Аннотация: Жажда жизни
"Горе свое я умею терпеть..." "Для чего пустые сожаленья..." Одиночество Перед могилой За работой Гости Неизвестному другу Скромное желание Перед рассветом "Отец и мать, я вас люблю..." Утешение Осенняя песня Блудный сын
ЖАЖДА ЖИЗНИ
Жажда жизни, жажда роковая!
Одного ты дѣлаешь рабомъ,
А другаго, злобой опьяняя,
Навсегда усадишь въ мертвый домъ.
Но и тамъ, измученный цѣпями,
Не надѣясь волю воротить,
Онъ считаетъ годы за годами,
Для чего-то хочетъ жить и жить.
Въ день голодный женщинѣ безсильной
Тайный голосъ шепчетъ: смерть страшна;
Но попробуй, красота всесильна, --
И ты завтра жь будешь спасена.
И, бѣдняжка, страшною цѣною,
Становясь съ постылымъ подъ вѣнецъ.
Иль торгуя нагло красотою,
Право жизни купишь наконецъ.
Всѣ, чья жизнь во мракѣ можетъ длиться,
Для кого смертсленъ правды свѣтъ,
Гонятъ мысль, чтобъ жизнью насладиться,
Наполняя землю духомъ бѣдъ.
И предъ казнью трепеща постылой,
Въ тишинѣ безмолвствуетъ мудрецъ,
Юность губитъ дѣвственныя силы,
Вдохновенье продаетъ пѣвецъ.
А. МИХАЙЛОВЪ
"Отечественныя Записки", No 8, 1864
* * *
Горе свое я умѣю терпѣть,
Стонамъ людскимъ я внимаю безстрастно,
Только на дѣтскія слезы смотрѣть
Я не могу безучастно.
Только увижу ихъ -- дѣтство мое
Вспомнится снова: мѣщанство, наука,
Въ грязномъ углѣ роковое житье
И одиночества скука.
Вспомнятся храмъ и ограды лужокъ
Нѣсколько липъ и березъ запыленныхъ,
Множество нянекъ и дѣтскій кружокъ,
Между акацій зеленыхъ.
Сколько тамъ было веселыхъ дѣтей,
Игръ, и игрушекъ богатыхъ, и счастья;
Но съ безголовою куклой своей
Не возбуждалъ я участья.
Рано къ дѣтямъ прививается спѣсь,
Гордости мелкой ихъ учатъ съ пеленокъ;
Слышалъ и я: что ты дѣлаешь здѣсь?
Жалкій, мѣщанскій ребенокъ!
И, чтобъ задобрить дѣтей, я постигъ
Горькое вкрадчивой лести искусство.
Злобствуя, въ сердцѣ лелѣять привыкъ
Зависти мелкое чувство.
Тамъ, среди лести и мелкихъ услугъ,
Рано утратилъ я чувство свободы,
И привился ко мнѣ ѣдкій недугъ,
Переживающій годы.
Страшный недугъ, научившій скрывать
Гордости честной и смѣлой порывы,
Вѣчно робѣть, притворяться и лгать
И проклинать молчаливо.
А. МИХ--ЛОВЪ
"Современникъ", No 1, 1864
* * *
Для чего пустыя сожалѣнья?
Если нѣтъ надежды впереди,
То пускай судьба свершить гоненье
И погаситъ жизнь въ моей груди.
Умереть такъ рано сердцу больно,
Но и жить, какъ я живу теперь,
Жизнью темной, бѣдной, подневольной,--
Не легко, не сладко мнѣ, повѣрь!
Мысль и чувства гибнутъ безъ отвѣта,
Жизни цѣль становится темна,--
И душа напрасно проситъ свѣта,
B напрасно счастья ждетъ она.
Нѣту ихъ и въ будущемъ не будетъ...
Что-жъ тутъ плакать, горевать о чемъ,
Если завтра нищимт, здѣсь убудетъ,
Если онъ уснетъ спокойнымъ сномъ?
А. М.
"Дѣло", N 1, 1867
ОДИНОЧЕСТВО.
Враги умолкли -- слава Богу,
Друзья ушли -- счастливый путь,
Осталась жизнь, но по немногу
И съ ней управлюсь какъ-нибудь.
Затишье душу мнѣ тревожитъ,
Пою, чтобъ слышать звукъ живой,
А подъ него еще, быть можетъ,
Проснется кто-нибудь другой.
А. Ш.
"Дѣло", No 12, 1870
ПЕРЕДЪ МОГИЛОЙ.
Передъ тобой холодная могила:
Усопшаго напрасно не буди,
Не говори, что ты его любила,
Что онъ былъ счастливъ на твоей груди.
Не упрекай въ печали поздней Бога,
Не обвиняй въ безплодной злобѣ свѣтъ,--
И выстрадалъ и вытерпѣлъ онъ много,
Но ты одна за все отдашь отвѣтъ.
Не могъ искать онъ у враговъ участья
И отдыха у чуждыхъ очаговъ,--
Лишь ты одна и радости и счастье
Могла бы дать за чистую любовь.
Но вспомни дни: забывъ враговъ угрозы
И гнетъ судьбы, онъ приходилъ домой
И не покой, а ропотъ или слезы
Для бѣдняка готовились тобой.
Ты плакала, что ты не видишь свѣта
Что мало ласкъ встрѣчаешь у него,
Что лучшія ты загубила лѣта --
Сгубила и сама не знаешь, для чего.
Что онъ совсѣмъ не дорожитъ тобою,
Что онъ идетъ въ опасный бой съ врагомъ
И жертвуетъ несчастною женою,
Заботятся о счастіи чужомъ.
Отъ горькихъ слезъ мутился взоръ твой Ясные,
Въ волнахъ кудрей склонялась голова...
О, для чего была ты такъ прекрасна!
О, для чего была ты такъ черства!
Онъ, какъ дитя, вымаливалъ прощенье...
И, выливъ ядъ язвящихъ, горькихъ словъ,
Дарила ты ему изъ сожалѣнья
Такую жъ ядовитую любовь.
Ты каялась, что ты одна тревожишь
Его трудовъ затишье и покой,
Что ты любить разумнѣе не можешь,
Что былъ бы онъ счастливѣе съ другой,
Обвивъ его змѣиными руками,
Ты падала въ слезахъ къ нему на грудь
И блѣдными, дрожащими устами
Шептала: "все прости и позабудь."
И таялъ онъ отъ жгучаго лобзанья,
Какъ мягкій воскъ, волнуясь и любя,
И въ этотъ мигъ восторга и страданья
Онъ оттолкнуть не въ силахъ былъ тебя!
И, какъ Самсонъ въ объятіяхъ Далилы,
Онъ сдѣлался вполнѣ твоимъ рабомъ
И предъ толпой враговъ, лишенный силы,
Герой поникъ измученнымъ челомъ...
Передъ тобой холодная могила
Усопшаго напрасно не буди,
Не говори, что ты его любила,--
Онъ не былъ счастливъ на твоей груди.
А. Ш.
"Дѣло", No 9, 1869
ЗА РАБОТОЙ.
Чуть теплится предъ образомъ лампада,
Заплывшая свѣча едва горитъ,
Спятъ старики... Ты сну была бы рада,--
Въ твоихъ глазахъ давно уже рябитъ;
Но, грудь согнувъ надъ спѣшною работой,
Позывъ ко сну должна ты превозмочь
И, полная истомы и заботы,
Ты проведешь безсонно эту ночь.
Не въ первый разъ, но, можетъ быть, въ послѣдніе
Ты просидишь до утреннихъ лучей,
Когда начнутъ предъ раннею обѣдней
Колокола гудѣть со всѣхъ церквей...
Ты такъ блѣдна, ты кашляешь такъ глухо,
Что, кажется, настанетъ скоро часъ,
Когда найдутъ отецъ и мать-старуха
Не дочь, а трупъ, по утру пробудясь.
Припавъ къ нему сѣдыми головами,
Смочивъ его потокомъ слезъ своихъ,
Они начнутъ святыми именами
Звать къ жизни дочь,-- ты не услышишь ихъ...
И старики очнутся въ страхѣ оба
Безъ силъ, безъ средствъ хоть мѣдный грошъ добыть,