Шишков Вячеслав Яковлевич
Пловцы

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

Вячеслав Шишков.
Пловцы

   Море играло, как через край шампанское. Волны били в скалы и тщательно вылизывали пляж. Солнце обдавало, как из печки. И если взглянуть с обрыва, от беседки, можно видеть: пляж обрамлен длинным кружевом обнаженных тел. Дырявый заборчик отделяет женскую и мужскую половину. Вот несколько четвероногих подползли к щели и всосались взглядом в запретные обители женского эдема.
   -- Товарищи!.. Нехорошо... Неловко, -- окликнули их.
   С моря донесся резкий крик:
   -- Тону! Спасите...
   Кружево тел сразу вздыбило вверх, кружево хлынуло к волнам. И путаные фразы:
   "Тонет... Тонет... Вынырнул... Кто умеет плавать? Товарищи, на помощь... Эй!.."
   На берегу -- общее смятение. Никто плавать не умел. Бестолково суетились: "Лодку, лодку!" -- "Я бы мог, да судороги у меня".
   Вдруг из женской половины бросилась в волны длиннокосая нимфа. Искусно и быстро рассекая воду, она легкими взмахами плыла к утопавшему. Все замерли. Тысячи глаз влипли в нимфу, ждали подвига. Вот утопающий вынырнул, поболтал руками и -- камнем вниз. Нимфа, круто повернув к нему, нырнула. И чрез мгновенье, при общем восторженном крике, на морской поверхности забелели два тела. Пловец был спасен.
   Довольно интересный случай, прошумевший на весь Крым. Завершился он тоже интересно, по пословице: "Из огня да в полымя", -- парочка поженилась.
   С тех пор счастливые новобрачные всегда уединялись для совместного купанья куда-нибудь под скалу, в прохладу.
   Миша Пташкин слепо верил в случай.
   -- Вот, черт его бей, какое счастье человеку привалило... Вместо того чтоб захлебнуться, такую красотку в жены взял... Где тут справедливость? Где закономерность? Темный случай, судьба -- и больше ничего... Тьфу, черт! -- ерепенился Мишка Пташкин и его угреватое, красное лицо с усиками щеточкой нервно дергалось. -- Тоже приемчик, черт его бей, -- продолжал он. -- Наверно, нарочно прикинулся, гадина... Мазурик, больше ничего... Такую провокацию пустить. Да я бы...
   -- А ты попробуй сам... Ты тоже ведь жениться собираешься, -- сказал ему приятель, телеграфист Очков.
   -- И попробую, -- волновался Миша. -- Думаешь -- не попробую? Очень просто, возьму да и попробую. -- Он тонкими, в бородавках, пальцами отщипывал ягодки винограда и ловко швырял их в рот. -- Например, Зоя Петровна... Это не товар, по-твоему? А мускулы... Ты видал, какие у нее мускулы? На состязании в плавании второй приз взяла. Уж я ли за ней не ухаживаю? И сладостями разными пичкаю, например мороженым. И в горы верхом прогулки устраиваю. А она на меня -- нуль внимания. Я по крайней мере на трех скамейках и на четырех деревьях в парке ее имя вырезал. Я с риском для жизни залез ради нее, как орангутанг, на новую беседку и на самом видном месте изобразил красной краской ее и свои инициалы с сердцем, проткнутым амурной стрелой любви! Вот до чего дошло... Меня чуть не арестовали за это, едва убежал. А она взглянула и -- ни звука. Далее сказала: "Государственное имущество способны портить только дураки и хулиганы". Третьего дня хотел немножко обнять, вроде как случайно, а она: "Нет, уж вы, пожалуйста, того..." Через это я прямо-таки сгораю, во всем теле страшный вольтаж. Нервы -- дрянь. Бессонница. А если уснешь -- голые женщины в двусмысленных позах снятся. Я, конечно, не предлагал ей брак, я понимаю, что моя физиономия ей не нравится. А вот ежели я стану тонуть, а она, спасая утопающего, на мою мускулатуру вблизи взглянет, тогда посмотрим, кто кого...
   Широкоплечий кривой телеграфист Очков на все лады подхихикивал над ним, наконец разразился звонким смехом:
   -- А ты в самделе, попробуй, Миша, раз на свой вольтаж надеешься. Может, и тебе фартанет...
   -- Обязательно попробую! Только в тихую погоду. И когда море посильней прогреется.
   Через неделю у Миши был такой разговор с Зоей Петровной Голоноговой.
   -- Ах, Зоя Петровна, -- сказал он, вытягивая длинную шею с кадыком, -- я еще три фунта потерял. Вы не догадываетесь почему?
   -- Нет, не догадываюсь, -- сказала девушка.
   -- Вы -- мучительница, Зоя Петровна. Видит бог, мучительница, -- вздохнул Миша Пташкин. -- Ах, зачем я увидел вас... Через вашу наружность и отверженную любовь я вернусь из отпуска дефективным субъектом. Почему вы такая недоступная? В данный политический момент, когда кругом электрификация, на каждом углу громкоговоритель, ваша щепетильность звучит как абсурд. Уверяю вас. Вы корчите из себя бог знает какую целомудренность. Это не тактично, уверяю вас. Если б я был манекен, на который натягивают в магазинах брюки и пальто, то, конечно... Но я очень нервный, живой человек, с внутренней секрецией, что видно из популярных лекций. Правда, я, будучи в оптовом магазине, получаю по семнадцатому разряду и мог бы вам предложить... Как это выразиться культурнее...
   -- Нет, я замуж не собираюсь, -- улыбнулась девушка, выписывая зонтиком вензель на песке. -- Глядите, как хорошо садится солнце...
   -- Да, неплохо, -- сказал он уныло. -- А вот я не могу ни сесть, ни лечь. Как зажмурю глаза -- вы во всей натуральности, без ничего, как апельсин без корочек. Зоя Петровна! -- И оглянувшись, он бросился перед ней на колени. -- Я люблю вас!.. Мучительница вы моя! Будьте моей по гроб жизни. Мне, как спецу, делают в нашем магазине значительную скидку со всей мануфактуры... Скоро будет получен великолепный тюль и тарлатан...
   -- Оставьте глупости, Михаил Степаныч! -- И девушка отвернулась. -- Встаньте!
   -- В таком случае, -- вскочил Миша Пташкин и с бешенством стал выколачивать ладонью из штанов песок. -- В таком случае, исходя из вашей жестокости, мне один выход -- это утопиться. Да, да! И обязательно на ваших глазах... Уверяю вас... Да, да. Поверьте, вас замучает совесть... Вот нарочно оставлю на берегу в бутылке записку, а сам поплыву и утону. Нарочно!..
   -- А я вас спасу.
   -- Пожалуйста! -- фатальным голосом воскликнул Миша Пташкин.
   Море было тихое, день жаркий. Миша Пташкин, взволнованный и решившийся на последний шаг, зашел в часовню, поставил толстую свечу Николаю-чудотворцу, шефу утопающих, и направился к морю. Разделся, присосался глазами к щели в женский рай, сам себе сказал: "Здесь... Вот она... Ну, случай, выручай".
   Он перекрестился и с трагическим лицом бросился в воду. Когда ноги потеряли дно, он отплыл сажен десять вперед, закричал: "Тону..." -- и скрылся под водой. Тут был обрыв: тело до дна шло лениво, долго. Он умел кой-как плавать, но внутреннее чувство предостерегающе сказало ему: "А вдруг утонешь?" Он пробкой вверх.
   "Утону, -- подумал он, -- ой-ой, судорога". И не на шутку закричал:
   -- Спаси-и-те-е! Эй!!
   Он повернулся назад, в левой икре заныло, задергалось; он быстрым движением рук стал растирать ногу, захлебнулся, пошел вниз, открыл глаза -- зеленое стекло воды, и пальцы на обеих ногах болезненно скрючились. "Конец..." Он с силой ударил руками: голова, взор обмакнулись в солнце, в воздух, -- берег близко, люди мечутся белыми птицами. И она, спасительница, плывет к нему. В крике, в брызгах, он забился по воде, теряя силы. Вот закачался берег, закачалось над ним, под ним, кругом что-то неповоротливое и тягучее, все надломилось, посерело, растеклось, и последняя мысль была: "А как же... я за квартиру не заплатил..."
   Пловец лишился чувств.
   Он открыл глаза в тайное, в тот свет, в рай иль ад -- не знает, и осмотрелся. Ни чертей, ни ангелов. Белые, самые обыкновенные стены. Койка, сестра милосердия.
   -- Ну, как? -- участливо спросил сидевший возле него кривой телеграфист.
   -- А где Зоя Петровна, -- слабо проговорил утопавший. -- Где моя избавительница?
   -- Тебя спас я! -- гордо сказал телеграфист, и улыбавшийся глаз его излучал самоотверженную любовь. -- Я спас тебя, на лодке...
   Миша Пташкин ударил в него, как пулей, свирепым взглядом, ахнул, прошипел: "Подлец ты!" -- и вновь лишился чувств.
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru