Вы посвящаете "Гекзаметры" мне. Затрудняюсь выразить чувства благодарности, признательности, и так как подлинно поэтические строфы вашей книги творились при некоторых созвучиях духа и мгновениях единомыслия между нами, то и быть по сему. Но вы просите меня выразить моё мнение о форме и содержании ваших новых вдохновений, с тем, чтобы высказанные мысли отчасти давали публике прозаический ключ к вашей поэзии. Одно могу вам, обещать: скажу настоящее мнение.
Итак: о форме. Но разве возможно отделить форму от содержания? Форма не скорлупа ореха и даже не солепестие сердца розы, форма есть словесный мрамор мысли, есть прозрачное тело духа, и, конечно, вдохновение, которое, по-моему, явно почиет на ваших новых стихах, избрало своею формою гекзаметры потому, что именно в них нашло свое воплощение.
Вы взяли древний гекзаметр и окрылили его рифмами на концах и на цезурах. Вы надели золотой пояс и золотые цепи на вольного сына Эллады... Хорошо это или худо? Что не худо - то говорят ваши стихи. Но позволительно ли с точки зрения высшей эстетической доктрины? Мы привыкли к рифмам. Мы все же -- восток, и богатство украшений пленяет наш вкус: золотые кольца-рифмы на ваших гекзаметрах красивы. Наконец такая романизация и кристаллизация языческого метра имеет свою историю; у вас есть весьма почтенные предшественники в деле сего новшества. Именно цикл Нибелунгов написан особым видом пентаметрических гекзаметров с рифмами. У нас гекзаметр достиг высокого совершенства в переводах Гомера -- Гнедичем и Жуковским. Но у последнего в прелестной "Ундине" можно найти пример пересыпанного рифмами гекзаметра:
И подлинно рыцарю на ухо внятно
Вот что шептал водопад: "Ты смелый рыцарь, ты бодрый
Рыцарь; я силен, могуч; я быстр и гремуч, не сердиты
Волны мои; но люби ты, как очи, свою молодую,
Рыцарь, жену, как живую люблю я волну...", и волшебный
Шепот, как ропот волны, разлетевшейся в брызги, умолкнул.
Вы последовали примеру великого поэта, поставили рифмы в закон ваших гекзаметров и, сохранив ему античную пластичность, придали еще романтический блеск и перезвон. В гекзаметрах, посвященных соловью, с помощью внутренних рифм вы разложили каждый стих в сочлененную строфу и, действительно, передаете тройственный колена соловьиного посвиста, полного томления любви. Мне кажется, что и порывы страсти, и картины природы, и буйство стихий, и одухотворенное стремление к иным мирам, порывы духа из оков земной плоти, -- все передается мелодией вашего гекзаметра при единстве метра с виртуозным разнообразием. Я бы сказал, что самый гекзаметр у вас подобен упорной нити утка, извивающейся в богатых вышивках и соединяющей все их подробности в гирлянды.
Это единство метра, позволившее дать общее наименование вашему сборнику "гекзаметры", является ключом к общему строению книги. Читатель получает, собственно, поэму в трех частях, род поэтического дневника, где все картины рассказывают историю сердца поэта, эпопею восхождения в разнообразных переживаниях от роскошного, себялюбивого пира юности и плоти к высшим прозрениям духа, через терны пресыщения, страдания, раскаяния, любви и ненависти. "Промчался век эпических поэм", но вы рассказываете вашу душу в отдельных эпизодах. Если хотите, это символика, о которой теперь так много говорят и пишут. Вы изображаете магию стихий природы, "Тех демонов глухонемых", которые то таятся, то проявляются и в волнах, и в скалах, и в пожарище заката, и в шуме лесов. Но глухонемые стихии уже восприняли отпечатления духа человечества, жившего среди них. Они вещают о былом. Золотой жезл магии дает им мысль и голос. Внутреннее ухо поэта их слышит и понимает. Да, ваша книга собственно не книга, а листы, вырванные и упавшие почти случайно на дорогу вашей жизни, -- найдутся и в ужасе наших дней задумчивые, кроткие и религиозные души, которые их соберут.
В вашем сердце, в мысли и духе медленная кристаллизация жизни дала эту друзу многогранных гекзаметров. Камни -- святилищу. "Херувим осеняющий" ниспал "из среды огнистых камней". Вы свои камни, собранные по пропастям жизни, возносите к Короне вселенной. Порыв, воплощенный в них, струится огнистым разливом к порогу вечности...
...Вовремя ли вы издаете свою книгу? Но поэты редко печатают стихи вовремя и ко времени, исключая плохих стихотворцев, действительно, запыхавшись, бегущих по пятам случая и за колесницей моды. То они поставляют гражданские барабанные оды, то кривляются в декадансе, то пытаются дать символы, а дают одну холодную риторику. Но пишут все вовремя. Теофил Готье сумел первый сборник своих стихотворений издать в 1830 году, в революцию, когда пули щелкали по стеклам его мансарды, то есть в самое неблагоприятное время. И стихи эти живут даже до сего дня. Вы издали ваши сонеты тоже в разгар смуты. Более ли готово теперь общество выслушать ваши "Гекзаметры"? Казалось бы, в наши дни попрано все святое. Грязь и кощунство, судороги самоубийц и кривляния политических паяцев -- вот что наполняет проходные дворы жизни. Но в ее кельях таятся уединенные души, молитвенные души. К ним и постучится ваша книга... ляжет там, среди любимых творцов, и скажет: А вот и я...
...Молодые и старые глаза отшельников жизни будут читать вашу книгу; молодые и старые сердца отзовутся на ее певучие строфы, а улица... будет реветь за стеной глухонемым демоном хаоса.