Шкловский Исаак Владимирович
Заметка

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    (По поводу семидесятилетия П. А. Кропоткина).

   

Замѣтка.

(По поводу семидесятилѣтія П. А. Кропоткина).

   Въ 1904 году я присутствовалъ при характерной встрѣчѣ двухъ очень выдающихся людей, каждый изъ которыхъ имѣлъ рѣзко выраженную индивидуальность. Очень пожилая женщина, пріѣхавшая на время въ Лондонъ, захотѣла видѣть старика, живущаго здѣсь постоянно. Оба они заочно знали и высоко цѣнили другъ друга. Она -- извѣстная политическая дѣятельница, мужественная, полная самоотверженія, молодость которой прошла въ тюрьмахъ и въ Сибири. Онъ -- ученый съ міровымъ именемъ и тоже крупный политическій дѣятель. Она прямо титаническая, стихійно-русская фигура. Такимъ мужествомъ и забвеніемъ про себя, такою нравственною силою, такою непреклонною волею и такимъ громаднымъ вліяніемъ на окружающихъ отличалась, вѣроятно, княгиня Урусова, которую уморили въ 1672 году въ Боровской тюрьмѣ или боярыня Морозова. Въ Россіи вопросъ о равноправіи женщинъ -- нелѣпость: у насъ женщина во многихъ движеніяхъ, начиная отъ раскола, часто стояла впереди мужчины. И если наша дѣйствительность создавала безвольныхъ, слабыхъ Гамлетовъ Щигровскаго уѣзда, Чулкатуриныхъ, Рудиныхъ и др., то русская женщина всегда была сильна и смѣла.
   
   "Въ бѣдѣ -- не сробѣетъ,-- спасетъ:
   Коня на скаку остановитъ,
   Въ горящую избу войдетъ".
   
   -- Я тебя Петръ, встрѣтила уже разъ,-- сказала женщина, говорившая всѣмъ ты по старой нигилистической привычкѣ.
   -- Неужели, бабушка? Я думалъ, мы видимся впервые.
   -- Вспомни 1864 годъ. Зимой тогда, офицеръ, ѣхавшій изъ Сибири, встрѣтилъ въ вагонѣ между Москвой и Петербургомъ молоденькую дѣвушку, съ которой проговорилъ всю ночь объ общественныхъ вопросахъ? Дѣвушка впервые ѣхала изъ своего имѣнья въ Петербургъ учиться.
   -- Въ мѣховомъ капорѣ?-- быстро спросилъ ученый.
   -- Ну, ну! Я -- та самая дѣвушка.
   Молодой офицеръ, съ громкимъ титуломъ, бывшій камеръ-пажъ и фельдфебель пажескаго корпуса, возвращался въ 1864 году изъ Сибири курьеромъ въ Петербургъ для личнаго доклада. Отъ Иркутска до Нижняго-Новгорода онъ мчался день и ночь на перекладныхъ, въ кибиткѣ. Рѣки только начали замерзать. Черезъ Томь, ставшую наканунѣ, крестьяне наотрѣзъ отказались переправить курьера. Послѣ долгихъ переговоровъ они стали требовать, наконецъ, съ него "росписку".
   -- Какую вамъ росписку?-- спросилъ молодой офицеръ.
   -- А вотъ напишите намъ бумагу: "Я, молъ, нижеподписавшійся, симъ свидѣтельствую, что утонулъ по волѣ Божьей, а не по винѣ крестьянской", и дайте намъ эту росписочку.
   -- Отлично!-- отвѣтилъ офицеръ,-- на другомъ берегу.
   Послѣ путешествія, продолжавшагося безпрерывно двадцать три дня и ночи, курьеръ добрался до желѣзной дороги. Жизненной энергіи было такъ много, что молодой офицеръ всю ночь проговорилъ съ дѣвушкой, ѣхавшей учиться, о вопросахъ волновавшихъ тогда передовое русское общество. И разговоръ этотъ произвелъ такое глубокое впечатлѣніе на крайне сильную, крупную, оригинальную натуру, что она его помнила черезъ сорокъ лѣтъ, когда они встрѣтились съ бывшимъ офицеромъ уже стариками.
   Женщина эта находится теперь очень далеко. Офицеръ, ѣхавшій курьеромъ, -- теперь въ Брайтонѣ. Черезъ нѣсколько дней, 26 ноября, англійскіе ученые и литераторы собираются торжественно привѣтствовать его по поводу исполняющихся семидесяти лѣтъ. Я говорю, конечно, о Петрѣ Алексѣевичѣ Кропоткинѣ, который намъ, русскимъ, долженъ быть неизмѣримо ближе и дороже, чѣмъ иностранцамъ. Англичане будутъ его чествовать, какъ крупнаго ученаго и какъ выдающагося писателя, котораго знаютъ и глубоко уважаютъ люди, даже совершенно расходящіеся съ нимъ въ политическихъ взглядахъ. О томъ, какъ высоко цѣнятъ П. А. за границей, можно судить по словамъ Георга Брандеса: "Въ настоящее время (писано въ 1901 году) есть только два великихъ русскихъ, которые думаютъ для русскаго народа и мысль которыхъ принадлежитъ человѣчеству: Левъ Толстой и Петръ Кропоткинъ... Хотя эти два человѣка радикально отличаются другъ отъ друга, но можно намѣтить параллель въ ихъ жизни и въ ихъ пониманія жизни. Толстой -- художникъ, Кропоткинъ -- ученый. Но въ жизни того и другого былъ моментъ, когда они не могли больше найти успокоенія въ работѣ, въ которую каждый изъ нихъ внесъ большія природныя дарованія. Толстого заставили свернуть съ пути, по которому онъ слѣдовалъ,-- религіозныя размышленія, а Кропоткина -- размышленія соціальныя... Оба любятъ человѣчество... Обоихъ одинаково тянетъ къ униженнымъ и оскорбленнымъ... Оба -- идеалисты и оба имѣютъ темпераментъ реформаторовъ". Брандесъ отмѣчаетъ также поразительную скромность П. А. Кропоткина. О ней говоритъ, между прочимъ, и то, что онъ уклонился отъ всякихъ чествованій; но авторъ "Записокъ революціонера" такая крупная, такая яркая, красивая, оригинальная и типично русская индивидуальность, что я не могу не написать о ней хоть нѣсколько словъ въ русскомъ журналѣ.
   Люди вообще склонны къ эгометричности, если можно такъ выразиться, когда имъ приходится оцѣнивать окружающее. Коренной горожанинъ, знающій деревню только по дачной жизни, склоненъ преувеличивать значеніе города, какъ соціальнаго фактора. Съ другой стороны, деревенскій житель, бывающій въ городахъ только наѣздами, признаетъ только одинъ соціальный факторъ -- землю и крестьянскій трудъ, обезцѣнивая значеніе города. Въ силу эгометричности низкій человѣкъ видитъ во всѣхъ окружающихъ только негодяевъ и въ каждомъ хорошемъ поступкѣ ищетъ корыстную подкладку. Съ другой стороны, благородный человѣкъ замѣчаетъ все лучшее въ людяхъ. Въ лицѣ П. А. Кропоткина передъ нами, прежде всего, человѣкъ съ очень большой душой, прикидывающій поэтому ко всѣмъ окружающимъ свой страшно длинный аршинъ. Передъ нами, прежде всего, удивительно добрый человѣкъ, глаза котораго устроены такъ, что они сразу замѣчаютъ въ окружающихъ die grüne Seite, т. е. все лучшее. П. А. Кропоткинъ не только усматриваетъ въ природѣ добро, но и выгоду этого добра; добро это -- необходимый факторъ эволюціи. Передъ нами ключъ къ пониманію соціальнаго ученія П. А. Кропоткина. Я раскрываю книгу его "Mutual Aid", съ которой у меня связанъ маленькій анекдотъ. Когда эта книга вышла въ 1902 году, я немедленно рѣшилъ познакомить съ нею читателей "Русскаго Богатства". Но журналъ нашъ былъ тогда подъ цензурой. И хотя въ книгѣ не было ничего "нецензурнаго", но за одно имя несомнѣнно запретили бы статью. И я сдѣлалъ слѣдующее: на протяженіи четырехъ печатныхъ листовъ (статья заняла двѣ книжки) я ни разу не назвалъ автора книги, о которой писалъ. Я цитировалъ названіе книги, указывалъ страницы, но не имя автора. Не знаю, что подумали тогда читатели по поводу такой невѣроятной забывчивости!
   Въ своей книгѣ Мutual Aid Кропоткинъ говоритъ, что во время путешествій по Восточной Сибири и по Сѣверной Монголіи его поразили два факта. Во-первыхъ, поразила та отчаянная борьба за существованіе, которую должны вести съ суровой природой многіе виды. Послѣдствіемъ этого является гибель многихъ индивидуумовъ и скудость жизни. Съ другой стороны, даже въ тѣхъ немногихъ мѣстахъ въ Восточной Сибири или Монголіи, гдѣ жизнь кипитъ, П. А. Кропоткинъ, не смотря на тщательные поиски, не могъ подмѣтить, чтобы между животными, принадлежащими къ тому же виду, шла та отчаянная борьба за средства къ существованію, которую многіе дарвинисты (хотя не всегда самъ Дарвинъ) признаютъ главнымъ факторомъ эволюціи. Всюду, гдѣ авторъ видѣлъ жизнь въ изобиліи, напр., на озерахъ, гдѣ милліоны индивидовъ, принадлежащіе къ десяткамъ видовъ, собираются вмѣстѣ, чтобы вывести дѣтей, въ колоніяхъ грызуновъ, въ массовыхъ перелетахъ птицъ на Уссури, а въ особенности въ кочеваніяхъ краснаго звѣря, которыя онъ наблюдалъ на Амурѣ,-- всюду, словомъ,-- П. А. Кропоткинъ могъ замѣтить не борьбу между индивидуумами, а взаимную помощь, mutual aid. Этимъ факторомъ, а не борьбой между индивидуумами за средства къ существованію обусловливается эволюція. Втеченіе безконечнаго ряда вѣковъ у животныхъ, въ томъ числѣ и у человѣка, выработался инстинктъ взаимопомощи. Этотъ инстинктъ подсказываетъ, что въ совмѣстной жизни индивидуумы находятъ поддержку и радость. Авторъ предвидитъ, что ему скажутъ, что онъ въ своей книгѣ изображаетъ людей и животныхъ въ слишкомъ привлекательномъ видѣ: что общественные инстинкты ихъ слишкомъ выдвигаются впередъ, тогда какъ анти-соціальные -- почти не затронуты. "Но это было неизбѣжно, -- говоритъ авторъ.-- Мы такъ часто слышали въ послѣднее время про "жестокую, безпощадную борьбу за существованіе", которую будто бы каждое животное вынуждено вести противъ всѣхъ остальныхъ животныхъ, каждый "дикарь" противъ остальныхъ "дикарей", а каждый цивилизованный человѣкъ противъ своихъ согражданъ, эти утвержденія до такой степени превратились бъ канонъ, что, прежде всего необходимо противопоставить имъ обширную серію фактовъ, показывающихъ человѣческую и животную жизнь подъ совершенно инымъ угломъ. Необходимо было указать на то подавляющее значеніе, которое имѣютъ общественныя привычки въ эволюціи животныхъ" {Р. Kropotkin, "Mutual Aid", XVII.}.
   Общественныя привычки и взаимная помощь даютъ возможность слабымъ животнымъ бороться съ природой и съ непріятелями. Законъ Mutual Aid, т.-е. взаимной помощи является главнымъ, хотя и не исключительнымъ, факторомъ эволюціи. Подъ вліяніемъ дѣйствія этого закона явились такія учрежденія, какъ племя, деревенская община, гильдія, средневѣковый городъ...
   Отсюда выводъ. Дайте людямъ устроиться. Предоставьте свободное дѣйствіе закону взаимной помощи. Люди, которые гораздо добрѣе, чѣмъ о нихъ думаютъ, выработаютъ безъ посторонняго вмѣшательства справедливыя формы общежитія. Не надо опеки надъ человѣкомъ. "Унаслѣдованные нами предразсудки и все наше совершенно ложно поставленное воспитаніе и образованіе -- говоритъ П. А. Кропоткинъ -- такъ пріучили насъ видѣть повсюду опеку, что въ концѣ концовъ мы начинаемъ думать, что, если бы не постоянная бдительность, люди перегрызлись бы, какъ дикіе звѣри, и что, если бы государственная власть вдругъ рухнула, то на землѣ водворился бы полный хаосъ. Такъ насъ учили; и мы, какъ добрые школяры, такъ и твердимъ во слѣдъ за "большими". А между тѣмъ мы проходимъ, совершенно не замѣчая того, мимо тысячъ различныхъ учрежденій, созданныхъ людьми безъ всякаго вмѣшательства закона -- учрежденій, которыя достигаютъ гораздо болѣе значительныхъ результатовъ, чѣмъ все то, что происходитъ подъ правительственной опекой" {"Хлѣбъ и Воля", стр. 158.}.
   Авторъ указываетъ на международныя дороги, на англійское общество спасанія на водахъ, на Красный Крестъ. Всюду авторъ видитъ организаціи, возникшія по свободному соглашенію. Объ англійскомъ Lifeboat Association П. А. Кропоткинъ пишетъ: "Нѣсколько человѣкъ добровольцевъ взялись за дѣло. Будучи сами хорошими моряками, они изобрѣли такія лодки для спасенія погибающихъ, которыя могутъ бороться съ бурей, не опрокидываясь и не будучи залиты волнами; а затѣмъ они начали вести агитацію, чтобы заинтересовать въ своемъ предпріятіи публику: найти нужныя деньги, построить спасательныя лодки и распредѣлить ихъ по тѣмъ береговымъ пунктамъ, гдѣ онѣ всего нужнѣе... Все это дѣло создавалось добровольцами, исключительно путемъ свободнаго соглашенія и личнаго почина... Даже планы судовъ составлялись не въ адмиралтействѣ.. Даже люди, пускающіеся въ море, вполнѣ довѣряя своей лодкѣ, въ каждомъ пунктѣ строили ее по тому типу и той оснастки, которыя выбраны или выработаны самою мѣстною группою. Потому-то въ это дѣло каждый годъ вносятся новыя усовершенствованія. И это все дѣлается добровольцами, организующимися въ мѣстные комитеты и группы; все происходитъ на началахъ взаимной поддержки и взаимнаго соглашенія" {"Хлѣбъ и Воля", стр. 173.}.
   Передъ нами, прежде всего, любвеобильный оптимистъ, съ большой душой, твердо вѣрующій поэтому, что люди, если предоставить имъ полную свободу, въ силу "выгоды" соединятся въ наиболѣе совершенныя организаціи.
   Термины, любвеобильный", "добрый", "мягкій" ассоціируются часто съ представленіемъ о чемъ-то безвольномъ, вяломъ, слабомъ, расплывчатомъ, сѣромъ. Въ лицѣ П. А. Кропоткина передъ нами сильный, подвижной, энергичный, смѣлый {Двадцати лѣтъ съ небольшимъ онъ совершилъ переходъ съ Лены на Амуръ. Тамъ въ честь изслѣдователя названъ хребетъ (хребетъ князя Кропоткина). Черезъ нѣсколько мѣсяцевъ П. А. отправился въ Маньчжурію, переодѣвшись, какъ Вамбери.}, полный жизни, не смотря на свои семьдесятъ лѣтъ, крайне цѣльный человѣкъ. Въ Западной Европѣ, лица, совершенно расходящіяся съ П. А. Кропоткинымъ въ политическихъ взглядахъ, высоко цѣнятъ въ немъ, тѣмъ не менѣе, ученаго и человѣка. Передъ нами дѣйствительно крупный ученый, выступившій со своимъ словомъ: объ орографіи Азіи и о ледниковомъ періодѣ. Еще въ началѣ семидесятыхъ годовъ вниманіе П. А. Кропоткина было поглощено однимъ вопросомъ: открыть руководящія черты строенія нагорной Азіи и основные законы расположенія ея хребтовъ и плоскогорій. Въ наукѣ господствовали тогда обобщенія Александра Гумбольдта, покрывшаго карту Азіи сѣтью хребтовъ, идущихъ по меридіанамъ и параллельнымъ кругамъ. Послѣ годовъ подготовительной работы и упорной мысли П. А Кропоткинъ выступилъ со своей картой орографіи Азіи, которая теперь всюду принята. Кропоткинъ доказалъ, что основные хребты Азіи тянутся не съ сѣвера на югъ и не съ запада на востокъ, а съ юго-запада на сѣверо-востокъ, точно также, какъ Скалистыя горы и нагорья Сѣверной Америки тянутся съ сѣверо-запада къ юго-востоку. Одни только второстепенные хребты убѣгаютъ на сѣверо-западъ. Далѣе, горы Азіи отнюдь не рядъ самостоятельныхъ хребтовъ, какъ Альпы, но окаймляютъ громадное плоскогорье, -- бывшій материкъ, который направлялся когда-то отъ Гималаевъ къ Берингову проливу. Высокіе окраинные хребты выростали вдоль его береговъ, и съ теченіемъ времени терассы, образованныя позднѣйшими осадками, поднимались изъ моря, увеличивая основной материкъ Азіи въ ширину {Трудъ объ орографіи Азіи вышелъ отдѣльно въ 1904 г., хотя написанъ еще въ серединѣ семидесятыхъ годовъ.}. Другой самостоятельный вкладъ въ науку П. А.-- работа о ледниковомъ періодѣ въ Европѣ. Такъ какъ Кропоткинъ въ сильной степени обладаетъ тѣмъ, что Тиндаль называетъ научнымъ воображеніемъ и большимъ литературнымъ талантомъ, то самъ въ нѣсколькихъ словахъ ярко и образно формулируетъ свои открытія. "Всматриваясь въ заливы и озера Финляндіи, у меня зарождались новыя, величественныя обобщенія. Я видѣлъ, какъ въ отдаленномъ прошломъ, на зарѣ человѣчества, въ сѣверныхъ архипелагахъ, на Скандинавскомъ полуостровѣ и въ Финляндіи скоплялись льды. Они покрыли всю сѣверную Европу и медленно расползались до ея центра. Жизнь тогда исчезала въ этой части сѣвернаго полушарія, и жалкая, невѣрная отступала все дальше и дальше на югъ передъ мертвящимъ дыханьемъ громадныхъ ледяныхъ массъ. Несчастный, слабый, темный дикарь съ великимъ трудомъ поддерживалъ непрочное существованіе. Прошли многія тысячелѣтія, прежде чѣмъ началось таянье льдовъ и наступилъ озерной періодъ. Безчисленныя озера образовались тогда во впадинахъ; жалкая субполярная растительность начала робко покапываться на безбрежныхъ болотахъ, окружавшихъ каждое озеро, и прошли еще тысячелѣтія, прежде чѣмъ началось крайне медленное высыханіе болотъ и растительность стала надвигаться съ юга. Теперь мы въ періодѣ быстраго высыханія, сопровождаемаго образованіемъ степей, и человѣку нужно найти способъ, какимъ образомъ остановить это угрожающее юго-восточной Европѣ высыханіе, жертвой котораго уже пала Центральная Азія" {"Записки Революціонера" (Лондонъ, 1902. Стр. 226).}. П. А. Кропоткинъ крупный ученый, знающій радости научнаго творчества. "Въ человѣческой жизни мало такихъ радостныхъ моментовъ,-- говоритъ онъ -- которые могутъ сравниться со внезапнымъ зарожденіемъ обобщенія, освѣщающаго умъ послѣ долгихъ и терпѣливыхъ изысканій. То, что втеченіе цѣлаго ряда лѣтъ казалось хаотическимъ, противорѣчивымъ и загадочнымъ, сразу принимаетъ опредѣленную, гармоническую форму. Изъ дикаго смѣшенія фактовъ, изъ-за тумана догадокъ, опровергаемыхъ, едва лишь успѣютъ зародиться,-- возникаетъ величественная картина, подобно альпійской цѣпи, выступающей во всемъ великолѣпіи изъ-за скрывавшихъ ее облаковъ и сверкающихъ на солнцѣ во всей простотѣ и многообразіи, во всемъ величіи и красотѣ. А, когда обобщеніе подвергается провѣркѣ, примѣняя его ко множеству отдѣльныхъ фактовъ, казавшихся до того безнадежно противорѣчивыми,-- каждый изъ нихъ сразу занимаетъ свое положеніе и только усиливаетъ впечатлѣніе, производимое общею картиной. Одни факты оттѣняютъ нѣкоторыя характерныя черты, другіе -- раскрываютъ неожиданныя подробности, полныя глубокаго значенія. Обобщеніе крѣпнетъ и расширяется. А дальше, сквозь туманную дымку, окутывающую горизонтъ, глазъ открываетъ очертанія новыхъ и еще болѣе широкихъ обобщеній. Кто испыталъ разъ въ жизни восторги научнаго творчества, тотъ никогда не забудетъ блаженнаго мгновенія. Онъ будетъ жаждать повторенія. Ему досадно будетъ, что подобное счастье выпадаетъ на долю немногимъ, тогда какъ оно всѣмъ могло бы быть доступно, въ той или другой мѣрѣ, если бы знаніе и досугъ были достояніемъ всѣхъ" {Ib,. стр. 214.}.
   И стремленіе къ радостямъ научнаго творчества сдерживалось великой совѣстью. Передъ нами рядомъ съ Кропоткинымъ-ученымъ выступаетъ Кропоткинъ-человѣкъ. И трудно рѣшить, кто изъ нихъ крупнѣе, красивѣе, обаятельнѣе. Крупная личность и крупный ученый находятся въ удивительной и очень рѣдко встрѣчающейся гармоніи. Тридцатилѣтній Кропоткинъ стремится къ научной дѣятельности. Онъ видитъ широкіе горизонты для геологіи и физической географіи; но тутъ выступаетъ великая совѣсть. "Какое право имѣлъ я на всѣ эти высшія радости, когда вокругъ меня -- гнетущая нищета и мучительная борьба за черствый кусокъ хлѣба! Когда все, затраченное мною, чтобы жить въ мірѣ высокихъ душевныхъ движеній, неизбѣжно должно быть вырвано изо рта сѣющихъ пшеницу для другихъ и не имѣющихъ достаточно чернаго хлѣба для собственныхъ дѣтей?.. Знаніе -- могучая сила. Человѣкъ долженъ овладѣть имъ. Но мы и теперь уже знаемъ много. Что если бы это знаніе, и только это, стало достояніемъ всѣхъ? Развѣ сама наука тогда не подвинулась бы быстро впередъ?.. Массы хотятъ знать. Онѣ готовы расширить свое знаніе,-- только дайте его имъ, только предоставьте имъ средства завоевать себѣ досугъ" {Ib., стр. 227.}.
   Пушкинъ говоритъ намъ про то, какъ поэтъ, который въ обычной жизни можетъ быть ничтоженъ, преображается и становится искреннимъ, когда творитъ, когда онъ "звуковъ и смятенья полнъ". Современная психологія даетъ точное объясненіе явленію, нащупанному геніемъ Пушкина. Мы знаемъ теперь о подсознательномъ я и т. п. Итакъ, глубокая искренность въ моментъ писанія (искренность, доходящая до того, что авторъ самъ сильно страдаетъ и плачетъ вмѣстѣ съ героями, которыхъ придумалъ) и личная жизнь автора, составляющая прямую противоположность тому, что онъ пишетъ, -- вполнѣ возможны. Но такого раздвоенія у П. А. Кропоткина нѣтъ. Приведенныя выше строки не только красивый образъ. За авторомъ ихъ нѣтъ недоимокъ. Всю свою жизнь онъ поступалъ такъ, какъ диктовало ему убѣжденіе. Какъ очень талантливаго человѣка, какъ камеръ-пажа, какъ окончившаго первымъ самое привилегированное учебное заведеніе въ Россіи, какъ князя Рюриковича, какъ богатаго помѣщика, -- его ждала блестящая карьера. Передъ нимъ были открыты всѣ дороги. Но Кропоткинъ уже юцошей, вмѣсто того, чтобы выйти въ лейбѣгвардію, выбираетъ скромный сибирскій казачій полкъ, потому что желаетъ приносить пользу и работать. Потомъ, когда П. А. Кропоткинъ пришелъ окончательно къ извѣстнымъ политическимъ и соціальнымъ взглядамъ, онъ спокойно и просто отвернулся отъ всего блестящаго прошлаго и пошелъ интеллигентнымъ пролетаріемъ по тому пути, который самъ намѣтилъ для себя. Жизнь И. А. Кропоткина красива, трогательна, цѣльна, а потому поучительна. Лѣтъ двѣнадцать назадъ русскіе, жившіе въ Лондонѣ, собрались вмѣстѣ, чтобы почтить память декабристовъ. П. А. Кропоткинъ, великолѣпно знающій русскую литературу и отлично декламирующій, прочиталъ стихотвореніе Кондратія Рылѣева "Гражданинъ":
   
   "Нѣтъ! Не способенъ я въ объятіяхъ сладострастья,
   Въ постыдной праздности влачить свой вѣкъ младой
   И изнывать кипящею душой
   Подъ тяжкимъ игомъ самовластья.
   Пусть юноши, не разгадавъ судьбы,
   Постигнуть не хотятъ предназначенья вѣка
   И не готовятся для будущей борьбы
   За угнетенную свободу человѣка;
   Пусть съ хладнокровіемъ бросаютъ хладный взоръ
   На бѣдствія измученной отчизны
   И не читаютъ въ нихъ грядущій свой позоръ
   И справедливыя потомковъ укоризны.
   Они раскаются".
   
   Потомъ П. А. сказалъ мнѣ, что эти стихи онъ запомнилъ еще въ пажескомъ корпусѣ. И, конечно, уже двадцати лѣтній П. А. Кропоткинъ имѣлъ полное нравственное право выставить эти стихи своимъ девизомъ.
   Эта цѣльность и обаятельность натуры, эта искренность, это моральное мужество, этотъ сильный умъ давно уже доставили П. А. Кропоткину и такихъ друзей въ Англіи, Франція и Соединенныхъ Штатахъ, которые расходятся съ нимъ въ многомъ. По воскресеньямъ, когда П. А. жилъ въ Bromby, а потомъ въ Лондонѣ, я встрѣчалъ у него, рядомъ съ рабочими всѣхъ странъ, то канадскаго профессора, то англійскаго отставного генерала, то клэрджимэна, то лэди съ громкимъ титуломъ, то знаменитыхъ писателей всѣхъ странъ. Признаться, мнѣ никогда не приходилось бывать въ такомъ разноязычномъ и "разнослойномъ", если можно такъ выразиться, обществѣ, какое я находилъ у Кропоткина. Одни высоко его ставили, какъ ученаго, другіе, какъ борца за униженныхъ и оскорбленныхъ. Тѣмъ онъ былъ дорогъ, какъ удивительно талантливый писатель, "Записки" котораго могутъ быть поставлены рядомъ съ книгой А. И. Герцена "Былое и думы" {Русскій переводъ -- полнѣе англійскаго оригинала, такъ какъ является результатомъ сличенія французскаго и нѣмецкаго переводовъ, переработанныхъ авторомъ; но и русскій переводъ не полонъ въ томъ смыслѣ, что у автора есть еще главы (написанныя по русски). Такъ какъ я имѣлъ возможность познакомиться съ этими главами, то могу сказать, что онѣ составили бы украшеніе "Записокъ".}. Затѣмъ всѣ знающіе П. А. Кропоткина сходятся въ томъ, что болѣе яркой и обаятельной личности никогда не встрѣчали.
   Съ дѣтства П. А. преисполнился глубокой любви къ русскому народу и вѣры съ него. Знакомство съ западно-европейскимъ пролетаріатомъ не ослабило эту любовь. Бываетъ, что любовь къ крестьянамъ и къ рабочимъ ассоціируется съ ненавистью къ интеллигенціи. Кропоткинъ знаетъ передовую русскую интеллигенцію и любитъ ее. Когда она падаетъ духомъ, когда она разгромлена,-- П. А. Кропоткинъ не бросаетъ ее, не глумится надъ нею, по говоритъ ей: "Слейтесь съ народомъ. Познаніе творческихъ силъ, заключенныхъ въ немъ, возродитъ васъ и дастъ вамъ силы. Вспомните, какое отчаянье охватило Герцена послѣ 1848 года? Но великаго писателя спасла вѣра въ народъ". Въ своихъ "Запискахъ" П. А. Кропоткинъ вспоминаетъ потрясающую сцену, вполнѣ обычную, впрочемъ, шестьдесятъ лѣтъ назадъ. Отецъ П. А. въ минуту раздраженія отправляетъ крѣпостного настройщика и подъ-дворецкаго Макара на съѣзжую, чтобы ему "закатили сто розогъ".
   "Бьетъ четыре. Мы всѣ спускаемся къ обѣду, но ни у кого нѣтъ охоты ѣсть, никто не дотрагивается до супа. Насъ за столомъ десять человѣкъ. За каждымъ стоитъ "скрипка" или "тромбонъ", съ чистой тарелкой въ лѣвой рукѣ, но Макара нѣтъ... Входитъ Макаръ, блѣдный, съ искаженнымъ лицомъ, пристыженный, съ опущенными глазами... Слезы душатъ меня. Послѣ обѣда я выбѣгаю, нагоняю Макара въ темномъ корридорѣ и хочу поцѣловать его руку; но онъ вырываетъ ее и говоритъ, не то съ упрекомъ, не то вопросительно: "Оставь меня; небось, когда выростешь, и ты такой же будешь?"
   -- "Нѣтъ, нѣтъ, никогда!" {"Записки Революціонера", стр. 47.}. То было не простое восклицаніе нервнаго мальчика, а доподлинная Аннибалова клятва. И теперь, старикомъ, П. А. такъ же сильно болѣетъ страданіями коллективнаго Макара, какъ шестьдесятъ лѣтъ тому назадъ. Помню, какъ глубоко страдалъ П. А. Кропоткинъ послѣ каждаго русскаго пораженія во время русско-японской войны, такъ какъ, прежде всего, видѣлъ горы труповъ въ сѣрыхъ солдатскихъ шинеляхъ, т. е. десятки тысячъ убитыхъ и изувѣченныхъ "Макаровъ", горе овдовѣвшихъ солдатокъ, нищету ребятишекъ. Я долженъ отмѣтить здѣсь прямо поразительную прозорливость П. А. Послѣ перваго большого пораженія я получилъ письмо отъ Кропоткина, въ которомъ онъ доказываетъ, что кампанія проиграна; но и самыя прозорливые люди поддаются иногда чрезмѣрному оптимизму. Восемнадцатаго октября 1905 года, когда въ англійскихъ газетахъ появился манифестъ 17 октября, я получилъ такую телеграмму отъ П. А. Кропоткина: "Félicite avec première victoire du peuple russe. Les autres suivront". Дѣйствительность быстро разрушила иллюзіи!..
   Портретъ Петра Алексѣевича изображаетъ суроваго, бородатаго "ученаго" съ громаднымъ обнаженнымъ лбомъ, изъ-подъ котораго глядятъ проницательные, полные мысли глаза. "Суровость" этого портрета совершенно обманчива. Я уже говорилъ объ удивительной добротѣ и мягкости П. А. Все это соединяется еще съ любовью къ хорошей шуткѣ. Кропоткинъ -- жизнерадостный человѣкъ, любящій музыку и пѣніе, любящій, чтобы общество близкихъ ему людей было оживлено и весело. Въ тѣ рѣдкія минуты, когда собираются вмѣстѣ разбросанные по громадному Лондону русскіе, связанные многолѣтней дружбой, самый старый и самый оживленный среди нихъ -- Петръ Алексѣевичъ. И когда "молодежь" начинаетъ тянуть жалобныя пѣсни въ родѣ:
   
   "Много пѣсенъ слыхалъ
   Я въ родной сторонѣ,"
   
   П. А., органически не любящій нытья и "воя", садится за фортепіано. (Если не ошибаюсь, музыкѣ училъ его крѣпостной настройщикъ Макаръ, упомянутый выше). Подыгрывая себѣ, онъ поетъ баскомъ:
   
   "C'est la lut-te fi-nale
   Grou-pons-nous et d-inain
   L'in-ter-na-ti-o-na-le
   Sera le genre hu-main."
   
   Года три-четыре назадъ во время такихъ собраній (обыкновенно, для встрѣчи русскаго новаго года), когда начинались танцы, въ нихъ принималъ участіе и П. А.
   Моя замѣтка разрослась. Въ шекспировской пьесѣ "Какъ вамъ это понравится", про человѣческую старость говорятъ Жакъ и Адамъ. Одинъ знаетъ только физическое и умственное одряхлѣніе --
   
   "Sans teeth, sans eyes, sans taste, sans everything"
   
   (Безъ зубовъ, безъ глазъ, безъ вкуса, безъ всего). Адамъ знаетъ другую старость: "здоровую зиму; она морозна, но дѣйствуетъ живительно". Эту старость съ сохраненіемъ всей ясности большого ума, обогащеннаго громаднымъ опытомъ, знаетъ Петръ Алексѣевичъ. Закатъ дня иногда еще прекраснѣе полдня.

Діонео.

"Русское Богатство", No 11, 1912

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru