-- Дѣдушка, ты и мнѣ сдѣлай лапотки,-- говорила дѣвочка лѣтъ восьми дряхлому, сѣденькому старичку, навивавшему клубокъ бересты.
Разговоръ этотъ происходилъ за оградою маленькой лѣсной деревушки, не подалеку отъ которой пробѣгала красивая быстрая рѣка Чусовая. Старикъ сидѣлъ на пнѣ, а передъ нимъ стоялъ черноволосый мальчикъ лѣтъ десяти рядомъ со своею сестренкою.
-- Лапотки тебѣ, Ѳенюшка, сдѣлаетъ Яшка,-- отвѣчалъ дѣдъ:-- а что будетъ неладно, я направлю.
-- Я тебѣ сдѣлаю такіе лапотки, что хотя за Алтай къ татарамъ иди, -- отвѣчалъ Яшка.
-- Что ты часто татаръ поминаешь, парень!-- строго проговорилъ дѣдъ:-- нечистую силу да злыхъ людей поминать не слѣдъ.
-- Да чѣмъ они злые, дѣдка?-- возразилъ мальчикъ:-- вотъ хоть бы тотъ татаринъ или бухарецъ, что приходилъ на прошлой недѣли къ намъ съ товаромъ? Ѳенькѣ онъ подарилъ перстенекъ, а мнѣ крючковъ для удочки, а съ мамкой-то какъ ласково говорилъ, звалъ къ себѣ въ Сибирь...
-- Черезчуръ ласково... Боюсь я ихъ... такъ боюсь, что изъ за этого къ Строгановымъ ушелъ. Давно это было, конечно. Еще я былъ молодымъ...
-- А правда ли, дѣдушка, что татары замучили дѣда нашихъ Строгановыхъ?-- спросилъ Яшка.
-- Спиридона-то? Правда. Они стали его строгать, да и застрогали до смерти. Сына оттого и Строгановымъ прозвали. А сыновья его, Яковъ и Григорій, толковые купцы, понастроили сколько городовъ да крѣпостей. Къ Грозному, являлись, отъ него грамоту привезли. А грамотой царь имъ мѣста далъ, сколько душа хочетъ. Вотъ и мнѣ, ихъ старому слугѣ, купцы милостивые отвели мѣстечко.
День, между тѣмъ, клонился къ вечеру, хотя было совсѣмъ свѣтло. Миріады комаровъ и мошекъ закружились по воздуху.
-- Яшка, гони съ поля жеребятъ, долго ли до грѣха, какъ разъ съѣдятъ комары!-- сказалъ старикъ, отмахиваясь отъ несносныхъ насѣкомыхъ.
Это были не пустыя слова. Еще нѣсколько десятковъ лѣтъ тому назадъ комары и мошки на смерть заѣдали жеребятъ, случайно оставленныхъ въ лѣсу.
-- А вонъ и сноха идетъ, прибавилъ старикъ вставая.
Изъ воротъ вышла красивая, очень красивая женщина лѣтъ тридцати. Очевидно, это была мать ребятишекъ, потому что они сильно на нее походили.
-- Яшка,-- крикнула она:-- загони сначала жеребятъ, а потомъ сходите съ Ѳеней на рѣку и загоните гусей и утокъ. А ты, дѣда, убери лошадь; да потомъ и ужинать.
Всѣ пошли по своимъ дѣламъ и вся семья, то есть: дѣдка Сава, сноха его Анисья, дѣти да работникъ Иванъ, окончивъ дневную работу, сѣли за ужинъ, когда низко спустившееся солнце освѣтило избу сквозь небольшое окно безъ рамы, снятой по случаю теплаго времени.
Это было наканунѣ Иванова дня и мирная счастливая семья, управляемая умною вдовою, вела разговоры о томъ, что пора начинать Сѣнокосъ.
