Шишков Александр Семенович
Русский путешественник прошлого века за границею

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    (Собственноручные письма А. C. Шишкова 1776 и 1777 г.)

  

Русскій путешественникъ прошлаго вѣка за границею.

(Собственноручныя письма А. C. Шишкова 1776 и 1777 г. 1).

  
   1) Подлинныя собственноручныя письма А. С. Шишкова составляютъ собственность профессора С.-Петербургскаго университета Ивана Васильевича Помяловскаго, которому мы и приносимъ глубокую благодарность за разрѣшеніе ихъ напечатать. Къ кому писаны эти письма -- намъ неизвѣстно. Ред.
  

1776 годъ.

  

1.

2-го августа

Любезный другъ!

   Извини меня, что я давно не исполняю того, что отъ меня требуетъ и моя къ тебѣ дружба, и собственная моя скука. Я уже давно принялъ намѣреніе къ тебѣ писать и нѣкоторыя свободныя отъ дѣлъ моихъ часы раздѣлить съ тобою, но не знаю, что меня отъ того по сію пору удерживало. Можетъ статься воображеніе, что ты моего письма весьма долго или никогда не получишь, отнимало у моего желанія силу и заставляло меня молчать. Уже сіе молчаніе болѣе шести недѣль продолжается; напослѣдокъ мои обстоятельства и моя скука, не взирая на безнадежность въ пересланіи сего письма, увеличили прежнее мое желаніе и понудили меня дѣйствительно приняться за сіе упражненіе. Въ столь беспокойной и скучной жизни, какова теперь моя, нѣтъ инаго для человѣка утѣшенія, какъ размышлять и разговаривать мысленно съ тѣми, которыхъ онъ любитъ: слѣдовательно, какой бы сіе письмо ни имѣло успѣхъ, однако, мнѣ оно будетъ подавать нѣкоторую отраду тѣмъ, что я оное пишу.
   Я не знаю, какимъ образомъ дать тебѣ понятіе о теперешнемъ моемъ состояніи: оно хуже и несноснѣе, нежели привыкшему къ московскимъ веселостямъ щоголю быть на цѣлый мѣсяцъ заключенному въ худую и никѣмъ не обитаемую, кромѣ мужиковъ, деревню; тамъ онъ по крайней мѣрѣ въ ясную погоду на мягкой травѣ спокойно уснуть можетъ, или какое-нибудь изберетъ для себя веселое упражненіе, а мнѣ безпокойство, скука и болѣзнь не даютъ и подумать объ удовольствіи. Но чтобъ увѣдомить тебя, отчего я толь огорченныя имѣю мысли, то напередъ надлежитъ сказать тебѣ пребыванія моего мѣсто. Мы съ фрегатомъ нашимъ находимся при выходѣ изъ англійскаго канала въ Западный океанъ, и уже третью недѣлю благополучныхъ вѣтровъ не имѣемъ; а на морѣ всего несноснѣе противные вѣтры, особливо когда они еще бываютъ крѣпкіе. Вчера претерпѣли мы жестокую бурю, сегодня также вѣтеръ очень силенъ, волненіе превеликое, фрегатъ нашъ изъ стороны въ сторону бросаетъ ужасно, и надежды къ перемѣнѣ вѣтра не видно ни какой. Нѣтъ ничего досаднѣе сей погоды: все трещитъ, все падаетъ, все ломается, и нигдѣ спокойнаго мѣста обрѣсти не можно. То-то прямо дорогое времячко и жизнь пресладкая! Если ходишь, такъ лучше кажется сидѣть, когда же сидишь, такъ лучше кажется лежать, а если лежишь, такъ лучше кажется ходить: тутъ не хорошо, тамъ дурно, а въ третьемъ мѣстѣ и того хуже; куда хочешь -- поди, что хочешь -- дѣлай, вездѣ скучно, и отовсюду бы бѣжалъ. Вотъ слабое начертаніе скуки, господствующей между мореплавателями во время крѣпкихъ и противныхъ вѣтровъ; и въ такой-то находяся скукѣ, пишу я къ тебѣ это письмо.
   Я возвращаюся къ самому началу нашего похода, и буду отъ сего числа подневно увѣдомлять тебя обо всемъ, что съ нами впередъ во время нашего путешествія случаться будетъ. Можетъ статься письмо сіе сдѣлается напослѣдокъ такою книгою, на прочтеніе которой не достанетъ и цѣлыхъ сутокъ, но я, однако жъ, уповаю, или по крайней мѣрѣ столько льщуся, что оно тебѣ не будетъ противно.
   Пятаго на десять числа іюня мѣсяца въ седьмомъ часу пополудни, поднявъ якорь и распустя паруса, отправились мы въ предписанный намъ путь, оставя любезное наше отечество и со всѣми тѣми, которыхъ мы въ ономъ любить и почитать привыкли: скука и сожалѣніе далеко насъ провождали, а воспоминаніе навсегда съ нами осталось. Вѣтры по большей части служили намъ благополучные, такъ что мы чрезъ одиннадцать дней увидѣли берега Даніи, и скоро потомъ пришли въ Копенгагенъ. Сей столичный Датскаго королевства городъ лежитъ на островѣ Зееландѣ въ южно-западной отъ Петербурга сторонѣ, разстояніемъ около двухъ сотъ нѣмецкихъ миль отъ онаго, почитается всѣми изряднымъ въ Европѣ, имѣетъ хорошую крѣпость и безопасную гавань; также находится тутъ университетъ, основанный королемъ Генрихомъ Первымъ.
   Двадцать седьмаго числа съѣхали мы на берегъ и ходили къ нашему министру, который принялъ насъ довольно ласково, и пригласилъ на третій день къ себѣ обѣдать. Послѣ сего были мы у морскаго ихъ генерала и камергера, который хотя и имѣлъ придворнаго человѣка названіе, однако же показался намъ отнюдь непохожимъ на онаго. Сей чинъ у нихъ хотя такъ же, какъ и у насъ генералъ-маіорскій, однако, стократно маловажнѣе нашего, ибо сказываютъ, что его за пятьсотъ рублей купить можно. Отъ него пошедъ пріискали мы порядочный трактиръ, гдѣ бы намъ на нѣсколько дней расположиться можно было. Послѣ того пошли въ королевскій садъ, гдѣ увидѣли множество людей, только несравненно меньше важныхъ, нежели какихъ ты можешь увидѣть въ Петербургѣ. Что касается до красоты тамошнихъ женщинъ, то она или тѣхъ мѣстъ не посѣщала, или не хотѣла намъ показаться, потому что мы изъ такого множества не болѣе какъ лица два порядочныхъ видѣли. Садъ хотя не богатый, однако же весьма изрядный: водометовъ не много, истукановъ и другихъ чрезвычайныхъ предметовъ никакихъ нѣтъ, но вмѣсто того густая и порядочная зелень дѣлаетъ его больше пріятною рощею, нежели великолѣпнымъ садомъ. Съ одной стороны онаго стоитъ окруженный каналомъ деревянный замокъ съ эрмитажемъ, въ которомъ хранятся королевскія драгоцѣнности. Подлѣ онаго небольшая четвероугольная площадь съ водометомъ по срединѣ, на которую выносятся изъ оранжереи дерева и устанавливаются по вкусу итальянскому; а по другую сторону сего же замка находится дикій лѣсъ на манеръ аглинскій.
   Побывъ часа два и больше въ саду, пошли мы въ нанятый нами трактиръ, гдѣ проводили вечеръ довольно весело, а ночь спокойно проспали. По утру вставъ, потребовали мы отъ хозяйки счетъ, который показался намъ очень дорогъ, и для того, оставя этотъ, перешли мы въ другой трактиръ, гдѣ нашли столъ и покой гораздо лучше и притомъ дешевле. Сей трактиръ, сказываютъ, лучшій во всемъ городѣ, а стоитъ онъ на той площади, гдѣ воздвигнутъ монументъ короля Генриха Пятаго, сидящаго на конѣ и попирающаго конскими ногами зависть. Расположася такимъ образомъ въ семъ новомъ нашемъ жилищѣ, согласилися мы въ этотъ день ходить по всему городу, побывать на гостиномъ дворѣ и закупить кому что надобно, а потомъ вечеромъ идти опять прогуливаться въ садъ. Между тѣмъ познакомилися мы съ нашимъ секретаремъ посольства и съ однимъ датскимъ офицеромъ, которые почти безотлучно были при насъ. На другой день положили мы осмотрѣть кунсткамеру, и для того просили новыхъ нашихъ знакомцевъ, чтобъ они сдѣлали намъ сотоварищество, на что они согласилися охотно; и такъ по утру пошли мы съ ними туда.
   Я опишу тебѣ оную, сколько могу упомнить. Въ первой небольшой комнатѣ, въ которую вступишь, находятся чучелы разныхъ птицъ и еще двѣ камеры-обскуры, изъ одной войдешь въ галлерею, убранную разными картинами весьма хорошей работы, которыя по большей части изображаютъ нѣчто историческое: казни баснословныхъ боговъ, разныя военныя дѣйствія и проч. Изъ одной двери въ кабинетъ, гдѣ поставлены за стеклами столы, наполненныя всѣхъ государствъ деньгами и медалями, а стѣны сего кабинета убраны также портретами, небольшими картинками, изъ коихъ одна представляетъ бесѣдующую во время ночи при огнѣ съ другими женами Богоматерь, и сія есть самая лучшая изо всѣхъ находящихся картинъ въ кунсткамерѣ. Изъ сего кабинета ходъ въ большую комнату, въ которой стоятъ чучелы и кости разныхъ звѣрей, сросшіеся два теленка спинами вмѣстѣ, двуголовый о шести ногахъ баранъ и еще многіе уроды. Также деревянный сукъ, имѣющій точное подобіе человѣческой руки и проч. Въ пятой комнатѣ находятся органы, играющіе многія штуки, которыя сработаны однимъ датскимъ столяромъ; янтарные кораблики, истуканъ на пружинѣ, двѣ муміи, наши стрѣльцы и многія симъ подобныя вещи. Послѣдняя комната уставлена кругомъ шкапами, въ которыхъ видѣли мы шашки собственной работы Петра Великаго, и другія многихъ государей рукодѣлія, также два большіе золотые рога, найденные въ землѣ однимъ датскимъ крестьяниномъ, о которыхъ разсуждаютъ, по находящемуся на нихъ изображенію и по нѣкоторымъ означеннымъ тутъ еврейскимъ словамъ, что надобно имъ быть весьма древними и, чаятельно, оставшимися еще отъ римлянъ. Впрочемъ, сіи шкапы наполнены были и другими примѣчанія достойными вещами, которыхъ однакожъ я ради безпамятства и краткости не исчисляю. Между сихъ шкаповъ поставлены всѣхъ датскихъ государей бюсты, въ числѣ которыхъ находится и нашъ Петръ Великій; а на стѣнахъ стоятъ нѣкоторые посланническіе и генеральскіе портреты. Можно сказать, что кунсткамера ихъ весьма изобильна какъ рѣдкостями, такъ и славной работы картинами; также и то мнѣ въ оной понравилось, что у нихъ находятся тутъ изображенія не только всѣхъ государей, но и многихъ мужей, которые по своимъ дѣламъ, по достоинству или по какому-нибудь случаю себя отмѣтили. Сіе весьма должно ободрять потомковъ, когда они видятъ имена достойныхъ предковъ своихъ незабвенными! -- но чтобъ не углубиться въ дальнѣйшія размышленія, то и обращуся опять къ моему прежнему писанію.
   Употребивъ часа три или четыре на осмотрѣніе кунсткамеры, пошли мы къ министру обѣдать.-- Тамъ пробыли часу до пятаго; на послѣдокъ откланявшись ему прошли мы прямо во дворецъ и осмотрѣли всѣ королевскіе покои, изъ коихъ побогатѣе всѣхъ убранъ кабинетъ королевинъ, а прочіе покой больше украшены хорошими картинами и государскими портретами, нежели иными какими рѣдкостями. Когда взойдешь наверхъ въ четвертый этажъ, то представляется чрезвычайно хорошій видъ: городъ кругомъ виденъ, съ одной стороны проливъ и шведскія берега, а съ другой видно море и приходящіе съ онаго корабли,-- сіе все дѣлаетъ очамъ весьма пріятное зрѣлище. Когда еще имѣли они войну со шведами, то сказываютъ можно было видѣть сраженіе кораблей изъ оконъ сего этажа. Между прочимъ тутъ у нихъ находится еще судебная комната, въ которой у задней стѣнѣ поставленъ на слонѣ тронъ, по сторонамъ онаго стоятъ два большіе стола, покрытые малиновымъ бархатомъ, а впереди сдѣлано для челобитчиковъ мѣсто. Въ сей комнатѣ, сказываютъ, каждый годъ по одному разу имѣетъ король свое засѣданіе, и челобитчики въ то время созываются къ рѣшительному суду. Во время присутствія по сторонамъ стоитъ конная гвардія, и законы лежатъ всѣ передъ просителями. Вотъ все, что я во время тридневнаго моего бытія въ Даніи могъ примѣтить и о чемъ не преминулъ тебя увѣдомить. Станемъ теперь опять продолжать о нашемъ походѣ.
   Перваго числа іюня мѣсяца, запасшися водою, отправилися мы изъ Копенгагена, и на другой день пришли въ Гелсин-норъ, датскій же городокъ, лежащій отъ Копенгагена мили съ четыре нѣмецкихъ. Сей городокъ ихъ приноситъ великую государству прибыль сбираніемъ пошлинъ съ иностранныхъ судовъ, отправляющихъ купечество на Балтійскомъ морѣ: ибо они должны всѣ проходить мимо его, кромѣ однихъ шведовъ, которые проходятъ подлѣ своего берега. Въ немъ построена изрядная крѣпость; а по другую сторону пролива, напротивъ онаго, въ разстояніи не больше нѣмецкой мили находится шведскій городокъ, называемый Еленнъ-бургъ. Когда мимо ихъ обоихъ проходишь и станешь салютовать крѣпости, тогда они, принимая сію честь каждый себѣ, другъ предъ другомъ спѣшатъ отвѣтствовать, и салютуютъ оба. Тутъ пробыли мы одни сутки, и на другіе подняли якорь и стали продолжать путь нашъ. Имѣя вѣтеръ противный, плыли мы Категатомъ и Сѣвернымъ океаномъ или Нѣмецкимъ моремъ весьма долго. Напослѣдокъ увидѣли одно лавирующее голландское судишико, на которомъ были лоцмана, поджидавшіе тутъ приходящихъ изъ Остъ-Индіи судовъ, для провожденія ихъ въ Голландію. У сихъ лоцмановъ спросили мы о нашемъ мѣстѣ и получили въ отвѣтъ, что мы находимся въ пяти миляхъ отъ острова Текселя, который лежитъ не подалеку отъ Амстердама. Сіе дѣлало разности съ нашимъ счисленіемъ тринадцать нѣмецкихъ миль въ сторону.
   Вотъ какъ можно погрѣшить на морѣ въ исчисленіи пути, сколь-бы ни старался наблюдать оное совершенно; а такія погрѣшности весьма опасны для мореплавателей, и отъ того часто приключаются погибели. Но къ тебѣ писать о мореплаваніи, какъ живописцу разсказывать о механикѣ, ибо сія наука ни мало къ искусству его не принадлежитъ. Однако многіе изъ васъ любятъ судить о мореплаваніи, хотя ни малаго о семъ понятія не имѣютъ. Мнѣ случилось однажды слышать отъ человѣка, намъ съ тобою знакомаго, который, будучи совсѣмъ не морской, говорилъ такъ: "какіе у насъ худые мореплаватели, что, проходя по одному мѣсту разъ двадцать, послѣ не могутъ хорошенько пройти по оному". Есть человѣкъ, умѣющій здраво разсуждать и о томъ, что ему столько же извѣстно, сколько мнѣ моя будущая послѣ смерти жизнь. Но такое разсужденіе не можетъ быть ни разумно, ни полезно, и лучше кажется молчать или спрашивать о томъ, чего не знаешь, нежели толковать и судить объ ономъ, хотя сему благоразумію не весьма многіе повинуются. Прости мнѣ сіе примѣчаніе, которое можетъ статься положено не у мѣста, также и то, что я отступилъ отъ моего письма. Ежели тебѣ столько же будетъ скучно, сколько теперь мнѣ, то ты сего письма, хотя бы оно и нескладно было написано, думаю прочитать не полѣнишься, равно такъ я не лѣнюся оное писать. Но время уже возвратиться къ нашему путешествію.
   Переправивъ такимъ образомъ наше счисленіе, поплыли мы по прежнему и скоро прошли аглинскій портъ Ярмутъ, а потомъ вступили въ аглинскій каналъ межъ Довера и Кале. Мы хотѣли продолжать путь нашъ не заходя въ Англію, но какъ вѣтеръ былъ противный, и воды у насъ становилося немного, то и разсудили зайти въ Портсмутъ. Осьмаго на десять іюля положили мы якорь по близости острова Вихта, лежащаго верстахъ въ шести или семи отъ Портсмута, и послали на берегъ шлюпку для истребованія воды. Что мы такъ далеко остановилися отъ города и не подошли къ оному ближе, тому причиною было то, что мы несли вымпелъ; а у нихъ на рейдѣ стояла тогда эскадра, состоящая изъ нѣсколькихъ кораблей; такъ приближась къ оной надлежало салютовать, а салютовать по ихъ узаконенію должно безъ вымпела. Въ противномъ случаѣ повелѣваютъ права ихъ принуждать боемъ то судно къ опущенію вымпела, которое учинить сего не захочетъ, несмотря на то, какова бы оно государства ни было, а наши права повелѣваютъ не спускать вымпела, и ежели будетъ какое принужденіе, то защищать оный до самой крайности. Сія аглинская гордость и наша неуступчивость могли бы причинить кровопролитіе. Прежде сего, когда корабли наши вступали въ аглинскій каналъ, то завсегда напередъ снимали вымпелъ и проходили оный безъ вымпела, чтобы, встрѣтясь съ аглинскими кораблями, не подать причины къ сраженію или не сдѣлать предъ ними уничиженія опущеніемъ въ то самое время вымпела. Гордость же ихъ столь велика, чтобы они конечно не упустили потребовать сея униженности. Однако нынѣ сія гордость ихъ весьма уменьшилася, видно что американскіе бунты чувствительно истощили ихъ силу: мы проходили весь каналъ подъ вымпеломъ, чего еще никакое судно и никогда не дѣлывало; намъ попадали на встрѣчу корабли, однако не довольно что задирать не хотѣли, но еще какъ возможно старалися отъ насъ удаляться, чтобы не быть принужденными уничтожить право свое. Во время стоянія нашего на якорѣ съѣзжали мы на берегъ. Портсмутъ городокъ хотя не большой, однакоже весьма изрядный; чистота по всюду наблюдается превеликая, кругомъ крѣпости надъ прекрасный, по которому вечеромъ многіе прогуливаются; гавань тутъ чрезвычайно хорошая, въ которой завсегда бываетъ около семидесяти военныхъ судовъ. По Лондонской дорогѣ стоятъ четыре каменные дома, построенные для бѣдныхъ. Впрочемъ, жители въ разсужденіи агличанъ показались намъ весьма ласковы и превосходящими самихъ себя; а женщины всѣ вообще лица пріятнаго, поступковъ непринужденныхъ и обхожденія вольнаго. Мы пробыли тутъ одни сутки, и на другой день по утру хотѣли ѣхать на фрегатъ, но услышали, что вечеромъ будетъ комедія, и для того осталися посмотрѣть ихъ театра. Въ седьмомъ часу пошли мы въ оный, за входъ заплатили трое червонцевъ, и вошедъ въ ложи нашли во всемъ театрѣ не болѣе пятнадцати человѣкъ зрителей, а въ ложахъ не было ни кого. Мы сперва подумали, что пришли очень рано, и что еще долго начинать не станутъ, однако скоро подняли занавѣсу и началося дѣйствіе. Какого содержанія была комедія, того по незнанію языка мы не могли вѣдать, а сколько разбирали по дѣйствію, то надобно быть взаимной ревности между мужемъ и женою. Театръ небольшой; для зрителей сдѣланы два этажа и партеры. Въ половинѣ комедіи набралося довольное число зрителей, женщинъ было немного, и нижнія ложи по большей части заняты были офицерами. Актеры играли весьма изрядно, и когда должно было имъ аплодировать, тогда стучали всѣ ногами. Чрезвычайная вольность иногда выходила изъ предѣловъ благопристойности; многіе зрители, казалося, не мало того не думали, что они въ собраніи, а всякій поступалъ по своей угодности: иной перебѣгалъ изъ ложи въ ложу, прыгая черезъ скамейки, другой рѣзвился, третій такъ неучтиво лежалъ, что у насъ и при одномъ незнакомомъ того не сдѣлаютъ; но всѣ прилежно слушали и наблюдали молчаніе во время дѣйствія. Когда какая роль имъ понравится, тогда они закричатъ "анкоръ!" "анкоръ!" и тотъ актеръ долженъ выйти и снова оную переговорить. Послѣ первой комедіи, представлена была еще небольшая піеса, въ которой пѣли, а потомъ маленькій балетецъ и конецъ. Изъ театра пошли мы на шлюпку и поѣхали на фрегатъ, а на третій день, получа воду, при благополучномъ вѣтрѣ подняли мы якорь и отправилися въ путь; но скоро потомъ вѣтеръ сдѣлался намъ опять противный,-- вотъ уже третью недѣлю все одинъ продолжается. Теперь, описавъ прежнее наше похожденіе, буду я тебя увѣдомлять завсегда о настоящемъ. Между тѣмъ прости, желаю тебѣ быть болѣе веселу и покойну, нежели я.
  

2.

4-го августа.

   Вѣтеръ замучилъ! боремся непрестанно съ волнами, а впередъ не подвигаемся ни мало. Дожди и худыя погоды еще болѣе умножаютъ нашу скуку. Сколь пріятна кажется намъ теперь береговая жизнь! Я иногда воображаю себѣ городскихъ жителей то ѣздящихъ по собраніямъ, то прогуливающихся на открытомъ и пріятномъ воздухѣ, или представляю себѣ деревенскихъ обитателей, утѣшающихся полевою охотою, рыбною ловлею и другими многими забавами:-- то какое нахожу различіе между ихъ и нашимъ состояніемъ! Они наслаждаются спокойствіемъ и удовольствіями, а мы, напротивъ того, терзаемся скукою и страхомъ. Они вкушаютъ пріятность воздуха, а мы изнуряемся безпрестанными непогодами; чувства ихъ наполнены тишиною, а наши жестокимъ волненіемъ. Они просыпаютъ всю ночь сладко, а мы и въ тѣ немногіе часы, которые намъ остаются для успокоенія отъ нашей должности, пробуждаемся часто или отъ скрыпу снастей, или отъ сильнаго ударенія волнъ. Но какъ исчислить можно всѣ ихъ удовольствія и наши всѣ противности? Кажется мнѣ и тѣ и другія безконечны. Хотя есть у насъ пословица: "что тамъ хорошо, гдѣ насъ нѣтъ", однако я, побывавъ на морѣ въ дурную погоду и съѣхавъ потомъ на берегъ, никогда не скажу, что на морѣ хорошо, а развѣ ту же пословицу оборочу совсѣмъ инымъ смысломъ и скажу: хорошо что меня тамъ нѣтъ. Можетъ статься тебѣ смѣшно покажется, что я съ такимъ пристрастіемъ выхваляю береговую жизнь, или что такъ живо чувствую ея блаженство; но ты можешь смѣяться, потому что ты никогда морской жизни не чувствовалъ, а не видавъ ночи, не можно имѣть понятія о свѣтѣ; напротивъ того, слѣпому, который нѣкогда былъ зрячимъ, свѣтъ стократно воображается пріятнѣе, нежели тому, кто оной завсегда видитъ. Между тѣмъ прости: должность не позволяетъ мнѣ долѣе съ тобою разговаривать.
  

3.

7-го августа.

   Я опять принимаюсь за перо, но не имѣю ничего тебѣ новаго сказать. Вѣтеръ столько на насъ ожесточился, что ни мало перемѣняться не хочетъ. Между нами теперь ужасная скука: всякой тужитъ и всякой на дурную погоду жалуется. Лучшее наше упражненіе состоитъ въ разговорахъ и въ напоминаніи обо всѣхъ тѣхъ, которыхъ мы, будучи въ отечествѣ, пользовались или милостію или дружбою. Хорошо въ такое время быть согласными и хуже всего не имѣть согласіе между собою. При семъ случаѣ дружество и вражда, два равносильныя въ человѣческомъ сердцѣ, производятъ дѣйствія, но совсѣмъ противныя между собою. Цѣна дружества стократно познается болѣе въ нѣдрахъ скуки, нежели посреди веселостей, хотя сей небесный даръ и завсегда преисполненъ удовольствіемъ. Со враждою и ненавистію то же самое дѣлается, токмо съ такою разностію, что яснѣйшее познаніе дружества утѣшаетъ и подаетъ человѣку отраду, а яснѣйшее познаніе вражды и ненависти, уже отягощенное горестію, еще отягощаетъ сердце. Ежели кто, вкушая нелицемѣрнаго дружества сладости и провождая дни свои весело, послѣ того какимъ-нибудь нечаяннымъ случаемъ разлученный со своимъ другомъ, повергается въ бездну несогласія и ненависти, тотъ въ семъ горестномъ состояніи своемъ познаетъ совершеннѣе цѣну дружества и взираетъ на прежнее свое благополучіе глазами, которые уже больше видятъ, нежели видѣли тогда, когда онъ дѣйствительно наслаждался онымъ. Сіе неоспоримо потому, что мы благополучіе свое познаемъ яснѣе по прошествіи уже онаго, а несчастіе въ то время понимаемъ точно, когда его чувствуемъ; по прошествіи же онаго скоро забываемъ и въ чувствахъ нашихъ оно уже не производитъ толь сильнаго дѣйствія. Притомъ же мы, вкушая какое-нибудь благо, рѣдко помышляемъ объ утратѣ онаго, опасаясь тѣмъ огорчать наши мысли, а еще рѣже о томъ злѣ, которое сему благу совсѣмъ противно. Можно сіи два состоянія уподобить двумъ такимъ мѣстамъ, изъ которыхъ одно свѣтлое, а другое темное; человѣкъ, сидящій въ темномъ мѣстѣ, удобнѣе видитъ другого, находящагося въ свѣтломъ мѣстѣ, а тотъ его или очень мало, или совсѣмъ не видитъ, ибо кромѣ того, что сему способствуетъ яснѣе видѣть окружающей того свѣтъ, онъ, чувствуя состояніе свое гораздо худшимъ, устремляетъ все свое на него примѣчаніе, а тотъ, сколь бы ни старался смотрѣть на онаго пристально, такъ ясно не можетъ видѣть всю его нужду и ощутить всѣ его горести. Чѣмъ дальше мы отъ нашего благополучія, и чѣмъ меньше имѣемъ надежды паки онымъ наслаждаться, тѣмъ оно яснѣе намъ видится; напротивъ того, чѣмъ дальше отъ злополучія, тѣмъ оно больше затмевается, ибо къ первому, будучи отъ него удалены, устремляемся мы всѣми нашими желаніями, не устаемъ имѣть оное всякій часъ въ памяти, разсматриваемъ подробно и думаемъ утѣшаться однимъ онаго мечтаніемъ; а ко второму, чувствуя отвращеніе, не смѣемъ и приблизить нашихъ мыслей, недовольно смотрѣть на оное пристально. Бѣдный лучше видитъ свое злополучіе и блаженство богатаго, нежели богатый свое блаженство и злополучіе бѣднаго. Когда мореплаватели на кораблѣ своемъ между собою несогласны, то хуже сего состоянія быть не можетъ. Лучше, живучи въ простенькомъ городѣ, имѣть у себя множество враговъ, нежели тутъ одного или двухъ, ибо тамъ злобу оныхъ ты презирать, а несноснаго для тебя присутствія ихъ удаляться можешь, но тутъ тебѣ ни того ни другаго избѣжать нельзя. Во время скучное, напримѣръ, ты ищешь увидѣть друзей своихъ, находишь удовольствіе быть съ ними вмѣстѣ, и когда ты имѣешь по нѣкоторымъ обстоятельствамъ или самому тебѣ неизвѣстную причину скучать, тогда они можетъ статься имѣютъ другую такую же причину веселиться...
  

4.

4-го сентября.

   На сихъ дняхъ губернаторъ пригласилъ насъ къ себѣ обѣдать: онъ живетъ въ загородномъ изрядномъ домѣ неподалеку отъ крѣпости, доходъ имѣетъ, сказываютъ, великой, хотя живетъ не весьма роскошно. Впрочемъ онъ, какъ видно, старикъ очень добрый, разумный и хорошій гостепріимецъ. Насъ онъ обласкалъ почти каждаго, капитановъ приглашалъ часто къ себѣ обѣдать, обходился съ ними дружелюбно, усердствовалъ всякое для команды дѣлать удовольствіе, и напослѣдокъ далъ намъ рекомендательное письмо въ Константинополь къ ихъ министру, въ которомъ по своей учтивости старался весьма угодить нашему самолюбію.-- На него смотря казалося, что и другіе здѣшніе господа равнымъ образомъ желательны были угощать насъ, только жаль, что намъ сего учтивства ихъ отплатить имъ неудается.-- Дней пять тому назадъ, какъ пріѣхали сюда на фрегатѣ гановерскіе офицеры, которые на другой день прислали къ намъ письмо, въ которомъ благодарили за учтивый нашъ пріемъ и притомъ звали къ себѣ обѣдать. И такъ мы четвертаго дня у нихъ были, они показывали великое желаніе имѣть съ нами знакомство и увѣряли, что приходъ нашъ ихъ весьма обрадовалъ, и что они весьма желаютъ, чтобы мы подолѣе тутъ простояли. Сіи слова были бы для насъ очень лестны, ежелибъ островъ Миворка населенъ былъ побольше. Впрочемъ время намъ здѣсь не кажется скучно, мы нерѣдко ѣздимъ на берегъ, часто посѣщаемъ другъ-друга, переѣзжая съ фрегата на фрегатъ, и тѣмъ провождаемъ оное довольно весело. Частое бытіе флота нашего здѣсь во время войны такую сдѣлало свычку между жителями города и вашими матросами, что они во всякое время могутъ быть на берегу и нѣтъ опасности, чтобъ изъ того какіе-нибудь выходили раздоры. Однако мы уже здѣсь довольно стояли: вѣтеръ теперь противенъ, а какъ скоро сдѣлается благополученъ, то мы, думаю, отселѣ отправимся. Недавно здѣсь сталъ было разноситься слухъ, будто нѣсколько алжирскихъ фрегатовъ и шебекъ вышедъ дожидаются насъ неподалеку отъ острова Корсики, чтобъ учинить на насъ нападеніе, однако сіе весьма невѣроятно. Алжиръ конечно уже не почитаетъ насъ испанцами, чтобъ осмѣлился напасть на наши суда, и которые провождаетъ еще военный фрегатъ! Для того можно сей слухъ навѣрное считать ложнымъ. Прощай. Изъ сего мѣста я думаю, что пишу къ тебѣ уже послѣднее письмо.
  

5.

8-го сентября.

   Печальное сегодняшнее приключеніе едва не окончило и жизнь мою и сихъ писемъ: одинъ вершокъ былъ я отъ смерти, когда ни мало объ оной не помышлялъ. Третьяго дня, вышедъ изъ Портъ-Магона и продолжая путь нашъ до сегодняшняго дня, въ которой, стоя на вахтѣ и ходя по кораблю, вдругъ почувствовалъ я сильнѣйшій въ руку ударъ, который не столько мнѣ сдѣлалъ боли, сколько испугалъ чрезвычайно. Обернувшись назадъ, представь себѣ жалкое то позорище, когда увидѣлъ я лежащаго подлѣ себя человѣка разшибшагося до смерти! Онъ подбиралъ паруса и, оборвавшись нечаянно сверху мачты, упалъ на низъ по несчастію прямо на меня, а по счастію миновавъ немного моего плеча, и сія небольшая въ разстояніи разность толь была различна въ слѣдствіи своемъ, что я вмѣсто охладѣвшаго тѣла и онѣмѣлыхъ чувствъ, имѣлъ тѣло здравое и чувства, только наполненныя сожалѣніемъ о семъ несчастномъ и радостнымъ страхомъ о минувшей толь близко меня опасности. Четырехъ-пудовая тяжесть, упавшая съ такой высоты, конечно бы не оставила во мнѣ много дыханія. Ударъ отъ его паденія былъ чувствителенъ всему кораблю: онъ лежалъ безъ движенія, хотя не совсѣмъ еще потерялъ жизнь. Позвали тотчасъ лекаря, который, осмотрѣвъ его, нашелъ, что онъ безнадеженъ, ибо у него всѣ кости были переломаны. Скоро послѣ того возвратилось къ нему употребленіе языка, однакожъ онъ говорилъ въ безпамятствѣ и только просилъ пить, а черезъ нѣсколько часовъ сей несчастный мореходецъ окончилъ дни свои и погребенъ въ глубинѣ моря. Вотъ нечаянный случай, едва не похитившій у тебя твоего друга, а у меня купно и всего свѣта со мною! Но избавившій отъ того меня благостію своею Богъ, да продлитъ милость Свою надъ нами! Прощай. Мы теперь идемъ при благополучномъ вѣтрѣ въ путь и скоро надѣемся увидѣть Корсику.
  

6.

17-го сентября.

   Суетливость и хлопоты не допустили меня прежде сегодняшняго дня къ тебѣ отписать. Но чтобъ не пропустить ни одного случившагося съ нами обстоятельства, и чтобъ увѣдомлять тебя по порядку объ оныхъ, то я возвращуся нѣсколько назадъ и начну съ того дня, въ которой писалъ я къ тебѣ предыдущее предъ симъ письмо. Вскорѣ послѣ того, вѣтеръ сдѣлался весьма крѣпокъ, однакожъ былъ намъ благополучный, и мы продолжали путь свой. Фрегатъ "Павелъ", идучи неподалеку отъ насъ, поднялъ вдругъ сигналъ, что желаетъ говорить съ нами: по крѣпкому тогдашнему вѣтру, въ которой неудобно сближаться кораблямъ, заключили мы, что, конечно, претерпѣваетъ онъ какое-нибудь несчастіе, и для того сдѣлали отвѣтственной сигналъ, чтобъ онъ предпринималъ свои мѣры, но видя его еще къ намъ приближающагося, подняли при выстрѣлѣ изъ пушки другой сигналъ, чтобъ онъ шелъ по способности къ ближайшему порту. Въ сіе время, проходя довольно близко мимо насъ, кричалъ онъ нѣчто въ трубу, чего однакожъ разслушать было не можно; потомъ, имѣя ходъ противъ нашихъ фрегатовъ лучшей, поставилъ онъ всѣ паруса и скоро ушелъ изъ виду вонъ, оставя насъ въ недоумѣніи, что о себѣ думать. Корсики не могли мы увидѣть днемъ, а увидѣли уже ночью, и какъ опасно было пускаться далѣе въ путь, то приведя корабль къ вѣтру, дожидалися мы тутъ разсвѣта. Вѣтеръ въ сіе время былъ самый крѣпкій и волненіе превеликое.
   На другой день, подходя къ Ливорнѣ, разстались мы съ остальными фрегатами "Григорьемъ" и "Наталіей", которымъ должно было идти въ портъ-Фераіо, итальянскій городокъ, лежащей миляхъ въ пятнадцати отъ Ливорны, и тамъ дожидаться нашего военнаго фрегата, а намъ зайти напередъ въ Ливорну. Пришедъ на Ливорнскій рейдъ, увидѣли мы два военные фрегата, одинъ подъ тосканскимъ, а другой подъ римскимъ флагомъ, и нашъ фрегатъ "Павелъ", который увѣдомилъ насъ о причинѣ своего отъ насъ ухода, что у него по нѣкоторымъ обстоятельствамъ сдѣлалась течь во фрегатѣ, и такъ онъ спѣшилъ поскорѣе придти на мѣсто. Спустя послѣ того день получили мы практику и, съѣхавъ на берегъ, услышали, что нашъ генералъ-цехмейстеръ Иванъ Абрамовичъ Ганибалъ находятся въ Пизѣ; а тутъ нашли еще флотскаго капитанъ-поручика Матвѣя Григорьевича Коковцева, который вояжируетъ.
   Теперь должно мнѣ тебя увѣдомить о касающихся собственно до меня слѣдующихъ обстоятельствахъ. Эскадра наша послана сюда для заведенія въ здѣшнихъ мѣстахъ купечества или, лучше сказать, для умноженія большихъ военныхъ судовъ на Чермномъ морѣ, ибо, какъ слышно, что мы подъ именемъ купцовъ пройдемъ черезъ Константинополь въ Керчь. Она состояла сперва изъ четырехъ фрегатовъ, изъ коихъ три: "Павелъ", "Наталія" и "Григорій" несутъ купеческій флагъ и имѣютъ только половинное число пушекъ, да и тѣ, подходя къ Царьграду, снимутъ, дабы не показать туркамъ никакого виду военнаго, а четвертый нашъ фрегатъ "Сѣверный Орелъ", снабженный всѣми воинскими припасами, подъ военнымъ флагомъ провождаетъ оныхъ для предохраненія отъ разбойниковъ. Здѣсь же находятся еще оставшіеся отъ войны два небольшіе русскихъ фрегата, "Санктъ-Павелъ" и "Констанція", которые, укомплектуяся служителями съ нашихъ фрегатовъ и нагрузившись товарами, присоединятся къ нашей эскадрѣ и понесутъ также купеческіе флаги; но какъ "Наталія" и "Григорій" подъ провожаніемъ "Сѣвернаго Орла" пойдутъ въ Константинополь, а сіи три останутся здѣсь нагружаться товарами, покуда "Сѣверный Орелъ", проводя тѣхъ, не возвратится въ Месину, гдѣ будетъ дожидаться насъ для провожденія туда же, и какъ я сперва находился на военномъ фрегатѣ, то желая сіе время проводить лучше въ Италіи, нежели сходить два раза въ Царьградъ, просилъ переписать меня на "Констанцію", только съ тѣмъ, чтобъ, по соединеніи съ фрегатомъ "Сѣвернымъ Орломъ" въ Месинѣ, опять взятъ былъ на него. Сіе мнѣ обѣщано и по просьбѣ моей исполнено. Такимъ образомъ, оставя тамъ слугу и большую часть моего экипажа, съ остальнымъ человѣкомъ и экипажемъ перешелъ я на фрегатъ "Констанцію", откуда первый разъ пишу къ тебѣ сіе письмо, которыми (письмами) думаю, тѣмъ больше буду тебя обременять, чѣмъ долѣе проживу въ Италіи. Прощай теперь на время.
  

7.

25-го сентября.

   Жизнь наша въ Ливорнѣ началася довольно изрядно: ходилъ часто по гостямъ, чаще того въ театръ, а еще и того чаще прогуливаться по городу и въ казино или кофейный домъ, гдѣ собираются по вечерамъ не мало людей. Здѣсь находится одинъ богатый купецъ Каламай, на котораго адресованы привезенные на судахъ нашихъ товары; онъ старается угощать насъ, и домъ его намъ завсегда отворенъ: у него четыре дочери дѣвушки весьма изрядныя, съ которыми провождать время не скучно. Еще стали мы вхожи въ домъ сардинскаго консула, у котораго также три дочери, дѣвицы не меньше тѣхъ пріятныя. Надѣяться можно, что знакомство наше со временемъ умножится, и мы не будемъ жаловаться на скуку. Недавно пріѣзжалъ сюда генералъ нашъ Иванъ Абрамовичъ Ганибалъ и, проживъ здѣсь трое сутокъ, поѣхадъ обратно въ Пизу, откуда черезъ двѣ или три недѣли думаетъ отправиться въ Россію. Онъ и при немъ многіе гости ѣздили на фрегатъ "Сѣверный Орелъ", который третьяго дня пошелъ отселѣ, какъ я о томъ упоминалъ прежде, стоящія въ портъ-Фераіо два наши фрегата "Наталію" и "Григорій" провождать въ Левантъ. А мы съ нашими фрегатами остались здѣсь, которые теперь стоятъ въ гавани: "Павелъ" выгружается, а "Санктъ-Павелъ" и "Констанція", вооружаются. Вотъ все до сіе число съ вами случившееся. Теперь остается мнѣ тебя увѣдомить о городѣ Ливорнѣ: онъ не великъ, но весьма многолюденъ, наполненъ всякаго народа людьми и славнѣйшей въ разсужденіи отправляющагося въ ономъ купечества. Обнесенъ кругомъ стѣною и обведенъ каналомъ. Строеніе домовъ изрядное, улицы чисты и до срединѣ большой плацъ. Двое каменныхъ воротъ, которые по ночамъ запираются, и какъ въ городъ, такъ изъ города пропуску не бываетъ, безъ доклада о томъ губернатору. Для судовъ имѣются тутъ двѣ гавани, весьма къ стоянію въ оныхъ удобныя: изъ первой во вторую гавань ночью шлюпкамъ также безъ дозволенія губернаторскаго пропуску не дѣлаютъ. При входѣ въ городъ поставлена статуя Козмуса Медичи, грандюка, основавшаго Ливорну; и къ подножію прикованы четыре бронзовые великана: отецъ съ тремя сыновьями. Статуя Медичи сама собою безобразна, подножіе мраморное; а четыре великана сработаны весьма хорошо, особливо старикъ, силящійся разорвать оковы. Въ ногахъ у сего Козмуса лежатъ нѣсколько воинскихъ орудій, знаменующихъ побѣду его надъ сими четырьмя славными разбойниками морскими. Впрочемъ монументъ сей поставленъ весьма не у мѣста, подлѣ гавани на такомъ берегу, который заваленъ весь лѣсомъ, и кажется бы ему гораздо приличнѣе было стоять на площади, нежели тутъ, хотя сіе не знаю для чего не сдѣлано. Городъ Ливорно есть великое прибѣжище жидамъ, которые тутъ имѣютъ свою синагогу, живутъ домами богато и отправляютъ свободную торговлю, будучи правительствомъ сильно покровительствуемы. Вотъ все, о чемъ я тебя увѣдомить имѣлъ. Теперь прости.
  

8.

2-го октября.

   Новостей никакихъ съ нами не случается; жизнь провождаемъ по прежнему, Я живу два дня на берегу, а третій днюю на своемъ маленькомъ фрегатѣ; нанялъ для себя учителя и учуся по-итальянски. Вотъ напослѣдокъ исполнилося то, о чемъ мы съ тобою, будучи вмѣстѣ часто говаривали; не знаю, доволенъ-ли ты теперь своимъ состояніемъ, а я на мое ни жаловаться, ни благодарить не могу. Ежели ты теперь находишься въ томъ мѣстѣ, гдѣ ты быть хотѣлъ, когда я сюда отправлялся, ежели какія особливыя причины не препятствуютъ тебѣ часто обо мнѣ вспоминать, то конечно мысли наши встрѣчаются между собою не рѣдко; но когда веселость или какіе нибудь иные предметы не оставляютъ тебѣ свободныхъ для меня часовъ, то хотя напоминай рѣдко, лишь не забывай почитать меня своимъ другомъ, которымъ я тебѣ завсегда есть и буду. Прощай.
  

9.

23-го октября.

   Что я къ тебѣ давно не писалъ, тому причиною было наше путешествіе, которому теперь же сдѣлаю описаніе. Пятаго числа по утру поѣхали мы изъ Ливорны въ Пизу, куда пріѣхавъ, черезъ три часа, остановилися у Ивана Абрамовича Ганибала и услышали, что онъ ѣдетъ обѣдать къ купцу Каламаю въ Бани, которыя лежатъ отъ Пизы верстъ около шести, куда пригласилъ и насъ съ собою. Но какъ еще было туда ѣхать рано, то между тѣмъ пошли мы осматривать городъ, и всѣ находящіяся въ ономъ примѣчанія достойныя мѣста. Городъ сей гораздо больше, но гораздо малолюднѣе Ливорно, построенъ весьма порядочно, имѣетъ въ себѣ множество домовъ хорошей архитектуры, также и церквей древнихъ. Въ прежнія времена былъ онъ республикою. Когда еще не было Ливорны, то отправлялася въ немъ коммерція посредствомъ протекающей черезъ него рѣки Арны, которая иногда совсѣмъ высыхаетъ, а иногда послѣ дождливыхъ погодъ отъ сливающихся въ нее съ горъ потоковъ выступаетъ изъ береговъ своихъ. По обѣимъ сторонамъ сея рѣки сдѣланы весьма изрядныя двѣ набережныхъ, и чрезъ оную идетъ каменный хорошій мостъ, на которомъ обыватели съ той и съ другой стороны имѣютъ обыкновеніе собираться черезъ каждые три года и прогонять одна другую сторону. Сіе обыкновеніе, какъ видно, занято было у древнихъ римлянъ и осталося еще и по сію пору въ употребленіи. Жители пизанскіе во время республичнаго правленія были чрезвычайно богаты, ибо сіе видѣть можно по великолѣпному строенію домовъ и церквей; напослѣдокъ были они покорены тосканскими герцогами и причислены къ ихъ владѣнію, но любя прежнюю свою вольность, дѣлали они противу побѣдителей своихъ частые бунты. И такъ дабы отвратить сіи неустройства и присоединить ихъ крѣпчае къ своимъ согражданамъ, нѣкто изъ герцоговъ установилъ орденъ святаго Степана и, ставши самъ онаго начальникомъ, роздалъ и поназвалъ кавалерами всѣхъ жителей города, которые были побогатѣе. Установилъ же онъ сей орденъ на такихъ правахъ, что не имѣющій ста червонныхъ въ годъ доходу онаго имѣть не можетъ, а по смерти послѣдняго въ родѣ своемъ кавалера все его имѣніе идетъ въ наслѣдство ордену! Такимъ образомъ получа новое сіе достоинство почитали они уже за стыдъ обращаться въ торговлѣ; притомъ же построеніе Лаворны когда пресѣкло съ ними коммерцію, то приходя отъ-часу въ бѣдность, наконецъ они совсѣмъ разорилися и нынѣ уже не имѣютъ болѣе силъ освободиться отъ ига невольничества. Лучшее и древнѣйшее зданіе въ семъ городѣ есть соборная церковь, архитектуры готической; она стоитъ посреди двухъ круглыхъ большихъ зданій, изъ которыхъ одно есть крестильница или купель, а другое криво стоящая пустая толстая и высокая башня. Между соборомъ и купелію, позади немного, находится кругловатая галлерея, которой полъ составленъ изъ надгробныхъ плитъ, ибо тутъ погребаемы были тѣла умершихъ, средина же оной есть пустая площадь, обросшая травою, гдѣ также было прежде кладбище. Сія земля называется святою, потому что во время крестовыхъ походовъ привозили оную изъ Іерусалима и клали на сіе мѣсто, для того многіе христіане тутъ завѣщали себя похоронить. Въ соборной церкви находятся нѣсколько довольно украшенныхъ жертвенниковъ, не малое число живописныхъ весьма изрядныхъ картинъ, мраморный, не упомню чей, монументъ въ стѣнѣ лежащей во гробѣ, и проч. Потолокъ столярной клѣтчатой работы вызолоченъ. Двери вокругъ всей церкви литыя, мѣдныя съ изображеніемъ многихъ библическихъ притчъ на оныхъ: вещь довольно дорогая. Впрочемъ сія церковь темна и пространна. Кругловатая стѣна галлереи вся исписана сухими красками, сказываютъ, славнымъ ихъ живописцемъ Рафаелемъ. Находится тутъ мраморный монументъ итальянскаго философа Алгаротія, поставленный въ память ему прусскимъ королемъ, и еще нѣкоторые другіе, также нѣсколько барельефовъ, сосудовъ или рѣзныхъ мраморныхъ гробницъ, которые привезены изъ Греціи, и въ которые древніе греки имѣли употребленіе класть тѣла своихъ усопшихъ. Крестильница или купель довольно изрядное зданіе, въ которомъ также не малое число хорошихъ картинъ и небольшихъ столповъ изъ разныхъ оріентальныхъ мраморовъ. Кривостоящая башня -- зданіе весьма чудное о семи колоннахъ, которое, кажется, упадаетъ и не хочетъ упасть, ибо навислой онаго сторонѣ средина кажется немного выдалась впередъ, а верхъ оной немного опрокинулся въ противную сторону. Мы всходили на самый верхъ башни, однако никто изъ насъ не осмѣлился обойти кругомъ оной по колоннѣ, которая была безъ перилъ: такъ она крива. Считаютъ навислости оной отъ перпендикуляра около двѣнадцати саженъ. Иные сказываютъ, будто нарочно сгроена она кривою, а другіе утверждаютъ, что она въ то время погнулась, когда оную строили, и что принуждены уже были такъ ее окончить.
   Осмотрѣвъ сіи зданія, пошли мы въ кавалерскую церковь, называемую святаго Стефана. Сія показалась мнѣ также довольно хорошею, она украшена многими изрядными картинами, а верхъ оной обвѣшанъ многими трофеями, которые получали сіи кавалеры, воюя противъ алжирцевъ. Стоитъ она подлѣ плаца, окруженнаго большими домами, принадлежащими къ ордену ихъ кавалеровъ. Послѣ сего были мы еще на гостиномъ дворѣ и на серебряной фабрикѣ, гдѣ продаются изрядныя вещи. Заходили въ театръ, который хотя не весьма великъ, однакоже изряденъ; потомъ пошли домой и, проводивъ день довольно весело въ Баняхъ, къ ночи возвратилися назадъ, и на другой день послѣ обѣда, нанявъ карету, поѣхали въ Лукку.
   Сей городокъ находится отъ Пизы въ разстояніи около тридцати верстъ, мѣстоположеніе имѣетъ прекрасное; кругомъ онаго, преизрядный валъ и крѣпость весьма хорошая; улицы въ немъ также узкія, какъ и во всѣхъ прочихъ городахъ; архитектура церквей и домовъ не худая. Впрочемъ онъ есть республика, управляемая десятью дожами, которые черезъ каждые два мѣсяца по-очереди смѣняются, и кому изъ нихъ достанется быть дожемъ, тотъ имѣетъ у себя дворецъ и еще многія другія преимущества. Прочіе же девять его товарищей называются просто сенаторами, а въ сенаторы выбираются, черезъ-каждые два года, изъ другихъ ста человѣкъ, называемыхъ кавалерами. Пріѣхавъ еще засвѣтло въ Лукку, остановилися мы въ трактирѣ и пошли ходить по улицамъ, заходили въ нѣкоторыя церкви, которыя весьма порядочно были убраны и имѣли въ себѣ много живописныхъ преизрядной работы картинъ. Показали намъ дворецъ, который хотя не изъ дворцовъ, однако же изъ домовъ можетъ назваться огромнымъ домомъ; тутъ у нихъ церковь изрядная. Впрочемъ, мы во внутреннихъ покояхъ не были за присутствіемъ въ оныхъ самого дожа, который во время своего правленія ни на одинъ часъ отлучиться изъ города не можетъ. Изъ дворца прошли мы въ арсеналъ, который хотя не великъ, однако прекрасно прибранъ, и находится въ ономъ двадцать четыре тысячи ружей, нѣсколько длинныхъ мушкетоновъ, латъ и другихъ воинскихъ орудій. Потомъ обошли мы кругомъ по валу, гдѣ у нихъ многія прогуливаться выѣзжаютъ, и, возвращаясь домой когда уже стало поздно, зашли въ кофейный домъ, куда у нихъ многіе ввечеру сбираются, особливо когда не бываетъ театра: тутъ нашли мы довольное число порядочно одѣтыхъ людей, съ которыми старались разговориться и познакомиться, что намъ легко и удалось, ибо они были очень ласковы и учтивы. Одинъ изъ нихъ, уже немолодой человѣкъ, тутошный кавалеръ, сдѣлалъ намъ предложеніе идти на конверзацію въ одинъ ему знакомый домъ, говоря, что намъ будетъ очень скучно, по причинѣ, что театра, за болѣзнью первой актрисы, въ этотъ вечеръ не будетъ. Мы съ радостью приняли сіе предложеніе и благодарили его искренно за сію учтивость. Такимъ образомъ, разспрося у насъ, гдѣ мы остановились, обѣщался онъ черезъ полчаса быть къ намъ. Въ самомъ дѣлѣ, не успѣли мы возвратиться домой и нѣсколько порядочнѣе одѣться, какъ уже онъ пріѣхалъ и насъ просилъ съ собою. Пріѣхавъ туда, вошли мы въ покой простой, но порядочно убранный, въ которомъ находилось около пятидесяти человѣкъ мужчинъ и женщинъ и поставлено было по сторонамъ множество ломберныхъ столовъ. Знакомецъ нашъ представилъ насъ хозяйкѣ, которая была дожева родственница; она приняла насъ довольно ласково и показала намъ не мало учтивостей. Собраніе сіе, какъ видно, состояло изъ помянутыхъ сенаторовъ и кавалеровъ, которые всѣ, какъ мужчины, такъ и женщины, одѣты были въ черное платье, чему причиною, намъ сказали, что у нихъ въ городѣ класснымъ иного платья носить не дозволяется. По прошествіи около часа времени сѣли всѣ за карты играть въ тресетъ, къ чему и насъ пригласить не упустили. Послѣ того, сыгравъ положенное число партій и проводя еще съ небольшимъ часъ времени въ разговорахъ, стали разъѣзжаться, что видя, и мы, откланявшись хозяйкѣ, хотѣли идти домой, но знакомецъ нашъ просилъ неотступно сѣсть въ его карету, и притомъ изъявлялъ намъ свое сожалѣніе, что онъ не можетъ насъ видѣть завтра, по причинѣ, что поутру рано для нѣкоторыхъ нужныхъ дѣлъ ѣдетъ во Флоренцію. Такимъ образомъ, отблагодаря его за непрерывныя къ намъ учтивости и пожелавъ ему благополучнаго пути и успѣховъ, мы съ нимъ разстались и пріѣхали въ началѣ двѣнадцатаго часа домой. Лишь только сѣли мы ужинать, какъ вдругъ услышали подъ окнами нашими огромную музыку, которая стоя тутъ насъ дожидалась. Не знаю, почему сіи люди вздумали, что мы больше на свѣтѣ значимъ и богатѣе въ самомъ дѣлѣ гораздо, нежели какими себя показываемъ. Сіе можетъ статься для того, что мы имѣли съ собою три человѣка слугъ и притомъ остановились въ лучшемъ трактирѣ, только скажу, что намъ подобныхъ честей надѣлали пропасть, отъ которыхъ мы, чтобъ избѣжать стыда, хотя не отрицались, однакожъ они намъ дорого стали, ибо мы за нихъ не благодарностью одною, но чистымъ золотомъ платили. Русскіе наши во время войны сказываютъ, обогатили всю Тоскану, такъ и понынѣ еще слава о щедрости ихъ не умолкаетъ. Итальянцы народъ очень учтивый, всего больше почитаютъ они червонцы, никого такъ не любятъ, какъ щедрыхъ и тщеславныхъ господъ, и ежели у кого видятъ въ рукахъ много денегъ, того они, безъ всякой запинки, какъ-будто во всѣхъ мѣстахъ сговорясь, называютъ полубогомъ и стараются всевозможныя показать ему услуги, не ступя и шагу, за что бы имъ заплатить было не должно. Всего чуднѣе учреждена ихъ почта и обыкновенія въ постоялыхъ домахъ: надобно заплатить положенное число прогонныхъ денегъ за лошадей,-- только втрое подороже нашего, кучеру за то, что ѣхалъ съ тобою, тому, кто лошадей впрягаетъ, хозяину за издержки и за постои, и тому, кто во время ужина или обѣда накрывалъ столъ; мнѣ кажется, они современемъ и то уставятъ, что надобно будетъ и тому платить, кто на тебя поглядитъ. Впрочемъ, хотя я и наслышался, что въ Италіи можно дешевле прожить, нежели у насъ, однакожъ это въ разсужденіи стола и поѣздокъ не совсѣмъ правда: мудрено тамъ издерживать мало, гдѣ жители такіе великіе охотники до денегъ, будучи сами не весьма щедры! Хлѣбосольство у нихъ почитается за роскошь и, кажется, они другъ у друга рѣдко обѣдаютъ, развѣ по зову, или ужъ очень по короткому знакомству. Часто бываютъ у нихъ конверзаціи, то-есть собираются на вечеръ сидѣть въ одинъ домъ и провождаютъ время въ разговорахъ или въ какихъ-нибудь забавахъ, причемъ хозяинъ не весьма великій терпитъ убытокъ, ибо гостей своихъ подчуетъ однимъ своимъ хозяйствомъ, а когда станетъ приходить дѣло къ ужину, такъ они пожелаютъ ему доброй ночи и разойдутся.
   Однакожъ, я такъ сегодня записался, что насилу держу въ рукахъ перо; и такъ, позволь и мнѣ, слѣдуя здѣшнему обыкновенію, прежде нежели наскучу, пожелать тебѣ всякаго благополучія, а самому немного отдохнуть и оставить продолженіе о нашемъ путешествіи до завтра.
  

10.

24-го октября.

   Поутру вставъ не ходили мы никуда изъ двора, а послѣ обѣда пошли еще прогуливаться по городу, были на одной шелковой фабрикѣ и зашли къ первой театральной пѣвицѣ освѣдомиться, будетъ ли она сегодня играть на театрѣ. Она хотя уже къ тому и приготовлялась, однако жъ не преминула сказать намъ сей комплиментъ, что ежели бы не особливо въ угодность нашу, то бы она конечно по причинѣ болѣзни своей еще и сегодня на театръ не вышла. Мы, благодаря за сію учтивость, хвалили напередъ ея искусство пѣть, а она въ это время жаловалась на больную грудь свою. Посидѣвъ у нея съ полчаса, возвратились мы домой, и ввечеру пошли въ театръ. Представлена была опера "Ѳемистоклъ". Театръ у нихъ весьма изрядный, публика несравненно лучше ливорнской, только шумятъ очень, аплодируютъ много и мало смотрятъ на представленіе. Актеры играли хорошо, и первая пѣвица довольно имѣла дару столько нравиться слѣпому, сколько дѣлать отвращенія глухимъ. Напослѣдокъ, по окончаніи представленія, пошли мы домой, и на другой день поутру рано отправились обратнымъ путемъ въ Ливорну. Проѣзжая по здѣшнимъ мѣстамъ, великое можно чувствовать удовольствіе, ибо на пути такіе представляются глазамъ предметы, на которые смотрѣть пріятно. Вся почти Тоскана состоитъ изъ одной прекрасной долины, лежащей между двумя хребтами весьма высокихъ горъ. Дороги по оной никогда не бываютъ грязны, потому что возвышены и по обѣимъ сторонамъ оныхъ идутъ каналы; засѣянныя поселенскія полосы отдѣлены одна отъ другой насажденными по прямой линіи деревами, которыя всѣ переплетены между собою виноградомъ. Природою же и всегдашнимъ тепломъ такъ сіи мѣста украшены, что кажется, будто непрерывные сады одинъ за другимъ слѣдуютъ, и всѣ вмѣстѣ составляютъ одинъ большой садъ, въ которомъ каменные поселенскіе домики, повсюду разметанные, представляютъ родъ бесѣдокъ, а идущія въ другія стороны дороги, деревами усаженныя -- родъ преизрядныхъ аллей или проспектовъ, притомъ же иногда встрѣчаются на горахъ разнодревныя рощицы, иногда господскіе дома, иногда большія мѣстечки, на подобіе нашихъ деревень, съ тою только разностью, что всѣ сіи строенія изъ дикаго камня преизрядно выдѣланныя, а деревяннаго нѣтъ, ниже пастушьяго шалаша; и сіе все, присовокупя къ тому теплый, даже среди зимы, воздухъ, дѣлаетъ пріятнымъ обиталищемъ сію землю. Показалось мнѣ хорошимъ у нихъ также и то, что каждый земледѣлецъ имѣетъ свой домъ на той землѣ, которую онъ работаетъ, и чтобъ можно было ему отправлять обыкновенную свою работу, то не имѣетъ онъ нужды отходить далѣе ста шаговъ отъ своего дома; напротивъ того, наши крестьяне преимущества сего лишены и принуждены иногда бываютъ за нѣсколько верстъ отъ своей деревни земледѣльствовать. Но я оставляю сіи разсужденія, и чтобъ возвратиться опять къ нашему путешествію, то мы не болѣе пяти часовъ были на дорогѣ и потомъ пріѣхали въ Пизу, гдѣ застали еще нашего генерала, и, чтобъ проводить его, остались тутъ ночевать. На другой день поутру онъ отправился въ Россію, а мы поѣхали въ Ливорну; тутъ пробыли дней около шести, въ которые съ нами примѣчанія достойнаго не случилось, кромѣ что вечера два проводили довольно весело на конверзаціяхъ. По прошествіи сихъ шести дней, какъ время еще оставалось довольно, и наши фрегаты еще долго не могли быть готовы, то согласились мы ѣхать во Флоренцію, куда и отправились четвертаго на десять числа послѣ обѣда, ночевали на дорогѣ и, пріѣхавъ туда на другой день ввечеру, остановились въ трактирѣ, называемомъ Центаврусъ.
   Продолженіе будетъ впереди, а сегодня намѣренъ я походить нѣсколько по городу и потомъ идти въ театръ, чего ради я оставляю теперь удовольствіе больше къ тебѣ писать, а буду стараться наградить оное въ другое время.
  

11.

27-го октября.

   Я приступаю теперь описывать Флоренцію, но примѣчанія мои будутъ весьма слабы въ разсужденіи многихъ, любопытства достойныхъ вещей, которыми городъ сей преисполненъ: надобно имѣть гораздо больше моего свѣдѣнія. больше проницанія и несравненно больше употребить времени на разсмотрѣніе всего знаменитаго въ ономъ. Сказываютъ, что дюкъ Альбертъ Саксонскій говаривалъ, что не должно его показывать иностраннымъ, какъ только по праздникамъ и воскресеньямъ: столь онъ цѣнилъ красоту онаго! Сіе бы, кажется, долженствовало меня устрашить и остановить мое дерзновеніе приниматься писать о славной Флоренціи, которую я небольше четырехъ дней имѣлъ случай видѣть, и о которой достойнѣйшіе меня люди, живучи нѣсколько лѣтъ въ оной, писать не смѣли: но тѣ, можетъ статься, опасалися несовершенства въ своемъ писаніи, а какъ мое намѣреніе не мѣста тѣ описывать, въ которыхъ мнѣ быть случилося, но единственно, что мнѣ въ короткое время бытія моего удалося видѣть и примѣтить въ оныхъ, то хотя бы сіе описаніе было и весьма недостаточно, однакожъ ты, благосклонный читатель моихъ дружескихъ къ тебѣ писемъ, не обвинишь меня тѣмъ, что я принялся за высшее силъ моихъ и почти за неизвѣстное мнѣ дѣло, ибо легко разсудишь, что я пишу не для наставленія тебя и другихъ моихъ читателей, ежели они когда случатся, но для собственнаго себѣ о томъ напоминанія въ будущее время, и чтобъ купно при семъ засвидѣтельствовать, сколь часто я о тебѣ помышлялъ въ мое отсутствіе. Слѣдовательно критика не должна устремляться на такое сочиненіе, которое ни мало ей не хочетъ сопротивляться, совсѣмъ же уничтожить и почесть за потерянное употребленное на сіи письма время, не наруша, справедливости, не можно: ибо инымъ они принесутъ хотя малое удовольствіе слышать нѣкоторую новизну, тебѣ удовольствіе быть напоминаему твоимъ другомъ, а мнѣ отраду къ тебѣ въ отсутствіи писать и приводить съ посильнымъ разсужденіемъ видѣнное мною къ себѣ на память. Сіи причины конечно довольно убѣдительны къ оправданію моего при семъ дѣлѣ намѣренія. Такимъ образомъ, оградивъ себя отъ критики, я приступаю теперь смѣло къ продолженію моихъ писемъ.
   Флоренція есть древній, довольно большой, крѣпкій и прекрасный городъ въ Италіи, главный въ Тосканѣ и столица гранддюкова. Въ немъ находится архіепископство, университетъ, славная академія, преизрядная крѣпость, и весьма хорошія библіотеки, особливо Сантъ-Лаурентская. Считается въ ономъ около пятидесяти церквей, семнадцать площадей, слишкомъ сто шестьдесятъ публичныхъ статуй, не малое число большихъ огромныхъ зданій, нѣсколько монастырей, множество училищъ, сиротопитательный домъ, больница и проч. Раздѣленъ городъ сей рѣкою Арною на двѣ части, чрезъ которую идутъ четыре каменные моста въ недалекомъ одинъ отъ другого разстояніи. Впрочемъ, архитектура домовъ и церквей хорошая, положеніе мѣста имѣетъ онъ довольно изрядное, ибо окруженъ горами и долинами.
   Пріѣхавъ туда ввечеру, какъ я уже выше сказалъ, первое наше стараніе было отослать рекомендательное объ насъ письмо къ одному тамошнему офицеру, который столько былъ учтивъ, что не умедлилъ поутру къ намъ явиться и предложить свои услуги, которыя мы приняли тѣмъ съ большею благодарностью, что имѣли въ нихъ великую нужду, ибо во все время бытія тамъ нашего онъ почти безотлучно былъ съ нами и былъ нашимъ предводителемъ. Съ начала самаго пошли мы посмотрѣть крѣпости и валы, гдѣ мнѣ показалася каменная стѣна оной {Такъ въ подлинникѣ.} и одна большая мѣдная пушка святаго Павла, которая вылита и отработана прекрасно; послѣ того зашли мы въ арсеналъ, прибранный довольно изрядно; въ немъ находится около одиннадцати тысячъ ружей и почти два раза больше того латъ, нѣсколько мушкетоновъ длинныхъ, мортиръ и прочаго орудія, одна шестидесяти калиберная мѣдная пушка славнаго мастера Козма Ченни, который въ жизнь свою 521 пушку вылилъ, и сія была послѣдняя; другая чугунная сорока двухъ калибровъ, которая вся поштучно разбирается. По сторонамъ при входѣ находятся нѣсколько шкаповъ, наполненныхъ разныхъ государствъ разными новыми и древними орудіями, какъ-то: ножами, пистолетами, ружьями, палашами, разныхъ родовъ саблями и проч., изъ коихъ многіе толь славной работы, что мы всякую вещь долгое время не устали бы разсматривать и удивляться мастеру оной, ежели бы позволяло намъ время; но чтобъ удовольствовать совершенно любопытство наше, то, конечно, не достало бы цѣлой недѣли на разсмотрѣніе всѣхъ сихъ удивительныхъ вещей. Итакъ, пробывъ тутъ не болѣе двухъ часовъ, пошли мы оттуда въ соборную церковь, которая есть огромное и древнее зданіе, внутри к снаружи довольно украшенное: двери у сея церкви также литыя мѣдныя, какъ и въ Пизѣ, только несравненно лучшей работы противъ тѣхъ. Подлѣ ней находится высокая четвероугольная колокольня, съ которой весь городъ и всѣ около лежащія мѣста видны. Впрочемъ, мы во многихъ еще церквахъ были, находили ихъ всѣхъ весьма хорошими съ богатыми и пребогатыми жертвенниками, также и прочими украшеніями, но когдабъ я живописецъ и скульпторъ былъ, то, конечно, описалъ бы тебѣ всѣ находящіяся въ оныхъ картины и мраморные въ память славныхъ мужей возставленные истуканы, которые достойны того, чтобъ каждую изъ нихъ вещь разсматривать и описывать порознь. Можно читать о семъ на французскомъ языкѣ книгу называемую Voyage d'Italie, par M. Cochin, который самъ, бывъ королевскій рѣзчикъ и живописецъ, ѣздилъ по всей Италіи долго и сдѣлалъ собраніе многимъ достопамятнымъ вещамъ, заключающимся въ оной. Молодому человѣку, путешествующему для разсмотрѣнія достопамятностей въ другихъ государствахъ, надлежитъ непремѣнно читать прежде книги, описующія тотъ городъ, въ который онъ въѣзжать намѣренъ, дабы пріуготовиться, на какіе предметы устремить свои примѣчанія. Но съ моей стороны, надобно признаться, что сія помощь не была употреблена, и для того я, конечно, меньше видѣлъ, нежели бы видѣть могъ, когда бы не упустилъ сначала сію нужную предосторожность. Осмотрѣвъ соборную церковь и другія близкія къ оной, возвратилися мы домой. Послѣ обѣда ходили по городу, по гостиному ряду, по нѣкоторымъ церквамъ, по плацамъ, гдѣ находятся множество древнихъ и новыхъ статуй, изъ коихъ лучшая, какъ мнѣ кажется, стоитъ на гранддюковомъ плацѣ, окруженномъ семью другими статуями, и представляетъ римлянина, похищающаго сабинку. Ввечеру были въ театрѣ, гдѣ играли оперу, называемую "Даріева напасть"; двѣ пѣвицы восхищали тутъ и слухъ и глаза наши. Онѣ столь пріятно пѣли, сколь были хороши собою и, по крайней мѣрѣ, пріятностью голоса превосходили луккскую пѣвицу въ десять, а красотою лица въ тысячу разъ. Не было ни одной аріи, которую бы зрители плесканіемъ въ ладоши не заставляли ихъ два раза пропѣвать. Не меньше дѣлалъ намъ удовольствія и теноръ одинъ, игравшій роль Даріеву, который какъ тѣлодвиженіями, такъ и голосомъ умѣлъ трогать сердца; также и Кастратъ, представлявшій Александра Великаго. Но лучше сказать, вся труппа состояла изъ весьма изрядныхъ актеровъ. Что касается до зрителей, то одни ложи наполнены были порядочными людьми, а партеръ почти такъ же, какъ и въ Ливорнѣ, но большей части подлымъ народомъ. Не показалося мнѣ то у нихъ, что актеры во время дѣйствія употребляютъ излишнія вольности, какъ напримѣръ, стоя на театрѣ смѣются и разговариваютъ знаками со своими знакомыми въ ложахъ, ежели не ихъ очередь пѣть или дѣйствовать, чѣмъ отнимается нѣкоторымъ образомъ важность у представленія, а зрители такъ нетерпѣливы, что никогда не дослушиваютъ конца и въ исходѣ послѣдняго дѣйствія почти весь театръ становится пустъ, такъ что не передъ кѣмъ доигрывать.-- Какъ уже поздно теперь, то кстати съ сею оперою и я оканчиваю къ тебѣ сегодняшнее мое письмо.
  

12.

28-го октября.

   На другой день пошли мы смотрѣть славную гранддюкову галлерею: она заключаетъ въ себѣ премножество вещей удивительныхъ и достойныхъ прилежнаго разсматриванія, но тщетно будетъ мое стараніе описать тебѣ малѣйшую изъ оныхъ частицу: я ничего почти не видалъ, въ разсужденіи что тутъ есть, хотя и много видѣлъ въ разсужденіи меня. Сія галлерея сдѣлана продолговатымъ четвероугольникомъ, имѣющимъ съ одной стороны окна, а съ другой двери въ придѣланныя къ ней покои. Стѣны оной уставлены живописными какъ большими, такъ и малыми картинами; я не могу тебѣ исчислить ни описать доброту ихъ, но скажу только, что я на многія изъ нихъ смотрѣлъ долго и хотѣлъ бы еще долѣе смотрѣть, если бы не отнимала у меня сего удовольствія краткость времени. Подлѣ стѣнъ, по обѣимъ сторонамъ, находятся въ рядъ поставленные бюсты, которые какъ древностью, такъ и хорошею работою весьма славятся, особливо Агрипининъ, Цицероновъ, Софокловъ, Каллигулинъ, Сенекинъ, Адріановъ, Маркъ Авреліевъ, Аніуса Веруса младенца, умирающаго Александра и многихъ другихъ по исторіи намъ извѣстныхъ мужей. Впрочемъ, всѣхъ оныхъ бюстовъ и другихъ статуй находится тутъ числомъ болѣе ста пятидесяти. Стѣны первыхъ двухъ большихъ комнатъ уставлены всѣ славныхъ живописцевъ оригинальными портретами, которые они присылали туда, списавши каждый самого себя; собраны сіи портреты еще при одномъ изъ Медичей. Также находится тутъ по срединѣ комнаты мраморная весьма изрядная статуйка и мозаической работы столъ, на которомъ изображена по срединѣ перловая нитка столь живо, что легко можно обмануться и почесть оную за подлинную. Поставлена тутъ еще картина, извѣстная подъ именемъ Тиціановой Венеры; написана она въ обыкновенный ростъ лежащею на постели, имѣя въ одной рукѣ цвѣты, а другую вольно попустивъ къ тому мѣсту, которое благопристойность закрывать велитъ: за нею видится внутренность комнаты и вдали спящая собачка. Смотря но сію картину искуснѣйшіе мастера въ семъ родѣ художества удивляются и находятъ въ оной всѣ совершенства, какъ въ живописи изображенія, такъ въ соразмѣрности и естественномъ цвѣтѣ лица и тѣла. Нѣтъ подобія сколь она хорошо написана! руки, шея, голова, станъ, словомъ, нѣтъ ни одной части тѣла, которая бы не совершенно была прекрасна; и справедливо почитается она лучшею во всей Италіи вещью. Впрочемъ, слава господина Тиціана, мастера оной, не одною сею чудною красотою велика; есть еще работы его чрезвычайныя картины, какъ, напримѣръ, другая Венера, двѣ Богоматери, образъ одного кардинала и проч. Но таковыхъ тутъ много и тщетно будетъ мое стараніе описать всѣ находящіяся въ оной галлереѣ отличныя добротою вещи; не достанетъ моего на то ни знанія, вы памяти; для того скажу вкратцѣ, что живопиство, скульптура, мозаика и прочіе роды искусствъ и художествъ показываютъ цѣну свою тутъ гораздо больше, нежели всякая книга изъяснить оную можетъ, и слава сея галлереи, такъ сказать, состоитъ изъ премножества славныхъ дѣлъ, оставленныхъ знаменитыми художниками, которыхъ одними именами, не исчисляя трудовъ ихъ, заполнилъ бы я цѣлые листы, ежели бы могъ подробное всему сдѣлать описаніе. Какое великое удовольствіе знающему человѣку дѣла сіи разсматривать; тамъ представляется разуму его древность, тамъ исторія, тамъ баснословіе, тамъ характеръ какого-нибудь государя, на лицѣ его изливающійся, тамъ другія вещи, показывающія до какой степени искусство человѣческое раченіемъ достигнуть могло,-- и сіе все въ такомъ прекрасномъ видѣ, что никто разсматривать онаго не устанетъ.
   Оставя сіи двѣ комнаты, перешли мы на другую сторону галлереи въ третью комнату, которой стѣны уставлены были разныхъ величинъ картинками и портретами; тутъ, между прочимъ, противъ дверей стоялъ кабинетъ, украшенный разныхъ родовъ драгоцѣнными каменьями, въ которомъ находилось премножество искусно сработанныхъ дорогихъ разныхъ вещицъ. По срединѣ комнаты поставленъ столъ мозаической работы, а надъ онымъ виситъ янтарное паникадило, въ котораго каждой часточки изображается маленькій портретецъ. Сіе паникадило прислано гранддюку отъ прусскаго короля въ отдареніе за подаренный ему отъ онаго такой же мозаическій столъ. Находится тутъ еще одноштучный витой оріентальнаго алебастра столпъ вышиною аршина въ четыре. Послѣ сего были мы еще комнатахъ въ пяти или шести, но какъ тогда записывать мнѣ въ разсужденіи короткаго времени и множества находящихся тутъ вещей всего было не возможно, то упомяну я тебѣ только о тѣхъ вещахъ, которыя остались у меня въ памяти. Кромѣ многихъ живописныхъ, мозаическихъ и другихъ картинъ, также кабинетовъ и разныхъ сосудовъ изъ дорогихъ каменьевъ, и по большей части изъ лаписа-лацара сдѣланныхъ, находятся тутъ въ одной комнатѣ семь весьма славныхъ мраморныхъ статуй, а особливо изъ оныхъ, такъ называемая Венера Медичей: она привезена первымъ ихъ гранддюкомъ изъ Греціи и отломленныя оной части составлены весьма искусно; недоставало одной лѣвой руки, которая потомъ придѣлана уже новѣйшимъ скульпторомъ, и кажется быть далеко отмѣнитою отъ древности. Сія Венера не уступаетъ той живописной, о которой я упоминалъ выше сего, и надобно весьма искусному быть человѣку въ обѣихъ сихъ художествахъ, чтобъ различить, которая изъ нихъ превосходнѣе. А что онѣ обѣ чрезвычайно хороши, такъ это и мои глаза видѣть могли, которыя то той, то другой изъ нихъ давали преимущество, смотря по тому, на которую они въ то время глядѣли. Прочія статуи хотя не могутъ съ сею равняться, однакоже какъ древностью, такъ и работою многихъ другихъ превосходятъ. Послѣ сего видѣли мы еще нѣсколько хорошихъ статуй, и три весьма удивительныя восковыя работы: первая изъ нихъ представляетъ жилище смерти или подземный уже развалившійся храмъ со многими человѣческими тѣлами, которыя сгниваютъ и распадаются; другая моровую язву, а третья анатомленную человѣческую голову. Нельзя ничего естественнѣе сдѣлать, какъ сіи три вещи! и ежели бы я не видалъ первыхъ двухъ, то бы, конечно, о сей третьей подумалъ, что она подлинно человѣческая голова, а не изъ воску сдѣланная. Что касается до моровой язвы, то невозможно смотрѣть безъ чувствованія ужаса на блѣдныя лица yмирающихъ и на отчаяніе, съ какимъ они противу смерти борятся; также и храмъ подземный своею дряхлостью, человѣческими костями, обезображенными мертвыхъ тѣлами и согнивающими членами не меньше того впечатлѣваетъ страхъ въ душу смотрящаго на оный. Сіи три вещи сдѣланы однимъ мастеромъ, котораго портретъ хранится въ ящикѣ, смертное жилище представляющемъ. Послѣ сего показали намъ еще модель того жертвенника, который будетъ сдѣланъ весь изъ лаписа-лацара и убранъ еще другими разныхъ родовъ драгоцѣнными каменьями. Сей жертвенникъ поставится въ церкви святаго Лоренца, гдѣ похоронена фамилія древнихъ гранддюковъ Медичей; о чемъ я тебя увѣдомлю послѣ. Вотъ, что я могъ упомнить изъ видѣннаго мною въ сей галлереи, но кромѣ того есть еще, сказываютъ, тутъ покои, въ которыхъ лучшія сохраняются вещи, однако туда безъ повелѣнія гранддюкова не пускаютъ, слѣдовательно я о нихъ столько же знаю, сколько и о томъ крытомъ корридорѣ, который изъ дворца идетъ черезъ мостъ въ галлерею, что дѣлаетъ разстояніе около шести сотъ шаговъ, и по которому одинъ только гранддюкъ ходитъ. Въ этотъ день мы нигдѣ болѣе не были, кромѣ какъ заходили еще въ нѣкоторыя церкви, и потомъ смотрѣли ту же оперу, а на другой день пошли еще разъ въ галлерею и по работнымъ горницамъ, гдѣ отправляется мозаическая (или, какъ итальянцы называютъ, pietro dura, твердокаменная) работа. Тутъ показали намъ комнату, въ которой великое множество разныхъ родовъ каменья, которыми сія работа слѣдующимъ образомъ производится: сдѣлаютъ сперва рисунокъ той картины, какую изъ сихъ каменьевъ составить надобно, и дадутъ мастеру напиленныя изъ оныхъ плиты разныхъ цвѣтовъ, какой гдѣ употребить прилично. Онъ, примѣняясь тогда къ рисунку, выбираетъ приличные цвѣты камней и отдѣлываетъ порознь каждую отдѣльную частичку посредствомъ проволоки и другихъ маленькихъ инструментовъ, потомъ составляетъ оные искусно, смазывая такъ называемою греческою глиною, покуда совсѣмъ окончитъ. Работа сія продолжается впрочемъ весьма медленно, тѣмъ болѣе, ежели вещь должна составлена быть изъ мелкихъ частицъ. Оттуда прошли мы въ такъ называемый старый дворецъ, гдѣ, между прочимъ, въ одной комнатѣ находится около дюжины пребольшихъ шкаповъ, наполненныхъ разными серебряными и золотыми сосудами, какіе въ старину были въ употребленіи, т. е. чеканными превеликими блюдами, подносами. урнами и проч. Между прочимъ, находится тутъ конскій уборъ и сабля, подаренные турецкимъ султаномъ одному Медичи. Какъ уборъ, такъ и сабля усыпаны большими драгоцѣнными камнями, которые, конечно, дѣлаютъ цѣну ихъ не малою. Оставя сей старый дворецъ, возвратились мы домой и отобѣдавъ пошли смотрѣть славную святаго Лоренца церковь, которая, сказываютъ, уже девяносто лѣтъ строится и еще не совсѣмъ отдѣлана, ибо не отработанъ еще внутренній куполъ. Сія церковь довольно высока, пространна, имѣетъ фигуру восьмиугольной призмы, архитектура оной весьма прекрасная. Первое, что вошедъ въ нее представится великолѣпнѣйшаго и огромнѣйшаго очамъ, суть шесть большихъ гробницъ, придѣланныхъ къ угламъ оной въ довольной отъ низа высотѣ. Четыре изъ нихъ гранита египетскаго, а другія двѣ оріентальнаго. Надъ оными поставлены въ нишахъ четыре большія бронзовыя статуи, представляющія Медичей. На простѣнкахъ внизу сдѣланы мозаической работы провинціальные гербы; впрочемъ, вся внутренность церкви отдѣлана сею работою, и употреблено къ тому премножество рѣдкихъ и дорогихъ каменьевъ, такъ что когда оная совершена будетъ, то своимъ богатствомъ и великолѣпіемъ едва-ли не превзойдетъ всякое въ Европѣ зданіе. Въ оныхъ великолѣпныхъ гробницахъ положатся прахи покойныхъ Медичей, которые нынѣ лежатъ въ находящемся подлѣ сей церкви предѣлѣ, во имя котораго она созидается.
   По осмотрѣніи оной пошли мы во дворецъ, а сіе мы потому сдѣлать могли, что гранддюкъ въ сіе время находился въ загородномъ своемъ замкѣ. О семъ дворцѣ я иного примѣчанія не сдѣлалъ, кромѣ что онъ построенъ изъ дикаго камня, довольно великъ и чрезвычайно кажется проченъ; внутреннихъ покоевъ убранство весьма изрядное: главное украшеніе состоитъ въ живописныхъ картинахъ, между которыми одинъ образъ Богоматери есть вещь удивительно прекрасная. Находится также много тутъ картинъ и столовъ мозаичной работы. Есть еще внизу покои, въ которыхъ иногда гранддюкъ бываетъ; въ нихъ однако же ничего особливаго не находится, кромѣ что въ одномъ покоѣ нѣсколько мраморныхъ статуй представляютъ одну испуганную громомъ семью, изъ которой одинъ лежитъ на землѣ убіенъ приключившимся ударомъ. Послѣ сего были мы еще въ находящемся подлѣ сего дворца саду, который довольно обширенъ и лежитъ на горахъ и долинахъ, въ немъ виденъ порядокъ и прибранство изрядное; украшенъ многими водометами, статуями, цвѣтниками, бесѣдками, аллеями, множествомъ хорошихъ деревъ и пріятными гульбищами. Впрочемъ, онъ не совсѣмъ еще отдѣланъ и стараются многое къ нему прибавить. Побывъ часа два тутъ и не видавъ почти никого людей въ ономъ, пошли мы домой, но какъ уже приближался срокъ явиться намъ къ своимъ мѣстамъ, то и положили мы на завтра по утру ѣхать изъ Флоренціи. Такимъ образомъ въ этотъ день откланявшись Ивану Абрамовичу Ганибалу, котораго мы по пріѣздѣ своемъ нашли еще тутъ, и побывавъ ввечеру на оперѣ-комикъ, которая однако же была представлена не весьма удачно, на другой день рано простяся съ нашимъ знакомцемъ, помянутымъ офицеромъ, и поблагодаря его за трудъ, какой онъ для насъ принималъ, отправилися мы изъ Флоренціи, ночевали на дорогѣ, поутру обѣдали въ Пизѣ, а къ вечеру пріѣхали обратно въ Ливорно, и симъ окончили наше путешествіе. Прощай.
  

13.

2-го ноября.

   Ни о чемъ тебя увѣдомить не могу, кромѣ, что на сихъ дняхъ обѣдали мы у здѣшняго губернатора, который живетъ весьма недурно; были у одного полковника на балѣ, также нѣсколько вечеровъ проводили на конверзаціяхъ и въ театрѣ. Впрочемъ, скука больше имѣетъ участія въ нашихъ дѣлахъ, нежели удовольствіе. Недавно былъ я въ жидовской синагогѣ, куда жиды собираются Богу молиться: она пространна и внутри хорошо украшена. Служба ихъ отправляется чуднымъ образомъ: премножество жидовъ собравшися иные сидятъ и кричатъ, другіе ходятъ въ шляпахъ какъ на рынкѣ, а посрединѣ, стоя на возвышенномъ мѣстѣ, попъ въ бѣлой одеждѣ читаетъ громко на распѣвъ, и видно тутъ ни молчанія, ни слушанія, ни благочинія не требуется. -- Еще тебѣ скажу, что мы вчерашній день проводили довольно весело: на фрегатъ "Павелъ" званы были обѣдать гости, которые просидѣли тутъ до самой ночи, и какъ между оными были четыре дѣвушки, то мы послѣ обѣда позвали музыкантовъ и танцовали съ ними до самаго ихъ разъѣзда. Впрочемъ, сюда съ нашими товарами, которые должны привезены быть изъ Англіи и Голландіи, еще не бывали, и скоро-ли мы отселѣ отправимся, никто не знаетъ. Твой другъ желаетъ тебѣ всякаго удовольствія. Прости.
  

14.

4-го ноября.

   Сегодня день моего дневанья, или очередь терпѣть скуку: всѣ мои товарищи поѣхали на берегъ; одинъ остался я на цѣлый день на фрегатѣ. Ты можешь вообразить себѣ, что мнѣ одному сидѣть не весело. Музыка не можетъ меня занимать, потому что я ни на чемъ играть не умѣю; книгъ со мною также нѣтъ, слѣдовательно къ провожденію времени остается мнѣ только ходить, сидѣть, лежать и думать: что все вообще весьма утѣшаетъ мало. Между тѣмъ, ходя взадъ и впередъ по каютѣ, увидѣлъ я на столѣ чернильницу и перо: мысль мнѣ пришла начать къ тебѣ писать и тѣмъ провести часть времени. Сыскалъ я бумагу и думалъ долго, о чемъ бы тебя увѣдомить, но, не имѣя ничего новаго, напослѣдокъ разсудилъ описать тебѣ вчерашнюю комедію, которую здѣсь играли въ театрѣ, и которая довольно мнѣ понравилась.
   Прежде увѣдомлю тебя о здѣшнихъ комедіантахъ: они нанимаются отъ содержателя театра на нѣкоторое время, по прошествіи котораго на мѣсто ихъ приходитъ другая труппа, а сіи отъѣзжаютъ въ другое мѣсто для представленія на томъ театрѣ; такимъ образомъ они перемѣняются. Содержатель смотря по труппѣ полагаетъ цѣну за входъ въ театръ, которая обыкновенно бываетъ невелика, ибо за четверть рубля можно видѣть лучшую оперу, и то плотятъ только одни благородные да иностранцы, а простой народъ пускаютъ за пять копѣекъ и меньше. Посему думать можно, что содержателямъ театра не великій бываетъ доходъ, а комедіантамъ и того еще меньше, хотя они всякой день почти обязаны что нибудь представлять. Между прочимъ для перваго актера положенъ одинъ вечеръ, который собственно принадлежитъ ему, и о которомъ онъ за день или за два чрезъ печатные листки предувѣдомляетъ общество. Во время же онаго садится онъ при входѣ въ театръ за столъ, имѣя предъ собой большое серебряное блюдо, на которое входящіе кладутъ деньги кто сколько захочетъ, и сіи собранныя деньги получаетъ онъ себѣ, не удѣляя изъ того никому ничего. Сегодня вечеръ перваго актера, но я по несчастію лишенъ удовольствія видѣть его торжествующаго надъ кучею денегъ и желанія присовокупить ему маленькую частицу къ его доходу, хотя онъ съ великимъ почтеніемъ вчера вручилъ намъ всѣмъ по билету. Теперь опишу тебѣ содержаніе вчерашней комедіи, которое было слѣдующее:
   Одинъ англичанинъ, по имени Вильсонъ, содержатель суконнаго завода, былъ человѣкъ довольно богатый, но богатство его состояло не въ наличности,-- онъ торговалъ, и обращеніемъ денегъ пріумножалъ капиталъ свой. При жизни еще покойной жены своей принялъ онъ къ себѣ въ домъ одну несчастную вдову съ дочерью, которыя нѣкогда претерпѣли кораблекрушеніе, однако были спасены и, по пріѣздѣ въ Лондонъ, пристали у него въ домѣ и тутъ жили! Вдова сія называлась Сонбриджи, а дочь Фанни. Нѣкто знатный лордъ, именемъ Арсей, увидя Фанни, въ нее влюбился и показывалъ ей особливыя ласки; но онъ не завсегда жилъ въ городѣ, а удалялся иногда въ свои деревни. По прошествіи нѣкотораго времени, жена Вильсонова умерла, оставя послѣ себя двухъ маленькихъ дѣтей, сына и дочь, которыхъ при смерти поручила она Сонбриджиной дочери, прося ее вмѣсто себя быть имъ матерью, а мужа своего увѣщевала жениться на сей любви достойной дѣвицѣ. Вильсонъ, оплакавъ память жены своей и привыкши завсегда видѣть молодую Фанни, не могъ больше сопротивляться ея прелестямъ и почувствовалъ къ ней сильнѣйшую горячность, что происходило также и въ сердцѣ Фанниномъ. Госпожа Сонбриджи была о томъ увѣдомлена и обѣщала дочь свою за него выдать. Въ такомъ положеніи были дѣла ихъ, какъ въ одно время Вильсонъ, отлучившися изъ своего дома, пробылъ цѣлыя сутки загородомъ, и по возвращеніи своемъ провѣдалъ, что лордъ Арсей пріѣхалъ въ Лондонъ и приходилъ разговаривать съ госпожею Сонбриджею. Вѣдомость сія смутила его, онъ страшился, чтобъ сей знатный соперникъ не былъ ему предпочтенъ. Безпокойство его еще болѣе умножилося, когда Сонбриджа, пришедъ, показала ему письмо, которое писалъ къ ней лордъ Арсей, и въ которомъ онъ увѣдомляетъ ее, что несмотря на неизвѣстность Фанниннаго рожденія, о которомъ онъ не желаетъ болѣе освѣдомляться, предпріялъ онъ чрезъ два дня на ней жениться и повергнуть съ собою къ ногамъ сея красавицы всѣ свои титла, знатность и богатство, заключая тѣмъ, что онъ послѣ такого его предложенія надѣется несомнѣнно получить отъ нихъ согласный со своими желаніями отвѣтъ, и что послѣ сего, конечно, не станутъ онѣ болѣе помышлять о страсти Вильсоновой къ молодой Фанни. Прочитавъ сіе письмо, вздохнулъ Вильсонъ и печальнымъ голосомъ спрашивалъ Сонбриджу, что она сдѣлать намѣрена. Рѣшеніе уже сдѣлано, отвѣчала Сонбриджа, и сіе письмо понуждаетъ меня къ скорѣйшему исполненію такого дѣла... Какъ! перервалъ Вильсонъ, и Фанни могла безъ труда на то согласиться? Конечно, безъ труда, продолжала Сонбриджа, для того, что она соединяется съ такимъ человѣкомъ, котораго она любитъ, который равномѣрно любитъ ее. Потомъ, примѣтя горесть Вильсонова, не захотѣла больше оставлять его въ заблужденіи, сказавъ, что онъ самый тотъ супругъ, котораго она дочери своей назначаетъ. Легко можно себѣ вообразить радость Вильсонова, сими словами въ немъ произведенную! Торжествующъ надъ знатнымъ толь соперникомъ, получа все желаемое, бросился было онъ благодарить ее наичувствительнѣйшимъ образомъ, но она, перервавъ его ласкательства, сказала, что имѣетъ нужду открыть ему нѣкоторую тайну, и чтобъ онъ успокоившись ее выслушалъ. Тогда разсказала она ему, что она родилась въ Дублинѣ отъ родителей довольно достаточныхъ, но которые напослѣдокъ по нѣкоторымъ обстоятельствамъ сдѣлалися бѣдными, и которыхъ лишилася она еще въ самой молодости своей. По смерти отца своего жила она у дяди, который напослѣдокъ хотѣлъ ее выдать за одного богатаго негоціанта замужъ, но въ самое то время пріѣхалъ туда нѣкто шотландскій лордъ Фалиландъ. Они другъ съ другомъ имѣли случай увидѣться и полюбить одинъ другого страстно. Напослѣдокъ сей лордъ увезъ ее въ свой домъ съ обѣщаніемъ на ней жениться, но какъ сіе не могло быть сходственно съ знатною его породою, и притомъ не смѣлъ онъ огорчить старика-отца своего, то принуждена была Сонбриджа полагаться на одни увѣренія Фалиланда и довольствоваться одною надеждою на будущее время, что съ перемѣною обстоятельствъ лордовыхъ перемѣнится и участь ея. Однако она въ томъ обманулася, ибо скоро услышала, что онъ женится на одной знатной дѣвицѣ и посылается губернаторомъ въ Ямайку. Сія вѣдомость была ужаснѣйшимъ для Сонбриджи ударомъ: плодъ любви ихъ, рожденная тогда Фанни, еще болѣе умножала печаль своей матери, напоминая несчастнымъ бытіемъ своимъ невѣрность ей отцовскую и плачевное состояніе, въ какомъ онъ ихъ оставилъ. Но чтобъ разсказать покороче, то довольно сего вѣдать, что Фалиландъ, женившись, уѣхалъ въ Ямайку уже двадцать лѣтъ тому назадъ, однако же онъ, живучи тамъ, иногда провѣдывалъ о Сонбриджѣ, и въ послѣдній разъ прислалъ ей нѣкоторое довольное число денегъ. Что касается до нея, то послѣ многихъ приключеній, бывшихъ послѣ того съ нею, наконецъ жила она въ домѣ у сего Вильсона, какъ я прежде о томъ упоминалъ, и теперь разсказала ему тайную свою повѣсть, примолвя къ тому: ты теперь знаешь и мое несчастное состояніе и рожденіе Фаннино. Разсуждай самъ. Ежели злополучная сія повѣсть никакой въ мысляхъ твоихъ не дѣлаетъ перемѣны, продолжай любить ея, но когда страсть сія покажется тебѣ предосудительною чести твоей, такъ разорви сей союзъ. Избирай для себя благое. По крайней мѣрѣ я имѣю долгъ, прежде наступленія брака, тебя о томъ увѣдомить. Вильсонъ послѣ сихъ ея словъ съ горячностію старался увѣрить ея, что почтеніе, которое онъ къ нимъ обѣимъ имѣетъ, есть священное и никакими посторонними обстоятельствами не нарушаемое. Такимъ образомъ они разсталися. Скоро потомъ Вильсонъ и Фанни вѣчнымъ совокупленіемъ утвердили пламень свой, и казалося, что желаніямъ ихъ ничего болѣе недоставало. Между тѣмъ, грозная буря, поднявшись, затмила всю ихъ свѣтлую радость. Вильсонъ чрезъ банкротство другихъ потерялъ все свое богатство и сдѣлался бѣднѣйшимъ человѣкомъ. Сонбриджа и Фанни отдали всѣ свои деньги и алмазы въ заплату тѣхъ векселей, но коимъ съ него взыскивали; но недовольно было сего, напослѣдокъ велѣно было описать весь его домъ и со всѣми находящимися въ ономъ вещами, для продажи и заплаты по оставшимся векселямъ. Тогда можно сіе представить сколь безмѣрна была Вильсонова горесть. Явленіе сіе возбуждало во всѣхъ немалую жалость. Несчастныя дѣти невиннымъ своимъ присутствіемъ, вопросами и слезами наносили ему печаль жесточайшую; Фанни тѣмъ болѣе поражала чувствительное сердце его, чѣмъ болѣе въ сіе время показывала ему горячности; ибо себя доставлялъ онъ виновникомъ ея злополучія, отвлекши отъ счастливаго состоянія, въ которомъ бы она была, вышедъ за лорда Арсея замужъ. Сими и симъ подобными ежечасно терзаяся мыслями, наконецъ, приведенъ онъ былъ въ отчаяніе, и принялъ намѣреніе броситься въ р. Темзу, написавъ напередъ два письма, одно къ Фанни, а другое къ Арсею; въ первомъ просилъ, чтобъ она по лишеніи его немедленно вышла за лорда сего замужъ и была матерью оставшимся его дѣтямъ; а во второмъ увѣдомлялъ Арсея о несчастіи своемъ, принудившемъ его лишиться жизни, и просилъ, чтобъ онъ, женяся на Фанни, былъ покровителемъ несчастныхъ сиротъ ея пасынковъ. Исполнивъ сіе, пошелъ онъ во время ночи отдавать письма на почту, чтобъ назавтра отнесли ихъ къ кому они были надписаны, и потомъ броситься въ Темзу.
   На семъ любопытномъ мѣстѣ знать о судьбинѣ Вильсоновой кончилося четвертое дѣйствіе сей драмы, но вообрази себѣ, какъ удивлены были зрители, когда актеръ, игравшій Вильсонову роль, въ самое то время вышелъ увѣдомлять публику, какая завтра будетъ комедія! Правда, что здѣшніе зрители къ тому уже привыкли, ибо здѣсь часто случается, что и въ срединѣ трагедіи актеры сіе дѣлаютъ, будучи въ царскомъ одѣяніи, да и не могутъ иначе, какъ не въ срединѣ выходить, потому что зрители никогда конца не дожидаются; но для меня и многихъ къ сему не привыкшихъ весьма сіе показалось странно. Между тѣмъ, какъ я мысленно приготовлялся обвинять сего актера и сердился, что онъ смѣшалъ мои мысли и вывелъ изъ заблужденія глаза, которые уже было привыкли мечтать его себѣ подлиннымъ Вильсономъ и заставляли душу мою соболѣзновать о его состояніи и любопытствовать о его судьбинѣ,-- между тѣмъ, говорю, оправдалъ онъ сей некстати выходъ свой слѣдующею къ зрителямъ рѣчью, весьма для него кстати (надобно при этомъ вспомнить, что сіе было наканунѣ того дня, въ который собираемыя отъ зрителей деньги принадлежатъ собственно ему). Вильсонъ сталъ несчастливъ, говорилъ онъ, лишился вдругъ всего своего имѣнія и повергнулся въ крайнюю нищету, будучи однакожъ добродѣтеленъ и честенъ. Вы видѣли чрезмѣрную горесть его и отчаяніе. Можетъ статься, жалостнымъ состояніемъ своимъ и горестными печаль его изобразующими знаками возбудилъ онъ соболѣзнованіе въ чувствительныхъ вашихъ сердцахъ: итакъ, окажите надъ нимъ человѣколюбіе ваше завтра вечеру, искупите его щедротою своею изъ долговъ и заставьте сими утѣшаться мыслями, что онъ умѣлъ угождать вашему вкусу, и проч. Такимъ образомъ проговорилъ представлятель Вильсона, желая тѣмъ пріумножить свой доходъ, и я думаю, что за сію предисловію наклали ему рубля полтора лишнихъ: больше нельзя полагать въ разсужденіи щедроты здѣшнихъ зрителей, которыхъ при томъ же въ театрѣ не весьма много собирается, исключая партеровъ, набитыхъ всякаго рода подлымъ народомъ, который пустому хохочетъ и аплодируетъ также чему-нибудь глупому, и какъ по большому ихъ числу и доходъ отъ нихъ собирается больше, то кажется и актеры всѣ стараются угождать сбродному ихъ вкусу, для того на здѣшнее представленіе не весьма пріятно смотрѣть. Теперь доскажу конецъ драмы.
   Вильсонъ, будучи въ крайнемъ отчаяніи, пошелъ броситься въ рѣку Темзу, но прежде отдалъ на почтѣ письмо къ Фанни, чтобъ вручили ей оное завтра поутру, однако почтарь отнесъ его въ то же самое время, и открытіе сего письма поразило чрезвычайно всѣхъ домашнихъ Вильсоновыхъ; они тотчасъ бросились его повсюду искать. Между тѣмъ Фалиландъ, по смерти жены своей возвратившійся паки въ Лондонъ, старался провѣдать о Сонбриджѣ и о своей дочери, но услышалъ, что онѣ, ѣдучи на суднѣ изъ Дублина, претерпѣли кораблекрушеніе и погибли въ морѣ. Такимъ образомъ, почитая себя убійцею и виновникомъ всего ихъ злополучія, вознамѣрился онъ избавиться смертію отъ терзающихъ его мыслей, и въ то же самое время приближался къ мосту чрезъ рѣку Темзу, въ которое и Вильсонъ, дабы, повергнувшись съ онаго, обрѣсти себѣ покой на днѣ сея рѣки. Оба сіи несчастные, избравшіе себѣ единое мѣсто гробомъ, въ темнотѣ ночной другъ на друга находятъ и съ удивленіемъ останавливаются. Фалиландъ, удержавъ Вильсона, который хотѣлъ у него вырваться изъ рукъ, спрашиваетъ, какой онъ человѣкъ, зачѣмъ находится ночью на этомъ мѣстѣ, и заключаетъ по смущеннымъ его отвѣтамъ, что конечно нашелъ онъ человѣка въ равныхъ съ собою обстоятельствахъ, который за тѣмъ же пришелъ на это мѣсто, зачѣмъ и онъ самъ. Любопытство рождается въ немъ, и онъ, увѣдомивъ напередъ сего незнакомца о своемъ одинакомъ съ нимъ намѣреніи, проситъ и клянется не отпустить его прежде, покуда не разскажетъ онъ ему причинъ, побудившихъ его на такую крайность: послѣ того обѣщается умереть съ нимъ вмѣстѣ. Вильсонъ, не могши напослѣдокъ сопротивляться усильному его прошенію, или лучше сказать принужденію, разсказываетъ ему несчастныя свои обстоятельства. Тогда Фалиландъ подвигнутый симъ на жалость, говоритъ ему, что онъ имѣетъ довольный достатокъ, и какъ онъ принялъ непремѣнное намѣреніе умереть, а наслѣдниковъ послѣ него никого не остается, то не можетъ онъ употребить на лучшее сего своего богатства, какъ на искупленіе Вильсоново: "прими сей даръ отъ руки тебѣ незнакомой, продолжалъ онъ, возвратися къ твоимъ домашнимъ, искупи себя отъ долговъ, не оставляй вдовою жену и сиротами дѣтей твоихъ, поди, живи съ ними благополучно. Не благодари меня за сіе благодѣяніе благодари случай, который, можетъ статься, ниспослали тебѣ сами небеса для избавленія невинности отъ страданія. Завтра по утру получишь ты право на мое имѣніе". Вильсонъ, удивленный сими словами великодушнаго лорда, стоялъ долгое время безмолвенъ: сильное чувствованіе радости отняло у него почти употребленіе языка. Между тѣмъ вдругъ показалися люди на улицѣ съ возженными факелами, кого-то ищущіе. Сіи были Сонбриджа и Фанни со своими домашними. Увидя Вильсона съ великимъ восклицаніемъ бросилися онѣ всѣ къ нему на шею, рыданіемъ и слезами изъявляя радость и печаль свою. Фалиландъ, тронутый симъ жалкимъ зрѣлищемъ, отвратился отъ нихъ и проливалъ слезы. Тогда Вильсонъ, обнимая то любезную свою Фанни, то мать ея, сказалъ имъ: "мы благополучны, сей добродѣтельный незнакомецъ, сей другъ несчастныхъ, сей избавитель и благодѣтель мой, хочетъ безпримѣрнымъ своимъ великодушіемъ извлечь насъ изъ сея бездны горестей, въ которую низринулъ я васъ моимъ несчастіемъ. Ахъ, любезная мать, и ты, дражайшая супруга, бросимся къ ногамъ его возблагодарить за толикое намъ благодѣяніе!" Фалиландъ по сихъ словахъ обращается къ нимъ, и какое для него видѣніе! Онъ зритъ у ногъ своихъ Сонбриджу, сей предметъ желаній и причину мученій своихъ, едва не повергнувшихъ его во гробъ! Оба они встрѣчаются устремленными быстро взорами, познаются между собою и, по произнесеніи съ сильнымъ движеніемъ духа именъ другъ друга, остаются безгласными въ объятіяхъ одинъ другого! Послѣ того опамятовавшися Сонбриджа увѣдомляетъ его, кто таковы ему Фанни и Вильсонъ, которыхъ великодушнымъ поступкомъ своимъ хотѣлъ избавить онъ отъ злополучія и бѣдствій. Новая радость и новыя чувствованія родительской горячности объемлютъ тогда духъ Фалидандовъ: имена супруги, дочери и зятя стократно съ восторгомъ вылетаютъ изъ устъ его; и на послѣдокъ, изгнавъ лютую печаль, торжествуетъ свѣтлая радость надъ сердцами всѣхъ составляющихъ сіе благополучное семейство. Такимъ образомъ кончилася драма и сегодняшнее твое письмо. Прощай.
  

15.

8-го ноября.

   Вчера случилося съ нами сперва странное, а потомъ весьма смѣшное приключеніе, о которомъ намѣренъ я тебя увѣдомить.-- Послушай: былъ я поутру въ этотъ день на фрегатѣ "Павлѣ" и остался тамъ обѣдать. Между тѣмъ какъ садилися за столъ, пришли сказать капитану, что два какіе то иностранца желаютъ съ нимъ говорить. Онъ велѣлъ ихъ пустить къ себѣ въ каюту. Они, вошедъ и увидя насъ готовыми садиться за столъ, стали въ неблаговременномъ приходѣ своемъ извиняться, а какъ услышали, что капитанъ приглашаетъ ихъ вмѣстѣ съ собою за столъ, то съ благодарностію отозвалися отъ того тѣмъ, что уже они обѣдали, прося при томъ для нихъ не безпокоиться, а только позволить имъ послѣ стола переговорить наединѣ съ господиномъ капитаномъ. Такимъ образомъ мы сѣли за столъ, и они по сторонамъ стола. Одинъ изъ нихъ былъ собою высокъ съ превеликимъ краснымъ пятномъ на щекѣ и одѣтъ въ байковый сюртукъ, а другой низокъ ростомъ и на немъ изрядная парочка платья дикаго цвѣту. Малорослый въ продолженіе обѣда разговаривалъ съ нами довольно, а товарищъ его сидѣлъ, не говоря вы слова, и казался быть весьма смутенъ. По окончаніи стола вышли мы всѣ вонъ, оставя ихъ однихъ съ капитаномъ. Не прошло больше четверти часа какъ пришелъ къ намъ капитанъ съ видомъ весьма удивительнымъ и сказалъ, что одинъ изъ сихъ двухъ чужестранцевъ, а именно высокій ростомъ, есть нѣмецкій принцъ и кавалеръ прусскаго ордена Чернаго орла, что онъ по нѣкоторымъ обстоятельствамъ скрываетъ имя свое и проситъ у него на суднѣ хотя на одинъ день прибѣжище. Вѣдомость сія привела насъ всѣхъ въ удивленіе, и я уже начиналъ раскаиваться, что, сидя за столомъ, не такъ на него смотрѣлъ пристально. Тотчасъ любопытство мое понудило меня итти въ каюту посмотрѣть на сей алмазъ подъ коркою, и какъ я туда вошелъ, притворившись будто ничего о томъ не знаю, то онъ спросилъ у меня по-французски не подначальникъ ли я на этомъ суднѣ? Я, сказавъ ему о себѣ, примолвилъ, что я не хорошо умѣю по-французски, а притомъ спросилъ, не говоритъ ли онъ по-нѣмецки. О это мой природный языкъ, отвѣчалъ онъ скоро, и мнѣ пріятно видѣть человѣка, съ которымъ я говорить на ономъ могу. Вскорѣ потомъ, по краткихъ нѣсколькихъ учтивостяхъ, вступили мы въ дальнѣйшіе съ нимъ разговоры, и онъ, ни мало не скромничая, разстегнувъ сюртукъ, показалъ мнѣ звѣзду Чернаго орла и открылся, что онъ брауншвейгскій принцъ, что, будучи по нѣкоторому учиненному имъ убійству гонимъ отъ своего отца, ищетъ укрыться отъ гнѣва и поисковъ его, что онъ только лишь пріѣхалъ сюда изъ Генуи, гдѣ его ночью совсѣмъ ограбили и едва не убили; что отецъ его всячески старается, чтобъ онъ убитъ былъ, обѣщая тому деньги, кто сіе сдѣлаетъ; что, зная каковы итальянцы, не списавшись сперва съ какимъ нибудь консуломъ, опасается онъ сойти на берегъ, чтобъ и здѣсь не приключилось ему подобнаго несчастія какъ въ Генуѣ; и на послѣдокъ, что для сей самой причины проситъ онъ на нѣсколько часовъ дать ему прибѣжище на семъ суднѣ. Послѣ сего увѣдомленія повелительнымъ образомъ оборотившись къ своему товарищу, велѣлъ ему итти къ англійскому или французскому консулу и о себѣ котораго нибудь изъ нихъ осторожно увѣдомить, что сей принявъ съ покорнымъ видомъ, тотчасъ туда и отправился. Оставшися одинъ разговаривалъ онъ съ нами долго, благодарилъ за пріемъ, показывалъ себя чувствительно за то обязаннымъ и обѣщалъ по пріѣздѣ своемъ въ Парижъ, куда онъ ѣхать отселѣ намѣренъ, отозваться обо всѣхъ наиблагодарнѣшимъ образомъ нашему тамъ послу. Какія побудительныя къ оказанію всевозможныхъ услугъ слова, и какая лестная надежда! Уже иные мечтали себя счастливыми чрезъ то: какого гостя Богъ послалъ, коль радостно видѣть имя свое въ записной его книжкѣ! -- нѣсколько часовъ спустя потомъ возвратился малорослый посланникъ и донесъ его свѣтлости принцу, что ни англійскаго, ни французскаго консула не нашелъ дома, и домашніе, гдѣ они, не знаютъ, а къ другимъ консуламъ онъ безъ его приказанія итти не смѣлъ. Потомъ поговорили они другъ съ другомъ нѣчто по-испански, послѣ чего принцъ сидѣлъ долго время безмолвенъ, и будто вдругъ вышедъ изъ глубокой задумчивости, началъ проклинать участь свою, княжество и рожденіе. Малорослый покусился было сказать ему еще что-то по-испански, но онъ, перебивъ рѣчь его, надѣлъ шляпу и, отъ часу разгорячаяся, бранилъ отца, Италію, весь свѣтъ, и напослѣдокъ казалося выступалъ изъ разума, ибо просилъ двухъ пистолетъ и шпагу, чтобъ итти на берегъ со всѣми драться. Такой гнѣвъ его удивлялъ насъ весьма, и мы не понимали, въ какихъ чудныхъ находится онъ обстоятельствахъ. Напослѣдокъ мало-по-малу усмирившись, выпросилъ онъ бумаги и написалъ къ англійскому консулу письмо, которое хотѣлъ посылать съ этимъ своимъ малорослымъ служителемъ, приказывая непремѣнно дождаться консула или провѣдать, гдѣ онъ находится, и отдать ему сіе письмо; но сей отвѣчалъ, что уже поздно, и когда по захожденіи солнца запрутъ въ гавани ворота, то ему не можно будетъ возвратиться назадъ. Тогда принцъ, подумавъ немного, сталъ просить, чтобъ ему позволено было ночевать на этомъ суднѣ, извинялся притомъ въ безпокойныхъ просьбахъ своихъ, обнадеживалъ благодарностію и говорилъ, что симъ ему сдѣлано будетъ величайшее одолженіе. Какъ не склониться на такую просьбу, которой слѣдствіе обѣщаетъ такъ много? Хотя капитанъ сперва и не соглашался на сіе позволить, опасаяся не попасть бы чрезъ то въ какія нибудь хлопоты, однакожъ по совѣту прочихъ и моему напослѣдокъ согласился. Итакъ принцъ остался тутъ ночевать, а служитель его посланъ былъ съ приказаніемъ на другой день поутру возвратиться съ отвѣтомъ консульскимъ. Продолжая отъ часу далѣе разговоръ нашъ съ принцемъ и удушая такъ сказать его любопытствомъ вашимъ, напослѣдокъ примѣтили мы въ словахъ его великую несогласицу, хвастовство и противурѣчіе самому себѣ, особливо когда онъ сказалъ, что въ Генуѣ убили бывшихъ при немъ двухъ человѣкъ и ограбили его на сто тысячъ червонныхъ; что онъ изъѣздилъ весь свѣтъ подъ именемъ одного графа, прославился на многихъ войнахъ и сидѣлъ три года у алжирцевъ въ полону, дивился напослѣдокъ, что намъ имя его толь громкое не извѣстно по вѣдомостямъ. Такія и симъ подобныя слова принудили меня о свѣтлости его немножко усумниться, однакожъ не смѣлъ я дѣлать ему такихъ вопросовъ, которые бы явно показали ему мое сомнѣніе. Между тѣмъ, примѣчая отъ часу болѣе нелѣпости въ его рѣчахъ, спросилъ я, для чего не объявитъ онъ прямо о своемъ достоинствѣ, по которому, конечно, приняли бъ его здѣсь согласно съ онымъ. "Я больше опасаюся ласки итальянцевъ, нежели грубости, отвѣчалъ онъ.-- Сіи люди мнѣ извѣстны, они меня учтиво примутъ, но подъ видомъ учтивости проводятъ меня къ отцу моему, чего я больше самой смерти опасаюся". Сей отвѣтъ подозрѣніе мое нѣсколько обезоружилъ. Послѣ сего старался онъ изобразить себя человѣкомъ любящимъ роскошь и веселье, а отца своего по нѣкоторымъ обстоятельствамъ весьма на него злобнымъ и не могущимъ терпѣть такихъ въ сынѣ своемъ качествъ; сказывалъ, будто наученіемъ его два раза уже подносили къ нему ядъ, но онъ отъ того предостереженъ былъ своими друзьями.-- Дальніе наши съ нимъ разговоры показали намъ его весьма несвѣдущимъ ни о чемъ, отчего мое подозрѣніе опять увеличилося; тогда попросилъ я, чтобъ онъ для памяти написалъ имя свое на бумагѣ, что онъ казалося съ удовольствіемъ исполнилъ и ту записочку мнѣ отдалъ. Послѣ того принесъ я къ нему нѣмецкій календарь и просилъ, чтобъ онъ мнѣ въ ономъ показалъ имя свое. Сіе неожидаемое имъ предложеніе привело его въ явное смущеніе, однакожъ онъ, будто желая удовольствовать мое любопытство, сталъ пересматривать календарь и, рывшися въ немъ долгое время, напослѣдокъ сказалъ, что нѣтъ ли у меня итальянскаго календаря, а въ этомъ онъ имени своего не находитъ; и видя, что я хочу еще больше любопытствовать, старался этотъ разговоръ какъ нибудь замять. Между тѣмъ накрытъ былъ столъ и насъ позвали ужинать. За столомъ сидя, онъ ѣлъ мало, а пилъ много, и говорилъ, что онъ за ужиномъ имѣетъ привычку больше пить нежели ѣсть. По окончаніи стола, посидѣвъ немного, стали всѣ ложиться спать, а я поѣхалъ ночевать на свой фрегатъ. Капитанъ просилъ меня, чтобъ поутру поранѣе съѣздить къ одному недавно сюда изъ Мальты пріѣхавшему маркизу, который былъ въ нашей службѣ, и, разсказавъ ему о семъ приключеніи, спросить у него совѣта. Я обѣщалъ сіе сдѣлать, и поутру рано, пошедъ къ маркизу, увѣдомилъ его обо всемъ случившемся подробно. Онъ разсмѣявшися подалъ мнѣ вѣдомости и сказалъ, чтобъ я прочиталъ въ нихъ то, чему онъ только лишь теперь смѣялся. Въ нихъ пишутъ изъ Генуи объ одномъ принцѣ и кавалерѣ Чернаго орла, который, пріѣхавъ туда подъ симъ именемъ, былъ согласно съ названіемъ своимъ принятъ и забралъ было въ долгъ нѣкоторое число денегъ у купцовъ, но какъ вскорѣ открылося, что онъ не что иное какъ самозванецъ и обманщикъ, то отняты у него назадъ деньги, и онъ, будучи безчестнымъ образомъ выгнанъ изъ города, отправился въ Ливорву. По сему портрету уже легко можно было узнать подлинникъ. Выпрося вѣдомости сіи у маркиза, пошелъ я въ трактиръ, въ которомъ нанималъ для себя комнату, и въ которомъ жилъ еще живописецъ пруссакъ, человѣкъ весьма ревностный словопреніемъ защищать свое отечество. Пришедъ туда, нашелъ я живописца сего разговаривающаго съ хозяиномъ о семъ новомъ приключеній, о которомъ они частію уже увѣдомлены были. Оба они утверждали, что это конечно, самозванецъ и плутъ, и что за два года предъ симъ одинъ бездѣльникъ съ краснымъ на щекѣ пятномъ, которое онъ такъ искусно умѣлъ замазывать, что иногда оно было видно, а иногда нѣтъ, сидѣлъ въ Пизской тюрьмѣ; такъ надобно думать, что это онъ самый. Я, желая утвердить ихъ въ мнѣніи семъ, показалъ имъ записочку и вѣдомости, сказывая притомъ, что онъ называется роднею прусскаго короля и носитъ Чернаго орла звѣзду на кафтанѣ: "такъ тебѣ бы, какъ пруссаку, продолжалъ я, обращаясь къ живописцу, надлежало за сіе горячо вступиться и запретить ему сколько можно имя государя твоего злоупотреблять". Нельзя изобразить, какую на пруссака досаду произвели въ немъ слова сіи, особливо когда уже онъ ясно видѣлъ его плутомъ и въ томъ обмануться не опасался. Онъ сталъ просить меня усильно, чтобъ отвезти его на судно и показать ему обманщика сего, который осмѣливается носить на себѣ звѣзду Чернаго орла, а какъ мнѣ сего только и хотѣлося, чтобъ посмѣяться и посмотрѣть храбрости его надъ принцемъ, то согласился тотчасъ на сію просьбу и взялъ его съ собою. Мы, пріѣхавъ туда, провѣдали, что капитанъ съѣхалъ на берегъ и велѣлъ послѣ себя сказать принцу, чтобъ онъ искалъ для своего пребыванія другаго мѣста, гдѣ ему угодно, и сіе судно пожаловалъ бы оставить: и такъ онъ со своимъ малорослымъ посланникомъ собирался ѣхать долой. Между тѣмъ живописца ввелъ я въ каюту и началося славное сіе дѣйствіе, которое послѣ того снабдило насъ смѣхомъ на цѣлую недѣлю. Живописецъ, коль ни храбъ былъ, однако же сперва приступалъ съ робостію, на послѣдокъ, увидя того нѣсколько сбившагося въ словахъ, началъ отъ часу болѣе разгорячаться, глаза у него засверкали, голосъ возвысился, лице покраснѣло, губы задрожали, и вскорѣ потомъ сего знаменитаго принца, на толь многихъ войнахъ прославившагося и всю почти вселенную изъѣздившаго, простой живописецъ сей преобратилъ въ плута и обманщика! За такую славную побѣду вмѣсто лавровъ надѣли мы на него шляпу, и велѣли ему, взявъ подъ руки, свести долой со фрегата разжалованнаго имъ принца сего, который хотя провождаемъ былъ всеобщимъ смѣхомъ, однако же, ни мало не краснѣя, шелъ весьма бодро, далъ капитанскимъ людямъ червонецъ, и казалося отнюдь не терялъ надежды быть тѣмъ же дѣйствующимъ лицемъ гдѣ-нибудь въ другомъ мѣстѣ. Коль великую перемѣну сдѣлало съ иными несчастное сіе паденіе принца! Сладкая надежда ихъ превратилася въ отчаяніе, заставляющее краснѣть, услуги осталися безъ воздаянія и надобно было во слѣдъ ему хотя внутренно кричать: "пожалуй по пріѣздѣ твоемъ въ Парижъ не показывай посланнику именъ нашихъ въ записной твоей книжкѣ".
  

16.

19-го ноября.

   Сегодня получилъ я отъ одного изъ моихъ пріятелей съ "Сѣвернаго орла", письмо, которое при семъ и тебѣ сообщаю. Оно состоитъ въ слѣдующихъ словахъ: "Нашедъ идущее въ Ливорну судно, не хочу я упустить сего случая, чтобъ не увѣдомить тебя о всемъ нашемъ походѣ. Разставшись съ вами, зашли мы въ Портъ-Фераіо и, не входя въ гавань, дали знать фрегатамъ нашимъ, чтобъ они изъ оной выступили, однако не скоро ихъ дождалися, ибо они, бывъ тамъ привязаны веселостію, какъ тяжелыя птицы весьма лѣниво съ мѣстъ своихъ поднималися. Напослѣдокъ, соединившись съ ними, начали мы продолжать путь нашъ. Въ Мальтійскомъ каналѣ подхватила насъ противная буря, которая весьма долго продолжалась, и "Наталія" въ сіе время съ нами разлучилася, такъ что и понынѣ отъ мимоходящихъ судовъ еще никакого о ней извѣстія не имѣемъ. Подходя къ Архипелагу крѣпкіе и противные вѣтры не допустили насъ обойти островъ Сиригу, и такъ лавируя нѣсколько дней вблизи онаго, напослѣдокъ принуждены мы были зайти въ Портъ-Мадонъ. Сей городъ лежитъ на полуостровѣ Мореѣ между городами Навариномъ и Коронною. Суда становятся тутъ между имъ и островомъ Саніенцею, который прикрываетъ ихъ отъ вѣтровъ со стороны восточной. Крѣпость Мадонская построена венеціанами, а нынѣ находится подъ владѣніемъ турокъ. Она стоитъ на низкомъ мѣстѣ подлѣ самой воды, и видъ имѣетъ четвероугольника, хотя съ моря плывущимъ судамъ кажется треугольникомъ. Предмѣстіе оной въ прошедшую войну нашими разорено и по сію пору еще не исправлено. Позади оной горы на крѣпости находятся двадцать четыре нашихъ пушки, которыя отъ насъ турками подъ симъ городомъ взяты, а больше всего, къ сожалѣнію нашему, есть еще тутъ мѣсто, на которомъ погребено триста россійскихъ воиновъ. Спустя нѣсколько часовъ пришелъ туда же турецкій военный фрегатъ, называемый "Родосъ". Онъ отсалютовалъ намъ изъ пяти пушекъ, на что мы отвѣтствовали ему равнымъ числомъ. Капитанъ послалъ къ нимъ лейтенанта поздравить ихъ съ благополучнымъ приходомъ, которому въ честь выпалили они по пріѣздѣ и по отъѣздѣ изъ двухъ пушекъ, и прислали съ нимъ подарокъ, изъ котораго досталася мнѣ баранья нога и десять лимоновъ; а ежели ты умножишь сіе числомъ офицеровъ нашихъ, такъ будетъ весь подарокъ. Фрегатъ сей посланъ былъ отъ капитанъ-паши къ Маніотамъ уговаривать ихъ платить гарасъ, или подать, султану, въ чемъ, сказываютъ, ему и удалось. Маніоты же сіи суть христіане и живутъ, или лучше сказать, разбойничаютъ въ Мореѣ между горами; впрочемъ они не находятся подъ игомъ турокъ и не платятъ султану подати, но имѣютъ своего юргу или старшину, который живетъ въ Портъ-Витулѣ. Городскіе турки пріѣзжали къ намъ въ гости, однако и чашки кофею у насъ не выпили, потому что нынѣ у нихъ рамазанъ или постъ, въ который они днемъ ничего не пьютъ, не ѣдятъ и табаку не курятъ, а ночью все сіе дѣлать могутъ. Увидя турки портретъ великаго князя, сожалѣли, что онъ овдовѣлъ, но едва успѣли показать мы имъ портретъ Петра Великаго, какъ они всѣ съ великимъ восклицаніемъ подбѣжали его разсматривать: такъ слава государя сего громка даже и между непросвѣщенными народами! На другой день вѣтеръ намъ сдѣлался благополучный, и такъ мы съ турецкимъ фрегатомъ пошли вмѣстѣ въ путь, однако онъ недолго дѣлалъ намъ сотоварищество и вскорѣ отъ насъ отлучился. Вступя въ Архипелагъ, сдѣлалися вдругъ сѣверные крѣпкіе вѣтры, которые принудили зайти насъ въ островъ Аржентеру, который такъ называется по находящейся тамъ серебряной рудѣ. Гавань въ ономъ весьма изрядная и отъ вѣтровъ довольно прикрытая островомъ Милою и еще другимъ маленькимъ островкомъ. Вошедъ въ нее ночью нашли мы тутъ стоящій на якорѣ линейный корабль, который потомъ во всю ночь, какъ намъ видно было, суетился привести себя въ готовность, къ сраженію, что подало намъ причину брать предосторожности. На послѣдокъ при разсвѣтаніи дня, будучи онъ въ настоящемъ боевомъ положеніи, поднялъ красный флагъ. Мы сочли его алжирцомъ и тотчасъ приготовилися сами къ сраженію. Между тѣмъ для лучшаго свѣдѣнія, точно ли онъ непріятельское хочетъ начать съ нами дѣйствіе, послали мы къ нему офицера. Шлюпка наша, приставая къ кораблю, вдругъ отворотила отъ оного прочь,-- сіе подало намъ причину почесть его точнымъ непріятелемъ, и для того тотчасъ подняли мы фрегату "Григорію" сигналъ приготовиться къ бою. Однако же все было сіе тщетно. Корабль этотъ былъ турецкій, и шлюпка для того отворотила прочь, что у нихъ съ правой стороны на корабль не входятъ, а должно объѣзжать на лѣвую. Вскорѣ возвратился посланный туда офицеръ и привезъ такія же какъ и прежнія къ намъ гостинцы, а спустя нѣсколько времени корабль сей отсалютовалъ намъ изъ пяти пушекъ, и мы отвѣтствовали ему равнымъ числомъ. Послѣ того ѣздили мы къ нимъ въ гости и были весьма ласково приняты, курили по обыкновенію табакъ и пили кофій. Не могу тебѣ описать какъ безпорядочно у нихъ все на кораблѣ, и какіе они худые мореходцы! Лѣность, невѣжество и любовь къ покойному житію суть три ядовитыя для мореплаванія вещи, а у нихъ-то они и являются въ самой высшей степени. Мы нашли корабль ихъ вотъ въ какомъ состояніи: во-первыхъ, капитанская каюта была не чиста, и по сторонамъ дверей стояли матросскія ружья, а каютъ-компанія разгорожена не обтесанными досками на премножество маленькихъ каютъ. На шканцахъ у гротъ-мачты лежали разныхъ калибровъ ядры, складенныя безпорядочно въ кучу; подъ шканцами была кофейная лавка. Въ нижней палубѣ между банокъ стояли лошади и коровы, а бараны бѣгали по всей палубѣ на волѣ. Въ банкахъ построены были въ два ряда нары, на люкахъ рынокъ, гдѣ всячину продаютъ, и такъ было грязно, что мы ходя забрызгали чулки. Теперь я не удивляюсь, что они далеко въ море на корабляхъ своихъ ходить не могутъ, а дивлюся тому, какъ они и по близости ходятъ, не теряя часто и жизнь свою и судовъ. Впрочемъ корабль сей подаренъ имъ отъ французовъ и называется "Лафермъ". Нашъ и Григорьевскій капитаны ѣздили къ нимъ въ гости: по пріѣздѣ и по отъѣздѣ палили они имъ въ честь по девяти пушекъ. Потомъ пріѣзжалъ къ намъ ихъ турецкій капитанъ подъ своимъ бейскимъ (ибо онъ былъ бей или князь по нашему) флагомъ. Мы палили ему по пріѣздѣ и по отъѣздѣ изъ пяти пушекъ. Во время рожденія луны, когда кончился рамазанъ ихъ, произвели они также не малую пальбу, въ чемъ и мы имъ дѣлали товарищество. Такимъ образомъ вмѣсто ядеръ на счетъ смертоубійства, пострѣляли мы холостыми зарядами на счетъ удовольствія.
  

17.

15-го ноября.

   Приключеніе съ нашимъ принцемъ тѣмъ, сказываютъ, кончилося, что онъ, странствуя еще нѣсколько времени здѣсь по судамъ, напослѣдокъ уѣхалъ въ Тунисъ, а какія тамъ будутъ его успѣхи, о томъ желалъ бы я знать. Надобно думать, что наконецъ не избѣжать ему ненависти отцовской, которая повидимому для него во всемъ свѣтѣ разсѣяна, и когда-нибудь свѣтлости его ложной быть на висѣлицѣ. Оставимъ сіе. На сихъ дняхъ ходили мы для прогулки въ монастырь, называемый Монте-Негро, который лежитъ отъ Ливорны верстахъ въ шести на весьма высокой горѣ, и можетъ почитаться въ числѣ хорошихъ зданій. Внутри храма находятся нѣсколько большихъ мраморныхъ столбовъ, не мало живописныхъ картинъ, богатый жертвенникъ и явленной образъ Богоматери. Съ горы сей видимая окрестность кажется весьма прекрасною. Оттуда пріѣхали мы уже въ нанятыхъ коляскахъ, потому что устали и день къ полудню сдѣлался жарокъ. Впрочемъ, скука наша умножилася католическимъ постомъ, которымъ всѣ веселости здѣсь пресѣклися, а скоро умножится еще больше походомъ, котораго мы съ-часу-на-часъ ожидаемъ, ибо одно уже судно съ товарами нашими пришло, а другое сказываютъ идетъ.
  

18.

27-го ноября.

   Напослѣдокъ ожидаемое судно съ нашими товарами пришло, и мы, оставя Ливорнскую гавань, вытянулись на рейдъ. День похода нашего весьма близокъ, и скоро мы должны будемъ съ Италіей разстаться. Ежели бъ теперь былъ мѣсяцъ май и путь нашъ назначенъ въ Россію, то бы разлука сія больше была веселая, нежели скучная, но какъ нынѣ въ исходѣ ноябрь, и притомъ идемъ мы въ Турцію, то признаться надобно, что отшествіе отселѣ не весьма насъ увеселяетъ. Суровость зимнихъ непогодъ, свирѣпство моря, трудъ и неизвѣстность притомъ нашего похода дѣлаютъ мнѣ часто непріятныя воображенія, которыми иногда противъ воли моей мысли мои наполняются. Скука моя ведетъ меня къ жалобамъ, которыя, можетъ статься, иной назоветъ малодушіемъ, особливо тотъ, который слѣдуетъ строго сему ученію мудрости, что во время благополучія должно всегда передъ очами имѣть несчастіе, а во время неблагополучія -- счастіе, дабы въ первомъ случаѣ не ослѣпляться безопасностію, а во-второмъ не унывать отъ излишняго видѣнія; или тотъ, который, находяся самъ въ благоденствіи, весьма нерадиво преклоняетъ слухъ свой къ жалобамъ другихъ, не вразумѣвается въ нихъ и не дѣлаетъ себѣ изъ оныхъ тѣхъ жалкихъ видовъ, которые-бъ могли сердце его подвигнуть къ соболѣзнованію: сіи два рода людей оба, мнѣ кажется, удаляются отъ человѣчества, хотя первый изъ нихъ лучше послѣдняго, и я вмѣстѣ съ нимъ признаю, что пространное воображеніе о состояніи нашемъ только въ благополучіи служитъ намъ благомъ, а въ непріятныхъ обстоятельствахъ великимъ зломъ, ибо представляетъ завсегда разуму такое изображеніе, которое, не принося никакого удовольствія сердцу, только увеличиваетъ скучное его чувствованіе; но какъ можно больному забыть о своей болѣзни, хотя бы то и лучше было, чтобъ онъ о ней забылъ, или въ скукѣ находящемуся -- о скукѣ своей, хотя бы такое забвеніе служило къ его спокойствію? Принуждать себя къ терпѣнію можно, а чтобъ въ принужденіи не терпѣть, того нельзя, потому что у насъ есть сердце. Первый изъ нихъ сей строгій судія, и второй тотъ жестокосердный человѣкъ, не хотящій съ высоты радостей сердца своего свести къ огорченію другихъ,-- оба они иначе разсуждать будутъ, ежели судьба заставитъ ихъ когда-нибудь страдать. Оба они подобно мнѣ станутъ роптать, унывать, сѣтовать, и тягость скучнаго состоянія своего по мѣрѣ горести увеличивать воображающимися неотступно мечтами. Такъ, напримѣръ, я теперь въ чрезвычайной скукѣ, ходя взадъ и впередъ ночью одинъ по судну, не чувствительно представляю себѣ пространный городъ, въ которомъ вижу тамъ собраніе, тамъ веселость, тамъ пиршество, тамъ дружескую бесѣду, тамъ... словомъ всѣ утѣхи, которыми восхищается юность и утѣшается старость; но положимъ сего бъ не было, продолжаю я думать, по крайней мѣрѣ человѣкъ тамъ видитъ множество людей, слышитъ новости, перемѣняетъ мѣсто, скуку свою разбиваетъ чѣмъ хочетъ, чтеніемъ книгъ, разговорами, прогулкою, однимъ словомъ -- имѣетъ тысячу способовъ къ утѣшенію себя: здѣсь я ничего того не имѣю, но долженъ находить себя нѣсколько мѣсяцевъ заключеннымъ на маленькомъ суднишкѣ, быть на пространномъ морѣ игрою сердитыхъ вѣтровъ, не видѣть ничего кромѣ ярыхъ волнъ и угрюмыхъ небесъ, трудиться непрестанно почти безъ отдохновенія, терпѣть всякое безпокойство, дождь, холодъ, безсонницу, и напослѣдокъ ежеминутно опасаться погибели.-- Какъ можно, такъ сказать, глядя на всѣ сіи страшныя воображенія, стараться дѣлать ихъ себѣ пріятными или, по крайней мѣрѣ, такими, чтобъ суровость ихъ не досаждала твоему взору? Ежели возможно сіе, то я оставляю сіе великаго духа людямъ, а что до меня касается, то признаюся тебѣ чистосердечно, что иногда въ одинъ часъ два раза скажу: "о мореплаваніе! ты развѣ можешь только понравиться людямъ каменнымъ, или по какой-нибудь иной побуждающей ихъ къ тому причинѣ окаменѣлымъ!"
  

19.

9-го декабря.

   Въ продолженіе сихъ двухъ недѣль походъ нашъ былъ довольно благополученъ; погода всегда была тихая и благопріятная, что не весьма часто случается на морѣ зимою. Нѣкоторыя тучи наносили на насъ иногда сильный вѣтеръ и съ молніею, но онѣ проходили скоро, не разрушая почти спокойствія воды морской. Напослѣдокъ вчера ночью, идучи при посредственно крѣпкомъ благополучномъ вѣтрѣ, увидѣли мы огонь, который чрезъ каждые почти полчаса выбрасываетъ изъ себя небольшой каменный островокъ, называемый Стромбулъ. Сей островокъ со многими себѣ подобными другими лежитъ неподалеку отъ Сициліи и служитъ проходящимъ въ ночное время судамъ вмѣсто маяка. Увидя сей огонь, привели мы фрегатъ къ вѣтру и начали тутъ дожидаться дня, по разсвѣтѣ котораго прошли сіи островки, но не дошедъ нѣсколько до самаго пролива, получили тишину вѣтра, въ которой и теперь еще находимся, не вѣдая, черезъ часъ или черезъ недѣлю судьба позволитъ намъ войти въ гавань.
  

20.

19-го декабря.

   Напослѣдокъ пришли мы въ Мессину, гдѣ услышали, что "Сѣверный Орелъ" нѣсколько дней тому назадъ прошелъ въ Ливорно. Онъ думалъ насъ найти еще тамъ, однакожъ такъ неудачно было его расположеніе, что онъ и на дорогѣ съ нами не встрѣтился. Напослѣдокъ, сдѣлавъ понапрасну сей вояжъ, возвратился онъ третьяго дня сюда. Я по просьбѣ моей съ фрегата "Констанціи" перешелъ опять на него, и мы теперь, вышедъ уже изъ гавани, стоимъ всѣ въ готовности отселѣ отправиться, что я думаю завтра конечно сдѣлается. Описавъ тебѣ начало и конецъ сихъ дней, надобно нѣчто мнѣ увѣдомить и о срединѣ оныхъ. Прошедъ мудренымъ здѣшнимъ проливомъ, который островъ Сицилію раздѣляетъ отъ Калабрическаго высокаго берега, и въ которомъ теченія всегда бываютъ быстрыя, вошли мы въ преизрядную весьма здѣшнюю гавань. Идущая подлѣ оной длинная набережная, на которой находятся нѣсколько воздвигнутыхъ королевскихъ монументовъ и высокихъ уже состарившихся домовъ, издали являла намъ нѣчто обѣщающее о семъ городѣ. Но простоявъ послѣ того сутки въ карантинѣ и получа на другой день позволеніе итти въ городъ, потеряли мы прежнее наше о немъ мнѣніе, ибо нашли въ ономъ строеніе неправильное, премножество узкихъ и неравныхъ переулковъ, также и великую нечистоту. Главные жители, послѣдуя видно обыкновенію испанскому, любятъ величавость и пышность и водятъ передъ собою человѣкъ по пятнадцати скороходовъ, одѣтыхъ весьма чуднымъ образомъ, которымъ и весь экипажъ ихъ соотвѣтствуетъ: простой же народъ чрезмѣрно лѣнивъ, неопрятенъ и склоненъ весьма къ праздности и ко всякимъ плутовствамъ. По пріѣздѣ нашемъ были мы, по рекомендаціи объ насъ нѣкоторымъ живущимъ тутъ иностраннымъ купцамъ, весьма ласково отъ нихъ приняты, ходили къ нимъ часто по вечерамъ сидѣть, и въ собесѣдованіи нѣсколькихъ весьма изрядныхъ и учтивыхъ людей провождали довольно весело наше время. Были въ театрѣ на оперѣ-комикъ, но ни театръ, ни актеры похвалы не заслуживаютъ, зрителей однако же было много и по одеждѣ довольно порядочны. Впрочемъ, городъ сей подверженъ частымъ землетрясеніямъ, которыя причиняетъ ему не подалеку отъ него лежащая огнедышащая гора Везувій, гдѣ по баснословію Вулканъ имѣетъ свою кузницу. Прости. Пожелай завтра намъ благополучнаго плаванія.
  

21.

29-го декабря.

   По отшествіи изъ Мессины, вѣтеръ намъ служилъ такой благополучной, что мы на третій день прошли островъ Саніенцу, потомъ Морейской мысъ Матапанъ, и послѣ того увидѣли островъ Сиригу и Сириготту, между которыми входятъ изъ Средиземнаго моря въ Архипелагъ. Но какъ сначала сѣверо-восточный крѣпкій вѣтеръ не позволялъ намъ обойти островъ Сиригу, то и принуждены мы были въ виду онаго лавировать; и какъ сіе было уже ночью, то въ разсужденіи сего и сдѣланъ былъ отъ насъ другимъ фрегатамъ сигналъ, чтобъ каждый изъ нихъ, не смотря на насъ, держалъ по способности своимъ путемъ. "Констанція", бывъ выше насъ на вѣтрѣ, спустилась и пошла въ Архипелагъ. Вскорѣ послѣ того вѣтеръ перемѣняся позволилъ и намъ за нею слѣдовать. Фрегатъ "Павелъ" разлучился съ нами еще при выходѣ изъ Мессины, а "Санктъ-Павелъ" также въ сію ночь отъ насъ отсталъ, и такъ одни мы на завтрѣе вечеру пришли въ проливъ между Аѳинскимъ мысомъ, подлѣ полуострова Морея и острова Лонгою, гдѣ положили свой якорь. Въ семъ мѣстѣ назначено было рандеву фрегатамъ, изъ которыхъ "Констанція", пошедъ напередъ насъ, не бывала еще и по сію пору, что немало насъ удивляетъ, "Санктъ-Павелъ" пришелъ на другой день, а "Павелъ" черезъ два дня. Сей послѣдній, догнавъ насъ при входѣ въ Архипелагъ и взявъ островъ Ариготту за Сиригу, для обхода котораго, вмѣсто чтобъ лежать на востокъ и подниматься отъ часу къ сѣверу, онъ держалъ между востокомъ и югомъ, который путь велъ его прямо на Кандію, такъ что, ежели бы луна въ сію ночь не возсіяла по ихъ счастію и не показала имъ грубую ихъ ошибку, то бы конечно погибли они на каменьяхъ, лежащихъ неподалеку отъ сего великаго острова. На морѣ множество людей могутъ сдѣлаться жертвою невѣжества одного человѣка.
  

1777 годъ.

  

22.

3-го января.

   Поздравляю тебя съ наступившимъ новымъ годомъ и желаю, чтобъ ты оный съ несравненно большею веселостію началъ, нежели мы, стоящіе здѣсь въ пустомъ мѣстѣ и упражняющіеся въ заготовленіи дровъ и воды, въ хожденіи по горамъ и въ стрѣляніи дроздовъ, которыхъ здѣсь великое множество. Вотъ сколь краткихъ словъ къ описанію себя требуютъ всѣ наши утѣхи. Что касается до здѣшняго мѣста, то, пріѣхавъ сюда и сошедъ на берегъ, не нашли мы ничего, кромѣ пустой греческой церкви, построенной на подобіе нашей часовни, въ которой написанные на стѣнахъ образа исчерчены всѣ насѣчкою хулительныхъ словъ руками учтивыхъ французовъ, и нѣкоторыхъ мраморныхъ уже развалившихся столбовъ, которые показывали, что въ древнія времена стоялъ тутъ какой-нибудь городъ или строеніе. Верстахъ въ двадцати или немного болѣе отъ сего мѣста, находится славный въ прежнія времена городъ Аѳнны, въ которомъ весьма мнѣ хочется побывать, но не знаю, удастся ли то въ разсужденіи обстоятельствъ и краткаго времени, которое остается намъ еще здѣсь стоять, хотя живущій тамо греческій епископъ и обѣщалъ прислать къ намъ для сего лошадей. На сихъ дняхъ ѣздилъ я на шлюпкѣ смотрѣть нѣкоторыя остатки древняго зданія, стоящаго верстахъ въ пятнадцати отселѣ на вершинѣ одной горы. Сіи остатки состоятъ изъ двѣнадцати толстыхъ и довольно высокихъ мраморныхъ столбовъ, которые цѣлы еще, а прочее все разрушено такъ, что и лежащихъ отъ того каменьевъ уже немного осталось. Кругомъ сего зданія шелъ, какъ видно, валъ или стѣна каменная, позади которой было строеніе. Оно лежитъ въ разсужденіи окружающихъ оной горъ и моря на весьма неприступномъ мѣстѣ, почему надобно думать, что то было или какое-нибудь училище или храмъ, посвященный какому-нибудь богу. Оттуда, прельстясь ясностію дня, которой по нашему называться могъ теплымъ весеннимъ, пошелъ я пѣшкомъ назадъ, но воображаемой мною трудъ въ перехожденіи сего пути гораздо легче былъ подлиннаго, ибо, вымѣривъ горъ около пятнадцати весьма крутыхъ, ноги мои очень долго послѣ того чувствовали сей походъ; и какъ я теперь опасаюся, чтобъ и съ руками моими того жъ не сдѣлалось отъ многаго писанія, что съ ногами отъ долгаго хожденія, то и оставляю сіе письмо до другаго времени. Желаю тебѣ въ семъ годѣ лучшее имѣть благополучіе, а мнѣ скорое съ тобою свиданіе. Прости.
  

23.

" " января.

   На первое имѣю тебя увѣдомить, что я противъ чаянія моего и желанія перешелъ съ фрегата "Сѣвернаго Орла" на "Павелъ", на мѣсто нѣкоторыхъ бывшихъ недовольными тамо офицеровъ и перешедшихъ оттуда на другіе фрегаты. Отколѣ бѣгутъ люди, туда, конечно, итти непріятно, и какое удовольствіе быть въ такомъ состояніи, о какомъ писалъ я тебѣ во второмъ моемъ письмѣ. Признаться надобно, что сія перемѣна весьма бы меня огорчала, еслибъ напротивъ того не утѣшало то, что сей фрегатъ пойдетъ въ Константинополь, а "Сѣверный Орелъ" можетъ быть тамъ не будетъ; и такъ я симъ выиграю то, что удастся мнѣ побывать въ семъ городѣ.
   Послѣ собственныхъ моихъ обстоятельствъ приступаю опять теперь продолжать наши общія. Пошедъ отъ острова Донги, или изъ порта Мадры, гдѣ мы стояли, и продолжая путь нашъ по Архипелагу, на третій день пришли мы къ острову Тенедосу, который лежитъ неподалеку отъ первыхъ крѣпостей турецкихъ, называемыхъ Дарданеллы. Находящееся тутъ купеческое подъ россійскимъ флагомъ судно встрѣтило васъ обыкновеннымъ изъ пушекъ поздравленіемъ: сіи суда суть нашихъ переселенцевъ грековъ, купечествующихъ по Черному морю съ Константинополемъ и Архипелагомъ. Вѣтеръ, сдѣлавшися намъ противенъ, принудилъ насъ тутъ положить якорь. На другой день съѣхали мы на берегъ и пошли въ лежащей на семъ островѣ городокъ, Тенедосъ же называемой: въ немъ обитаютъ турки пополамъ съ греками. Самъ онъ нечистъ и построенъ но обыкновенному манеру турецкому довольно худо. Находится тутъ комендантъ турецкій и патріархъ греческій. Входя въ оной опасалися мы непріязненности турокъ, какъ ненавидящихъ всѣхъ христіанъ, а особливо насъ, ставшихъ имъ весьма непріятными въ прошедшую войну, однако, напротивъ, мы увидѣли отъ нихъ къ себѣ довольную ласковость. Между прочимъ случилося съ нами слѣдующее приключеніе, показывающее нѣсколько характеръ турокъ. Ходя по городу захотѣлося намъ посмотрѣть ихъ какое-нибудь жилище, и для того зашли мы въ кофейный домъ, похожей на нашу деревенскую избу съ пригородкою впереди, въ которомъ находился очагъ или каминъ, и почти во весь полъ не очень высоко настланы были доски или нары, гдѣ на разостланныхъ коврахъ сидѣли турки, изъ которыхъ иной молился Богу (потому что они на всякомъ мѣстѣ молятся, и еще моются, гдѣ только имъ случится), другой разговаривалъ, а третій пилъ кофе или курилъ табакъ. Они приняли насъ довольно ласково, поднесли намъ тотчасъ трубки съ табакомъ и противъ обыкновенія своего кофе съ сахаромъ, а что и того чуднѣе, не взявъ съ насъ за сіе денегъ, подарили еще намъ двѣ трубки и нѣсколько апельсиновъ. Желая отплатить имъ сію ласку, позвали мы нѣкоторыхъ изъ нихъ къ себѣ на корабль, и хотя мы не думали, чтобъ они въ разсужденіи поздняго уже времени къ намъ поѣхали, однако же двое изъ нихъ на то согласились. Оба они были люди молодые, изрядно одѣтые, и по своему обыкновенію вооруженные серебрянымъ можемъ и пистолетами. Ѣдучи на шлюпкѣ разговаривали они съ нами весьма дружески, называли по-русски браткою, подчивали насъ изъ табакерокъ своихъ нѣкоторымъ душистымъ составомъ мазать усы, что у нихъ въ употребленіи, и одинъ изъ нихъ сказывалъ, что хотя онъ во время завоеванія нашими острова Лемноса почти все свое имѣніе тутъ потерялъ, однакожъ любитъ русскихъ болѣе, нежели собственныхъ своихъ единоземцевъ. По пріѣздѣ на корабль подарили мы ихъ нѣкоторыми бездѣдицами, которыхъ они принять не хотѣли, не отдаря насъ нѣсколькими плодами. Размѣнявшись такимъ образомъ подарками, подчивали мы ихъ кофеемъ и потомъ виномъ, котораго они сперва, въ разсужденіи запрещенія по Алкорану своему, пить не хотѣли, но когда мы назвали оное щербетомъ или по нашему лимонадомъ, то они будто обманувшись во вкусѣ начали пить, и потомъ сами попрашивать, чтобъ оное имъ чаще подносили. Разгорячась нѣсколько симъ напиткомъ, сдѣлались они гораздо смѣлы и вольны, такъ какъ бы они были уже изъ давняго времени короткіе намъ друзья. Сидятъ до самой полуночи, такъ что стали уже дѣлаться намъ въ тягость. Всячески старалися мы показать имъ, что время уже ѣхать домой, и что они довольно у насъ погостили, однакожъ они, отнюдь того не примѣчая, спрашивали еще у насъ, для чего мы съ ними не веселимся. Примѣтя такую ихъ недогадливость, принуждены мы были сказать, что сей же часъ велѣно намъ сниматься съ якоря: однако и тѣмъ ихъ не выжили. Одинъ изъ нихъ, вышедъ наверхъ и возвратясь опять въ каюту, сказалъ, что это не правда, при этомъ вѣтрѣ сниматься вамъ съ якоря не для чего. Потомъ принуждены мы были ясно сказать, что пора имъ ѣхать, потому что нашимъ шлюпкамъ послѣ полуночи въ городъ ѣздить не велѣно. "Такъ вы завтра насъ отвезете, сказалъ изъ нихъ одинъ, а сегодняшнюю ночь мы погуляемъ; зачѣмъ же вы звали насъ, когда веселиться съ нами не хотите". Словомъ, сіи гости напослѣдокъ такъ сдѣлались нахальны, что мы не зная, что съ ними дѣлать, почти насильно посадили ихъ на шлюпку и отвезти велѣли въ городъ, послѣ чего уже съ ними не видалися. Вѣжливость и учтивство суть именно туркамъ не знакомыя, а вмѣсто оныхъ господствуетъ у нихъ раболѣпство, и гдѣ онаго нѣтъ, тамъ у нихъ и вѣжливости быть не можетъ: отъ сего они съ равномѣрными себѣ, или отъ которыхъ они не зависятъ, въ обхожденіи весьма просты, и мнѣ кажется, что меньше всего извѣстны имъ притворство и лицепріятіе.
  

24.

" " января.

   Снявшись отъ Тенедоса и прошедъ первыя Дарданеллы вошли мы въ каналъ, соединяющій Архипелагъ съ Мраморнымъ моремъ, и потомъ, продолжая плыть симъ каналомъ и подошедъ ко вторымъ Дарданелламъ, легли опять на якорь. Сіи четыре турецкія крѣпости суть главнѣйшая ограда Костантинополю со стороны Архипелага или Бѣлаго моря: первыя двѣ изъ нихъ находятся при самомъ входѣ въ каналъ, одна на европейской, другая на азіатской сторонѣ, и разстояніе между собою имѣютъ довольно великое, такъ что сомнительно, будутъ ли доставать ядра, когда итти по самой срединѣ между оными, хотя нѣкоторыя пушки у нихъ тутъ низко отъ воды и безъ лафетовъ положены весьма большія. Неподалеку отъ первой европейской крѣпости, называемой Селтирбаръ, которая лежитъ противу старой азіатской, называемой Кумка, находится вновь построенная турками при помощи французовъ батарея Саунъ-дериси. Она стоитъ на возвышенномъ мѣстѣ и имѣетъ на своихъ платформахъ довольно пушекъ. Продолжая каналомъ идти къ сѣверо-востоку и перешедъ верстъ около тридцати пяти, подойдешь къ другимъ двумъ крѣпостямъ, изъ которыхъ европейская называется Калитбасаръ, а азіатская Ценакали; вообще же именуются онѣ вторыми Дарданеллами. Между сихъ разстояніе гораздо уже, нежели между первыхъ, и притомъ выдавшейся къ сѣверу позади азіатской крѣпости съ отмелью мысъ Ренголь дѣлаетъ проходъ сей весьма труднѣйшимъ перваго. Вода въ семъ каналѣ течетъ завсегда въ Бѣлое море и притомъ съ немалою силою. По положеніи якоря первую вѣдомость услышали мы, что "Констанція" прошла уже въ Константинополь. Присланный оттуда переводчикъ пріѣхавъ сказалъ намъ, что и мы скоро туда же проведены будемъ. Впрочемъ слухъ здѣсь носится о возгорающейся паки у насъ войнѣ съ турками, и "Сѣверный Орелъ" беретъ въ разсужденіи сего великую предосторожность, такъ что онъ всякую минуту готовъ къ оборонѣ. Непріятно, правда, при такихъ слухахъ итти намъ въ Константинополь, но какъ теченіе дѣлъ государственныхъ подвержено бываетъ великимъ перемѣнамъ, то хотя сіи слухи кажутся и не ложными на этотъ разъ, однакожъ впередъ легко могутъ сдѣлаться ложными.
  

25.

28-го января.

   Разставшись съ "Сѣвернымъ Орломъ" у вторыхъ Дарданеллъ, пошли мы въ Константинополь, но вѣтеръ не позволилъ намъ идти далѣе городка называемаго Галиполи, противъ котораго поверставшись легла мы на якорь, на которомъ лежимъ еще и теперь, дожидаясь благополучнаго вѣтра. Городокъ сей не имѣетъ въ себѣ ничего примѣчанія достойнаго, кромѣ что нынѣ находится въ немъ въ заточеніи великій визирь, впадшій въ немилость султанскую, какъ то съ ними часто случается, и предъ недавнемъ временемъ смѣненный отъ своего мѣста. Турки къ намъ и здѣсь очень ласковы: четвертаго дня, позвалъ насъ главный городка сего таможенный къ себѣ въ гости. Мы пріѣхали къ нему въ назначенное отъ него время въ девять часовъ поутру, и по пріѣздѣ нашли его сидящаго съ нѣкоторыми турками въ одной открытой со всѣхъ сторонъ свѣтличкѣ, куда пригласилъ онъ насъ и, досадя на лежащія кругомъ подушки, велѣлъ подать обыкновенное ихъ подчиваніе, табакъ и кофе. Проведя тутъ часа полтора въ разговорахъ, позвалъ онъ насъ къ себѣ въ домъ обѣдать. Сей домъ его состоялъ изъ нѣсколькихъ горенокъ, по ихъ обыкновенію убранныхъ и раздѣленныхъ на двѣ половины, изъ которыхъ въ первой живетъ онъ самъ, а во второй гаремъ его или жены съ дѣтьми, къ которымъ кромѣ его входить никто не можетъ. Вскорѣ послѣ нашего къ нему прихода, принесли небольшой столикъ или, лучше сказать, жестяной круглый подносъ на ножкѣ, на который ставили по одному кушанью, изъ которыхъ первое было вареное мясо на подобіе худаго фрикассе, второе жареная рыба, третье жареное мясо, четвертое каймакъ или молочное кушанье, приготовленное съ сахаромъ весьма изрядно, и пятое дессертъ состоящій изъ разныхъ турецкихъ конфектъ. Все сіе за неупотребленіемъ ложекъ и вилокъ принуждены мы были такъ, какъ и они, ѣсть руками. Хозяинъ во время стола, противъ алкорана своего, велѣлъ подать вина, и между тѣмъ какъ подчивалъ насъ, самъ пилъ втрое больше, и скоро сдѣлался изрядно пьянъ. Проведя такимъ образомъ нѣсколько часовъ послѣ стола въ шутливыхъ разговорахъ, пошли мы прогуливаться кругомъ города, и уже подъ вечеръ, пріятельски съ ними простившись, поѣхали на свой фрегатъ. Третьяго дня ѣздили мы прогуливаться на азіатскій берегъ въ мѣстечко, называемое Чардакъ, которое лежитъ почти противъ Галиполи; тутъ нѣкто одинъ порядочный турокъ, увидя насъ проходящихъ мимо его дома, выслалъ своего арапа просить насъ къ себѣ, и по приходѣ нашемъ оказалъ намъ столько учтивства и ласки, что ниже отъ просвѣщеннаго европейца не можно болѣе сего требовать. Подобные сему поступки, признаться надобно, что упрекаютъ меня въ несправедливомъ о нихъ мнѣніи, и кажется, нынѣ начинаю я лучше о нихъ думать, нежели прежде. Сегодня съ нѣсколькими своими товарищами обѣдалъ у насъ тотъ таможенный турокъ, у котораго мы обѣдали, и посидѣвъ долго, поѣхалъ отъ насъ уже подъ вечеръ. Новостей больше нѣтъ. Прости.
  

26.

9-го февраля.

   Третьяго числа сего мѣсяца вѣтеръ намъ сдѣлался благополучный, котораго не упуская снялись мы съ якоря и стали продолжать путь нашъ въ Константинополь. Но какъ въ здѣшнемъ каналѣ некрѣпкіе вѣтры завсегда бываютъ перемѣнны, то и насъ они часто принуждали перемѣнять курсы, напослѣдокъ ночью послѣ маловѣтрія нашедшій вдругъ крѣпкій вѣтеръ, надѣлавъ намъ много и шуму и работы, приневолилъ положить якорь. По утру на разсвѣтѣ, при снятіи съ якоря, увидѣли мы фрегатъ "Григорій", идущій къ намъ на встрѣчу. Поспѣшеніе чтобъ не упустить благополучный вѣтеръ, не допустило насъ послать къ нимъ шлюпку, разспросить о новостяхъ, и любопытство наше осталось неудовольствованнымъ. Напослѣдокъ, прошедъ островъ Марморъ, лежащій посрединѣ сего небольшаго моря, по имени его названнаго Марморнымъ, шестаго числа по утру предъявился глазамъ нашимъ Стамбулъ или Царьградъ, лежащій на семи холмахъ, который не вдругъ представляется взору, когда приходишь къ оному съ моря, но по частямъ открывается: сперва покажется на европейской сторонѣ часть Стамбула, простирающаяся отъ крѣпости семи башенъ, гдѣ содержатся военноплѣнники, до того сѣверо-восточнаго мыса, на которомъ стоитъ храмъ Софіи, и неподалеку отъ онаго Сарай или дворецъ султанскій, окруженный лѣсомъ и садами, такъ что онаго почти не видно; а на сторонѣ же азіатской -- часть берега идущаго отъ Калхидоніи до Скутари. Помянутый мысъ прикрываетъ прочія части города, сливаясь съ западнымъ азіатскимъ мысомъ. Когда станешь проходить оба оные мыса, оставя проливъ Чернаго моря въ правой и входя въ находящуюся губу на лѣвой рукѣ, тогда откроется вторая часть Стамбула, вторая часть Скутари и лежащая противъ оныхъ по другую сторону черноморскаго канала населенная гора, которой вершина именуется Пера, гдѣ живутъ европейскихъ дворовъ посланники, средняя часть Галата, гдѣ также многіе христіане обитаютъ, и низменности оной Топхана, то есть литейная съ пушечнымъ заводомъ, и Далмабакчи, мѣсто для прогулки изрядное, неподалеку отъ котораго находится султанскій загородный дворецъ. Городъ сей, при подходѣ нашемъ къ оному съ моря, показался мнѣ удивительно обширнымъ, разметаннымъ, и по своему азіатскому строенію, на подобіе клѣтокъ, такою деревнею, въ которой между превеликими кучами изрядныхъ крестьянскихъ свѣтлицъ стоятъ индѣ толстыя каменныя церкви. Не видно въ немъ ни огромности, ни пышности, ни простоты пріятной, но нѣкая дикость и пестрота, не могущая нравиться очамъ, привыкнувшимъ смотрѣть на великолѣпіе европейскихъ городовъ. Что касается до положенія мѣста, то оно дѣйствительно весьма прекрасное, да и всѣ мѣста отъ самыхъ Дарданнелъ до Константинополя видъ имѣютъ хорошій. Вошедъ въ губу или гавань, увидѣли мы стоящіе подлѣ берега наши фрегаты: "Наталію", "Санктъ Павелъ", "Констанцію" и еще пришедшую изъ Чернаго моря шкуну, къ которымъ скоро потомъ и мы присоединившись составили число россійскихъ судовъ пять. По пріѣздѣ нашемъ сюда и по радостномъ свиданіи съ нашими товарищами, услышали мы отъ нихъ много новостей, о которыхъ я теперь же тебя увѣдомлю.
   Извѣстно, что всѣ наши фрегаты шли подъ именемъ купеческихъ судовъ въ Константинополь, остерегались какъ возможно, чтобъ не показать никакого виду воинскаго, прятали пушки, никто не надѣвалъ мундировъ и назывались купцами. Но хотя бы можно такимъ образомъ обмануть турокъ, однако не обманешь зоркіе глаза враждующей вамъ зависти. Распространили немедленно слухъ, что многіе наши корабли идутъ въ Архипелагъ: турки начали брать тайно предосторожности. Между тѣмъ потребовали отъ нихъ деньги, которыя должны они заплатить намъ по трактату за прошлую войну, а въ то же самое время предложили о пропускѣ нашихъ фрегатовъ, пришедшихъ уже тогда къ Дарданелламъ. Первое, сказываютъ, было отказано, а другое позволено. Какъ же скоро фрегатъ "Наталія" и "Григорій" показались въ Константинополь, то можно ли было увѣрить, что они купеческія суда, а не военные фрегаты? Турки возымѣли тотчасъ подозрѣніе, а зависть, безъ сомнѣнія, старалась тогда въ нихъ оное умножить, и къ тому же еще пришла вѣдомость о перемѣнѣ крымской и что наши войска находятся на границѣ: всѣ тогда возопіяли на суда наши, и можно сказать, что они въ то время были въ самыхъ нѣдрахъ зависти и злобы, отъ которыхъ всякаго себѣ вреда ожидать долженствовали. Министръ подозрѣвалъ каждаго и былъ въ превеликой нерѣшимости, что предпринимать и какимъ образомъ успокоивать озлившуюся на насъ Порту, которая уже, сказываютъ, вознамѣривалась отобрать рули у нашихъ судовъ; а по сему слуху приготовлялись уже они въ случаѣ нападенія дѣлать оборону. Чернь турецкая между тѣмъ говорила, что сіи суда суть зажигательные брандеры, а люди на оныхъ набраны такіе, которые осуждены были на смерть, и чтобъ избавиться отъ казни, пошли изъ отчаянія зажигать Константинополь. При такихъ страшныхъ слухахъ представь себѣ обстоятельства наши! Слабыми силами двухъ почти не вооруженныхъ фрегатовъ, находящихся въ рукахъ толь многочисленнаго и озлобленнаго на нихъ народа, не могли помогать ни разумъ, ни искусство, ни сама тогда смутившаяся политика. Надлежало или погибнуть, или со стыдомъ смотрѣть, какъ будутъ у судовъ отнимать рули; но сего послѣдняго конечно бы россіяне сдѣлать не допустили, развѣ бы съ ними учинилося первое.
   Между тѣмъ для отвращенія сихъ угрожающихъ слѣдствій и для показанія точнаго виду купеческаго, дабы утишить нѣсколько гнѣвное на насъ подозрѣніе, позволили фрегату "Григорію" наняться и пойти въ Салоннику и другіе города за рожью; турокъ велѣно было принимать какъ возможно ласковѣе. И такъ отъ часу начала потухать сія буря, и мы, пришедъ со своимъ фрегатомъ, уже страшныхъ сихъ обстоятельствъ не застали, а только о нихъ услышали. Сегодня же составляли мы свиту нашего министра, которому давалъ аудіенцію новый верховный визирь. Церемонія была слѣдующимъ образомъ: поутру въ девять часовъ собрались мы въ домъ къ министру, оттуда, въ богатомъ парадѣ и съ великимъ числомъ народа въ провожаніи янычаръ, пошли съ нимъ на пріуготовленныя для насъ шлюпки, которыми плывучи по гавани составляли изрядную фигуру. По переѣздѣ на другую сторону въ Стамбулъ подведена была къ нему богато убранная лошадь, на которую онъ сѣлъ, и которую два янычара вели подъ поводъ, а мы слѣдовали за нимъ пѣшкомъ до самаго визирскаго двора. Пришедъ въ покой нашли мы въ оныхъ человѣкъ около двухъ сотъ изрядно одѣтыхъ турокъ, которые всѣ были слуги великаго визиря. Министра нашего встрѣтилъ драгоманъ или переводчикъ, который сѣвъ разговаривалъ съ нимъ около четверти часа. Потомъ перевели насъ въ другую комнату, куда вскорѣ пришелъ, ведомый двумя турками подъ руки и одѣтый въ большую желтую шубу, великій визирь, провождаемый куреніемъ разныхъ душистыхъ порошковъ. По входѣ онаго всѣ находящіеся турки во все горло прокричали ему три раза нѣкоторыя поздравительныя слова, послѣ чего, откланявшись нѣсколько, сѣлъ онъ и посадилъ нашего министра, который черезъ переводчика сказалъ ему обыкновенную поздравительную рѣчь, что онъ радуется толикихъ достоинствъ мужа видѣть на сей великой степени, и что какъ миръ и тишина есть главное благополучіе народовъ, то надѣется онъ въ особѣ его находить попечителя о сохраненіи оныхъ и проч. Визирь въ отвѣтѣ своемъ изъявилъ ему также миролюбивое государя своего желаніе, присовокупя къ сему, что какъ человѣку дана жизнь для того, чтобъ онъ жилъ на свѣтѣ то паче всего надлежитъ ему стараться сохранять оную, не искать войною смерти и проч. По окончаніи сихъ взаимныхъ рѣчей подали курительные порошки и кофе -- визирю въ золотыхъ сосудахъ съ каменьями, а министру нашему просто въ золотыхъ; насъ же въ сіе время дарили турецкими конфектами. Послѣ всѣхъ сихъ обрядовъ, разставшись съ визиремъ пошли мы возвратнымъ путемъ домой; пришедъ обѣдали министра и потомъ разошлись кому куда было надобно.
  

27.

15-го марта.

   Слухи о войнѣ нашей съ турками не только здѣсь не умолкаютъ, но умножаются отъ часу, а потому и пропускъ судовъ нашихъ въ Черное море кажется быть весьма сомнителенъ. Мы провождаемъ время довольно скучно, не по однимъ только симъ непріятнымъ обстоятельствамъ, но такъ сказать и по всему прочему. Главное увеселеніе наше состоитъ въ томъ, что каждое воскресенье вечеромъ бываемъ у министра нашего, куда собираются всѣ перскіе жители и проводятъ время играніемъ въ карты или танцованіемъ. Весьма забавно смотрѣть на сіе собраніе по причинѣ различности одѣяній какъ женскихъ такъ и мужскихъ; изъ которыхъ иные одѣты по-гречески, переводчики по-турецки, а прочіе всѣ по разности земель разными европейскими образами. На сихъ дняхъ для осматриванія города ходили мы въ Стамбулъ подъ провожаніемъ одного янычара, котораго прежде, нежели пойдутъ туда, обыкновенно берутъ съ собою, для того чтобъ не быть обижену наглостію какого нибудь бѣшенаго турка или турчанки. Ибо какъ въ самомъ Константинополѣ или Стамбулѣ изъ христіанъ никто не живетъ, да притомъ и не часто ходятъ туда, то нерѣдко случается, что идучи одинъ по городу, а особливо хорошо одѣвшись, попадешь на такихъ женщинъ, которыя тебя или обругаютъ или осмѣютъ. Также часто случается, что ребятишки бросаются каменьями, называя всякаго христіанина гяуромъ, то есть невѣрнымъ. Такія и симъ подобныя нахальства, сказываютъ, были весьма употребительны прежде нашей войны съ ними, а нынѣ вообще примѣчено всѣми, что они сдѣлалися послѣ войны меньше въ подобныхъ случаяхъ безразсудными. Такъ какъ во внутрь мечетей ихъ входить нельзя, то удовольствовалися мы видѣніемъ храма святыя Софіи съ наружности. Оный обширенъ и видомъ нѣсколько похожъ на наши соборныя церкви, прочія турецкія мечети построены на подобіе онаго, и нѣкоторыя украшены изрядно мраморомъ и столпами. Каждый государь старается у нихъ въ память по себѣ оставить поставленную имъ мечеть, которая чтобъ называлася именемъ его; да и простой народъ ревнителенъ весьма къ строенію мечетей, и для того оныхъ въ Константинополѣ великое множество {Къ сожалѣнію дальнѣйшихъ писемъ редакція въ своемъ распоряженіи не имѣетъ.}.

"Русская старина" 1897 г., Т. ХС. NoNo 5--7.

 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru