну, растите, голуби... мужайте! -- и, обратившись к Авдюшке, старушка спросила. -- А ты, паренёк, зачем сел на пол-то? Али не попал на стул? Как тебя звать-то?
   -- Авдю-юшкой, -- глухо ответил, немного приподнявшись на руках, Авдюшка и тут же снова опустился на пол.
   -- На и тебе, христослав! -- сунула было ему большую гривну матушка.
   Но Авдюшка упёрся ладонью в пол и, смотря исподлобья, скороговоркой прошептал:
   -- Спасибо... не надо... Я не умею славить-то Христа... Я так... за ними хожу... пенье слушаю...
   -- Ну, и ходи с Богом! -- сказал, улыбаясь добродушно, батюшка. -- А три-то копейки возьми... Отдашь слепенькой бабушке... Тебе ежели они в тягость, ей пригодятся...
   -- Благодарим, батюшка... Отдам бабушке...
   -- Да что её не видно?
   -- Вишь, не можется ей эту неделю... удушье одолело... Лежит на печи...
   -- Жалко старую, жалко... Дай-ка, мать, ему чего-нибудь съестного, помягче, для старушки.
   Вскоре поповичи поднялись с софы, подошли под благословение к старому батюшке и вышли из шатрового дома о. Геннадия.
   Авдюшка шёл следом за поповичами, но, идя по большой улице, дом от дома отставал от них. Он не зашёл в избу, крытую тёсом, к церковному старосте и простоял в сенцах. У бурмистра просидел на резном крылечке, придерживая руку на груди, где за пазухой лежала у него булка, что дала ему матушка для слепенькой бабушки Домны. К управителю Авдюшка не зашел даже во двор и стоял, прислонившись к воротам. Около него вертелась Бездомка, собака дьячка Петровича; она, чуя, что у Авдюшки хлеб, шла за ним по пятам весь этот путь, то забегала справа, то слева, то бросалась к нему на грудь и жалобно взвизгивала. Бездомку баловали дети, и она часто бродила с ребятами из двора во двор, потому Петрович и звал ее то Баловнем, то Бездомкой; на ту и на другую кличку она, виляя хвостом, бежала одинаково и ото всех ждала подачки.
   Когда поповичи вышли от управителя за ворота, Гаврюша, увидев Авдюшку, смеясь, сказал:
   -- Что, христослав, не замерз ли тут? Неужли и отсюда ты слушал пение?
   -- Не-е... Вас дожидал... Теперя куды?
   -- По домам! -- заявил Митя. -- Отдохнём до обедни: скоро Антоныч ударит в большой колокол... Вишь, совсем уж бело...
   -- А по избам разве не пойдёте?
   -- По избам с тятеньками будем славить, -- ответил Сеня.
   -- А то пошли бы к нам... Бабушке слепенькой прославили... она недужная, до церкви-то ей не дойти... К нам, поди, нескоро придёте...
   -- Братцы, пойдём к ним! Вон, как он ценит пение! -- воскликнул Сеня.
   -- Ты вправду молвил... страсть люблю пенье... Птица ежели поёт -- и то любо! -- сказал, улыбаясь во всё лицо, Авдюшка и сказал это так горячо, искренно, что поповичи в один голос выкликнули:
   -- Идём к ним!
   Изба Авдюшки пряталась в глухом закоулке. Поповичи повернули направо, прошли ускоренно длинный, кривой переулок, где многие избёнки, казалось, то низко припадали к земле, занесенные снегом, то от старости склонялись на бок, и на самом углу, пройдя крайние ворота, вошли в низенькую калитку на небольшой, снежный двор. Прямо под навесом лежала корова, закрыв глаза, вяло пережевывала жвачку; вблизи неё стояла, опустив голову над соломой, буланая лошадёнка с большим отвислым животом; в стороне стонала свинья; ей отвечали жалобным блеяньем две овцы. Поповичи быстро подошли к маленькому крылечку в три ступеньки, и Митя сказал Авдюшке:
   -- Хозяин, иди вперёд!
   Авдюшка выдвинулся и, поправив шапочку, ответил: "Милости просим!" -- толкнулся в низенькую дверку, тут же ввалился в тёмные сенцы, и с усилием дёрнул дверь в избу, но она застыла и не поддавалась его маленькой ручонке. Гаврюша и Сеня ухватились за скобку, дернули вдвоём, дверь распахнулась, и христославы все разом вошли в облаке пара в избу. Авдюша крикнул в чуланчик:
   -- Мамушка, славельщики! Сведи бабушку-то с печи... Погодите малость, бабушку приведём!..
   Высокая женщина с изжелта-бледным лицом степенно вышла из чуланчика, коротко молвила: "Здравствуйте, ласковые! Присядьте к столу", -- и пошла к печи. Она на ходу случайно задала ногой за овцу, лежавшую с ягнёнком у рукомойника; ягнёнок поднялся, сунулся мордой к привязанному вблизи телёнку и жалобно заблеял -- овца ответила ему протяжным блеяньем. Авдюшка вспрыгнул за матерью на приступок; с печи послышался удушливый кашель, прерванный возгласом: "Бабушка, поднимись, мы тебя с мамой сведём... Христа будут славить... помолишься". Медленно с трудом свели слабую старушку с печи и, поддерживая под руки, довели её до переднего угла. Авдюшка сказал ей:
   -- Стой так... Вон там божница-то! -- и вытянул её правую руку вперёд.
   Сгорбленная старушка широко раскрыла незрячие глаза; по морщинистым щекам её разлилась умилённая улыбка,  -- бабушка Домна, казалось, внутренно видела тёмную икону Богоматери с Предвечным Младенцем на руках, видела и чуть мигавший огонёк в синей лампадке и внятно прошептала: "Царица небесная, утоли мою печаль!". Поповичи запели; старушка выпрямилась, затрепетала, как встревоженная птица, и медленно с отрывистым кашлем, опустилась на колени -- кашель её вскоре утих, и она повторила за поповичами слова пения. "Ангелы с пастырьми славословят, и земля вертеп Неприступному приносит", -- повторила она громко, из незрячих очей её струились слезы, а на бледных губах играла радостная улыбка. "Батюшка Христос! благодарю Тебя, что дал грешной услышать пение ангельское!" -- проговорила старушка и склонила седую голову на земляной пол... Авдюшка, стоявшiй слева, взял бабушку под руку и помог ей подняться.
   Бабушка Домна заговорила отрывисто, поминутно откашливаясь:
   -- Ах, милые! Где они? Авдюша, покажи их!.. Даша, принеси квашонку, накрой шyбой, посади на её, кой поменьше!
   Дарья быстро принесла из чуланчика высокую квашонку, повернула дном кверху, накрыла тулупом белой шерстью наружу и сказала Мите:
   -- Милый, присядь минутою! Примета такая идёт от старых людей: посидит дитё в христославленье на квашонке да на шубе, урожай добрый будет на лето... А вы, касатики, присядьте, вот на лавочке... Посиди и ты, матушка!
   Настало глубокое безмолвие. Затих запутавшийся в верёвку и бившийся телёнок, затих и снова заблеявший было ягнёнок, вытянул голову к овце, и овца беззвучно лизала его шею. Из двери чулана высунула головёнку белобрысая девчоночка, карие глазёнки её с любопытством смотрели на поповичей, рот её полуоткрыт, веснушчатые щёки ярко зарумянились. Прошло минут пять раздумчивого молчания, и бабушка Домна снова повторила:
   -- Где они, милые, где? Покажи их, Авдюша!
   Авдюша подвел её к поповичам; бабушка Домна провела костлявой рукой по волосам Сени, осторожно ощупала его лицо, проговорив:
   -- Круглолицый, кудрявый и волос мягкий... Доброе дитё... Петровичев сынок али Тихонычев?
   -- Тихонычев, бабушка.
   -- Так, так! Тебя, должно, грудным ещё на руках носила, когда зрячей была... Агевну-- то, маменьку твою, довольно знаю... тихая она... По маменьке и ты пошёл... добрый!... А Петровичевы ребятки кои тут?
   -- Вот мы, бабушка, -- открикнулись Гаврюша и Митя.
   -- А-а, чую по голосам-то... Забыли, поди, старую; бывало, в страдную пору, как родители ваши на поле выезжали, сиживала тоже с вами. Хорошие ребята, хорошие, храни вас Бог!.. Дарьюшка, дай им по кокурочке!
   -- Не надо, бабушка! -- отозвался Митя.
   -- Нельзя, ласковый; чем Бог послал, делиться надо... Знаю, Дарьюшка кокурочки пекла, хоть из ржаного теста, а с маслицем, с запеченым яичком, вкусны они... Горазда на это Дарьюшка...
   -- Ах, бабушка, забыл! Тебе матушка-попадья булку прислала... -- торопливо воскликнул Авдюшка.
   -- Радельщица, вспомнила... Где ты её повстречал?
   -- Да вот с ребятами к батюшке от заутрени заходил.
   -- Неужто славил?
   -- Не-е... да-а...
   Дарья прошла в чулан, на ходу отвела в сторону девчоночку, на ходу обронила тихо: "Не мешайся тут, Фроська!" -- и вскоре вынесла на деревянном кружке горку круглых рассыпчатых лепёшек, с запечёнными яйцами в скорлупе, и, не спеша, раздала поповичам по лепёшке, сунула одну и сыну Авдюшке, сказав:
   -- На и тебе, да смотри не съешь до обеден!
   -- Не-е! Разве можно! -- протянул Авдюшка, осклабив довольной улыбкой белые зубы.
   Босоногая Фроська крепко держалась за синий сарафан матери и печально заглядывала ей в глаза. Дарья отдернула её от себя, проговорив твёрдо:
   -- Не ласться, не дам... В соблазн войдёшь, кой грех, поешь... Прогневишь Бога...
   -- Дай маменька... я подержу-у... -- облизывая пухлые губы, пропищала Фроська.
   -- Что держать-то! Обедня отойдёт -- дам, поешь.
   По селу гулко прогудел первый призывный звон колокола к обедне. В маленьком одиноком оконце в улицу, по морозным узорам алмазами блеснули первые лучи восходившего солнца и озарили ярким светом тёмную избёнку. Бабушка Домна и незрячими очами, казалось, увидала этот свет.
   -- Господи! как светло и радостно у нас, в избе! Спасибо, касатики, что пришли к нам, горьким, обрадовали старую!..
   -- Благодарим, бабушка, благодарим! Зайдём ещё к вам на праздник! -- отозвались поповичи.
   -- Заходите, родные, проведайте! Старым-то с малыми всегда легче и светлее на душе...
   А с деревянной колокольни преподобного Антония Печерского шире и шире разливался призывный звон по всему селу Чардыму; уходил он в тёмный лес, расплывался по неоглядной равнине Волги, скованной льдом, тонул в морозном воздухе; а светлый шар солнца, поднимаясь выше и выше, бросал яркие снопы горящих лучей на белые равнины, белые горы, белое село... И на призывный звон со всех дворов шли большие и малые к своему храму поклониться там кроткому Младенцу Христу, принести Ему, с робостью душевной, в простоте сердечной, свой дар -- веру и терпенье...
   
   Подготовка текста М.А. Бирюковой.
   Публикуется по изданию: Н.А. Соловьев-Несмелов. Христославы. Картинки с Поволжья. (Из прошлого). СПб.: Издание Училищного Совета при Святейшем Синоде. 1908. 19 с.
   
   Оригинал здесь.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru