Шеллер-Михайлов Александр Константинович
И молотом, и золотом. Роман. А. Михайлова. Спб., 1885 г

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Полное собраніе сочиненій Козьмы Пруткова, съ портретомъ, facsimile и біографическими свѣденіями. Спб. 1884.
   Печально видѣть человѣка, пережившаго свою славу; еще печальнѣе, когда онъ не сознаетъ этого. Между тѣмъ, явленіе это довольно обыкновенное въ литературѣ, въ особенности въ нашей. Литературныя репутаціи у насъ создаются легко и быстро, а въ средѣ нашихъ писателей мало такихъ, которые бы понимали, что репутація должна оправдываться, поддерживаться. Въ нашей литературѣ чрезвычайно много рантьеровъ, если такъ можно выразиться, живущихъ процентами со своей славы и очень мало заботящихся о прирощеніи своего основного капитала. Ихъ уважаютъ по преданію, хвалятъ по привычкѣ, но мало кто перечитываетъ и дѣйствительно знакомъ съ ними. Ихъ "судьбою очень никто не озабоченъ". Ни о комъ изъ этихъ пенсіонеровъ литературы не напечатаютъ просто: г. такой-то, а непремѣнно съ прилагательными: "маститый", "знаменитый", "уважаемый" и проч., а чѣмъ онъ знаменитъ, за что его слѣдуетъ уважать -- это ужь Аллахъ вѣдаетъ. Понятно, какъ это должно дѣйствовать на самихъ "маститыхъ" писателей, s!ни теряютъ всякое чутье дѣйствительности, всякое мѣрило и продолжаютъ считать себя дѣятелями и сѣятелями въ то время, когда ихъ дѣятельность, давно уже перешла въ область преданія. Новыя поколѣнія зачастую очень мало или даже совсѣмъ ничего не знаютъ о знаменитыхъ когда-то литературныхъ авторитетахъ и странное, наполовину грустное, наполовину комичное впечатлѣніе производитъ такой "авторитетъ", внезапно появившись среди людей современной дѣйствительности. Онъ претендуетъ на вниманіе, онъ самодоволенъ, онъ говоритъ какъ власть имѣющій, является какъ дорогой и желанный гость, а вы съ досадливымъ недоумѣніемъ готовы спросить его: "кого имѣю удовольствіе видѣть?" Положеніе обоюдно-тяжелое и неловкое, только кто же виноватъ въ немъ?
   Какъ читателямъ, вѣроятно, извѣстно, "литературную личность Козьмы Пруткова создали и разработали три лица, именно: графъ Алексѣй Константиновичъ Толстой, Алексѣй Михайловичъ Жемчужниковъ и Владиміръ Михайловичъ Жемчужниковъ". Объ этомъ сообщаютъ издатели произведеній Козьмы Пруткова -- "Алексѣй и Владиміръ Михайловичи Жемчужниковы". Издатели произведеній Козьмы Пруткова придаютъ имъ очень серьёзное значеніе. Между прочимъ, они говорятъ:
   "Издатели настоящаго собранія сочиненій Козьмы Пруткова, какъ единственныя, по смерти графа Алексѣя Константиновича Толстого, лица, имѣющія законное право говорить отъ имени Козьмы Пруткова, и печатать его произведенія, уже неоднократно протестовали печатно противъ злоупотребленія его именемъ. Они вынуждены теперь повторить свой протестъ -- не съ цѣлью безполезной попытки исправитъ литературные правы, по въ предостереженіе нашей публики отъ обмана. Въ предисловіи къ настоящему изданію (см. "Біографическія свѣдѣнія о Козьмѣ Прутковѣ") перечислены тѣ произведенія Козьмы Пруткова, которыя, принадлежа ему, не вошли въ это собраніе его сочиненій, по соображеніямъ издателей. За симъ, все написанное Козьмою Прутковымъ -- въ этомъ изданіи напечатано. Слѣдовательно, всякія другія произведенія, въ стихахъ или въ прозѣ, рукописныя или печатныя, оглашенныя отъ имени Козьмы Пруткова, не принадлежатъ ему, т. е. составляютъ подлогъ, іица, прибѣгающія къ такому подлогу, очевидно желаютъ: или придать своимъ произведеніямъ значеніе и вѣсъ, облекаясь въ популярное имя Козьмы Пруткова, или взвалить на него совершеніе такихъ поступковъ, за которые сами хотятъ избѣгнуть отвѣтственности" (I -- II).
   Смѣемъ думать, что гг. издатели сильно преувеличиваютъ современное значеніе произведеній Козьмы Пруткова, ровно, какъ и его популярность. Дѣйствительно, они смотрятъ на эти произведенія, какъ на какіе то важные литературные памятники, относительно которыхъ всякое извѣстіе и свѣдѣніе драгоцѣнно. Такъ, относительно комедіи "Фантазія", въ которой мы, при самыхъ тщательныхъ поискахъ, не нашли даже... ничего, словомъ, не нашли -- издатели сообщаютъ и точную копію съ "заглавнаго листа театральнаго экземпляра", и о цензурныхъ поправкахъ въ родѣ того, что слово "цѣломудренный" замѣнено словомъ "нравственный", и объ отзывахъ о пьесѣ тогдашнихъ журналовъ, съ цитатами и съ точнымъ указаніемъ No, и пр., и пр. Подумаешь, дѣло идетъ о какой-нибудь шекспировской пьесѣ, которой предназначено восхищать собою даже отдаленныхъ потомковъ.
   Обратимся теперь собственно къ остроумію и юмору Пруткова. Волей-неволей намъ приходится высказать предварительно-нѣсколько банальныхъ истинъ, имѣя въ виду не столько читателя, сколько самого почтеннаго автора. Есть остроуміе и остроуміе. Есть остроуміе -- средство и остроуміе -- само себѣ довлѣющая цѣль, остроуміе для остроумія. Остроуміе перваго рода -- великое подспорье для писателя. Съ его помощью, идея, ради которой оно вызвано, пріобрѣтаетъ блескъ, мощную притягательную силу, способную расшевелить даже вялые и лѣнивые умы. Такое остроуміе -- превосходное средство для популяризаціи идеи, а вѣдь изъ-за чего же и бьется, и хлопочетъ писатель, какъ не изъ-за этой популяризаціи? Но бываютъ писатели остряки, которые, не мудрствуя лукаво, хлопочутъ объ одномъ только: чтобы было забавно и смѣшно. Эта, не особенно возвышенная цѣль, достигается многоразличными путями. Можно, напримѣръ, сдѣлать фразу забавной, хлестко заключивши ее "складнымъ словечкомъ, звонкой рифмой, и т. п. Можно -- другой примѣръ -- вызвать улыбку читателя неожиданнымъ сопоставленіемъ предметовъ, ничего между собою общаго не имѣющихъ.
   Козьма Прутковъ, для произведенія надлежащаго эффекта, пользуется обоими этими пріемами и только одними ими и пользуется. Приведемъ для доказательства заглавія нѣкоторыхъ его басенъ: "Незабудки и Запятки". "Кондукторъ и Тарантулъ", "Цапля и Бѣговыя дрожки", "Червякъ и Попадья", "Станъ и Голосъ", "Помѣщикъ и Трава", "Чиновникъ и Курица", "Звѣзда и Брюхо", "Пастухъ, Молоко и Читатель". На томъ же самомъ фокусѣ-покусѣ основано и остроуміе цѣлыхъ стихотвореній Пруткова, напримѣръ, стихотвореніе "Желанія поэта":
   
   Хотѣлъ бы я тюльпаномъ быть,
   Парить орломъ по поднебесью,
   Изъ тучи ливнемъ воду лить,
   Иль волкомъ выть по перелѣсью;
   
   Хотѣлъ бы сдѣлаться сосною,
   Былинкой въ воздухѣ летать,
   Иль солнцемъ землю грѣть весною,
   Иль въ рощѣ иволгой свистатъ;
   
   Хотѣлъ бы я звѣздой теплиться,
   Взирать съ небесъ на дальній міръ,
   Въ потемкахъ по небу скатиться,
   Блистать какъ яхонтъ, иль сапфиръ;
   
   Гнѣздо, какъ пташка, вить высоко,
   Въ саду рѣзвиться стрекозой,
   Кричать совою одиноко,
   Гремѣть въ ушахъ ночной грозой! (30).
   
   Оно, конечно, курьёзно и забавно: поэтъ желалъ бы быть тюльпаномъ, волкомъ, стрекозой, орломъ., звѣздой, совой, грозой, иволгой -- это ли не затѣйникъ!
   Не столь часто, но не менѣе успѣшно прибѣгаетъ Прутковъ и къ другому способу смѣшить и острить -- къ игрѣ словами, къ каламбурству. Такова, напримѣръ, "эпиграмма" за No 11:
   
   Разъ архитекторъ съ птичницей спознался...
   И что-жь? въ ихъ дѣтищѣ смѣшались двѣ натуры:
   Сынъ архитектора, онъ строить покушался,
   Потомокъ птичницы, онъ строилъ только -- куры (46).
   
   Понимаете, гдѣ соль? "Куры", "курицы", "строить куры" -- замысловато, чортъ побери, замысловато! "Не хитрому уму не выдумать и въ вѣкъ". Справедливость, однако же, опять-таки требуетъ замѣтить, что "хитрые умы" сотрудниковъ "Стрекозы", "Осколковъ", "Шута" выдумываютъ штучки ничуть не менѣе остроумныя. А ужъ про г. Минаева и говорить нечего.
   На что же тратится весь этотъ ворохъ? Къ чему клонится, какихъ цѣлей достигаетъ эта, порою неподдѣльно-веселая, порою напряженная шутливость Пруткова? Очень затруднительно отвѣтить на эти вопросы. Возьмемъ хоть басню "Пастухъ, Молоко и Читатель", благо она короче другихъ.
   
   Однажды несъ пастухъ куда-то молоко;
   Но такъ ужасно далеко,
   Что ужъ назадъ не возвращался.
   Читатель! онъ тебѣ не попадался?
   
   Или возьмемъ еще "эпиграмму" No 1:
   
   -- Вы любите ли сыръ? спросили разъ ханжу.
   -- Люблю, онъ отвѣчалъ:-- я вкусъ въ немъ нахожу.
   
   Каемся: ровно ничего не понимаемъ. Именно ничего: ни того, что тутъ такого остроумнаго, ни того, зачѣмъ это сочинено, ни того, что вообще этотъ сонъ означаетъ. Но у Пруткова, кромѣ безцѣльно-смѣхогворныхъ стишковъ, есть еще "мысли и афоризмы" и если мы желаемъ выяснить идею его остроумничанья, то не правильнѣе ли, не справедливѣе ли будетъ обратиться къ этимъ "мыслямъ"? Гдѣ же и искать мысли, какъ не въ "мысляхъ"! Попробуемъ обратиться. Всѣхъ "мыслей" и "афоризмовъ" собрано Прутковымъ ровно 160 и мы, въ видахъ безпристрастія, процитируемъ 1-й, 20 й, 40-й, 60-й и т. д. афоризмы. Афоризмъ No 1: "Обручальное кольцо есть первое звено въ цѣпи супружеской жизни" (не особенно ново). Афоризмъ No 20: "Что есть лучшаго? Сравнивъ прошедшее свести съ настоящимъ" (непонятно). Афор. No 40: "Пояснительныя выраженія объясняютъ темныя мысли" (темно). Афор. No 60: "И терпентинъ на что-нибудь полезенъ!" (забавная неожиданность). Аф. 80: "Если хочешь быть счастливымъ, будь имъ!" (непонятно). No 100: "Многіе чиновники стальному перу подобны" (?) No 120: "Человѣку даны двѣ руки на тотъ конецъ, дабы онъ, принимая лѣвою, раздавалъ правою" (?!). No 140: "И саго, употребленное не въ мѣру, можетъ причинить вредъ" (см. афоризмъ No 60). No 160 и послѣдній: "Никто не обниметъ необъятнаго". Таковы афоризмы и мысли Пруткова. Мы обезпечили себя отъ упрека въ умышленномъ подборѣ неудачныхъ афоризмовъ. Предоставляемъ теперь самому читателю судить -- заслуживали ли они того, чтобы ихъ сочинить, записать, отдать въ печать и затѣмъ съ такою помпою издать въ свѣтъ для всеобщаго поученія.
   Въ pendant къ афоризму "никто не обниметъ необъятнаго", мы, съ своей стороны, скажемъ: "никто не вернетъ невозвратнаго". Прошло время, когда читатель могъ удовлетворяться безпредметнымъ и безцѣльнымъ смѣшкомъ, остроуміемъ для остроумія. Общество доросло до идей -- ихъ оно прежде всего и требуетъ отъ писателя.

"Отечественныя Записки", No 1, 1883

   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru