Шеллер-Михайлов Александр Константинович
Стихотворения

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Жажда жизни
    "Горе свое я умею терпеть..."
    "Для чего пустые сожаленья..."
    Одиночество
    Перед могилой
    За работой
    Гости
    Неизвестному другу
    Скромное желание
    Перед рассветом
    "Отец и мать, я вас люблю..."
    Утешение
    Осенняя песня
    Блудный сын
    "В больной душе нет больше прежней силы..."
    Друзья детства

ЖАЖДА ЖИЗНИ

             Жажда жизни, жажда роковая!
             Одного ты дѣлаешь рабомъ,
             А другаго, злобой опьяняя,
             Навсегда усадишь въ мертвый домъ.
   
             Но и тамъ, измученный цѣпями,
             Не надѣясь волю воротить,
             Онъ считаетъ годы за годами,
             Для чего-то хочетъ жить и жить.
   
             Въ день голодный женщинѣ безсильной
             Тайный голосъ шепчетъ: смерть страшна;
             Но попробуй, красота всесильна, --
             И ты завтра жь будешь спасена.
   
             И, бѣдняжка, страшною цѣною,
             Становясь съ постылымъ подъ вѣнецъ.
             Иль торгуя нагло красотою,
             Право жизни купишь наконецъ.
   
             Всѣ, чья жизнь во мракѣ можетъ длиться,
             Для кого смертсленъ правды свѣтъ,
             Гонятъ мысль, чтобъ жизнью насладиться,
             Наполняя землю духомъ бѣдъ.
   
             И предъ казнью трепеща постылой,
             Въ тишинѣ безмолвствуетъ мудрецъ,
             Юность губитъ дѣвственныя силы,
             Вдохновенье продаетъ пѣвецъ.
                                                     А. МИХАЙЛОВЪ

"Отечественныя Записки", No 8, 1864

   

* * *

             Горе свое я умѣю терпѣть,
             Стонамъ людскимъ я внимаю безстрастно,
             Только на дѣтскія слезы смотрѣть
             Я не могу безучастно.
   
             Только увижу ихъ -- дѣтство мое
             Вспомнится снова: мѣщанство, наука,
             Въ грязномъ углѣ роковое житье
             И одиночества скука.
   
             Вспомнятся храмъ и ограды лужокъ
             Нѣсколько липъ и березъ запыленныхъ,
             Множество нянекъ и дѣтскій кружокъ,
             Между акацій зеленыхъ.
   
             Сколько тамъ было веселыхъ дѣтей,
             Игръ, и игрушекъ богатыхъ, и счастья;
             Но съ безголовою куклой своей
             Не возбуждалъ я участья.
   
             Рано къ дѣтямъ прививается спѣсь,
             Гордости мелкой ихъ учатъ съ пеленокъ;
             Слышалъ и я: что ты дѣлаешь здѣсь?
             Жалкій, мѣщанскій ребенокъ!
   
             И, чтобъ задобрить дѣтей, я постигъ
             Горькое вкрадчивой лести искусство.
             Злобствуя, въ сердцѣ лелѣять привыкъ
             Зависти мелкое чувство.
   
             Тамъ, среди лести и мелкихъ услугъ,
             Рано утратилъ я чувство свободы,
             И привился ко мнѣ ѣдкій недугъ,
             Переживающій годы.
   
             Страшный недугъ, научившій скрывать
             Гордости честной и смѣлой порывы,
             Вѣчно робѣть, притворяться и лгать
             И проклинать молчаливо.
                                                     А. МИХ--ЛОВЪ

"Современникъ", No 1, 1864

* * *

             Для чего пустыя сожалѣнья?
             Если нѣтъ надежды впереди,
             То пускай судьба свершить гоненье
             И погаситъ жизнь въ моей груди.
   
             Умереть такъ рано сердцу больно,
             Но и жить, какъ я живу теперь,
             Жизнью темной, бѣдной, подневольной,--
             Не легко, не сладко мнѣ, повѣрь!
   
             Мысль и чувства гибнутъ безъ отвѣта,
             Жизни цѣль становится темна,--
             И душа напрасно проситъ свѣта,
             B напрасно счастья ждетъ она.
   
             Нѣту ихъ и въ будущемъ не будетъ...
             Что-жъ тутъ плакать, горевать о чемъ,
             Если завтра нищимт, здѣсь убудетъ,
             Если онъ уснетъ спокойнымъ сномъ?
                                                                         А. М.

"Дѣло", N 1, 1867

   

ОДИНОЧЕСТВО.

             Враги умолкли -- слава Богу,
             Друзья ушли -- счастливый путь,
             Осталась жизнь, но по немногу
             И съ ней управлюсь какъ-нибудь.
   
             Затишье душу мнѣ тревожитъ,
             Пою, чтобъ слышать звукъ живой,
             А подъ него еще, быть можетъ,
             Проснется кто-нибудь другой.
                                                               А. Ш.

"Дѣло", No 12, 1870

   

ПЕРЕДЪ МОГИЛОЙ.

             Передъ тобой холодная могила:
             Усопшаго напрасно не буди,
             Не говори, что ты его любила,
             Что онъ былъ счастливъ на твоей груди.
   
             Не упрекай въ печали поздней Бога,
             Не обвиняй въ безплодной злобѣ свѣтъ,--
             И выстрадалъ и вытерпѣлъ онъ много,
             Но ты одна за все отдашь отвѣтъ.
   
             Не могъ искать онъ у враговъ участья
             И отдыха у чуждыхъ очаговъ,--
             Лишь ты одна и радости и счастье
             Могла бы дать за чистую любовь.
   
             Но вспомни дни: забывъ враговъ угрозы
             И гнетъ судьбы, онъ приходилъ домой
             И не покой, а ропотъ или слезы
             Для бѣдняка готовились тобой.
   
             Ты плакала, что ты не видишь свѣта
             Что мало ласкъ встрѣчаешь у него,
             Что лучшія ты загубила лѣта --
             Сгубила и сама не знаешь, для чего.
   
             Что онъ совсѣмъ не дорожитъ тобою,
             Что онъ идетъ въ опасный бой съ врагомъ
             И жертвуетъ несчастною женою,
             Заботятся о счастіи чужомъ.
   
             Отъ горькихъ слезъ мутился взоръ твой Ясные,
             Въ волнахъ кудрей склонялась голова...
             О, для чего была ты такъ прекрасна!
             О, для чего была ты такъ черства!
   
             Онъ, какъ дитя, вымаливалъ прощенье...
             И, выливъ ядъ язвящихъ, горькихъ словъ,
             Дарила ты ему изъ сожалѣнья
             Такую жъ ядовитую любовь.
   
             Ты каялась, что ты одна тревожишь
             Его трудовъ затишье и покой,
             Что ты любить разумнѣе не можешь,
             Что былъ бы онъ счастливѣе съ другой,
   
             Обвивъ его змѣиными руками,
             Ты падала въ слезахъ къ нему на грудь
             И блѣдными, дрожащими устами
             Шептала: "все прости и позабудь."
   
             И таялъ онъ отъ жгучаго лобзанья,
             Какъ мягкій воскъ, волнуясь и любя,
             И въ этотъ мигъ восторга и страданья
             Онъ оттолкнуть не въ силахъ былъ тебя!
   
             И, какъ Самсонъ въ объятіяхъ Далилы,
             Онъ сдѣлался вполнѣ твоимъ рабомъ
             И предъ толпой враговъ, лишенный силы,
             Герой поникъ измученнымъ челомъ...
   
             Передъ тобой холодная могила
             Усопшаго напрасно не буди,
             Не говори, что ты его любила,--
             Онъ не былъ счастливъ на твоей груди.
                                                                                             А. Ш.

"Дѣло", No 9, 1869

   

ЗА РАБОТОЙ.

             Чуть теплится предъ образомъ лампада,
             Заплывшая свѣча едва горитъ,
             Спятъ старики... Ты сну была бы рада,--
             Въ твоихъ глазахъ давно уже рябитъ;
             Но, грудь согнувъ надъ спѣшною работой,
             Позывъ ко сну должна ты превозмочь
             И, полная истомы и заботы,
             Ты проведешь безсонно эту ночь.
             Не въ первый разъ, но, можетъ быть, въ послѣдніе
             Ты просидишь до утреннихъ лучей,
             Когда начнутъ предъ раннею обѣдней
             Колокола гудѣть со всѣхъ церквей...
             Ты такъ блѣдна, ты кашляешь такъ глухо,
             Что, кажется, настанетъ скоро часъ,
             Когда найдутъ отецъ и мать-старуха
             Не дочь, а трупъ, по утру пробудясь.
             Припавъ къ нему сѣдыми головами,
             Смочивъ его потокомъ слезъ своихъ,
             Они начнутъ святыми именами
             Звать къ жизни дочь,-- ты не услышишь ихъ...
             И старики очнутся въ страхѣ оба
             Безъ силъ, безъ средствъ хоть мѣдный грошъ добыть,
             Чтобъ шесть досокъ некрашеннаго гроба
             И клокъ земли кладбищенской купить.
             И въ первый разъ пойдутъ они съ сумою,
             Ненужные на свѣтѣ никому,
             Падутъ безъ силъ на камни предъ толпою
             И попадутъ въ больницу иль въ тюрьму.
             Въ предсмертный часъ несчастныхъ мысль встревожитъ,
             Что, загубивъ для нихъ свои мечты,
             И красоту и молодость, быть можетъ,
             За жизнь свою ихъ проклинала ты....
   
             Но ты дрожишь,-- дрожишь за ихъ невзгоды
             И, позабывъ страданія свои,
             Ты хочешь жить и мѣсяцы и годы
             И прежній крестъ безропотно нести;
             Ты шьешь быстрѣй, собравъ остатокъ силы...
             Но Боже мой! вѣдь каждый твой стежекъ
             Есть новый шагъ къ дверямъ нѣмой могилы
             И этотъ путь тяжелый недалекъ...
                                                                                                                 А. Ш.

"Дѣло", No 11, 1869

   

ГОСТИ.

             Ѣдутъ, бѣгутъ, суетятся, торопятся,--
             Бѣдные! вѣрно у нихъ изъ родни
             Кто нибудь въ это мгновеніе топится
             И на спасенье стремятся они,
             Или, быть можетъ, великое счастіе! --
             Общее дѣло ихъ просятъ рѣшить
             И къ процвѣтанью отчизны участіе
             Ихъ заставляетъ такъ страшно спѣшить.
             Полноте! бросьте мечты благородныя!
             Это не люди, а стаи гостей
             Рыщутъ въ столицѣ, какъ волки голодные,
             Ищутъ обѣдовъ, интригъ, новостей.
             Мчатся къ обжорѣ сонливому, тучному,
             Словно сороки трещатъ и трещатъ,
             И непримѣтно ему злополучному
             Вѣстью о смерти обѣдъ отравятъ.
             Безъ позволенья къ мыслителю честному
             Въ уголъ завѣтный змѣей проскользнутъ.
             Дивнымъ твореньямъ и слогу чудесному
             Мужа великаго дань воздадутъ.
             Съ грустью замѣтятъ, что нѣчто прескверное
             Тамъ-то и тотъ-то сказалъ про него,
             И, проводивъ ихъ, хозяинъ навѣрное
             Въ день тотъ не тронетъ труда своего.
             Труженикъ бѣдный, живущій работою,
             Не отстоитъ передъ ними дверей
             И истомитъ свою душу заботою:
             Скоро-ли кончится натискъ гостей,
             Скоро-ль настанетъ такое мгновеніе,
             Чтобъ человѣку, свершая свой трудъ,
             Было возможно не думать въ смущеніи,
             Что черезъ мигъ къ нему гости вбѣгутъ,
             Жизнью веселою праздно живущіе,
             Глупо довольные сами собой,
             Сытно вскормленные чернью, несущею
             Въ жертву отчизнѣ свой грошъ трудовой.
                                                                                   А. Михайловъ.

"Дѣло", No 3, 1870

   

НЕИЗВѢСТНОМУ ДРУГУ.

             Кто-бъ ни былъ ты, мой неизвѣстный другъ,
             Но по судьбѣ съ тобой мы братья;
             Подобно мнѣ, за годы страшныхъ мукъ
             Ты посылалъ врагамъ свои проклятья.
   
             Но только мнѣ случайно удалось
             Всю злую скорбь гнетущей сердце муки,
             Болящихъ ранъ и затаенныхъ слезъ
             Переложить въ осмысленные звуки.
   
             Ты понялъ ихъ. Измученный судьбой,
             Во мракъ тюрьмы, въ далекое изгнанье,
             Ты унесешь, какъ цѣнный кладъ, съ собой
             Отрадное о нихъ воспоминанье.
   
             Быть можетъ, врагъ лишитъ тебя всего,
             Что ты любилъ такъ пламенно когда-то,--
             Но никогда изъ сердца твоего
             Не вырветъ онъ скорбящей пѣсни брата.
   
             Она тебя поддержитъ до конца,--
             И предъ мечомъ, облитымъ братской кровью,
             Напомнитъ вновь, что есть еще сердца,
             Живущія одной святой любовью.
                                                                         А. Ш.

"Дѣло", No 1, 1871

   

СКРОМНОЕ ЖЕЛАНІЕ.

             Я хочу, чтобъ мой трудъ не остался безплоднымъ,
                       Чтобъ огонь былъ всегда на моемъ очагѣ,
             Чтобъ я спать никогда не ложился голоднымъ,
                       Чтобъ царили согласье и дружба въ семьѣ,--
   
             Чтобы дѣти мои обучалися въ школѣ,
                       Чтобъ, кончая спокойно свой вѣкъ трудовой,
             И отецъ мой и мать жили въ нѣгѣ и въ холѣ
                       И, подобно бродягамъ, не шлялись съ сумой,--
   
             Чтобъ жила моя дочь только честной работой,
                       Не торгуя дѣвичьей своей красотой,--
             Чтобъ къ вѣнцу она шла по любви и съ охотой,
                       Чтобъ работникомъ былъ ея мужъ молодой,--
   
             Чтобъ жену мою всѣ и вездѣ уважали,
                       Какъ хозяйку и мать, какъ царицу въ семьѣ,
             И чтобъ ласка ея разгоняла печали,
                       А не чарка хмѣльного вина въ кабакѣ.
                                                                                   А. Ш.

"Дѣло", No 6, 1871

   

ПЕРЕДЪ РАЗСВѢТОМЪ.

             Еще разсвѣтъ отъ насъ далеко,
             Еще нельзя намъ отдохнуть,
             Еще бредемъ мы одиноко,
             Въ потьмахъ отыскивая путь.
   
             И непроглядной тьмой объяты,
             Мы упадемъ еще не разъ,
             И тѣнь неузнаннаго брата,
             Какъ тѣнь врага, встревожитъ насъ.
   
             Но знаю я, что день всесильный
             Одержитъ верхъ надъ царствомъ тьмы;
             И только то дастъ плодъ обильный,
             Что проповѣдовали мы.
                                                               А. Ш.

"Дѣло", No 3, 1871

   

* * *

             Отецъ и мать, я васъ люблю
             И вмѣстѣ съ вами я молю,
             Чтобъ раньше умерли вы оба,
             Чѣмъ я дойду до двери гроба.
   
             Какъ вспомню я, что, можетъ быть,
             Меня должны вы схоронить,--
             Меня бросаетъ въ дрожь и въ холодъ,--
             Вѣдь вмѣстѣ съ скорбью ждетъ васъ голодъ.
   
             Кто въ нищетѣ поможетъ вамъ?
             Друзья всѣ голь... Къ моимъ врагамъ
             Вы не пойдете сами
             Съ постыдными мольбами.
   
             Послѣдній рабъ себѣ найдетъ
             Пріютъ въ прихожей у господъ,--
             Вы не рабы,--за трудъ суровый
             Въ грязи умрете вы безъ крова.
                                                               А. Ш.

"Дѣло", No 6, 1871

   

УТѢШЕНІЕ.

             Иди, покуда хватитъ силы;
             Устанешь -- сядь и отдыхай,
             Своей судьбы не проклинай --
             И хладнокровно жди могилы.
   
             Смотри отъ скуки на дорогу:
             Тревожной жизни гамъ и шумъ
             Разгонять рой тяжелыхъ думъ.
             И грусть разсѣять понемногу.
   
             Тѣхъ, кто отважнѣй и моложе,
             За взглядъ надменный не кляни
             И пожалѣй ихъ, что они
             Когда-нибудь устанутъ тоже.
                                                                         А. Ш.
   

ОСЕННЯЯ ПѢСНЯ.

             Пусть все, что въ сердцѣ наболѣло,
             Забывъ мертвящій рабскій страхъ,
             Потовомъ бурнымъ льется смѣло
             Въ проклятьяхъ, крикахъ и слезахъ.
   
             Но только въ скукѣ полусонной
             Не дай мнѣ, Господи, уснуть,
             И ядомъ желчи затаенной
             Не отравляй больную грудь.
                                                                         А. Ш.

"Дѣло", No 5, 1871

   

БЛУДНЫЙ СЫНЪ.

             Снова я дома и послѣ разлуки
             Снова къ груди прижимаю отца,
             Снова цѣлую у матери руки, --
             Только поднять я не смѣю лица.
   
             Эти лохмотья на ветхой одеждѣ,
             Этотъ сырой догнивающій полъ,
             Это окошко въ заплатахъ,-- какъ прежде
             Все неизмѣннымъ я снова нашелъ.
   
             Самъ я вернулся къ родному порогу
             Въ рубищѣ старомъ, съ пустымъ кошелькомъ,
             Какъ собирался когда-то въ дорогу,
             Думая въ домъ свой прійти богачомъ.
   
             Все уцѣлѣло: и нужды и муки,
             Только меня не щадила судьба,
             Сгорбила станъ, искалѣчила руки
             И смѣльчака превратила въ раба.
   
             И черезъ долгіе, долгіе годы
             Страшныхъ лишеній, борьбы и труда
             Я приношу подъ родимые своды
             Только проклятья и чувство стыда.
                                                                                   А. Ш.

"Дѣло", No 10, 1871

   

* * *

             Въ больной душѣ нѣтъ больше прежней силы
             И я тащусь покорно до могилы,
             Хоть душу жизнь и давитъ и гнететъ,
             Какъ узника цѣпей желѣзныхъ гнетъ.
   
             Еще порой въ минуты вдохновенья
             Приходитъ умъ въ невольное волненье
             И даже пѣснь и льется и гремитъ
             Проклятьями за длинный рядъ обидъ.
   
             Порой она, какъ стопъ изъ каземата,
             Нарушитъ миръ счастливаго собрата
             И мать въ мечтахъ о будущемъ дѣтей,
             Смущенная, расплачется надъ ней.
   
             Но никогда озлобленные звуки
             Не облегчатъ друзей любимыхъ муки,
             Не укротятъ сердецъ тупыхъ враговъ
             И злобы ихъ не превратятъ въ любовь.
                                                                                             А. Ш.
   

ДРУЗЬЯ ДѢТСТВА.

(Съ французскаго).

             Весеннею порой по городу блуждая,
             Случайно я зашелъ въ знакомыя мѣста:
             Вотъ улица, гдѣ грязь стоитъ не просыхая,
             Вотъ жалкіе углы, гдѣ жмется нищета;
             Вотъ мрачный старый домъ -- стѣна его сырая,
             Казалось, горькими слезами залита.
             И вспомнилъ я, что здѣсь въ младенческіе годы
             Впервые я узналъ житейскія невзгоды.
   
             Вотъ старое окно съ бумажною заплаткой,
             Едва замѣтное надъ грязной мостовой;
             Съ нимъ рядомъ ходъ въ подвалъ съ одной ступенью шаткой,
             Прикрытою всегда и грязью, и водой;
             Сюда изъ мастерскихъ сбѣгалися украдкой
             Ребята жалкіе разнузданной толпой,
             И я, съ игрушками грошевыми своими,
             И блѣдный, и больной являлся между ними.
   
             Птенцы несчастные столичнаго подвала,
             Сходилися они въ лохмотьяхъ, босикомъ;
             Въ лишеньяхъ и трудахъ ихъ тѣло исхудало,
             Поблекли лица ихъ въ развратѣ роковомъ;
             Ихъ площадная брань прохожаго смущала
             И дѣвушки отъ нихъ бѣжали со стыдомъ.
             И зналъ лишь я одинъ, больной отъ колыбели,
             Какъ бились нѣжностью сердца въ ихъ грязномъ тѣлѣ.
   
             Я помню, какъ меня любили эти братья,
             Какъ кто нибудь изъ нихъ вечернею порой
             Съ любовью бралъ меня предъ сномъ въ свои объятья,
             Ласкалъ мнѣ волосы суровою рукой,
             А юныя уста, привыкшія къ проклятью,
             Пѣснь колыбельную пѣвали надо мной,
             И въ сладкомъ полуснѣ я грезилъ въ тѣ мгновенья,
             Что свѣтлыхъ ангеловъ я слышу пѣснопѣнья.
   
             Я всѣмъ обязанъ имъ. Въ младенческіе годы
             Согрѣла грудь мою ихъ дѣтская любовь;
             Въ минуты горькихъ нуждъ, припомнивъ ихъ невзгоды,
             Я бодро выносилъ гоненія враговъ,
             И бился за одно, чтобъ яркій лучъ свободы
             Блеснулъ въ сырыхъ углахъ подобныхъ бѣдняковъ,
             Чтобъ плодотворный трудъ имъ даровало небо,
             Чтобъ былъ у нихъ всегда кусокъ насущный хлѣба.
                                                                                             А. Ш.

"Дѣло", No 1, 1872

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru