Шишков Вячеслав Яковлевич
Редактор

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

Вячеслав Яковлевич Шишков.
Редактор

   Скажу несколько теплых слов в защиту редакторов. А то все ругают их, и, по-моему, напрасно.
   Не знаю, как в столицах, у нас же в городе Тетерькине редактор замечательный и, в виде исключения, женского пола, притом -- высокого ума. Она совершенно молодая и со стороны внешней формы -- очень стройная, сюжет развернут вполне, фабула тоже обработана. Нецензурно выражаться воспрещает.
   Хорошо-с. Однажды приношу ей рассказ из крестьянского быта, под заглавием "Женская порка".
   Она прочла и стала меня энергично крыть. То есть так крыла в смысле идеологии, что по всему моему телу пошли пупырышки, как у щипаного индюка. Будучи сознательным, я выскочил на двор и стал глубоко вдыхать свежий воздух.
   Надышавшись как следует, вновь подхожу к ее столу.
   Она сидит, ничего не говорит и даже не смотрит на меня, а занимается маникюром. Брови наморщены.
   А рассказ мой вкратце таков. Прибегает в сельсовет маленького роста мужичок с заплывшим глазом и кричит, что его избила жена, контрреволюционерка. Тогда всем комсоставом пошли брать эту скандалистку-бабу, которая сидела в избе, крепко запершись. Первый полез в окно председатель сельсовета, очень лохматый. Только он лег брюхом на подоконницу и закорючил ногу, как проклятая баба сгребла его за бороду и стала лупить ухватом по загривку, ругая Советскую власть. Председатель кричит: "Тяните скорей обратно за ноги! Убьет!" Словом, короче говоря, бабу взяли с бою и поволокли на площадь, затем согнали всех замужних женщин для образца наказания, затем оголили контрреволюционерку-бабу и стали производить дискуссию вожжами. Сначала сознательный муж драл, потом били содоклады и от прочих доброхотов. Скандалистка орала, остальные женщины поучались, смиренно говоря: "Мы будем тихие".
   Это вкратце. Кончался же рассказ буквально так:
   
   "Закат пылал. И вся пышная природа как бы созерцала подобный финал. Прохожий старик остановился, взглянул на истерзанное контрреволюционное бабье сидячее место, воскликнул: "Боже правый!"-- и заплакал".
   
   Я говорю:
   -- Как же так, Софья Львовна, вы бракуете такой потрясающий рассказ? Сюжет развернут, фабула обработана.
   Она говорит:
   -- Да, все прекрасно. Но у вас кулацкая идеология.
   -- Никак нет, -- говорю, -- вожжами драли, а не кулаками.
   Она опять начала меня крыть. Так крыла, так крыла, что у меня даже золотой зуб заныл.
   Я вновь выбежал на улицу и сожрал две порции мороженого, удивляясь, до чего сознательны редактора.
   Хорошо-с. Являюсь вновь к столу.
   -- Вы меня, Софья Львовна, режете. Мне аванс надо. Я Мишке Сусленникову два с полтиной должен. Я...
   -- Почему у вас тошнотворное слово "боже" с большой буквы? -- перебила она.
   -- Потому, что это новая строка.
   -- Пустая отговорка, -- сказала она. -- Переставьте слова, напишите: "Правый боже! -- воскликнул старик".
   -- Так никто не восклицает, тем более на старости лет, -- сказал я. -- А всегда восклицают: боже правый.
   Она говорит:
   -- Я, знаете, человек подначальный, должна стоять на страже. Я человек партийный.
   -- Я тоже человек сознательный, -- сказал я, вставил папиросу в янтарный мундштук и закурил, пуская дым самыми маленькими, деликатными колечками.
   -- А скажите, товарищ Моськин, вы в данном рас сказе на стороне мужиков-насильников или...
   -- Никогда! -- возмутился я. -- Всецело на стороне угнетенныхженщин! -- и вновь пустил дым самым маленьким колечком, вроде обручального.
   -- Ну, тогда другое дело, -- ласково сказала она. -- А почему вы не женитесь?
   -- Да как вам сказать, -- замялся я. -- Некогда жениться-то. Все рассказы пишу... Так разве, на скорую руку... это... как его... -- потупил я глаза. -- А во-вторых, где ее, невесту-то, взять?
   -- Ну, -- улыбнулась она, прищуривая свои очаровательные глазки. -- За вас всякая пойдет... Вы очень симпатичный... Очень, очень!..
   -- Извиняюсь... А вот почему вы замуж не выходите, такая красота? -- осмелел я и чувствую -- страшно заклубилась кровь во мне.
   Она тоже замялась, склонила голову набок и ужасно обольстительно улыбнулась мне.
   Тут совершенно вылетело у меня из головы, что она редактор: я усиленно задышал, в то же время обдавая ее двусмысленным любовным взглядом.
   -- Итак, ваш рассказ пойдет, -- вдруг проворковала она; голос ее дрожал, пышная грудь вздымалась, сначала медленно, потом быстрей, быстрей.
   -- Неужели пойдет?! -- трагически заломил я руки. -- Без всяких изменений? Ни одной строчки?!
   -- Да, да, не волнуйтесь. Ну, может быть, какое-нибудь словцо и придется перевернуть. Не забывайте, что я женщина ответственная, одинокая...
   -- Софья Львовна! Софья Львовна! -- и у меня впервые потекли обильные слезы радости прямо на пол.
   Я вышел с высоко поднятой головой, громко сморкаясь и, на этот раз, пуская во все стороны огромные кольца дыма. В сердце моем горела сильная, глубочайшая к ней любовь.
   И, будучи сознательным, я твердо решил: если, действительно, рассказ пройдет, женюсь на ней, женюсь...
   И вот рассказ вышел.
   Все было на своем месте, все, все, дословно, даже те строки, где баба ругала Советскую власть.
   Лишь в самом конце рассказа, и то на законном основании, согласно идеологии, восклицание проходящего старика, а именно: "Боже правый", было заменено:
   "Боже левый".
   
   1926
   
   Первая публикация - "Бегемот". 1926. No 14 (под названием "Цензура").
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru