Мечту Дон Кихота воплотила Айседора Дункан. И оправдана милая, странная, смешная, для глупых детей мечта.
Рыцарский подвиг -- служение красоте. Рыцарь выбирал даму, и во славу ее совершал подвиги. Выбирал даму, как выбирают галстуки: по своему вкусу. Посмотрит, одобрит, влюбится, может быть, -- и едет геройствовать: выбрал даму. Знает, что его дама достаточно хороша, миловидна, обучена всем приличным знатной даме рукоделиям и даже грамоте. Вообще, такая дама, чье имя не стыдно назвать громко, перед сонмищем самых блестящих рыцарей.
Прекраснейшая из дам! Но кто же по праву единственная Прекрасная Дама?
В гордом замысле бедного Ламанчского рыцаря Прекраснейшая из дам -- Дульцинея Тобосская.
Воистину прекраснейшая, потому что в ней красота не та, которая уже сотворена и уже закончена и уже клонится к упадку, в ней красота творимая и вечно поэтому живая.
Как истинный мудрец, Дон Кихот для творения красоты взял материал наименее обработанный и потому наиболее свободы оставляющий для творца. Альдонса -- обыденное имя его Дульцинеи -- простая крестьянская девица. Смазливая. Сильная. Веселая. Пахнет потом. Ничего себе девка для деревенского жениха. Бойко спляшет на празднике. А выйдет замуж -- хорошею будет хозяйкою, и нарожает здоровых, славных ребят.
Таково обычное, пошлое, Санчо-Пансовское восприятие действительности, сильная и прекрасная ирония, вдохновляющая всех прозаиков и точных наблюдателей. А восприятие Дон Кихота, лирическое понимание действительности, из этого грубого материала творить ценность неоцененную, сокровище непреходящее, то, чего нет, но что должно быть. То, что не сотворено во внешнем творении, но что творится поэтом.
Подвиг лирического поэта в том, чтобы сказать тусклой земной обычности сжигающее нет; поставить выше жизни прекрасную, хотя и пустую от земного содержания форму; силою обаяния и дерзновения устремить косное земное к воплощению в эту прекрасную форму. Лирический подвиг Дон Кихота в том, что Альдон-са отвергнута как Альдонса и принята лишь как Дульцинея. Не мечтательная Дульцинея, а вот та самая, которую зовут Альдонсою. Для вас -- смазливая, грубая девка, для меня -- прекраснейшая из дам.
Ибо не должно быть на земле грубой, смазливой, козлом пахнущей Альдонсы. И если кажется, что она есть, то лирическое восприятие мира требует чуда, требует преображения плоти.
Посылает верного своего Санчо Пансу, и говорит ему:
- Приветствуй Дульцинею, прекраснейшую из дев земных.
Иронически, точно-настроенный Санчо Панса видит только Альдонсу. Тем хуже для него. Грубы его чувства, и за пеленою тусклой обычности не различают возможностей и обетовании великой красоты. Надлежит ему преобразиться, пройти длинный путь культуры, истончить свои восприятия, -- и тогда приблизится он к своему господину, и поверит в обетованную Дульцинею.
И говорит Альдонсе:
- Тебя глупые зовут Альдонсою, но ты должна взойти на те высоты, где я приготовил тебе место. Знай, что ты -- Дульцинея, прекраснейшая из земных дев.
Не верит, хохочет, грубо скалит зверино-крепкие, белые зубы. Влачит ярмо обыденности и умирает. И возникает снова Альдонса, но уже отравленная ядом высокого внушения. И не верит, и смеется над высокою мечтою, смеется над бедным своим рыцарем, смеется и плачет, и умирает, до конца пройдя пути обычности, иронии, точного ведения, тупой покорности. И возникает опять, -- и сильнее, и слаще яд высокого внушения.
Бедная, грубая, смазливая, сильная, хорошо работающая, прельщающая нехитрыми соблазнами нехитрого жениха, угождающая довольному судьбою мужу, плодящая ребят, -- все чаще, все слаще мечтать о высоком счастии, о высоком подвиге.
- Хочу быть Дульцинеею.
И возникает наконец дерзновенная Айседора Дункан, и являет миру высокое и обольстительное зрелище творимой красоты.
Творимой из чего?
Лицо очень милое, но вовсе не красивое. Обаятельное лицо милой деревенской Альдонсы, побывавшей долго в городах, вкусившей городской несложной мудрости. Вот на губах полугородская, жеманная, милая улыбка. Вот зовущий и простодушный взор. Вот золотые звуки голоса, уже немного отвыкшего от гулких полевых просторов.
Тело, -- знатоки найдут много недостатков: форма груди не такая, как хотелось бы, стопа плоская, большой палец ноги излишне поднят. Сильное, хорошо, неутомимо работающее тело.
Пляшет, обнаженные окрыляй пляскою ноги, обнаженные в изумительном движении подымая руки, -- и в зыбкое движение своей пляски увлекает очарованную душу зрителя. Вот, видит он истинное чудо преображения обычной плоти в необычайную творимую красоту этого мира, -- и чудо преображения чувствует в себе самом.
Он ли это, в предметах видимого мира замечавший только грязь и мерзость? Он ли, иронически улыбавшийся? Он ли восторгается и ликует? Он ли верит сладостной мечте преображения?
И восторгается, и ликует. Полуобнаженное видит тело, и не вожделеет. И если бы увидел ее совсем нагую, тем же бы чистым и пламенным пламенел восторгом.
Пляшет. Устала. Красным становится лицо, и покрывается каплями пота, краснеют голые руки, покраснели стопы. Проносится близко, так близко, что слышен легкий шорах ее легких, легковеющих одежд, и слышен запах ее тела, и ее пота. И слаще пролитого аромата запах этого пота, проливаемого в тягостном и веселом труде, -- ибо и тягостен и весел труд преображения, подвиг преображения.
Милые, бедные работницы, с серпом или с иглою в утомленных руках, придите, взгляните на вашу сестру, на эту пляшущую, на эту пляскою трудящуюся Аль-донсу, -- придите и научитесь, какие возможности красоты и восторга в ваших носите вы телах; поймите, как прекрасна, как благоуханна преображенная в дерзком подвиге, нестыдливо обнаженная, милая плоть, прекрасное тело Дульцинеи.
Ей же, Айседоре Дункан, слава, -- сладкую воплотила она мечту столетий, дерзкий и странный оправдала она выбор благороднейшего и несчастнейшего из рыцарей, который навеки поставил выше знатных босоногую крестьянскую девку, которая жнет, веет, моет полы, -- и ее назвал прекраснейшею из земных дев, и дал ей сладкое имя Дульцинеи.
И да будет бессмертно в веках сладкое имя Айседоры, Айседоры Дункан.
Печатается по изданию: Сологуб Ф.К. Собр. соч. СПб., 1913. С. 159-163