Сочиненія Шелли. Переводъ съ англійскаго К. Д. Бальмонта. Выпускъ 5-й. Москва. 1898 г. Ц. 75 к. Г. Бальмонтъ продолжаетъ удивлять "міръ злодѣйствомъ", правда, весьма невиннаго свойства, но все же не совсѣмъ приличнаго тона. Лягнувъ во введеніи еще разъ критику, которая, по его словамъ, "во всѣхъ климатахъ страдаетъ болѣе, чѣмъ извинительно, припадками эстетическаго кретинизма", г. К. Бальмонтъ, должно быть, въ знакъ полнаго презрѣнія къ этой "кретиначеской критикѣ", сталъ переводить Шелли прозой. Пусть не подумаютъ читатели, что мы говоримъ иносказательно. Нисколько, проза г. Бальмонта такъ и есть настоящая заправская проза, та самая, которая такъ удивила мольеровскаго мѣщанина, когда онъ узналъ, что говорить прозой. А почему г. Бельмонтъ измѣнилъ стиху, тому слѣдуютъ пункты. Bo-1-хъ, русскій языкъ, по его словамъ, недостаточновыработанъ, чтобы передать въ стихахъ вою художественность Шелли; во-2-хъ, г. Бальмонтъ не могъ перевести нѣкоторыхъ слишкомъ реальныхъ вещей Шелли "въ силу личнаго недостатка", такъ какъ "реальное чуждо мнѣ". Новый пріемъ и объясненія его, придуманныя г. Бальмонтомъ, заслуживаютъ полнаго вниманія гг. переводчиковъ. Стоить только заявить публикѣ, что такой;то поэтъ слишкомъ идеаленъ для русскаго стиха, а такой-то слишкомъ реаленъ для переводчиками дѣло въ шляпѣ. Всякая отвѣтственность съ переводчика снимается, можно переводить прозой; что и легче, и удобнѣе, и, какъ изъ рога изобилія, польются прозаическіе переводы Шиллера, Гйте, Гейне, Байрона, Теннисона и прочихъ большихъ и малыхъ боговъ всемірной поэзіи, въ назиданіе и поученіе гг. критикамъ, которые съ свойственнымъ имъ "эстетическимъ кретинизмомъ" осмѣливаются думать и говорить, что поэтовъ надо переводить въ той формѣ, которой держались они.
Что же сказать о прозѣ г. Бальмонта? О стихотворныхъ переводахъ его уже говорилось не разъ, и хотя всѣ критики отмѣчали растянутость, грубоватость и тяжеловѣсность перевода сравнительно съ подлинникомъ, тѣмъ не менѣе всѣ признавали за нимъ извѣстныя достоинства, а г. Бальмонту ставилось въ заслугу, что, благодаря ему, русскій читатель могъ составить себѣ хотя приблительное представленіе о Шелли. Но Шелли въ прозѣ г. Бальмонта нѣчто столь уродливое, тошнотворное и смертельно скучное, что даже опасеніе быть зачисленнымъ въ "эстетическіе кретины" едва ли заставитъ кого прочесть отъ доски до доски эту сугубую абракадабру. Изъ прозрачнаго, идеально-изящнаго и легкаго стиха Шелли г. Бальмонтъ сочинилъ неповоротливыя, тяжеловѣсныя, напыщенныя фразы, въ которыхъ съ величайшими усиліями вы доискиваетесь смысла, погребеннаго въ кучѣ словъ, безпорядочно нагроможденныхъ, какъ тѣ холмы изъ первозданныхъ поролъ, надъ происхожденіемъ которыхъ геологъ ломаетъ голову. Образчикомъ-этой головоломки можетъ служить начало стихотворенія, озаглавленнаго "Строки, написанныя среди Евганейскихъ холмовъ".
"Нужно, чтобы много зеленыхъ острововъ были въ глубокомъ, пустынномъ морѣ страданія, -- иначе морякъ, усталый-и блѣдный, никогда не могъ бы такъ странствовать, день за ночью, ночь за днемъ, гонимый по мрачному пути неотступно преслѣдуемый непроницаемой тьмой, которая бѣжитъ по слѣду за убѣгающимъ кораблемъ.-- между тѣмъ, какъ тамъ наверху тяжело нависло небо, лишенное солнца и обремененное тучами, а сзади мчится быстрая буря, несется на крыльяхъ изъ молній, рветъ паруса, рветъ спасти и доски, пока смерть не брызнетъ на корабль изъ переполненной вспѣненной глубины, и онъ вопьетъ ее, и будетъ погружаться все ниже и ниже, точно тотъ, кто во снѣ колыхается на волнахъ вѣчности: туманная низкая линія далекаго и темнаго берега все бѣжитъ отъ него, уходитъ, и онъ рвется впередъ и рвется назадъ, съ раздѣленной волей, но нѣтъ у него власти ни остановиться, ни ускользнуть, и безпокойная волна все мчитъ его впередъ къ пристани смерти" "стр. 30--31).
Невозможно составить представленіе о стихахъ Шелли по этому отрывку, который нельзя прочесть, не задохнувшись. У Шелли стихи льются свободно и гармонично, какъ горный ручей,-- въ спотыкливой прозѣ г. Бальмонта вязнешь, какъ-въ болотѣ. И какъ въ своихъ стихотворныхъ переводахъ г. Бальмонтъ разсыропливалъ сжатый стихъ Шелли, такъ и въ прозѣ онъ позволяетъ себѣ уснащать Шелли цвѣтами собственной реторики. У Шелли сказано, напр., просто -- "рветъ паруса, снасти и доски", у нашего величаваго прозаика -- "рветъ паруса, рветъ спасти и доски"; у Шелли "корабль пьетъ смерть изъ бушующей глубины", у г. Бальмонта -- "смерть брызнетъ на корабль изъ переполненной вспѣненной глубины", и т. д. Въ стихотвореніи на смерть Наполеона у Шелли земля грѣетъ "свои старые пальцы", у г. Бальмонта "дряхлыя длани"; земля у Шелли "кричитъ", у г. Бальмонта "съ ликованіемъ восклицаетъ"; у Шелли земля говорить: "мертвецы наполняютъ меня въ десять тысячъ разъ большею живостью, великолѣпіемъ и веселостью", у г. Бальмонта: "мертвецы меня наполняютъ многократной, тысячекратной полнотою блеска, быстроты и веселія". "Наполняютъ полнотою", можетъ быть, и очень "бальмонтично", но мало поэтично и, во всякомъ случаѣ, не грамматично, а отъ прозы мы въ правѣ требовать хоть грамматики. Есть и прямыя невѣрности. Напр., въ томъ же стихотвореніи, у г. Бальмонта "свирѣпый духъ Наполеона, среди страха и крови и золота, устремилъ потокъ гибели отъ рожденія къ смерти". Совершенно непонятно -- отъ какого рожденія, къ какой смерти? Между тѣмъ, у Шелли совершенно ясно и точно сказано: "мчался губительнымъ потокомъ отъ его (Наполеона) рожденія до смерти" (to death from his birth).
Мы не имѣли ни терпѣнія, ни времени прослѣдить прозу г. Бальмонта изъ фразы въ фразу и сравнить ее съ подлинникомъ. Но и приведенныхъ образчиковъ, думаемъ, довольно, чтобы понять, какой перлъ курьезовъ преподнесъ намъ г. Бальмонтъ. Истинно, надо обладать болѣзненно раздутымъ самомнѣніемъ, чтобы выступать съ подобной работой, не отдавая себѣ отчета, насколько это черновая работа, которая въ лучшемъ случаѣ могла бы послужить какъ подготовка къ переводу. Въ такомъ видѣ переводъ г. Бальмонта не только никому не нуженъ и безполезенъ, но даже вреденъ. Онъ можетъ внушить читателю, незнакомому съ Шелли, самое превратное о немъ представленіе, какъ о надутомъ, напыщенномъ, неестественно-манерномъ и слащавомъ писателѣ, въ чемъ бѣдный красавецъ Шелли, искренній, вдумчивый, возвышенный и страстный, ни мало не повиненъ. Предлагаемая бальмонтіада также далека отъ истиннаго духа Шелли, какъ чуждъ этотъ духъ г-ну Бальмонту вообще.