Описаніе Каспійскаго моря
И чиненныхъ на ономъ Россійскихъ завоеваній,
яко часть исторіи Государя Императора
Тайнаго Совѣтника, Губернатора Сибири и Ордена святаго Александра
Федора Ивановича Соймонова,
выбранное изъ журнала Его Превосходительства, въ бытность его службы морскимъ Офицеромъ,
и съ внесенными, гдѣ потребно было, дополненіями
Академіи Наукъ Конференцъ-Секретаря, Профессора Исторіи и Исторіографіи,
при Императорской Академіи Наукъ
О ПРЕЖДЕЧИНЕННЫХЪ ОПЫТАХЪ И ОТКРЫТІЯХЪ.
Намѣренія нашего нѣтъ, чтобъ говорить здѣсь о перьвыхъ опытахъ, Агличанъ, во время государствованія Царя Ивана Васильевича на Каспійскомъ меръ учиненныхъ, ни о кораблеплаваніи Гоштинскаго въ 1636 году въ Персію отправленнаго посольства, ниже о достохвальныхъ Царя Алексѣя Михайловича приготовленіяхъ, чтобъ учинить исправное кораблеплаваніе по Каспійскому морю, которыя уничтожены извѣстнымъ бунтовщикомъ Стенькою Разинымъ. Сіи дѣла извѣстны по Гаклуйту, Олеарію, Страусену, также изъ предисловія къ морскому регламенту. Мы приведемъ токмо то, что какіе труды прилагалъ ПЕТРЪ Великій, чтобъ собрать лучшія прежнихъ извѣстія о Каспійскомъ моръ, и о пограничныхъ онаго земляхъ; труды, которые причислить должно къ важнѣйшимъ дѣламъ безсмертнаго сего Монарха, потому что чинились они не для одного токмо любопытства, но и въ томъ полезномъ намѣреніи, чтобъ границы государства своего привести въ безопасность, и показать подданнымъ своимъ новую отрасль купечества по разнымъ Азіатскимъ провинціямъ.
Экспедиція Черкаскаго Князя Александра Бекенича уже нѣкоимъ образомъ списана въ сочиненныхъ 1760 года на Генварь мѣсяцъ страница 21 и слѣд. и здѣсь мы сообщимъ полнѣйшія и исправнѣйшія извѣстія, которыя основаны отчасти на журналѣ господина Соймонова, отчасти на словесныхъ объявленіяхъ господина Генерала Маіора Тепкелена, которой при тойже экспедиціи былъ, и на письменныхъ доказательствахъ самаго Государя Императора ПЕТРА Великаго. Есть ли же затѣмъ найдется недостатокъ, либо въ чемъ погрѣшено, какъ то при словесныхъ извѣстіяхъ легко учиненныя можетъ, или есть ли о какомъ естественномъ къ дѣлу принадлежащемъ обстоятельствѣ умолчено, то мы предаемъ оное для исправленія потомству.
Тухъ-Карагачъ, или по Трухменскому произношенію Тупъ Караганъ, какъ какъ, которой съ Восточной стороны подъ 24°44' высоты полюса нарочито далеко простирается въ Каспійское море, и съ Сѣверной стороны имѣетъ заливъ въ которой впадаютъ рѣки Яикъ и Емба. Мѣсту Мангустану, гдѣ присталъ Енкинизонъ, надлежитъ быть далѣе вверьхъ по оному заливу, потому что онъ означилъ тамошнюю высоту полюса на 45 градусовъ. Издавна Россіяне и Татара ѣздили изъ Астрахани Компаніями на малыхъ судахъ въ Тухъ-Карагачъ, и тамъ имѣли торги съ Трухменцами или Туркоманнами. Такой Астраханской компаніи, бывшей тамъ въ 1713 году, явился знатной мужъ Ходжа Нефесъ, Трухменскаго колѣна Садыръ, и просилъ, чтобъ его взяли съ собою въ Астрахань, потому, что онъ имѣетъ Россійскому Императору учинить предложенія, касающіяся до великой пользы Россійскаго государства. Въ Астрахани жилъ тогда Персидской Князь изъ Гиляни, крещенной въ Христіанскую вѣру, коего по россійски называли Княземъ Самановымъ. Онъ познакомился съ Нефесомъ, и вскорѣ такъ подружился, что Нефесъ открылъ ему свои предложенія, состоящія въ томъ, чтобъ Государь Императоръ ПЕТРЪ Великій взялъ подъ свое владѣніе страну при рѣкѣ Аму-Дарьѣ, гдѣ находится песошное золото, въ чемъ де ему помогать могутъ Трухменцы. А хотя устье Аму-Дарьи, которымъ сія рѣка прежде впадала въ Каспійское море, Усбеками и запружено, и рѣка отведена въ Аральское море, не для чего инаго, какъ дабы имъ быть въ безопасности отъ Россіянъ; но можно де плотину перекопать, и опять возстановить старое теченіе рѣки. Салмановъ, радуясь такому предложенію, и надѣясь отъ того и себѣ получить прибыль, проводилъ Трухменца въ Москву в Санктпетербургъ. При прибытіи ихъ въ столицу, пріѣхалъ туда и Князь Гагаринъ, Губернаторъ Сибирскій, съ предложеніями своими о имѣющемся въ малой Бухаріи песошномъ золотѣ. Сіе было весною 1714 года. По случаю Салмановъ спознался съ Черкасскимъ Княземъ Александромъ Ѣкепичемъ, которой будучи Капитаномъ-Порутчикомъ гвардіи, находился въ великой у Государя милости. Чрезъ его были они представлены Императору. Посолъ Хивинскаго Хана {Сей есть безъ сомнѣнія Усбекской Посолъ Ачерби, котораго пребываніе въ Петербургѣ описываетъ Реберъ въ премѣненной Россіи. Часть I, страница 142.} утверждалъ, что подлинно въ тамошнихъ рѣкахъ находятъ песошное золото, и притомъ учинилъ еще представленіе: Чтобъ Государь изволилъ приказать на томъ мѣстѣ, гдѣ прежде Аму-Дарья втекала въ Каспійское море, построить городъ, и оной снабдить гарнизономъ, изъ 1000 человѣкъ состоящимъ.
Но хотя то было мало вѣроятно, чтобъ люди толь неискуссные и никакихъ к тому служащихъ способовъ не имѣющіе, каковы Усбеки, были въ состояніи, удержать теченіе такой большой рѣки, и отвесть оную въ Аральское море; чего ради гораздо легче себѣ представить можно, что премѣненное теченіе рѣкъ Аму- и Сыръ-Дарьи причинилось отъ землетрясенія, которое возвысило землю на Восточной сторонѣ Каспійскаго моря, и что отъ того произошло Аральское море, о которомъ древнія Географы никакого извѣстія не имѣли: Но притомже было не безъизвѣстно, что дѣйствительно такія большія рѣки, какъ Оксусъ и Яксартъ, прежде впадали въ Каспійское море, также и страхъ Усбековъ отъ россіянъ очень казался возможнымъ и потому заблагоразсуждено изслѣдовать, находятся ли еще слѣды прежняго теченія Аму-Дарьи, и можно ли надѣяться, чтобъ оное паки возстановить. Какое Великаго Императора притомъ намѣреніе было, легко угадать можно. Онъ желалъ по овладѣніи Восточнаго берега Каспійскаго моря доставать песошное золото во свою землю чрезъ купечество. Также казалось, что великое его намѣреніе, открыть Россіи новую для торговъ дорогу въ Индію, чрезъ то въ дѣйствіе приведено быть можетъ. Князь Бекеничъ, человѣкъ молодой и бодрый, Татарской языкъ знающей, и бракомъ своимъ съ Княжною Голицыныхъ укрѣпленной къ Россійскому интересу, имѣлъ всѣ тѣ качества, кои къ произведенію такого дѣла казались потребными. Чрезъ него Трухменъ имѣлъ доступъ до Государя съ представленіями своими. Онъ умѣлъ разсказать Государю пріятнымъ образомъ о пограничныхъ Каспійскаго моря странахъ. И такъ онъ былъ избранъ къ изслѣдованію премѣненнаго Аму-Дарьи теченія.
Вскорѣ потомъ Бекеничь отправившись изъ Санктпетербурга заѣжжалъ въ отечество свое Касарду, чтобъ нѣкоторыхъ вѣрныхъ пріятелей взять съ собою, и пошелъ весною 1715 года изъ Астрахани водянымъ путемъ къ Восточному берегу Каспійскаго моря, для исканія того мѣста, гдѣ прежде впадала Аму-Дарья. Слѣды, оное показывающіе, появились ему въ Заливѣ, который по Россійски Красноводскимъ называется; и онъ подлинно думалъ, что есть ли далѣе поѣдетъ сухимъ путемъ съ довольнымъ числомъ людей, то найдетъ и плотину, которою теченіе рѣки удержано, и отведена въ Аральское море. Съ симъ извѣстіемъ возвратился Бекеничь поспѣшно въ Россію, и Февраля 1716 года засталъ Государя Императора въ Либавѣ въ Курландіи на пути въ Копенгагенъ, подавающій превеликую надежду о добромъ окончаніи сего предпріятія, за что онъ тогда же и пожалованъ былъ Капитаномъ гвардіи.
Не задолго передъ тѣмъ послалъ Государь отъ флота Лейтенанта Александра Кожина къ Каспійскому морю, чтобъ оное со всѣми берегами, рѣками, гаванями и островами описалъ по морскимъ правиламъ, и положилъ на карту. Кожину данъ былъ указъ въ 27 день Генваря 1716 года, въ коемъ между прочимъ повелѣно, что есть ли онъ встрѣтится съ Бекеничемъ, которому также поручено сочинить карту пути его и Восточному берегу Каспійскаго моря, то посмотрѣть описи и карты Бекеничевой; и ежели прямо здѣланы, то туда не ѣздить, ежели же не прямо, то самому то учинить
Бекеничь дѣйствительно привезъ съ собою карту, на которой былъ представленъ Восточной берегъ Каспійскаго моря. Но сія сочинена больше по словеснымъ извѣстіямъ, нежели по собственному его изслѣдованію. Потому учинилось, что какъ она довольное время была для помянутой страны основаніемъ изданнымъ о семъ морѣ картамъ, то при повторительномъ прилѣжномъ изслѣдованіи, тѣ берега въ разныхъ мѣстахъ со всѣмъ другой видъ получили.
Тотчасъ учинено было опредѣленіе, чтобъ Бекеничь вторично ѣхалъ туда же. На такой конецъ дана ему отъ Государя инструкція, которую мы внесемъ здѣсь слово въ слово:
1.) Надлежитъ надъ гаванію, гдѣ бывало устье Аму-Дарьи рѣки, построить крѣпость человѣкъ на тысячу, о чемъ просилъ и Посолъ Хивинской.
2.) Ѣхать ему къ Хану Хивинскому Посломъ, а путь имѣть подлъ той рѣки, и осмотрѣть прилежно теченіе оныя, такожъ и плотины, ежели возможно оную воду паки обратить въ старой токъ, къ томужъ прочія устья запереть, которыя будутъ въ Аральское море.
3.) Осмотрѣть мѣсто близъ плотинъ, или гдѣ удобно настоящей Аму-Дарье рѣки, для строеніяжъ крѣпости тайнымъ образомъ; а буде возможно будетъ, то и тутъ другой городъ здѣлать.
4.) Хана Хивинскаго склонить къ вѣрности и подданству, обѣщая наслѣдственное владѣніе оному; для чего представлять ему гвардію къ его службѣ, и чтобъ онъ за то радѣлъ въ нашихъ интересахъ.
5.) Буде онъ сіе предложеніе охотно приметъ, а станетъ желать той гвардіи, и безъ нея не станетъ ничего дѣлать, опасаясь своихъ людей: то оному ея дать, сколько пристойно, но чтобъ были на его платѣ; а буде станетъ говорить, что перьво нечѣмъ держать, то на годъ и на своемъ жалованьѣ оставить, а впредь чтобъ онъ платилъ.
6.) Ежели симъ, или инымъ образомъ склонится Хивинской Ханъ, то просить его, дабы послалъ своихъ людей [при которыхъ и нашихъ два бы человѣка было] водою по Сыръ-Дарьѣ рѣкѣ вверьхъ до Еркети [Еркеня] городка, для осмотрѣнія золота.
7.) Также просить у него судовъ, и на нихъ отпустить купчину по Аму-Дарьѣ рѣкѣ въ Индію, Наказавъ, чтобъ изъѣхалъ ея, пока суда могутъ итти, и оттоль 6ы поѣхалъ въ Индію, примѣчая рѣки и озёра, и описывая водяной и сухой путь, а особливо водяной къ Индіи тою или другими рѣками, и возвратиться изъ Индіи тѣмже путемъ, или ежели услышитъ въ Индіи еще лучше путь къ Каспійскому морю, то онымъ возвратиться и описать.
8.) Будучи у Хивинскаго Хана провѣдать и о Бухарскомъ, не можноль его хотя не въ подданство {ежели того нельзя здѣлать] но въ дружбу привести такимъ же маниромъ; ибо и тамъ такожъ Ханы бѣдствуютъ отъ подданныхъ.
9.) Для всего сего надлежитъ дать регулярныхъ 4000 человѣкъ, судовъ, сколько потребно, грамоты къ обоимъ Ханамъ, также купчинѣ къ Ханамъ же и къ Моголу.
10.) Изъ морскихъ Офицеровъ Порутчика Кожина и Навигаторовъ человѣкъ пять или и болѣе послать, которыхъ употрѣбить въ объ посылки, перьвая подъ образомъ купчины, другая къ Еркети.
11.) Инженеровъ изъ учениковъ Колоновыхъ дать двухъ человѣкъ.
12.) Нарядить Казаковъ Янцкихъ полторы тысячи, Гребенскихъ 500, да 100 человѣкъ драгунъ и добраго коммандира, которымъ итти подъ образомъ провожанія Каравана изъ Астрахани, и для строенія города. И когда оныя придутъ къ плотинѣ, тутъ велѣть имъ стать, и по той рѣкъ, гдѣ плотина, прислать къ морю для провожанія его, сколько человѣкъ пристойно. Вышеписанному командиру накрѣпко смотрѣть, чтобъ съ обывателями земли ласково и безъ тягости обходился; и для дѣланія тамъ города отпустить съ помянутыми конными нѣсколько лопатокъ и кирокъ.
13.) Порутчику Кожину приказать, чтобъ онъ тамъ развѣдалъ о пряныхъ зеліяхъ и о другихъ товарахъ, и какъ для сего дѣла, такъ и для отпуску товаровъ, придать ему Кожину двухъ человѣкъ добрыхъ людей изъ купечества, и чтобъ оные были нестары.
По симъ пунктамъ Господамъ Сенату съ лучшею ревностію сіе дѣло какъ наискоряе отправить, понеже зѣло нужно.
Въ Либавѣ въ 14 день
Генваря 1716 года.
Подобная инструкція, которая на вышеписааное ссылалась, послана къ Порутчику Кожину, и Адмиралъ, которой послѣ былъ Генераломъ Адмираломъ, Графъ Ѳедоръ Матвѣевичь Апраксинъ, получилъ въ Санктпетербургѣ указъ, чтобъ онъ Кожину далъ наставленіе въ его должности, для исполненія того, что ему поручится отъ Князя Александра Бекенича, и на его мѣсто послать другаго искуснаго морскаго Офицера, для сниманія карты Каспійскаго моря. Къ тому избралъ Адмиралъ отъ флота Лейтенанта Князь Василья Алексѣевича Урусова, которой въ 174й году скончался Генераломъ Порутчикомъ при Оренбургской экспедиціи. Но сіе отправленіе не пришло тогда въ совершенство; и какъ Князь Урусовъ чрезъ два года потомъ былъ посланъ къ Каспійскому морю, то его комиссія, какъ послѣ окажется, заключалась въ одномъ токмо пунктѣ.
Все лѣто 1716 года прошло въ ѣздѣ Бехевича въ Астрахань и въ приготовленіяхъ къ морскому пути. Въ Казани набралъ онъ шквадронъ драгунъ изъ тамошнихъ Шведскихъ плѣнниковъ, и поставилъ надъ ними начальникомъ искуснаго и храбраго мужа Маіора Каспара Франкенберга, дворянина родомъ изъ Шлезіи. Но изъ сихъ плѣнниковъ не было ни одного природнаго Шведа, а все были Нѣмцы, коихъ Король Карлъ XII набиралъ въ Саксоніи, и на возвратномъ своемъ походѣ изъ Немецкой земли. Сіи никакого не получа содержанія изъ Швеціи, уже напередъ вознамѣрились поступить въ россійскую службу, и тѣмъ охотнѣе то учинили, что ихъ употребили къ такому походу и которой до войны противъ Швеціи ни мало не касался.
Бекеничь принялъ еще въ Казачи Пензинской полкъ, который нынѣ состоитъ въ Оренбургѣ гарнизономъ. Изъ Воронежа приданъ ему Крутоярской полкъ, а въ Астрахани принялъ онъ Риддеровъ полкъ въ свою команду. Съ сими тремя конными полками пошелъ Бекеничь въ море. Драгуны и Козаки остались, потому что было имъ опредѣлено на слѣдующей годъ вступить въ Походъ сухимъ путемъ. Белевича провожала изъ морскихъ Офицеровъ Капитаны Лебедевъ и Рентель, Лейтенантъ Кожинъ, Унтерлейтенанть Давыдовъ и штурманъ Брандъ {Сей былъ природной Калмыкъ, но имѣлъ Нѣмецкое прозваніе по Голландскому купцу, бывшему послѣ Россійскимъ резидентомъ въ Амстердамѣ, господину Бранду, у котораго онъ служилъ въ своей юности.}. Такожде были съ нимъ корабельные мастера и всякіе ремесленные люди, кои казались быть нужными къ произведенію въ дѣйство сего намѣренія. Трухменецъ Ходжа Нефесъ сталъ также въ его свитѣ. Нѣкоторые морскіе суда въ Астрахани находились уже въ готовности, другія вновь построены въ Казани. Все число состояло почти изъ 100 судовъ, которыя въ Сентябрѣ 1716 года подъ командою Князь Александра Бекенича вышли изъ Астрахани въ море.
Сперьва пристали къ мысу Тукъ-Карагану, гдѣ Бекеничь, для поспешествованія сообщенія съ Астраханью, заложилъ первую крѣпость, которая отъ того мѣста получила себѣ имя Тукъ-Караганская. Оттуда, считали до Гурьева городка при устьѣ рѣки Яика стоящаго 350, а до устья рѣки Эмбы 250 верстъ [или можетъ быть до онаго 250, а до сей 350 верстъ]. Впрочемъ мѣсто было отъ натуры довольно крѣпко и удобно, токмо недоставало прѣсной и текущей воды. А хотя и думали себя содержатъ копаніемъ колодезей, и нашли въ пещаной землѣ вездѣ свѣжую воду безъ великаго труда: но чрезъ сутки дѣлалась вода горькою и противною. Потому были принуждены, безпрестанно копать новые колодези, которая неусыпная работа народъ утомила, и причинила болѣзни. Здѣсь поставилъ Бекеничь Пензинской полкъ гарнизономъ. Командиры онаго полку были Полковникъ Ѳедоръ Сентопъ сынъ Хоущевъ, Подполковникъ Иванъ Ивановъ сынъ Анненкопъ, и Маіоръ Петръ Алексѣевичь сынъ Сохопнинъ.
Отъ Тукъ-Карагана къ Югу, разстояніемъ на 120 верстъ, подъ высотою полюса, 43° находится заливъ, которой ускимъ каналомъ соединяется съ Каспійскимъ моремъ, и по имени Александра Бекенича прозванъ Александръ-Бай. Тамъ Бекеничь построилъ при каналѣ другую крѣпость. Мѣсто казалось по своему положенію быть безопаснымъ отъ всѣхъ непріятельскихъ нападеній. Для того опредѣлилъ тамъ Бекевичь токмо три роты гарнизону подъ командою одного Маіора. Она преименована Александрова, или Александробайева.
Потомъ воспослѣдовало строеніе третьей и знатнѣйшей крѣпости при началѣ залива Красноводскаго, въ которомъ думали, что нашли слѣды прежняго теченія Аму-Дарьи. Сія заложена подъ высотою полюса 39°50', на мысѣ въ Каспійское море простирающемся, и полуострову, подобіе имѣющемъ. Заливъ Карабугаевъ, въ коемъ сказывали быть пучинѣ, куда уходитъ вода изъ Каспійскаго моря, которое мнѣніе потому казалось основательнымъ, что примѣтили сильное стремленіе изъ Каспійскаго моря въ сей заливъ, находится отъ Красной воды къ Сѣверу подъ высотою полюса градуса. Въ сей крѣпости остались два полка, Крутоярской и Риддеровь, кромѣ тѣхъ трехъ ротъ, которые оставлены гарнизономъ въ Александръ-Байевой крѣпости. Отъ Александръ-Байя до того мѣста считаютъ около 300 верстъ, и не много больше будетъ оттуда до Астрабата.
Но токмо одна часть сего залива называется Красная вода. Другая часть именуется заливомъ Балханскимъ, по высокимъ горамъ, кои при концѣ онаго лежатъ на твердой землѣ, и называются Балханъ. Отдѣленіе произходитъ отъ двухъ острововъ; кои больше длинны, нежели широки, и концами стоятъ одинъ противъ другова. Одинъ островъ называется Дарганъ, а другой Нефтяной, потому что найденъ на немъ Нефтяной ключь. Противъ отдаленнаго конца острова Даргана, отъ горъ Балханъ къ Сѣверу, а отъ помянутой крѣпости больше 100 верстъ было по объявленію, то мѣсто, на которомъ Аму-Дарья имѣла прежде свое теченіе въ Каспійское море.
Бекеничь обрѣтши сіе мѣсто шелъ по слѣдамъ нѣсколько верстъ внутрь земли. За пять верстъ отъ залива нашелъ онъ еще раковины. Но далѣе пропали всѣ признаки, чтобъ рѣка прежде имѣла тамъ свое теченіе. А Порутчикъ Кожинъ утверждалъ, что мнимые слѣды состояли въ одномъ токмо воображеніи, и ничего того, что имъ доказать надлежало, не доказали. Впрочемъ статься можетъ, что сперьва слѣды находятся, а далѣе скрыты. Сіе можетъ также быть доказательствомъ для нашего мнѣнія, что рѣка не отведена, но земля возвышена землетрясеніемъ. Бекеничь могъ бы оное легко найти Ватерпасомъ, естьлибъ ему на мысль пришло, что такое случиться могло. Но повѣря крѣпко тому, что ему сказано объ отведеніи рѣки Усбеками, при томъ остался мнѣніи, что онъ конечно найдетъ плотину, есть ли онъ, по намѣренію, слѣдующаго лѣта пойдетъ изъ Астрахани съ драгунами и козаками сухимъ путемъ мимо Аральскаго моря.
Сія ѣзда была и кромѣ того нужна, для исполненія положенной на Бекенича Исольской комисіи у Хивинскаго Хана. Туда надлежало ему ѣхать на лошадяхъ. Но лошадей не можно было перевести чрезъ море. На такой конецъ Бекевичь съ нѣкоторыхъ числомъ людей, и съ нимъ Порутчикъ Кожинъ, возвратился въ Астрахань Февраля 1717 года, оставя Полковника фонъ деръ Вейдена начальникомъ въ крѣпости Красноводской. Онъ принужденъ былъ ѣхать черезъ Гурьевъ городокъ, потому что зима пресѣкла водяной ходъ въ Волгу.
Между тѣмъ Бекевичь находясь опять въ Астрахани, и все приготовляя къ своему походу, посылалъ трижды вѣстниковъ въ Хиву, для увѣдомленія Хана о наступающей его ѣздѣ. Толъ часто повторяемая посылка казалась быть нужною, потому что дороги по ту сторону Яика въ то время [какъ и нынѣ отчасти еще бываетъ] очень были опасны отъ Киргисъ-Казаковъ. Также не извѣстно, все ли три вѣстника благополучно пришли въ Хиву. Ибо ни одинъ оттуда не возвратился. Перьвой былъ Грекъ именемъ Киріакъ. Второй Астраханской дворянинъ Иванъ Воронинъ. Третья-то имя не извѣстно.
Самъ Бекеничь отправился въ сей послѣдней свой путь въ Іюлѣ 1717 года. Но онъ еще до Пасхи послалъ напередъ часть своего войска въ Гурьевъ городокъ. Весь караванъ состоялъ: 1) изъ вышереченнаго шквадрона Шведскихъ драгуновъ; 2) изъ двухъ ротъ пѣхотныхъ, кои однако, какъ всѣ прочіе, служили на коняхъ; 3) изъ нѣкоторыхъ артилерійскихъ Офицеровъ и служителей съ пушками и довольною аммуницею; 4) изъ разныхъ морскихъ и адмиралтейскихъ служителей; 5) изъ Астраханскихъ Россійскихъ дворянъ, Мурзъ и Нагайскихъ Татаръ 500 человѣкъ; 6) Гребенскихъ Козаковъ 500 Человѣкъ; 7) Яицкихъ Козаковъ 1500 человѣкъ подъ командою Атамана ихъ Никиты Бородина; 8) купцовъ съ товарами, отчасти россійскихъ, отчасти Татаръ и Бухарцовъ и другихъ вольныхъ, которыхъ Бекевичь изъ большаго числа явившихся выбралъ 200 человѣкъ. Одинъ токмо Кожинъ, которому вмѣстѣ итти надлежало, остался въ Астрахани, обѣщаясь чрезъ нѣсколько дней за ними слѣдовать. Но какъ Губернаторъ Астраханской хотѣлъ понудить его къ отъѣзду, то онъ закричалъ на Бекенича, яко на измѣнника, которой объявленные слѣды Аму-Дарьи утверждалъ токмо для того, чтобъ порученное ему войско отдать въ руки варварамъ. Сіе привело Губернатора въ сомнѣніе, и Кожинъ остался въ Астрахани.
Бекеничь ѣхалъ моремъ изъ Астрахани до Гурьева городка съ находящимися при немъ людьми. Отъ Гурьева городка шелъ онъ сухимъ путемъ въ два дни прибыли къ рѣкѣ Эмбѣ, чрезъ которую переправились на плотахъ. Въ пятый день пути ихъ отъ Эмбы получилъ Бекеничь, отъ Государя Императора собственноручной указъ, по которому велѣно ему отправить надежнаго и тамошніе языки знающаго человѣка чрезъ Персію въ Индію, и оному приказать, чтобъ о всѣхъ обстоятельствахъ тѣхъ странъ, чрезъ которыя онъ поѣдетъ, особливо о песошномъ золотѣ, прилѣжно навѣдался, и возвратился бы чрезъ Китай и Бухарію. Къ тому избралъ Бекеничь Мурзу Тепкелева, нынѣшняго Генерала-Маіора, которой тогда находился въ его свитѣ. Тепкелевъ хотѣлъ чрезъ море итти въ Дербентъ, а оттуда сухимъ путемъ въ Шамахію и въ Испагань. Но погодою занесло его въ Астрахань, гдѣ тамошней начальникъ Сефи Кули Ханъ его арестовалъ. Какъ онъ нашелъ случай, увѣдомить о своемъ состояніи находившагося тогда въ Испагани Россійскаго Посланника Артемья Волынскаго, то сей выходилъ у Шаха указъ о его освобожденіи. Между тѣмъ приключилось Бекеничу и его командѣ то нещастіе, которое мы теперь описать имѣемъ. Услышавъ о тонъ Тепкелевъ поѣхалъ назадъ въ Астрахань.
Цѣлой мѣсяцъ прошолъ въ походѣ каравана, и на прибытіи въ область Хивинскаго Хана. Они прошли уже самыя трудныя мѣста, въ которыхъ наипаче прѣсной воды: не доставало, какъ и то мѣсто, гдѣ городъ Ургенчь стоялъ къ югу отъ Аральскаго моря, такъ что до Хивы не больше 100 верстъ осталось. Вдругъ увидѣлъ Бекеничь, сверьхъ всякаго чаянія, себя окруженнаго многочисленнымъ непріятельскимъ войскомъ. Сіе состояло изъ 24000 человѣкъ Усбековъ, Трухменцовъ, Киргисъ-Кайсаховъ и другихъ сосѣдственныхъ народовъ, коими самъ Хивинской Ханъ Ширгази предводительствовалъ. Три дни препровождены въ непрестанныхъ сшибкахъ. Коль жестоки были нападенія, толь храброе чинилось сопротивленіе. Между тѣмъ Бекеничь всегда впередъ подвигался, и наводилъ такой страхъ на непріятельское войско, что оной и до Хивы простиралось. Многіе жители сего города старались ужѣ себя и пожитки свой спасти бѣгомъ, потому что признавали Россіянъ за побѣдителей, кои скоро въ городѣ торжественное возъимѣлъ дѣйствіе.
Въ семъ нужномъ случаѣ предсталъ Сартъ, или Бухарецъ, имянемъ Досимъ Бай, которой служилъ у Хана Казначеемъ, и почитался за весьма умнаго и хитраго человѣка. У сихъ народовъ нѣтъ такова обыкновенія, чтобъ оказывать своему Хану великое почтеніе. Подданной живетъ со своимъ Владѣльцомъ, яко бы онъ ему былъ равной, и онъ безъ опасенія дерзать ему въ глаза сказать горчайшія укоризны. И такъ Досимъ Бай представлялъ Xану: "что онъ безразсудно поступаетъ, надѣясь Россіянъ, коихъ всякъ за непобѣдимыхъ почитаетъ, побѣдить силою оружія; сіе учиниться токмо можетъ хитростію и обманомъ. Надлежитъ стараться, чтобъ предводителя достать въ свои руки, потомъ прочее получить не трудно". Ханъ разсуждалъ о семъ съ знатнѣйшими своего народа. Потомъ дошло до переговоровъ.
Два мужа изъ непріятельскаго войска показались предъ россійскимъ лагеремъ, изъ коихъ каждой въ рукѣ несъ значекъ, которымъ по тамошнему обыкновенію дали знать, что они отъ своего Хана нѣчто донести имѣютъ. Они были приведены къ Бекеничу, и говорили: "Предпріятіе съ Хивинской стороны сопротивленіе произходило токмо отъ того, что не знали, съ кѣмъ они имѣютъ дѣло, и въ какомъ намѣреніи пришли русскіе въ ихъ землю; нынѣ ихъ Ханъ увѣдомился чрезъ пріятеля своего Калмыцкаго Агоку Хана, что Князь Александръ Бекеничъ отправленъ въ Хиву Посломъ отъ Великаго Государя Императора Всероссійскаго, и того де ради онъ тотчасъ приказалъ, всѣ непріятельскія прекратить дѣйствія; онъ готовъ принять Посла съ надлежащимъ почтеніемъ, и для того желаетъ, есть ли то ему угодно, послать нѣсколько знатнѣйшихъ народа своего въ Россійской лагерь, кои съ нимъ о принятіи его договоръ учинили".
Съ сего дня были непріятели дѣйствительно спокойны. Съ начала Бекеничь не хотѣлъ повѣритъ коварному извиненію, потому что онъ не могъ себѣ представить, чтобъ никто изъ трехъ изъ Астрахани въ Хиву посланныхъ вѣстниковъ туда не дошелъ. Онъ думалъ не безъ вѣроятности, что они задержаны были изъ злаго намѣренія, дабы онъ о непріятельскихъ приготовленіяхъ Хана, въ избираніи толь великой силы, никакова не получилъ извѣстія. Россіскіе и Нѣмецкіе Офицеры; были сего же мнѣнія. Но Князь Самановъ, котораго совѣты у Бекенича прочимъ предпочтены были, сказалъ: "что можно ошибиться въ принятомъ подозрѣніи; Бекеничь можетъ къ себѣ допустить посланныхъ отъ Хивы; лучше вступить въ мирные переговоры, и намѣреніе посольства совершить, нежели судьбу свою поручить неизвѣстному рѣшенію оружія", и прочая. Естьли еще къ тому присовокупить, что нѣкоторые подтверждаютъ, и что приведено въ Генварѣ мѣсяцѣ 1750 году Ежемѣсячныхъ сочиненій на стр. 5 что Бекеничь лишившись любезной своей супруги впалъ въ великую печаль: то легко понять, какъ ему можно склониться, чтобъ повѣрить ласкамъ невѣрныхъ непріятелей, и наконецъ отдать себя въ ихъ руки.
И такъ пришли присланные отъ Хана въ Россійской лагерь. Не скоро соглашенось. Переговоръ четыре дни продолжался. Между тѣмъ часто приходили посланные, для подтвержденія Ханской склонности къ миру. Наконецъ положили, чтобъ Бекеничь въ провожаніи 500 человѣкъ вооруженныхъ пошелъ въ Ханской лагерь на аудіэнцію; и дабы ни подданные ни союзники Хана отъ Россіянъ, ниже сіи отъ оныхъ никакова не имѣли опасенія: то обѣ партіи, каждая по своему обыкновенію, учинили взаимную присягу.
Потомъ пошелъ Бекеничь съ нѣкоторыми Офицерами, въ провожаніи 500 Яицкихъ казаковъ, въ непріятельской лагерь, которой отъ Россійскаго такъ далеко отстоялъ, что оставшіеся Россіяне не могли ничего слышать, что въ ономъ произходило. Вмѣсто того, чтобъ пустить его на аудіэнцію, былъ Бекеничь со свитою по прибытіи своемъ тотчасъ окруженъ множествомъ непріятелей, и взятъ подъ караулъ. Кто хотѣлъ обороняться, тотъ тутъ же и срубленъ, а кто здался тотъ лишился своей волности. Макръ Франкенбергъ опредѣленъ былъ Бекеничемъ въ Россіскомъ стану начальникомъ надъ всѣмъ оставшимся Россійскимъ воскомъ. Но чтобъ и сихъ въ свою власть получить, то непріятели понуждали Бекеничка послать къ Макру приказъ, чтобъ онъ раздѣлилъ свое войско, и для большей способности къ ихъ содержанію вступилъ въ квартиры, кои по приказанію Хана будутъ имъ показаны. Думаютъ, что тогда Бекеничь съ печали и самъ не зналъ что дѣлалъ, или что крайняя опасность живота его принудила, исполнять по всѣмъ требованіямъ вѣроломныхъ непріятелей.
Франкенбергъ, довольно сіе разумѣвъ, не хотѣлъ по полученному приказу чинить исполненія. Онъ получилъ еще другое и третіе приказаніе: но онъ былъ непоколебимымъ въ своемъ мнѣніи. Онъ отвѣтствовалъ: "Не трудно понять, что Бекеничъ, чинить сіи приказанія принужденнымъ образомъ; есть ли онъ самъ будетъ опять находиться въ россійскомъ лагерѣ, и онъ де Франкенбергъ такое приказаніе изъ его устъ услышитъ: то де онъ готовъ повиноваться его повелѣніямъ". Потомъ прислано четвертое приказаніе съ угроженіями, что Франкенбергъ, яко ослушникъ командъ, имѣетъ ожидать всякія за такое преступленіе положенныя наказанія, есть ли онъ тотчасъ не раздѣлитъ войска въ показанныя квартиры.
Чрезъ то сей какъ предосторожной, такъ и храброй мужъ пришелъ въ сомнѣніе. Онъ положился на власть Божію, ожидая, какую она ему и порученному ему войску опредѣлитъ судьбину. Но какъ только войско было раздѣлено и разведено по разнымъ мѣстамъ: то напало на нихъ множество непріятелей; и тѣ, кои здаться добровольно не хотѣли, порублены, а прочіе въ плѣнъ уведены. Какъ сіе учинилось, то и Бекеничу отсѣкли голову; а Саманова, съ нимъ бывшаго, изрубили въ мелкія части.
Хивинской Ханъ думалъ, что онъ учинилъ Геройское дѣло, и отправилъ къ Бухарскому Хану посольство съ такимъ известіемъ, что Посланника Великаго Императора Россійскаго, очень знатнаго мужа, отъ котораго оба Хана имѣли опасаться, чтобъ не потерять своихъ владѣній, истребилъ онъ со всѣмъ при немъ находившимся народомъ, посылая ему притомъ и голову сего Посланника, дабы онъ могъ о томъ радоваться. Но Бухарской Ханъ, который о семъ дѣлъ еще до прибытія посольства получилъ извѣстіе, ужаснулся такому дѣлу, и будучи не намѣренъ Хивинскихъ Посланниковъ допустить на аудіэнцію, послалъ имъ вѣстника на встрѣчу, и приказалъ у нихъ спросить: "Человѣкоядець ли ихъ Ханъ? Есть ли то такъ: то бы они отнесли голову назадъ къ своему Хану, а онъ не хочетъ въ толь безчеловѣчномъ дѣлѣ имѣть участія". И такъ Хивинскіе Посланцы не окончавъ посольства принуждены были назадъ возвратиться.
Хотя Государь Императоръ ПЕТРЪ Великій и весьма сожалѣлъ о семъ злоключеніи: однако тогдашнія обстоятельства не дозволяли, отомстить Хивинскому Хану за его невѣрность. Но справедливая поступка Бухарскаго Хана, которому Государь удивился, и для того новую возъимѣлъ надежду къ заведенію торговъ съ Индіею, подалъ поводъ, что черезъ Персію отправилъ къ нему Посланникомъ, Италіанца Флоріо Бенепени, которой разумѣлъ Персидской, Турецкой и Татарской языкъ, и служилъ Секретаремъ при Коллегіи Иностранныхъ дѣлъ. Что потомъ далѣе воспослѣдовало, то отчасти не принадлѣжитъ къ настоящему намѣренію, а отчасти мы и не въ состояніи, сообщить о томъ достовѣрныя извѣстія.
По сему злоключенію не можно было ожидать оставленнымъ въ трехъ крѣпостяхъ при Каспійскомъ морѣ гарнизонамъ благополучныхъ успѣховъ. Они услышали о приключившемся Беневичу нещастіи. Вся надежда изчезла, чтобъ предпріять нѣчто полезное для россійскаго интереса. И такъ каждая партія токмо о томъ помышляла, какъ бы возвратиться въ Астрахань. Еще были у нихъ суда въ готовности, на коихъ по большей части отправлялась ихъ ѣзда благополучно.
Но токмо въ Красноводской крѣпости претерпѣлъ Полковникъ фонъ д-ръ Вейденъ еще нападеніе отъ Трухменцовъ. Сей неукротимой народъ, которой прежде весьма ласкалъ Россіянамъ, и обѣщалъ служить и помогать во всѣхъ ихъ предпріятіяхъ, думалъ толъ же легко, какъ Хивинцы съ Бекеничемъ, управиться съ симъ остаткомъ Россійскаго войска. Добыча съѣстныхъ припасовъ, которую они получатъ, и плѣнники, коихъ они могутъ продавать невольниками въ Хиву и Бухарію, придавали имъ смѣлость. Но шлицы изъ мучныхъ кулей, которые Полковникъ фонъ деръ Вейдемъ велѣлъ набросать на перешейкѣ, коимъ Красноводской полуостровъ соединяется съ твердою землею, были въ состояніи, удержать непріятелей. Какъ часто они покушались, переступить мучные шанцы, то были они назадъ отбиваны съ великимъ ихъ урономъ. Напослѣдокъ фонъ деръ Вейденъ не хотѣлъ больше вдаваться въ сію опасность. По отходѣ его служили шанцы голоднымъ непріятелямъ на пищу. Но 400 человѣкъ солдатъ его команды разбило на двухъ судахъ о камень при западномъ берегѣ Каспійскаго моря, изъ коихъ токмо немногіе спаслись.
Около того времени поѣхалъ Порутчикъ Кожинъ изъ Астрахани въ Санктепетебургъ; и какъ ему въ Саратовѣ разсказалъ Ханъ Анюка, какую Бекеничь имѣлъ кончину: то онъ думалъ, что довольное можетъ принести оправданіе, для чего онъ съ нимъ не поѣхалъ. Но Государь Императоръ не могъ удержаться, чтобъ не отдать его подъ военной судъ, за его ослушаніе Отговорка, что въ Красноводскомъ заливѣ никакихъ не имѣется слѣдовъ стараго теченія Аму-Дарьи, произвела медлѣніе въ рѣшеніи. Сіе дѣло надлежало снова разъискивать. Для того въ началѣ 1718 года отравленъ туда отъ флота Порутчикъ Князь Василей Урусовъ вмѣстѣ съ Порутчикомъ Кожинымъ. Но какъ Урусовъ въ Маіѣ онаго года поѣхалъ изъ Астрахани къ морю, и по прибытіи своемъ прилѣжно изъискивалъ дѣло въ помянутомъ заливѣ: то и онъ не могъ найти никакихъ слѣдовъ, кои бы то, чего искали, безспорно доказывали.
ОПИСАНІЕ ЗАПАДНАГО БЕРЕГА КАСПІЙСКАГО МОРЯ
Разпространеніе безопасность купечества было одно изъ главнѣшихъ дѣлъ, о которыхъ Государь ПЕТРЪ Великій имѣлъ всегдашнее помышленіе.
Съ Персіею имѣла Россія торги еще со временъ Царя Ивана Васильевича. Но оные никогда не были темъ важны, какъ бы мнѣ быть надлежало, естьлибъ оба народа знали истинной свой интересъ, и отвратили бы приращенію оныхъ проявляющія препятствія. Мы не будемъ здѣсь говорить о караванахъ, кои прежде въ Дагестанъ и Ширпанѣ подвержены были безчисленнымъ опасностямъ, и часто въ одинъ часъ лишались плодомъ къ нѣсколько лѣтъ великими трудами собранныхъ. Въ 1712 году произшедшей бунтъ Лезгинъ и другихъ горскихъ народовъ, во время котораго городъ Шамахія разграбленъ, и у нѣкоторыхъ Россіянъ похищены великіе капиталы, принадлежитъ къ особливымъ случаямъ, кои хотя и требуютъ сатисфакціи, однако въ общемъ дѣлѣ не важны. Надлежало некоторыя утвердити обязательства, хоть далеко одинъ народъ имѣетъ въ земли другаго возить товары свой, какою ему тамъ пользоваться вольностію, платить ли пошлину и другія подати, или отъ оныхъ быть уволену, какихъ судей надъ купцами опредѣлить въ чужомъ государствѣ, и что больше есть такихъ обстоятельствъ, о коихъ въ купеческихъ трактатахъ обыкновенно чинятся договоры и установленія.
Но какъ того еще никогда прежде не было учинено съ Персіею: то Государь Императоръ въ 1711 году отравилъ Подполковника Артемья Волынскаго, бывшаго потомъ Губернаторомъ въ Астрахани, и наконецъ Кабинетъ-Министромъ, въ Посланники къ шаху Гусейну, чтобъ съ онымъ заключить коммерческой трактатъ и предложить ему вспоможеніе противъ Апганскаго бунтовщика Мирвейса съ сообщниками его. Волынской выѣхалъ изъ Санктетербурга 7 іюня 1718 года, и назадъ прибылъ 12 Декабря 1718, заключивъ съ Хивинскимъ перьвымъ Министромъ Эхтима-Девлетомъ трактатъ, которой обоими Монархами ратификованъ.
Тогда Волынской учинилъ предложеніе, чтобъ Государь Императоръ лежащія полдлѣ Каспійскаго моря Персидскія провинціи, въ великой опасности состоящія, чтобъ Апганцы ими не овладѣли, принялъ въ защищеніе для безопасности границъ Россійскихъ, и населилъ бы оныя Россійскимъ войскомъ. Но какъ сіе намѣреніе не можно было инако, какъ водянымъ путемъ чрезъ Каспійское море, произвести въ дѣйство, и притомъ ѣзда чрезъ море, съ положеніемъ береговъ и удобностьми гаваней еще мало была извѣстна: то заблаго разсуждено, послать некоторыхъ искусныхъ морскихъ Офицеровъ къ Каспійскому морю, которые бы все точно примѣтили, и на картѣ представили берега, рѣки, гавани и весь ходъ водяной отъ Астрахани до Дербента и далѣе, мимо Гилана и Мазандерана до Астрабата.
Сіе также было весьма полезнымъ дѣломъ для купеческихъ судовъ, кои прежде яко въ темнотѣ блудили по Каспійскому морю безъ всякаго наставленія. Польза общихъ торговъ служила тогда наружнымъ видомъ сего предпріятія; и назначеннымъ въ оную посылку Офицерамъ предписано было въ инструкціи, чтобъ они сіе намѣреніе вездѣ разпространяли, хотя другія словесныя и тайныя приказанія ни мало до купечества не принадлежали.
1719 году Генваря 8 дня определены были въ сію комисію Капитанъ Лейтенантъ Карлъ фонъ Герденъ и Лейтенантъ Ѳедоръ Соймоновъ, кои оба нѣсколько лѣтъ служили подъ собственнымъ Императорскимъ Смотрѣніемъ на военномъ кораблѣ, Ингерманландъ называемомъ, на которомъ Его Величество обыкновенно ѣздить изволилъ. И чрезъ то получили случай, снискать себѣ особливую отъ Государя похвалу за вѣрность свою и искусство. Еще имъ приданы унтеръ-лейтенанты Дорошенко и Золотаревъ, съ довольнымъ числомъ Унтеръ-Офицеровъ и рядовыхъ, такъ что всѣхъ считалось 89 человѣкъ.
Изъ Санктпетербурга отравились они въ концѣ Февраля, и пробыли въ Казани до исходу Апрѣля. Между тѣмъ состроенъ въ Казани большой корабельной боть, на которомъ и на трехъ другихъ малыхъ судахъ, они ѣхали въ Астрахань. 3дѣсь нашли они въ готовности три хорошія морскія судна, Шнавы называемыя: также они застали Лейтенанта Князя Урусова, для вспоможенія имъ въ дѣлахъ опредѣленнаго. Карлъ фонъ Вердеръ взялъ Шнаву, Святый Александръ называемую, Князь Урусовъ Шнаву Астрахань, а Соймоновъ Шнаву Святую Екатерину. Большой корабельной ботъ достался Дорошенку, а маленькой Золотареву. Гардемаринамъ, Унтеръ-Офицерамъ и рядовымъ, съ 150 человѣками солдатъ изъ Астраханскаго гарнизону, отведены мѣста на всѣхъ судахъ.
Что имъ тогда было извѣстно о положеніи Каспійскаго моря, то состояло отчасти въ Олеаріевой картѣ и описаніи онаго моря, а отчасти въ сочиненной Лейтенантомъ Кожинымъ картѣ о восточномъ берегѣ онаго. Но не можно имъ было ни на какую изъ сихъ картъ надѣяться, а особливо на послѣднюю, потому что Кожинъ по большей части навѣдывался сухимъ путемъ, ѣхавши по берегамъ на верблюдахъ. Въ имѣвшемъ для того совѣтованіи соглашалось, чтобъ Унтеръ-Лейтенанты Дорошенко и Золотаревъ на ботахъ описали берега и водяной ходъ отъ устья Волги до устья рѣки Терека; а тремъ Шнавамъ итти прямо къ Тюленью острову, и оттуда начать описывать. По сему распредѣленію вступили они въ морской путь въ исходѣ Маія мѣсяца.
Пространно бы было, привесть подробно день отъ дня всѣ ихъ упражненія. Что они примѣтили, то на картѣ видно, которая подъ именемъ Капитана Лейтенанта, бывшаго потомъ Капитаномъ, Карла фонъ Вердена напечатана. Мы тѣмъ будемъ довольны, чтобъ показать токмо ихъ курсъ вообще, и съ примѣченными высотами полюса, изъ чего будетъ видно, отъ коихъ странъ ихъ карта основана на собственныхъ ихъ примѣчаніяхъ. Притомъ мы покажемъ, что имъ случилось при берегахъ, или что они сами о томъ записали достопамятнаго.
Ярки есть крутой берегъ при устье главнѣйшаго рукава рѣки Волги, для сей причины Ярковскимъ устьемъ называемаго. Не далеко оттуда по правую сторону находится островъ Четыре бугры подъ 45° 20' высоты полюса. Тамъ расходились суда каждое въ назначенной свой путь. Три Шнавы пошли къ Тюленьему острову. Отъ Тюленьяго острова, подъ 44° 12' высоты полюса лежащаго, ѣхали они къ устью рѣки Терека, а оттуда промежъ острова Чеченя подъ 43° 47' и мыса Учя къ Дербенту, гдѣ они нѣсколько дней разъѣжжали по морю. Мысъ Учь называется и Аграханскимъ полуостровомъ, по имени малой рѣки Аграхана, которая изъ рѣки Сулака происходитъ, и при соединеніи онаго полуострова съ твердою землею впадаетъ въ Аграханской Заливъ. Оной полуостровъ изобилуетъ хорошими паствами. Покатое положеніе города Дербента къ морю, по которому весьма удобно было, оное осмотрѣть съ судовъ, подало поводъ господину Соймонову, чтобъ сочинить проспектъ сему городу и около лежащимъ странамъ, въ коемъ очень ясно представилъ онъ тѣ три отдѣленія, которыми раздѣленъ Дербентъ на верьхней, средней и нижней городъ. Онъ также примѣтилъ тамъ высоту полюса на 42° 6', а Олеарій нашелъ токмо 41° 50' и Христофоръ Бурро у Гаклуйта (Navigations p. 448.) 41° 52 минуты. Мы не имѣемъ нужды говорить больше о Дербентѣ, потому что положеніе и состояніе сего города описано уже въ извѣстіяхъ Полковника Гербера въ ежемѣсячныхъ сочиненіяхъ 1760 году на Сентябрь мѣсяцъ стр. 196. Тогда былъ нижней городъ еще пустъ, какъ во времена Олеарія. Кромѣ садовъ ничего въ немъ не имѣлось. Около города видны были многія деревни, и по обѣимъ сторонамъ города оказались могилы съ великими надъ оными поставленными бѣлыми камнями, которые издали яко войско очамъ представлялись. Сады были наполнены плодами, яблоками, грушами, сливами, персиками, смоквами и проч. Виноградъ вился по деревьямъ; на полѣ сеяли сорочинское пшено, пшеницу, ячмень и много шафрану. Позади Дербента казались внутрь земли высокія непроходимыя горы.
Отъ Дербента ѣхали они къ берегу Низабатскому, или къ Низовому, которое послѣднее званіе и нискому онаго положенію прилично. Здѣсь Россійскіе суда изъ Астрахани обыкновенно приставали для Персидскаго торгу: потому то мѣсто и наречено Низовая пристань. Она лежитъ по примѣчанію мореплавателей нашихъ подъ 41° 30' высоты полюса, напротивъ того Олеарій 15' меньше означилъ. Разныя рѣки, общее имя Низовыя имѣющія, впадаютъ тамъ въ море. Тогда находились тамъ два Русскіе, да три Персидскіе суда [Бусы] на берегу, потому что тамъ нѣтъ гавани. Судовая садка на мѣлъ есть тамъ общее обыкновеніе, отчего для мягкаго грунта, никакого вреда не приключается. Когда опять въ море итти захотятъ, то весьма удобно съ мѣли спускаются. Тамъ была безпрерывная ярманка между Россійскими и Персидскими купцами, кои жили въ худыхъ шелашахъ, потому что никакихъ прямыхъ жителей, ниже домовъ, въ близости не было. Знатнѣйшей торгъ состоялъ въ шелку сырцу. Персіяне и Армяне привозили оной шелкъ на верблюдахъ и лошакахъ изъ Шамахіи. Изъ Россійскихъ товаровъ по большей части тамъ продавались: сукна, полотна, юфти и разныя мѣлочи, какъ: иглы, наперстки, зеркала и проч. Изъ юфтей наипаче употреблялись токмо задки, кои у Персіанъ Сапры называются. Они себѣ дѣлаютъ изъ нихъ Хози, или туфли, которыя въ грязную погоду, и во время дальней ходьбы, сверьхъ своихъ сафьянныхъ сапоговъ надѣваютъ, и есть ли они въ домъ придутъ, то оставляютъ оныя у дверей. Торги были тогда въ Низасапѣ не такъ велики, какъ въ прежнія времена, когда еще Грузинцы и Мингрельцы обыкновенно привозили туда товары свои, что приписывали взбунтованію Лезговъ, разбоямъ Даудсека, которой насиліемъ своимъ заперъ всѣ дороги. О семъ человѣкѣ пространнѣе объявилъ Полковникъ Герберъ въ своихъ извѣстіяхъ.
Вообще надлежитъ примѣчать объ оной странѣ, что хотя горы отъ Дербента идутъ къ югу; однако до берега не касаются, но отъ онаго въ нѣкоторыхъ мѣстахъ на 50 верстъ отстоятъ. Такимъ образомъ между горами и моремъ находится обширная ровнина, многими рѣчками и лѣсами испещренная, и по ея плодородію безчисленными населенная деревнями. Тамъ имѣются хорошіе скотскіе заводы, пашни и сады съ изрядными плодами. Сію страну можно почесть за наилучшую при всемъ Каспійскомъ морѣ. Туда принадлежитъ и Низовая пристань. При хребтѣ Бишъ-Бармакъ, отъ Низовой пристани къ югу лежащемъ, паки проходятъ Дербентскія горы до морскаго берега.
Мореплаватели наши, пробывъ нѣсколько дней у Низовой пристани, взяли Свѣжей воды, и запаслись другими потребностями. Для продолженія пути своего поохали они въ концѣ Іюня мѣсяца къ Апшеронскому проливу не отдаляясь нигдѣ отъ берегу. Апшеронской проливъ имѣетъ названіе отъ мыса Апшерона, которой отъ города Баку къ востоку нарочито далеко простирается въ Каспійкое море. Оной состоитъ изъ ускаго водянаго ходу, между твердою землею и нѣкоторыми островами.
Берегъ отъ Бишъ-Бармака то гористъ, то низокъ. И нигдѣ лѣсу не видно. Подлѣ берега есть почти вездѣ хорошей грунтъ для метанія якорей. Два камня, два брата называемые, лежатъ въ морѣ подъ 40° 45' высоты полюса. Извѣстно было мореплавателямъ нашимъ, что ихъ остерегатся надлежитъ: но лоцманы ихъ были толь неискусны, что они то мѣсто указать не знали. Для предосторожности при наступающей ночи стали на якорѣ на 12 саженъ, а не задолго передъ тѣмъ была глубина 25 саженъ. По разсвѣту увидѣли предъ собою два камня такъ блиско, что Шнава Святая Екатерина отстояла отъ одного камня не далѣе, какъ на якорной канатъ. Они казались выше воды на подобіе обороченныхъ корпусовъ посредственныхъ судовъ. Естьлибъ хотя не много подались къ Востоку, тобы легко одна изъ Шнавъ могла разбиться о сіи камни. Послали туда, описывать ихъ положеніе. Они лежатъ одинъ близъ другова, на 6 саженъ глубины, но въ маломъ разстояніи гораздо глубже.
Тогоже дня около полудни прибыли они въ Апшеронской проливъ, которой начинается при островѣ, называемомъ Святымъ. Сей проливъ почитается за наилучшую гавань на Каспійскомъ морѣ, потому что суда стоятъ въ ономъ отъ всѣхъ вѣтровъ безопасно. Также ночью въѣзжать можно, есть ли токмо виденъ берегъ матерой земли и сѣверной конецъ святаго острова. На восточной сторонѣ острова простирается гряда, скрытыхъ камней въ южновосточную сторону нарочито далеко въ море, которая мореплавателямъ очень опасна, и по тамошнему языку называется Ураносъ. Островъ Святой потому такъ названъ, что нѣкоторой Дервишъ, за святаго почитаемой, тамъ погребенъ. Для того приходятъ Персіяне съ твердой земли на островъ, и отравляютъ у гроба свои молитвы. Тамъ находятся двѣ могилы, одна Дервишева, а другая слуги его. Перьвая подъ тремя покрышками, подъ одной холщевой и двумя шерстяными. Другая безъ покрытія. Притомъ стоятъ многія лампады съ деревяннымъ масломъ, и малыя восковыя свѣчи, или огарышки оныхъ. Всякой приходящей приноситъ съ собою свѣчи, или лампады съ масломъ, которыя горятъ у гроба до тѣхъ поръ, пока все изойдетъ, или по случаю угаснетъ. Островъ длиною на 7 верстъ, и шириною въ нѣкоторыхъ мѣстахъ на версту, а въ иныхъ меньше. Кромѣ одного шелковичнаго дерева чрезвычайной величины, ничего больше на немъ не росло, да и ни травы на немъ не было. Однако живетъ на острову много дикихъ козъ, которыя тамъ плодятся, и не извѣстно чѣмъ они кормятся, развѣ ростущимъ на камняхъ мохомъ. Многіе журавли, дикіе гуси и другія птицы, рыбою питающіяся, имѣютъ на ономъ гнѣзда свои на сучьяхъ великаго шелковичнаго дерева видѣли черныхъ змей чрезвычайной величины, въ сажень длиною и въ поларшина толщиною, коихъ сперьва почитали за ядовитыхъ, но послѣ матрозы брали некоторыхъ въ руки безъ малѣйшаго себѣ вреда. Берега матерой земли суть ниски и безлѣсны. Находятся тамъ два выкопаные колодезя, въ коихъ есть прѣсная вода. На пригоркѣ стоятъ три башни изъ тесанаго камня, въ разстояніи одна отъ другой на версту и меньше. Оттуда къ Сѣверу стоятъ еще десять такихъ башенъ. Персіяне говорятъ, будто оныя построены Александромъ Великимъ: но они никакова къ тому доказательства не приводятъ. При концѣ пролива, по нѣсколько въ сторону, стоитъ островъ Жилой, однако на немъ жилья нѣтъ. Сказываютъ, что потому такъ именованъ, что извѣстной Донской Казакъ Стенька Разинъ, разбойничая на Каспійскомъ морѣ, жилъ тамъ нѣсколько времени. Матрозы ловили тамъ много тюленей
Апшеронской мысъ лежитъ подъ 40° 23', и предъ собою имѣетъ извѣстную мѣлъ издревле шахъ называемую. Проѣхавши сіи мѣста прибыли они къ городу Баку. Сей городъ лежитъ въ заливъ, которой вдался въ землю на подобіе полукруга. Весь заливъ надеженъ для кораблей, и вездѣ хорошей грунтъ для броcанія якорей. Предъ онымъ лежатъ два острова, Наргемъ и Вульфъ, кои такъ названы по ихъ сходству съ лежащими предъ Репелемъ островами. Баку обведенъ тремя стѣнами изъ бѣлаго пещанаго камня. Наружная стѣна вышиною въ одинъ, середняя въ два, а внутренняя въ три сажени. Кромѣ разныхъ мечетей примѣчанія достоинъ въ городѣ большой каменной домъ славнымъ Шахомъ Абасомъ I, построенной; и оной стоитъ пустъ. Предъ городомъ увидѣли они много торговыхъ судовъ, кои тамъ нефть брали, для развезенія по другимъ Персидскикъ гаванямъ, въ чемъ состоитъ торгъ немалой для великаго расходу сего землянаго масла. Въ то время, когда Баку состоялъ подъ россійскою державою, еще больше о томъ увѣренось.
Жители города Баку махали нашимъ судамъ, чтобъ они подошли ближе, а мореплаватели наши дали имъ пріятельскіе знаки для призыву ихъ къ себѣ на суда. Но съ обѣихъ сторонъ одинъ къ другому пріѣхать не осмѣлились. Суда лавировали по заливу, и чинили свои примѣчанія токмо на морѣ, не приставая къ берегу.
Изъ Бакинскаго залива ѣхали они къ устью рѣки Кура, на которомъ пути нашли они четыре малые безлѣсные острова, на коихъ кромѣ нѣкоторыхъ малыхъ нефтяныхъ колодезей, не было ничего примѣчанія достойнаго. Везирь есть простираюшейся въ море мысъ, предъ которымъ лежитъ островъ Спиней. Отъ Баку до Везиря берегъ посредственной высоты, и нѣкоторыя тутъ есть небольшія горы. Но оттуда до рѣки Кура мѣста всѣ нискія, на коихъ и лѣсу никакого не находится. Сей мысъ лежатъ подъ 39° 40' высоты полюса, а сѣверное устье рѣки Кура подъ 39° 20'.
Пришедши къ оному устью, стали они на якорь на 12 саженяхъ глубины. У рѣки Кура по обоимъ берегамъ на 10 верстъ мѣста всѣ нискія и мокрыя, гдѣ только ростетъ камышъ; и такъ далеко ѣхали они вверьхъ по сей рѣкѣ въ шлюпкахъ. Какъ стали появляться берега сухіе и къ селеніямъ способные, то они далѣе итти не отважились; да и должность ихъ того не требовала. Возвратившись къ своимъ судамъ по общему совѣту опредѣлили они, за поздымъ временемъ, заключить на сей годъ изслѣдованія свои, и запастись токмо прѣсною водою и рыбою, для возвратнаго ихъ пути въ Астрахань.
Между тѣмъ жители земли Салліана, примѣтивъ издали Россійскія суда, желали знать, съ какимъ намѣреніемъ они туда пріѣхали. Мореплаватели наши сего не чаяли. Офицеры вышли въ малолюдствѣ на берегъ, чтобъ посмотрѣть чинимыя при пещаномъ заплескѣ отъ устья рѣки Кура къ сѣверу рыбьей ловли. При нихъ никакого не было оружія, кромѣ нѣкоторыхъ охотничьихъ фузей для стрѣлянія птицъ. Ибо всякъ думалъ, что нискія мокрыя мѣста защищаютъ ихъ отъ всякаго нападенія. Но едва токмо начали ловить рыбу, то до 300 человѣкъ конныхъ, съ огненнымъ ружьемъ, и копьями вооруженныхъ, изъ за камышей появилось, которые ѣхали на рыболовное мѣсто. Страхъ то причинилъ, что Офицеры почли ихъ за великое войско. Они видѣли опасность свою, но пособить себѣ не знали, потому что и гребцы были у невода; чего ради ничего бы не помогло, естьлибъ они хотѣли бѣжать на шлюпки, и такъ они не показавъ никакого знаку робости, гдѣ были, тутъ и стояли. И сіе служило имъ въ пользу; ибо Салліанцы пришедъ отъ того въ размышленіе, за 100 саженъ отъ нихъ остановились; можетъ быть они думали, что такая бодрость происходитъ отъ надежды на другую, хотя невидимую, большую силу. Наконецъ двое начальниковъ и 20 или 30 человѣкъ рядовыхъ отважились ближе подъѣхать, кои поздравя спросили, что за люди мореплаватели? и куда ѣдутъ? На сіе отвѣтствовано чрезъ толмача краткими словами; а когда они больше любопытствовать начали, и между тѣмъ ихъ безпрестанно больше народу подъѣхало, то Карлъ фонъ Верденъ велѣлъ имъ сказать: "Что онъ такой же или больше ихъ Офицеръ и командиръ предъ ними стоитъ, а они сидятъ на лошадяхъ, для того съ ними и говорить больше не хочетъ". Сказавъ сіе пошелъ онъ съ прочими Офицерами къ шлюпкамъ, на кои между тѣмъ и гребцы убрались; а Салліанцы остались на своихъ мѣстахъ. Такимъ образомъ мореплаватели наши избавились опасности, которая. какъ они послѣ слышали, была немалая, потому что оной Салліанской народъ во время общаго мятежа также отложился отъ Персидскаго правленія. По отъѣздѣ Россіянъ думали они показать свою храбрость и искусство, скаканіемъ на лошадяхъ по пещаному берегу, и метаніемъ копей. Напротивъ того съ судовъ давали имъ страхъ Россійской силы, нѣсколькими выстрѣлами изъ пушекъ, но безъ ядеръ.
Слѣдующаго дня всѣ три шнавы въ возвратной путь вступили, и 7 Сентября прибыли къ устью рѣки Волги, а 12 въ Астрахань.
До зимы оставалось еще времени, которое лучше употребить не могли, какъ чтобъ осмотрѣть и описать разныя устья рѣки Волги, и оныя положить на ту карту, которая сочинялась о учиненномъ кораблеплаваніи. На такой конецъ Капитанъ Лейтенантъ фонъ Верденъ и Лейтенантъ Соймоновъ сѣли въ осмнадцативельныя шлюпки; и какъ они сперьва пріѣхали къ знатнѣйшему и большому Ярконскому устью, то потомъ осматривали и всѣ прочія устья, и ѣхали по западному берегу до угла двенатцати Колковъ, гдѣ лежитъ островъ сего же имени. Они хотѣли возвратиться въ Астрахань, но возставшей сѣверной вѣтръ имъ въ пути возпрепятствовалъ.
Между разными устьями Волги ростетъ на нискихъ мѣстахъ много камышу, въ которомъ звѣриные промышленники бьютъ кабановъ, а на берегу ставятъ капканы для воковъ и лисицъ. Сіи люди называются тамъ Камышчиками, или и Гулебщиками. Они живутъ въ камышахъ зиму и лѣто, и во весь годъ не приходятъ въ городъ. Такихъ наши Офицеры нашли камышниковъ, кои имъ указали мѣсто, гдѣ стоять между камышами, на малыхъ по ихъ нарѣчію сухихъ Грипахъ. Простоя тамъ нѣсколько дней, увидѣли они, что вода вся сбѣжала отъ сильнаго Сѣвернаго вѣтра въ море, и что ихъ шлюпки, ходящіе на четырехъ футахъ, стали на суши. Также и на морскомъ берегу, сколь далеко видѣть могли, все было сухо. Тогда руками брали множество сазановъ въ ямахъ, въ коихъ вода осталась; а какъ Сѣверной вѣтръ утихъ, то вода изъ моря по прежнему прибыла, и они продолжая путь свой благополучно возвратились въ Астрахань.
Какъ скоро они журналъ мореплаванія своего переписали, и по оному сочинили карту, то господинъ Соймоновъ поѣхалъ въ Санктпетербургъ, для поднесенія оныхъ Государю, что учинилось Ноября 30 дня. Чрезъ нѣсколько недѣль отправленъ онъ назадъ въ Астрахань съ такимъ повелѣніемъ, чтобъ слѣдующаго лѣта продолжить описаніе Каспійскаго моря до Астрахани.
Сія вторая поѣздка отправлялась лѣтомъ 1720 года онымижъ персонами и на тѣхже трехъ шнавахъ. Отшедши отъ Астрахани въ концѣ Маія мѣсяца, поѣхали они прямо къ устью рѣки Кура. Но Куръ кромѣ извѣстнаго по прежней ѣздѣ устья, имѣетъ еще четыре другіе рукава, устьями своими въ море впадающіе, изъ коихъ два текутъ паральлельно съ перьвымъ рукавомъ, и впадаютъ къ востоку; а другіе два отдѣлившись отъ прочихъ текутъ къ югу; и понеже берегъ имѣетъ тамъ положеніе отъ востока къ западу, то устья оныхъ двухъ рукавовъ находятся по сему берега и положенію, и не столъ къ открытому морю, какъ въ заливѣ. Изо всѣхъ послѣдней, или изъ южныхъ западной, есть самой большой рукавъ. Нѣсколько въ сторонѣ лежащій и по имени рѣки названной Куръ островъ, лежитъ подъ 39° 3' высоты полюса.
Находившись въ заливѣ рѣки Кура, обрѣли они и островъ Кизилъ-Агачь въ маломъ разстояніи отъ берега, и позади онаго простирающейся отъ сѣвера къ югу перешѣекъ, за коимъ есть другой заливъ Кизилъ Агацкимъ называемой. Не много подалѣе впадаютъ три рѣки въ море, Дошитъ, Ленкара и Астара. При устьѣ Астары рѣки, которое на картѣ означено подъ 38° 30' высоты полюса, вышли они на берегъ; и тогда примѣтилъ ихъ тамошней Бегъ, или начальникъ, которой поздравя ихъ по дружески, просилъ къ себѣ въ гости. Карлъ фонъ Верденъ, Князь Урусовъ и Соймоновъ пошли къ нему съ тремя гардемаринами.
Бегъ ввелъ ихъ въ стоящей на берегу шелашъ, здѣланной на четырехъ столбахъ и камышемъ покрытой. Какъ Офицеры съ нимъ сѣли, то онъ спросилъ: Кто таковы прочіе трое? указывая на гардемариновъ. И какъ ему сказали, что то молодые дворяне мореплаванію учащіеся, то просилъ онъ, чтобъ и они сѣли. Онъ подчивалъ нашихъ принесенными при нихъ изъ его деревни Персидскимъ кушаніемъ и напитками. А напитокъ состоялъ изъ густо-свареннаго винограднаго соку, которой по ихъ Душапъ называется. Сей сокъ такъ густъ, какъ жидкой медъ. Когда пить его хотятъ, то мѣшаютъ съ водою. Притомъ играли его музыканты, и знатнѣйшей изъ нихъ билъ въ бубенъ, на коемъ желѣзные кольцы навѣшены, и пѣлъ пѣсню, о которой Бегъ сказывалъ, что оная здѣлана въ похвалу славнаго ихъ Персидскаго Шаха Науширвана, котораго память для его правосудія они паче прочихъ почитаютъ. "Такой же похвалы, продолжалъ онъ, достоинъ и вашъ Императоръ, о чемъ я больше вѣдомъ, нежели прочіе мои земляки, потому что я былъ въ Алеппѣ и Смирнѣ, и о великихъ дѣлахъ его много слышалъ". Потомъ спрашивалъ онъ о причинъ ихъ ѣзды; на что ему отвѣтствовали, что то дѣлается для одного того, чтобъ Россійскіе торговые суда могли ходить безъ опасенія. Хотя онъ сіе и хвалилъ словами: однако въ самомъ дѣлѣ видно было, что онъ инаго мнѣнія былъ, нежели чтобъ то для однихъ торговыхъ судовъ здѣлалось. "Всякое сѣмя", сказалъ онъ "во свое время плодъ свой приноситъ". На что какъ спрашивали изъясненія, то онъ токмо усмѣхнулся, и склонилъ рѣчь на другую матерію. На обнадеживанія въ разсужденіи торговъ отвѣтствовалъ онъ такимъ образомъ: "что ему весьма пріятно будетъ видѣть ихъ яко знакомыхъ пріятелей пришедшихъ въ нему съ товарами". Больше ничего не могли изъ него вывѣдать. Офцеры благодарили его за пріятельское угощеніе, и простясь съ нимъ просили его къ себѣ на суда. Но онъ тѣмъ отговаривался, что будучи на водѣ всегда ему голова болитъ. При отъѣздѣ отъ сего мѣста поздравили они учтиваго своего хозяина семью пушечными выстрѣлами.
Отсюда продолжалась ѣзда въ Гиланъ къ морскому заливу Зинзили называемому, которой собственно есть озеро на 20 или больше верстъ въ обширности, въ пространной горами окруженной равнинѣ, куда ходятъ изъ Каспійскаго моря ускимъ каналомъ, длиною верстъ на 10. Берегъ отъ рѣки Кура до того мѣста состоитъ изъ высокихъ горъ, а нискія мѣста между горъ и моря, такожъ и нижнія и среднія и высокія горы, всѣ лѣсомъ покрыты, а наипаче плодоносными деревами. Между лѣсами видны были многія деревни, и строеніе каменное красною черепицею крытое, преизряднаго виду. Когда ночью тихою вѣтръ съ земли вѣялъ, то ощущали пріятной запахъ отъ плодоносныхъ деревъ, помаранцовъ, гранатныхъ яблокъ и проч. Водяной ходъ вездѣ чистъ и безопасенъ, грунтъ песчаной, и якорныя мѣста способныя, прѣсной воды вездѣ довольно въ малыхъ изъ горъ въ море текущихъ рѣчкахъ.
Пришедши предъ Зинзилинской заливъ, стали они на якорь, гдѣ хотя и есть хорошіе якорные грунты: но судамъ отъ сѣверныхъ вѣтровъ и отъ сильнаго морскаго волненія не безъ опасности. Слѣдующаго дня шли они на трехъ шлюпкахъ каналомъ въ Зинзилинской заливъ, и чрезъ оной въ малую рѣку перибазаръ, на которой они разстояніемъ 5 верстъ прибыли къ деревнѣ тогоже имени, и отъ жителей учтиво были приняты. Въ Ряще итти они не посмѣли. Надлежало во всемъ наблюдать видъ, что ихъ изъискиванія касаются токмо до купечества. Для того почитали они за довольное, чтобъ въ Перибазарѣ запастись съѣстными припасами, и возвратились къ своимъ судамъ. Высота полюса усмотрѣна въ Перибазарѣ 37° 34'.
Отъ Зизилинскаго залива пришли они къ рѣкѣ Себдурѣ [Сефидъ-рудъ] подъ 37° 26' высота полюса, а оттуда къ рѣки Фузѣ. По сей ѣхали они вверьхъ 6 верстъ, и къ ихъ удивленію увидѣли въ малой деревнѣ великолѣпной каменной мостъ о пяти сводахъ, которой, по скаскамъ жителей, построенъ ІІІаосмъ Аббасомъ великимъ. Такихъ постовъ много есть бъ Гилани, не токмо чрезъ большія рѣки, но и чрезъ малыя рѣчки.
Потомъ ѣзда отправлялась подлѣ берега провинціи Мазандеранъ, или по Россійскому произношенію Мизандрона. Сей берегъ лежитъ отъ востока къ западу подъ 36° 30' высоты полюса. Около средины онаго притти они къ пристани, гдѣ въ то время была ярманка. По большой части товаръ состоялъ въ муравленой глиняной посудѣ. Вездѣ были ровныя мѣста, и лѣсистыя и жилыя. Горы казались въ нарочитомъ отдаленіи. Сіе же состояніе земли продолжается даже до Астрахани.
У Астрахани есть большей морской заливъ, и удобные для морскихъ судовъ пристанище. Въ заливъ течетъ рѣка Астрабатъ, а подалѣе въ ономъ лежитъ городъ Астрабатъ, и коемъ господинъ Соймоновъ пишетъ, что оной свойствѣннѣе Ферабатомъ называется. Въѣздъ въ заливъ глубиною на восемь футовъ, предъ устьемъ рѣки Астрабата глубина въ 10 футовъ, а самая рѣка не глубже четырехъ футовъ. Высота полюса 36° 43 минуты.
Такимъ образомъ мореплаватели наши исполнили по данной имъ инструкціи въ описаній западнаго и южнаго берега Каспійскаго моря и находящихся при оныхъ острововъ, заливовъ и гаваней. Для провѣдыванія и описанія восточнаго берега, не имѣли они повелѣнія. Однако продолжали они свою ѣзду на 24 мили подлѣ онаго берега, и потомъ шли чрезъ море назадъ къ вышепомянутой рѣкѣ Фузѣ, дабы имъ познать точную ширину Каспійскаго моря. По учиненіи сего слѣдовали они прямо въ Астрахань, и при благополучномъ вѣтрѣ прибыли въ 12 дней къ устью рѣка Волги.
Изъ Астрахани поѣхали всѣ Офицеры вмѣстѣ въ Санктпетербургъ, до Саратова водою, а оттуда сухимъ путемъ. По прибытіи ихъ въ Санктетербургъ поднесли они Государю Императору сочиненную ими о Каспійскомъ морѣ карту, которая какъ содержала токмо западной и южной берегъ, то Государь повелѣлъ, на оной также означить сѣверной и восточной берега по описанію князя Александра Бекевича и Порутчика Кожина. Такимъ образомъ здѣлалась та карта, которая въ 1721 году послана отъ Государя въ Парижскую Академію Наукъ. Всякъ оную принималъ съ пристойными ей многими и хвалами. Да и самымъ дѣломъ должно приписать сей картъ, что истинное положеніе видъ Каспійскаго моря, по изданіи толь многихъ Географами неисправныхъ представленій, которыя самъ ученой и прилѣжной Олеарій токмо мало могъ поправить, съ подлинною достовѣрностію извѣстны стали.
О ПОХОДѢ ПЕТРА ВЕЛИКАГО Къ лежащимъ при Каспійскомъ морѣ Персидскимъ провинціямъ въ 1722 году.
По заключеніи мира со Шведами 1721 года, открылись намѣреніе Великаго Императора, для чего онъ повелѣлъ съ такою прилѣжностію описать Каспійское море, и оному сочинить карту. Волынской уже напередъ былъ отъ Государя пожалованъ вамъ Губернаторомъ въ Астрахань, коему повелѣно чинить къ предбудущимъ предпріятіямъ всякія приготовленія. Пѣхотные полки имѣвшіе свой квартиры въ Финляндіи, и привыкшіе къ морскому ходу на галерахъ и малыхъ судахъ, получили указъ, стоять на званіяхъ квартирахъ въ Кашинѣ, Романовѣ, Ярославлѣ. И въ другія мѣста Волгѣ. Потомъ въ началѣ 1722 гола повелѣно имъ было строить отъ каждаго полку довольное число судовъ, по образцу тѣхъ, кои употреблялись въ Финляндіи между шерами и островами, и для того назывались Островскія лодки. Въ тоже время посланы въ Астрахань многіе морскіе служители, и особливо всѣ тѣ, которые были въ прежнихъ посылкахъ и при списаніи Каспійскаго моря, въ числѣ коихъ былъ и Господинъ Соймоновъ. Журналъ его содержитъ наипаче то, причемъ онъ самъ находился. Но мы стараться будемъ, чтобъ и сверьхъ того произшедшія дѣла дополнить изъ другихъ извѣстій, дабы какъ возможно, просвѣтить сію часть Исторіи Великаго Императора.
Государь изволилъ въ Москву подняться еще въ Декабрѣ мѣсяцъ, чтобъ присмотрѣть, какъ чинятся къ водяному пути потребныя приготовленія. Онъ повелѣлъ господину Соймонову приготовить нѣсколько большихъ струговъ, кои съ Оки обыкновенно съ хлѣбомъ въ Москву приходятъ, чтобъ два пѣхотные полка, Ингерманландской и Астраханской, на оныхъ умѣстились. Гвардейскіе полки приняли другія суда; и такъ по вскрытіи льду все было въ готовности. Суда нагружены были провіантомъ, артиллеріею и аммуниціею, а солдаты служили на оныхъ работниками.
Маія 15 дня вступилъ Государь Императоръ въ путь изъ Москвы, въ провожаніи Императрицы Его супруги. Ѣзда отправлялась по рѣкамъ Москвѣ и Окѣ до Нижняго Новагорода, на стругѣ, Москворѣцкимъ называемомъ. На кормѣ онаго здѣланы были способныя каюты, и на носу устроено удобно для гребли на подобіе галеръ. На всякой сторонѣ было по 18 веселъ. Въ Нижнемъ Новѣгородѣ находились построенныя на Волгѣ Островскія лодки, такожде нѣсколько изъ ходящихъ по Волгѣ большихъ судовъ, Насады называемыхъ, кои изготовлены были къ настоящему предпріятію. Тамъ же строили морскія суда, галіоты, шуйты, эверсы, въ кои и въ насады грузили все то, что привезено съ Москвы на стругахъ. къ каждому изъ сихъ судовъ придано по три Островскія лодки, чтобъ оныя для поспѣшенія тянуть во время противнаго вѣтра. Но сіе было ненужно. Ибо Волга весною отъ прибыванія воды дѣлается довольно быстрою, такъ что Государь уже 27 Маія въ Казань прибылъ. Тамъ имѣлъ Государь удовольствіе, получить, чрезъ Геодезиста Евреинова, извѣстіе, о ѣздѣ онаго на Камчатку и къ Курильскимъ островамъ, о чемъ уже упомянуто въ сихъ сочиненіяхъ 1758 году на мѣсяцъ Апрѣлъ страница 325.
Остатки города Булгаръ, ниже устья рѣки Камы на повосточной сторонѣ рѣки Волги лежащіе, возбудили въ Императорѣ, когда мимо Ѣхалъ, любопытство, чтобъ оные осмотрѣть. Онъ сожалѣлъ, что древнія строенія со всѣмъ разваливаются, о чемъ вспомнивъ въ Астрахани, писалъ 2 іюля къ Губернатору Казанскому, и велѣлъ немедленно послать туда нѣсколько каменщиковъ для починки фундаментовъ у башенъ, и чтобъ впредь такимъ же образомъ и протчія старыя строенія починили. Губернаторъ получилъ же притомъ указъ, чтобъ велѣлъ списать находящіяся тамъ Татарскія и Армянскія гробныя надписи, коимъ полезнымъ трудомъ Исторія онаго стараго города нѣсколько изъяснена, потому, что копіи съ надписей остались въ сохраненіи въ Казанской Губернской канцеляріи.
Въ Саратовѣ пришелъ старой Ханъ Агока къ Государю Императору на аудіэнцію. Оказанное ему милостивое принятіе обрадовало сего 83 лѣтнаго старика такимъ образомъ, что онъ сказалъ: Теперь охотно умру, удостоившись у Великаго Императора толъ любезнаго ему разговору. Онъ умеръ въ слѣдующемъ 1723 году.
Іюня 11 дня прибылъ Государь въ Астрахань. Тотъ часъ публикованъ и повсюду разосланъ былъ манифестъ на Татарскомъ, Турецкомъ и Персидскомъ языкъ сочиненной, и напечатанной, для показанія причинъ сего военнаго похода всѣмъ народамъ, до коихъ это касалось. Князь Дмитрій Кантемиръ, бывшей Господарь Молдавской, сочинилъ сей манифестъ, будучи отъ Государя нарочно для того взятъ въ походъ, чтобъ вспомогательствовать въ такихъ дѣлахъ; причемъ также имѣлась малая Типографія Арапскихъ литеръ, надъ которою Князъ Кантемиръ имѣлъ дирекцію.
Сей манифестъ въ тоже время напечатанъ и на Немецкомъ языкъ {Россійско-Турецкой Персидской военной Ѳеатръ. Перьвая часть Франкфуртъ при Майнѣ 1724. въ 8. стр. 57. Премѣненной Россіи часть вторая стр. 56.}, съ котораго мы здѣсь внесемъ оной для дополненія исторіи.
"Божіею поспѣшествующею милостію Мы ПЕТРЪ Перьвый Императоръ и Всероссійскій, Самодержецъ восточныхъ и сѣверныхъ царствъ и земель отъ запада и югу, Государь надъ землею, Царь надъ морями, и многихъ другихъ государствъ и областей обладатель и по Нашему Императорскому достоинству Повелитель и проч".
"Всѣмъ подъ Его Величества Всепресвѣтлѣйшаго, великомочнаго, благополучнѣйшаго и грознаго, стараго Нашаго вѣрнаго пріятеля Шаха, державою и въ службѣ его состоящимъ честнѣйшимъ и почтеннымъ Сипазаларамъ, Ханамъ, Корбшицамъ, Агамъ надъ пѣхотою, Топжибашамъ, Беглербегамъ надъ арміею, Султанамъ, Везирямъ и дрѵгимъ начальникамъ, Полковникамъ и Офицерамъ при войскѣ, также почтеннымъ учителямъ, Имаманъ, Муазинамъ и другимъ духовнымъ особамъ; и надзирателямъ надъ деревнями, купцамъ, торговымъ людямъ и ремесленникамъ и всѣмъ подданнымъ, какогобъ оные закона и націи ни были, объявляемъ Нашу Императорскаго Величества милость".
"По полученіи вами сего Нашего Императорскаго указа да будетъ вамъ извѣстно, что какъ въ 1712 году отъ рождества Нашего Спасителя Іисуса Христа [то есть отъ Магомета въ 1124 году] состоящей въ подданствѣ Его Величества, всепресвѣтлѣйшаго великомочнаго и грознаго, Нашего вѣрнаго пріятеля и сосѣда, государствами и землями знатнѣйшаго Персидскаго Шаха владѣлецъ Лесгинской земли, Даудъ-Бегъ, и владѣлецъ Кази-Кумыцкія земли. Сурхай, собрали въ оныхъ странахъ многихъ зломысленныхъ и мятежныхъ людей разныхъ націй, и противъ Его Шахова Величества, Нашего пріятеля, взбунтовались, также лежащей въ Ширванской провинціи городъ Шемахіи приступомъ взяли, и не можно многихъ подданныхъ Его Величества Шаха, Нашего пріятеля, побили, но и Нашихъ Россійскихъ людей по силѣ трактатовъ и старому обыкновенію для торговъ туда пріѣхавшихъ, безвинно и немилосердо порубили, и ихъ пожитки и товары на четыре миліона рублей похитили, к такимъ образомъ противу трактатовъ и всеобщаго покоя Нашему государству вредъ причинили".
"И хотя по указу Нашего Императорскаго Величества Астраханской Губернаторъ много разъ посылалъ къ начальникамъ сихъ бунтовщиковъ, и потребовалъ у нихъ сатисфакціи, да хотя и Мы видя прекращеніе купечества, отправили Посла съ дружелюбивою грамотою къ Шаху, Нашему пріятелю, и повелѣли требовать сатисфакцію на вышепомянутыхъ бунтовщиковъ: но и понынѣ еще ничего на то не учинено; потому что Его Величество Шахъ хотя и весьма желалъ наказать бунтовщиковъ, и Намъ чрезъ то учинитъ сатисфакцію, былъ воспрепятствованъ недостаткомъ силъ своихъ".
"А понеже Наше россійское государство сими злодѣями, какъ въ имѣніяхъ, такъ и въ чести, весьма обижено, и не можно за то получить никакой сатисфакціи: то Мы молившись Господу Богу о побѣдѣ, Сами намѣрены итти съ Нашимъ непобѣдимымъ войскомъ на оныхъ бунтовщиковъ, уповая, что Мы такихъ враговъ, кои обѣимъ сторонамъ толъ много досады и вреда причинили, по достоинству накажемъ, и Сами себѣ сыщемъ справедливую сатисфакцію".
"Того ради всѣхъ Его Величества всепресвѣтлѣйшаго великомочнаго и грознаго, Нашего любезнаго пріятеля Шаха въ подданствѣ состоящихъ начальниковъ и подданныхъ всякихъ вѣръ и націй, Персіянъ и иностранныхъ, Армянъ, Грузинцовъ и всѣхъ въ сихъ странахъ нынѣ пребывающихъ всемилостивѣйше обнадеживаемъ, и твердое искреннее и непремѣнное имѣемъ соизволеніе, чтобъ въ вышереченныхъ провинціяхъ, какъ жителямъ, такъ и находящимся тамъ иностраннымъ, наималѣйшаго вреда не чинилось, и никто бы ни до нихъ самихъ, ниже до ихъ имѣнія, селъ и деревень не касался; какъ то Мы Нашимъ Генераламъ, Офицерамъ и другимъ командующимъ, какъ пѣхотнымъ, такъ и коннымъ, и вообще при всей арміи наикрѣпчайше запретили, чтобъ никому ни малѣйшей обиды учинено не было; но есть ли кто изъ нашихъ хотя въ маломъ чемъ уличенъ будетъ, то тотъ часъ строгое наказаніе за то воспослѣдовать имѣетъ. Но Мы разумѣемъ сіе подъ такою кондиціею, чтобъ вы, какъ то пріятелямъ надлежитъ, въ своихъ жилищахъ спокойно пребывали, грабежа вашего имѣнія не опасались, ниже для того укрывались, и свои пожитки не разсѣвали. Но есть ли Мы извѣстимся, что вы присовокупитесь къ симъ дерзостнымъ грабителямъ, и имъ тайно или явно деньгами, либо съѣстными припасами, помогать станете, или въ противность сего Нашего всемилостивѣйшаго обнадеживанія, оставя домы и деревни въ бѣгъ ударитесь, то Мы принуждены будемъ, признавать васъ за нашихъ враговъ, и безъ милосердія изгонять огнемъ и мечемъ. Вы тогда истребитесь, и все ваше добро будетъ разграблено. Но вы будете сами тому виною, и на страшномъ суду предъ Всемогущимъ Богомъ въ томъ отвѣтъ дать имѣете".
"Такожъ и всѣмъ со стороны свѣтлѣйшей Оттоманской Порты въ сихъ провинціяхъ, для торговъ, или другихъ дѣлъ, находящимся подданнымъ, подаемъ мы, сверьхъ прежде учиненныхъ трактатовъ, вновь твердое и несомненное обнадеживаніе, нынѣшнимъ Нашимъ Императорскимъ указомъ, что по вступленіи нашего войска, въ помянутыя страны, ничего они опасаться не имѣютъ, но свои торги и другія дѣла безъ опасенія продолжать будутъ, токмо бы пребывали въ тишинѣ и покоѣ."
"Такожде Мы къ наблюденію безопасности, для васъ и вашего имѣнія, отдали строгіе приказы Нашимъ Генераламъ и другимъ начальникамъ, чтобъ всѣмъ свѣтлѣйшія Порты въ сихъ мѣстахъ находящимся купцамъ, есть ли они токмо спокойно поступать будутъ, какъ имъ самимъ, такъ и ихъ товарамъ, ни малѣйшей обиды, вреда, или утѣсненія не чинить, какъ то заключенной между обоими нашими дворами вѣчной миръ требуетъ; ибо Наше мнѣніе есть не инако, какъ сей вѣчной миръ [есть ли Богъ соизволитъ] содержать твердо и ненарушимо, что Мы засвидѣтельствуемъ Нашею Императорскою совѣстію. Да и Мы не сомнѣваемся, что также со стороны свѣтлѣйшей Порты сіе дружество наилучше соблюдено, и обѣщанное непремѣно содержано будетъ."
"Для сихъ причинъ повелѣли мы сей Нашъ Императорской указъ собственною Нашею рукою подписанной напечатать, и съ самъ оной, елико можно наискоряе, послать, и вамъ раздать, дабы вы не могли отговариваться незнаніемъ. И такъ вы по оному поступать имѣете. Впрочемъ желаемъ вамъ здравія и благополучнаго пребыванія. Писано въ Астрахани 15 Іюня отъ рождества Христова 1722 году".
Больше мѣсяца прошло времени, пока учинено разпоряженіе судамъ, на коихъ было ѣхать чрезъ Каспійское море. Прежнія три шнавы и два большіе корабельные бота паки здѣсь служили. Ктому еще употреблено одинъ гукеръ, девять шуитъ, 17 тялокъ, одна яхта, семъ эверсовъ, 12 галіотовъ, 34 ластовыхъ судовъ разной величины и множество островскихъ лодокъ, которыя ходя подлѣ береговъ къ морской ѣздѣ способны были. Напротивъ того не взято ни однаго изъ прежде употребляемыхъ въ Астрахани бусовъ, потому что оныхъ неспособность и опасность была извѣстна. И подлинно отъ сихъ бусовъ ничего добраго надѣяться было можно. Сложеніе ихъ не дозволяло ни на парусахъ ходить противъ вѣтру, ниже лавировать, ниже дрейфоватъ, ниже на якорѣ стоять. Когда они имѣли вѣтръ съ кормы, то большой парусъ нарочито имъ способствовалъ. Но есть ли вѣтръ перемѣнился, и сталъ противенъ: то подъимали они другой маленькой парусъ, Гуляй называемой, и возвращались назадъ. Такова то состоянія были сіи Бусы. Всѣхъ къ сей ѣздѣ употребляемыхъ судовъ считалось 442, хотя съ одной Самому Императору приписанной реляціи стоитъ токмо 274, можетъ быть потому, что Его Величество не включалъ всѣхъ лодокъ въ число морскихъ судовъ. Пѣхоту, артиллерію, аммуницію и великой запасъ провизіи, не можно было инако вести, какъ водянымъ путемъ. Но конница пошла еще изъ Царицына сухимъ путемъ, также и два корпуса Донскихъ и Малороссійскихъ Козаковъ шли степью и горами. По напечатанной тогда въ иностранныхъ земляхъ росписи командированное въ сей походъ войско состояло изъ
22000 пѣхоты
20000 Козаковъ
30000 Татаръ
20000 Калмыковъ
9000 конницы;
5000 матрозовъ.
Всѣхъ считалось 106000 человѣкъ.
Но мы не ручаемся за исправность сего счисленія. Слѣдующая роспись знатнѣйшимъ судамъ, и ѣхавшимъ на оныхъ персонамъ, есть надежнѣе, потому что она взята изъ журнала господина Соймонова.
Государь Императоръ на корабельномъ ботѣ, которымъ прапилъ Подпорутчикъ Золотаревъ, потому что оной Золотаревъ на семъ ботѣ ходилъ въ перьвую поѣздку, съ Государемъ былъ Астраханской Губернаторъ Волынской.
Генералъ Адмиралъ Графъ Апраксинъ, которой имѣлъ главную команду надъ всѣмъ симъ флотомъ, на Гукерѣ, Прмнцесса Анна называемомъ, при немъ Лейтенантъ Соймоновъ.
Тайной Совѣтникъ Графъ Толстой на Шнавѣ Астрахань; сію велъ Подпорутчикъ Лунинъ.
Господарь Молдавскій, Князь Кантемиръ, на Шнавѣ святый Александръ, которую велъ Подпорутчикъ Юшковъ.
Капитанъ отъ флота фонъ Верденъ на Шнавѣ святая Екатерина, яко предводитель ластовыхъ судовъ.
Прочіе морскіе Офицеры разпредѣлены были по шуйтамъ, галіотамъ, эверсамъ и другимъ малымъ судамъ. Одинъ галіотъ назывался Кабинетнымъ, потому что на ономъ ѣхалъ кабинетъ-Секретарь Макаровъ съ канцеляріею. Два Капитана перьваго ранга, Мартынъ Гослеръ, которой обыкновенно командовалъ собственнымъ Его Величества военнымъ кораблемъ, Ингерманландъ называемымъ, и Никита Вильбой остались въ Астрахани, чтобъ отправить прочіе ластовые суда, но вскорѣ потомъ получилъ Вильбой указъ, чтобъ и ему слѣдовать за Государемъ. Ея Величество Государыня Императрица осталась въ Астрахани, со всѣми бывшими съ нею дамскими особами.
Іюля 18 дня началась ѣзда изъ Астрахани. Тогда Генералъ Адмиралъ, по приказу Государя Императора, вперьвые Поднялъ Генералъ Адмиральской флагъ. Ибо хотя онъ на Бальтійсскомъ морѣ часто командовалъ всѣмъ флотомъ, и почитаемъ былъ Генераломъ Адмираломъ: однако ни когда еще не имѣлъ онъ другова, кромѣ бѣлаго флагу и потому собственное начало достоинства Генерала Адмирала съ сего времени считать должно. Для того, какъ скоро флагъ показался, то поздравили его нѣкоторыми выстрѣлами изъ пушекъ съ города, и находящіеся на Островскихъ лодкахъ солдаты, также и съ берегу смотрящій народъ троекратно Ура прокричали. Самъ Императоръ поѣхалъ съ корабельнаго бота къ Генералу Адмиралу на Гукеръ, чтобъ его поздравить, почему сей престарѣлой честнѣйшій мужъ не могъ отъ слезъ удержаться; толь весьма была ему чувствительна высокая сія милость. Всѣ Министры, Генералы и Штабъ-Офицеры слѣдовали за Государемъ. Никто не хотѣлъ бытъ послѣднимъ, во оказаніи своей радости Генералу Адмиралу. Въ толь маломъ суднѣ, каковъ есть Гукеръ, едва вмѣстилось толикое множество людей.
По возвращеніи Государя на корабельный ботъ, приказалъ Генералъ Адмиралъ учинить генеральной сигналъ о походѣ. Тогда произошло великое замѣшательство, какъ отъ множества судовъ, коими вся Волга была покрыта, такъ и отъ быстраго рѣки теченія. Судно на судно напирало. Должно было большіе суда буксировать малыми, чтобъ привести ихъ таки въ порядокъ, И въ ономъ содержать. Того дня не далѣе дошли, какъ до Иванчука, что есть рыбной заколъ Сергіевотроицкаго монастыря, въ 30 верстахъ отъ Астрахани, на которомъ мѣстѣ большіе суда стали на якоряхъ, а малые приставали къ берегу. Сіи рыбные заколы, общимъ именемъ Учуги называемые, извѣстны изъ Струйсенова описанія, въ которомъ также рисунокъ онымъ находится. Такихъ учуговъ еще три имѣется на Волгѣ и на Яикѣ они также въ употребленіи.
Іюля 19 дня по утру въ началѣ осьмаго часа по данному сигналу паки поѣхали, и около полудня прошли послѣдней Учугъ, откуда прибыли суда ввечеру къ Ярконскому устью. Сію ночь стояли они еще не рѣкѣ. На третей день, то есть 20 Іюля, пошли они въ море, и стали на якоряхъ у острова, Четыре бугра называемаго. На семъ мѣстѣ 21 числа, у Генерала Адмирала на Гукерѣ, въ присутствіи Государя Императора, были совѣтъ, на которомъ опредѣлено слѣдующее; 1) есть ли погодою суда разнесетъ, то собиратся имъ къ устію рѣки Терки. 3) Государь соизволилъ на корабельномъ своемъ ботѣ командовать авангардіею. Всѣмъ малымъ весельнымъ судамъ, особливо Москворѣцкому Стругу и Островскимъ лодкамъ слѣдовать за Его Величествомъ вдоль подлѣ береговъ. 3) Всѣмъ ластовымъ судамъ подъ командою Капитана фонъ Вердена итти прямо къ острову Чеченю, и тамъ ожидать указа. 4) Гукеру и двумъ Шнавамъ, на коихъ были Графъ Толстой и Князь Кантемиръ, ѣхать подлѣ береговъ, такъ блиско, какъ глубина дозволитъ.
Кабинетъ курьеръ Чеботаевъ посланъ моремъ въ Гиланъ, чтобъ навѣдаться о тамошнемъ дѣлъ состояніи, что тѣмъ удобнѣе учиниться могло, понеже съ прошлаго года Россійской Консулъ Семенъ Аврамовъ, находилгя въ Рящѣ, и еще въ семъ году пошли туда нѣсколько Россійскихъ купецкихъ судовъ, о коихъ прибытіи еще извѣстія не имѣлось.
Тогоже дня въ 3 часу по полудни, нашелъ весь флотъ при тихомъ сѣверномъ вѣтрѣ въ море. Корабельной ботъ, на которомъ Государь ѣхать изволилъ, и слѣдующія за онымъ Островскія лодки видны были въ маломъ отдаленіи. Ввечеру въ исходѣ 9 часа возсталъ южно-западной вѣтръ, и слѣдовательно противной, съ перемѣннымъ порывомъ. Для того приказалъ Генералъ Адмиралъ дать сигналъ къ бросанію якорей. Черезъ часъ сталъ вѣтръ паки благополучной. Новой день сигналъ къ продолженію ѣзды: но Островскія лодки онаго не слышавъ, стояли до слѣдующаго утра на якоряхъ.
Во время ночи Гукеръ и Шнавы, отдалились нѣсколько отъ берегу. Какъ скоро день насталъ, то старались опять къ оному приближиться. Но уже былъ полдень, когда Императорской ботъ сталъ паки у нихъ въ виду. Онъ стоялъ на якорѣ подъ мысомъ 12 холмовъ. По полудни около четырехъ часовъ подошли они къ боту весьма блиско. Генералъ Адмиралъ хотя и представлялъ главнаго командира, однако не смѣлъ въ семъ случаѣ ничего здѣлать безъ Императорскаго соизволенія. Онъ послалъ Мичмана Ржевскаго, просить у Государя повелѣнія; ѣхать ли ему далѣе, или здѣсь стать на якорѣ? Тогда примѣчено, что Государь на данной минувшаго вечера сигналъ къ стоянію на якоряхъ, гнѣваться изволилъ. Онъ спрашивалъ у Мичмана о причинѣ онаго. И какъ сей отвѣтствовалъ, что противной вѣтръ тому былъ причиною, и что черезъ часъ паки данъ сигналъ къ отъѣзду: то Государь на то сказалъ: однако Островскія лодки назади остались. На повторенной докладъ, что дѣлать? отвѣтъ былъ: Генералъ Адмиралъ пусть дѣлаетъ, что хочетъ. Слышавъ сіе Генералъ Адмиралъ тотчасъ приказалъ бросить якоря, и такъ всю ночь стояли; между тѣмъ подошли Островскія лодки.
Слѣдующаго утра [23 дня] повелѣлъ Государь на своемъ ботѣ якорь поднять и поѣхалъ прямо по морю къ устью рѣки Терека, куда Его Величество тогоже дня и прибылъ. Но Генералу Адмиралу и двумъ шнавамъ надлежало прежде буксироваться въ округъ мыса 12 холмовъ, и для того они такъ скоро за Государемъ итти не могли. Сверьхъ того Императорской ботъ шелъ скоряе, нежели ихъ суда. По симъ причинамъ были они принуждены, переночевать у острова Чеченя, за пять миль отъ устья рѣки Терека, а на другой день [24 Дня] къ 12 часу предъ полуднемъ прибыли они къ оному устью. Прочія суда и Островскія лодки съ войскомъ назади остались, потому что ихъ ѣзда вдоль берега въ округъ Кизлярскаго залива была гораздо далѣе.
Между тѣмъ временемъ Государь Императоръ, ѣздивши на шлюпкѣ къ городу Терки, изволилъ притти къ Генералу Адмиралу на Гукеръ. Тогда уже не думано больше о прошедшемъ. Всѣ мысли Великаго Монарха были только о худомъ положеніи города Терки, и о высаживаніи война на Аграханскомъ мысѣ, чего для Государь привезъ съ собою двухъ Козаковъ изъ города Терки, кои бы показали къ тому удобное мѣсто. Что же Государю положеніе города Терки не понравилось, тому причина тамошнее ниское, мокрое и нездоровое мѣсто. Городъ стоялъ на маломъ острову между протоками рѣки Терека, и въ округъ онаго росъ одинъ токмо камышъ. Противъ города за рѣкою на южной сторонъ хотя и находилось небольшое высокое мѣсто, на которомъ жили Терскіе Черкасы и Козаки, но Россійской гарнизонъ заключенъ былъ въ тѣсной крѣпости. Для того Государь вознамѣрился перевесть городъ на другое мѣсто кчему вскорѣ потомъ при строеніи крѣпости Святаго Креста оказался удобной случай.
Исканіе мѣста, гдѣ бы высадить войско, поручено Лейтенанту Соймонову. Генералъ Адмиралъ далъ ему 12 весельную шлюпку, и людямъ приказано запастись на два дни провіантомъ. Вышепомянутые Терскіе Козаки съ нимъ поѣхали. Они вошелъ [25 числа] въ Аграханской заливъ, и съ начала держался праваго или западнаго берега, подлѣ твердыя земли, не для того, чтобъ искать тамъ удобнаго мѣста для высаживанія войска; но токмо чтобъ навѣдаться о тамошнемъ водяномъ ходѣ и о состояніи берега, что послѣ было очень полезно Островскимъ лодкамъ, потому что они принуждены были нѣсколько времени тамъ стоять для своей безопасности. Пришедъ къ концу залива къ устью рѣки Аграхана, ѣхалъ онъ вверхъ по сей рѣкѣ пять верстъ. Вся страна была очень ниская, и вездѣ Камышемъ зарослая, такъ, что пристать тамъ флотомъ со всѣмъ было не возможно. Отъ устья Терки до рѣки Аграхана считалъ онъ восемь милъ разстоянія. Наступающая ночь не допустила, предпринимать что болѣе.
Какъ скоро день насталъ [26 числа] то началъ господинъ Соймоновъ ѣзду вдоль восточнаго берега, гдѣ онъ надѣялся, удобное сыскать мѣсто для пристанища. И отъѣхавъ около пяти верстъ отъ устья рѣки Аграхана казался берегъ что далѣе, то лучше и удобнѣе, и онъ высмотрѣлъ сперьва мѣсто, гдѣ бы приставать, а потомъ другое, на которомъ бы поставитъ лагерь для войска. Мѣсто было довольно примѣтно, потому не почиталъ онъ за нужное, поставить тамъ маякъ. Но изъ того воспослѣдовало, что послѣ онаго на нашли, и высаживаніе войска не безъ труда произходило.
Господинъ Соймоновъ хотѣлъ возвратиться ко флоту, которой онъ надѣялся застать еще предъ устьемъ рѣки Терки. Но вѣтръ и волны были ему противны, а для флота способны, которой ввечеру въ исходѣ пятаго часа шелъ къ нему на встрѣчу. Тогда находился онъ почти на половинѣ залива. Государь Императоръ будучи на Москворѣцкомъ стругѣ, послалъ къ Соймонову шлюпку, съ приказаніемъ, чтобъ не заѣжжая къ Генералу Адмиралу, репортовалъ онъ немедлѣнно Его Величеству. По учиненіи сего, сказалъ Государь: "Мы не чаяли, что ты сего дня къ намъ возвратишься. Для того Генералу Адмиралу было приказано, чтобъ около вечера стать на якорь. Но когда ты пришелъ: то должно сей приказъ отмѣнить. Поди же назадъ на Гукеръ, и поѣжжай ночью, сколь далеко можешь."
Сей приказъ донесъ Лейтенантъ Соймоновъ Генералу Адмиралу, и ѣзда нѣсколько времени ночью продолжалась. Но какъ около 10 часовъ возсталъ жестокой вѣтръ съ западу, за которымъ сильной дождь воспослѣдовалъ; то были принуждены бросить якори, и стояли да слѣдующаго утра, хотя по полуночи вѣтръ паки утишился.
Іюля 21 числа былъ достопамятной день побѣды, которую Государь Императоръ въ 1714 году одержалъ при Гангутѣ надъ Шведскою эскадрою. Погода началась ясная съ тихимъ сѣвернымъ вѣтромъ, чего для Генералъ Адмиралъ приказалъ рано по утру приготовится къ продолженію пути. Но Госѵдарь, въ тоже время пріѣхавшей на шлюпкѣ, приказалъ ожидать, и велѣлъ быть благодарному молебну. Къ тому избрано для просторности судно Его Величества. Но какъ еще было рано отправлять молебенъ, то между тѣмъ хотѣлъ Государь осмотрѣть берегъ въ томъ мнѣніи, что они уже на томъ мѣстѣ, гдѣ пристать можно. Соймомову повелѣно показать дорогу. Для того, что Государь приказалъ править прямо на берегъ, заключилъ господинъ Соймоновъ, что Государь намѣренъ вытти на берегъ, и для того принужденъ сказать: что то мѣсто, гдѣ пристать можно, еще нѣсколько далѣе. Потомъ Государь повелѣлъ править подлѣ берега, а Соймоновъ сталъ на носу шлюпки, дабы тѣмъ лучше усмотрѣть то мѣсто. Въ самомъ дѣлѣ не зналъ господинъ Соймоновъ, гдѣ онъ былъ. Высокой камышъ, подлѣ котораго очень близко ѣхали, закрывалъ берегъ. Надлежало ему итти на удачу. У Государя не стало больше терпѣнія, видя, что такъ долго продолжается. Наконецъ открылась прогалина между камышемъ, и за онымъ сухой берегъ. И такъ разсудилось тамъ быть пристанищу, не смотря на то, что настоящее мѣсто, господиномъ Соймоновымъ избранное, какъ то онъ послѣ узналъ, отстояло еще больше полуверсты. Государь Императоръ неизреченное имѣлъ желаніе, вытти на берегъ, но за мѣлкостію воды не можно было ближе, какъ на пять саженъ, подойти къ берегу на шлюпкѣ, чего ради повелѣлъ Его Величество четверымъ гребцамъ нести себя на доскѣ на берегъ. Гребцы шли въ водѣ по поясъ, и господинъ Соймоновъ шелъ подлъ ихъ, чтобъ поддерживать Государя, дабы не замочился. Онъ и пять гребцовъ имѣли заряженныя ружья. Еще съ ними былъ деньщикъ Поспѣловъ, Государевъ любимецъ.
Нѣсколько пещаныхъ бугровъ лежали отъ 200 до 300 саженъ отъ берега. Государь взошелъ на одинъ изъ оныхъ, откуда по другой сторонѣ видно было большое море. Тотчасъ избралъ Государь мѣсто, на которомъ бы стоять войску лагеремъ. Тогда же пришла другая шлюпка съ Квартирмейстеромъ Преебраженскаго полку, которому отъ Государя было приказано за нимъ слѣдовать, дабы ему показать мѣсто подъ лагерь гвардіи, что и учинено. Пріѣхали еще въ особливой шлюпкѣ Губернаторъ Волынской и Кабинетъ-Секретарь Макаровъ для свѣданія, не имѣетъ ли Государь что приказать. Между тѣмъ гребцы нашли въ камышѣ Татарскую лодку, въ которой лежала мачта. Возвратившись къ берегу Государь указалъ Лейтенанту Соймонову поставить на берегу сію мачту, для примѣты флоту, а потомъ въ шлюпкѣ Губернаторской ѣхать ему обратно ко флоту, съ повелѣніемъ къ Генералу Адмиралу, чтобъ отправить молебенъ, и по окончаніи онаго учинить на всѣхъ судахъ бѣглой огонь, а послѣ того итти всѣмъ флотомъ, и стать у сего мѣста на якоряхъ. По сему все точно исполнено.
По полудни въ четвертомъ часу по данному сигналу чинился выходъ со всѣхъ судовъ на берегъ. Съ большихъ судовъ перевозились на шлюпкахъ, а островскія лодки такъ близко, сколько было можно, подъѣжжали сами къ берегу. Чрезъ то камышъ вездѣ поломанъ, и съ водою сравненъ, и такимъ образомъ весь берегъ очистился. Генералъ Квартирмейстеръ Карчминъ наказывалъ каждому полку мѣсто въ лагерѣ. Слѣдующаго дня поставили палатки. Сей лагерь проименованъ Астраханскимъ Ретранжементомъ, потому что Государь признавалъ за нужное, чтобъ укрѣпить оной валомъ, дабы войско было въ безопасности отъ всякаго непріятельскаго нападенія.
Больше недѣли прошло, пока можно было оттуда выступить, и собственное намѣреніе сего похода приводить въ исполненіе; къ сему требовались лошади, коихъ сухимъ путемъ ожидали съ конницею. Но сія претерпѣла дорогою великую нужду за недостаткомъ въ степи воды и фуража, да при вступленіи ея въ Дагестанъ случилось отъ жителей деревни Андреевой нечаянное сопротивленіе, отчего здѣлалось немалое въ походѣ замедленіе.
Между симъ времененъ пріуготовлялъ Государь, что было надобно, и послалъ провѣдать около лежащія страны, и сыскать мѣсто, гдѣ бы переѣхать чрезъ року Сулахъ, также Островки приведены въ безопасность, дабы ихъ и на возвратной ѣздѣ опять употребить было можно. Да и не было безъ забавъ, когда время и случай къ тому допущали. Государь Императоръ, Генералъ Адмиралъ, Графъ Толстой и Князь Кантемиръ всегда ночевали на своихъ судахъ. На берегу поставленъ былъ для Государя преизрядной Персидской Шатеръ полотняной, Шелковыми парчами подбитой, которой Шамханъ изъ города Тарху прислалъ Его Величеству въ подарокъ. Но ни единаго дня не проходило, въ которой бы Государь не ѣздилъ на берегъ, и тогда обыкновенно заѣжжалъ къ стоявшему ближе къ берегу Генералу Адмиралу.
При семъ случаѣ однажды учинилось, что Государь вспомнилъ корабельное обыкновеніе, по которому небывалыхъ прежде на какомъ либо морѣ купаютъ, что чинится изготовленнымъ на концѣ райны блокомъ, съ котораго сидящіе на доскѣ спускаются въ воду трижды, или откупаются подарками. Здѣсь было новое море для нашихъ мореплавающихъ. Государь желалъ имѣть увеселеніе, видѣть оную церемонію; и какъ онъ самъ себя отъ оной не выключилъ, то и другіе не могли отговориться, коль имъ ни страшно казалось такое дѣйствіе. Господинъ Соймоновъ имѣлъ по Государеву приказу дирекцію надъ сею веселостію. Перьвой купался Генералъ Маіоръ Иванъ Михайловичь Головинъ, котораго Государь обыкновенно называлъ Адмиралтейскимъ Басомъ. Потомъ слѣдовалъ Государь самъ, по немъ Генералъ Адмиралъ, и такъ далѣе весь Генералитетъ и Министры. Весело было смотрѣть, какъ нѣкоторые исправили сію церемонію съ крайнею робостію, а другіе весьма бодро поступили. Господинъ Соймоновъ пишетъ: что Генералъ Маіоръ Матюшкинъ изо всѣхъ наибольшимъ страхомъ былъ объятъ, а Бригадиръ Князь Борятинской наибольшую оказалъ смѣлость.
Въ тоже время, какъ сіе произходило, пришелъ Терской Козакъ курьеромъ, отъ Бригадира Ветерани, съ извѣстіемъ о претерпенномъ близъ Андреевой уронѣ, о которомъ Государь тѣмъ больше сожалѣлъ чѣмъ было видняе, что проступка Бригадира подалъ къ тому случай. Ветерани былъ отправленъ отъ Генерала Маіора Кропотова съ четырьмя полками драгунъ для взятія укрѣпленной деревни Андреевой, о коей Губернаторъ Волынской обнадеживалъ, что жители противиться не будутъ. Но какъ 23 Іюля въ близости деревни шелъ онъ ускою дорогою, то вдругъ и нечаянно съ высокихъ мѣстъ изъ лѣсу встрѣтила его стрѣлами и ядрами такъ жестоко, что нѣсколько его войска были побиты. Тогда учинилася проступка, что Ветерани долго медлилъ въ ускомъ проходѣ, и думалъ противиться непріятелю, у котораго вся сила была скрытна. Разсуждали такъ, естьлибъ онъ вдругъ устремился на деревню, то бы онъ меньше людей потерялъ. Сіе видно было, когда и полковникъ Наумовъ согласясь съ протчими Офицерами, небольшое число людей оставилъ, для удержанія непріятеля, а между тѣмъ прочіе по маломъ сопротивленіи изошли въ деревню, и претерпѣнной уронъ храбро отомстили. Однако побитыхъ было не больше 80 человѣкъ драгунъ. За то знатная получена добыча, И вся деревня превращена въ пепелъ.
Послѣ того помалу приходили переднія войска Драгунъ и Козаковъ, и какъ уже въ лошадяхъ не было больше недостатку, то Государь Императоръ послалъ Лейтенанта Соймонова съ 12 Терскими Козаками къ рѣкѣ Сулаху, для осмотру, не можно ли гдѣ чрезъ оную переправиться на лошадяхъ. Рѣка Сулахъ есть рукавъ рѣки Аграхана, и впадаетъ въ Каспійское море. Отъ Аграханскаго ретранжемента до устья рѣки Сулаха считали 20 верстъ разстоянія. Всеобщее примѣчаніе что рѣки при ихъ устьяхъ, отъ наноснаго песку съ моря, бываютъ мѣлки, произвело въ Государѣ мнѣніе, что такое можетъ быть и у рѣки Сулаха. И такъ хотя надобно будетъ перевозить войско на плотахъ; однако для обозу здѣлается облегченіе, есть ли въ тоже время рѣку при устьи переѣжжать будетъ можно. Сіе приказано было господину Соймонову точно осмотрѣть. Онъ нашелъ устье дѣйствительно довольно мѣлкимъ, и съ начала былъ грунтъ крепкой; но какъ на средину рѣки пришли, то такъ стало иловато и вяско, что съ немалымъ трудомъ лошади выбиться могли. И такъ со всѣмъ миновала надежда о полученіи желаемаго успѣха, а вмѣсто того болѣе старались о плотахъ, кои привязанными на берегу канатами перетягивали.
Господинъ Соймоновъ назадъ ѣхалъ край морскаго берега, или по заплескамъ изъ наноснаго песку состоящимъ, которые гораздо ниже настоящаго морскаго берега. Когда онъ Государю донесъ о семъ обстоятельствъ: то изволилъ Его Величество спросить: "видно ли тамъ, что во время сильныхъ морскихъ вѣтровъ тѣ заплески понимаются водою". И какъ господинъ Соймоновъ донесъ, что всѣ до самыхъ крутыхъ мѣстъ и до пещаныхъ бугровъ понимаются: то Государь изволилъ скаэать присутствующимъ: "Я угадалъ, что Генералъ Квартирмейстеръ Карчминъ предлагалъ напрасно, что можно иттить по заплескамъ; я ему сказалъ, развѣ онъ захочетъ быть Фараономъ.
Потомъ принято въ разсужденіе, какъ бы сберечь Островскія лодки до ихъ возвратной ѣзды, чтобъ они отъ вѣтровъ не повредились? Ибо въ одну ночь нѣкоторые изъ оныхъ, не на якоряхъ, но на мѣли стоявшіе, отъ бывшаго жестокаго вѣтру великой вредъ претерпѣли, и въ водъ погрузли. Государь Императоръ, для совѣтованія о томъ съ Генераломъ Адмираломъ, на Гукеръ пришедшій, великое имѣлъ попеченіе, какъ бы спасти лодки отъ сильныхъ осеннихъ вѣтровъ, дабы не повредились вовсе, и дабы было, на чемъ возвратиться войску въ Астрахань. Мнѣніе Его Величества такое было, "чтобъ ихъ Всѣхъ у береговъ затопить; тогда съ водою не такъ сильно, какъ порожніе, подъимать, и о землю бить будетъ; а послѣ не трудно будетъ ихъ опять достать, и вылить изъ нихъ воду." Сказавъ сіе обратилъ Государь рѣчь свою къ предстоящему Лейтенанту Соймонову: Вить, де и ты морской; говори о томъ же". Тогда вспомнилъ господинъ Соймоновъ о своей ѣздѣ, которую чинилъ вдоль западнаго берега матерыя земли при осматриваніи Аграханскаго залива, и о лежащемъ недалеко отъ онаго берега маломъ островѣ, которой у Терскиръ Козаковъ Ракушечнымъ называется. Сей островъ на картахъ не означенъ: но есть рѣчка Ракушечна, напротивъ Аграханскаго ретранжемента въ заливъ текущая. На острову стояло тогда одно ветловое большое и высокое дерево, которое съ Гукера было видно. Потому учинилъ господинъ Соймоновъ предлженіе: "что можно Остовскія лодки поставить за оный островъ; тамъ сильные вѣтры и волны не могутъ столъ легко ихъ повреждать." Изрядно, сказалъ Государь, увидя высокую ветлу, туды не далеко, Я и самъ поѣду, и осмотрю мѣсто."
Вскорѣ потомъ сѣлъ Государь въ свою шлюпку, и взялъ Лейтенанта Соймонова съ собою. Пригребши къ острову, кругомъ его объѣхали. Весь островъ покрытъ былъ водою и высокимъ камышемъ; да и большая ветла стояла въ водѣ. Между камышемъ нигдѣ не нашли меньше четырехъ футовъ глубины. Но глубина канала между островомъ и матерою землею была отъ 7 до 8 футовъ. Сей каналъ былъ на полверсты шириною. Правда что не доставало большой удобности въ томъ, что не было сухаго мѣста, гдѣ бы поставить палатку: однако оное Государеву намѣренію не препятствовало, лишь бы впрочемъ Островки тамъ были безопасны. "Люди караульные, сказалъ Государь, могутъ и на лодкахъ жить. При дальнихъ кораблеплаваніяхъ больше времени проходитъ, что не пристанутъ къ берегу, нежели сіи здѣсь препроводить имѣютъ." Притомъ же въ короткихъ словакъ изволилъ, яко бы приказать Соймонову: "Тутъ той дивизіи, а тамъ другой дивизіи лодкамъ стоять." Потомъ поѣхали къ находящемуся въ култукѣ залива устію рѣки Аграхана, откуда возвратились къ судамъ своимъ. Слѣдующаго дня заведены были всѣ Островскія лодки позадь вышереченнаго острова, и господиномъ Соймоновымъ поставлены по данному отъ Государя приказанію. Три ста человѣкъ Малороссійскихъ Козаковъ остались на оныхъ для караулу. Не слышно, чтобъ имъ приключилось тамъ какое нещастіе.
Между тѣмъ прочіе драгуны и Козаки, сухимъ путемъ шедшіе, пришли къ рѣкѣ Сулаку, и съ ними лошади для войска стоящаго въ ретранжементѣ. Лошади отправлены были порожнія изъ Астрахани чрезъ степь въ Терки, а оттуда шли они подъ конвоемъ драгунъ. Но имъ надлежало нѣсколько отдохнуть, къ чему очень была пригодна хорошая паства при рѣкахъ Сулакѣ и Аграханѣ. Въ ретранжементѣ оставлено для гарнизону 200 человѣкъ регулярнаго войска, да 1000 Козакокъ подъ командою подполковника Маслова. Все прочее войско слѣдовали за Государемъ, когда изволилъ пятаго Августа вступить въ походъ подъ Дербентъ. Для судовъ, въ Аграханскомъ заливѣ стоящихъ, повелѣлъ Государь Генералу Адмиралу поручить Лейтенанту Соймонову, чтобъ съ оными итти къ острову Чеченю, и тамъ соединясь съ командиромъ всѣхъ ластовыхъ судовъ Капитаномъ фонъ Верденомъ слѣдовать къ Дербенту. Господинъ Соймоновъ и прочіе отъ флота Офицеры провожали нѣсколько Генерала Адмирала на походѣ. Государь Императоръ изволилъ верьхомъ ѣхать предъ гвардіею. Генералъ Адмиралъ и весь Генералитетъ также ѣхали на лошадяхъ. Все чинилось въ наилучшемъ порядкѣ. По прощаніи пошли морскіе Офицеры на своя суда, и запасшись слѣдующаго утра прѣсною водою, поѣхали около полудня въ путь свой. Ввечеру въ седьмомъ часу были они у острова Чеченя. Капитанъ фонъ Верденъ принявъ надъ всѣми команду, по полученному съ Лейтенантомъ Соймоновымъ указу, готовился къ отъѣзду, но нѣсколько дней прошло, пока все было въ готовности. За то ѣзда въ Дербентъ тѣмъ скоряе отправлялась; ибо полтора дня токмо ѣхали, имѣя вѣтръ и погоду весьма способные.
Августа 6 числа прибылъ Государь съ арміею къ рѣкѣ Сулаку, чрезъ которую надлежало переправляться на плотахъ и прамахъ. Переправа чинилась въ слѣдующіе два дни. Султанъ Махмутъ изъ Ахсая, и отправленной отъ Шамхала Абдулгирея изъ Тарку Посланникъ, были здѣсь у Государя на аудіэнціи, на которой поздравила Его Величество благополучнымъ прибытіемъ, и по его повелѣніямъ обѣщали всякое послушаніе. Султанъ Махмутъ подарилъ Государю Шесть изрядныхъ Персидскихъ лошадей, и 100 быковъ на содержаніе войска. Отправленной отъ Шамхала привелъ 600 быковъ въ тѣлеги запряженныхъ, для перевозу провіанта, 150 быковъ на пищу войску, и трехъ изрядныхъ Персидскихъ коней, изъ коихъ на одномъ было богатое серебромъ обложенное сѣдло, и золотомъ украшенная узда. Какъ Султанъ такъ и Шамхалъ были давно приклонны къ Россійскому интересу: перьвой потому, что его земля находится въ близости отъ города Терки, чего ради онъ имѣлъ пользу отъ содержанія дружбы, другой, что получилъ княжеское свое достоинство помощію Россійскаго двора {Герберовы извѣстія въ сочиненіяхъ 1760 году на мѣсяцъ Іюль стр. 38.}, и для того въ случаѣ упорства, опасаться ему надлежало, чтобъ паки онаго не лишиться.
Августа 11 дня поднялась армія отъ рѣки Сулака. Хотя многіе находятся рѣчки, изъ горъ въ море текущія: однако въ нѣкоторыхъ мѣстахъ воды не достаетъ, чего ради Шамхалъ приказалъ тамъ рыть колодези, но въ нихъ была токмо малая и мутная вода. 12 числа переднее войско приближалось къ городу Тарку. Тогда Шамхалъ самъ встрѣтилъ Государя Императора, и проводилъ его въ назначенной у города лагерь. Три дни прошли, пока вся армія прибыла къ сему для збору опредѣленному мѣсту.
Нѣкоторые депутаты отъ Наила, или Коменданта, города Дербента пришли въ Тарху, и засвидѣтельствовали Государю свое удовольствіе о Его прибытіи, и что Его Величества покровительствомъ пользоваться имѣютъ. Султанъ, яко главный повелитель тамошняго мѣста и окольныхъ дистриктовъ, выѣхалъ {Сочиненія 1760 году, Сентябръ стр. 202.} изъ Дербента, для великой опасности отъ Даудъ-Бега и Сурхая Казы-кумыкскаго, кои въ минувшемъ 1721 году паки овладѣли городомъ Шамахіи, и оной разграбили. {Ганвай частъ 2, стр. 75 нѣмецкаго изданія.} И такъ ему предложенное отъ Государя защищеніе было нужно, потому что ему ожидать было нѣчего отъ персидскаго правленія изъ Испагана, приведеннаго весною сего 1722 года Миръ Маухмудомъ, Миръ-Вейса сыномъ, въ крайніе безсиліе. Государь Императоръ послалъ въ Дербентъ полковника Наумова съ однимъ Порутчикомъ и 12 Донсхими Козаками, чтобъ утвердить Нанпа въ отъ добромъ мнѣніи, и договориться съ нимъ о пріемъ Его Величества,
Наумовъ прибылъ въ Дербентъ въ то самое время, когда Капитанъ фонъ Верденъ показался предъ городомъ съ транспортными и прочими судами Опасность тамошней рейды отъ всѣхъ вѣтровъ, и притомъ худой грунтъ для якорей, извѣстны были морскимъ Офицерамъ. Не зная ничего о Наумовѣ, и не чаючи толь скораго Императорскаго прибытія, согласились они, ѣхать двѣ мили далѣе въ южную сторону къ устью рѣки Милукеникія, гдѣ грунтъ для якорей гораздо лучше, и стоять тамъ до указу. Но тогда послалъ Полковникъ Наумовъ къ командиру флота, и приказалъ его просить къ себѣ въ городъ, поточу что имѣетъ съ нимъ говоришь о нужныхъ дѣлахъ. Фонъ Герденъ, будучи тогда боленъ, послалъ вмѣсто себя Лейтенанта Соймонова.
Дѣло было сіе: Наумовъ согласился съ Нампомъ, чтобъ у двоихъ городскихъ воротъ, сѣверныхъ и у морскихъ поставить Россійской караулъ, дабы жители, отъ которыхъ Нампъ былъ не безопасенъ, не могли препятствовать вшествію Государя Императора. Но понеже при немъ толь мало было людей, то хотѣлъ онъ, чтобъ прислали ему съ судовъ нѣсколько человѣкъ, безъ коихъ на судахъ обойтися можно. На судахъ были два капральства драгунъ; сіи пришли безъ труда въ городъ, и стали у городскихъ воротъ. Имамъ Кули Вегъ, сіе то было имя Наила, показалъ себя Наумову и Соймонову весьма благосклоннымъ. Онъ подчивалъ ихъ великолѣпно. Людямъ съ судовъ было вольно, всякой день приходить въ городъ, и запасаться всякими потребностями. Для того остались суда предъ Дербентомъ; но они имѣли и то щастіе, что не случалось сильныхъ вѣтровъ, кои бы имъ вредить могли.
Между тѣмъ россійская армія, выступивши 16 Августа изъ Тарку, претерпѣла нѣкоторой вредъ отъ невѣрности двухъ тамошнихъ владѣльцевъ, Султана Махмута изъ Утемиша, и Усмея Хайтакскаго, кои хотя Послу Волынскому оказывали всякое доброхотство; но когда дошло до самаго дѣла, то со всѣмъ противное тому учинили. Августа 18 числа прошедши провинцію Бойнакъ прибылъ Государь на то мѣсто, гдѣ земля Утемишъ соединяется съ Хайтаками. Послано было нѣсколько Козаковъ дли разсматриванія той земли. Сіи возвратились съ такимъ извѣстіемъ, что жители хотя и не оказывали неудовольствія о прибытіи Россіанъ, однако не дозволяли къ нимъ подходить близко; да и нѣкоторые по нимъ стрѣляли. Для сего было опредѣлено, чтобъ 19 числа стоять на мѣстъ, и лошадямъ дать отдохнуть. Того-же дня по утру послали Есаула Козацкаго съ тремя человѣками въ мѣстечко Утемишъ, для отнесенія Султану письма, отъ Генерала Адмирала, и для объявленія ему, чтобъ онъ либо самъ пришелъ, или бы прислалъ депутатовъ въ лагерь, для принятія повелѣній отъ Его Императорскаго Величества. Вмѣсто того, чтобъ на то изъясниться, приказалъ Султанъ Махмутъ Есаула и Козаковъ изрубить безчеловѣчнымъ образомъ. Войска изъ 16000 человѣкъ состоящаго, которое онъ во своей и Усмеевой области собралъ, было по его мнѣнію довольно, чтобъ истребить Россіанъ, потому что онъ надѣялся, нечаянно учинить на нихъ нападеніе. Но не здѣлалось по его желанію. Въ началъ четвертаго часа по полудни увидѣли ихъ приближающихся. Они бились запалчиво, и долго стояли въ сраженіи. Ибо съ начала не можно было противъ ихъ поставить довольную силу. Но какъ скоро сіе учинилось, то всѣ непріятели въ бѣгъ ударились. Гнались за ними 20 верстъ до Султанской резиденціи, которая есть тоже мѣстечко Утемишъ. Сіе мѣстечко, изъ 500 домовъ состоящее, тогда Россіанами разграблено, и въ пепелъ превращено. Тоже учинилось съ шестью деревнями. Число побитыхъ непріятелей простиралось до 2000 человѣкъ, и полученная добыча скота до 7000 быковъ и до 4000 барановъ.
Сей случай причинилъ, что армія не прежде 21 числа паки вступила въ походъ; 23 числа стали лагеремъ при рѣчкѣ Дарбахѣ, или Дербахѣ, а 23 воспоследовало шествіе Его Величество въ Дербентъ. Наилъ съ великою свитою знатнѣйшихъ жителей встрѣтилъ Государя за версту отъ города и падъ на колѣни поднесъ Его Величеству два серебреные ключа отъ городскихъ воротъ, или оные то представляли, на серебреномъ блюдъ; причемъ онъ изъяснился слѣдующими словами: "Чрезвычайно радостно ему и всѣмъ жителямъ города Дербента, что Его Величество Великій Императоръ Всероссійскій пришелъ для принятія ихъ во свое покровительство. Городъ хотя и построенъ, по нынѣшнему его состоянію, Персидскими Царями: но онъ имѣетъ свое начало отъ Александра Великаго, потому что еще многіе находятся остатки, кои такое безспорно доказываютъ. Для того есть пристойное и справедливое дѣло, что городъ предается во власть не меньше Великому Монарху, которой обѣщался защищать оной отъ всѣхъ грабительскихъ нападеній бунтовщиковъ. Того ради почитая себя за честь быть верноподданными Великаго Императора, тоже съ уничиженіемъ засвидѣтельствуютъ чрезъ поднесеніе ключей сего города; причемъ они всеподданнѣйше себя препоручаютъ милости и попокровительству Его Императорскаго Величества". Одинъ изъ сихъ ключей, [и сказываютъ, что одинъ токмо былъ] хранится и нынѣ [на деревянномъ блюдѣ] въ Императорской кунсткамерѣ при Академіи Наукъ. Кажется, яко бы онъ былъ отъ посредственнаго висячаго замка, каковые во всѣхъ восточныхъ земляхъ и въ Китаѣ обыкновенно употребляются.
Регулярное пѣхотное войско, прошедъ чрезъ городъ, стало лагеремъ на равнинъ близъ моря. На драгуны и Козаки нашедши лучшей кормъ для своихъ лошадей поставили свой станъ при рѣкъ Милукенти за 5 верстъ отъ устья. Тогда получилъ Капитанъ фонъ Верденъ указъ итти съ судами къ устью рѣки Милукентіи, и тамъ стать на якоряхъ. А Лейтенантъ Лунинъ посланъ былъ на Шнавѣ въ Баку, чтобъ склонить жителей къ послушанію, и роздать сочиненной на Персидскомъ языкѣ манифестъ, коего содержаніе было такое: "Государь Императоръ, яко вѣрной сосѣдъ и союзникъ Шаху, пришелъ со своимъ войскомъ токмо въ томъ намѣреніи, чтобъ принять сіи мѣста въ защищеніе отъ бунтовщиковъ; Дербентской Наилъ принялъ онъ Его Величества сію высокую милость, ни мало не медлилъ, употребить оную въ пользу города; потому бы и городъ Баку для своей безопасности принялъ Россійскій гарнизонъ, которой имѣетъ быть снабдѣнъ провіантомъ и всякою потребностію изъ Дербента". Однако не воспослѣдовало на то по желанію. Жители города Баку хотя отъ Лейтенанта и приняли манифестъ, но въ городъ его не пустили. Чрезъ нѣсколько часовъ данъ ему сей отвѣтъ: "Они уже нѣсколько лѣтъ оборонялись отъ бунтовщиковъ безъ всякой помощи, также и впредь обороняться думаютъ; потому они не примутъ ни одного человѣка гарнизону, ниже одного Батмана [вѣсъ въ 15 фунтовъ] провіанту не требуютъ". Съ симъ Лунинъ въ Дербентъ возвратился.
Не должно оставить безъ упоминанія, что имѣется здѣсь прекословіе между Журналомъ господина Соймонова и тогдашними реляціями, въ разныхъ печатныхъ сочиненіяхъ находящимися, а именно изъявляется тамъ благосклонное жителей города Баку намѣреніе, о которомъ дали они знать Государю чрезъ письмо еще до его прибытія въ Дербентъ слѣдующими словами: {Россійской, Турецкой и Персидской Театръ войны. Частъ 1. стр. 75.} "Призываютъ-де они за Божію милость, что Его Императорское Величество по дружелюбію его къ Шаху, изволилъ трудъ на себя принять, и шествовать въ провинцію Ширпанъ, о чемъ они съ радостію усмотрѣли въ присланныхъ къ нимъ манифестахъ, потому они не преминутъ, оказать Великому Императору всякую вѣрную Службу; они уже два года назадъ оборонялись отъ бунтовщиковъ, и ничего такъ не желаютъ, какъ чтобъ такіе злодѣи вскорѣ понесли надлежащее наказаніе, напротивъ же того они были бы удостоены высокой Императорской защиты".
Еще имѣется и письмо Государя Императора писанное изъ Дербента отъ 30 Августа къ Правительствующему Сенату въ Москву, и находящееся во многихъ {Театръ войны стр. 83. Штатъ Казани, Астрахани и Георгіи, стр. 40.} печатныхъ книгахъ, въ коихъ Государь, объявляя о знатнѣйшихъ по оное время произшедшихъ случаяхъ, упоминаетъ и о городѣ Баку, что оной чрезъ письмо предался въ Его Величества волю. Нѣтъ сомнѣнія, что Государь получилъ такое письмо. Можетъ статься, что все помянутое во ономъ состояло, но по всему виду писано сіе письмо отъ приватныхъ людей, милости у Россійскаго Монарха заблаговременно себѣ ищущихъ, а не отъ градоначальника. О семъ Государь увѣдавъ по прибытіи своемъ въ Дербентъ, уповательно чрезъ то побужденъ былъ, чтобъ послать въ Баку Лейтенанта Лунина съ новымъ манифестомъ.
Мы видимъ еще сіе изъ помянутаго обстоятельства, что Лунинъ возвратился изъ Бику уже послѣ 30 Августа. Между тѣмъ еще больше приключилось нещастій, кои, какъ касались до транспорта провіанта, весь походъ остановили. Подъ прикрытіемъ Капитана фонъ Вердена, стояло предъ устьемъ рѣчки Милукентія 12 нагруженныхъ мукою ластовыхъ судовъ, изъ коихъ надлежало муку выгрузить, и печь хлѣбы, и сушить сухари для продолженія похода. Надъ симъ поручено смотрѣніе Бригадиру Лепашеву, которой имѣлъ у себя въ командѣ 4000 человѣкъ солдатъ. Но за ночь предъ выгрузкой возсталъ съ сѣвера жестокой вѣтръ, отъ котораго ластовые суда течь начали. Они держались до полудни; воду выливали изъ нихъ всѣми силами. Наконецъ, какъ течь умножилась, и къ выливанію воды силъ больше не доставало, то не было уже другаго средства, какъ отрубить якори, и шедши на берегъ, садиться на мѣль. Одно судно послѣдовало за другимъ. Въ два часа всѣ 12 судовъ на мѣль сѣли. Легко можно себѣ представишь, что тогда много муки подмокло и попортилось. Но выгруска за то была легче солдатамъ: ибо могли они все съ судовъ переносить на берегъ, вмѣсто того, чтобъ надлежало все перевозить на шлюпкахъ и ботахъ, естьлибъ суда находились въ прежнемъ своемъ состояніи. По учиненіи сего, суда были разломаны, и дрова употреблены на печеніе хлѣба.
Двѣ Тялки съ купеческими товарами, равное имѣли нещастіе съ ластовыми судами. Когда Капитанъ фонъ Верденъ приказалъ всей эскадрѣ, стать полуциркуломъ Предъ устьемъ рѣчки Милукентія, то досталось обоимъ Тялкамъ, коими два братья Князья Урусовы, Капитанъ Лейтенантъ, а другой Лейтенантъ, командовали, стоять по обѣимъ концамъ эскадры, и потому блиско къ берегу. Но тамъ былъ грунтъ раковинами наполненной, и отъ того якори не держались. Тялки принуждены были также итти на мѣль, и какъ ластовые суда на дрова употреблены. Напротивъ того большіе суда остались невредимы. {Не можно съ симъ согласиться, что стоитъ въ напечатанномъ описаніи житія Князя Кантемира: что фрегатъ, на которомъ были его вещи и служитель, подъ Дербентомъ сѣлъ на мѣль, и выключая людей, все пропало. Въ Журналѣ господина Соймонова не находится ничего о такомъ нещастіи. Еще стоитъ въ ономъ описанія житія: что Князь Кантемиръ, по причинѣ своей жизни, отъ трудной ѣзды умножившейся, еще въ Августѣ мѣсяцѣ изъ Дербента возвратился въ Астрахань. Коль же онъ долго былъ въ Дербентѣ! и когда же ему было описывать Кавкасскую стѣну? О чемъ имѣется особливое сочиненіе господина Профессора Байера въ первой части Академическихъ Комментарій.} Господина Соймонова гукоръ, по перерваніи якорнаго каната, хотя и шелъ къ берегу; но тотчасъ бросили другой якорь, и чрезъ то освободились отъ кораблекрушенія.
Ожидали еще Капитана Вильбоа, которому поручено, 30 провіантомъ нагруженныхъ судовъ привести изъ Астрахани. Но то время, въ которое быть ему надлежало, уже прошло. Думали, что онъ къ Низабату проѣхалъ, потому что можетъ быть онъ себѣ не воображалъ, что армія такъ долго пробудетъ въ Дербентѣ, или что способнѣе въ Низабатѣ приставать къ берегу. Господинъ Соймоновъ посланъ былъ по приказу Генерала-Адмирала о томъ навѣдаться въ одинъ день доѣхалъ онъ до Низабата, потому что сіе мѣсто токмо на девять милъ отстоитъ отъ Дербента; но онъ нашелъ тамъ одну токмо Татарскую Бусу, а о другихъ судахъ извѣстія никакого не было. Съ тѣмъ возвратился Соймоновъ на другой день къ Генералу Адмиралу въ Дербентъ.
Въ тоже время пришло извѣстіе отъ Капитана Вильбоа, что онъ прибылъ съ ластовыми судами въ Аграханской заливъ, а далѣе итти опасается, потому что суда въ худомъ состояніи, и трудно на нихъ будетъ ѣхать по большому морю. Сіе побудило Государя Императора принять другія мѣры. По приказу его собранъ былъ военной совѣтъ, въ которомъ разсуждали, что войску не станетъ больше провіанту, какъ на одинъ мѣсяцъ, чего ради принято намѣреніе, походъ нынѣ отмѣнить, и поставя гарнизонъ къ Дербентѣ, возвратиться въ Астрахань.
Впрочемъ думали тогда въ арміи, что Государево было намѣреніе, мимо города Баку слѣдовать къ рѣкѣ Куру, и итти вверьхъ по ней до Тифлиса, а оттуда прямо въ Терки, дабы собственнымъ испытаніемъ подлиннѣе извѣстится о всѣхъ сихъ странахъ. Извѣстно, что Государь желалъ возобновить христіанство въ Грузиніи. Онъ хотѣлъ при устьѣ рѣки Кура заложить большой купеческой городъ, въ которомъ бы торги Грузинцовъ, Армянъ, Персіянъ, яко въ Центръ, соединялись, и оттуда бы продолжались до Астрахани.
Во время приготовленія къ возвратному походу, посланъ Капитанъ Лейтенантъ Бернанрдъ на Шнавѣ, а на другой день день Лейтенантъ Соймоновъ на обыкновенномъ своемъ Гукерѣ, на встрѣчу Капитану Вильбоа, чтобъ его увѣдомить о семъ намѣреніи. Тогда уже не нужно было, чтобъ Вильбоа пошелъ съ худыми судами большимъ моремъ. Паче того есть ли онъ ѣзду уже началъ, то велѣно ему возвратиться къ Аграханскому Ретраншементу, дабы тамъ войско на возвратномъ своемъ пути могло у него запастись провіантомъ. Между тѣмъ опасался Вильбоа, чтобъ войско въ Дербентѣ не претерпѣло недостатку въ провіантѣ; для того хотѣлъ онъ еще отведать, не доведетъ ли онъ туда ластовыхъ судовъ. Но какъ только онъ выступилъ на открытое море, то возсталъ жестокой штурмъ съ Югу, отъ котораго всѣ суда съ провіантомъ течь начали. Множеству натекшей воды противиться больше не могли. Никакова другаго не было средства, какъ чтобъ посадить суда на мель; и сіе учинилось у самаго конца Аграханскаго мыса. Въ такомъ состояніи Бернардъ и Соймоновъ застали сію эскадру. Легко представить себѣ можно, что отъ того паки великой уронъ причинился. Однако довольно еще осталось провіанту, чтобъ войско для возвратнаго походу, и оставленные въ тамошнихъ мѣстахъ гарнизоны удовольствовались.
Что касается до сихъ гарнизоновъ, то перьваго былъ поставленъ въ Дербентѣ, надъ которымъ Полковнику Юнгеру поручена была комманда. Потомъ на возвратномъ походъ изволилъ Государь Императоръ при рѣкѣ Сулакѣ, 20 верстъ отъ устья оныя, на томъ мѣстѣ, гдѣ рѣка Аграханъ отъ оныя отдѣляется, заложить новую крѣпость Святаго Креста называемую. Тамъ остались подъ командою Полковника Леонтья Соймонова нѣсколько пѣхоты, драгуновъ и съ корпусомъ Козаковъ, которые послѣ отбытія Его Величества совершали строеніе крѣпости. Намѣреніе притомъ такое было, чтобъ сія крѣпость вмѣсто города Терки, для усмотрѣннаго самымъ Императоромъ худаго положенія сего мѣста, прикрывала Россійскія границы.
Положеніе ея было между двумя рѣками Сугакомъ и Аграханомъ, кои уже нѣсколько служили къ ея укрѣпленію. Крѣпостные валы казались важнѣе, нежели требовалось, въ разсужденіи Азіатскаго непріятеля. Впрочемъ тамошнее мѣсто имѣло по плодородію своему многія превосходства. По причинѣ послѣдняго обстоятельства состоялся указъ, чтобъ поселить тамъ 1000 семей Козаковъ съ рѣки Дону. Отъ того здѣлались по рѣкѣ Аграхану разныя укрѣпленныя деревни, Городками называемыя; Козаки отъ слова Семья проименовались Семейными. При воспослѣдовавшемъ 1736 года оставленіи сей крѣпости, переведены оные Козаки на рѣку Терекъ, гдѣ они живутъ между крѣпостью Кизляромъ и Гребенскими Козаками въ такихъ же городкахъ, и съ Гребенскими Козаками равное имѣютъ распоряженіе.
Въ то время, когда Государь упражнялся въ заложеніи крѣпости Святаго Креста, учинилъ по Его Величества указу Атаманъ Краснощокой съ 1000 человѣкъ Донскихъ Козаковъ и съ 4000 Калмыковъ нападеніе на жилища Узмея и Утемишскаго Султана Махмуда, дабы еще отмѣтить имъ за ихъ упорство. Сентября 25 числа вступилъ Краснощокой въ походъ, и 26 дня поутру прибылъ къ непріятельскимъ жилищамъ. Тогда все разорено, что отъ прежнія акціи осталось, или опять жителями приведено въ состояніе. Многіе изъ непріятелей порублены, 350 человѣкъ взято въ полонъ, и 11000 рогатаго скота получено въ добычу, кромѣ, что всякихъ вещей и драгоцѣнностей Козакамъ досталось. Сентября 30 числа прибыла сія партія обратно къ арміи.
Въ самое то время, Государь Императоръ, дошедшій между тѣмъ съ пѣхотою до устья рѣки Аграхана и до Аграханскаго ретраншемента, сѣлъ на суда, равномѣрна какъ драгуны и легкія войска пошли возвратно сухимъ путемъ. Бригадиръ Князь Борятинской пришелъ съ 4000 человѣкъ за нѣсколько дней, напередъ къ судамъ, что бъ ихъ изготовить. Когда все было готово къ отъѣзду, то Государь изволилъ сѣсть на прежней свой ботъ, и поѣхалъ напередъ въ Астрахань, куда четвертаго Октября прибылъ благополучно. Но Генералъ Адмиралъ, отправившись три дни послѣ Государя на Гукерѣ, также Шнава, на которой ѣхалъ Графъ Толстой, и всѣ Островскія лодки, претерпѣли чрезъ четыре дни ужасной штурмъ. Отъ того произошли нѣкоторыя опасныя извѣстія и слухи, кои не мало Государя опечаливали. Наконецъ все удалось нарочито по желанію, выключая, что у арміи не было безъ урона отъ сего похода, о чемъ дивиться не можно, въ разсужденіи перемѣнныхъ обстоятельствъ мореплаванія, и при трудностяхъ толь дальняго похода сухимъ путемъ, также отъ перемѣны воздуха и пищи, потому что отъ одного токмо изобилія плодовъ великія войска погибнуть могутъ.
Между тѣмъ, какъ чинились пріуготовленія къ возвратной ѣздѣ въ Москву, соизволилъ Государь посмотрѣть ловли осетровъ и бѣлугъ у такъ называемыхъ Учуговъ. На первомъ изъ оныхъ, Иванчугъ называемомъ, пришелъ изъ Гилани кабинетъ-курьеръ Чеботаевъ съ извѣстіемъ къ Государю отъ находящагося въ Рящѣ Россійскаго Консула Семена Аврамова, и съ письмомъ отъ Везиря, или Коменданта, онаго города къ Губернатору Волынскому, такого содержанія: "что тамошніе жители, отъ бунтовщиковъ весьма утѣснены, и ничего такъ не желаютъ, какъ чтобъ пришло россійское войско, и приняло ихъ въ защищеніе". Тотже часъ послалъ Государь указъ въ Астрахань къ Генералу Адмиралу Графу Апраксину, къ Тайному Совѣтнику Графу Толстому, также и къ Губернатору Волынскому, чтобъ они туда пріѣхали. Но понеже ночь уже настала, то прибыли они на другой день, а между тѣмъ Государь отъѣхалъ къ другому Учугу, которой именуется Камысяхъ, и находится отъ перьваго на 12 верстъ разстояніемъ. Тамъ имѣли тайной совѣтъ. Намѣреніе принято такое, чтобъ не упускать удобнаго сего случая, и сей еще осени послать нѣсколько войска въ Гиланъ. Потомъ возвратился Государь въ Астрахань.
Около того-же времени поручилъ Генералъ Адмиралъ Лейтенанту Соймнонову, чтобъ точно описать рейду Четырехъ бугровъ, и такое изыскать мѣсто, гдѣ бы провіантные магазины построить, было можно. Соймоновъ былъ также въ учугахъ. Но ему приказано, вмѣстѣ ѣхать назадъ въ Астрахань, потому что въ тайномъ совѣтѣ его выбрали, для перевезенія войска въ Гиланъ. Тогда Государь Императоръ пожаловалъ его Капитаномъ-Лейтенантомъ. Отправленіе войска происходило пои присутствіи Его Величества, и Государь не изволилъ прежде изъ Астрахани подняться, пока всѣ не отправились.
Но мы о семъ будемъ говорить въ слѣдующей главѣ, здѣсь еще примѣчать надлежитъ, что Государь Императоръ поднялся изъ Астрахани 7 Ноября, а 11 Декабря имѣлъ въ Москву торжественной въѣздъ. На тріумфальныхъ воротахъ надъ проспектомъ города Дербента {Г. Профессоръ Мартини ищетъ во своемъ извѣстіи изъ Россіи стр. 123, что Государь повелѣлъ сей стихъ написать на градскихъ воротахъ въ Дербентѣ. Но сего не было.} была слѣдующая на Александра Великаго, яко мнимаго жителя города, клоняющаяся, и годъ 1722 въ себѣ содержащія, надпись:
StrVXerat hanC fortIs, tenet hatiC fcD fortIor VrbeM,
которая по простому ея слогу неотмѣнно всякому нравиться должна.
Назначенное въ Гиланъ войско состояло не больше какъ изъ двухъ баталіоновъ пѣхоты, надъ которымъ Государь опредѣлилъ командиромъ Полковника Шипова, наилучшихъ свойствъ мужа, которой служивши наконецъ въ Статсъ-канторъ Президентомъ, за нѣсколько лѣтъ скончался. Капитанъ Лейтенантъ Соймоновъ получилъ указъ, чтобъ съ корабельнымъ мастеромъ Пальчиковымъ изъискать такія суда, кои бы къ толь поздой ѣздѣ чрезъ море были удобны. Они не нашли больше къ тому способныхъ кромѣ 14 судовъ, а именно часто упомянутой гукеръ, одинъ эверсъ, три галіота, да девять тялокъ, и сіи еще починить прежде надлежало. Между тѣмъ какъ корабельной мастеръ исправлялъ починку, то господинъ Соймоновъ снабдилъ суда добрымъ такелажемъ и нужными морскими провизіями. Ему также было дозволено, изъ морскихъ служителей выбирать такихъ, на коихъ онъ большую полагалъ надежду.
Небезпотребно было, чтобъ напередъ извѣститься о состояніи земли Гиланской, о чемъ какъ Кабинетъ-курьеръ Чеботаевъ мало сказать могъ, то по случаю нашолся во Астрахани Московскихъ купцовъ Евреиновыхъ приказчикъ Андрей Семеновъ, которой много лѣтъ живши въ Гилани, обо всемъ имѣлъ довольное знаніе. Сего допрашивалъ Государь обстоятельно, и велѣлъ потомъ Капитану Лейтенанту Соймонову, начертить по его словамъ на картѣ положеніе города Ряща съ окольными мѣстами, и со всѣми туда ведущими дорогами. На оной картѣ была между прочимъ представлена и дорога въ Казбинъ. И оттого принялъ Государь поводъ предписать въ инструкціи Полковнику Шилову: чтобъ на сей дорогъ изъискавъ мѣсто здѣлать крѣпость, дабы бунтовщикамъ и Персіянамъ пресѣчь путь въ Гиланъ.
Между тѣмъ какъ Государь помянутаго Евреиновымъ прикащика спрашивать изволилъ, дошла речь и до Грузинскаго купечества и до города Тифлиса. Тогда хвалилъ Государь способной водяной ходъ отъ Тифлиса по рѣкѣ Курѣ къ Каспійскому морю, однако сожалѣлъ, что онымъ мало пользуются. "Тамъ на устьѣ рѣхи Кура" продолжалъ Государь къ Соймонову, "надлежитъ мѣста осмотрѣть; потому что тамъ должно быть зборищу для всего восточнаго купечества." О чемъ написано было и въ инструкціи данной господину Соймонову за собственною его Величества рукою, и велѣно ему всѣ протоки реки Кура вымѣрять.
Полковникъ Шиловъ призналъ запотребно, чтобъ предложить Государю нѣкоторые пункты въ докладъ, кои не толь сами собою, какъ для данныхъ отъ Его Величества на то отвѣтовъ, суть достопанятны. Шиловъ спрашивалъ: "Есть ли по случаю разлучатся суда, и останется при немъ токмо половина судовъ, или меньше, въ такомъ случаѣ продолжать ли путь въ Гилань?" Государь на то отвѣтствовалъ, показавъ на господина Соймонова: "это его должность, о томъ Соймоновъ постарается." А Соймонову говорилъ: "а ты рандеву дай." Шиловъ еще спрашивалъ: "довольно ли будетъ двухъ баталіоновъ для защищенія провинціи Гиланской? На то сказалъ Государь: "Стенька Разинъ съ 500 Казаками ихъ не боялся. а у тебя два батальона регулярнаго войска."
Въ тоже время разговаривалъ Государь съ знатнымъ купцомъ Индостанской земли, которой жилъ тогда въ Астрахани, и назывался Амбуранъ. Индѣецъ донесъ Его Величеству: "Что прежде бунта изъ одной токмо провинціи Гиланской ежегодно вывозилось въ Турцію до 9000 тай шелку, въ которыхъ вѣсу отъ 7 до 9 пудовъ, цѣною отъ 70 до 90 рублей за пудъ, и говорили также о шелкѣ, что нѣкоторые Козаки въ Теркахъ дѣлаютъ. На то сказалъ Государь; "со временемъ и Терскія мѣста не хуже Гилани быть могутъ. И притомъ удивляться изволилъ о лѣности Терскихъ Козаковъ, что къ такому лехкому промыслу, склонности въ умноженію не имѣютъ."
Дабы суда тѣмъ наискоряе приготовлены были, приказалъ Государь стараніе о томъ имѣть тремъ Генераламъ Маіорамъ и двумъ Бригадирамъ, а именно: Матюшкину, Князь Юрью Трубецкому, Дмитріеву-Мамонову, Левашеву и Князю Борятинскому, которые притомъ такъ рквностно поступали, какъ токмо желать было можно. Въ пять дней [и сіе было Шестаго Ноября] стали готовы суда къ отъѣзду. Государь изволилъ на Гукеръ прибыть въ провожаніи Генерала Адмирала, Тайнаго Совѣтника Графа Толстова и Генерала Маіора и гвардіи Маіора Дмитріева-Мамонова. Тотже часъ приказалъ Его Величество Соймонову, дать сигналъ о походъ. Какъ уже все было въ движеніи то возвратился Государь въ городъ.
Собственная морская ѣзда началась 14 Ноября отъ четырехъ бугровъ, и чинилась прямо къ Апшеронскому полуострову, причемъ больше ничего не произошло достопамятнаго, какъ что отчасти жестокой сѣверной вѣтръ къ скорой ѣздѣ способствовалъ, а отчасти сильнымъ теченіемъ въ море суда прибивало, больше нежели думали, къ западному берегу, и на самомъ ходу влекло ихъ весьма сильно къ Югу. Перьвое примѣтили 15 числа, увидя городъ Дербентъ въ четвертомъ часу по полудни, когда по счисленію надлежало еще быть имъ на шесть милъ отъ онаго, и мысъ у рѣки Самуры имѣть къ SZW. Но найдено разстояніе отъ Дербента не больше одной мили къ западу, и мысъ рѣки Самуры усмотрѣли къ южнозападной сторонѣ. Второе сдѣлано на другой день, когда уже подходили къ Апшеронскому полуострову. По счисленію переѣхали они четыре мили въ одинъ часъ. И потому думали, что мысъ Бармакъ еще впереди, и въ южнозападной сторонѣ. Но сверхъ чаянія увидѣли оной позади себя, въ сѣверозападной сторонѣ. Отъ того заключили, что прошедшей ночи больше шести милъ въ одинъ часъ переѣхали, что также отъ сильнаго теченія въ море происходило.
Какъ 18 Ноября около полудня со всѣмъ утишилось, то сталъ господинъ Соймоновъ на якорь не далеко отъ берегу на 28 саженяхъ глубины. По полудни паки возсталъ способной сѣверной вѣтръ, коимъ въ продолженіи пути онъ пользовался. Однако не могъ онъ до наступленія ночи доѣхать до Апшеронскаго пролива, а входить въ оной ночью было опасно. И такъ надлежало опять стать на якорѣ, что было по его счисленію, за двѣ мили отъ пролива на 18 саженяхъ глубины. Въ ночи вѣтръ такъ усилился, что онъ мало уступалъ прежнему штурму. Опасались, что оторвутся якори, отъ чего бы могло воспослѣдовать кораблекрушеніе при Апшеронскомъ берегу, или при такъ называемомъ Святомъ островѣ: но къ великому счастію удержались якорные канаты до разсвѣту, и тогда уже не трудно было принять такіе мѣры, кои бы привели суда въ безопасность. Господинъ Соймоновъ велѣлъ якорь отрубить, потому что при великомъ волненіи моря не способно было оной вытащить. Вскорѣ потомъ вошелъ онъ въ проливъ Апшеронской.
Апшеронской проливъ назначенъ былъ, чтобъ тамъ собираться всѣмъ судамъ, и другъ друга ждать до 30 Ноября. Тогоже дня, въ которой господинъ Соймоновъ туда вошелъ [и сіе было 19 числа] соединились съ нимъ еще 9 судовъ, изъ коихъ каждое въ минувшей штурмъ страшную претерпѣло опасность. Волны суда покрывающія, не однократно смывали людей съ деку. Принуждены были изъ нѣкоторыхъ судовъ побросать нѣсколько провіанту въ море. Слѣдующаго дня [20 числа] увидѣли Эверсъ, при Сѣверномъ мысѣ Святаго острова между камнями стоящей, котораго погибели съ часу на часъ ожидали. Но онъ тамъ простоялъ тотъ день и слѣдующую ночь, пока вѣтръ утишился, и тогда [21 числа] сіе и еще другое судно галіотъ къ прочимъ прибыли.
Недоставало еще двухъ судовъ, о коихъ со всѣмъ отчаялись, чтобъ они пришли. По репортамъ отъ нѣкоторыхъ показано было: что видѣли судно безъ мачты по морю носящееся. Изъ чего заключали, что оно тялка самая та, коей нѣтъ, потому что на оной мачта была худа, о чемъ и корабельному Мастеру въ Астрахани было предложено, но не перемѣня мачты отправлены были. Такимъ образомъ почитали сіе судно со всѣмъ за пропавшее. Также о другомъ токмо малую имѣли надежду, потому что штурмъ безпрерывно былъ съ сѣверу, и слѣдовательно оному судну, есть ли бы чего несчастливаго не учинилось, надлежало прибыть на зборное мѣсто равномѣрно, какъ и прочія. По симъ разсужденіямъ казалось излишно, чтобъ тамъ медлить для оныхъ судовъ до опредѣленнаго къ собранію срока. Господинъ Соймоновъ донесъ о семъ Полковнику Шилову, которому хотя и не безприскорбно было, лишиться двухъ ротъ солдатъ, на обоихъ судахъ находящихся, но понеже ежечасно умножалась вѣроятность, что суда пропали: то на конецъ склонясь на то, далъ позволеніе къ отъѣзду. Объ одномъ изъ сихъ судовъ послѣ ничего больше не слыхали. А другое, подъ командою унтеръ Лейтенанта Князь Великаго-Гагина, спаслося, хотя сей Офицеръ самъ лишился при томъ жизни.
Можно бы было прямо ѣхать въ Гиланъ, но понеже осматриваніе устья рѣки Кура было отъ Государя особливо поручено Капитану Лейтенанту Соймонову, то, мимо онаго ѣдучи, не хотѣлъ онъ упустить удобнаго къ тому случая. Ноября 28 дня прибылъ онъ къ устью) а 29 числа вошелъ въ рѣку со всѣми судами. Что онъ тамъ примѣтилъ, и въ которомъ устъѣ рѣки суда были, того не показано въ журнальной выпискѣ, сему извѣстію къ основанію служащей. Знать, что ничего не произошла достопамятнаго. Господинъ Соймоновъ вторично туда пришелъ въ слѣдующую весну, и тогда чинилось точное осматриваніе, о чемъ въ надлежащемъ мѣстѣ говорено будетъ.
Отъ рѣки Кура отправлялась ѣзда въ Гиланъ, которая и окончилась въ краткое время безъ препятствія. Какъ они вошли въ морской заливъ, или озеро Зинзили [у Олеарія Ензели, а у Ганвая Енцелли, что больше сходствуетъ съ истиннымъ произношеніемъ] то Полковникъ Шиловъ послалъ Капитана Языкова въ Ряще, чтобъ тамошняго Везиря и Консула Апрамова извѣстить о своемъ прибытіи, и требовать, чтобъ прислали къ нему лошадей въ Перибазаръ, для перевозки тягостей чрезъ восемь верстъ до Ряща. Въ тоже время Иностранной коллегіи Переводчикъ Петричи, Грекъ родомъ, пришелъ къ Полковнику съ извѣстіемъ: "что онъ провожалъ посланнаго отъ Шаха къ Государю Персидскаго Посла, и они де были намѣрены, итти сухимъ путемъ до Дербента; но съ Талишинскихъ горъ, отъ Ряще вдоль морскаго берега до рѣки Кура простирающихся, усмотрѣли они Россійскія суда: и потому показалось Послу удобнѣе, ѣхать на судахъ чрезъ море, чего ради воротился онъ въ Ряще; а онъ Петричи чрезъ лежащей отъ Перибазара къ западу городъ Кескеръ пришелъ къ Полковнику, чтобъ его о томъ увѣдомить."
По прошествіи двухъ дней Капитанъ Языковъ возвратился изъ Ряща, и репортовалъ слѣдующее: "При его приходѣ въ Ряще собирались знатнѣйшіе изъ гражданъ въ домъ Везиря для совѣтованія, и по окончаніи совѣта ему объявили, что въ городъ Ряще безъ указу своего Шаха не могутъ принять Россійскаго войска, и того ради ѣхалъ бы онъ назадъ, и сказалъ Полковнику, чтобъ онъ остался на своихъ судахъ, а въ противномъ случаѣ принуждены они будутъ чинить ему сопротивленіе." Сіе же представленіе велѣно было и Даргѣ, яко депутату отъ города, съ Языковымъ пришедшему, повторить предъ Полковникомъ. Но Консулъ Апрамовъ обнадежилъ Языкова, что непостоянной народъ, которой прежнее свое намѣреніе толь легко перемѣнилъ, склониться можетъ и на другую сторону, по добрымъ его представленіямъ.
Когда Дарга хотѣлъ Полковнику учинить вышепомянутое объявленіе, то подхватя слово, говорилъ Полковникъ: "что весьма онъ тому удивляется, какъ жители города Рящи, сами просивши Государя Императора всея Россіи Самодержца о помощи и защищеніи противъ бунтовщиковъ, нынѣ, когда Его Императорское Величество исполнилъ по ихъ прошенію, сомнѣваются принять оное вспоможеніе, и въ Ряще пустить его не хотятъ. На судахъ онъ быть не можетъ, и еще меньше, безъ имяннаго Императорскаго указу, возвратиться въ Россію. Въ Рящѣ конечно ему жить должно, а къ тому потребны лошади. Больше ничего онъ не требуетъ. Надлежитъ разсудить, какая та бездѣлица, въ которой ему отказываютъ. И не будетъ ли Великій Монархъ Россійской возбужденъ, толь несправедливою поступкою, къ отмщенію и наказанію тѣхъ, кои суть тому виною?" Отъ сихъ словъ забылъ Дарга то, что имѣлъ донести. Онъ обѣщалъ все дѣлать, чего Полковникъ ни потребуетъ. Но въ Рящѣ Везирь и народъ остались при прежнемъ ихъ намѣреніи.
Послѣ сего поспѣшалъ Полковникъ съ судами войти въ устье рѣки Перибазара, и занять лежащее нѣсколько верстъ вверьхъ по оной мѣстечко тогоже имени. Надлежало предупредитъ Везиря, которой также въ Перибазарѣ засѣстъ намѣрился. Ибо нигдѣ индѣ пристать было не можно, для нискихъ и 6 лотныхъ мѣстъ, со всѣхъ сторонъ озеро Зинзнли окружающихъ, и вездѣ камышемъ зарослыхъ. Одно токмо тамъ есть способное и хилое мѣсто Перибазаръ. Естьлибъ Везирь напередъ пришелъ въ Перибазаръ: то бы надлежало противъ его употребить силу, что было бы непристойно учинить вспомогательному войску. Напротивъ того должно бы теперь было начинать Везирю непріятельскія дѣйствія, естьлибъ онъ захотѣлъ изъ Перибазара Россіянъ выгнать, къ чему предосторожность и благоразуміе толъ же мало допустили. И такъ стали суда на якоряхъ въ устьѣ рѣки Перибазара, и двѣ роты салдатъ пошли на шлюпкахъ и лодкахъ къ оному мѣстечку. Еще больше требовалось людей, провіанту, оружія, аммуниціи и пушекъ. Все то перевезено въ Перибазаръ на гукеръ и на большемъ корабельномъ ботѣ, хотя весьма трудно было, тянуть суда по многому камышу противъ воды. Вытащили нѣсколько пушекъ на берегъ, и здѣлали окопъ. И то все окончали въ два дни. Притомъ же съ находящимися въ устьѣ рѣки судами содержали безпрерывную коммуникацію,
Везиръ сіе слышавъ приказалъ въ Рящѣ пригласить нѣсколько пушекъ, которыя хотѣлъ онъ употребить къ своему защищенію. Но вскорѣ потомъ одумался, и желалъ токмо знать: "правда ли, что отправленъ Полковникъ отъ самого Императора, и есть ли у него собственноручный Его Величества указъ для Защищенія Гилани отъ бунтовщиковъ. Ибо естьли сіе такъ, говоритъ онъ, то ему легче будетъ въ томъ отвѣтствовать предъ своимъ Государемъ, что онъ пустилъ, Россіянъ въ Ряще". Какъ о семъ увѣдомился Полковникъ чрезъ Консула, то больше не было нужды, какъ чтобъ позвать Везиря въ Перибазаръ для его увѣренія. Онъ пріѣхалъ въ великолѣпномъ статѣ, и съ состоящею изъ 200 человѣкъ свитою. Полковникъ поставилъ, чтобы ему въ честь, 200 человѣкъ солдатъ въ строй, съ заряженными ружьями. Все происходило по дружески. Полковникъ самъ объявилъ притчину своего прибытія, и показалъ его Императорскаго Величества указъ, которой поцѣловалъ Везирь съ величимъ почтеніемъ, и возвысилъ надъ своею головою. По семъ соглашенось о Полковничьемъ въ Ряще вступленіи.
Въ Рящѣ былъ каменной четвероугольной Караванъ-Сарай, или торговой домъ, по Россійски называемой, потому что Россіяне обыкновенно тамъ жили, и продавали свои товары. У онаго были двои ворота, и посреди двора колодезь. Сей торговый домъ стоялъ на концѣ города, и съ городской стороны и была передъ нимъ широкая площадь, а съ другой лугъ большой. Оной подобенъ былъ замку, или безъ труда укроменъ быть могъ. Тамъ отвели Полковнику квартиру, которыя ему для своей безопасности лучше желать было не можно. Онъ шелъ туда съ пятью ротами; а въ Перибазарѣ остался Подполковникъ Колюбакинъ съ двумя ротами. Безчисленное множество народа смотрѣло на идущихъ въ преизрядномъ порядкѣ и при играніи музыки Россіянъ. Напротивъ того Россіяне удивлялись величинѣ города, которой вдоль и поперегъ на пять верстъ мѣрою, и никакимъ не окруженъ крѣпостнымъ строеніемъ. По сему послѣднему обстоятельству нѣкоторые сомнѣвались назвать Ряще городомъ. Но есть ли разсудимъ по состоянію жителей, и ихъ пропитанію, въ торгахъ и мануфактурахъ состоящему; есть ли увидимъ тамъ однѣ токмо каменные и черепицею крытые домы; есть ли помыслимъ, что Персіяне могли и не укрѣплять такова города, которой мы бы признавали за достойнаго наилучшимъ крѣпостнымъ строеніемъ: то не можемъ сіе мѣсто не почесть городомъ. Между тѣмъ признавать должно, что отъ недостатка крѣпостнаго строенія происходили тамъ многія злоключенія, и что жители въ прежнія времена дважды претерпѣвали отъ Донскихъ Козаковъ нападенія. О перьвомъ грабежѣ, бывшемъ въ 1636 году, упоминаетъ Олеарій въ 6 кн. гла. 5 страница 369 путешественнаго своего описанія. Второй грабежъ Стеньки Разина, въ 1668 году учиненной, еще больше былъ прежняго, потому что сей разбойникъ въ Ряще жилъ нѣсколько времени, и оттуда вывезъ несказанное богатство.
Вскорѣ потомъ увидѣли судно на морѣ, и не обманулись въ мнѣніи, что то будетъ одно изъ тѣхъ судовъ, которые въ минувшую осень за жестокою погодою отстали, и за пропавшіе почитаны были. Оное было галіонъ, коимъ прежде командовалъ Унтеръ-Лейтенантъ Князь Великаго-Гагинъ, а тогда главнымъ Офицеромъ на немъ былъ Мичманъ Прончищевъ, Князь Великаго-Гагинъ съ однимъ матросомъ и съ однимъ служителемъ ѣхавъ близъ Дербента на лодкѣ къ берегу, потонулъ. Находящіеся на суднѣ солдаты взяты немедлѣнно въ Ряще, а галіотъ приведенъ къ прочимъ судамъ въ устьѣ рѣки Перибазара стоящимъ. Большой корабельной ботъ посланъ былъ въ Терки съ извѣстіемъ о занятіи города Ряща, какъ то Полковнику предписано было въ инструкціи, и оттуда возвратился. Надлежало употребить сіе средство, потому что въ зимнее время, за льдомъ, въ Волгу войти не можно. Терской Комендантъ послалъ сухимъ путемъ извѣстія въ Астрахань, а тамошней Губернаторъ отправилъ оныя къ Государю въ Санкпетербургъ.
Назначенной въ Россію Персидской Посолъ находился еще въ Рящѣ, и примѣтили, что Везирь старается его удержать отъ ѣзды. Напротивъ того домогался Полковникъ всячески его отправить, предвидя, коль Государю Императору будетъ пріятно сіе посольство. Посолъ назывался Измаилъ Бегъ. Онъ былъ уполномоченъ отъ Шаха Гусеина и отъ его сына Шаха Тахмаса, котораго другіе Тахмазибомъ называли, чтобъ заключить съ россійскимъ Императоромъ союзъ противъ бунтовщика Миръ-Махмуда, и за чинимое Шаху Тахмасу вспоможеніе обѣщать нѣкоторыя при Каспійскомъ морѣ лежащія провинціи Шахъ Гусейнъ тогда его отправилъ, когда еще бунтовщики были въ пути къ Испагани. А тогда сидѣлъ Гусеинъ въ темницѣ, и Миръ-Махмудъ на престолѣ, которая перемѣна произошла 23 Октября въ Испагани. Того ради не оставилъ Измаилъ Бегъ, будучи въ пути, заѣхать къ Шаху Тахмасу, коего всѣ вѣрные Персіяне признавали за одного законнаго наслѣдника престола, и требовать отъ него подтвержденій. Есть ли дозволяется испытать по догадкамъ намѣреніе Везиря, то кажется, что оное состояло въ томъ, чтобъ не лишиться своей власти. Шахъ Тахмассъ ни мало еще не утвердилъ своего правленія. Отставивши Испагань, странствовалъ онъ съ прошедшей весны по отдаленнымъ провинціямъ, и находился въ оное время, то въ Ардевилѣ, то въ Таврисѣ. Сверхъ того былъ онъ Государь слабаго разума, которой послѣдовалъ во всемъ совѣтамъ своихъ Министровъ. И такъ Везирю можно было надѣяться, чтобъ уничтожить сіе посольство. Но Измаилъ Бегъ положился на свою инструкцію, и на полномочіе отъ двухъ Государей ему данное, и Полковникъ Шиловъ отвелъ его на суда, изъ коихъ два подъ командою Лейтенантовъ Лунина и Татищева, получили ордеръ, чтобъ перевести его въ Астрахань.
Къ отъѣзду все было готово, и хотѣли слѣдующаго дня итти въ море, но ввечеру передъ тѣмъ въ 9 часу пришла вѣсть изъ Ряща отъ Консула Аврамова къ Капитану Лейтенанту Соймонову "что по Шахову указу Посолъ назадъ будетъ потребованъ, чего ради бы поспѣшали отправить его въ море до полученія онаго указа." Сіе же подтверждалъ вѣстникъ отъ Полковника Шилова. По сему надлежало судамъ съ Посломъ еще тойже ночи отъѣхать. Но какую бы предъявить причину такой поспѣшности? Господинъ Соймоновъ, зная, въ коль великомъ почтеніи состоитъ звѣздогаданіе у Персіянъ, донесъ Послу: "Яко бы онъ нашелъ, что наступающей полунощной часъ много щастія предвѣщаетъ для его пути; и что сверьхъ того теперь полномѣсячіе, чего ради надлежитъ поспѣшать, вытти въ море, пока вода не сбудетъ." Посолъ на все согласился, и такъ употреблены были всѣ шлюпки и лодки для буксированія судовъ въ море.
Такимъ образомъ Измаилъ Бегъ поѣхалъ изъ Гилани въ началѣ Генваря 1723 года, въ той надеждѣ, что онъ моремъ скоряе, нежели сухимъ путемъ, прибудетъ въ Астрахань; но сіе было не возможно, потому что море обыкновенно замерзаетъ при устьѣ рѣки Волги. Но Послу о томъ не объявили. Напротивъ того Лейтенанту Лунину было приказано, чтобъ въ Апшеронскомъ проливѣ у Святаго острова промедлить подъ разнымъ видомъ до тѣхъ поръ, пока можно будетъ надѣяться, что Волга [что обыкновенно бываетъ въ Мартѣ мѣсяцѣ] вскрылася. Пришедши около половины Генваря въ помянутой проливъ, Посолъ съ начала радовался, что на Святомъ островѣ нѣсколько отдохнуть можетъ отъ безпокойствія морской ѣзды. Но вскорѣ потомъ ему тамъ прискучилось, и Лейтенантъ Лунинъ едва его успокоилъ. Онъ принужденъ былъ Послу объявить истинную причину медлѣнія, потому что Волга льдомъ покрыта. Какъ съ начала Марта настала теплая погода, то Лунинъ паки ѣзду началъ, и безъ дальнихъ препятствій привезъ Посла благополучно въ Астрахань.
По отъѣздѣ Посла, услышалъ господинъ Соймоновъ, какъ то здѣлалсь, что Консулъ прежде Везиря извѣстился о Шаховомъ указѣ, по коему Измаила Бега возвратить велѣно, и какимъ образомъ оной указъ задержанъ. Аврамовъ, слышавъ, что ожидаютъ такого указа, находился нарочно для того въ нѣкоторой деревнѣ, чрезъ которую курьеру съ указомъ ѣхать надлежало. Онъ позвалъ его къ себѣ въ квартиру, подчивалъ его, и толь много оказалъ ему дружества, что сей не спѣшилъ ѣхать въ Ряще. Между тѣмъ Аврамовъ отправилъ нарочнаго къ Полковнику и къ господину Соймонову. Какъ онъ услышалъ, или по крайней мѣрѣ могъ надѣяться, что суда въ море вышли, то онъ отпустилъ курьера въ Испагань, одаривъ его довольнымъ числомъ денегъ. Везирь, о всѣмъ произшедшемъ ничего не вѣдая, послалъ указъ на суда, въ томъ мнѣніи, что Посолъ еще не уѣхалъ. Но сей былъ уже на морѣ. Такимъ образомъ коварство Везиря, испросившаго сей указъ у Шаха, предупреждено было хитростію россійскаго Консула.
Послѣ сего еще больше явилось признаковъ злаго Везирьскаго умысла, потому что ежедневно приходили въ Ряще вооруженные Персіяне, коихъ намѣреніи ни къ чему иному клонится не могло, какъ только чтобъ Россіянъ оттуда выгнать. Сихъ Персіянъ не можно было почесть за обученной ружью воинской народъ, потому что такихъ не находилось ни въ Гилани, ниже въ сосѣдственныхъ провинціяхъ; но были токмо жители деревенскія съ саблями, и немногіе имѣли ружья безъ замковъ, кои фитилями зажигаютъ. Къ каждому такому ружью не было у нихъ больше двухъ, или трехъ, камышемъ обверченныхъ патроновъ. Но множество оныхъ наводило страхъ Полковнику, однако не давалъ онъ знать, о томъ Везирю, потому что ни о чемъ жаловаться причины не было. Потомъ спустя нѣсколько недѣль увѣдомленось чрезъ чрех Армянскихъ и Грузинскихъ купцовъ, что собралось уже до 15000 человѣкъ. Да еще пришли въ Ряще два Везиря, Кесерской и Асторинскій. Тогда Полковникъ приказалъ на углахъ Караванъ-сарая своего здѣлать два болверха. Везирь велѣлъ его спросить о причинѣ того. На то отвѣтствовалъ Полковникъ: "что Европейскія воинскія правила требуютъ такой предосторожности, хотя и нѣтъ никакой явной опасности." Съ того времени не посылалъ больше Полковникъ просить Везиря о лошадяхъ для перевозу нужныхъ снарядовъ и провіанту изъ Перибзара; но онъ возилъ всѣ потребности на наемныхъ лошадяхъ, или перетаскивали оныя солдаты.
Въ концѣ Феврадя послала три Везиря въ Полковнику, и велѣли ему сказать общимъ именемъ:"Не можно де имъ болѣе терпѣть пребыванія его съ войскомъ въ ихъ землѣ; они де сами въ состояніи защищать себя отъ своихъ непріятелей; и того де ради бы онъ вышелъ, пока его къ тому не понудитъ; на что требовали у него отвѣта." Какъ сіе непріятельское требованіе учинено не сверхъ чаянія: то данъ на то тотчасъ отвѣтъ слѣдующій: "Не мы тому виною, говорилъ Полковннкъ, что мы сюда пришли. Везирь и жители города Ряща призвали насъ для своего защищенія. И я не думаю, чтобъ нѣчто мною учинено или дозволено было, почему бы мое и порученнаго мнѣ войска пребываніе здѣшнему народу противно быть могло. Какъ Великій Государь Императоръ Всероссійскій чрезъ то, что онъ насъ послалъ, явно засвидѣтельствовалъ свое дружелюбіе къ Шаху и Персидскому государству: такъ я не сомнѣваюсь, что и назадъ онъ насъ позоветъ, когда будетъ ему представлено, что пребываніе наше въ здѣшней странѣ больше ни нужно. Но безъ именнаго Его Императорскаго Величества указа не могу я съ мѣста тронуться. Невозможность исполненія того, чего они требуютъ, также изъ того явствуетъ, что отъѣхали отсюда Два судна съ Посломъ Измаилемъ Бегомъ, коихъ обратнаго прибытія ожидать должно, дабы всѣ при мнѣ находящіеся люди могли вдругъ отправиться. Естьлибъ я и хотѣлъ учинить нѣчто безъ указу Всемилостивѣйшаго моего Государя, въ той надеждѣ, что премѣнившіяся обстоятельства оправятъ мою поступку, и что Государь Императоръ по мудрому своему разсужденію не причтетъ того мнѣ въ вину: однако не могъ бы я ничего больше здѣлать, какъ чтобъ сперьва послать на судахъ въ Дербентъ всѣ тягости, и по возвращеніи судовъ итти мнѣ самому съ войскомъ." Сей толь благоразумной отвѣтъ удовольствовалъ Персіянъ на нѣкоторое время, въ ожиданіи, что тягости, а особливо артиллерія, которая наибольшей страхъ имъ наводила, на суда нагружены будутъ. Но Полковникъ не признавалъ за полезно, остаться безъ оныя; однако между тѣмъ приготовлялись суда къ отъѣзду, потому что надлежало Капитану Лейтенанту Соймонову окончать описаніе мѣстъ при устьѣ рѣки Кура, и оттуда ѣхать въ Астрахань.
До приготовленія судовъ къ отъѣзду, говорилъ нѣкто господину Соймонову: "что можетъ притти на мысль Персіянамъ, чтобъ суда, на рѣкѣ Перибазарѣ стоящія, сжечь нефтію; они де могутъ нѣсколько бочекъ, симъ землянымъ масломъ наполненныхъ, по зажженіи онаго въ рѣку вылить; и есть ли де оная нефть доплыветъ до судовъ, то легко могутъ оные отъ того загорѣться." Сіе хотя господинъ Соймоновъ почиталъ тогда за пустые рассказы, коими токмо въ страхъ его привести хотѣли: однако послѣ, когда онъ былъ въ Баку, и позналъ свойства нефти, и увидѣлъ, что оная дѣйствительно на водѣ горитъ сильнымъ пламенемъ выше полуаршина, удостовѣрился онъ, что опасность не была безъ основанія. Особливо высокой и въ то время изсохшей камышъ, а по берегамъ рѣки Перибазара ростущей, въ которомъ суда стояли, причинилъ бы неминуемое нещастіе, естьлибъ огонь то понялъ. Но можетъ быть, что Персіянамъ на мысль сего не приходило, или что они не хотѣли употреблять такого способа: довольно, что суда остались въ цѣлости.
Чрезъ нѣсколько дней потомъ увѣдомилъ Полковникъ Шиловъ Капитана Лейтенанта Соймонова, "что Везирь Кескерской вознамѣрился итти къ Зинлинскому проливу; а что онъ намѣренъ тамъ дѣлать, и сухимъ ли путемъ поѣдетъ, или водою отъ деревни Перибазара на судахъ, того не извѣстно. Но есть ли онъ поѣдетъ водою мимо россійскихъ судовъ, то бы господинъ Соймоновъ непреминулъ его принять честно, впрочемъ навѣдывался бы онъ сего намѣреніяхъ." И такъ ожидали сперьва Везиря водою, но какъ услышали, что онъ поѣхалъ сухимъ путемъ, то послалъ господинъ Соймоновъ Мичмана Прончищева въ матросское платье одѣтаго, и съ матрозами на шлюпкѣ, къ проливу, подъ видомъ, яко бы тамъ ловить рыбу. Прончищеву приказано примѣчать всѣ Везирьскія предпріятія. Онъ пробывъ тамъ три дни, по возвращеніи своемъ репортовалъ, что съ Везиремъ было великое число войска коннаго; что Везирь прилѣжно осматривалъ устье пролива въ Каспійское море; и что казалось яко бы онъ избиралъ мѣста, на которыхъ бы здѣлать батареи, или крѣпостцы, чтобъ пресѣчь входъ Россійскимъ судамъ въ Зинзилинское озеро. Господинъ Соймоновъ еще напередъ догадывался, что такое есть Везирское намѣреніе, какъ то и по вѣроятности въ томъ сумнѣваться не можно однакожъ оное не произведено въ дѣйствіе.
Въ началѣ Марта мѣсяца начали изготовлять суда, на которыхъ господину Соймонову итти въ море. Оныхъ было восемь. Ибо по данной Полковнику Шилову инструкціи надлежало нѣсколько судовъ оставить для защищенія гавани. Такимъ образомъ подъ командою Капитана-Лейтенанта Золотарева остались въ проливѣ Гукеръ, большой корабельной ботъ и эверсъ, изъ коихъ два перьвые снабдѣны были артиллеріею. Марта 17 числа пошелъ господинъ Соймоновъ въ море.
Едва онъ отъѣхалъ, то Персіяне, услышавъ, что тягости никакой на судахъ не повезено, повторяли прежнія свой требованія, и наступали на Полковника Шилова съ томъ, чтобъ онъ неотмѣнно изъ Ряща выступилъ. Онъ представлялъ невозможность: "потому что осаталось у него токмо три судна, на которыя и четвертая часть находящагося при немъ войска умѣститься не можетъ." Сверьхъ того, говорилъ онъ: "не нахожу я причины, принимать отъ нихъ повелѣнія, пока я не увѣдомлюсь о намѣреніи ихъ Шаха." Чрезъ нѣсколько дней показывали ему указъ, яко бы отъ самаго Шаха присланной, тогоже содержанія. Но хотябъ и подлинной былъ указъ, или подложной: однако Полковнику выѣхать было не можно. Грозили ему силою: онъ обѣщался оборониться. "Только Везири бы разсудили, когда они начнутъ непріятельскія дѣйствія, то имѣютъ они и отвѣтствовать во всѣхъ слѣдствіяхъ войны, которыя отъ того произойдутъ.
Великое ихъ множество, и малое число Россіянъ, придало Персіянамъ смѣлости, что слѣдующаго дня изъ четырехъ пушекъ и нѣкотораго числа мѣлкаго оружія стрѣляли по россійскому Караванъ-Сараю. Россійской Капитанъ, Резинъ, застрѣленъ былъ, а больше никакова вреда не случилось. Полковникъ пробылъ тотъ день спокойно, ожидая ночи, когда Персіяне отдыхать будутъ. Около полуночи послалъ онъ роту гранадеръ подъ предводительствомъ Капитана Шиллинга въ задніе ворота на поле, съ такимъ приказаніемъ, чтобъ обошедши, напасть стыду на непріятеля. Какъ сіи далеко уже дошли, то Полковникъ приказалъ еще выступишь двумъ ротамъ въ переднія ворота, и бить тревогу. Непріятели увидя, что съ двухъ сиоронъ вдругъ чинится на нихъ нападеніе, не знали, гдѣ больше требовалось ихъ сопротивленія. Больше 1000 человѣкъ, отчасти на мѣстѣ предъ Караванъ-сараемъ, отчасти же на побѣгѣ, побито. Чрезъ нѣсколько минутъ мѣсто сраженія очистилось. За бѣгущими чинена погоня по всѣмъ улицамъ города.
Тогоже дня думали Персіяне истребить еще и три судна въ Зинзилинскомъ проливѣ стоящіе, здѣлавъ въ ночи батарею изъ плетня землею насыпанную, и поставя на оной четыре чугунныя шести фунтовыя пушки. На разсвѣтѣ начали они стрѣлять изъ пушекъ. На судахъ было не больше 100 человѣкъ. Напротивъ того число Персіянъ простиралось до 5000 человѣкъ. Какія надлежало здѣсь принять мѣры? Должно ли удалиться? Капитанъ-Лейтенантъ Золотаревъ того не здѣлалъ. Онъ шелъ противъ огня. Судамъ велѣлъ онъ тянуться завозомъ къ батареи. Присемъ хотя и не было безъ урону, потому что непріятельское мѣлкое ружье доставало до людей у завоза бывшихъ и тянувшихъ: но какъ стали напротивъ батарей, и со всѣхъ судовъ, какъ изъ ружья, такъ и изъ пушекъ, стрѣляшь начали: то въ четверть часа ни одного непріятеля не осталось. Поимали нѣсколько побѣжавшихъ, которые на сандалахъ [малыя Персидскія суда] чрезъ озеро Зинзилинское уйти хотѣли. Потомъ Персіяне оставили Россіянъ въ покоѣ, а вскорѣ потомъ пришли прибавочные Россійскіе полки, такъ что тѣмъ меньше Персіянъ было опасаться.
Между тѣмъ, какъ въ Рящѣ сіе произходило, пришелъ господинъ Соймоновъ къ рѣкѣ Курѣ, и особливо осматривалъ большой западной рукавъ сей рѣки. Онъ нашелъ мѣсто, на которомъ по нуждѣ заложить городъ можно. По правдѣ тамошняя страна ниская и болотная, которая выступающею изъ Каспійскаго моря водою часто заливается, о чемъ посмотрѣть можно описаніе Полковника Гербера въ Ежемѣсячныхъ Сочиненіяхъ 1760 года на Октябрь мѣсяцъ стр. 299. Господинъ Соймоновъ думалъ, что можетъ быть еще найдется другое къ тому удобное мѣсто въ заливъ Кизылъ-Агачскомъ, съ западной стороны отъ рѣки Кура лежащемъ. Сіе было содержаніе репорта посланнаго, по своемъ возвращеніи въ Астрахань, къ Его Императорскому Величеству.
Когда господинъ Соймоновъ вошелъ въ Волгу, то встрѣтился съ нимъ Капитанъ-Лейтенантъ Мятлевъ, которой на трехъ эверсахъ везъ провіантъ и другія потребности для находящагося въ Гилани войска. Бригадиръ Левашевъ стоялъ въ Астрахани съ четырьмя баталіонами пѣхоты, и былъ также назначенъ въ Гилань. Для перевезенія сихъ употреблены пришедшіе съ господиномъ Соймоновымъ, и еще нѣкоторые въ Астрахани находящіяся суда. Но знатнѣйшая экспедиція, къ завоеванію города Баку клонящаяся, осталась на будущее лѣто 1723 года, при которой какъ паки употреблялась служба господина Соймонова: то увидимъ мы произшедшія при томъ походѣ дѣла по его журналу въ слѣдующемъ отдѣленіи. Здѣсь надлежитъ намъ упомянуть еще о Персидскомъ Послѣ, которой тогда изъ Астрахани поѣхалъ въ Санктпетербургъ.
Изламаилъ-Бегъ прибылъ въ Санктетербургъ 10 Авуста 1721 года, и 15 числа тогожъ мѣсяца былъ у Государя Императора на публичной аудіэнціи. Сентября 12 дня, по данному ему отъ Шаха Тахмаса полномочію, заключилъ съ Россійскимъ министерствомъ извѣстной {Зри Corps Diplomatique par Dumont. Tome VIII. Memores de Lamberti. Tome X. Schumans Corp. Iur Gent. Acad. p. 1959. Weber berandertes Rußland. Theil G. 103. Histoire de Pierre k Grand. Amft. 1742. 4. p. 475.} трактатъ. Потомъ 14 дня тогожъ мѣсяца воспослѣдовала отпускная его аудіэнція, и чрезъ нѣсколько дней поѣхалъ онъ назадъ въ Астрахань. Толь важное дѣло не можно бы было скоряе привести ко окончанію. По силѣ втораго артикула сего трактата всѣ Персидскія при Каспійскомъ морѣ лежащія провинціи, Дагестанъ, Ширпанъ, Гилань, Мазандеранъ и Астрабатъ вѣчно уступлены Россіи.
Тогдаже Измаилъ-Бегъ поднесъ Государю ПЕТРУ Великому реляцію о произшедшихъ въ Персіи безпокойствіяхъ, которыя за весьма вѣроятную почитаться можетъ. Она еще въ 1737 году внесена въ Санктпетербургскія вѣдомости, которыя тогда при императорской Академіи на нѣмецкомъ языкѣ печататься начали: но на россійскомъ языкъ она не печатана. Для того не безполезно быть можетъ, оную здѣсь сообщить. Кому въ томъ нужда, тотъ можетъ произшествіе дѣлъ повѣрить съ тѣмъ что П. Церсо, Оттеръ, Ганвай, Шофеліе въ арт. Надиръ и другіе о томъ написали. Мы будемъ тѣмъ довольны, чтобъ поправить находящіяся въ нѣмецкомъ переводѣ погрѣшности, сколько безъ сношенія съ оригинальною реляціею чиниться можетъ. Однако признаваемся, что можетъ быть въ нѣкоторыхъ именахъ еще останутся неисправности, а оныхъ прежде избѣжать не можно, пока описаніе Персидскаго государства въ совершенную ясность приведено не будетъ.
О МЯТЕЖАХЪ МИРЪ-ВЕЙСОМЪ И МИРЪ-МАХМУДОМЪ ВЪ ПЕРСІИ ПРОИЗВЕДЕННЫХЪ.
Мансуръ-Ханъ былъ отъ Шаха Персидскаго Губернаторомъ въ Кандагарѣ, когда Миръ-Вейсъ, родомъ Авганецъ, сталъ появляться, и отъ Шаха, по представленію Хана, поставленъ былъ надъ всѣми Авганцами главнымъ командиромъ. Послѣдовавшій: за Мансуромъ въ Губернаторствѣ Грузинской Князь, Джюрджи Ханъ, не имѣлъ толь добраго мнѣнія о Миръ-Вейсъ, потому что по прибытіи своемъ въ Кандагаръ примѣтилъ, что Миръ-Вейсъ наполненъ бунтовскими намѣреніи, и для того, наблюдая истинную вѣрность къ Шаху, отрѣшилъ онъ его отъ команды. Миръ-Вейсъ пошелъ въ Испагань жаловаться на Джюрджи Хана, которой напротивъ того приносилъ и свои жалобы, съ представленіемъ, чтобъ сего безпокойнаго человѣка удержали въ столицѣ, въ противномъ случаѣ пребываніе его въ Кандагарѣ можетъ произвесть худыя слѣдствія. Однако Миръ-Вейсъ сыскалъ милость у скопца, Ахмуда Агай Хадце, бывшаго тогда государственнымъ казначеемъ, и чрезъ то онъ прежней свой чинъ паки получилъ. Сему опредѣленію Джюрджи Ханъ противился, потому что не могъ онъ покинуть принятаго на Миръ-Вейса подозрѣнія. По вторичнымъ его представленіямъ пошелъ Миръ-Вейсъ ко двору въ другой разъ. Министровъ Шаха задаривъ, опять выходилъ онъ милостивой себѣ указъ, которому Джюрджи Ханъ противиться не преставалъ. Но какъ Миръ-Вейсъ пришелъ въ третій разъ въ Испагань, и его подарки паки отъ всѣхъ Ханскихъ жалобъ его защитили: то не смѣя возвратиться въ Кандагаръ, предпріялъ онъ путь съ дозволенія Персидскихъ Министровъ, на поклоненіе въ Мекку, а Шахъ поѣхалъ тогда въ Хоразанъ.
Губернаторы въ Кандагарѣ содержали по старинному обыкновенію 12000 человѣкъ Тюфенцовъ, то есть мушкатеровъ, на Шаховомъ жалованье, для защищенія сего пограничнаго города. Но Джюрджи Ханъ сверьхъ того имѣлъ при себѣ еще до 4.000 человѣкъ Грузинскаго войска, между коими и Тюфенцами частые произходили ссоры. Джюрджи Ханъ, принявъ сторону своихъ земляковъ, представлялъ Хану: что Тюфенцы не нужны; можно лучше надѣяться на Грузинцовъ. И какъ не трудно ему было получить на то соизволеніе отъ двора; то Тюфенцы отставлены, а Грузинцы стали такъ своевольны, что чинили Авганцамъ разные великіе обиды. Въ самое то время возвратился Миръ-Вейсъ изъ Мекки, и слышавъ что произходило въ его отечествѣ, допущенъ былъ до Шаха, въ Хорзанѣ еще пребывающаго, цѣловать ему ноги, причемъ получилъ онъ случай принести на Джюрджи Хана жалобу, что онъ такъ худо поступаетъ съ Авгвнцами. Посланной къ Джюрджи Хану указъ для пресѣченія оныхъ ссоръ ничего не дѣйствовалъ. Дѣла остались въ прежнемъ состояніи, и какъ Миръ-Вейсъ не переставалъ жаловаться, такъ и Губернаторскіе представленія всѣ на томъ окончили: чтобъ Миръ-Вейсу возвратиться въ Кандагаръ не дозволять; его де пребываніе произведетъ великіе мятежи, и Шахъ опасаться имѣетъ чтобъ чрезъ него не лишиться Кандагара. Коль бы счастлива была Персія, естѣлибъ въ Испаганѣ послѣдовали сему совѣту, а подкупленные новыми подарками придворные служители не выходили бы указу, чтобъ Миръ-Вейсу прежней его чинъ былъ возвращенъ. Притомъ нѣкто изъ знатнѣйшихъ Министровъ Шаха писалъ къ Джюрджи Хану: чтобъ онъ, по крайней мѣрѣ ему въ угожденіе, милостивѣе поступалъ съ Миръ-Вейсомъ, что имѣло желаемое дѣйствіе. Ибо съ того времени полагалъ Джюрджи-Ханъ надежду на Миръ-Вейса, и оказывалъ ему надлежащее его по чину почтеніе.
У Джюрджи Хана былъ племянникъ Алексинъ Мирза именемъ, внукъ его брата. Сего опредѣлилъ онъ полководцомъ Кандагарскихъ войскъ. Пришло извѣстіе, что нѣкоторой народъ, Блутцы, взбунтовался. Алексинъ пошелъ туда съ войскомъ, и укротилъ мятежниковъ. Когда, онъ возвращался, то Джюрджи Ханъ поѣхалъ ему на встрѣчу, хотя и никакой Губернаторъ [Беглербегъ] обыкновенно не оставляетъ порученнаго города. Миръ-Вейсъ былъ въ Ханской свитѣ съ двумя или тремя стами Арганцовъ, на которые онъ совершенно могъ надѣяться. За три мили [Агачь] отъ Кандагара ночевалъ Ханъ въ своемъ саду, близь котораго находились нѣкоторые Миръ-Вейсовы деревни. Тогда казалось сему хитрому человѣку, что удобной есть случай къ произведенію въ дѣйствіе давно предпріятаго имъ намѣренія къ снисканію высочайшей себѣ власти убіеніемъ Джюрджи Хана.
Онъ началъ дѣло съ знатнѣйшими служителями Хана, коихъ онъ поутру рано, яко бы по Шахову указу, забрать и убить велѣлъ. Потомъ четыре или 500 человѣкъ Авганцовъ обступили садъ, въ которомъ Ханъ стоялъ. Донесли Хану, что зделалъ Миръ-Вейсъ; но Ханъ тому не вѣрилъ, и тѣхъ уговаривалъ, кои Миръ-Вейсу противиться хотѣли. Между тѣмъ нѣкоторые изъ Миръ-Вейсовыхъ людей взлезли на кровлю Ханскихъ покоевъ, и проломавъ оную, самого Хана застрѣлили.
По свершеніи сего дѣла поспѣшилъ Миръ-Вейсъ съ Авганцами въ Кандагаръ къ Къ городу пришедши велѣлъ онъ сказать Вкезирю и Мустуфію, яко главнѣйшимъ въ Кандагарѣ начальникамъ: что по Шахову указу казнилъ онъ Джюрджи Хана и знатнѣйшихъ его служителей, и что ему поручено отъ Шаха Губернаторство надъ Кандагаромъ. Везиръ и Мустуфи повѣрили ли тому, или нѣтъ, однако чрезъ три дни отворили они ему ворота. Какъ скоро Миръ-Вейсъ вошелъ въ городъ, то онъ послалъ Везиря и Мустуфія въ темницу, также Джюрджи Ханову жену и дѣтей подъ караулъ забралъ.
Между тѣмъ Алексинъ Мирза о томъ, что произходило провѣдавъ, пошелъ со своимъ войскомъ къ Кандагару, и въ надеждѣ, что Миръ-Вейсъ вступитъ съ нимъ въ сраженіе, поставилъ свой лагерь въ виду города. Но Миръ-Вейсъ думалъ инако. Мирзѣ Алексину велѣлъ онъ подъ клятвою сказать, что онъ здѣлалъ, то учинено "по Шахову указу; а въ ономъ указѣ также написано, чтобъ онъ ему, Алексинѣ Мирзѣ, здалъ Губернаторство въ Кандагарѣ, и такъ Алексинъ Мирза пришелъ бы къ нему въ городъ." Какъ сей тому повѣрилъ, и не опасаясь пришелъ въ городъ, но Миръ-Вейсъ тотчасъ взялъ его подъ караулъ. Потомъ больше онъ не сомнѣвался, съ Грузинскимъ войскомъ, безъ предводителя оставшимъ, вступить въ сраженіе, на которомъ онъ и имѣлъ счастіе, побить большую часть онаго, а прочихъ въ бѣгъ обратить. Вскорѣ потомъ позволилъ онъ Алексину Мирзѣ и женѣ Джюрджи Хана, вытти изъ города, и выбрать самимъ себѣ мѣсто своего пребыванія.
Когда пришло о семъ извѣстіе къ Шаху, то Хозревъ Ханъ, другой Грузинской Князь, и брать Алексину Мирзѣ и Хану Вахтангу, посланъ Сипазаларомъ, или Генераломъ Фельдмаршаломъ, съ многочисленнымъ войскомъ въ Кандагаръ, чтобъ за смерть Джюрджи Хана отомстилъ Миръ-Вейсу и его сообщникамъ, и бунтъ бы укротилъ. Въ тоже время пошелъ и Абдулла Ханъ, со своимъ сыномъ Саадуллою, на службу Шахову въ Кандагаръ, и пришедши туда напередъ Хозрева, имѣлъ счастіе, захватить Миръ-Вейсову жену и сыновей, и получить великую добычу. Но сія корысть была ему не прочна. Миръ-Вейсъ чинилъ за Абдуллою погоню, и одержалъ надъ нимъ толь совершенную побѣду, что сей едва спасъ животъ свой побѣгомъ, и возвратился въ Испагань, въ жалостномъ состояніи.
Хозревъ Ханъ пришелъ подъ Кандагаръ въ небытность Миръ-Вейса. Есть рѣка Исала, четыре Агача, или 20 верстъ, отъ города, чрезъ которую Хозреву переправиться надлежало, въ чемъ нѣкоторые изъ Миръ-Вейсова войска хотѣли ему препятствовать. Но Хозревъ ихъ побѣдилъ, и отъ семи до восьми сотъ человѣкъ въ рѣки затопилъ, а перешедшіе чрезъ рѣку Персіяне еще толикоежъ число на берегу порубили. Сіе произвѣло великой страхъ въ Кандагарѣ. Одинъ изъ Миръ-Вейсовыхъ родственниковъ ушелъ на горы. Жители кричали съ городскихъ стѣнъ Персидскому предъ воротами лагеремъ стоящему войску: "чтобъ они къ нимъ вошли, Миръ-Вейса нѣтъ въ городъ." Но Везирь посланной отъ Шаха для содержанія войска, и по его совѣту Хозреву поступать должно было, на то не согласился. Ничего не помогло, что нѣкоторые Ханы и другіе знатные Офицеры Персидской арміи ему представляли, что неотмѣнно городъ занять должно. Напротивъ того Везиръ говорилъ: "что Шахъ далъ ему казну для содержанія войска, по россійскому счисленію 90000 рублей, токмо для того, чтобъ сыскать непріятеля, и его побѣдить, а не для взятія беззащитнаго города; есть ли онъ сіе учинитъ, то долженъ онъ будетъ помянутые деньги дополнять своими." И такъ пошли Персіяне на лежащую предъ городомъ гору Бабапеле, и тамъ окопались.
Миръ-Вейсъ, возвращаясь съ бывшаго съ Абдуллою сраженія, и увидя, что дорога въ Кандагаръ заперта Персидскою арміею, три дни укрывался въ нѣкоторомъ саду. Извѣстившіеся о томъ Персіяне тамъ его окружили. Онъ просилъ свободнаго проѣзду, и Везирь ктому присовѣтовалъ, дабы, когда онъ войдетъ въ городъ, взять оной приступомъ. какъ скоро Миръ-Вейсъ въ Кандагаръ пришелъ, то велѣлъ онъ бить въ набатъ, и говорилъ; "теперь счастіе на моей сторонѣ." Да и въ самомъ дѣлѣ его выласки по большой части были счастливы. Алексинъ Мирза, въ Персидской арміи находившейся, убитъ на одномъ сраженіи. Между тѣмъ время проходило, и Хозревъ Ханъ въ своемъ шанцѣ стоялъ семь мѣсяцовъ безъ пользы. Напослѣдокъ явился у Персіянъ великой недостатокъ въ съѣстныхъ припасахъ, такъ что отъ трехъ до 400 человѣкъ на каждой день умирало съ голоду.
Въ сіе время писалъ Миръ-Вейсъ къ Хану Хозреву: "есть ли Ханъ хочетъ просить Шаха, чтобъ Его Беличество простилъ его Миръ-Вейса за учиненное преступленіе, то онъ пришлетъ своего сына въ закладъ своей вѣрности, и съ договорными пунктами ,на коихъ онъ намѣренъ здать городъ; между тѣмъ пошли бы они въ Семиндаверъ, куда его сынъ скоро прибудетъ съ договоромъ и съ богатыми подарками." Хозревъ Ханъ надѣясь чрезъ то достать своему войску съѣстные припасы, пошелъ туда съ арміею, хотя и отсовѣтывали ему въ томъ нѣкоторые знатные Офицеры; да и самъ Везирь не думалъ, что бы Миръ-Вейсу повѣрить можно. Но едва только армія вышла на чистое поле, то напали на оную Авганцы стылу, и причинили Персіянамъ превеликое пораженіе. Самаго Хозрева поимали и казнили. Мугаметъ Кули-Мирза, Хозреву братъ, спасся побѣгомъ, и о семъ несчастіи, такъ какъ Абдулла о своемъ, принесъ извѣстіе ко двору въ Испагань. Абдулла получилъ для себя и для своего сына 40 томановъ, или 500 рублей, на содержаніе, изъ доходовъ города Герата.
Миръ-Вейсъ, пользовавшись еще нѣсколько времени счастливымъ успѣхомъ своего оружія въ завоеваніи нѣкоторыхъ Персидскихъ городовъ, напослѣдокъ умеръ, и по немъ принялъ владѣніе надъ Авганцами и въ Кандагарѣ братъ его Енгуръ, которой убитъ другимъ своимъ братомъ Этелемъ.
Тогда Курдши Баша, Мугамедъ Саманъ Ханъ, потамъ Сипазаларомъ въ Гератъ, для усмиренія Авгвнцовъ. Но едва онъ вступилъ въ сіе достоинство, то скончался Манзуръ Ханъ, бывшій Губернаторъ въ Кандагарѣ, опредѣлился на его мѣсто, которой уже послѣ двухъ лѣтъ пришелъ въ Гератъ. Сей вмѣсто того, чтобъ укрощать бунтовщиковъ, вдался въ роскошное житіе. Между тѣмъ Миръ-Махмудъ, сынъ Миръ-Вейса, убилъ своего дядю Этеля, а принялъ въ Кандагарѣ правленіе. Великіе произошли раздоры между Манзуръ Ханомъ и Беглербегомъ въ Гератѣ, для чего для Фатали Ханъ, Губернаторъ въ Мешедѣ, получилъ отъ двора указъ, чтобъ взять обоихъ подъ караулъ. Такимъ образомъ получилъ Миръ-Махмудъ время и случай къ наибольшему своему усиленію.
Потомъ Аббасъ Кули-Ханъ, сынъ Сефи Кули-Хана, получилъ Губернаторство въ Гератѣ, котораго прародители издавна пользовались симъ же достоинствомъ. Миръ-Махмудъ послалъ въ Гератъ не большое войско, подъ видомъ, яко бы забрать оттуда его родственниковъ. Аббасъ Кули-Ханъ, опасаясь другаго намѣренія, вознамѣрился оному противиться, и шелъ ему на встрѣчу три Агача отъ Герата до Маланскаго мосту. Самъ оставшись въ своемъ лагерѣ, приказалъ онъ своему дворецкому Ишиху Агази-Башѣ прогнать Авгвнцовъ. Но сей былъ побѣжденъ, и едва спасся бѣгомъ. Когда Ишикъ Агази-Баша возвратился къ Аббасу Кули-Хану, то сей отнявъ у него все имѣніе, посадилъ его въ темницу. Между тѣмъ Авганцы пошли назадъ. Спустя нѣсколько времени Ишикъ Агазъ-Баша нашелъ способъ склонить Аббаса Кули-Хана великими подарками, къ возвращенію себѣ прежняго чина. Но какъ нѣкоторые негодующіе въ уѣздѣ города Герата взбунтовались, и себѣ избрали въ предводители; Ишика Агази-Башу, то передавшись къ нимъ, напалъ онъ нечаянно на Гератъ, и Аббаса- Кули-Хана взялъ въ полонъ. Тогда въ Гератѣ былъ Дзаферъ Кули-Ханъ, Губернаторъ города Форага. Сей просилъ о тамошнемъ Губернаторствѣ, и оное получилъ.
Однажды ночью {При семъ помнить должно, что Магометане въ постъ мѣсяца Рамазана ѣдятъ токмо ночью.} во время поста, весь мѣсяцъ Рамазанъ продолжающагося, имѣлъ Дзааферъ Кули-Ханъ пиршество, на которомъ былъ Абдулла Ханъ и его сынъ Саадулла, что подало причину къ новымъ ссорамъ. Абдулла требовалъ большое блюдо нѣкотораго кушанія, и Дзааферовъ дворецкой отказалъ въ томъ посланному грубыми словами. Потому Саадулла съ 300 человѣкъ своихъ людей въ туже ночь вышелъ изъ города, и сталъ на нѣкоторомъ мѣстѣ, на три дни ѣзды отъ Герата. Дзааферъ Кули-Ханъ вышелъ съ 700 человѣкъ противъ его, но ничего не могъ здѣлать, потому что нѣкоторые знатные отъ него отпали, и перешли на другую сторону. Чрезъ то умножилось Саадуллово войско до 700 человѣкъ; и тогда онъ отважился, дать бой съ Дзааферомъ Кули-Ханомъ, и шелъ ему на встрѣчу. Приближившись къ непріятелю, притворился онъ, яко бы отъ страху назадъ отступаетъ, и чрезъ то уловилъ онъ Дзаафера Кули-Хана, что сей изъ укрѣпленнаго своего лагеря вышелъ. Какъ скоро сіе было здѣлано, то Саадулла напалъ на Дзаафера, и взялъ его съ полонъ. Потомъ пошелъ Саадулла въ Гератъ, гдѣ Ишикъ Агази-Баша, по совѣтованіи съ жителями города, отворилъ ему ворота. Но онъ скоро потѣрялъ всю любовь чрезъ учиненныя гражданамъ насильствія, потому что онъ многихъ съ женами и дѣтьми сажалъ безъ всякой причины въ темницы.
Шахъ думалъ сіи безпокойствія чрезъ то прекратить, что Фатали-Хана, Губернатора города Мешеда, здѣлалъ Сипазаларомъ, и послалъ его въ Гератъ съ многочисленнымъ войскомъ. По приближеніи сего къ городу, обратился Саадулла въ бѣгъ, и войско Фатали-Хана за нимъ гналося. На четыре дни ѣзды разстояніемъ отъ Герата поставилъ Саадулла свой лагерь. Со всѣхъ сторонъ обступили его многолюдствомъ, и взяли въ полонъ; но чрезъ нѣсколько дней Губернаторъ города Низабура выпустилъ его ночью. Тотже часъ Фатали-Ханъ учинилъ за нимъ погоню, и онъ бы легко его преодолѣлъ, естьлибъ въ тоже время, когда Фатали-Ханъ догналъ Саадуллу, не отпали отъ него нѣкоторые народы, въ семъ извѣстіи Дшемгирами называемые. Отъ того Саадулла пришелъ въ смѣлость, перемѣтчики ему помогали, Фатали-Ханъ убитъ на сраженіи, Саадулла вошелъ паки въ Гератъ; а Дшемгиры разграбили тамошнюю казну.
Потомъ казалось Саадуллѣ, яко бы онъ ничего больше опасаться въ Гератѣ не имѣетъ. И такъ захотѣлъ онъ итти въ Кандагаръ, чтобы съ Миръ-Махмудомъ дать бой о преимуществѣ. Миръ-Махмудъ послалъ ему на встрѣчу нарочитую силу, которая имѣла счастіе, убить его въ сраженіи. Миръ-Махмудъ послалъ голову его, яко бунтовщика имъ наказаннаго, къ Шаху, которой тогда находился въ Казбинѣ, желая чрезъ то доказать свою вѣрность, причемъ велѣлъ сказать: "что хотя его отецъ здѣлался Шаху невѣрнымъ: однако онъ не хочетъ ему въ томъ послѣдовать." Вскорѣ послѣ того и самъ онъ пришелъ ко двору, чтобъ еще больше увѣрить Шаха о своей вѣрности. Правда, что многіе знатные разсудили, что сему человѣку вѣрить не можно; скрывается де въ томъ токмо хитрость и обманъ, какъ то и отецъ его тоже дѣлалъ, старающійся обложить Шаха и его Министровъ, дабы ему тѣмъ удобнѣе произвести свое плутовство въ дѣйство: но Фетали-Ханъ, Ехтимъ-Девлетъ, или перьвой Министръ, такъ ему помогалъ, что Шахъ далъ ему еще многіе драгоцѣнныя подарки и одѣянія, и пожаловалъ ему грамоту, бытъ Губернаторомъ въ Кандагарѣ. И такимъ образомъ Миръ-Махумудъ отъ двора отпущенъ былъ.
Вскорѣ потомъ Зефи-Кули Ханъ объявленъ Сипазаларомъ, для усмиренія Герата, въ которомъ прежнія мятежи еще продолжались. Какъ сей пошелъ изъ Казбина, то Шахъ послалъ къ Миръ-Махмуду указъ, чтобъ онъ со своимъ войскомъ шелъ въ Гератъ, и вспомогалъ бы къ возстановленію общаго покоя. Но Миръ-Махмудъ подъ видомъ, яко бы онъ идетъ въ Гератъ, обратился на Кирманъ, завоевалъ городъ, и взявши въ плѣнъ многихъ жителей, повелъ ихъ въ Кандагаръ.
Мѣжду тѣмъ хотѣлъ Зефи Кули-Ханъ итти въ Мешедъ, но сошелся на дорогѣ съ войскомъ набѣгающихъ Курдовъ, подъ предводительствомъ одного Бега. Исбивши изъ оныхъ отъ семи до 8000 человѣкъ, чрезъ сіе такъ здѣлался неистовъ, что велѣлъ онъ порубить до 3000 человѣкъ собственнаго своего войска. Потомъ пошелъ онъ въ городъ Казиръ, гдѣ получилъ воздаяніе за свою свирѣпость. Малое войско Авганцовъ едва только показалось предъ городомъ, когда всѣ отъ него отпали. И такъ не трудно было Авгвнцамъ овладѣти городомъ, и казнить Зефи Кули-Хана, лучшей судьбины недостойнаго.
Толъ многіе внутренніе мятежи произходили прежде паденія царства Персидскаго, и открывали Миръ-Махмуду дорогу къ плѣненію самого Шаха въ его столицѣ. Въ то самое время, когда Шахъ отъ сего бунтовщика въ крайней находился опасности, Измаилъ-Бегъ былъ отправленъ изъ Испагани. Для того оканчиваетъ онъ здѣсь реляцію свою.
Къ сему извѣстію присовокупимъ мы еще другое, также отъ нѣкоего природнаго Персіянина произходившее, и по его разсказыванію записанное Нѣмецкимъ Офицеромъ въ 1725 году въ Дербентѣ. Когда въ 1720 году, приближился Миръ-Махмудъ къ Персидскимъ границамъ, то послалъ Шахъ Гусейнъ въ Дербентъ Полковника своей гвардіи Махмудъ-Бега съ нѣкоторою суммою денегъ, и съ указомъ къ Шамхалу и Узмею, владѣльцу надъ Хайтаками, чтобъ они къ защищенію Государства выслали свои войска противъ бунтовщиковъ. На посланные отъ Шаха деньги надлежало тому Полковнику вооружить войска, и содержать въ походѣ. Но оныхъ денегъ къ помянутому намѣренію недоставало. Махмудъ-Бегъ принужденъ былъ еще больше занять въ Дербентѣ. Коль мало чрезъ то произвѣдено въ дѣйство, и какъ напротивъ того оныя вспомогательные войска подъ предводительствомъ Сурхая и Даудъ-Бега отложились отъ Шаха, о томъ можно читать въ извѣстіяхъ {Зри Ежемѣсяч. Сочиненія 1760 на мѣсяцъ Сентябрь стр. 227.} Полковника Гербера. Не смотря на то требовали заимодавцы отъ Махмуда-Бега платежа; и понеже для воспослѣдовавшей въ Испагани перемѣны заплатить было нѣкому: то Махмудъ- Бегъ задержанъ былъ въ Дербентѣ. Его разсказываніе много разнится отъ извѣстія Измаила-Бега: однако за тѣмъ не должно всего опровергнуть. Такія обстоятельства надлежитъ оставить до будущаго лучшаго изѣяснснія.
На четыре дни ѣзды отъ Кандагара, такъ то начинается сіе извѣстіе, кочуетъ Татарскій нарядъ Калишинцами называемой, которой имѣетъ пропитаніе отъ скотоводства, и подобно какъ Калмыки и Монгалы, перекочуютъ со своими кибитками съ одного мѣста на другое, по тому, какъ паства для ихъ скота требуетъ. Они считаютъ себя вольными. Хотя и принадлежатъ къ Кандагару: Однако иногда передаются великому Моголу, какъ то въ военныя времена между Шахомъ и Моголомъ обыкновенно приставали они къ сильнѣйшей сторонъ. Они могутъ поставить войска, до 15000 человѣкъ, и имѣютъ своихъ Элбеговъ, или Князей, которое, достоинство за нѣсколько сотъ лѣтъ было наслѣдственно въ Миръ-Вейсовой фамиліи.
Въ то время, когда Миръ-Вейсъ былъ Элибегомъ надъ Калишинцами, послалъ Шахъ въ Кандагаръ Ханомъ, или Губернаторомъ Грузинскаго Князя, которой оставя Христіанскую вѣру принялъ Магометанской законъ. Сей взялъ туды съ собою нѣсколько тысячь человѣкъ своихъ земляковъ, кои чинили Калишинцамъ всякое утѣсненіе. Не довольно, что скотъ у нихъ похищали, главное сокровище, жены, не были отъ насильствія Грузинцовъ свободны. Элибегъ Миръ-Вейсъ жаловался о томъ Хану, и неоднократно повторялъ свои жалобы, но не токмо не получилъ никакой сатисфакціи, но еще и отказано ему поносными словами. Наконецъ отвѣтствовалъ онъ Хану съ огорченіемъ: "что онъ вѣрной слуга Шаху, которому и впредь готовъ сказывать всякое послѵшаніе, но понеже Ханъ не даетъ ему никакой управы надъ его земляками: то онъ принужденъ будетъ, самъ искать оную, и донести ІІІаху о несправедливыхъ Ханскихъ поступкахъ". Миръ-Вейсъ дѣйствительно послалъ ко двору свои на Хана жалобы. Но Ханъ жаловался также на Миръ-Вейса, и его описалъ, яко тайнаго врага правительству, "котораго стеречься должно, чтобъ онъ не произвѣлъ мятежей, надлежитъ его взять подъ караулъ, или со всѣмъ его истребить; есть ли сіе угодно, тобъ прислали ему о томъ указъ". О семъ слышалъ Миръ-Вейсъ, но ни мало не давалъ знать, что то ему извѣстно, токмо съ того времяни берегся онъ тѣмъ больше Ханскихъ подъисковъ.
Когда пришли ко двору съ обѣихъ сторонъ жалобы, то до тѣхъ поръ ихъ не разсматривали, пока Шахъ не предпріялъ ѣзду въ Мешедъ на поклоненіе. Тогда вздумалось Министрамъ, призвать къ себѣ Губернатора и Миръ-Вейса изъ Кандагара, дабы ихъ помирить, или прекратить ихъ ссоры судейскимъ приговоромъ. По приходѣ ихъ ко двору, Ханскіе доносы такое дѣйствіе имѣли, что Миръ-Вейсъ былъ арестованъ. Оказались доказательства, что дѣйствительно Миръ-Вейсъ худое имѣлъ намѣреніе, но къ тому подали перьвый ему поводъ ссоры съ Ханомъ. Нѣкоторые придворные служители за него вступились. Разсматриваніе поручено такимъ людямъ, кои еще напередъ были задарены Миръ-Вейсомъ. Самъ перьвой Министръ, или Эхтемаутъ-Деплетъ, держалъ его сторону, что послѣ еще больше оказалось. Чрезъ сіе учинилось, что разсматриваніе дѣла отставлено, и что одинъ изъ знатнѣйшихъ скопцовъ, Мугамедъ-Ага, въ великой милости состоявшей, учинилъ за Миръ-Вемса Шаху прошеніе. По сему Миръ-Вейсъ освободился изъ подъ караула, и назадъ въ Кандагаръ отпущенъ былъ съ Ханомъ, съ коимъ по виду и помирился и одинъ другому обѣщалъ между собою содержать дружество.
По возвращеніи ихъ въ Кандагаръ умѣлъ Миръ-Вейсъ оказывать себя совершенно довольнымъ, и такъ угодить Хану, что сей почиталъ его за наилучшаго своего правителя. Часто пріѣжжая въ Кандагаръ, всегда приходилъ онъ къ Хану на поклонъ, также и Ханъ не оставлялъ довольно его подчивать. Все подозрѣніе миновалось такъ совершенно, что когда Миръ-Вейсъ просилъ нѣкогда Хана, чтобъ онъ посѣтилъ его его въ его юртахъ: сей ему обѣщался, и чрезъ нѣсколько дней потомъ пришелъ къ нему съ малою свитою. Миръ-Вейсъ имѣлъ тогда свой станъ за пять Агачь, что въ семъ извѣстіи истолковано: три мили нѣмецкихъ, отъ Кандагара. Онъ принялъ Хана по дружески, подчивалъ его наилучшимъ образомъ, и упоилъ довольно. Но какъ по прощаніи Ханъ хотѣлъ садится на лошадь, то подговоренные на то люди Хана и его свиту изрубили.
Перьвая потомъ нужда была, чтобъ овладѣть городомъ Кандагаромъ, прежде нежели придетъ туда извѣстіе о произшедшемъ. На такой конецъ употребилъ Миръ-Вейсъ слѣдующую хитрость: надѣлъ онъ на себя платье убитаго Хана, и сѣлъ на его лошадь; знатнѣйшіе его служители также переодѣлись въ платье убитыхъ съ Ханомъ людей, и сѣли на ихъ лошадей. Миръ-Вейсъ поспѣшалъ напередъ, а нѣсколько тысячь его народу за нимъ слѣдовали. По приходѣ его къ городу, думали караульные, разсуждая по платью и по лошадямъ, что то ихъ Ханъ, и такъ отворили ему ворота. Ибо то было въ сумеркахъ, потому не могли они лица разпознать. Вдругъ караульныхъ порубили, и ворота обставили своими, пока протчей народъ Калишинцовъ прибылъ. Такимъ образомъ овладѣлъ Миръ-Вейсъ городомъ Кандагаромъ. Большая часть жителей, а особливо Грузинцы, побиты, и на ихъ мѣста посѣлились калишинцы въ городѣ.
Великое богатство, Миръ-Вейсомъ въ Кандагарѣ похищенное, привело его въ состояніе, чтобъ привлекать къ себѣ еще другихъ около живущихъ народовъ, и содержать ихъ на жалованье для своей обороны. Въ числѣ оныхъ наипаче были Авганцы, въ кибиткахъ же кочующей народъ, котораго считалось до 20000 человѣкъ. Понеже какъ сіи, такъ и Калишинцы, были Сунны, то одинакой ихъ законъ служилъ къ большему укрѣпленію общаго ихъ интереса. Всѣ Сунны провинціи Кандагасской почитали Миръ-Вейса за своего избавителя, отъ ига Персидскаго. Персіяне крайнее претерпѣвали отъ нихъ гоненіе, не будучи въ состояніи къ сопротивленію.
Между тѣмъ Миръ-Вейсъ безпрестанно имѣлъ съ знатнѣйшими двора въ Испаганѣ тайную перписку, кои остались на его сторонѣ, потому что присылаемые отъ него подарки по взятіи города Кандагара стали еще быть знатнѣе. Отъ того здѣлалось, что когда по полученіи извѣстія о явномъ взбунтованіи Миръ-Вейса, Шахъ указалъ, послать столько войска, сколько потребно, въ Кандагаръ, чтобъ не дать времени бунтовщику усилиться: то однако ничего не учинено. Все шло весьма продолжительно; ибо Эхтемаутъ-Деплетъ [перьвой Министръ] всячески старался Миръ-Вейса охранять; войско было раздѣлено на разныя партіи, яко бы чрезъ то хотѣли бунтовщику помочь въ побѣдѣ. Нѣкоторые думали, что Эхтемаутъ-Деплетъ о всемъ противъ бунтовщика предпріятомъ, вѣсть ему подалъ, и чрезъ то помогъ къ усиливанію его, и къ продолженію внутреннихъ безпокойствій. Но онъ за то и принялъ себѣ достойное наказаніе. Ибо какъ нѣкогда, посланное къ нему отъ Миръ-Вейса письмо съ драгоцѣнными подарками, попалось Шаху въ руки: то глаза ему выкололи, и другой возведенъ на его мѣсто.
Сія перемѣна при Дворѣ привела Миръ-Вейсовы дѣла нѣкоимъ образомъ въ замѣшательство. Лишившись своего защитника, началъ онъ бояться, что будутъ противъ его употреблять сильнѣйшія средства, которымъ долго противиться не будетъ въ состояніи. Того ради отправилъ онъ своего сродника посланикомъ къ Великому Моголу, съ такимъ предложеніемъ: что онъ и его народъ пойдетъ къ нему въ подданство, и здастъ ему городъ Кандагаръ, есть ли за то Великій Моголъ обнадежитъ его защищеніемъ противъ Персіянъ. Но Моголъ ужаснувшись такой измѣны, велѣлъ Посланцу обрѣзать носъ и уши, и послалъ его назадъ къ Миръ-Вейсу безъ дальнаго отвѣта.
Все счастіе бунтовщика зависило отъ худаго военнаго состоянія Персидскаго государства, которое во время правленія Шаха Гусейна въ такой пришло упадокъ, что не инако, какъ съ великимъ трудомъ, набрать войско было можно, и когда оное было набрано, то несогласіе между начальниками предупреждало всѣ добрыя намѣренія. Одинъ бунтъ возставалъ противъ другова, и напослѣдокъ никто не зналъ, которой стороны держаться, или кому повиноваться. Такимъ образомъ жилъ Миръ-Вейсъ 17 лѣтъ въ спокойномъ владѣніи Кандагаромъ, и какъ онъ умеръ въ 1719 году, {Безъ сомнѣнія произошла здѣсь ошибка. Ибо, что Миръ-Вейсъ умеръ въ 1717 году, то подтверждается всѣми прочими извѣстіями.} то сынъ его Миръ-Махмудъ послѣдовалъ ему въ правленіи, и въ бунтовскихъ умыслахъ на Персидское государство. Сей сверьхъ владѣнія Кандагаромъ, еще на пространнѣйшія склонился намѣренія, въ коихъ также счастіе ему послужило. Миръ-Махмудъ пошелъ въ Персію, и одну провинцію по другой присовокупилъ къ своимъ завоеваніямъ. Сказываютъ, что съ начала выступилъ онъ не больше какъ съ 15000 человѣкъ Авганцовъ. Но изъ сихъ помалу по удачливымъ произшествіямъ произросло великое войско. Какъ изъ Ширпана никакой не пришло Шаху помощи, то Миръ-Махмудъ въ 1732 году взялъ Испагань, и самаго Шаха съ большею частію его фамиліи посадилъ въ темницу. Онъ умеръ въ 1722 году въ Испаганѣ, и родственникъ его Ельщерифъ, [котораго мы называемъ Ешрефомъ] послѣдовалъ ему въ правленіи. Здѣсь кончится реляція Махмудъ-Бега {Можно еще читать о сихъ мятежахъ: Chronicon Peregrinantis, feu Historia ulyimi belli Perfarum cum Aghuanis gesti, которую книгу переведъ съ Турецкаго языка Профессоръ Клодій, и въ печать издалъ въ Лейбцигѣ, 1731, въ четвертку.}. Теперь мы продолжать будемъ разсматривать достопамятности въ журналъ господина Соймонова содержащіеся.
Когда Государь Императоръ изволилъ изъ Астрахани поѣхать въ Москву, то приказалъ Его Величество въ Казани и въ Нижнемъ Новѣгородѣ со всякимъ поспѣшеніемъ построить 30 большихъ гекботовъ, кои бы по вскрытіи рѣкъ поплыли въ Астрахань. Но дабы тѣмъ исправнѣе все произходило, то остались Маіоры гвардіи Румянцовъ въ Казани, а Князь Юсуповъ въ Нижнемъ Новѣгородѣ для надсматриванія. Дальное распредѣленіе Государя состояло въ данной Генералъ-Маіору Матюшкину инструкціи, въ которой написаны были сіи по Его Величества обыкновеннаго краткія, но важныя слова: "Когда придутъ весною изъ Казани 15 гекботовъ: тогда съ четырьми полками на оныхъ итти къ Бакѣ, и взять." Для сего остался Матюшкинъ въ Астрахани съ частію бывшаго съ Государемъ на Дербентскомъ походѣ войска. Гекботы пришли, которые съ великимъ поспѣшеніемъ вооружили, и еще пять галіотовъ и нѣколько бусъ прибавили. По вооруженіи росписаны были суда на три части. Одна часть состояла подъ повелѣніемъ главнаго командира Генерала Маіора Матюшкина, другія подъ командою Генерала Маіора Князя Трубецкова, а третьею командовалъ Бригадиръ Князь Борятянской. Капитаны-Лейтенанты Князь Урусовъ, Пушкинъ и Соймоновъ были главнѣйшими морскими Офицерами при трехъ частяхъ эскадры. Артиллеріею командовалъ Маіоръ [бывшей послѣ Полковникомъ] Герберъ.
Іюня 20 дня 1733 года отправились они отъ Астрахани, и шестаго Іюля прибыли къ Бакѣ, гдѣ суда посреди залива стали на якорь. Генералъ-Маіоръ Матюшкинъ взялъ съ собою изъ Астрахани письмо отъ Персидскаго Посла Исмаила-Бега къ Султану [главнѣйшему начальнику] города Баку, въ которомъ письмѣ Посолъ старался склонить Султана, чтобъ онъ здалъ городъ Россіянамъ. Сіе письмо послалъ Матюшкинъ съ Маіоромъ Нечаевымъ въ городъ, и при томъ велѣлъ сказать: "что онъ присланъ по Великаго Государя Императора Всероссійскаго указу, чтобъ принять городъ въ защищеніе противъ бунтовщиковъ: и того ради онъ уповаетъ, что Султанъ не будетъ противиться его предпріятіямъ, но наипаче поступитъ по предложенному отъ Измаила-Бега совѣту". Но Бакинцы устояли въ прежнемъ своемъ упорствѣ. Маіора въ городъ не пустивъ задержали два часа, на пристани, и отпустили съ слѣдующимъ словеснымъ отвѣтомъ: "Жители городя Баку вѣрные подданные Шахова Величества, и уже четыре года противъ бунтовщика Дауда стояли, да и впредь сколько бы оной бунтовщикъ жить ни имѣлъ, и сколько бы ни силенъ здѣлался, они того не опасаются, чего ради и войска на вспоможеніе себѣ ни единаго человѣка, и провіанта ни единаго батмана имѣть не желаютъ. Что же касается до письма Посольскаго, то оное де писано въ Россіи, и сверьхъ того они не обязаны, слѣдовать совѣту Измаила-Бега, ниже принимать отъ него повелѣнія".
Потому отвѣту приказалъ Матюшкинъ тотчасъ дѣлать настоящія приготовленія къ атакѣ. Сперьва командированы два Полковника, Остафьевъ и Безобразовъ, съ четырьмя баталіонами къ выходу на берегъ. И артиллеріи Маіоръ Герберъ получилъ приказаніе, чтобъ держать въ готовности два бомбардирскихъ гекбота, и еще пять другихъ, на которыхъ были 18 фунтовые мѣдные пушки.
Іюля 21 дня въ 7 часу поутру начали перевозить командированныхъ солдатъ на берегъ на шлюпкахъ и ботахъ подъ прикрытіемъ одного большаго бота и нѣкоторыхъ бусъ. Сіе дѣлалось безъ всякаго помѣшательства, и не малая часть солдатъ на берегъ сошли, и обметались рогатками. Но тогда появилась сильная изъ города конная выласка, въ надеждѣ что могутъ управиться съ россіянами, пока сіи не перевезутъ еще пушекъ на берегъ. Но въ томъ они обманулись. Маіоръ Герберъ имѣлъ уже двѣ полевые пушки въ готовности, съ коими какъ сталъ производить скорую стрѣльбу но немедлѣнно всѣ побѣжали назадъ въ городъ.
Тогда же и семъ гекботовъ, дна бомбардирскихъ, а пять для стрѣлянія бреша по данной отъ Генерала-Маіора Матюшкина диспозиціи, подшелъ ближе къ городу, полуциркулемъ стали на якорь. Осажденные думали, воспрепятствовать судамъ стрѣляніемъ изъ своихъ пушекъ, и дѣйствительно не было безъ труда людямъ, пока шли суда на предписанныя мѣста. Но какъ уже съ судовъ пушки дѣйствовать начали, то и часа не вытерпѣли Персіяне, отъ своихъ пушекъ побѣжали, и больше не было отъ нихъ стрѣльбы слышно. Мортиры также оказали свое дѣйствіе, и отъ третьей бомбы, искусствомъ Штикъ-юнеера Чиркова, учинился въ городѣ великой пожаръ. Въ тотъ день до вечера брошено 94 бомбы въ городъ. На берегу здѣлали батарею, подлѣ Россйіскаго лагеря помянутыхъ двухъ баталіоновъ, и поставили на оную четыре гоубицы. Какъ изъ сихъ, такъ и съ судовъ, день и ночь стрѣляли въ брешъ, чтобъ же дать осажденнымъ времени, проломанныя мѣста задѣлывать. И тако въ четыре дни довольной брешъ былъ здѣланъ, однако осажденные къ здачѣ еще никакой склонности не оказали, время препроводя въ пустыхъ выласкахъ на помянутую батарею, и то все на лошадяхъ, чаятельно для того, чтобъ скоряе отъ гонящихся за ними Россіянъ уйти возможно было.
Іюля 25 дня опредѣлено было взять городъ приступомъ, причемъ Генералъ-Маіоръ слѣдующее здѣлалъ распоряженіе: на берегу ночью учинить въ лагерѣ тревогу, яко бы оттуда учиненъ быть имѣетъ приступъ. Когда же осажденные обратятъ туда всю свою силу: то находящемуся на судахъ войску здѣлавъ десантъ итти въ проломное мѣсто. Но сему учиниться не можно было, потому что возсталъ въ ту ночь сильной съ берегу вѣтеръ, которой суда съ мѣстъ стаскалъ, такъ что и стрѣльбу продолжать было не можно. Сей случай употребили осажденные себѣ въ пользу, и въ ту же ночь задѣлали проломы, такъ что, какъ день насталъ, никакого вреда на отъ нихъ было не видно.
Слѣдующаго утра поимали Персіянина, которой ѣхалъ въ городъ съ арбузами. Привели его къ Генералу Маіору Матюшкину; но какъ онъ ничего не зналъ сказать: то разсудилъ Генералъ Маіоръ его отпустить въ городъ, и послалъ съ нимъ письмо къ начальнику и жителямъ города, слѣдующаго содержанія: "Генералъ Маіоръ укорялъ ихъ, что они не повѣрили письму полномочнаго Посла Шахова, и противились его совѣту; также и оскорбили его Генерала Маіора, что они посланнаго его не пустили въ городъ; они бы разсудили, что ихъ городская стѣна сколькобъ крѣпка ни была, однако отъ Россійскихъ ядръ развалилась; что же они проломы задѣлали и замазали, однако имъ то не поможетъ; замаска еще и высохнуть времени не имѣла, потому она отъ перьваго выстрѣлу паки развалиться можетъ. И для того бы они здались на дискрецію, что какъ учинятъ, то обнадеживаетъ ихъ Всевысочайшею Императорскою милостію, и что всякой при своемъ именіи остаться инѣетъ безъ малѣйшаго поврежденія; есть ли же они еще дольше противиться будутъ, и на тотъ день на милостивую дискрецію не здадутся: то при неминуемо воспослѣдующемъ взятіи города никому никакого пардона учинено не будетъ."
Сіе письмо имѣло такое дѣйствіе, что при полученіи онаго и одного часа не прошло, какъ осажденные выставили бѣлыя знамена на приморскихъ набережныхъ башняхъ. Да притомъ же съ берегу знаки давали, чтобы кого къ нимъ прислали, для свѣданія о ихъ намѣреніи. Генералъ Маіоръ послалъ двѣ вооруженные шлюпки съ Офицерами, съ коими пришли изъ города четыре депутата объявляющіе, что жители желаютъ здать городъ, и въ учиненной противности просятъ прощенія.
Въ присудствіи сихъ депутатовъ писалъ Генералъ Маіоръ Матюшкинъ договорные пункты, и послалъ оные съ ними въ городъ. Депутаты просили для здачи нѣсколько часовъ времени, дабы отворить ворота, которые при началѣ осады землею засыпали,
Между тѣмъ хотя сильной вѣтръ съ прежней ночи и много умалился, однакожъ вовсе не утихъ, и волненіе было не мало, чего ради не безъ труда было перевесть на берегъ Генерала Маіора Матюшкина, потому что онъ чрезвычайно боялся ѣхать на шлюпкѣ. Но ему неотмѣнно надлежало быть на берегу, для взятія города во владѣніе. Напослѣдокъ перевезли его на большомъ ботѣ.
На берегу находящіеся баталіоны были поставлены въ строй, а Бакинскіе жители почти всѣ вышли за городъ безъ оружія, увѣдомляя Генерала Маіора, что все ко вшествію Россіянъ готово. Вшествіе произходило въ наилучшемъ порядкѣ. Ворота и другія мѣста караулами заняли. Посреди города есть большая площадь, на которой стоитъ знатнѣйшая мечетъ. Тамъ учредили гауптвахтъ. Солдатамъ отвели квартиры въ двухъ пустыхъ каменныхъ караванъ-сараяхъ, въ