Изба у вдовы была хорошая, чистая и съ выведенною на крышу трубою. Покойный мужъ, ея, сынъ Савы, бывалъ даже въ Москвѣ, и всѣ постройки у него были хорошія, какъ было хорошо и все заведеніе. Жили они въ небольшой деревнѣ на берегу рѣки, и засѣвали хлѣба, овса и жита такъ много, что могли продавать. Анисья постоянно говорила, что здоровый трудолюбивый человѣкъ по міру не пойдетъ, и она послѣ смерти мужа хозяйство не опустила, а продолжала поднимать его.
-- Ну и слава Богу,-- сказалъ старикъ; вставая:-- день конченъ, и на покой пора.
Кругомъ избы шли широкія лавки, на которыхъ всѣ и улеглись, заперевъ за работникомъ, отправившемся спать на сѣновалъ, дверь. Не прошло и минуты, какъ мать съ дѣтьми крѣпко спали и ворочался только старикъ, но наконецъ и онъ заснулъ.
Ночь была такая свѣтлая, хоть читай, а на рѣкѣ было еще свѣтлѣе, чѣмъ подъ деревьями. Ярко красная заря освѣщала быстрыя воды и плывшія по нимъ довольно большія лодки. На лодкахъ сидѣли люди, но говору не было слышно ни какого. Приблизившись къ деревнѣ, они стали причаливать и выходить изъ лодокъ. Это оказались татары, вооруженные луками.
Оставивъ въ каждой лодкѣ по два человѣка, они крадучись стали подходить. Люди спокойно, продолжали спать, но собаки залаяли и завыли.
Дѣдка Сава тотчасъ же встрепенулся и вышелъ за ворота.
Услыхавъ лай, татары пустились бѣгомъ. Дѣдка, стоявшій въ калиткѣ, однимъ ударомъ былъ сшибленъ съ ногъ, и во дворъ и въ избу вбѣжалъ тотъ самый татаринъ, что приходилъ за недѣлю передъ этимъ съ товаромъ, и, крикнувъ своимъ спутникамъ, чтобы они выносили сундуки, самъ подбѣжалъ къ оторопѣвшей Анисьѣ и сказалъ ей:
-- Хочешь быть жнѣа, такъ отдавай все, что у тебя есть.
-- Бери все, что есть. Трудомъ нажить опять все можно. А жизни не наживешь. Въ клѣтушкѣ все, что есть лежитъ,-- отвѣчала Анисья.
-- Тебя я беру съ собой, и дѣтей можешь взять.
Анисья торопливо стала одѣвать дѣтей, стараясь не слушать стоновъ, долетавшихъ отъ сосѣдей. Въ деревнѣ происходилъ разгромъ невѣроятный. За малѣйшее сопротивленіе ножъ вонзался въ животъ и несчастные съ крикомъ и стономъ падали.
Не прошло и часа, какъ изъ избы Анисьи и изъ другихъ избъ все было вынесено, а женщинъ и не многихъ дѣтей, какъ стадо барановъ, погнали къ лодкамъ.
-- А гдѣ же дѣдъ нашъ?-- кричала Анисья.
-- Дѣду будетъ мѣсто на томъ свѣтѣ,-- отвѣчалъ ея хозяинъ татаринъ:-- а ты поменьше кричи. Ты баба умная, знаешь, что крикомъ не поможешь.
Хозяинъ Анисьи, по имени Маръ, часто ходилъ въ Россію и говорилъ по русски, какъ говорили и многіе, хоть не очень хорошо, а все-таки по маленьку говорили/
Анисью съ дѣтьми привели на лодку, гдѣ лежали ея сундуки, и много другого добра; кромѣ Мара на нее сѣли еще три татарина звѣрскаго вида и Маръ крикнулъ:
-- Ну готово! Абдулка, отчаливай!
Абдулка, молодой татаринъ, лѣтъ двадцати, сталъ отпихиваться отъ берега, а деревня въ это время пылала, какъ костеръ.
-- Мамка! наша изба горитъ!-- кричала Ѳеня.
-- Цыцъ! молчать!-- такъ крикнулъ страшный татаринъ, что
Анисья, ухвативъ дѣтей, прижала ихъ къ себѣ.
Маръ строго сказалъ что-то своему спутнику, на что тотъ отвѣтилъ бранью, и на лодкѣ, плывшей позади другихъ долго, долго слышалась ругань, каждую минуту грозившая перейти въ кровопролитіе, такъ какъ татары не разъ вынимали ножи и грозили другъ другъ.
Анисья въ страхѣ пересѣла на корму и перевела дѣтей. Взглянувъ на пылавшую деревню, едва виднѣвшуюся за поворотомъ рѣки, она припала головою къ борту лодки и въ первый разъ горько, горько заплакала.
-- Не плачь,-- тихо сказалъ ей Абдулка:-- жить можно вездѣ.
Анисья взглянула на говорившаго и подумала: "Этотъ ни кого не обидитъ".
И дѣйствительно, Абдулка заботился о дѣтяхъ всю дорогу. Адорога была не близкая. Сначала плыли по водѣ, потомъ пришлось тащить лодки волокомъ. Анисья пріобрѣла всеобщую любовь татаръ, потому что при этомъ трудномъ переходѣ не сидѣла сложа руки и не выла, какъ другія бабы, а работала какъ любой мужикъ. Даже свирѣпый Маръ сталъ ласковѣе и только подхваливалъ свою бабу.
Когда лодки были перенесены и уложены, флотилія снова пустилась въ путь. Дѣти постоянно сидѣли на кормѣ у Абдулкѣ, отъ котораго Аксинья выучилась не мало татарскихъ словъ.
Не доходя до города Сибири (не подалеку отъ нынѣшняго Тобольска), вся шайка остановилась и, выйдя на берегъ, стала держать совѣтъ. Большая часть этихъ татаръ жила за Сибирью и теперь боялась проходить мимо большого города съ награбленнымъ добромъ.
-- Если пойдемъ среди бѣлаго дня,-- говорили они:-- у насъ все отнимутъ.
На совѣтѣ рѣшено было пройти потихоньку ночью. А ночи начались уже темныя и пройти можно было свободно. Городъ Сибирь стоялъ на крутомъ берегу Иртыша и по другую сторону былъ окопанъ глубокими рвами.
На лодкѣ Мара его три товарища были горожане и потому рѣшено было, что они поплывутъ послѣдними.
Совѣтъ этотъ происходилъ верстъ за двадцать до города, и тутъ вся флотилія остановилась, но въ первую же ночь половина лодокъ ушла.
Маръ страшно ссорился со своими спутниками и Анисья, слушая брань, нерѣдко спрашивала у Абдулки:
-- Да что они бранятся. Что дѣлятъ?
-- Добро дѣлятъ, да и тебя въ томъ числѣ,-- отвѣчалъ Абдулка.
Въ ту ночь, какъ ушли послѣднія лодки, дѣлежъ между татарами сталъ происходить не только на словахъ, но и на дѣлѣ. Маръ и два татарина, внѣ себя отъ ярости, бросились съ берега, гдѣ варилась рыбья похлебка, на лодку и стали разбирать вещи. Скоро брань перешла въ драку и засверкали ножи. Не прошло и минуты, какъ Маръ дрался на ножахъ съ самымъ свирѣпымъ татариномъ, а третій татаринъ бросился на берегъ и потащилъ на лодку Анисью.
-- Проклятый басурманъ!-- кричала Анисья, но справиться съ Анисьей было не легко, тѣмъ болѣе, что Яшка и Феня вцѣпились ему въ ноги, и мѣшали, а Абдулка защищалъ Анисью.
Драка на лодкѣ, между тѣмъ, кончилась тѣмъ, что Маръ хватилъ своего противника такъ, что тотъ упалъ черезъ бортъ въ воду, послѣ чего Маръ бросился на выручку Анисьи и, не говоря ни слова, ударилъ ножомъ въ блину проклятаго басурманина.
Крикнувъ отъ боли, татаринъ упалъ. Упалъ тоже и Маръ, къ немалому изумленію Анисьи.
-- Абдулъ, подними,-- проговорилъ онъ:-- у меня въ боку рана.
Дѣйствительно у него въ боку была страшная рана; три татарина, какъ волки, пожрали другъ друга.
Абдулъ и Анисья зарыли двухъ покойниковъ, а третьяго унесла рѣка.
-- Ну, Анисья,-- сказалъ Абдулъ:-- теперь поговоримъ съ тобой, что намъ дѣлать. Самъ Аллахъ отдаетъ мнѣ тебя въ жены, значитъ такъ и будетъ.
-- Что ты, Абдулъ, вѣдь я на десять лѣтъ тебя старше,-- отвѣчала Анисья.
-- Это ужъ мое дѣло, а не твое.
Анисья подумала, что другого выбора ей нѣтъ, и согласилась, выговоривъ условіе, что онъ не будетъ мѣшать имъ молиться на русскія иконы.
Абдулъ былъ человѣкъ кроткій и согласился на требованіе Анисьи.
Они порѣшили въ городъ не ѣхать, а выстроиться на большой зимней дорогѣ и устроить нѣчто вродѣ заѣзжаго дома. Деньги у нихъ были, и не маленькія. Лѣсу было вволю, Абдулъ тотчасъ же досталъ плотниковъ и работа закипѣла.
ГЛАВА II.
Тихо стало въ Лѣсной деревушкѣ послѣ ухода грабителей, но когда лодки скрылись изъ виду, то, мало по малу, изъ лѣсу стали выползать и бабы съ ребятишками и старики и даже мужики. Выползъ тоже и нашъ дѣдка Сава съ синимъ рубцомъ на головѣ.
-- О Господи! помилуй насъ грѣшныхъ.
-- Батюшки свѣты! дѣвчонку-то увели.
-- Мамка! мамка! гдѣ ты?
Слышались въ этотъ день крики. Къ вечеру, когда потухъ пожаръ, всѣ оставшіеся въ живыхъ собрались въ овины, стоявшіе въ сторонѣ отъ деревни, и горю, кажется, не было предѣловъ.
Отдохнувъ нѣсколько дней, дѣдка Сава сплелъ себѣ изъ бересты котомку, положилъ въ нее что нашлось въ деревнѣ и, помолившись на всѣ "четыре стороны, поклонился въ ноги православнымъ христіанамъ и вышелъ за околицу. Съ нимъ вышло нѣсколько человѣкъ, пожелавшихъ проводить его.
-- Куда же ты пойдешь, дѣдъ?
-- Куда пойду? А куда глаза глядятъ и куда ноги дойдутъ.
-- А все же куда?
-- Сначала къ господамъ своимъ, на солеварни, а тамъ и дальше...
-- Неужто Анисью искать?
-- Пойду...
-- Ну съ Богомъ! съ Богомъ!...
Пошелъ старикъ по знакомой ему дорогѣ къ своимъ бывшимъ господамъ, купцамъ Строгановымъ. Братья Строгановы были богатые и энергичные люди. Царь Іоаннъ Грозный призывалъ къ себѣ двухъ старшихъ братьевъ, Якова и Григорія, бесѣдовалъ съ ними и одобрилъ ихъ желаніе защищать отъ набѣговъ сибирскихъ инородцевъ великую Пермь. Онъ далъ имъ жалованныя грамоты на пустыя мѣста, лежащія внизъ по Камѣ отъ земли Пермской до рѣки Сылвы и берега Чусовой до ея вершины; позволилъ имъ ставить тамъ крѣпосцы въ защиту отъ сибирскихъ и ногайскихъ хищниковъ, имѣть снарядъ огнестрѣльный, пушкарей и воиновъ на собственномъ иждивеніи, принимать къ себѣ всякихъ людей вольныхъ, не тяглыхъ и не бѣглыхъ, самимъ судить ихъ, независимо отъ пермскихъ намