Сиротинин Андрей Николаевич
Новые сведения о Сандуновых

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

  

НОВЫЯ СВЕДЕНІЯ О САНДУНОВЫХЪ.

   Сандуновымъ посчастливилось. Послѣ любопытныхъ бумагъ о нихъ, открытыхъ г. Опочининымъ въ театральномъ архивѣ {См. "Историческій Вѣстникъ", 1889 г., т. XXXVIII, стр. 342.}, редакція "Историческаго Вѣстника" получила въ свое распоряженіе теперь новые и еще болѣе важные подлинные документы, освѣщающіе до сихъ поръ совершенно неизвѣстный періодъ службы Сандуновыхъ въ Петербургѣ послѣ ихъ свадьбы. Всѣхъ документовъ три: 1) просьба Сандуновыхъ императрицѣ объ отставкѣ; 2) справка объ ихъ службѣ и 3) объясненіе, поданное артистами по требованію императрицы. До сихъ поръ всѣ лѣтописцы нашего театра, за исключеніемъ одного Зотова, представляли дѣло такъ, что тотчасъ же послѣ свадьбы, молодые Сандуновы уѣхали въ Москву и поЈтупили тамъ на Медоксовъ театръ. Теперь оказывается, что они пробыли въ Петербургѣ еще цѣлыхъ три года и только весною 1794 года получили отставку, пройдя ранѣе черезъ цѣлый рядъ всевозможныхъ штарствъ. Подробно излагая всѣ эти мытарства, наши бумаги возсоздаютъ интерескую и вполнѣ законченную картинку театральной интркги прошлаго вѣка, давая не одну любопытную черту не только для характеристики современныхъ театральныхъ порядковъ, но и вообще для исторіи нравовъ.
   Читатели, можетъ быть, помнятъ, что только благодаря смѣлому обращенію къ самой императрицѣ, Лизанькѣ Урановой удалось избавиться отъ сластолюбивыхъ поползновеній Безбородки и выйти закужъ за Сандунова. Императрица такъ разгнѣвалась на помогавшихъ Безбородкѣ директоровъ театра, Соймонова и Храповицкаго, что въ тотъ же вечеръ, какъ получила отъ Лизаньки просьбу, 11-го февраля 1791 года, велѣла заготовить и указъ объ ихъ увольненіи. На другой день на ихъ мѣсто уже былъ назначенъ князь Николай Борисовичъ Юсуповъ. Но новый вершитель театральныхъ судебъ съ самаго вступленія молодой четы "подъ его команду" сталъ выказывать къ обоимъ супругамъ явное неблаговоленіе. Гордый и неуживчивый Сандуновъ. конечно, былъ но изъ такихъ людей, которыхъ пріятно имѣть хотя бы и подчиненными. Но кажется, что неблаговоленію князя были и другія постороннія причины, и не послѣднюю роль игралъ здѣсь все тотъ же Безбородко. Упрямый, какъ истый малороссъ и притомъ мстительный, Безбородко не могъ, повидимому, простить Лизанькѣ того представленія "Рѣдкой вещи", когда публично передъ всѣмъ театромъ насмѣялась она надъ его притязаніями. А можетъ быть, несмотря на неудачу, онъ все еще надѣялся достичь своего. не удалось поймать "Амура" золотой сѣткой, не соблазнили богатые посулы, но оставался еще неиспробованнымъ путь прижимокъ и всевозможныхъ притѣсненій. Какъ бы то ни было, съ самой свадьбы своей Сандуновы стали жертвою театральной интриги, ни мало не сомнѣваясь при этомъ относительно источника всѣхъ своихъ бѣдъ, какъ показываетъ слѣдующій разсказъ Сандунова о случаѣ съ театральными экипажами. Сандуновы, какъ и всѣ прочіе артисты, пользовались казенной каретой и лошадьми. Театральныхъ клячъ и допотопные экипажи можно и теперь отличить съ перваго взгляда. Въ старину, безъ сомнѣнія, они были еще въ болѣе безнадежномъ состояніи и нерѣдко грозили серьезной бѣдой, особенно же пѣвцамъ и пѣвицамъ, какъ Сандунова. "Отъ расщелявшихся экипажей и полтинныхъ на день пары лошадей она не разъ простужалась, но сколько ни просили артисты князя о замѣнѣ экипажа лучшимъ, хотя бы наемнымъ, въ отвѣтъ не получалось ничего, "кромѣ открытыхъ и язвительныхъ издѣвокъ". "Наконецъ, передаетъ Сандуновъ, въ своемъ объясненіи, прошлаго 792 года, ноября 24-го дня, жена моя, ѣдучи изъ театра послѣ представленія "Рѣдкой вещи", остановлена была дряхлостью лошадей и, простоявъ на улицѣ часъ съ четвертью, принуждена дойти домой пѣшкомъ, по мокрой тогдашней погодѣ, а, дошедъ, почувствовала ужаснѣйшую горячку, которой сколь ни мучительны были для насъ слѣдствія, но все несравненно сноснѣе тѣхъ слуховъ, которые объ насъ были распущены по всему городу и даже самимъ княземъ и съ прибавкою, что мы очень развратную ведемъ жизнь и потому ихъ должно-де непремѣнно развести и если бъ кто въ томъ могъ успѣть, я бы не пощадилъ на то 10,000 рублей. Это истинное израженіе князя и другія сему подобныя всюду имъ же самимъ разглашенныя". "Тотъ же князь -- пишетъ Сандуновъ въ другомъ мѣстѣ своего объясненія, -- при всякомъ разѣ, увидя мою жену, говорилъ, чтобъ она меня, какъ злобнаго и дурного поведенія человѣка, не слушалась и остерегалась -- пунктъ очень малый, но притомъ и очень замѣтный", оговаривается артистъ. Если ко всему этому прибавить, что неблаговоленіе князя стало, по словамъ артистовъ, особенно замѣтно послѣ того какъ Сандуновъ отдалъ подаренныя его женѣ Безбородкой карету и алмазныя вещи въ ломбардъ въ пользу бѣдныхъ и, несмотря на всѣ увѣщанія князя Юсупова, не захотѣлъ ихъ взять обратно, то за спиною князя Юсупова передъ нами ясно обрисуется другая фигура, державшая въ своихъ рукахъ всѣ нити задуманной интриги -- фигура Безбородки. Очень можетъ быть, что напуганной подозрительности Сандуновыхъ мерещилось то, чего не было, но во всякомъ случаѣ нельзя не видѣть, что всѣ притѣсненія. перенесенныя ими отъ князя Юсупова и по пунктамъ до мелочей изложенныя въ объясненіи императрицѣ, безъ всякаго труда укладываются въ общую рамку картины преднамѣреннаго и разсчитаннаго гоненія.
   Не успѣла еще Сандунова вполнѣ оправиться отъ простуды послѣ вынужденной прогулки пѣшкомъ въ ненастную погоду, какъ князь сталъ "со всевозможнымъ устращиваніемъ принуждать ее играть, называя болѣзнь ее притворствомъ, и играть, пишетъ Сандуновъ, не то что бы она по слабости могла, но именно "Венеціанскую ярмарку", гдѣ роль жены моей наитруднѣишая, наконецъ игранъ ею сей спектакль, но такъ, что послѣ каждой почти сцены она отъ слабости едва стоять могла, и тутъ открылось теченіе изъ горла въ крови и ломъ въ груди. Но онъ (т. е. князь), по окончаніи пьесы взошедъ къ ней въ уборную съ посторонними, видя ея растроенное здоровье, не только не тронулся тѣмъ ни мало, но черезъ день еще опять оную жъ ей играть приказывалъ; тутъ одни просьбы и устыженія стороннихъ убѣдили его отмѣнить жестокое сіе приказаніе, исполненіе котораго ей не только невозвратною потерею здоровья грозило, но и самой жизни стоить могло". Неудивительно послѣ этого, что и новаго экипажа артистка, несмотря на вышеописанный случай. могла добиться отъ князя только послѣ долгихъ просьбъ и напоминаній. Лошадей же такъ-таки и пришлось Сандуновымъ имѣть своихъ, издерживая на ихъ содержаніе и наемъ до 600 рублей въ годъ. Но это были не единственные расходы, на которые вынудилъ ихъ князь. Оправясь отъ болѣзни, Сандунова, "чтобы не потеряться безъ практики" стала продолжать свои занятія пѣніемъ, и ей понадобился учитель музыки. При театрѣ были такіе учителя, и князю ничего не стоило дать одного Сандуновой. Но онъ отказалъ наотрѣзъ, и артисткѣ пришлось нанимать сторонняго преподавателя, платя отъ 3 до 5 руб. за визитъ, что опять по словамъ Сандуновыхъ, обходилось имъ до 600 руб, въ годъ. Вмѣстѣ съ расходомъ на лошадей это составляло 1,200 рублей въ годъ -- сумма очень тяжело ложившаяся на бюджетъ обоихъ супруговъ. Приданое, полученное Сандуновымъ отъ императрицы за женою -- "300 руб. и по два куска гранитуру и атласу" -- пошло на заведеніе ихъ маленькаго хозяйства и единственнымъ рессурсомъ мужа и жены было ихъ общее жалованье -- 2,000 руб. въ годъ {Какъ видно изъ справки о службѣ Сандуновыхъ, сдѣланной, очевидно, для императрицы, Сандуновъ, поступивъ на службу въ Петербургѣ по опредѣленію комитета 1-го дскабря 1783 года, получалъ жалованья всего 500 руб.Ни при правленіи Стрекалова, 1-го января 1788 года, получилъ прибавку въ 200 руб, Затѣмъ при Соймоновѣ и Храповицкомъ онъ, 11-го сентября 1790 года, былъ. какъ извѣстно, уволенъ отъ службы. Когда же при князѣ Юсуповѣ и послѣ своей свадьбы онъ былъ обратно принятъ, 20-го февраля 1790 года, на службу, ему положили окладъ въ 1, 200 руб., на которомъ и оставался онъ вплоть до своей отставки въ 1794 году. Что касается до Сандуновой, то опредѣленная на службу, 20-го февраля 1791 года, съ жалованьемъ въ 500 руб., она въ 1792 году получила прибавку въ 300 руб., такъ что всего она получала 800 руб. Въ обшемъ выходило 2000 руб. Всѣ эти цифры, сообщаемыя справкой очень важны: онѣ окончательно устанавливаютъ хронологическія даты петербургской жизни Сандуновыхъ, которыя ранѣе можно быле обозначать лишь гадательно.}, -- но за вычетомъ вышесказанныхъ расходовъ въ 1,200 руб. отъ чего оставалось всего 800 руб. въ годъ, "Если бы князь, пишетъ Сандуновъ, благоволилъ уважить, хотя мало, мои о семъ представленія, то конечно бы мы не дошли до того состоянія, въ которомъ мы, безъ постороннихъ пособіевъ, едва могли пропитаніе имѣть".
   Но князь ни мало не думалъ объ облегченіи денежныхъ затрудненій артистовъ. Напротивъ, матеріальныя притѣсненія всегда были всемогущимъ орудіемъ въ рукахъ театральной интриги, и имъ не преминули воспользоваться и въ преслѣдованіи Сандуновыхъ. Когда отказать какой-нибудь просьбѣ артистовъ было невозможно, дѣлалось все, чтобы замедлить ея исполненіе. Вынужденные плохими обстоятельствами, артисты просили о бенефисѣ, но "цѣлый годъ, пишетъ Сандуновъ, едва былъ достаточенъ къ выполненію вашей просьбы. Наконецъ полученъ послѣ многихъ другихъ бенефисъ. Но онъ былъ новымъ поводомъ къ обидамъ, ибо ни одного не упущено случая, гдѣ бы мнѣ и женѣ не было отъ него (князя) симъ вспоможеніемъ упрекаемо до поношенія". Не довольствуясь прямыми притѣсненіями, князь, по словамъ Сандуновыхъ, позаботился даже лишить ихъ и тѣхъ средствъ, которыя добывали они побочными занятіями. Сандуновъ приготовлялъ актеровъ и актрисъ для частныхъ театровъ. Князь поспѣшилъ его очернить передъ его довѣрителями. Гдѣ не помогали совѣты, онъ пускалъ въ ходъ самое "убѣдительное доказательство" негодности Сандунова, какъ учителя: грозилъ, что если кто ему будетъ давать учениковъ, "онъ, какъ директоръ театра, лишитъ ихъ людей входа въ оный".
   Рядомъ съ этими матеріальными притѣсненіями шли прижимки другого свойства, больно задѣвавшія артистическое самолюбіе. Съ самаго начала артистовъ стали, выражаясь на театральномъ жаргонѣ, "затирать". Напрасно благодарные за оказанныя императрицею милости супруги "усугубили" оба старанія свои по должности и "съ превеликой рачительностью" играли во всѣхъ тѣхъ пьесахъ, которые подходили къ ихъ амплуа. Дирекція не замѣчала ихъ усердія. Видя, что театръ перебивается однимъ старьемъ я боясь, какъ бы Сандунова "не потерялась отъ единообразности игры четырехъ или пяти оперъ", артисты рѣшились заказать новую оперу на свой счетъ въ полной увѣренности, что дирекція не откажется ее дать. Но и здѣсь ихъ старанія "оказать услугу и выгодность театру" привели только къ тому результату, что они потеряли 400 руб., въ которые обошлась имъ опера. Представленная въ дирекцію въ октябрѣ 1791 года, она, несмотря на всѣ ходатайства передъ княземъ Юсуповымъ, пролежала два съ половиною года у капельмейстера Мартини и въ концѣ концовъ актеры должны были взять ее назадъ. Для "яснѣйшаго уразумѣнія" неблаговоленія князя, артисты доносили императрицѣ, что даже приказаніе графа Платона Александровича Зубова, чтобы Сандунова играла въ оперѣ "Флейта", осталось безъ послѣдствій, и артистку обошли и здѣсь "для того единственно, чтобы отставить ее отъ всякой новости".
   Понятно, что, мѣшая успѣхамъ актрисы передъ обыкновенной публикой, дирекція еще старательнѣе заботилась не дать ей отличиться передъ императрицей. Много разъ Сандуновы просили князя доставить ей возможность выступить при дворѣ въ тѣхъ новыхъ пьесахъ, гдѣ она пользовалась успѣхомъ. Но за цѣлые три года, кромѣ оперы "Федулъ", {"Федулъ" былъ впервые данъ 16-го января 1791 года, т. е. еще до свадьбы Сандуновыхъ я до директорства князя Н. Б. Юсупова. "Школа злословія", Шеридана была переведена съ англійскаго, какъ говорятъ, великими князьями Александромъ и Константиномъ Павловичами. въ юности, когда они оба учились англійскому языку, подъ руководствомъ И. М. Муравьева-Апостола. Первое представленіе этой комедіи въ Эрмитажѣ Араповъ, основываясь на дневникѣ А. В. Каратыгина, относитъ къ 3-му декабря 1794 года. Но объясненіе Сандуновыхъ помѣчено апрѣлемъ 1794 года. Вѣроятно, у Арапова ошибка, какихъ не мало въ первой половинѣ его книги.} сочиненіе самой императрицы и двухъ разъ "Школы злословія", Сандуновой ничего такъ и не удалось сыграть передъ своей высокой покровительницей.
   Характеренъ слѣдующій, хотя и мелочной случай. Однажды князь черезъ Сандунова приказалъ его женѣ именемъ императрицы занять въ Эрмитажѣ роль актрисы Софроновой и даже далъ на то письменный адресъ. "Послѣ же, пишетъ Сандуновъ, по претензіи о семъ оной Софроновой, отъ онаго формально отозвался, сказавъ, что я это о семъ просилъ для своей жены, и приказанія но, то вашего величества никакого не было, и тѣмъ разстроены стали со многими въ сотовариществѣ". Сандуновъ и самъ по себѣ былъ неуживчивъ; безъ сомнѣнія, случаи, подобные вышеописанному, подливали еще болѣе масла въ огонь. Съ матеріальнымъ и служебнымъ притѣсненіямъ присоединялось и третье орудіе всякой театральной интриги -- сѣялись закулисные раздоры. Всѣ эти утѣсненія были тѣмъ чувствительнѣе, что они шли отъ самаго директора и нерѣдко были совершенно неотразимыми. Стоитъ только начальнику не взлюбить подчиненнаго, чтобы на каждомъ шагу находить случаи досаждать ему такъ или иначе. А князь Юсуповъ, повидимому, особенно недолюбливалъ Сандунова и не упускалъ случая отозваться о немъ съ самой худой стороны.
   "Въ бытность здѣсь въ Санктпетербургѣ, передаетъ артистъ въ своемъ объясненіи, его свѣтлости покойнаго князя Григорія Александровича Потемкина-Таврическаго и при представленіи комедіи "Братомъ проданной сестры" {"Преступникъ отъ игры или братомъ проданная сестра", комедія Ефимьева, Сандуновъ игралъ здѣсь роль слуги Семена. Въ этой роли онъ изображенъ на портретѣ, снимокъ съ котораго приложенъ къ 9 кн. "Ист. Вѣс." 1889 г.} я имѣлъ счастіе заслужить его благоволеніе до того, что угодно ему было бросить мнѣ на театръ нѣсколько сотъ червонныхъ; князь, будучи тутъ же въ ложѣ, и изъ сего лестнаго для меня благоволеній и чести составилъ чувствительнѣйшую обиду и поношеніе, сказавъ его свѣтлости: первое, что сіе здѣсь не въ употребленіи, а второе, что я недостоинъ сего знака отличія, ибо я при весьма дурномъ поведеніи пьяница и гордецъ. И такъ мало для него казалось лишить меня знака милости его свѣтлости, нужно было и обнести до совершенства".
   "Развратникъ", "пьяница", "гордецъ" -- вотъ, значитъ, эпитеты, какими разукрашивалъ князь имя Сандунова.. Здѣсь еще можно однако оправдывать князя, хотя, конечно, нравственныя качества артиста были не причемъ въ оцѣнкѣ и поощреніи его дарованія; но вотъ случай, изъ котораго видно, что князь не гнушался ничѣмъ, чтобы очернить нелюбимаго имъ артиста. "Жена моя, разсказываетъ Сандуновъ, получа охоту къ дѣйствованію въ драмахъ и трагедіяхъ, избрала трагедію "Сорена" и, выуча оную, хотѣла ее играть; а тѣмъ болѣе, что актрисы къ занятію сихъ ролей у театра не имѣется -- трагедія, хотя и печатная и все излишнее изъ нея со тщаніемъ вычернено и выброшено, но оную играть княземъ не позволено. Симъ бы и должно было все окончиться, и намъ за усердіе наше къ театру, если не награжденіемъ, то по крайности обычнымъ спокойствіемъ пользоваться надлежало; но князь по принятымъ противу насъ поступкамъ и симъ воспользоваться не преминулъ, и обратилъ оное въ чувствительнѣйшее мнѣ пораженіе, утверждая открыто, что выборъ сей трагедіи непремѣнно мой единственно, хотя мы всѣмъ театромъ оную выбрали, и всѣ вообще чернили оную ". Чтобы понять, въ чемъ тутъ была суть, надо знать, что "Сорена", трагедія, нѣкогда пользовавшаяся большимъ успѣхомъ и составившая славу ея автора, слѣпого Николева, имѣла но мало стиховъ очень рѣзкихъ, которые легко было истолковать въ дурную сторону. Тамъ былъ напримѣръ такой монологъ:
  
   "Исчезни навсегда сей пагубный уставъ,
   "Который заключенъ въ одной монаршей волѣ!
   "Льзя-ль ждать блаженства тамъ, гдѣ гордость на престолѣ
   "Гдѣ властью одного всѣ скованы сердца?
   "Въ монархѣ не всегда находимъ мы отца"!
  
   Въ Москвѣ графъ Брюсъ не рѣшился даже допустить представленія трагедіи, но императрица, когда ей было объ этомъ доложено, сняла запрещеніе. "Авторъ возстаетъ противъ самовластія тирановъ, а Екатерину вы называете матерью", -- сказала она и сама велѣла напечатать трагедію въ "Россійскомъ Ѳеатрѣ". Но это было до французской революціи. Въ началѣ же 90-хъ годовъ, когда напуганному событіями на Западѣ правительству мерещились всюду заговоры, когда предавали всесожженію княжнинскаго "Вадима", ссылали Радищева и заключали въ крѣпость Новикова, на выборѣ для постановки "Сорены" можно было легко построить цѣлое обвиненіе въ политической неблагонадежности. И князь Юсуповъ, повидимому, не прочь былъ набросить тѣнь на Сандунова и въ этомъ отношеніи. "Не было, -- пишетъ артистъ, -- ни однихъ по театру раскиданныхъ вздорныхъ и безумственныхъ стиховъ, коихъ бы сочиненія князь не выдавалъ на счетъ моего сочиненія и призывая неоднократно, уграживалъ мнѣ Степаномъ Ивановичемъ" {Шешковскій.}.
   Эти угрозы придаютъ своеобразный историческій колоритъ театральной интригѣ, отдѣльныя перипетіи которой только-что прошли передъ нами въ изложеніи самого Сандунова. Все было пущено въ ходъ противъ артистовъ -- и крупныя утѣсненія и мелкія прижимки. Но мелочи, будучи, по словамъ Сандуновыхъ, "тьмочисленными" и повторяясь на каждомъ шагу, иной разъ уязвляли еще больнѣе, чѣмъ крупныя непріятности. Соединяясь-же вмѣстѣ, все это легко могло довести "до совершеннаго отчаянія". И доводили многихъ. За примѣрами ходить не далеко. Но Сандуновы были не таковы, чтобы ихъ сломить. Ихъ удалось только выжить изъ театра. Финалъ, которымъ разыгралась вся эта исторія трехлѣтнихъ преслѣдованій, уже всецѣло относится къ исторіи нравовъ прошлаго вѣка, и вотъ какъ доносили о немъ императрицѣ сами Сандуновы въ своемъ прошеніи объ отставкѣ. Оно такъ живо и интересно, что мы приводимъ его здѣсь цѣликомъ, исправивъ только орѳографію: {Прошеніе, какъ и объясненіе Салдуновыхъ, писано писарской рукой и только подписано самими актерами, такъ что удерживать орѳографію не представляется надобности.}

"Всеавгустѣйшая Монархиня!
"Всемилостивѣйшая Государыня!

   "Благость и правосудіе, окружающія освященный Вашъ Престолъ, подаютъ смѣлость подвергнуться къ стопамъ Вашего Императорскаго Величества гонимымъ и бѣдствующимъ супругамъ, не имѣющимъ на всей земной поверхности, кромѣ Васъ, Всеавгустѣйшая матерь, инаго себѣ покровительства. Воззри, Всемилостивѣйшая Государыня, на слезы и бѣдствіе наше окомъ милосердія, съ каковымъ пріемлешь всѣхъ несчастныхъ подъ кровъ благости Твоея, Три года наслаждались мы блаженствомъ, дарованнымъ намъ отъ Вашего Величества, три года злоба сильныхъ удручала меня и жену мою различностію пораженій, негнушаясь противъ насъ употреблять ни ѣдкэ.го злословія, ни всеочерняющихъ пасквилей, и всего того, что могло содѣйствовать къ совершенной нашей пагубѣ: три года воображали мы, обожая Тебя, нашу благотворительницу, что злобствующіе имѣть могутъ услажденіе и конецъ въ гоненіи ненавидимыхъ; но событіе не отвѣчало нашему чаянію: по мѣрѣ нашего совершеннаго терпѣнія, возростали совершенныя угнетенія и наконецъ увидѣли мы разрушеннымъ покой нашъ до основанія. Директоръ нашъ, князь Николай Борисовичъ Юсуповъ, угнетая насъ различными притѣсненіями. довелъ до совершеннаго отчаянія, которое превзойдя всѣ мѣры нашего терпѣнія, принуждаетъ противъ воли нашей безпокоить Ваше Императорское Величество, льстясь надеждою, что вы, яко милосердая мать, вопль и и просьбу чадъ своихъ милостивно внять соизволите. Такъ, Великая Государыня, я съ женою моею, обоготворяя Васъ, признаваемъ за истинную матерь, устроившую наше блаженство, а потому и осмѣливаемся горести, удручающія сердца наши, изъявить вамъ:
   "Нынѣшняго генваря 21-го дня, жена моя, пріѣхавъ въ Каменный театръ, сѣла въ ложу, актрисамъ всегда отдаваемую; но итальянцемъ Казасіемъ {А. Н. Казасси былъ смотрителемъ за сборами.} изъ оной была, самымъ грубымъ образомъ, выводима въ парадисъ, и на вопросъ ея, кто ей назначилъ тамо сидѣть, онъ отвѣтствовалъ, что князь ему приказалъ всѣхъ русскихъ актеровъ и актрисъ сажать тамо; жена моя, не пошелъ въ парадисъ, поѣхала домой и на другой день относилась о томъ письмомъ къ его сіятельству, но вмѣсто чаемаго нами на итальянца удовлетворенія: ибо мы никакъ не ожидали, чтобъ онъ не сдѣлалъ сего самовольно. такъ какъ князь предоставилъ ему совершенное распоряженіе всего театра: но вмѣсто разобранія сей обиды письмо ея принято княземъ за письмо ругательное, и не изслѣдовавъ ни онаго, ни существа дѣла, приказалъ насъ обоихъ, не пріемля никакихъ недовольно оправданій, но и не видя насъ, взять въ контору подъ караулъ, -- Вдругъ приходитъ театральной команды офицеръ съ вооруженными солдатами, возвѣщаетъ намъ именемъ его сіятельства, что мы беремся подъ стражу -- жена моя и я, не имѣя никакой за собой вины, кромѣ правилъ честности, слѣдуя оной по силѣ нашей возможности, мы были оба тѣмъ поражены совершенно; а особливо бѣдная жена моя, которая за мѣсяцъ передъ симъ происшествіемъ, бывъ беременною, выкинула; ее столько сіе поразило, что едва осталася жива; я, нехотя вѣрить видѣнному мною и спрашивая отъ присланнаго офицера, какъ преступникъ, почти со слезами, чтобы мнѣ позволено видѣть князя, узнать причину вины нашей, съ великимъ его упорствомъ получилъ на то позволеніе; теперь соизвольте, Милосердая Матерь, замѣтить, что несчастная моя жена въ совершенно истеричной болѣзни лежащая на постели, окруженная и тащимая солдатами, противу всякой благопристойности, безъ сомнѣнія по особому на то приказанію. Я чувствительности сердца Вашего Величества предоставляю судить, сколь разительна была сія картина для мужа, обожающаго свою жену, жену, которой все преступленіе въ томъ, что любитъ своего мужа и не хочетъ сдѣлаться въ угодность сластолюбцевъ развращенною женщиною.-- Я пріѣзжаю къ его сіятельству, прошу позволенія его видѣть, но мнѣ отвѣтствуютъ, что онъ нигдѣ индѣ не хочетъ меня и жену мою слушать, какъ въ конторѣ; я пріѣзжаю въ контору, куда тоже пріѣхалъ его сіятельство -- спрашиваетъ меня, гдѣ моя жена? я ему отвѣтствую, что послѣ поступленнаго съ нею она теперь больна и затѣмъ сюда не пріѣхала, да она же, по его приказанію, содержится ужъ подъ стражею дома; потомъ спрашиваю его сіятельство, за что столь непомѣрная жестокость съ нами происходитъ. Онъ отвѣтствуетъ, что за письмо ея, которое онъ признаваетъ для себя ругательнымъ; я отвѣтствую, что оное таковымъ ни почему почесть нельзя, и просилъ по оному меня выспрашивать, и что я не премину его объяснить и оправдать, и чтобъ позволилъ мнѣ его сіятельство оное при себѣ прочесть. Князь мнѣ возражаетъ, что онъ мнѣ не дастъ и никакія мои оправданія недѣйствительны, когда онъ находитъ его предосудительнымъ. Я, вынимая копію и читая, испрашиваю на оное обвинительныхъ вопросовъ, получаю, отвѣтствую, объясняю и совершенно оправдываю оное и даже до того оправдалъ, что самъ его сіятельство, не находя достаточныхъ причинъ ни возражать на письмо, ни обвинить за оное, выпускаетъ меня изъ конторы и изъ-подъ караула -- но симъ не кончилось. Отъѣзжая, приказываетъ жену мою, въ какомъ бы она положеніи ни была, не взирая ни на что. притащить въ контору подъ караулъ. Слабы мои слезы смягчить жестокое сіе приказаніе, не принимаются ни просьбы мой, ни доказательства; онъ отъѣзжаетъ, даже восхищаясь моимъ отчаяньемъ -- пріѣзжаю домой, вижу выполняемыя его приказанія: пренесчастную мою жену опять принимаются тащить, но ужъ съ угрозами, съ разными грубостями и насмѣшками. Государыня, судите еще теперь мое состояніе и сколь должно быть растерзано бѣдное мое сердце и къ чему я могъ тутъ прибѣгнуть, развѣ къ одной моей правотѣ и чувствованію оной; но сколь слабый помощникъ правота, когда она подавляется насильствомъ. Къ жалобамъ? но отъ меня и оныхъ никто не приметъ, потому что я и жена моя, едва не во всемъ здѣсь городѣ, описаны самыми черными красками и злословіе вездѣ успѣло, въ угодность злобствующихъ исполиновъ, превратить насъ въ сущихъ изверговъ. Мы остановились на томъ, что влекутъ насильственно съ постели жену мою -- вдругъ приходитъ отъ его сіятельства повелѣніе въ контору ее не брать, но заарестовать насъ обоихъ дома, не давать намъ ничего, кромѣ воды и хлѣба, недопускать къ намъ никого сторонне-приходящихъ, а пришедшихъ не выпускать. Итакъ, всѣ ко мнѣ пришедшіе такъ же, какъ и я съ женою, безвинно были арестованы; мы первую ночь: да дай Боже, чтобъ и послѣднюю: препроводили при 4-хъ вооруженныхъ солдатахъ и одномъ сержантѣ, который не преминулъ вездѣ осмотрѣть и разспросить, безъ сомнѣнія тоже по приказанію, нѣтъ ли гдѣ потаенныхъ выходовъ? Наконецъ проведена нами ночь. Слабо перо мое изъяснить точность моихъ тогдашнихъ чувствованій! потомъ приходитъ утро и начинается, по полученному отъ него приказанію, приступъ брать опять жену мою въ контору; и на отвѣтъ мой, что я еще не одѣлся и что двумя наказаніями одна вина не наказывается, мнѣ кричатъ караульные, чтобъ я отперъ двери и къ нимъ вышелъ; караульный офицеръ сказываетъ, что сейчасъ князь приказалъ опять взять въ контору и если она станетъ отговариваться, то они будутъ брать ее, какъ бы ушедшую колодницу; я прошу, чтобъ хотя часа 3 или 2 погодили до тѣхъ поръ, пока ей хоть мало будетъ полегче, ибо она, не спавъ всю ночь, получила теперь отъ огорченія и безпокойства, сверхъ истерики, горячку.-- Офицеръ ѣдетъ о семъ его сіятельству докладывать и потомъ, возвратясь, объявляетъ мнѣ, что будто я хотѣлъ его и команду стрѣлять, о чемъ-де я князю и докладывалъ и онъ-де изволилъ послать вѣдѣніе къ господину оберъ-полиціимейстеру за городовою ротою для взятія тебя и жены, которая по приказанію господина оберъ-полиціймейстера и была откомандирована, и собрана: я видя столь вредный для себя, на лжи составленный ковъ, а насильство и несправедливость, доведенныя до совершенства, убѣждаго всевозможно любезную и несчастную мою жену, хотя черезъ крайнюю слабость, ѣхать въ контору и повиноваться угнетающему насъ року, окутываю ее, сажаю въ карету. Пріѣзжаемъ опять въ контору; появляется князь; вдругъ, подходя съ свирѣпостью къ женѣ моей, спрашиваетъ: "ты ли писала это письмо?" она отвѣтствуетъ: "я, ваше сіятельство". "Читай!" Она почитая строки три, была имъ спрошена: "какія ты имѣешь неудовольствія?" на что она возразила, что ихъ она очень много отъ его сіятельства имѣла и стала оныя объяснять -- но онъ, вырвавъ у нея письмо, говоритъ съ совершенной жестокостью: "Прямая ты русская Фетинья, пошла отсюда вонъ, ты свободна". Итакъ она для того столь ругательно влекома была въ контору, чтобы услышать, что она Фетинья. "А ты, оборотясь ко мнѣ говоритъ, ты оставайся подъ карауломъ, я тебя здѣсь заморю на водѣ и хлѣбѣ". Я спрашиваю: "чѣмъ я оное заслужилъ?" онъ отвѣтствуеть: "Я такъ хочу -- и знаю, что дѣлаю; и ты же хотѣлъ стрѣлять караульныхъ!" -- Я хочу доказать, что это истинная несправедливость и удивляюсь, съ чего взята столь грубая ложь, но онъ, не внимая никакимъ оправданіямъ, сталъ мнѣ ужаснѣйшимъ образомъ угроживать. Жена моя, причина моего страданія и за меня равно мучимаая, составляющая все мое блаженство, возрыдала, видя оказанное со мною насильство, и для утѣшенія моего и любя меня, хочетъ со мною остаться; но онъ съ жестокостью приказываетъ ее изъ конторы тащить, говоря что здѣсь не квартира, чтобъ мужья съ женами могли сидѣть, не памятуя того, что за нѣсколько минутъ передъ симъ самъ обоихъ насъ тутъ посадить приказывалъ; наконецъ тронулся онъ слезами жены моей, позволилъ ей остаться со мною; и выходя почти внѣ себя сказалъ мнѣ: "ты у меня будешь мягокъ и сговорчивъ на все".-- Онъ уходитъ. Въ маломъ времени появляются солдаты, съ обнаженными шпагами, для стереженія меня. Жена моя, видя сіе, пришла въ отчаяніе -- я съ моей стороны, сколько ни мужался, но слеза, не ложный вѣстникъ угнетеннаго сердца, открыла слабость души моей, и мы имѣли только то утѣшеніе, что соединя слезами омоченныя наши руки, простирали ихъ къ испрошенію отъ Бога и Тебя -- Великая наша благотворительница -- защиты. Въ вечеру умножившаяся слабость и горячка жены моей принудили меня просить ее со слезами, чтобъ она возвратилась домой, на что съ великимъ затрудненіемъ получилъ ея согласіе, остался одинъ препроводить другую ночь подъ обнаженными шпагами. И во все время ареста моего никого ко мнѣ, какъ къ величайшему злодѣю, пропускать не велѣно, подъ жестокимъ наказаніемъ, и кромѣ самаго малаго куска хлѣба и воды, чтобъ ничего мнѣ не давали. Такъ приказано отъ его сіятельства, что и исполнено въ точности. На другіе сутки, въ 10-ть часовъ ночи, приказано офицеру меня освободить, необъявляя ничего, за что я былъ строптиво взятъ и содержанъ и чего мнѣ остерегаться должно, чтобъ не заслужить въ другой разъ подобнаго истязанія. Теперь воззри! Великая Наша благотворительница, съ снисхожденіемъ на сіи строки: еслибъ письмо жены моей и въ подлинну показалось странно его сіятельству, какъ писанное отъ разгоряченнаго человѣка, еслибъ письмо и всѣ взводимыя имъ на насъ обвиненія были справедливы, то не имѣетъ ли власти и способовъ командиръ наказать подкомандующихъ, не присовокупляя къ тому ни жестокости, ни столь унизительныхъ поступокъ? Къ чему тутъ было помѣщать, что письмо ругательное и предосудительное? къ чему насильственно два раза тащить съ постели истинно больную женщину? къ чему, освободя меня въ первый разъ изъ конторы, потомъ заарестовать дома и жену и меня? а продержавъ сутки, къ чему опять брать ее въ контору? къ чему, взявши ее въ оную, съ столь жестокимъ усиліемъ, опять свободить, и оставя меня подъ карауломъ, опять вонъ ее тащить? потомъ, къ чему изводить на меня офицеру напраслины о стрѣляніи, еслибъ не былъ поощренъ на сіе командиромъ? къ чему, для взятія мужа съ женою, наряжать цѣлую роту городовыхъ солдатъ, когда у театра ихъ есть въ его командѣ болѣе 50 человѣкъ? къ чему обнаженныя шпаги и неоднократно слышимые мною отъ него страшныя угрозы, начатыя съ самаго того времени, какъ его сіятельство запрещалъ мнѣ препровождать въ ломбардъ, на пользу бѣдныхъ, какъ цѣну безчестія и обиды, гнусныя для меня алмазныя вещи, карету и разныя платья; съ того времени онъ мнѣ открыто сказать изволилъ, что, если я вещи назадъ изъ ломбарда не возьму, то онъ и другіе, не знаю кто, открытые мнѣ будутъ враги, и какъ я ни полагался на мою правоту, Бога и на Ваше, Государыня, высокое покровительство, но вижу съ того времени дѣйствіе обѣщанныхъ угрозъ, устремленныхъ на меня и мою жену, подъ разными предлогами. Къ чему всѣ сіи жестокости, если не къ тому, чтобъ угнести совершенно бѣднаго человѣка? и какая жъ поступь можетъ быть употреблена съ истиннымъ уголовнымъ преступникомъ, когда съ нами столь мучительные оказаны поступки, и недолжно ль, взирая на спасительныя Твой, Государыня, узаконенія, наказанія всего соразмѣрять съ преступленіями и гдѣ первые употреблены съ излишней жестокостью и безъ принятія оправданій, то не доказываетъ ли сіе очевидную несправедливость и наклоненіе къ одному только погубленію. И послѣ всего вышеписаннаго соизволите, Государыня, усмотрѣть, можно ли спокойно и безъ опасности быть намъ при такомъ мѣстѣ, гдѣ самъ командиръ угнетаетъ открыто и не щадитъ никакихъ на то способовъ. Вотъ, Великая Государыня причины, побуждающія обременять Ваше Величество вѣрноподданническою просьбой о увольненіи отъ театра насъ обоихъ. Мы умалчиваемъ здѣсь о тьмочисленныхъ намъ обоимъ учиненныхъ обидахъ и поношеніяхъ, которыя, сколько для насъ обидны и чувствительны, столько унизительны и гнусны для злодѣевъ, насъ угнетающихъ, и да не потревожатъ они своимъ мерзостнымъ источеніемъ сострадательной души Вашей. Наконецъ, его сіятельство, совершая открыто свое къ намъ неблаговоленіе, по неоднократной нашей просьбѣ, увольняетъ отъ театра меня одного, а жену мою подъ предлогомъ, что она воспитанница театральной школы, удерживаетъ въ службѣ, не памятуя того, что Ваше Императорское Величество, облаготворяя Россію, учредили корпусы, монастыри и училища, не прикрѣпляя къ онымъ обучавшихся; но чтобъ воспитанные подъ кровомъ Вашего милосердія были полезные сыны и дщери отечества, предоставляя на ихъ волю избраніе должностей и службы.
   "И такъ Всемилостивѣйшая Государыня! сжальтесь надъ горестнымъ нашимъ состояніемъ, благоволите насъ обоихъ уволить отъ россійскаго театра, а за 11-лѣтнюю мою службу, удостоить меня, изъ милосердія своего, хотя самомалѣйшимъ пенсіономъ, дабы я могъ имѣть, съ бѣдною моею женою, хотя дневное пропитаніе; но предвижу, что мстящіе мнѣ сластолюбцы, нигдѣ не оставятъ меня въ покоѣ, если не буду имѣть вѣрнаго куска хлѣба. Всеавгустѣйшая Государыня! безпредѣльная благость Ваша и великодушное чувствованіе, я уповаю, что не оставятъ умереть отъ крайности съ голоду, уволя насъ отъ такого мѣста, гдѣ одни угнетанія слѣдуютъ за другими, и благоволите несчастнымъ подать руку помощи, которыя съ толикою щедротою разсѣеваетъ милости на пространныя Твои владѣнія; а инако мы будемъ жертва сильныхъ и пища злобствующихъ, причемъ дерзаемъ донести, что память благодѣяній Вашихъ, Милосердая Матерь, во всю нашу жизнь пребудетъ намъ драгоцѣнна, и какую бъ участь судьба намъ не предопредѣлила, мы всегда блаженствомъ поставлять будемъ обожать нашу великую благотворительницу.

"Всеавгустѣйшая Монархиня
"Вашего Императорскаго Величества
"вѣрноподданные
"Сила Сандуновъ,
"Елизавета Сандунова.

   "Марта дня 1794 г.
  
   Получивъ это прошеніе, императрица пожелала узнать, въ чемъ заключались "тьмочисленныя" угнетенія кн. Н. Б. Юсупова и черезъ Дм. Прок. Трощинскаго повелѣла артистамъ подать особое объясненіе. Съ нимъ читатель уже знакомъ. Мы только сгруппировали иначе описанныя Сандуновыми по пунктамъ притѣсненія князя и намѣренно опустили одинъ послѣдній пунктъ, такъ какъ оіъ дополняетъ изложенное въ прошеніи и, по выраженію Сандунова, "совершенно открываетъ, что князь всѣ мѣры употреблялъ къ истинной пагубѣ" артиста. Это -- подробность изъ объясненія Сандунова съ княземъ въ конторѣ. Оправдывая письмо своей жены, артистъ, между прочимъ, сказалъ, что, хоть за деньги бы дали женѣ его мѣсто и не тащили въ парадисъ. Князь съ величайшимъ презорствомъ возразилъ:
   -- Ужъ и ты можешь за деньги просить ложу?
   -- Любя жену мою, могу для нея нанимать, -- отвѣчалъ артистъ.И почему можно лишить насъ права имѣть за деньги мѣста, когда портной, слесарь, сапожникъ и самый послѣдній мѣщанинъ въ правѣ имѣть оное, то я будучи такой же, какъ они, гражданинъ, могу ласкаться за деньги тамъ имѣть себѣ мѣсто, гдѣ всѣ имѣютъ за оныя.
   "Сіе слово гражданинъ, -- пишетъ Сандуновъ, -- принято заслоно, имѣющее смыслъ казистой дерзости и всюду разславлено, что я произнесъ оное съ правилами буйства и ими упоенъ до совершенства.Судите, Всемилостивѣйшая Государыня, сколь притѣснительны должны быть дѣйствія, когда съ усиліемъ обращаютъ во злоумышленіе слово самое невинное, слово всюду употребительное, слово, изложенное въ самомъ богоподобномъ начертаніи Вашего наказа, гдѣ именно сказано: слова не вмѣняются никогда въ преступленіе, развѣ оныя пріуготовляютъ, или соединяются, или послѣдуютъ дѣйствію беззаконному".
   Будущее показало, однако, что князь Юсуповъ, считая слово "гражданинъ" зловреднымъ, лишь не надолго опередилъ свое вреля, Прошло нѣсколько лѣтъ и, какъ извѣстно, это слово наравнѣ съ другими подобными же было изгнано изъ русскаго языка указомъ императора Павла Петровича.
   Намъ неизвѣстно, какъ посмотрѣла императрица на притѣсненія князя Юсупова. Онъ оставался, однако, въ должности директора до самой смерти Екатерины Второй и сохранилъ свое мѣсто и въ слѣдующее царствованіе. Что касается до просьбы артистовъ объ отставкѣ, то она была удовлетворена, и они получили увольненіе оба. Но вмѣсто пенсіона, на который Сандуновъ не имѣлъ еще права, императрица пожаловала имъ, какъ видно изъ другихъ источниковъ, единовременное вознагражденіе. Послѣ этого Сандуновы уѣхали въ Москву, гдѣ и продолжали свою службу на театрѣ Meдокса. Дальнѣйшая ихъ судьба извѣстна читателямъ "Историческаго Вѣстника". Чего напрасно добивалась театральная интрига, впослѣдствіи сдѣлалось само собой. Супружеская жизнь Сандуновыхъ не была счастлива.
   Разсказанный здѣсь эпизодъ изъ ихъ жизни какъ нельзя лучше обрисовываетъ, какъ цѣнились въ старину наши первоклассные сценическіе таланты. Грубое обращеніе князя Юсупова нельзя объяснять однимъ личнымъ его нерасположеніемъ къ Сандуновымъ, еще менѣе патріархальностью тогдашнихъ нравовъ. Въ немъ несомнѣнно сказался общій взглядъ на актерское сословіе, какъ на "скоморошье". H тутъ артистамъ было одно только утѣшеніе: высокое покровительство русскихъ государей, которые почти всѣ безъ исключенія не оставляли русскій театръ и артистовъ своимъ вниманіемъ. Особенно же императоръ Николай Павловичъ и, какъ показываетъ, между прочимъ, исторія Сандуновыхъ, Екатерина II. Не даромъ же Сандуновъ до конца своей жизни, какъ святыню, хранилъ мраморный бюстъ государыни и ея свадебную пѣсню.

А. Сиротининъ.

"Историческій Вѣстникъ", No 3, 1890

  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru