Случевский Константин Константинович
К. Случевский. Застрельщики. Спб. 1883

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

К. Случевскій. Застрѣльщики. Спб. 1883.

   Такъ называемая "изящная словесность" совсѣмъ, какъ извѣстно, оскудѣла, и потому, припомнивъ пословицу, что при безрыбьи и ракъ рыба, обратимся къ г. Случевскому.
   Ни застрѣльщиковъ, ни застрѣловъ никакихъ въ новомъ его произведеніи нѣтъ. Застрѣливаетъ развѣ только дѣвица Елена (наиболѣе добродѣтельная героиня произведенія, на которой авторъ останавливается съ особенною любовью), зайца на охотѣ. Застрѣльщиками г. Случевскій называетъ нашихъ культурныхъ піонеровъ, отправляющихся на Востокъ, преимущественно изъ Петербурга, для насажденія тамъ цивилизаціи, а, между прочимъ, конечно, и за карьерой или просто для того, чтобы весело жить-поживать и добро наживать. Дѣйствіе происходитъ на Уралѣ. Окраины, вообще, теперь въ модѣ.
   Исторія изображается г. Случевскимъ очень сложная, со множествомъ дѣйствующихъ лицъ, начиная съ фигуръ аристократическихъ, у которыхъ въ имѣніи дома, подобные гатчинскому дворцу (даже одинъ архитекторъ планъ ихъ дѣлалъ), и которые имѣютъ "такой чуткій къ служебнымъ успѣхамъ организмъ-, что, вслѣдствіе маленькихъ неудачъ по службѣ, бросили блестящую карьеру и перешли въ земскую дѣятельность, перешли, такъ сказать, въ оппозицію, и кончая старымъ аптекаремъ -- бывшимъ петрашевцемъ, студентомъ, не кончившимъ курса въ горномъ, вслѣдствіе какой-то исторіи, уральскимъ исправникомъ и протестующими рабочими; а обиліе интриги и разныхъ любовныхъ коллизій такое, что автору могли бы позавидовать оба Дюма и даже самъ Поль де-Кокъ.
   Главною осью, вокругъ которой расположены дѣйствующія спицы, является нѣкая богатая 70-лѣтняя княгиня Бирская. Остальное все -- ея знакомые, а главнымъ образомъ, ея воспитанники, воспитанницы, управляющіе, служащіе, прикащики, ревизоры и т. д. Само солнце -- княгиня проживаетъ и чуть двигается отъ старости въ Петербургѣ, а спутники ея вертятся и куралесятъ на Уралѣ, гдѣ у княгини имѣются золотые пріиски и большой сталелитейный и желѣзодѣлательный заводъ, который г. Слуневскій почему-то сравниваетъ съ громаднымъ, чудовищнымъ, фантастическимъ, пылающимъ орланомъ, радуясь, что онъ молчалъ въ то время, когда ночью подъѣзжала къ нему Лидія Михайловна Таринская, потому что "заиграй онъ свою бѣсовскую музыку -- дрогнула бы ночь, поднялся бы вихрь. Не дай Богъ!" (2). Управляетъ этимъ заводомъ нѣкто г. Пуславинъ, 45-лѣтній плутъ и селадонъ, женатый на Марьѣ Сергѣевнѣ, которая "чуть-чуть" постарше его и имѣетъ двухъ взрослыхъ дѣвицъ отъ перваго брака -- Елену и Лизу Тройниковыхъ. Первая -- красавица, охотница съ собаками и такой стрѣлокъ, что угостила разъ зайца въ самый лобъ, такъ-что онъ "растянулся моментально вслѣдъ за выстрѣломъ, перекувырнувшись самымъ забавнымъ (или, какъ она сама выразилась, курьёзнымъ) образомъ" (11). Вторая -- рожа, съ какими-то необыкновенными зубами, и при этомъ естествоиспытательница. Она очень любитъ рощи и "коллектируетъ въ нихъ, даже зимою, всякихъ насѣкомыхъ, летающихъ и ползающихъ, конечно, въ куколкахъ", а также и "гербаризируетъ" (10). Отъ Марьи Сергѣевны Пуславинъ имѣетъ еще самолично двухъ "карапузовъ", мальчиковъ 6 и 8 лѣтъ; но, несмотря на это, Марію Сергѣевну онъ не любитъ, а ухаживаетъ за падчерицею Еленою. Г. Случевскій поясняетъ, что "тутъ, повидимому, зарождалось одно изъ тѣхъ странныхъ, не лишенныхъ драматизма положеній, которыя, къ несчастію, не разъ имѣли и будутъ имѣть мѣсто въ жизни" (13). Марья Сергѣевна съ горя (а, вѣроятно, и отъ склонности къ спиртнымъ напиткамъ) пьетъ 3 рюмки водки заразъ, а иногда и больше, такъ что отъ нея нестерпимо несетъ водкою. Елена очень любитъ мать, и, замѣтивъ, что отношенія вотчима къ ней бываютъ лучше, когда она, Елена, съ нимъ ласковѣе, подаетъ ему надежды... Она какъ бы жертвуетъ собою для матери и въ то же время какъ бы не очень тяготится ухаживаніемъ за собою; но, конечно, она настолько добродѣтельна, что не позволитъ себѣ ничего... Она составила даже не лишенный геніальности планъ: "томить его, томить до безконечности!" "А когда, наконецъ, время, думала она, сдѣлаетъ свое, когда мать умретъ... О! съ какою злобою скажу я ему тогда, подлѣ тѣла матери скажу, что чувствую! какъ мучительно презираю... а до тѣхъ поръ: улыбка, доброта, предупредительность"... (31). Иного исхода, чтобы, напримѣръ, уйдти съ матерью или какъ-нибудь иначе поставить дѣло, дѣвица Елена не находила и потому стрѣляла въ лобъ русаковъ и продолжала съ удивительнымъ умѣніемъ вести Пуславина цѣлыхъ полтора года. Въ Елену былъ также влюбленъ еще молодой, служащій на заводѣ горный инженеръ, завѣдывавшій рельсо-прокатнымъ цехомъ, Климъ Кузьмичъ Холенко. Онъ не кончилъ собственно курса въ горномъ институтѣ, потому что замѣшался "въ какую-то политическую пропаганду", и носилъ горную фуражку самопроизвольно, но былъ человѣкомъ способнымъ. Елена его не любила, отказала ему, когда онъ сдѣлалъ ей предложеніе, но прочь не гнала, а видѣлась съ нимъ въ рощахъ, чѣмъ возбуждала въ Пуславинѣ ревность къ его подчиненному. Такъ стояло дѣло, пока не пріѣхала къ Пуславинамъ, въ качествѣ гувернантки къ карапузамъ, Лидія Михайловна Таринская, дѣвица лѣтъ 27, высокаго роста, съ карими глазами и густыми свѣтло-каштановыми волосами. Она пріѣхала прямо изъ Петербурга и была одною изъ представительницъ интеллигенціи (5). Въ дневникѣ, который она вела, и отрывочныя фразы изъ котораго г. Случевскій заставляетъ ее пробѣгать, между прочимъ, говорится: "Были у Бореля... по общественному мнѣнію -- подлость любить мужа подруги... Отецъ семьи, въ которую я поступила, въ Лондонѣ; его портретъ въ моей комнатѣ; странное что-то! Katzenjammer en miniature... всюду встрѣчаю кирасировъ; ничего не имѣю противъ" (id.). Представительница интеллигенціи была знакома нетолько съ Борелемъ, но и съ Донономъ, Дюссо и даже татарами, а подыскавшій ее пріятель Пуславина писалъ ему о ней, между прочимъ, слѣдующее: "Зная тебя, я выбралъ именно эту: помимо воспитательницы, она можетъ быть и кое-чѣмъ другимъ. Имѣю на это несомнѣнныя свѣдѣнія" (24). Г. Пуславинъ посмотрѣлъ и сейчасъ же задался вопросомъ: кто лучше?
   Рѣшеніе послѣдовало очень скоро: "Высокій ростъ, развитыя формы... Елена хуже... Глаза! глаза обѣщаютъ многое: они съ поволокой! Эти глаза, несомнѣнно, кое-что видѣли. Въ мои годы, подумалъ Пуславинъ:-- это будетъ даже лучше" (24). За объясненіемъ дѣло не стало, мѣстомъ послужила оранжерея, поводомъ -- романы Зола, которые дѣвицами усиленно читались, помощницею явилась Лиза, подружившаяся съ Лидіею Михайловною...
   Между тѣмъ, надъ Пуславинымъ собиралась гроза. Княгиня, прослышавъ про злоупотребленія на заводѣ, послала туда на ревизію домашняго своего доктора, Фирса Константиновича Дерамова. Взялъ онъ съ собою на ревизію какого-то счетчика; но слѣды къ его пріѣзду были ловко заметены, такъ что долгое время онъ все находилъ прекраснымъ (хотя счетчикъ что-то и выводилъ обратное), пока не начались доносы со стороны враговъ Пуславина, открывшіе припрятанные и незаписанные въ книгахъ матеріалы, высокую оцѣнку угля, и т. д. За первыми доносами посыпались другіе, наконецъ, принесли жалобу и рабочіе -- на обсчитываніе и обиды. Дѣло Пуславина было проиграно. Явился было на помощь исправникъ, думавшій напугать доктора обвиненіемъ его въ подстрекательствѣ рабочихъ къ бунту, но тотъ самъ напугалъ его письмомъ отъ губернатора. Пуславинъ сталъ думать о пріисканіи другого мѣста. Но онъ могъ подлежать еще уголовной отвѣтственности, потому что въ запечатанномъ докторомъ чердакѣ, гдѣ хранились утаиваемые матеріалы, находился и собственноручный какой-то документъ Пуславина. Тогда явился на помощь Холенко, предложившій выкрасть этотъ документъ, но подъ условіемъ, чтобы Елена сдѣлала", его Еленою и чтобы Пуславинъ, во что бы то ни стало, устроилъ это. Холенко не зналъ, что Пуславинъ уже увлеченъ Лидіей Михайловной, а тотъ поэтому слегка покобенился; но въ концѣ концовъ, конечно, ударили по рукамъ. Холенко пролѣзъ какъ-то въ крышу запечатаннаго магазина, выкралъ что слѣдуетъ и отдалъ Пуславину, зная, что въ горномъ вѣдомствѣ слово соблюдается свято. Слѣды уголовщины были такимъ образомъ скрыты. Въ сватовствѣ Пуславинъ потерпѣлъ неудачу. Елена пошла къ доктору Фирсу, который заинтересовался ея судьбою и разговаривалъ объ этомъ съ аптекаремъ, и сказала ему: "возьмите меня женой"! Докторъ нѣсколько подумалъ, но потомъ быстро рѣшилъ, вмѣстѣ съ аптекаремъ, что это будетъ съ его стороны лишнимъ добрымъ дѣломъ, а потому женился на Еленѣ и уѣхалъ съ нею и съ Марьей Сергѣевною въ Петербургъ, прямо въ домъ княгини. Пуславинъ сошелся, конечно, съ Лидіей Михайловною. Такимъ образомъ, наконецъ, все и разрѣшилось, если не къ общему благополучію, то къ удовольствію читателя, которому г. Случевскій разсказалъ такую длинную и по меньшей мѣрѣ запутанную и малоинтересную исторію. За Еленою сталъ было ухаживать тотъ самый молодой богачъ, у котораго домъ походилъ на гатчинскій дворецъ и къ которому они заѣзжали по дорогѣ. Онъ, хотя и говорилъ, что ни за что въ Петербургъ не поѣдетъ, даже хотя бы оттуда была къ нему депутація, но черезъ мѣсяцъ покатилъ за Еленою. Елена осталась, однако, вѣрна мужу, и мало того, когда черезъ три года, онъ умеръ, то осталась вѣрна даже его памяти и ни за кого замужъ не вышла. Такая ужь была натура.
   Таково содержаніе произведенія г. Случевскаго. Мы говоримъ все произведенія, а не романа, повѣсти, комедіи, драмы, хроники и т. д., потому что самъ авторъ затруднился отнести свое произведеніе къ какой-нибудь изъ этихъ формъ, а намъ это и подавно трудно. Форма и внѣшность, конечно, дѣло пустое, второстепенное; пусть это будетъ ни то, ни се, лишь бы было какое-нибудь содержаніе. Но когда это ни то ни се не заключаетъ въ себѣ ни опредѣленной мысли, ни общественныхъ типовъ, ни бытовой картины или даже просто болѣе или менѣе полного бытового очерка, а является просто рисункомъ, эскизомъ одной изъ совершенно частныхъ помойныхъ ямъ, то невольно является вопросъ: для чего и почему авторъ предался такому художеству? Положимъ, что ямъ этихъ у насъ довольно, но, тѣмъ не менѣе, онѣ остаются совершенно частными помойными ямами и вопросъ объ ихъ общественномъ значеніи, объ ихъ вредѣ, засыпкѣ или ассенизаціи въ одномъ только разрисовываніи для разрисовыванія всѣхъ ихъ подробностей и содержимого, кажется, не нуждается. Почему авторъ сосредоточился преимущественно на томъ, что менѣе всего относится къ общественной сторонѣ дѣла, на изображеніи портретовъ и половыхъ чувствъ нѣкоторыхъ изъ обитателей этихъ ямъ, зачѣмъ людей, попавшихъ въ эти ямы совершенно случайно и неожиданнно и перепачкавшихся тамъ или попавшихъ туда потому, что они и прежде были пачкунами, онъ все таки относитъ къ тѣмъ категоріямъ и къ той средѣ, изъ которой они вышли, почему Лидія Михайловна остается все-таки представительницею интеллигенціи и т. д.-- неизвѣстно. А такъ какъ это неизвѣстно, то мы, кажется, вправѣ будемъ заключить, что авторъ не имѣлъ рѣшительно никакой цѣли и что ему просто доставляло удовольствіе сидѣть около помойной ямы и изображать ее на полотнѣ. Это, собственно, самый худой родъ литературы, потому что, съ одной стороны, вы чувствуете, что изображается дѣйствительность, причемъ измѣнены только фамиліи и припущено разныхъ литературныхъ красокъ и цементовъ, для неузнаваемости и художественности, а, съ другой стороны, вы не знаете, сколько именно въ изображеніи осталось дѣйствительности, сколько подпущено вымысла, и художественности-то именно и не находите. Художникъ, обыкновенно, не придерживается того или другого лица въ частности, не снимаетъ съ него фотографіи, а собираетъ и создаетъ самъ черты, необходимыя для обрисовки извѣстнаго типа; онъ создаетъ типы, а не фотографическія карточки. А ужь вотъ разрисовать или, вѣрнѣе, размалевывать разныя подробности, разные румянцы и розаны, г. Случевскій любитъ. Онъ беретъ разныя кисти и разрисовываетъ ими иногда одно и тоже мѣсто (то вы видите у него манеру Тургенева, то манеру Зола, то Гюго); но по большей части изображаемое выходитъ какими-то полосами. Это подражаніе большимъ художникамъ и погоня за красками приводитъ г. Случевскаго къ тому, что печи у него клокочутъ (25), колокольчикъ рисуетъ монотонную, звуковую картину (1), ножъ въ молчаніи хмураго Урала тявкаетъ (30); бухгалтеръ, сопровождавшій д-ра Фирса, принадлежитъ къ типу людей, которые "дѣйствуютъ какъ та или другая кислота: оставаясь совершенно нейтральною относительно металла, она прожигаетъ стекло" (58); а когда въ домѣ княгини Бирской били часы, которыхъ было много, то "тутъ чуялась и какая-то грустная истома, и плясовая, не исключая и пляски смерти, и что-то такое отъ любви и ненависти, и то, что всего этого нѣтъ, нѣтъ"! (119) и т. н. Сравненіе аптекаря съ развалиною (стр. 76--7) очень напоминаетъ Гюго, точно такъ же, какъ и описаніе хорошихъ чувствъ человѣка: "хорошихъ чувствъ людскихъ много, неисчислимо много, но главныхъ-то, основныхъ едва ли болѣе, чѣмъ цвѣтовъ радуги. Да не есть ли это несообщенное библіей соотношеніе между радугой, засіявшей послѣ потопа, и обновленной тогда грудью людской? Благоволеніемъ была эта радуга; брызнули свѣтозарные лучи ея въ человѣка и горятъ"... (стр. 89). Или: "Цицеронъ въ Тускулумѣ, Горацій въ Тибурѣ, Барронъ въ Казинумѣ, Плиній въ.Таурентумѣ!.. Кромѣ, однако, француженки"! (стр. 143).
   А вотъ страничка разговора Лидіи Михайловны съ Лизой въ оранжереѣ, передъ приходомъ туда Пуславина, страничка, которой не встрѣтишь, пожалуй, и у современныхъ натуралистовъ, какъ Зола, Гюи-де-Мопасанъ и Поль-Алексисъ. Занимались дѣвицы разсадкою какихъ-то растеній и вели разговоръ о томъ, какъ сказалъ бы Зола., что "теплыя объятія земли, обнимая съ любовью корни этого маленькаго существа, внушаютъ ему любовь и будущее цвѣтеніе". Потомъ Лиза добавила:
   -- Но не все равно кто нажимаетъ землю. У красавицы Лидіи...
   -- Ну, вотъ опять...
   Лиза оставила работу и, уставивъ, будто въ пляскѣ, руки въ боки, глядѣла на Лидію Михайловну, улыбаясь во весь широкій свой ротъ.-- Чѣмъ не красавица?.. Уфъ! воскликнула она, неожиданно бросилась къ ней, обвила своими крѣпкими руками, будто струнами, и чмокнула -- впилась прямо въ губы. Задѣтый ею горшокъ полетѣлъ, полетѣлъ и другой... и оба разбились въ дребезги.
   -- Да что ты, въ самомъ дѣлѣ, Лиза!!.. немного разсердившись, отвѣтила гувернантка.-- Или ты мужчина? оставь... да ну, оставь же!
   -- Будь я на мѣстѣ папаши, проговорила Лиза, отойдя шага на два и опять-таки подбоченясь:-- я бы ужъ давно, давно...
   И уральская лесбіянка, сходная съ Сафо тѣмъ, что и та, по точнымъ извѣстіямъ, была очень некрасива, продолжала, улыбаясь, любоваться ею.
   Послѣдующее еще любопытнѣе. На послѣднія слова Лизы, что будь она папашею и т. д., Лидія Михайловна отвѣчала:-- Какъ же? сейчасъ! такъ это и будетъ! А сестрица?
   -- Что сестрица? съ нею послѣ твоего пріѣзда все кончено.
   -- Знаешь ли, шерочка... заговорила Лидія Михайловна, послѣ короткаго молчанія:-- вѣдь намъ съ тобою надобно все-таки объясниться, условиться... Вѣдь я такъ, при этихъ условіяхъ, пока мамаша тутъ и Елена... ни за что!
   -- Совершенно съ тобою согласна.
   -- Но вѣдь Викторъ Викторовичъ не остановится; особенно теперь, послѣ погрома, потребуетъ утѣшенія"... и т. д. (126).
   Далѣе разговоръ идетъ о поѣздкѣ въ Парижъ. Лиза проситъ Лидію устроить эту поѣздку и говоритъ: "вѣдь ты со мной не разстанешься? не правда ли? вѣдь тебѣ невыгодно со мной разставаться? вѣдь я все-таки ширма? Ну, говори же? да?". Лидія въ отвѣтъ только протянула ей обѣ руки и поцѣловала ее. Затѣмъ собесѣдницы замѣтили, что въ оранжерею направляется Пуславинъ. Лиза воскликнула: "судьба идетъ, меня здѣсь нѣтъ" и побѣжала спрятаться за дверь въ сосѣднее отдѣленіе оранжереи. Улыбнувшаяся ей возможность "незримо присутствовать при скабрёзной сценѣ, поясняетъ г. Случевскій, до такой степени поглотила ее, увлекла, что она себя не помнила отъ радости". (127)
   Натурализмъ г. Случевскаго, какъ видитъ читатель, очень разработанъ, и если онъ не особенно хорошаго тона, за то очень рѣзкаго и опредѣленнаго направленія. Не дурно также разработанъ имъ и вопросъ или даже цѣлая теорія ревизій частныхъ заводовъ и имѣній и получаемыхъ ревизорами со стороны свѣденій. Все это положено на топкую психолологическую подкладку.
   "При всей кажущейся сложности человѣческой натуры, такъ издалека начинаетъ рѣчь г. Случевскій, въ нѣкоторыхъ случаяхъ она оказывается безпомощно простого (рядъ примѣровъ)... Къ числу совершенно простыхъ, заурядныхъ явленій долженъ быть отнесенъ и общій ходъ всѣхъ такъ называемыхъ ревизій... Самый выгодный для ревизора образъ дѣйствій слѣдующій: онъ ничего не знаетъ; онъ олицетворенная простота; онъ даже удивляется, зачѣмъ его прислали. Оборони Богъ показаться лицомъ знающимъ посвященнымъ. Ревизоръ приступаетъ къ дѣйствію.. неумѣло; не трудно за, мѣтить, что онъ приступаетъ не съ того конца. Это... замѣчаютъ, рады успокоиться... Тутъ, непремѣнно тутъ, въ этой возвращающейся тишинѣ, начинаютъ, мало по малу, заговаривать кругомъ него всякіе нехорошіе инстинкты. Изъ нихъ то именно и будетъ онъ -- какъ говорятъ французы -- чеканить свою монету. Являются къ свѣту два типа людей, очень полезные оба. Одни -- это люди довольные существующимъ порядкомъ, но прислуживающіеся. Отчего же не помочь доброму человѣку... а пригодиться онъ все-таки можетъ. Прислуживанье заходитъ обыкновенно дальше, чѣмъ оно того желало... Ждать чего-либо большаго отъ этихъ людей вначалѣ ревизору нельзя; но важно, что они передъ своими отчасти скомпрометировались: они пригодятся. Дѣйствуетъ второй типъ. Это -- люди недовольные. Гдѣ ихъ нѣтъ недовольныхъ?.. Начинается наушничанье. При этомъ очень опасенъ тотъ случай, когда въ числѣ наушничающихъ является лицо подставное, т. е. такое, которое взяло на себя дипломатическую миссію... уяснить пропавшія копейки, чтобы скрыть рубли, и узнавать взгляды ревизора. Въ это время... существенною подмогою являются цифры и умѣнье читать вѣдомости, счеты, таблицы. Вся задача, весь трудъ въ томъ, чтобы наскочить на одну существенную, хотя бы и незначительную проруху. Сдѣлано это -- сдѣлано все! Наушничающіе начинаютъ тогда говорить вдвое громче и смѣлѣе; прислуживающіеся... становятся сами наушничающими; но ихъ показанія уже гораздо важнѣе показаній прежнихъ наушничающихъ, потому что они сами были въ дѣлѣ и ихъ не избѣгали, какъ тѣхъ. Точно фантастическая декорація разваливаются одна за другою всѣ хитросплетенія и укрывательства: Языки развязываются; показанія сыплются; бодрость оставляетъ самыхъ закоренѣлыхъ -- и желаемое зерно правды вылущивается. Въ удачныхъ ревизіяхъ, заключаетъ г. Случевскій должно заключаться высокое наслажденіе"...
   Вотъ какъ глубоко изучилъ г. Случевскій жизнь и психологію княжеской и барской челяди: управляющихъ, ихъ помощниковъ, конторщиковъ, и т. д. Знаніе не особенно, конечно, полезное, но все-таки знаніе, которое можетъ пригодиться... при ревизіяхъ.

"Отечественныя Записки", No 7, 1883

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru