Шеллер-Михайлов Александр Константинович
Первоначальное образование в Пруссии

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

ПЕРВОНАЧАЛЬНОЕ ОБРАЗОВАНІЕ ВЪ ПРУССІИ.

VI.

   Если-бы мы писали подробную исторію Пруссіи, а не сжатые, скромные очерки исторіи образованія въ Пруссіи, то намъ пришлось-бы дольше всего остановиться на описаніи замѣчательной личности Фридриха Великаго. Но здѣсь не мѣсто рисовать ея портретъ во весь ростъ; мы должны остановиться только на описаніи тѣхъ сторонъ этой личности и ея времени, которыя ясно показываютъ, почему именно въ это время, несмотря на постоянныя войны, сильно заботились о народномъ образованіи.
   Время Фридриха Великаго было временемъ энциклопедистовъ. Девизомъ этого времени была "борьба за человѣческія права" и потому не мудрено, что вопросъ объ образованіи народа занялъ одно изъ первыхъ мѣстъ среди массы другихъ поднятыхъ лучшими умами вопросовъ. Въ 1749 году дижонская академія предложила соискателямъ преміи разрѣшить вопросъ: "способствовалоли возрожденіе наукъ и искуствъ очищенію нравовъ?" Сочиненіе, получившее награду, принадлежало Ж. Ж. Руссо, отвѣтившему на вопросъ академіи отрицательно. Это произведеніе Руссо предшествовало его Эмилю, гдѣ онъ высказалъ основные принципы новой педагогики, признающей лучшимъ воспитателемъ человѣка природу. Эмиль дополняется "Исповѣдью савойскаго викарія" и съ этой поры начался тотъ періодъ, который называется періодомъ "педагогическихъ бурь и стремленій". Германія оказалась самою дѣятельною страною въ этомъ дѣлѣ.
   Послѣдователь Ж. Ж. Руссо, Іоганъ-Бернгардъ Базедовъ, королевскій датскій профессоръ въ Альтонѣ, былъ однимъ изъ самыхъ шумныхъ представителей этого періода. Уже въ 1768 году онъ напечаталъ свое "Предложеніе друзьямъ человѣчества и имущимъ людямъ о школахъ, изученіи и его вліяніи на общественное благосостояніе", сочиненіе, которое Шлоссеръ очень мѣтко назвалъ "первымъ напечатаннымъ манифестомъ Базедова, обращеннымъ къ человѣчеству и говорящимъ о предстоящемъ спасеніи при помощи воспитанія". Въ то же время Безедовъ приглашалъ подписываться на его "Элементарную книгу", безъ которой не могли осуществиться его спасительные планы. Одни называли его фанатикомъ своихъ идей, другіе полуграмотнымъ шарлатаномъ; онѣ сыпалъ книгами и брошюрами и въ то же время дѣлалъ сборъ на устройство "гигантской школы для всего человѣчества и человѣчности",-- школы, названной филантротумомъ. Подписка шла во всей Европѣ, особенно привлекала всѣхъ та мысль, что въ школѣ Базедова обѣщали выучивать дѣтей "безъ принужденія и безъ вреднаго смирнаго сидѣнья на одномъ мѣстѣ"; богачи уже мечтали, что они "безъ усилій и труда сдѣлаются умными и добродѣтельными". Но если самъ Базедовъ былъ плохъ и склоненъ къ шарлатанству, то многія идеи, заимствованныя имъ у Руссо, были прекрасны. Такъ, взглядъ на религіозное образованіе былъ вѣренъ и совпадалъ съ взглядами Ланкастера на этотъ предметъ. Въ школѣ не должна была обременяться память безполезными и безсодержательными именами и цифрами. Обращеніе съ дѣтьми должно было быть гуманное, мягкое. Но, къ несчастію, Базедовъ былъ плохо подготовленъ, въ его знаніяхъ были сильные пробѣлы, кромѣ того онъ, несмотря на кажущуюся практичность, былъ неспособенъ хозяйничать, подобно Франке, и потому его гиганское предпріятіе рушилось. Но по охладѣло нѣмецкое общество къ вопросу о воспитаніи. Вольке, Траппъ, Кампе, Зальцманъ и другіе тому подобные дѣятели стремились дать новое направленіе воспитанію и образованію. Эти люди назывались "филантропами" и не мало содѣйствовали развитію народныхъ школъ.
   И какъ было не заботиться, не толковать о реформахъ въ дѣлѣ воспитанія, когда оно находилось въ ужасающемъ состояніи: "Невообразимо плохо, говоритъ Шейбе, было направленіе народныхъ школъ. Въ какихъ рукахъ находились онѣ? Это еще ничего, если школьный скипетръ находится въ рукахъ отставного унтеръ-офицера. Гораздо хуже было, когда онъ попадалъ въ руки испорченнаго, спившагося съ круга, развратнаго кандидата или магистра, попавшаго на мѣсто по милости какого нибудь дворянина, котораго въ лучшіе дни этотъ лизоблюдъ сопровождалъ въ университетъ въ качествѣ ментора, участвуя во всѣхъ легкомысленныхъ и гнусныхъ проказахъ. Теперь онъ взялъ мѣсто учителя, чтобы спастись отъ голода. Почти вездѣ палка и другія орудія являются исключительными педагогическими пособіями и описанный Базедовымъ швабскій ректоръ былъ по исключеніемъ, а очень обыкновенною личностью. Этотъ ректоръ въ пятьдесятъ одинъ годъ и три мѣсяца своей педагогической дѣятельности далъ: 911,527 ударовъ палкою; 124,010 ударовъ розгами; 20,989 ударовъ линейкою по рукамъ; 136,715 ударовъ рукою; 10,235 ударовъ въ зубы; 7,905 оплеухъ; 1,115,800 щелчковъ по головѣ; 22,763 удара книгою; 777 разъ ставилъ на колѣни на горохъ; 613 разъ ставилъ на колѣни на трехугольное дерево; 5,001 разъ надѣлъ колпакъ съ ослиными ушами; 1,706 разъ приказалъ держать розги; у него было до 3,000 ругательныхъ словъ, изъ которыхъ часть принадлежала народному языку, частьже была придумана имъ самимъ". Только помня о подобныхъ учителяхъ, проникаешься невольнымъ уваженіемъ къ такимъ людямъ, какъ Базедовъ, и, несмотря на всѣ ихъ ошибки, не скажешь, вмѣстѣ съ Шлоссеромъ, что это пустые шарлатаны. Да, у нихъ было много ошибокъ, но они даже и ошибались честнѣе, чѣмъ эти господа изъ породы швабскаго ректора.
   Но какъ-же смотрѣлъ на образованіе и воспитаніе самъ Фридрихъ Великій? Въ его жизни нужно различать два періода: въ первый періодъ онъ является безусловнымъ поклонникомъ энциклопедистовъ и ихъ идей; во второй онъ перестаетъ вѣрить въ людей и начинаетъ бояться того, къ чему могутъ привести идеи энциклопедистовъ. Фридрихъ Великій былъ самъ писателемъ и ученымъ, онъ былъ искреннимъ другомъ неискренняго Вольтера и честнаго д'Аламбера. Онъ съ глубокимъ и нелицемѣрнымъ уваженіемъ относился къ паукамъ и его первоначальные взгляды на воспитаніе были очень ясны и возвышенны. Эти взгляды онъ отчетливо высказалъ въ инструкціи, данной имъ воспитателю его племянника. "Обращайтесь съ моимъ племянникомъ, писалъ онъ, какъ съ сыномъ частнаго человѣка, которому еще придется сдѣлать свою карьеру. Скажите ему, что если онъ будетъ поступать нечестно или не станетъ учиться, то весь свѣтъ будетъ презирать его. Не нужно ничего вбивать ему въ голову, нужно воспитать его просто; онъ долженъ быть обходительнымъ со всѣми и если онъ съ кѣмъ нибудь будетъ невѣжливъ, то пусть ему платятъ тѣмъ-же. Пусть онъ научится, что всѣ люди равны и что преимущества рожденія суть простыя выдумки фантазіи, если эти преимущества не сопровождаются дѣйствительными заслугами человѣки. Давайте ему возможность сходиться и говорить со всевозможными людьми, чтобы онъ ничего не боялся. Каждый знаетъ, что онъ дитя, и потому не бѣда, если онъ будетъ иногда высказывать нелѣпыя мысли. Что касается до васъ, то позаботьтесь направить его воспитаніе такъ, чтобы онъ привыкъ къ самостоятельности и по пріучался быть руководимымъ и управляемымъ другими. Пусть каждая глупость, совершенная имъ. будетъ его собственная, какъ будутъ его собственными и тѣ хорошіе и разумные поступки, которые совершитъ онъ".
   И такъ, на первомъ планѣ стояла свобода воспитанія. Рядомъ съ этимъ Фридрихъ Великій болѣе всего заботился, чтобы воспитатель сдѣлалъ принца патріотомъ. "Прежде всего внушите ему, писалъ онъ, привязанность къ его родной странѣ, и кто будетъ говорить съ нимъ, тотъ долженъ говорить, какъ хорошій патріотъ". Вслѣдствіе этого первымъ предметомъ обученія должна быть исторія. "По, продолжаетъ король, не слѣдуетъ обременять его память именами всѣхъ монарховъ и принцевъ, довольно запечатлѣть въ его памяти имена знаменитыхъ мужей, игравшихъ видную роль въ своемъ отечествѣ". Но годы шли и Фридрихъ Великій испытывалъ на себѣ ихъ гнетущее вліяніе. Свободомысліе и идеи французскихъ энциклопедистовъ начали отходить понемногу на задній планъ. Когда королю снова пришлось позаботиться о воспитаніи другого юнаго принца, то онъ избралъ къ ребенку въ гувернеры "не какого нибудь вольнодумца изъ школы французскихъ энциклопедистовъ", а суроваго, серьезнаго человѣка, почти ипохондрика, на котораго не разъ сѣтовалъ воспитанникъ, боявшійся сухой и не сообщительной личности воспитателя. Принца хотѣли воспитать въ строгости, пріучить съ дѣтства къ суровой жизни, къ лишенію и самоотреченію. Любой купеческій сынокъ средней руки жилъ лучше принца. Прибавьте къ этому, что уже на одинадцатомъ году принцу приходится вести чисто солдатскую бивуачную жизнь. "Такова должна была быть школа будущаго прусскаго правителя", говорилъ теперь Фридрихъ Великій и въ его умъ закрадывалась уже подозрительность, недовѣріе къ народу. Онъ угрюмо смотрѣлъ на будущее и ждалъ какихъ-то потрясеній. Онъ уже не такъ искренно относился къ энциклопедистамъ и ихъ проповѣдямъ. Гуляя однажды, не задолго передъ смертью, по Сансуси съ своимъ наслѣдникомъ, онъ говорилъ ему: "Я боюсь, что послѣ моей смерти все пойдетъ pêle-mêle... Массы уже начинаютъ тѣсниться съ низу и когда это дойдетъ до взрыва, то все пойдетъ къ чорту. Я опасаюсь, что тебѣ придется пережить тяжелое, дурное время". Гуляющіе дошли до обелиска, король остановился. "Посмотри на обелискъ, сказалъ онъ своему спутнику. Пирамида говоритъ тебѣ: ma force est ma droiture. Высшій конецъ царитъ надъ всѣмъ, но не несетъ ничего, а напротивъ того, его несетъ на себѣ все, что подъ нимъ, особенно-же невидимый, глубоко врытый фундаментъ. Несущій элементъ -- это народъ во всей его цѣлости и единодушіи; опирайся на него, чтобы онъ любилъ тебя и довѣрялъ тебѣ; это одно дастъ тебѣ силу и участье".
   Конечно, такой человѣкъ, какъ Фридрихъ Великій, придававшій большое значеніе воспитанію и образованію, живя во время "педагогическихъ бурь и стремленій", не могъ по позаботиться о народныхъ школахъ. Онъ придавалъ мало значенія религіознымъ спорамъ; онъ отличался особенною терпимостью даже въ отношеніи къ іезуитамъ; онъ говорилъ: "Религія, церковь, духовенство -- все это не касается до меня. Я хочу, чтобы жители были нравственны и трудолюбивы, чтобы они отличались вѣротерпимостью и образованіемъ, вотъ и все... Я смотрю на себя, какъ на вашего наставника и главнаго начальника". Вслѣдствіе этого онъ менѣе, чѣмъ его отецъ, заботился о религіозной сторонѣ дѣла, но за то онъ не упускалъ изъ виду того, что школа должна приготовлять хорошихъ патріотовъ. Уже въ 1741 и 1743 годахъ онъ издаетъ правила для сохраненія учрежденнаго въ Пруссіи школьнаго дѣла, приказывая устраивать и новыя школы въ дворянскихъ помѣстьяхъ. Въ 1748 году принялась за дѣятельность семинарія для кистеровъ и учителей. Но всѣ заботы короля о народномъ образованіи были остановлены семилѣтнею войною, послѣ окончанія которой король тотчасъ-же издалъ "Общій школьный уставъ для всей монархіи", законъ служащій и до сихъ поръ основаніемъ прусскаго народнаго образованія. Здѣсь говорилось объ обязательности обученія; опредѣлялись начало и конецъ возрастовъ, когда должно даваться образованіе; назначалась плата съ учениковъ; приговаривались штрафы за похожденіе въ школу; духовенству поручались ревизіи школъ и т. д. Все это дѣлалось во имя того, что "нужно истребить и уничтожить въ высшей степени вредное невѣжество, неприличное для христіанъ, и образовать и воспитать въ школахъ болѣе ловкихъ и хорошихъ подданныхъ". Король говоритъ ясно, что "подданный наконецъ будетъ знать, что онъ обязанъ дѣлать". Король говоритъ, какова должна быть дисциплина въ школахъ; онъ запрещаетъ принимать въ школы какія-бы то ни было не одобренныя руководства; онъ не допускаетъ мелкихъ частныхъ школъ -- Winkelschulen; онъ приказываетъ строго исполнять законъ и устранять неспособныхъ учителей, чтобы "невѣжество исчезло въ странѣ и юношество не было-бы такимъ испорченнымъ". Въ 1769 году король издаетъ указъ о томъ, чтобы "законъ Божій преподавался разумнѣе и понятнѣе, такъ какъ нужно просвѣтить дѣтей мужиковъ и поселянъ на счетъ болѣе правильныхъ понятій о ихъ вѣрноподданническихъ обязанностяхъ". Непокорныхъ и непослушныхъ кистеровъ и учителей приказано удалять безъ суда. Далѣе уже подъ конецъ своей дѣятельности король приказываетъ допускать къ исполненію учительскихъ обязанностей инвалидовъ, чего онъ не позволялъ дѣлать двадцать лѣтъ передъ тѣмъ. "Эти люди могли воодушевлять молодое поколѣніе, говоритъ Шлейермахеръ;-- воодушевлять своими разсказами о великихъ подвигахъ короля и его войска". Кромѣ того, пріобрѣтеніе новыхъ земель заставляетъ короля сильно заботиться о томъ, чтобы "германизировать" новыхъ подданныхъ. Онъ готова, жертвовать и жертвуетъ для всѣхъ этихъ цѣлей деньги, но, къ несчастію, долгія войны, улучшеніе страны, разныя необходимыя сооруженія и тому подобные предметы истощали карманы правительства. И сама страна была не богата. Хотя она и была богаче другихъ нѣмецкихъ государствъ, хотя въ нее и переселялись тысячами богемцы, хотя ввезенный въ Пруссію картофель и увеличивалъ количество питательныхъ продуктовъ, но всеже народъ находился далеко не въ блестящемъ положеніи. Вслѣдствіе этого, трудно было достигнуть въ народномъ образованіи желаемыхъ результатовъ и король обманывался, полагая, что дѣло шло лучше, чѣмъ оно было на самомъ дѣлѣ.
   "Не думаемъ, говоритъ одинъ писатель, чтобы королю разъяснили всю трудность исполненія его плановъ во всемъ ихъ объемѣ. Кажется, его просто обманывали. По крайней мѣрѣ, существуетъ одна интересная корреспонденція объ этомъ предметѣ между департаментомъ духовныхъ дѣлъ и директоромъ консисторіи въ Штетинѣ, гдѣ дается понять, что нужно заботиться объ улучшеніи школьнаго дѣла главнымъ образомъ на тѣхъ дорогахъ, по которымъ проѣзжаетъ король, и въ тѣхъ деревняхъ, гдѣ перепрягаютъ лошадей короля, и по близости отъ этихъ мѣстъ. Такъ, выражаясь мягко, льстятъ самолюбію правителей".
   Итакъ, планы о внушеніи патріотическихъ чувствъ и развитіи сознанія своихъ обязанностей въ народѣ приводились въ исполненіе далеко не такъ послѣдовательно, какъ они были начертаны. но какъ-бы ни были малы практическіе результаты этихъ плановъ, мы все-таки должны были упомянуть объ этихъ планахъ, объ этихъ цѣляхъ, объ этихъ заднихъ мысляхъ, такъ-какъ многіе поверхностные наблюдатели въ родѣ Диксона, восторгаясь прусскимъ образованіемъ, постоянно забываютъ, что они пишутъ ученыя изслѣдованія, а не гимны, и удаляются на столько отъ дѣйствительныхъ фактовъ, что считаютъ прусское народное образованіе идеаломъ независимости и свободы. "Во Франціи, говоритъ, напримѣръ, Диксонъ, система общественнаго воспитанія эмпирическая или, какъ называютъ ее французы, философская. Въ Германіи она народная. Французы поручили сочинить для себя кодексъ. Германцы выработали сами свои методы. Во Франціи философы опередили народъ. Въ Германіи народъ опередилъ философовъ. Во Франціи государство руководитъ общественнымъ воспитаніемъ. Въ Германіи общественнымъ воспитаніемъ руководитъ народъ". Эти слова не простая невинная ложь увлекающагося человѣка, нѣтъ, безсодержательное фразерство прикрывающагося громкими слонами невѣжества. Самое поверхностное знакомство съ фактами низводитъ значеніе этихъ фразъ до нуля.
   

VII.

   Для Европы наставали смутныя времена. Съ одной стороны появлялись Вольтеры, Гельвеціи, Руссо, Базедовы, Гёте, Байты, Песталоцци; съ другой -- Месмеры, Гаснеры, Шренферы, графы Севъ-Жерменъ, Каліостро, Казановы. Главные проповѣдники отрицательныхъ докринъ шли рядомъ съ главными проповѣдниками самаго непроходимаго мистицизма. Гаснеръ производитъ чудотворныя лсченія; Шреііферъ вызываетъ духовъ; Месмеръ къ ученію о магнетизмѣ примѣшиваетъ мистицизмъ; графъ Сенъ-Жерменъ дѣлаетъ брильянты; Каліостро изумляетъ міръ своими чудесами. Высшіе классы общества, такіе ученые, какъ Лафатеръ, буржуазія и народъ, всѣ увлекаются таинственными продѣлками этихъ людей и нѣкоторые изъ этихъ людей считаются фанатиками, дѣйствительно увлекающимися своими идеями. Но если поближе взглянуть на этихъ фанатиковъ, то мы увидимъ такую массу наглаго шарлатанства, безстыднаго надувательства, что невольно отворотимся съ негодованіемъ отъ нихъ. Цинично откровенный Казанова подробно объясняетъ во второмъ томѣ своихъ "записокъ", какъ онъ одурачилъ несчастную маркизу д'Юрфе, которая не пожалѣла милліона, чтобы помолодѣть и забеременить отъ вліянія лунныхъ лучей. "Если-бы я надѣялся разувѣрить маркизу и образумить ее вполнѣ, говоритъ Казанова, то я сдѣлалъ-бы это и подобное дѣло было-бы очень хорошимъ, но я былъ увѣренъ, что она неизлѣчима, и счелъ, что мнѣ остается только поддерживать ея безуміе и извлекать изъ него выгоды".
   Бѣдное человѣчество не могло сладить съ тѣми открытіями, съ тѣми идеями, съ тѣми познаніями, которыя проповѣдовались передовыми людьми, и переходило отъ заблужденія къ заблужденію, видѣло во всемъ новомъ и смѣломъ какія-то таинственныя, чудодѣйствующія силы.
   Этимъ направленіемъ умовъ не могли не воспользоваться обскуранты. Они спѣшили заявить, что все новое и живое идетъ отъ дьявола, съ которымъ нужно бороться.
   Въ это время умеръ Фридрихъ Великій. Старому Фрицу наслѣдовалъ Фридрихи. Вильгельмъ II. "Строгаго просвѣщеннаго деспота, говоритъ Шерръ, смѣнило вялое серальное правительство, вполнѣ регрессивное во всѣхъ отношеніяхъ. Король получилъ недостаточное воспитаніе, а безнравственное общество офицеровъ, съ которыми онъ провелъ молодость, опошлило и испортило его отъ природы слабый характеръ. Онъ къ концу своего царствованія оставилъ государственнаго долга на 49 милліоновъ талеровъ. Вступивъ на престолъ, онъ попалъ въ руки хитрыхъ обскурантовъ и составителей тайныхъ обществъ въ родѣ Вёльнера и Бишофсвердера; они овладѣли правленіемъ и безстыдно играли монархомъ. Эти-то фанатики, мистики и ханжи мистифировали его для своихъ цѣлей." "Онъ, по словамъ Шлоссера, уже весьма рано упалъ также глубоко, какъ Людовикъ XV упалъ только въ зрѣлыхъ лѣтахъ. Онъ, какъ Людовикъ XV и какъ многіе мужчины и женщины, слишкомъ преданные чувственной любви, былъ весьма приверженъ, какъ говорится, къ церкви".
   Въ это время въ нѣкоторыхъ государствахъ, какъ напримѣръ, въ Баваріи уже велась ожесточенная борьба противъ просвѣщенія. Конечно, и въ Пруссіи подъ вліяніемъ обскурантовъ должна была начаться сильная реакція. Король былъ оплетенъ сѣтью мистическихъ обмановъ, въ родѣ вызываній духовъ, отчего однажды испугавшійся король чуть не умеръ. Берлинъ сдѣлался притономъ для самаго пошлаго шарлатанства, въ немъ господствовало розенкрейцеровское тупоуміе и плутовство, стремившееся снова къ тайнѣ философскаго камня, т. е. къ превращенію неблагородныхъ металловъ въ золото и приготовленію-жизненнаго элексира.
   Въ такое время и при такомъ правителѣ Пруссіи, конечно, нечего было ждать особенныхъ успѣховъ въ дѣлѣ народнаго образованія. Король хотя и не упускалъ соверпюнно изъ виду этотъ предметъ, но заботился о немъ болѣе всего "со стороны противодѣйствія тому направленію, которое господствовало при Фридрихѣ Великомъ". Онъ писалъ въ 17 87 году правительственному президенту въ Бреславлѣ, Зейдлицу: "я вполнѣ согласенъ съ вашимъ мнѣніемъ, что основанія христіанства должны быть прежде всего внушены молодому поколѣнію, чтобы оно въ болѣе зрѣлыхъ лѣтахъ имѣло болѣе прочныя основы своей вѣры и отнынѣ не могло-бы быть вводимо въ заблужденія такъ называемыми просвѣтителями, которые, къ сожалѣнію, взяли вездѣ такой перевѣсъ. Я хотя и ненавижу всякія насилія совѣсти и оставляю каждаго при его убѣжденіяхъ, но я никогда не потерплю, чтобы въ моей странѣ было задавлено ученіе Христа, чтобы народу опостылѣла библія и чтобы водрузилось открыто знамя безвѣрія, деизма и натурализма". Подъ вліяніемъ Вёльнера стали строго пересматривать всѣ прусскія и иностранныя книги и назначали смертную казнь за малѣйшее порицаніе прусскихъ законовъ. Подъ тѣмъ-же вліяніемъ издано было постановленіе, согласно съ которымъ опредѣленіе духовныхъ лицъ и учителей зависѣло отъ испытанія ихъ правовѣрности. Правда, Зсидлицъ дѣлалъ предложенія расширить объемъ народнаго образованія и "но давать крестьянину рости, какъ скоту"; онъ предлагалъ ввести въ сельскія школы ученіе о діететическихъ медицинскихъ правилахъ, чтобы крестьяне но вѣрили въ разныя патентованныя снадобья знахарей. Правда, что съ изданіемъ общихъ законовъ страны были по только объявлены государственными заведеніями университеты и школы, но прочно устанавливались "основныя законоположенія для всей системы общественнаго образованіи". Но все-таки при помощи Вёльнера, какъ начальника духовнаго департамента, главной консисторіи и главной школьной коллегіи, народное образованіе занимало правительство, только какъ разсадникъ религіозныхъ убѣжденій, и въ сущности приходило въ упадокъ. Жалобы на плохое состояніе школъ слышались отовсюду. Иначе не могло и быть: народныя школы были насильственно вызваны энергіею предшедствовавшихъ правительствъ; ихъ можно было поддержать только при помощи неослабленной дѣятельности новаго правительства, а между тѣмъ у настоящаго-то правительства именно этой энергіи и не доставало. Со школами было то же, что съ тѣми тутовыми деревьями, которыя такъ усердно насаживалъ въ Пруссіи Фридрихъ Великій,-- и тѣ и другій развивались покуда плохо и оставались жалкими свидѣтельствами неудавшихся усилій великаго человѣка.
   

VIII.

   А смутныя времена броженія умовъ приходили, между тѣмъ, къ концу. Въ воздухѣ было душно, грозовыя облака все сильнѣе и сильнѣе сгущались на горизонтѣ европейской жизни и должны были разразиться страшною грозою. Эта гроза въ видѣ французской революціи, отозвавшейся на разныхъ концахъ Европы,-- между прочимъ, разразилась и въ Берлинѣ и въ Бреславлѣ, гдѣ были народныя возмущенія. Революція сопровождалась войною, объявленной Франціей всѣмъ европейскимъ правительствамъ. Вслѣдъ за революціонными войнами, началась война съ Наполеономъ I, Что-же увидали германскія правительства? Съ одной стороны, они поняли, какъ губительно отзывается на нихъ ихъ разобщеніе другъ съ другомъ; съ другой, имъ стало ясно, что молодежь недостаточно патріотична, что она не скрываетъ ни своихъ симпатій къ революціоннымъ идеямъ, ни своего удивленія передъ Наполеономъ. "Императоръ французовъ, говорилъ Іоганнъ Мюллеръ, несетъ въ своихъ рукахъ весь міръ и Германія должна желать только одного, чтобы жить спокойно подъ защитой этого избранника провидѣнія. Наполеонъ реорганизовалъ нѣмецкую конституцію и оживилъ національный духъ". Другой нѣмецъ, Кристофъ Аретинъ, говоритъ, что всѣ нѣмецкіе патріоты "предатели и преступники, только грязнящіе почву рейнскаго союза". Въ Гессенѣ писатель Кромѣ и въ Швейцаріи Тшокке говорятъ почти то же. Нѣкто, подписавшійся буквою W, пишетъ въ "Les annales européennes": "О, нѣмецкіе сограждане, воздвигнемте національный памятникъ этому сыну провидѣнія! Наполеонъ первый благодѣтель нѣмецкой націи". Далѣе въ томъ-же журналѣ говорится, что "возрожденіе Германіи можетъ сдѣлаться только при помощи наполеоновской Франціи, что только французы люди, а нѣмцы просто дѣти Все это должно было заставить нѣмецкія государства вздрогнуть и призадуматься.
   "Теперь прежде всего нужно быть патріотами", говорилось вездѣ. Эти слова гремѣли съ профессорскихъ кафедръ и раздавались въ кабинетахъ государственныхъ лужей. Фридрихъ Вильгельмъ III издалъ свое знаменитое воззваніе "къ моему народу", гдѣ говорилъ, что "нужно возстановленіе нѣмецкой свободы и независимости и созданіе великаго государства въ духѣ нѣмецкаго народа, дабы соединенная во едино Германія, сильная и обновленная, заняла достойное мѣсто въ ряду европейскихъ державъ". но какъ-же. было достигнуть этого? Почему этого не достигли прежде? Отвѣтъ мы находимъ въ письмахъ королевы Луизы.
   "Я все болѣе и болѣе прихожу къ сознанію, писала она къ своему отцу, что все случилось именно такъ, какъ должно было случиться. Божественное провидѣніе ясно ведетъ міръ на новые пути; настаетъ новый строй жизни, ибо старый отжилъ свое время и падаетъ подъ тяжестью собственной дряхлости. Мы заснули на лаврахъ Фридриха Великаго, мы не пошли за новымъ вѣкомъ, имъ созданнымъ, и вѣкъ обогналъ насъ". Это были великія и честныя слова. но какъ-же идти за вѣкомъ? "Мы потеряли часть нашей территоріи, говоритъ король, государство потеряло свою силу и свой внѣшній блескъ. Значитъ, мы должны развивать свои умственныя силы и славу. Съ этою цѣлью, я хочу, чтобы было сдѣлано все для расширенія и улучшенія обученія народа". "Образованіе и воспитаніе, продолжаетъ онъ, образуютъ людей и гражданъ уже въ юности и эта дѣло, по крайней мѣрѣ, по правиламъ, ввѣрено школамъ, такъ что ихъ вліяніе на благосостояніе государства въ высшей степени важно. Это признано уже давно, но заботы были почти исключительно обращены на высшія ученыя школы, хотя нужно было позаботиться и о народныхъ школахъ. Для большинства, для бѣднымъ подданныхъ и ихъ бѣдныхъ дѣтей, за исключеніемъ немногихъ попытокъ, не сдѣлано почти ничего. Прежде всего нужно заботиться, чтобы въ семинаріяхъ образовывались хорошіе учителя для народныхъ школъ. Нужно изслѣдовать современное положеніе школъ и добиться того, какимъ образомъ преобразовать ихъ согласно съ мѣстными потребностями. При этомъ нельзя упускать изъ виду, и того, что многія изъ такъ называемыхъ "ученыхъ" школъ и изъ школъ бюргеровъ должны преобразоваться. Подведя итогъ матеріальныхъ средствъ школъ, нужно добавить для ихъ улучшенія недостающія деньги изъ государственныхъ суммъ". Еще далѣе онъ говоритъ: "Объектъ реформъ есть національное воспитаніе и почвою для него должна быть вся Пруссія ", т. е. и іюльскія провинціи. "Для всѣхъ провинцій должно быть однообразное воспитаніе". "Конечною цѣлью воспитанія должно быть образованіе хорошихъ гражданъ и слугъ государства". "Культура, общественный порядокъ и всеобщее благосостояніе могутъ находить мѣсто только среди хорошо настроенныхъ и понимающихъ свои отношенія подданныхъ и граждане должны прочувствовать, что для ихъ домашняго счастія необходимы правильное пониманіе ихъ обязанностей и лишенный всякихъ предубѣжденій образъ мысли". "Нужно позаботиться и о томъ, чтобы изъ дѣвочекъ образовались хорошія матери семейства".
   И такъ, наставалъ періодъ просвѣщенія. Штейнъ говорилъ, что "нужно поддерживать посредствомъ литературы и воспитанія здоровое и сильное общественное мнѣніе". "Мы, говоритъ онъ, исходили изъ той мысли, что надо вдохнуть всей націи духъ нравственности, религіи и патріотизма". Гарденбергъ, преемникъ Штеіша, понималъ тоже, что судьба Пруссіи зависитъ отъ воспитанія народа. Потому онъ не жалѣлъ денегъ на этотъ предметъ. Въ Берлинъ былъ приглашенъ Фихте и здѣсь въ зиму 1807--1808 года онъ произносилъ свои чудныя рѣчи къ нѣмецкой націи,-- рѣчи, въ которыхъ онъ развивалъ величественный планъ народнаго образованія. "Союзъ добродѣтели", статуты котораго были утверждены правительствомъ, тоже говорилъ, что "цѣль союза есть исправленіе нравственности и развитіе благосостоянія прусскаго и всего нѣмецкаго народа, соединенными и общими трудами безупречныхъ людей. Средства общества -- слово, письмо и примѣръ".
   Уже съ самаго начала царствованія Фридриха-Вильгельма III начали говорить, "какъ-бы сдѣлать дѣтей менѣе ханжами," и стали писать "противъ слишкомъ ранняго изученія лютеранскаго катехизиса". Вёльнеръ былъ черезъ годъ отставленъ отъ мѣста и вмѣсто него былъ призванъ Массовъ, которому было поручено веденіе народнаго образованія, за исключеніемъ реформатскихъ и католическихъ школъ. Массовъ на собственныя средства предпринялъ нѣсколько путешествій для осмотра школъ и пришелъ къ тому заключенію, что въ странѣ слишкомъ много "ученыхъ школъ", хорошихъ-же "бюргерскихъ и сельскихъ школъ" вовсе нѣтъ. Далѣе министры Шреттеръ, Фоссъ, Штейнъ, Вильгельмъ Гумбольдтъ и тому подобные люди содѣйствовали развитію народныхъ школъ: они заботились о хорошихъ книгахъ для чтенія, объ увеличеніи жалованья учителей, объ усиленіи матеріальныхъ средствъ школъ, о лучшемъ устройствѣ помѣщеній для школъ, о соединеніи промышленности со школьнымъ дѣломъ, о внесеніи единства въ школьное дѣло, о преобразованіи латинскихъ школъ въ реальныя училища, о развитіи женскаго образованія, о необходимости усвоить методы Песталоцци, къ которому посылались разныя лица для ознакомленія съ его дѣятельностью. Альтенштейнъ, посылая молодыхъ людей къ Песталоцци, писалъ ему слѣдующее: "Они должны почерпнуть духъ всего вашего метода воспитанія и преподаванія непосредственно изъ самаго чистаго источника и изучить не только отдѣльныя части этого метода, но и понять всѣ взаимныя отношенія въ ихъ глубокой связи, подъ руководствомъ почтеннаго создателя этого дѣла и его помощниковъ; они должны въ сношеніяхъ съ вами не только образовать свой умъ, но и свое сердце для исполненія призванія воспитателей и оживиться чувствами святости этого призванія и тѣми-же страстными стремленіями, которыми одушевлены вы и которымъ вы посвятили всю свою жизнь". Вокругъ Песталоцци собрался многочисленный кружокъ пруссаковъ, которымъ впослѣдствіи приходилось сдѣлаться учителями во вновь устроенныхъ семинаріяхъ, совѣтниками ученыхъ совѣтовъ, народными учителями. Такъ называемое "національное" воспитаніе было въ полнѣйшемъ ходу. Всѣ надѣялись, что "школа приготовитъ отечеству хорошихъ и полезныхъ гражданъ, которые будутъ постоянно помнить, что они принадлежатъ не самимъ себѣ, а государству".
   Такъ шли дѣла; но разгаръ воспитательной горячки продолжался недолго. Въ 1817 году было, наконецъ, основано министерство просвѣщенія и медицинскихъ дѣлъ и мѣсто министра занялъ Альтенштейнъ. Теперь нужно было ждать, что дѣла пойдутъ еще быстрѣе и лучше, сосредоточившись въ однѣхъ рукахъ. Но въ обществѣ уже вѣяло новымъ воздухомъ. Нѣкто пасторъ Гланцовъ выражаетъ въ одномъ изъ своихъ сочиненій, какъ смотрѣли въ обществѣ на развивавшееся воспитаніе народа: "Новѣйшая педагогика, говорилъ онъ, но только приняла революціонный принципъ, но и выказываетъ революціонныя тенденціи, которыхъ не сознаетъ, можетъ быть, тысяча родителей, по которыя очень ясны главамъ всѣхъ государствъ и гражданскихъ учрежденій; гибель въ особенности исходитъ изъ народныхъ школъ". Изъ народныхъ школъ! Изъ школъ, руководимыхъ учениками Песталоцци! Изъ школъ, гдѣ стоялъ на первомъ планѣ патріотизмъ, гдѣ заботились, чтобы человѣкъ считалъ себя принадлежащимъ не себѣ, а государству! Да, изъ этихъ школъ, вообще изъ школъ, вообще изъ всѣхъ учрежденій, задавшихся цѣлью просвѣтить народъ.
   

IX.

   Фридрихъ-Вильгельмъ III, пришелъ къ тому заключенію, что, вопервыхъ, "въ дѣлѣ образованія и воспитанія внезапныхъ успѣховъ нельзя добыть, да они и ни куда не годятся", и что, во-вторыхъ, "дидактическое броженіе, возбужденное Песталоцци, хотя и не слѣдуетъ стѣснять, но нужно умѣрить и сконцентрировать". Однимъ словомъ, въ народномъ воспитаніи должны были господствовать два принципа: "по спѣши и сдерживай". Для проведенія этихъ принциповъ въ жизнь былъ избранъ Альтенштейнъ. Человѣкъ былъ подходящій. Альтенштейнъ былъ умный и топкій придворный человѣкъ, неспособный быть законодателемъ и новаторомъ, осторожный до послѣдней степени и спасавшій вездѣ и всегда себя. Онъ понималъ взгляды короля; онъ зналъ, что министръ финансовъ не желаетъ выдавать новыхъ суммъ на народное образованіе; онъ видѣлъ, что общество злобствуетъ на патріотовъ и требуетъ смирныхъ гражданъ, и сталъ дѣйствовать сообразно съ обстоятельствами. Не плыть противъ теченія, наблюдать откуда вѣтеръ дуетъ, и лавировать, лавировать безъ конца, хотя-бы на одномъ мѣстѣ, если нельзя плыть впередъ, только-бы дѣлать видъ, что двигаешься впередъ,-- вотъ политика Альтенштейпа, человѣки не злого, не тупого, не обскуранта, во царедворца и чиновника прежде всего. Онъ сдѣлалъ много для прусскаго народнаго образованія съ формальной стороны, со стороны увеличенія числа семинарій и школъ,-- но за то онъ и господствовалъ долго. Но со стороны приниженія господствовавшаго въ педагогическомъ мірѣ духа онъ сдѣлалъ такъ-же не мало. Онъ заботился о томъ, чтобы "народу давали столько знаній, сколько ему нужно въ его положеніи, но не больше, такъ-какъ онъ не желалъ, чтобы среди народа были полуобразованные люди -- Halbwisser". Онъ хотѣлъ, чтобы религіозное образованіе прежде всего господствовало въ народныхъ школахъ и "только во добродушію терпѣлъ одну изъ фракцій прусскихъ школъ въ духѣ Песталоцци, проводившую въ народъ подозрительный духъ раціонализма, а также терпѣлъ и обыкновенныя школы первыхъ полезныхъ знаній,-- школы, ненавистныя его благородной натурѣ". Въ обществѣ, наконецъ, стали говорить, что только мечтатели могутъ думать, что улучшеніе народныхъ школъ поднимаетъ народъ, тогда какъ въ дѣйствительности просто вредно давать образованіе массѣ и обучать ее чему нибудь кромѣ чтенія, письма, счета и катехизиса,-- и министерство стало еще осторожнѣе развивать дѣло народнаго образованія. Не мудрено, что, при такомъ образѣ дѣйствій Альтенштейпа, одни называли этого министра крайнимъ либераломъ, другіе его считали крайнимъ ретроградомъ и обскурантомъ. Но и тѣ и другіе были не правы. Въ разгаръ либерализма онъ, вѣроятно, былъ-бы второстепеннымъ либераломъ; въ разгаръ крайняго обскурантизма онъ былъ второстепеннымъ ретроградомъ. Вожакомъ и представителемъ партіи онъ не могъ быть: онъ просто сознавалъ, что можно дѣйствовать при всякомъ порядкѣ дѣлъ, только слѣдуетъ быть умѣреннымъ и не вдаваться въ крайности. И ладо сказать, что для Пруссіи было величайшимъ благомъ, что министерство народнаго просвѣщенія попало въ такія руки. Болѣе либеральная личность не удержалась-бы на мѣстѣ въ такую пору; крайній-же ретроградъ или обскурантъ окончательно загубилъ-бы народныя школы не только въ отношеніи ихъ направленія, но и въ отношеніи ихъ численнаго развитія. При Альтенштейнѣ-же дѣло шло на столько хорошо впередъ, что онъ оставилъ послѣ себя 38 учительскихъ семинарій и около 30,000 народныхъ школъ. Это не шутка!
   Чтобы яснѣе показать то настроеніе умовъ, которое руководило дѣйствіями Альтенштейна, мы сдѣлаемъ выписку изъ записокъ Фридриха-Вильгельма III.
   "Я охотно желалъ-бы видѣть всѣхъ моихъ подданныхъ счастливыми, писалъ король подъ конецъ своей жизни. Но ни одинъ человѣка, не можетъ быть дѣйствительно счастливымъ, если онъ не добръ, не добръ сердцемъ, а внутренняя доброта пріобрѣтается только при помощи тихой, перерождающей силы религіи. Обманываются и заблуждаются тѣ, которые думаютъ, что изученіе искуствъ и паукъ одно можетъ сдѣлать человѣка добрымъ. Культивировать, полировать, сдѣлать любезнымъ -- о да! но сдѣлать сердце чистымъ и прямодушнымъ, вѣрнымъ и твердымъ,-- это можетъ сдѣлать только другой источника.... Везъ этой силы умъ, даже самый острый и многознающій, легко предается ничего не говорящей пытливости, научается играть въ прятки среди тысячи изгибовъ и мало-по-малу дѣлаетъ характеръ хитрымъ, задорнымъ и двоедушнымъ. Все, что развиваетъ эти темныя силы, дѣлаетъ человѣка дурнымъ и только то, что внушаетъ ему смиреніе, улучшаетъ его. Развитіе ума безъ нравственнаго облагораживанія отравляетъ человѣческое общество... При этомъ я нахожусь въ фатальномъ положеніи относительно народнаго образованія при помощи улучшенія школъ, о чемъ все громче и громче говорятъ люди подъ вліяніемъ духа времени. Конечно, народное образованіе есть фундаментъ, на которомъ основывается народное благосостояніе. Забитый, грубый, невѣжественный народъ не можетъ быть хорошимъ, а, значитъ, и счастливымъ народомъ. Потому я и этой партіи опустилъ поводья и далъ, сколько позволяло дать финансовое положеніе государства... Но гдѣ находятся школы въ лучшемъ, цвѣтущемъ состояніи? Этотъ вопросъ возбуждалъ во мнѣ сомнѣнія и подозрѣнія. Можно-ли и слѣдуетъ-ли спрашивать о народномъ образованіи: есть-ли у него границы? Если у него нѣтъ границъ, то, значитъ, не слѣдуетъ въ него вмѣшиваться, задерживать его, тормозить и нужно оставить его идти, куда оно хочетъ и куда можетъ идти, какъ-бы ни было это далеко. Этого я по хочу допустить безусловно. Но еще труднѣе будетъ отвѣтъ, если признать опредѣленныя границы народнаго образованія, Гдѣ онѣ лежатъ? Объ этомъ писали и говорили pro и contra такъ много... Противорѣчія господъ спорящихъ только утомляютъ и заставляютъ упасть духомъ, такъ-что въ концѣ-концовъ теряешь всякую охоту заниматься этимъ дѣломъ. Но этого нельзя оставить; оно слишкомъ важно. Я имѣю о немъ свои особыя мнѣнія, хотя и знаю, что я не встрѣчу съ ними успѣха. Покойный епископъ Закъ провелъ въ одной книгѣ подобныя мысли и его ругали и обозвали нынѣшнимъ любимымъ прозвищемъ "обскуранта", а онъ былъ человѣкъ съ свѣтлымъ умомъ и желалъ людямъ добра. Мое мнѣніе таково: "Каждый человѣкъ безъ исключенія во всякомъ положеніи имѣетъ двоякое назначеніе: одно для неба, для вѣчности, другое для земли, для земного призванія. Если взять его, какъ моральное, безсмертное существо, то для его образованія нѣтъ границъ... Что-же касается до другого пункта, до земного призванія человѣка, то здѣсь я держусь другого мнѣнія. Земное назначеніе человѣка слагается согласно съ тѣмъ положеніемъ, въ которомъ онъ родился, согласно съ тѣми обстоятельствами, въ которыхъ онъ находится, согласно съ тѣми наклонностями, которыя заставляютъ его избирать извѣстную профессію. Для этой-то профессіи долженъ онъ быть обученъ и воспитанъ, такъ чтобы онъ обладалъ всѣми необходимыми для него способностями и знаніями, какъ купецъ, фабрикантъ, ремесленникъ, экономъ, крестьянинъ, поденщикъ, слуга, чтобы онъ зналъ, что долженъ знать, чтобы наслаждаться исполненіемъ своихъ обязанностей и приносить пользу другимъ. Я думаю, что не оказываютъ благодѣянія человѣческому обществу тѣ, которые обучатъ ближняго больше, чѣмъ слѣдуетъ для его призванія, и пробудятъ въ немъ потребности и стремленія, которыхъ не можетъ удовлетворить его положеніе. Всего человѣкъ не можетъ выучить, для этого и безъ того есть слишкомъ много избранниковъ да и жизнь слишкомъ коротка. Пусть-же каждый учится основательно только тому, что ему нужно. Излишнее не нужно для жизненной цѣли, но служитъ помѣхой и приноситъ вредъ. Оно отнимаетъ спокойствіе, довольство и ограниченность,-- качества, необходимыя для бюргерскихъ занятій, если желаешь, чтобы эти занятія шли успѣшно. Чрезмѣрное знаніе дѣлаетъ человѣка требовательнымъ. Оно наводитъ на несчастную точку зрѣнія, на сравненія и, пробуждая чувство сознанія человѣческихъ правъ, дѣлаетъ насъ пристрастными въ сужденіяхъ и недовольными. Вмѣсто того, чтобы замкнуться въ опредѣленныхъ границахъ, паши желанія расширяютъ свой кругъ и жизнь становится тревожною. Человѣкъ не отыщетъ того, чего у него нѣтъ, и не насладится тѣмъ, что у него есть... Очевидно, что живущее поколѣніе заражено мрачнымъ духомъ неспокойствія и возбужденія, недовольства и стремленія къ чему-то. Одно сословіе хочетъ сравняться съ другимъ и каждый хочетъ выйдти изъ опредѣленныхъ для него границъ. Откуда идутъ эти стремленія?"
   

X.

   Пруссаки имѣютъ одну маленькую смѣшную странность! Они никогда не признаютъ себя виновными въ той или другой политической ошибкѣ и стараются приписать ее постороннему вліянію. По остроумному замѣчанію одного изъ близкихъ мнѣ свидѣтелей берлинскихъ событій 1848 года, "эти событія происходили безъ берлинцевъ", по крайней мѣрѣ, каждый берлинецъ въ 1849 году считалъ долгомъ кричать: "о! если-бы я былъ въ то время дома!" Точно тоже случилось съ событіями послѣднихъ лѣтъ царствованія Фридриха Вильгельма III. Пруссаки не признаютъ, что эти событія были произведены ихъ правительствомъ и санкціонированы ими. Нѣтъ, они говорятъ, что будто-бы эти событія были навязаны имъ Австріей, что если-бы не это государство, то въ Пруссіи все шло-бы какъ нельзя лучше. Съ восшествіемъ на престолъ Фридриха Вильгельма IV это губительное вліяніе должно было кончиться, по мнѣнію пруссаковъ, и потому радость была очень велика. Первымъ дѣломъ короля была амнистія политическимъ преступникамъ, возвращеніе кафедръ изгнаннымъ профессорамъ, призваніе въ свой кружокъ свѣтилъ искуства и науки, разрѣшеніе учрежденія новыхъ гимнастическихъ обществъ, снятіе цензуры съ сочиненій, имѣющихъ болѣе 20 печатныхъ листовъ, и проч.
   Но это были отдѣльные факты, а каковы-же были личныя симпатіи короля? Онъ отдавалъ передъ всѣми предпочтеніе только родовому дворянству и высказалъ явную преданность піэтистическому направленію въ дѣлахъ религіи. Главнымъ его стремленіемъ было создать христіанско-германское государство. Созвавъ въ Берлинъ представителей провинціальныхъ собраній и узнавъ, чего они хотятъ, онъ сказалъ, что никогда и ни за что онъ не исполнитъ ни одного изъ ихъ требованій. Въ дѣлѣ народнаго образованія, которымъ управлялъ теперь Эйхгорнъ, велѣно было стараться о развитіи старо-прусскаго характера, противодѣйствуя всему нехристіанскому и нецерковному. Прежде всего "новое" направленіе, исходившее не изъ Австріи и не изъ Россіи, дало себя знать тѣмъ, что была закрыта бреславльская семинарія, такъ какъ въ ней отчасти вѣяло политическимъ духомъ и такъ-какъ въ ней были партіи. Этотъ ударъ былъ силенъ. Слѣдомъ за этимъ произошла отставка изъ берлинской семинаріи безобиднаго Дистервега, заподозрѣннаго въ опасномъ либерализмѣ и неумѣньи достаточно развивать религіозную и историческую часть обученія.
   Таковы были первыя дѣйствія Эйхгорна. По 1848 годъ унесъ своими волнами и его. Въ прусскомъ національномъ собраніи подняли вопросъ о народномъ образованіи, объ устраненіи конфессіональнаго религіознаго образованія; шумѣли, кричали, но горячіе споры и толки, конечно, принесли по особенно много пользы, какъ и всѣ вообще толки тогдашняго прусскаго національнаго собранія. Правда, директоры и учителя семинарій были созваны и на съѣздѣ представили свои мнѣнія, свои записки о народномъ образованіи, Но едва-ли изъ этого вышла какая-нибудь особенная польза для направленія народныхъ школъ. Покуда пруссаки шумѣли въ собраніяхъ, въ министерской канцеляріи въ тишинѣ приготовлялись новыя правила, такъ-называемые прусскіе школьные результаты -- Schulregulativo. Создателемъ ихъ былъ нѣкто Штиль, личность, удерживавшаяся на мѣстѣ при всевозможныхъ министрахъ и умѣвшая ворочать дѣлами. До сихъ поръ, несмотря на всѣ перевороты, несмотря на всѣ перемѣны въ общественномъ настроеніи, то тамъ, то тутъ оставались на мѣстахъ духовныя дѣти Песталоцци и другіе педагоги, смѣвшіе свое сужденіе имѣть. Они вносили въ школу свой духъ, свое направленіе, большей частью очень осторожно, очень робко, но все-таки вносили. Шгиль придумалъ планъ, вслѣдствіе котораго, при помощи библейской, нѣмецкой и прусской исторіи, школьное народное образованіе получило-бы исключительно нѣмецкій или, вѣрнѣе сказать, прусскій національный характеръ. Регулятивы признаютъ конечною цѣлью семинарскаго образованія подготовленіе воспитанника ни поприще учителя для христіанской евангелической церкви, учителя, который долженъ положить себѣ задачею содѣйствовать воспитанію юношей въ христіанскомъ, отечественномъ -- vaterlaendicher -- настроеніи и домашнихъ добродѣтеляхъ. Задача семинаріи перевоспитать совершенно будущаго учителя такъ, чтобы онъ во всѣхъ своихъ житейскихъ отношеніяхъ дѣйствовалъ подъ вліяніемъ семинаріи. Предметы обученія нужно преподавать такъ, чтобы весь образъ мыслей и взглядовъ будущаго учителя былъ проникнутъ христіанскимъ, національнымъ и полезнымъ направленіемъ, которое вліяло-бы на всю его духовную жизнь. Въ семинаріи не должно преподавать, даже въ популярной формѣ, никакой системы педагогики. Обученіе науки о школьномъ дѣлѣ должно ограничиваться объясненіемъ зависимости одного предмета обученія отъ другого и общей цѣли обученія этимъ предметамъ. Прежде всего должно идти религіозное образованіе, причемъ отводилось широкое мѣсто библейской исторіи, катехизису, мудрымъ изрѣченіямъ, духовнымъ пѣснямъ. Признавалась важность обученія нѣмецкому языку, какъ для общечеловѣческаго, такъ и для народнаго образованія. При обученіи исторіи и географіи считалось центромъ отечество. Признавалось, что обученіе всеобщей исторіи не даетъ въ семинаріяхъ ожидаемыхъ плодовъ и что нужно болѣе всего обращать вниманіе на отечественныя воспоминанія, на учрежденія и лица родной страны изъ прошлыхъ и настоящихъ временъ. Съ исторіей нужно соединять напоминаніе о памятныхъ для Пруссіи историческихъ дняхъ. Географія и естественная исторія должны давать только нѣкоторыя свѣденія, которыя нужно стараться связать между собою. Ариѳметика должна преподаваться однообразно, чтобы будущіе учителя твердо знали правила, она нейдетъ дальше первыхъ правилъ и десятичныя дроби или извлеченіе корней допускаются только въ видѣ исключеній по уважительнымъ причинамъ. Письмо, рисованіе и главнымъ образомъ музыка находятъ большой просторъ въ обученіи семинаристовъ. Пятьдесятъ хоровыхъ, одобренныхъ правительствомъ мелодій для органа, общая книга хоровыхъ пѣсенъ для всѣхъ семинарій вводятся въ употребленіе, чтобы церковное пѣніе было единодушно и радостно и чтобы вообще пѣніе не зависѣло отъ личнаго произвола. Особенное вниманіе должно быть обращено на благороднѣйшій отдѣлъ нѣмецкихъ народныхъ пѣсенъ -- на патріотическія пѣсни, которыя и должны, быть важнѣйшимъ предметомъ при обученіи пѣнію. Гимнастика, садоводство, огородничество, шелководство и рукодѣлія находятъ мѣсто въ регулятивахъ. "Непрактическія размышленія, все субъективное, всѣ безплодные для здороваго и простого народнаго воспитанія эксперименты -- все это будетъ далеко отъ семинарій", говорится въ концѣ перваго изъ этихъ правилъ, считающаго цѣлью семинарій только поддержаніе христіанскихъ основъ и дисциплины. Регулятивъ, касающійся одноклассныхъ элементарныхъ евангелическихъ школъ, былъ составленъ въ томъ-же духѣ. Можно было подумать, что дѣло идетъ не объ образованіи народа, а о приготовленіи будущихъ монаховъ. Кромѣ обыкновенныхъ молитвъ, дѣти должны были учить церковные гимны и почти всю литургію, всевозможныя библейскія изрѣченія, церковныя пѣсни въ числѣ, по крайней мѣрѣ, тридцати; каждую субботу должно читаться и постепенно заучиваться воскресное евангеліе, кромѣ того, должно читать изъ библіи псалмы, книги пророковъ и Новый Завѣтъ, катехизисъ должно выучивать наизусть. Хуже всего было то, что регулятивы обязывали учениковъ заучивать наизусть такую массу матеріала, которая должна была губительно повліять на развитіе учениковъ: они должны были долбить и долбить, не имѣя ни времени, ни возможности вдаваться въ объясненія заучиваемаго. При этомъ опять замѣчалось, что важны не методы я системы обученія, а только преподаваемые предметы; кромѣ того, методы и системы не нужны вообще, а нужна вѣра и глубокое убѣжденіе. Такимъ образомъ, педагогику топтали въ грязь, о ней отзывались съ полнѣйшимъ презрѣніемъ. Религіозному обученію должно посвящать шесть часовъ въ недѣлю и нужно имъ начинать или кончать обученіе. При этомъ дѣти должны пѣть, учитель долженъ говорить мудрыя изрѣченія и т. д.
   Въ обществѣ поднялся шумъ и толки, когда были напечатаны регулятивы. Литература, народные представители, отдѣльные округи были ошеломлены этими постановленіями. Дѣло дошло до парламентскихъ преній, но министерство съумѣло такъ ловко вести пренія, что регулятивы вошли въ законную силу. Только рейнская провинція и Вестфалія добились нѣкоторыхъ смягченій въ регулятивахъ. Однако, въ 1859 году снова поднялся вопросъ о нихъ въ парламентѣ вслѣдствіе двухъ петицій. Въ одной изъ петиціи говорилось, что "регулятивъ отъ 3-го октября 1854 года въ дѣйствительности обременилъ элементарныя и народныя школы чрезмѣрнымъ количествомъ религіознаго матеріяла, заучиваемаго на память". Во второй выражалась мысль, что "чрезмѣрное количество предписаннаго правилами религіознаго матеріяла доводитъ до minimum'а или даже совершенно исключаетъ преподаваніе какихъ-бы то ни было полезныхъ познаній, кромѣ чтенія, письма, счета и пѣнія". Собраніе постановило передать эти петиціи "на разсмотрѣніе правительства" и просило принять въ соображеніе выставленныя въ петиціяхъ жалобы. Жалобы были разсмотрѣны и было признано, что регулятивы сами по себѣ превосходны, но что излишнее обремененіе памяти учениковъ происходитъ просто отъ неумѣнья или непониманія своего дѣда со стороны отдѣльныхъ учителей. Въ 1860 году шли въ собраніи новые толки о регулятивахъ. За правила было подано 632 петиціи, противъ нихъ 44; послѣднія были главнымъ образомъ изъ Берлина, Потсдама, Бреславля, Наумбурга. Послѣ преній пришли къ соглашенію съ министерствомъ насчетъ сокращенія заучиваемаго наизусть въ элементарныхъ школахъ религіознаго матеріала и насчетъ расширенія семинарскаго курса образованія. Существенныхъ измѣненій въ правилахъ не было сдѣлано; они были только подробнѣе разъяснены и развиты.
   Рядомъ съ регулятивами были введены повторительные экзамены учителей на третьемъ или пятомъ году служенія въ школѣ; эти экзамены даютъ право на окончательное утвержденіе человѣка въ званіи учителя.
   "При помощи этихъ правилъ, говорить Тило,-- могло выроста поколѣніе, знающее свою вѣру и свою исторію и сознающее все болѣе и болѣе съ каждымъ днемъ свою тѣлесную силу и ловкость".
   Но регулятивы простирались только на школы господствующей церкви, вслѣдствіе этого можно было ждать ихъ паденія съ началомъ бисмарковской объединительной политики. Бисмаркъ очень хороню зналъ, что католики и другіе сектанты все-таки ускользаютъ отъ исполненія правительственныхъ намѣреній -- сдѣлать изъ прусскихъ подданныхъ вполнѣ единомыслящихъ людей. Вотъ почему уже въ 1863 году палатѣ депутатовъ удалось добиться измѣненія ненавистныхъ обществу регулятивовъ. Въ новомъ законѣ прямо было высказано, что "система регулятивовъ вполнѣ противорѣчитъ современнымъ требованіямъ народной жизни", вслѣдствіе чего ученики въ семинаріяхъ должны учиться, по крайней мѣрѣ, по три года; они должны основательно и въ достаточныхъ размѣрахъ изучать исторію и естественныя пауки; ихъ, по возможности, нужно учить по-латыни, по-французски, даже по-англійски и, гдѣ нужно, по-польски; воспитанникамъ не ставится въ условіе быть полными пансіонерами семинаріи и вообще полные пансіонеры не должны быть замкнуты отъ всего остального міра; вообще они должны получать религіозно-нравственное, научное и педагоги чески-практическое образованіе; семинаріи не должны строиться исключительно въ маленькихъ городахъ; учителя въ семинаріяхъ должны быть извѣстны, какъ ученые люди; директоры семинарій не должны быть исключительно теологи, но должны быть педагогами и учеными. Эта былъ первый ударъ, нанесенный исключительному вліянію церкви на народныя школы. Въ 1872 году былъ нанесенъ атому вліянію и другой ударъ: правительство отдѣлило школы отъ церкви, оставивъ исключительно за собою право наблюденія за народными школами,-- шагъ, чрезвычайно важный въ политическомъ отношеніи. Клерикалы, поляки, правая сторона боролись въ этомъ случаѣ противъ правительства; лѣвая-же сторона стояла за него. Мы еще скажемъ далѣе нѣсколько словъ объ этой борьбѣ.
   

XI.

   Къ какимъ-же результатамъ привели тѣ энергическія усилія прусскаго правительства, краткій очеркъ которыхъ мы представили въ предъидущихъ главахъ?
   Прежде всего нужно упомянуть о двухъ основныхъ принципахъ прусскаго народнаго образованія: во-первыхъ, основаніе и поддержка школъ лежитъ на общинахъ, такъ-какъ дѣти обязаны посѣщать школы; во-вторыхъ, посѣщеніе школы обезпечено штрафами (простирающимися до 10 зильбергрошей за день непосѣщенія школы) и тюремными заключеніями, которымъ подвергаются родителя за непосыланіе дѣтей въ школу. Такимъ образомъ, народу почти нѣтъ возможности ускользнуть отъ первоначальнаго обученія: община не можетъ не построить школы, народъ по можетъ не посылать дѣтей въ школу. Около Пасхи бургомистры составляютъ списки всѣхъ дѣтей, которымъ пошелъ шестой годъ, и посылаютъ эти списки священникамъ, предупреждая родителей, что они должны начать обученіе дѣтей. Каждый, берущій дѣтей въ услуженіе или на работу на фабрику, обязуется давать этимъ дѣтямъ образованіе. Каждый день учитель въ общественныхъ школахъ дѣлаетъ перекличку дѣтямъ и записываетъ отсутствующихъ на особый листъ, еженедѣльно отсылаемый къ президенту мѣстнаго училищнаго комитета. Президентъ призываетъ родителей отсутствовавшихъ во время уроковъ дѣтей и спрашиваетъ о причинѣ отсутствія ихъ. Такъ-какъ президентъ почти всегда есть духовное лицо, то его вліяніе очень сильно, особенно въ деревняхъ, и ему рѣдко приходится прибѣгать къ строгимъ и насильственнымъ мѣрамъ. Непосылаемыхъ въ школу дѣтей могутъ заставить ходить въ школу полицейскими мѣрами. Штрафы и тюремное заключеніе налагаются членами магистрата. Число этихъ наказаній не превышаетъ нѣсколькихъ сотень и штрафныхъ денегъ взято очень немного, такъ что обязательное обученіе въ настоящее время не можетъ считаться въ Пруссіи принудительнымъ. Оно уже вошло въ плоть и въ кровь народа. Обучать дѣтей -- это вошло въ правы народа и перестало быть простымъ подчиненіемъ буквѣ закона.
   Община обязана строить и поддерживать школы и платить жалованье учителю. Это дѣлается, во-первыхъ, на деньги, взимаемыя съ учениковъ; во-вторыхъ, на доходы съ извѣстныхъ капиталовъ и земель; въ-третьихъ, на деньги отъ налоговъ, взимаемыхъ съ жителей, согласно съ ихъ состояніемъ; въ-четвертыхъ, на субсидіи государства, даваемыя, впрочемъ, не особенно часто и только въ случаѣ доказанной несостоятельности общины. Общинныя власти очень мало вмѣшиваются въ школьное дѣло, такъ-какъ наблюденіе за школами поручено особымъ комитетамъ: Schulvorstand въ селахъ и Schuldeputation въ городахъ. Городской комитетъ состоитъ изъ многихъ членовъ -- отъ 20 до 27, между которыми двое -- Stadtschulrathe -- получаютъ жалованье; они-то, какъ люди компетентные, главнымъ образомъ и управляютъ дѣлами. Сельскій комитетъ имѣетъ предсѣдателемъ священника, который и заправляетъ въ сущности всѣмъ дѣломъ обученія, тогда какъ комитетъ заботится только о матеріяльной части школы.
   По правительство, уважая мѣстные нравы и привычки, давая, повидимому, широкую власть мѣстнымъ комитетамъ, наблюдаетъ за всѣмъ и вмѣшивается въ сущности во все. Надъ мѣстными комитетами возвышается цѣлая лѣстница чиновъ. Суперинтендентъ или окружной школьный инспекторъ, лицо изъ духовенства, посѣщаетъ отъ 15 до 20 школъ своего округа и присутствуетъ на экзаменахъ. Школьные совѣтники -- это школьные префекты; они являются настоящими руководителями первоначальнаго образованія: они разсматриваютъ отчеты мѣстныхъ комитетовъ и окружныхъ инспекторовъ; они предлагаютъ административныя мѣры и измѣненія въ школьномъ дѣлѣ; они переписываются съ министерствомъ, которому представляютъ свои рѣшенія; они являются посредниками между мѣстными властями и центральной властью. Такимъ образомъ, школьная іерархія является въ слѣдующемъ видѣ: 1) учитель; 2) школьный комитетъ съ пасторомъ въ качествѣ президента и съ мѣстнымъ инспекторомъ; 3) окружный школьный инспекторъ изъ духовенства; 4) правительственный школьный совѣтникъ и 5) министръ народнаго просвѣщенія.
   Учитель назначается почти исключительно государствомъ, такъ-какъ 24 § прусской конституціи 1850 года говоритъ: "государство назначаетъ воспитателей въ публичныя школы, съ законнымъ вмѣшательствомъ общины".
   Остановимся на минуту здѣсь.
   "Неудобство этой организаціи, говоритъ Лавелэ,-- состоитъ въ томъ, что она слишкомъ бюрократична и не оставляетъ достаточно простора мѣстной иниціативѣ. Изъ нея вытекаетъ то, что жители не особенно интересуются школьнымъ дѣломъ; впрочемъ, результаты получаются хорошіе, такъ-какъ чиновники школьной іерархіи люди очень компетентные и принуждаемые къ работѣ желѣзною волею центральной власти". Итакъ, школьнымъ дѣломъ управляетъ главнымъ образомъ чиновничество. Но въ составъ школьныхъ комитетовъ входятъ и лица изъ духовенства, и онито, если они принадлежатъ къ католическому духовенству, нерѣдко стараются противодѣйствовать правительству. Но въ прошломъ году, какъ мы говорили выше, Бисмаркъ впесъ въ палату на разсмотрѣніе новый законъ, который оставляетъ надзоръ за дѣломъ образованія и воспитанія за государствомъ и только за однимъ государствомъ. Лѣвая сторона палаты признала этотъ законъ хорошимъ и провозгласила устами Вирхова, что католическая церковь, какъ церковь, потеряла теперь свою миссію цивилизовать народы. Такимъ образомъ, вопросъ былъ сведенъ только на противодѣйствіе "католической" церкви; объ опасностяхъ-же, которыя могутъ произойти для общества отъ исключительнаго завѣдыванія государствомъ дѣлами воспитанія, говорили очень мало. Только Виндгорстъ сказалъ по поводу этого слѣдующія небезъинтересныя слова: "Вы выбросите церковь изъ школы, но я спрашиваю васъ: кто займется обученіемъ религіи? Имѣетъ-ли возможность для этого государство? Есть-ли у него на это органы? Если вы такъ думаете, то я попрошу васъ представить мнѣ новый государственный катехизисъ... Это будетъ государство безъ Бога или это государство само будетъ Богомъ на землѣ... Вудетъ-ли доволенъ этимъ нѣмецкій народъ? Я сомнѣваюсь въ этомъ... Въ настоящее время уже мы видѣли, что въ Оппельвѣ одинъ туземный школьный инспекторъ былъ смѣненъ правительствомъ и на его мѣсто были назначены четыре протестантскіе инспектора для наблюденія за католическими школами; эти люди, можетъ быть, были очень почтенными людьми, но я думаю, что какіе-нибудь фабриканты ложекъ будутъ очень плохими школьными инспекторами... "Наука, и ея ученія свободны", говорится въ законѣ. Я думаю, что каждый, считающій государство единственнымъ сосудомъ науки, найдетъ въ этихъ слонахъ дѣйствительное свидѣтельство свободы; по люди, смотрящіе съ другой точки зрѣнія, едва-ли увидятъ тутъ гарантію свободы науки... Родители не обязываются отдавать дѣтей непремѣнно въ общественныя народныя школы, но требуется только, чтобы дѣти знали все то, что предназначено выучить въ школѣ, согласно съ правительственнымъ планомъ народнаго обученія"... Но споръ сводился все-таки больше на вопросы о церкви, о католицизмѣ, а не на вопросъ о политическихъ послѣдствіяхъ новаго закона, не на то, что выйдетъ для присоединенныхъ провинцій, для настроенія народнаго духа изъ того, что государство будетъ единственнымъ и исключительнымъ наблюдателемъ за школами. Противники-же новаго закона впали въ такія несообразности, что сдѣлались смѣшны. Въ своихъ петиціяхъ они говорили: "Все это интриги франкъ-масоновъ, такъ-называемыхъ либераловъ и членовъ интернаціонала"; "школа сдѣлается орудіемъ атеизма и въ нихъ будутъ воспитываться юноши для революціи, интернаціонала и безнравственности; теперь хотятъ, чтобы духовенство не говорило въ школѣ о Богѣ; дѣло идетъ объ изгнаніи церкви изъ школы для созданія языческаго государства, государства безъ Бога и т. д." И это все говорилось о законѣ, написанномъ Бисмаркомъ! Конечно, Бисмаркъ ждетъ отъ своего закона но такихъ плодовъ и, конечно, онъ не обманется въ своихъ надеждахъ.
   Но не заглядывая въ будущее, обратимся къ настоящему...
   Организація современныхъ прусскихъ школъ скопирована съ военной организаціи: здѣсь царствуетъ тотъ-же порядокъ, та-же дисциплина, та-же точность. Учитель -- это не частный человѣкъ, какъ въ Англіи, старающійся заслужить своими личными достоинствами расположеніе учениковъ и ихъ родителей. Нѣтъ, это чиновникъ, какъ говоритъ Эрнестъ Вагнеръ. Ему повинуются потому, что ему должны повиноваться. Ослушаніе ребенокъ считаетъ не простой, частной ошибкой, но проступкомъ противъ государства; ребенокъ сознаетъ уже съ дѣтскихъ лѣтъ, что онъ гражданинъ. Ему даютъ и религіозное образованіе, но съ какою цѣлью? "Нужно, говоритъ Л. Финшеръ, чтобы христіанскій духъ проникъ насквозь человѣка для того, чтобы гражданинъ внесъ въ политическую жизнь необходимыя для нея добродѣтели... Школа должна внушить дѣтямъ послушаніе, уваженіе, покорность, любовь къ труду, мягкость сердца въ семейныхъ интересахъ, милосердіе, терпимость, справедливость въ общественной жизни; преданность, дисциплину, самоотверженіе въ государственныхъ дѣлахъ. Христіанинъ будетъ храбръ, не будучи жестокимъ, будетъ твердъ, не будучи надменнымъ, будетъ послушенъ, но будучи рабомъ, будетъ любить свободу, не будучи возмутителемъ. Онъ съ умѣетъ требовать человѣческихъ правъ, не забывая о человѣческихъ обязанностяхъ". Что-же дѣлаетъ учитель, чтобы воспитать такого образцоваго гражданина? "Онъ учитъ его исторіи, говоритъ Бодуэнъ, выбирая тѣ мѣста, которыя могутъ вдохнуть въ дѣтей чувство преданности, христіанскихъ и гражданскихъ добродѣтелей и уваженія къ властямъ. Онъ разсказываетъ просто, останавливаясь не на голыхъ фактахъ, а на обстоятельствахъ, которыя вызнали эти факты или слѣдовали за этими фактами. Потомъ онъ заставляетъ учениковъ передавать разсказанное и указываетъ, какія высшія соображенія, какіе возвышенные мотивы.заставляли такъ или иначе дѣйствовать героевъ". "Онъ учить дѣтей нѣтъ пѣсни -- очень много нѣсепъ, которыя запечатлѣваютъ въ душѣ ребенка возвышенныя и патріотическія чувства". Онъ занимаетъ ихъ часто солдатскими гимнастическими упражненіями. Онъ пріучаетъ ихъ къ безотвѣтной дисциплинѣ. Онъ расточаетъ имъ, если нужно, оплеухи, щелчки, трепки за вихоръ, иногда гуляетъ по ихъ спинамъ палка, которою показываютъ на стѣнныхъ географическихъ картахъ рѣки, города и горы. Никто не видитъ въ этомъ чего-то дикаго: этимъ способомъ воспитываются образцовые бюргеры. И гдѣ-же гнаться за какимъ-нибудь тычкомъ въ народной школѣ, когда эти тычки и оплеухи господствуютъ и въ среднихъ учебныхъ заведеніяхъ? Нѣмецкіе педагоги признаютъ это средство за самое вѣрное для воспитанія хорошихъ гражданъ.
   Таковы-то педагогическіе пріемы многихъ нѣмецкихъ учителей; они создались по вслѣдствіе какихъ-нибудь серьезныхъ научныхъ изслѣдованій и философскихъ размышленій. Нѣтъ, они всецѣло вытекли изъ того политическаго положенія школы, которое она до сихъ поръ занимала въ Германіи. Педагоги здѣсь явились только нѣмыми и, замѣтимъ кстати, черезъ-чуръ усердными исполнителями тѣхъ или другихъ политическихъ дѣятелей, имъ можно было всегда сказать; pas trop de zèle, messieurs. Въ этомъ заключается самая темная сторона нѣмецкой школы, неумѣвшей сдѣлаться вполнѣ самостоятельною и свободною отъ постороннихъ педагогикѣ вліяній.
   "Общія постановленія 1853 г., говоритъ Лавелэ,-- подавляя иниціативу учителей и примѣняясь слишкомъ безусловно къ дѣлу энергическою и мелочною бюрократіею, задушили жизнь, которая была еще прежде въ корпораціи учителей, и сдѣлались препятствіемъ для прогресса. Къ счастію, Саксонія и Вюртембергъ ускользнули отъ этого желѣзнаго корсета, а то вся Германія находилась-бы подъ вліяніемъ офиціальнаго мандарината. Прусская бюрократія походитъ на бюрократію французскую, только она болѣе совершенна, болѣе просвѣщенна и болѣе дѣятельна, а значитъ, и болѣе способна передѣлывать по-своему народъ.
   Горасъ Мэнъ и Паттисонъ, англичанинъ и американецъ, были поражены тою инерціею, тѣмъ недостаткомъ иниціативы, которые найдены ими у нѣмцевъ, столь отличающихся въ этомъ отношеніи отъ родственныхъ имъ по крови англо-саксонцевъ. Оба эти наблюдатели задаютъ себѣ вопросъ: не слѣдуетъ-ли приписать это различіе -- отчасти двумъ различнымъ школьнымъ системамъ? Отвѣтъ дается положительный. "Но, кромѣ того, замѣчаетъ Горасъ Мэнъ,-- въ Германіи государство вообще подавляетъ личность всею своею тяжестью. Мертвенность и неподвижность соціальной жизни задушитъ индивидуальную дѣятельность, если-бы она и пробудилась въ школѣ. Когда дитя оканчиваетъ свое ученье, оно не имѣетъ даже случая воспользоваться знаніями, пріобрѣтенными имъ. Его сила воли и мысли не развивается отъ упражненія и не имѣетъ примѣненія. О всѣхъ заботятся здѣсь, какъ о стадѣ. Здѣсь думаютъ и рѣшаютъ за цѣлыя массы людей".

А. Михайловъ.

"Дѣло", No 2, 1873

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru