Горячкина М. С.
Жизнь, отданная народу
Lib.ru/Классика:
[
Регистрация
] [
Найти
] [
Рейтинги
] [
Обсуждения
] [
Новинки
] [
Обзоры
] [
Помощь
]
Комментарии: 1, последний от 11/01/2009.
Горячкина М. С.
(
yes@lib.ru
)
Год: 1984
Обновлено: 28/08/2006. 68k.
Статистика.
Статья
:
Критика
Об авторе
Скачать
FB2
Ваша оценка:
шедевр
замечательно
очень хорошо
хорошо
нормально
Не читал
терпимо
посредственно
плохо
очень плохо
не читать
М. С. Горячкина
Жизнь, отданная народу
----------------------------------------------------------------------------
В. А. Слепцов. Избранное
М., "Детская литература", 1984
Вступительная статья, составление и комментарии М. С. Горячкиной
OCR Бычков М.Н.
----------------------------------------------------------------------------
Широкому читателю русская литература XIX века известна как горная цепь,
состоящая из вершин. Но не все знают имена многих талантливых и самобытных
художников слова, без которых невозможно понять образование этой великой
цепи, представить процесс ее становления.
Они незаслуженно находятся в тени и часто остаются забытыми. Так
случилось с творчеством писателя, революционного демократа Василия
Алексеевича Слепцова (1836-1878).
Время, прошедшее после Великой Октябрьской социалистической революции,
высоко оценило Н. Г. Чернышевского, как крупного писателя, вождя русской
революционной демократии 60-х годов, сплотившего в единый лагерь виднейших
деятелей русской культуры. Это же время воздало должное творчеству
революционных демократов последующих десятилетий, особенно большой школе
сподвижников великого русского сатирика Салтыкова-Щедрина. Наступила и
очередь В. А. Слепцова, писателя, близкого к Чернышевскому и Щедрину.
Переизданный в 30-е годы, он становится впоследствии объектом внимания и
читателей и литературоведов.
Всего сорок два года прожил В. Слепцов, но событий, которые включила в
себя эта короткая жизнь, хватило бы на жизни многих людей. Человек
разносторонне талантливый, человек красивый и обаятельный внешне, он
навсегда запомнился всем, кто с ним встречался хотя бы мельком. Сама судьба
готовила его быть народным любимцем. Погубило его то самое "трудное время",
которое стало темой его главного произведения.
Исключенный из дворянского института, семнадцатилетний Слепцов начинает
искать свое подлинное призвание: пробует учиться на медика, поступает
актером в театр, учится музыке. О том, что мог делать Слепцов,
свидетельствует письмо его к одной знакомой, где он просит найти ему любую
работу: "Вы можете припомнить хоть некоторые из моих многосторонних
способностей и разнообразных занятий, напр.: слесарь, столяр, портной,
механик, лепщик, рисовальщик, резчик, маляр..." Здесь упоминаются
действительно лишь "некоторые", а но все специальности, которыми в
совершенстве владел Слепцов. И это помещичий сын, мальчик, выросший в
обеспеченной семье, с детства обнаруживающий тонкий художественный вкус,
знающий многие языки, имеющий утонченные манеры. Какую силу воли, любовь к
труду надо было иметь, чтобы сделать из себя мастера-универсала. Несомненно,
эти качества Слепцов взял у народа, они же и стали его ключом к сердцам
простых людей.
Все, что написал Слепцов, - и очерки, и циклы очерков, и роман, - все
было результатом его непосредственных жизненных наблюдений. Он обошел многие
города и области России, Кавказа, многие провинции пешком, с котомкой за
плечами, часто без гроша в кармане, надеясь только на свои "золотые" руки.
Собирая, по поручению географического общества, фольклор, Слепцов проникал в
самые глухие деревни и рабочие поселки. Беседуя с крестьянами, рабочими
текстильных фабрик, он вел речь не столько о песнях и преданиях, сколько о
жизни людей, их каторжном труде, о народных угнетателях. На основе этого
материала написаны циклы очерков "Владимирка и Клязьма", "Дорожные заметки",
"Письма об Осташкове". Они были напечатаны в революционно-демократическом
журнале Некрасова и Щедрина "Современник". Слепцов вскоре был приглашен туда
постоянным сотрудником. Обретая свое настоящее место в жизни, Слепцов за
короткое время стал не только широко известным писателем, но и общественным
деятелем. 1862-1863 годы - время ареста Чернышевского и выхода в
"Современнике" его романа "Что делать?" - были поворотными в жизни Слепцова.
Идеи узника Петропавловской крепости, вождя русской революционной демократии
стали его идеями. Слепцов и в печати, и в своей конкретной деятельности
следовал героям, изображенным в романе Черныщевского. Он читал лекции на
женских курсах, в различных литературных кружках, собирал деньги в помощь
неимущим курсисткам, помогал организовывать трудовые артели. Наконец, в 1863
году на Знаменской улице в Петербурге Слепцов организовал коммуну, где
поселились и стали вести общее хозяйство молодые интеллигенты, мужчины и
женщины. Коммуна .была маяком для прогрессивно мыслящих людей не только
Петербурга, но и всей России. Ее участники жили напряженной духовной жизнью,
дискуссии собирали много людей. Слава о коммуне распространилась широко, и в
разных местах стали возникать подобные ей содружества молодежи.
Правительство отреагировало очень быстро. В донесении
обер-полицмейстера генерал-губернатора Петербурга И. В. Анненкова говорилось
о Знаменской коммуне: "В настоящее время мужчины и женщины, составляющие
этот кружок, обращают на себя общее внимание тем, что вздорные и нелепые
идеи свои стараются применить на практике к ежедневным занятиям своим и
образу жизни". Поползли пошлые лживые слухи и о поведении организатора
коммуны - Слепцове. Состав коммуны был разнородный: подлинные революционные
демократы жили вместе с людьми случайными, маскирующимися под
революционеров. Жила в ней и молодежь нетрудовая. В коммуне начались
разногласия и по идейным и по материальным вопросам. В июле 1864 года
коммуна распалась. Ее нежизнеспособность глубоко огорчила Слепцова, но это
был серьезный урок, многому его научивший. Слепцов понял, что подобным
способом социального строя не изменить. Начинать надо с изменения основ, с
воспитания классового сознания массы. Коммуна - это для последующего
общественного развития. И мечта о ней не покидала писателя. К ее изображению
Слепцов еще раз вернулся в романе "Остров Утопия", оборванном смертью.
Человеческая и литературная судьба Слепцова тяжела и вместе с тем
необычайно интересна. Он не был разночинцем, как Чернышевский, Добролюбов,
Писарев и многие его соратники по литературе. Он, как Щедрин и Некрасов,
вышел из помещичьей семьи, став непримиримым врагом всех эксплуататорских
классов. К признанию социалистического будущего России он пришел через
собственный горький опыт исследования русской народной жизни, пройдя
дорогами Владимирки и Клязьмы, изучая провинциальную застойную жизнь
городков, подобных Осташкову, осмыслив программу действий новых людей,
продолжающих дело героев романа Чернышевского "Что делать?". В своей
социальной повести "Трудное время" Слепцов не ответил исчерпывающе на
вопрос, поставленный Чернышевским, - слишком мало времени прошло, всего
около двух лет. Но картина русской действительности начала 60-х годов,
нарисованная им вслед за Чернышевским, стала для читателя гораздо яснее,
выводы обоснованнее, действия героев четче и определеннее, хотя Слепцов
чаще, чем Чернышевский, прибегает здесь к политическому шифру. Слепцов
многое развернул и доказал, чего не смог развернуть и доказать Чернышевский.
Это объясняется также и иным аспектом, иным поворотом темы.
Если у Чернышевского почти все внимание уделено характеристике самого
типа нового человека, обоснованию его необходимости, неизбежности появления,
раскрытию его духовного богатства, возвеличиванию его животворящей идеи, то
Слепцов взял этого человека уже в действии, в прямом противоборстве с
социальным злом. Перед читателем предстала крестьянская Россия - поле битвы
нового человека, которое у Чернышевского лишь угадывалось за сценой
происходящего. В. Слепцов сознательно строил свою повесть как продолжением
романа Чернышевского. Таким же сознательным подвигом во имя осуществления
идей Чернышевского была и вся жизнь Слепцова.
СТРОГАЯ ЛЮБОВЬ
В те годы, когда начал писать В. Слепцов (1861), в русской литературе
активно действовала большая группа писателей-разночинцев -
"шестидесятников": А. Левитов, М. Воронов, Г. Якушкнн, Н. Успенский и
другие. Все они в своих рассказах и очерках изображали жизнь народных низов,
в основном крестьянства. Но основная часть написанного ими посвящена
изображению нищего крестьянского быта, показу невежества, забитости. Это -
рабская, несчастная Россия, хотя и не лишенная национального своеобразия.
Рассказы и жанровые сценки В. Слепцова, близкие к этой литературе по
своему материалу, делают упор не на быт, а на изображение национального
русского характера: открытости, доброты, ироничности. Ироничность настолько
глубоко пронизывает большинство суждений автора, да и самих героев о себе,
что она вызвала в современной писателю критике упреки в нарочитой насмешке
над народом, в издевательстве над ним. Как правило, подобные упреки шли от
либеральных народолюбцев, считающих народ "меньшим братом", нуждающимся в
защите и покровительстве. Это чувство по отношению к великому русскому
народу В. Слепцов, как и все писатели революционной демократии,
категорически отвергал. Прекрасно видя отрицательные свойства народного
характера, привитые веками рабства и кабалы, Слепцов, как Чернышевский и
Щедрин, не считал возможным "ни нагибаться, ни кокетничать" с народом.
Народу нужна была правда о самом себе.
Герой романа Чернышевского "Пролог" - Волгин, намечая программу борьбы
за народные права, с горечью думает о покорности и долготерпении русского
народа, пережившего рабство. Но эти мысли не отнимают у Волгина веру в
грядущее, в преобразующие силы народа. С такой же беспощадной резкостью
обрушивался Щедрин на народную массу российских глуповцев и глуповские
порядки самодержавной России, взывая к светлому разуму народа и непоколебимо
веря в победу этого разума. Только враги народа могли умиляться
бескультурьем и детской беспомощностью угнетенных. "Уродская",
невежественная жизнь массы крестьянства была не только жалка, но и
ненавистна Слепцову. Это была жизнь, недостойная великого народа. И не
жалеть надо было народ, а внушить ему возмущение этой жизнью. Именно этой
цели служила ирония и самоирония в творчестве Слепцова.
Уже самые первые произведения-сценки Слепцова, рисующие гулянье в
Петербурге, вечер в глухой деревне, разговор в полиции, у мирового судьи, и
многие другие, раскрывающие бестолковщину, сумбурность жизни представителей
многих сословий и чинов и столицы и провинции, свидетельствовали и о
прекрасном знании автором окружающей действительности, и о
насмешливо-иронической оценке всего происходящего. Здесь пока нет четкого
разграничения правых и виноватых, угнетенных и угнетателей, кажется, что все
уравнены в нелепости всего совершающегося.
Первый очерк, под названием "Уличные сцены", дает как бы ключ ко всем
дальнейшим многочисленным "сценам", нарисованным Слепцовым. Весеннее гулянье
в Петербурге, с потасовками, болтовней случайных встречных, с глупыми
представлениями в русских и "иностранных" балаганах, которым вполне
соответствует такое же дурацкое поведение публики, при всем кажущемся
бессмыслии рисует точную, живую картину нравов и выявляет отношение к ним
автора. Автор внутренне смеется и отвергает эту дикую карусель жизни.
Ни в представлениях, ни в речах людей нет смысла, как, видно, нет его и
в жизни действующих лиц. Бессмыслица преследует и терзает русского человека,
и он сам умножает ее в силу инерции и невежества. В рассказе "Мертвое тело",
носящем подзаголовок "Деревенские сцены", показано, а вернее, разыграно -
так как он построен в форме пьески - глупейшее происшествие: двое пьяных
мужиков сообщили старосте, что видели на дороге, ведущей к деревне, мертвое
тело. Посланные туда караульщики тело не обнаружили - оказалось, что это был
пьяный прохожий, который, очнувшись, ушел. Так как о "мертвом" было уже
сообщено в полицию, то мужики, опасаясь скандала, уговорили этого прохожего
за вознаграждение снова лечь и притвориться мертвым. Приехав на место,
становой порет "ожившего" и, видимо, посадит его в острог как поджигателя,
потому что полиция в это время ищет еще и виновника пожара в соседнем селе.
В очерке "Свиньи", также имеющем подзаголовок "Деревенские сцены", дан
круговорот событий, спровоцированных дикими домыслами куравинских жителей.
Приказ начальства о починке дороги, по которой будет проезжать граф
Остолопов, местное население дополнило такими слухами, что они всколыхнули
весь уезд и чуть не привели к бегству всех мужиков в казацкое войско.
"...Дорогу такую хотят строить, чтобы на людях возить... который, слышь,
ежели везть не захочет, станет упираться, - того сейчас к лошадиному хвосту
привяжут и по чисту полю размычут", - толковали в деревне. Напуганные бабы
стали зарывать в землю домашний скарб, мужики оставили птицам неубранный
хлеб на полях.
Кончилось все тем, что граф проскакал мимо деревни, конвоируемый
напуганными свиньями и коровами, а окружной начальник вызывает на расправу
добровольцев - "казаков". Все это весьма близко к тому, что происходило в
щедринском Глупове и вотчинах, управляемых помпадурами.
Как и Щедрин, Слепцов отвергал многовековое долготерпение и невежество
народа, всеми силами стремясь пробудить в нем чувство социального сознания и
национальной гордости.
Очерки-сцены "Ночлег", "Питомка" написаны в строго сдержанной манере.
Они состоят из диалогов случайных людей, встретившихся на постоялом дворе
или в дороге. В разговорах раскрываются жизненные драмы, проявляются
характеры людей, показывается отношение их друг к другу. Автор сознательно
не сосредоточивает внимание на какой-либо одной судьбе или сюжетной линии.
Трагедия личности дается как часть, как конкретное проявление трагедии
обездоленной массы. И переживается она коллективно. Сойдясь вместе на
постоялом дворе, смертельно усталые, продрогшие в пору весеннего разлива,
люди не только отогревают свое измученное тело, но и черпают друг в друге
душевную силу. Оказывается, что их мысли, их судьбы - едины. И осознание
этого исцеляет боль, приносит некоторое облегчение, вселяет надежду на
лучшее. Люди добры друг к другу, хотя и не говорят слов утешения. Грамотный
солдат просто разъясняет прохожему мужику смысл бумаги из волости, а хозяйка
постоялого двора, слушая горестную исповедь мужика, бесплатно ставит перед
несчастным то одну, то другую еду. Рассказ прохожего о помещике, богатеющем
на штрафах с крестьян, и о том, как он, прохожий, добивался собственной
порки в волости и получил ее, только когда уплатил рубль, вызвал оживленное
обсуждение. Никто не удивляется нелепому поведению рассказчика, жаждущего
порки. Оно кажется естественным для человека, озабоченного скорейшим
возвращением к брошенному хозяйству. Главное для всех - это выживание
человека в погибельных условиях, противостояние социальному злу. Именно в
этом и заключается сюжет, который интересен не только слушателям прохожего
мужика, но и читателю, живущему столетие спустя. Рассказ прохожего мужика
слушают как историю своей собственной жизни. Им до боли знакомо
хозяйствование на земле, составляющей "камень да болото", знакомы порки,
знаком ненавистный тип послерсформенного помещика-кровососа, живущего
штрафами с крестьян, согнанных на гиблые земли, знакомо желание бросить все
и бежать куда глаза глядят. Поэтому так спокойно реагируют мужики на дикое
поведение мужа хозяйки постоялого двора, очумевшего от пьянства, воспринимая
его как обычное явление в этой ненормальной, античеловеческой жизни.
В очерке "Спевка" представление о трагической нелепости российской
действительности дано с предельной ясностью только через зарисовку спевки
церковного хора. Все происходящее комично и печально одновременно. Регент,
басы и тенора, озорные, чумазые мальчишки - альта и дисканта - симпатичны
читателю. И вместе с тем они несчастны и жалки, так как смешно и нелепо
занятие, которому они себя посвятили. Пение для них не искусство, а лишь
кормящее их ремесло. Все они весьма далеки от религии и не понимают смысла
церковных песнопений. Регент так разделывает текст, что от него остается
только набор звуков, "...баса ворковать, вот так: _Вюрую ву юдюнаго буга
утца_..." ...Слышите? "_Им же вся быша_" - раскатить! Всем рассыпаться
врозь!.. Раздайся! разлетись!.." "И воскресшего, в третий день по писанием"
- с _конфортом_. "И седящего одесную отца"... Фортиссимо-_ца-а_...
"Грядущего со славою судити живых и мертвых..." Трубные гласы, гром и
молния, треск... все разрушается... Рассыпься на триста голосов! Тенора',
валяй; одна октава гуди!..", и т. п.
В ответ на эти призывы "Баса равнодушно нюхали табак, а дисканта и
альта, закрывши нотами лица, фыркали и щипали друг друга". В перерыве один
из басов хвастается: "Я, братцы мои, нынче четыре службы отмахал. ...Как
драл, то есть ни на что не похоже. У Воздвиженья у ранней пел; там отошла -
я к Успению... Потом позднюю у Знаменья, да на похоронах апостола читал...
Всю ночь курили, "преподобную мати-сивуху" раз десять заставляли петь. Нынче
утром в осьмом часу домой вернулись. Вот мы как!" Кончается спевка всеобщей
попойкой басов и теноров и той самой грешной песней "Сели девки на лужок",
от которой регент предостерегал хор в начале. В сущности, и певчие и регент
люди неверующие, как не был верующим и сам автор, о чем он во всеуслышание
заявил с амвона в церкви, будучи учеником пензенского дворянского института.
Это признание дорого стоило Слепцову: из института его исключили и далее
начались мытарства по городам и весям России.