День ласкался, весел и лазорев, Малым, старым будоражил кровь. В этот день он по цареву слову Пять удалых отрубил голов.
Четверо-то были супостаты, Кровянили все пути на Брынь. Пятый был веселым, кудреватым, Не хватался в страхе за вихры.
Не скулил, как те, на комья глины Не упал, не плакал, не просил... Вышел к плахе, словно именинник, Поклонился нищенской Руси: -- Вы простите, сирые и смерды! Не вините -- ради вас я сгиб! Посытнее, царь-отец, обедай, Голову возьми на пироги!
Оттолкнул попишку в черной рясе, Усмехнулся палачу -- ему: -- Ну-ка, братец, половчее хрястни! -- И скатился в земляную тьму...
День плескался лаской и лазорью, Девьи щеки рдели, как кумач. Веселились и луга, и взгорья, Но не весел был седой палач.
Ночью месяц заиграл на скатах, Вспыхнули кресты у Покрова. А ему все снился кудреватый, Чудились последние слова.
II
Кажет солнышко Лицо вешнее, В зарянице Купола. -- Что же, женушка, Не прежняя, Отчего невесела?
У божницы Хороводиться Со свечами али прок? Брось угодников и угодниц-то, Государев вспень медок!
Молча женка снеди ставила, Полнит чашу до краев, Только вспыхнула черным заревом От усмешливых этих слов.
-- Ну и ладная! Ну и баская! Слаще пасхи-кулича! Да почто ж глядишь с опаскою На хрыча, на палача?
Ой, как вздрогнула! Ой, как грохнулась На дубовую скамью! Да вот крикнула, да вот охнула, Тайну выдала свою...
Ай, проклятье, ай, бездольице! Что ж угодники молчат! Ведь как молится! Только молится Не за старого хрыча -- Палача.
III
В кружале крик -- Гуляет сброд. Гроза-старик Запоем пьет. -- Чего жалеть! К чему добро! Спускай и медь И серебро!
Трень-трень-трень-трень-трень! Ха-ха-ха! Топ-топ! А палач, как пень, Не расхмурит лоб.
Трень-трень-трень-трень-трень! Языком звони! -- Эй, кафтан надень! -- Ковшик хватани!
Гугнявит дьяк: -- Ах, мать растак! Винюсь: люблю Жену твою!
Эй, вставайте, лежебоки! Выходи, не мешкая! А не то слетят сороки, Заклюют усмешкою!
За работу с песней красной, С думами сокольими, Чтобы молвить: не напрасно Жили -- своеволили!
V
Брел домой, сгибая плечи, Муж-запойник в третий день, Не горят пред Спасом свечи, Нету женки, нет нигде.
Сапожок сафьянный брошен, Кольца, серьги на полу. Только кошка с пухлой рожей Отсыпается в углу.
-- Нет. Ну, ладно же! Достану! Вздыблю! Не уйти тебе! Веницейские стаканы Раззвенелись по избе.
Аксамиты смяты в груду. -- Да куда ж бежать с тоски? -- Перегляды, пересуды, Чешут бабы языки.
На знакомый полушалок Харкнул, сапожищем ткнул И опять, опять в кружало К балалайкам и вину.
-- Эй, пляши, леса и горы! Нету счета серебру!.. И опять царевна свора Кличет к делу-топору.
VI
Ой, и мчатся дни-быструхи Неугончивые, Не успеешь оглянуться И очухаться! Заходили Русью слухи Переметчивые, Из конца в конец метнутся, Послухайте-ка: Объявился-разгулялся атаман удал, Беспорточникам -- утеха, богачам -- беда. А еще беда спесивой знати приказной, Скольких в петлю проводили с песней озорной:
Поболтайся, повиси! Пузо-брюхо растяси! Будем боровом гулять Да поганить землю-мать! -- Ну, и шалая ватага! В тыщу человек! Атаман-то, значит, -- баба! Не пымать вовек! Даден ей зарок великий взять царя в полон -- За дружка: на месте лобном жисть окончил он. Бают: видели на Всполье самое вчерась, У царя со страха шапка с плеши сорвалась. Не с того ль холопы грабят барское добро, Не с того ли с новой плахи хлещет кровь ведром? Не с того ли шлют заставы да на все пути, Атамановскую славу сцапать-загасить? Ой, и мчатся дни-быструхи, Неугончивые, Не успеешь оглянуться И очухаться! Заходили Русью слухи Переметчивые, Из конца в конец метнутся... Ой, не слухайте!
VII
Сладко, валко московитам спится, Лишь на вышках не заснет дозор, Да не спится палачу в светлице, Не задремлет с давних пор.
-- Вон про что калякают в народе! Али правда?.. Ой, не одному Быть в застенке! Месяц колобродит В пасмурном заоблачном дыму.
Стукнул, брякнул сторож в колотушку, Гавкнул пес споросонок у ворот. Пуховую мнет палач подушку, Шелковое одеяло рвет.
-- Сгрудят бабу! Право слово, сгрудят! Государь-царь на расправу скор! Будет угощеньице паскуде! Вот уж встречу! Навострю топор!
Ненароком столько насказали О тебе, беспутница, везде! Попадись! Да чьими же глазами Побледнелый месяц поглядел?
Вольны кудри чьи же разметались? Чьи слова шепнули тальники? Отчего забилось сердце, сжалось, Леденит железные виски?
VIII
Не успело солнце в руки гусли взять, Расстегнуть кафтан кармазиновый, Полетела молвь по Москве гулять, Будто вороны пасть разинули: Тащут бабу-атамана Ко приказному двору, Ко приказному двору, К палачеву топору.
Выдал бабу окаянный, Пустопляс, гугнявый дьяк! Ах ты, мать его растак! Пустопляс, гугнявый дьяк!
Не успело солнце щегольнуть-запеть, Выйти козырем пред селами, -- Вот сорвется смерть, вот нагнется смерть Над глазами над сокольими.
IX
Выходили Бирючи -- Горлачи, Завопили Горлачи -- Бирючи, Созываючи, Скликаючи Народ Из всех ворот:
-- Будут голову смутьянную рубить, Будут славу государеву трубить! А палач-то лют и дюж, А палач-то ейный муж.
-- Эй, вали валом! Эй, гуди гудом! Эй, на ус мотай! Приходили Бирючи -- Горлачи, Провопили Бирючи До ночи За царевы калачи.
X
День смутьянил, бражничал гульливо В звоне сбруи, в храпе жеребцов, В этот день к диковинному диву Съехались-сошлись со всех концов:
От Пыжей, с Остоженки, с Басманной, Из Таганки и от деревень, Перегрудились ордой горланной, Где топор горел, как день.
Заодно все дрогнули: гляди-кась! И утихли шепоты и гул. Индо каменный Иван Великий Золотую голову нагнул.
-- Ну и ладная! Ну и баская! Своевольные уста! А повадка атаманская, Не гнетет ни робь, ни страх!
Запечалились смерды, нищие, Засутулились хил и дюж, Заворчала знать глазищами: -- Вот уж встренет женку муж.
А она идет -- головушка не клонится, А угодникам-святителям не молится, Не склоняется у шапки государевой, А идет, как будто заревом одаривает!
Еще больше знать-бояре улюлюкают: -- Не длинен правеж с бесчинницей-гадюкою! -- А и влить ей в глотку олова, сорвать кумач! -- А руби ей голову, руби, палач!
Затрубил трубач: -- Начинай, палач!
Вытирал палач с лица крупен пот, Грозовой топор, ой топор берет! Зашарахались конные, пешие, Закричал палач: -- "Напотешусь я!"
А тут жена мужу глянула В его буркалы бесстыжие, Говорит ему таковы слова, Не от тех ли слов ветры стихнули:
-- Зарубить меня ты силен-волен, Да ведь правду-мать не загнать в полон! Эй, насильники зажирелые! Без меня мое дело сделают!
Отворяй, палач, мою кровь-руду, Не один алтын, не один дадут. Как расхлопался царь глазищами, Подлыгалы, спесь да знать! Как взбурлили смерды, нищие, Словно встали воевать.
-- Ну и ладная! Ну и баская! Не поверить, не сгасить Ни запугами, ни острастками Атамановскую прыть!
А и что ж ты, палач, на расправу не скор? А и что ж ты, палач, опустил топор? А и что с палачом нынче деется? И с чего ныне кровь не безделица?
И взметнулся он, и охнул Сброд прислужный, и кричат, Как топор широкий грохнул У царева у плеча: -- Взбесновался, что ли, леший! Не бывало никогда! И над царской дышат плешью, А народ-то кто куда!
-- Промах! Дьявол! -- Как спросонка, Руганул палач судьбу. -- Ты дозволь, дозволь мне, женка, Во едином лечь гробу!
XI
Ой, и мчатся дни-быструхи Неугончивые, Не успеешь оглянуться И очухаться! Заходили Русью слухи Переметчивые, Из конца в конец метнутся, Дослухайте-ка: Сгиб палач у Покрова, Умирал, зарок давал: -- Ты сними, сними, кровяник-топор, Мой великий грех-зазор! Ты сумей-сумей до самых плеч Кривде голову отсечь, Чтоб на белом на свету, свету Позабыли маету...
Вот что бают до ночи Малыши, бородачи! Видно, молвь-то неспроста, Значит, будет вольгота!
XII
Звонко, звонко утро дышит, -- К черту сны и марево! Залихватски солнце вышло, В гусли загуслярило: За работу с песней красной, С думами сокольими, Чтобы молвить: не напрасно Жили-своеволили.