Симонова Людмила Христофоровна
На Урале

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

НА УРАЛѢ.

   Непроходимая хвойная чаща раздѣляетъ двѣ губерніи: Пермскую и Тобольскую. Тянется этотъ лѣсъ на сотни верстъ во всѣ стороны. Звѣроловъ -- вогуличъ, скрывшійся отъ глазъ начальства раскольникъ, бѣглый каторжникъ, наконецъ дикій звѣрь, чувствуютъ себя здѣсь полноправными хозяевами. Лѣсъ-отъ Божій! говорятъ и пограничные съ Сибирью пермскіе крестьяне, признавая общія права на лѣсъ-батюшку и выработавъ извѣстныя отношенія и къ звѣролову, и къ раскольнику, и къ каторжнику. Дико показалось пермскимъ крестьянамъ, когда введенное въ ихъ мѣстности въ 40-хъ годахъ вѣдомство государственныхъ имуществъ стало имъ продавать этотъ самый лѣсъ-божій, дико было имъ отдавать часть собраннаго хлѣба для того, чтобы ссыпать его въ огромныя зданія хлѣбныхъ Магазиновъ. Недовѣрчиво отнеслись крестьяне къ слухамъ, что новые чиновники призваны охранять ихъ экономическое благосостояніе. Въ нѣкоторыхъ мѣстностяхъ населеніе встрѣтило своихъ опекуновъ враждебно. Вскорѣ однако-же все вошло въ свою колею, выработались требуемыя дисциплиною отношенія, опытъ сталъ показывать степень опекаемости крестьянъ, и потянулись годъ за годомъ... Внутри крестьянъ все-таки осталось созданіе, что лѣсъ-Божій, и что хлѣбъ ссыпается въ хлѣбные магазины неправильно, такъ какъ онъ тамъ сырѣетъ и оказывается негоднымъ для посѣвовъ. Но миролюбивое отношеніе вѣдомства къ крестьянамъ и порою заступничество за нихъ передъ земскою полиціею, сблизило нѣсколько чиновниковъ государственныхъ имуществъ съ крестьянами и выработало названіе "нашихъ господъ" {Такъ звали пермскіе крестьяне чиновниковъ государственныхъ имуществъ, этихъ "радѣльцевъ" о ихъ нуждахъ и интересахъ, въ отличіе отъ чиновъ земской полиціи, остающейся и по наши дни элементомъ чуждымъ,-- требовательнымъ начальствомъ. Предлагаемый разсказъ припомнился мнѣ по поводу слуховъ о введеніи въ Западной Сибири вѣдомства государственныхъ имуществъ.}. Къ тому-же, гуманному отношенію крестьянъ къ звѣролову, раскольнику и бѣглецу "наши господа" не препятствовали, въ противоположность требованіямъ земской полиціи ловить и представлять".
   Въ концѣ 50-хъ годовъ шайка бѣглыхъ каторжниковъ вышла изъ Сибири и. остановившись въ чертѣ Пермской губерніи, ограбила нѣсколько проѣзжихъ купцовъ. Ближайшая къ мѣсту происшествія деревня Махнева получила предписаніе мѣстнаго исправника, немедленно произвести облаву и переловить разбойниковъ. Въ отвѣтъ на это получились одно за другимъ два донесенія. Первое гласило о поимкѣ одного каторжника,-- второе заключало печальное извѣстіе: "Вся Махнева горитъ!" На слѣдующій-же день "временное отдѣленіе" было уже среди погорѣвшихъ. Случайно въ этотъ-же день и мнѣ пришлось быть въ Махневой.
   Махнева изображала изъ себя груды чернѣющихъ, мѣстами курящихся, головешекъ. Тамъ слышалось причитанье бабъ, тутъ плачъ ребятишекъ. Мычаніе коровъ, блеяніе овецъ примѣшивались къ выраженію людскаго отчаянія и въ общемъ производили цѣлый хаосъ звуковъ. Здѣсь были груды пожитковъ и около нихъ люди одѣтые чуть не во всѣ свои платья лѣтнія и зимнія; тамъ виднѣлись почти нагіе погорѣльцы. Отъ всей деревни сохранились только двѣ избы, стоявшія въ сторонѣ, да запасный хлѣбный магазинъ, предупредительно построенный въ полуверстѣ отъ деревни. Члены временнаго отдѣленія помѣстились въ одной изъ уцѣлѣвшихъ избъ, и вскорѣ около этой временно отдѣленской избы сталъ толпиться народъ, люди шли давать свои показанія, сильно заботясь о томъ, какъ-бы на допросѣ нечаянно оброненнымъ словомъ не запутать дѣла. Я занимала уцѣлѣвшую за огородами, на берегу рѣки, баньку. Изъ моего оконца было видно, что по другую сторону рѣки тянется лѣсъ. Солнце пряталось и бросало на верхушки его красноватые отливы. На голубомъ небѣ не было ни облачка; въ воздухѣ стояла тишина благодатная, а въ противоположность полному спокойствію природы, съ улицы доносились до меня то визгливое причитаніе бабы, то нетерпѣливая мужская брань. Я собиралась пить чай, когда дверь моего помѣщенія со скрипомъ отворилась и въ нее согнувшись нырнулъ мой большой пріятель Николай Ивановичъ, или какъ его звали въ деревнѣ дядя Микола. Это былъ человѣкъ лѣтъ сорока пяти, недюжиннаго ума и сердца, исполненнаго широкой любви къ человѣку. Всякій общественный вопросъ дядя Микола принималъ близко къ сердцу; къ нему обращались за совѣтомъ даже "старики". Случалось дядѣ Миколѣ въ качествѣ ходака бывать и въ губернскомъ городѣ. Одному только желанію общества дядя Микола постоянно противился. это -- выбору его въ старшины. Его прямой, честной натурѣ прешла двойственность положенія, въ которую волеюневолею иногда приходится вставать сельскому начальству; Наконецъ, дядя Микола былъ трезвый, трудолюбивый, исправно вносилъ подати, чѣмъ и поставилъ себя въ независимое положеніе. Весь внутренній міръ этого человѣка отпечатлѣвался на его лицѣ. Глубокія морщины между бровями выдавали его привычку соображать о обдумывать; глаза искрились задушевностію и добротой.
   Добродушная физіономія дяди Миколы на, этотъ разъ была мрачною, хотя онъ и былъ однимъ изъ тѣхъ двухъ счастливцевъ, избы которыхъ уцѣлѣли отъ пожара. Ни бѣда общества была близка этому человѣку и онъ не на шутку призадумался. На мое приглашеніе присѣсть, дядя Микола тяжело вздохнулъ и опустился на лавку, по другую сторону стола. Онъ задумчиво теребилъ темно-русую окладистую бороду, очевидно собираясь сказать что-то. Взглядъ его блуждалъ по полу и по каменкѣ. Я молча подвинута ему стаканъ чаю. Онъ замѣтилъ это и поблагодарилъ, а потомъ вдругъ повернулся ко мнѣ лицомъ и съ видимою рѣшимостью произнесъ:
   -- У насъ до тебя, Листофоровна, просьба есть, я къ тебѣ якутатомъ отъ всѣхъ погорѣльцевъ; постарайся для міра, Христа-ради!.. и дядя Микола дотронулся рукою до полу у моихъ ногъ. Схлопочи намъ лѣску, продолжалъ онъ. чать лѣсничаго-то знаешь?
   -- Знаю.
   -- Ну, то-то. Кабы не случись ты тутъ сама, то Пришлось-бы мнѣ тебя къ городу отыскивать.
   Я напомнила ему о чаѣ. Высказавъ свою просьбу, онъ видимо успокоился и взявшись за стаканъ чаю сказалъ:-- А тамъ что идетъ, стра-а-а-асть. Я догадалась, что подъ словомъ тамъ онъ подразумѣваетъ временно-отдѣленскую избу.
   -- Тамъ, продолжалъ онъ, строжатъ и-и-и какъ! кандалами всѣхъ стращаютъ, острогомъ, каторгой, хотятъ изъ невинныхъ виноватыхъ сдѣлать. Десятскому Ванюшкѣ, что варнака караулилъ, руки и ноги связали и въ своей избѣ въ подполье спустили, ровно арестанта. А нешто онъ виноватъ? Дядя Микола взглянулъ на меня, какъ-бы ища моего подтвержденія въ невиновности Ванюшки, но я совсѣмъ не знала обстоятельствъ дѣла, и упросила дядю Миколу разсказать мнѣ всѣ подробности облавы и ея послѣдствія. Онъ сначала отнѣкивался, ссылаясь на то, что въ этотъ разъ онъ плохой разсказчикъ, такъ какъ у него въ головѣ мутно и на сердцѣ черно, но мало-по-малу сосредоточился и началъ свой разсказъ такимъ образомъ:
   -- Говорилъ я имъ, чтобы не дѣлать облавы, потому варнаки насъ николи не обижаютъ, а донести исправнику, что молъ ходили, да не нашли. Такъ нѣтъ, сотскому Митричу захотѣлось выслужиться передъ исправникомъ! ('билъ онъ насъ до двадцати человѣкъ, и повелъ утречкомъ рано, коихъ съ ружьями, коихъ съ кольями. Народъ шелъ не охотно, особливо какъ пришли къ тому мѣсту, гдѣ варнаки грабили. тутъ вишь, раздѣлилъ онъ насъ по пяти человѣкъ и пришлось каждому пятку идти на особипу, да все лѣсомъ да лѣсомъ. Тьфу-ты! Въ командѣ у меня, надо сказать, чуть не поголовно молодые парни были и всѣ-то трусятъ. Бѣда съ ними!.. Они этихъ самыхъ варнаковъ боялись, на которыхъ шли.-- Что, говорятъ, дядя Микола, мы станемъ дѣлать, какъ на насъ человѣкъ десять нападутъ? тутъ вѣдь и жизни конецъ! Раньше-то мнѣ этого въ голову не приходило, а тута и я сталъ подумывать, только парнямъ виду не подавалъ. Иду да лясы съ ними точу, на смѣшки подымаю. А лѣсъ-отъ все гуще да гуще, а въ немъ.-- все темнѣе да темнѣе. Прыгнетъ какой-ни на-есть звѣрекъ, аль птица порхнетъ, аль вѣтка обломится, парни мои и косятся на то мѣсто и жмутся другъ къ дружкѣ. Почитай больше часа шли. Поглядишь на верхъ, тамъ солнышко ясное, а у насъ-то въ лѣсу ровно ночь наступаетъ; сосна да ель такъ разрослись, что и вѣтками спутались. Наконецъ влѣзли въ такое мѣстечки, что ни шагу впередъ не сдѣлать. Пошли стволы ровно частоколъ, и не пролѣзть человѣку. Побились мы тутъ да и плюнули. Разсудилъ я такъ: мы молъ свое дѣло сдѣлали, свой участокъ прошли,-- пора-де на привалъ на прогалину, куда Митричъ назначилъ всѣмъ собираться. Потянулись мы гуськомъ, потому -- по сторонамъ была такая-же непролазная чаща. Идемъ мы да торопимся на отдыхъ, какъ вдругъ! позади насъ какъ хряснетъ дерево, какъ бухнетъ кто-то на земь! Слышу, простоналъ да и завозился въ чащѣ -- Вѣдмедь, говорю, парни, бѣгите! Вѣдмедь, вѣдмедь! закричали они да и пустились бѣгомъ, а про себя-то всякъ смекнулъ, кто оборвался съ дерева...
   Дядя Микола вытеръ потъ рукавомъ рубахи, перевернулъ стаканъ вверхъ донышкомъ, положилъ на него огрызокъ сахару и продолжалъ:
   -- Солнце-то было за полденъ, какъ всѣ пятки на прогалину собрались. Надо тебѣ сказать, что всѣ были съ пустыми руками. Митричъ-то озлился бѣда какъ! Что, говоритъ, я исправнику отпишу? Мнѣ, говоритъ, никто не попался, а вы видно нарочно пропустили; какъ это, разными мѣстами шли, а никто никого не видалъ! Ну, да видно -- на ловца и звѣрь бѣжитъ. Ручеекъ тута бѣжалъ,-- мелкій, хоть въ бродъ переходи, мы къ ручью-то сѣли, водицы начерпали да и принялись за хлѣбушко. Анъ глядимъ, неподалеку отъ насъ изъ кустовъ варначина здоровенный поднялся, да въ ручей и махнулъ. Извѣстно, сотскій со своимъ пяткомъ кинулись за нимъ да и окружили его, а взять-то не смѣютъ, потому -- онъ ножемъ грозитъ. Одначе въ скорости догадался Митричъ, ружьемъ прицѣлился, да и крикнулъ варнаку.
   -- Бросай ножъ! Ну, и другіе за нимъ тоже прицѣлились. Дѣлать видно нечего! поругался, бѣдняга, почертыхался да и бросилъ свой ножъ въ воду. Молъ, берите, вяжите!
   Я полюбопытствовала, почему бѣглый остался въ кустахъ, когда видѣлъ приближающуюся опасность?
   -- Притомился вишь шибко, привалился въ кустахъ, да и заснулъ. Онъ вишь не думалъ, что облава экую даль отъ дороги пойдетъ. Это онъ намъ дорогой разсказалъ, добавилъ дядя Микола.
   -- Что-же онъ вамъ еще про себя разсказалъ?
   -- А ничего. У нихъ у всѣхъ сноровка одна: кто молъ-ты таковъ будешь?-- Непомнящій родства.-- Откуда ты?-- Не знаю.-- Какъ зовутъ?-- Не знаю.-- Какой тебѣ годъ?-- Не знаю.-- Куда идешь?-- Не знаю. Да такъ хоть всю ночь, весь день спрашивай,-- только и отвѣта, что не знаю. Одначе, что онъ варнакъ, мы сейчасъ узнали: на спинѣ клеймо, на ногахъ и на рукахъ подтеки отъ кандаловъ были.
   Дядя Микола тяжело вздохнулъ и выглянулъ въ оконце. Сѣренькая лѣтняя ночь спустилась на землю; надъ рѣкою легкими струйками стлался туманъ; лѣсъ потемнѣлъ; съ берега доносился ароматъ бѣлой кашки: на синемъ небѣ зажглись кое-гдѣ звѣздочки, полная луна, въ спокойномъ величіи, сыпала на землю серебристые, блѣдные лучи Но дядя Микола не былъ эстетикомъ, онъ не замѣтилъ красоты природы, а разсѣянно оглянулъ противоположный берегъ и задумчиво произнесъ:-- лучше-бы намъ не брать варнака, а то вонъ какой бѣды нажили!
   Нѣкоторое время мой собесѣдникъ какъ-бы соображалъ что-то, а потомъ довольно быстро заговорилъ:
   -- Спустили мы варнака къ ночи въ западню, люкъ затворили и легъ Ванюшка десятской-отъ, спать на западнѣ, чтобы сохраннѣе, значитъ, варнакъ была.!.. Тутъ дядя Микола перекрестился и произнесъ какимъ-то упавшимъ голосомъ:-- Господи твоя воля, видно ужъ такъ грѣхъ насъ попуталъ. Съ устатку-то всѣ мы заснули мертвымъ сномъ. Только и слышу я, что кто-то застучалъ ко мнѣ въ окно и крикнулъ: пожаръ! Въ то время ужъ свѣтать зачало. Вскочилъ я ровно полоумный, выбѣжалъ на улицу, глянулъ, анъ со стороны сельскаго правленія -- избы-то ровно береста въ печи,-- такъ и пылаютъ. Народъ-отъ весь на улицѣ былъ. Кто пожитки на берегъ тащитъ, кто оретъ благимъ матомъ, другъ дружку кличатъ и безъ пути толкутся на мѣстѣ. А дымъ-итъ такъ и валитъ, а огонь,-- знай перескакиваетъ съ избы на избу. Пробовали и тушить, да гдѣ экое мѣсто зальешь? Ничего не могли подѣлать. Дядя Микола замолчалъ и опять задумался. Черезъ нѣсколько секундъ, я спросила его о судьбѣ арестованнаго, но онъ не слыхалъ моего вопроса. Его занимали Другія соображенія, которыя онъ вскорѣ и высказанъ.
   -- Выпроси ты намъ лѣску-то, Христа ради, возобновилъ онъ свою просьбу, глядя на меня искоса. Ишь его сколько у насъ! Да и сама знаешь, что коли всей деревнѣ дадутъ отстроиться, такъ и не замѣтно будетъ убыли. Не станетъ-же лѣсничій перечить въ экомъ дѣлѣ? Вѣдь чей онъ, лѣсъ-отъ? Божій! Для чего созданъ? На пользу человѣку. Не такъ-ли? Экая бѣда случилась!-- неужто откажетъ? Куда ему и съ лѣсомъ-то? Поди, дозволитъ? Богъ то-же хлѣбца у окружнаго схлопотать-бы... Вѣдь нашъ онъ, хлѣбъ-отъ, отъ насъ собранъ, да въ магазею ссыпанъ. Опять-же и лѣсничій, и окружный начальникъ вѣдь наши радѣтели, "наши господа", такъ и пусть въ экой бѣдѣ выручатъ, это имъ отъ Господа показано...
   Я обѣщала хлопотать. Тогда онъ успокоился и высказалъ такія соображенія:
   -- Скотинка на ночь въ лѣсъ уходила, такъ вишь и уцѣлѣла. Хлѣбушко на корню стоитъ, смѣкай: кабы лѣску да хлѣбца до новины, такъ была бы не бѣда, а полбѣды. Ну, а безъ этого пропали совсѣмъ. Придется хлѣбъ на корню да скотинушку задешево сбыть, робятъ малыхъ по чужимъ дворамъ распихать, а самимъ разбрестись куда глаза глядятъ. Вотъ что!
   Я напомнила о судьбѣ пойманнаго бѣглаго. Дядя Микола не скоро оторвался отъ своихъ размышленій и съ трудомъ поймалъ нить разсказа. Однако, войдя очевидно въ положеніе Ванюшки-десятскаго, съ нѣкоторымъ оживленіемъ заговорилъ:
   И-и-и... натерпѣлся страху Ванюшка въ ту ночь. Вишь ты, какъ это было. Спитъ онъ и слышитъ, что за руку его кто-то тащитъ. Глянулъ!-- анъ передъ нимъ четыре варнака. Хотѣлъ онъ закричать, да не могъ, рота былъ тряпицей заткнута. Тутъ парню руки и ноги связали. да и бросили его въ уголъ, ровно дерьмо какое. Лежитъ Ванюшка ни живъ -- ни мертвъ и видитъ, какъ варнаки люкъ открыли, лѣстницу въ подполье опустили и товарища своего выпустили на волю. Глядитъ Ванюха и думаетъ: сейчасъ меня ножемъ въ бокъ пырнутъ и сталъ о грѣхахъ молиться. А они нѣтъ!.. пальцемъ даже не тронули. Выволокли парня посередь дороги, правленіе подожгли, да и говорятъ: -- скажи, парень, своимъ, чтобъ облавы больше, не дѣлали, а то еще и не то будетъ! Лежитъ Ванюха, да ушамъ своимъ не вѣрить, а еще больше онъ диву дался, какъ они кинулись къ первымъ двумъ избамъ, что подлѣ правленія, и давай въ окна грохать, да кричать:-пожаръ! пожаръ! ровно какъ и свои... Видно въ нихъ душа-то есть! Сколько бы народу сгорѣло, вѣдь всѣ спали, страсть даже подумать!
   -- Ну, что же дальше?
   -- А тутъ вѣстимо, кинулись они на зады, махнули огородами, да и были таковы!
   На мои соображенія, что все равно этой шайкѣ не сдобровать. что она будетъ схвачена, такъ какъ исправникъ увѣдомитъ полицію другихъ уѣздовъ, дядя Микола откровенно отвѣтилъ:
   -- Ты думаешь, дураковъ нашла? Слухами-то, небойсь, земля полнится. Послѣ экой страсти никто ловить не будетъ, да и варнаки по дорогѣ шалить перестанутъ. Теперь ужъ они въ разсыпную пойдутъ, по-двое, много по-трое. Они парни-то не промахъ! Да вотъ я тебѣ какой случай разскажу...
   Но дядя Микола былъ прерванъ дежурнымъ десятникомъ, который позвалъ его для дополнительныхъ показаній.
   Правосудіе, въ лицѣ временнаго отдѣленія, свое дѣло сдѣлало. Оно искало среди крестьянъ соучастниковъ въ поджогѣ и въ освобожденій арестанта, чтобы достойно покарать виновныхъ, но истина разъяснилась тождественными показаніями всей деревни, и карать было некого. Теперь, казалось бы, настала пора выступить на помощь погорѣльцамъ вѣдомству государственныхъ имуществъ. Но, къ сожалѣнію, оказалось, что чиновники этого вѣдомства были не въ правѣ сдѣлать что-нибудь для крестьянъ по собственной иниціативѣ. Лѣску погорѣльцамъ не было дано. Лѣсничій наотрѣзъ отказался принять на себя отвѣтственность въ такомъ важномъ дѣлѣ. Онъ могъ дѣйствительно попасть подъ судъ. Дать право на безплатную вырубку лѣса для постройки цѣлой деревни не шутка. Лѣсничій не имѣлъ права даже на совершеніе долговаго обязательства. Хлѣбъ погорѣльцамъ понадобился скорѣе лѣсу. Но въ этомъ случаѣ власть окружнаго начальника оказалась безсильною. Законная выдача хлѣба могла производиться только весною, при посѣвахъ, исключительные случаи предусмотрѣны не были. И окружный начальникъ, и лѣсничій, оба послали экстренныя донесенія въ палату государственныхъ имуществъ, прося о скорѣйшемъ разрѣшеніи выдачи погорѣльцамъ хлѣба и лѣсу. А дни шли очень тяжелые: у оконъ домовъ нашего уѣзднаго города почти безпрерывно слышался вопль: -- Подайте, Христа-ради, погорѣльцамъ! Выглянешь въ окно и глазамъ представится измозженное лицо бабы-страдалицы, полунагой, съ груднымъ ребенкомъ на рукахъ, или мужикъ испитой, голодный, съ выраженіемъ полнаго отчаянія въ лицѣ. Рука его, привычная къ работѣ, неумѣло протягивается за подаяніемъ, неумѣло опускаетъ черствые куски въ дерюжную суму, треплющуюся по боку. Съ недѣлю погорѣльцы бродили по городу, потомъ разбрелись неизвѣстно куда. Многіе изъ нихъ и сами не знали, куда направиться и что предпринять. А нетерпѣливо ожидаемаго отвѣта изъ палаты не было. Посѣтилъ въ эти дни нашъ городъ и дядя Микола. Онъ былъ пораженъ результатомъ нашихъ хлопотъ и впалъ въ уныніе. При всей своей сметливости, дядя Микола туго понималъ юридическія формальности и только руками разводилъ, восклицая:-- какъ же такъ? хлѣбушко нашъ, лѣсъ-то божій, да и господа-то наши!
   Палата отвѣтила только черезъ полгода и то какимъ-то уклончивымъ разрѣшеніемъ. Очевидно, и тамъ не были предусмотрѣны способы помощи крестьянамъ въ экстренныхъ случаяхъ.
   -- Эхъ, опоздали они съ этимъ дѣломъ, замѣтилъ грустнымъ тономъ дядя Микола, пріѣхавшій по этому поводу въ городъ.
   Дѣйствительно, хлѣбъ раздавать было некому, некому было и строиться, да и возможна ли была постройка въ глухую зиму, въ клятціе морозы? Все это вызывало на грустные вопросы: -- что скажетъ весна? всѣ ли погорѣльцы возвратятся на старое пепелище? Гдѣ-то и какъ они пробиваются жестокую зиму?
   Дядя Микола тогда, точно угадавъ мои мысли, задумчиво произнесъ:
   -- Эхъ, кабы въ ту пору лѣску да хлѣбушка...

Л. Симонова.

"Восточное Обозрѣніе", No 15, 1882

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru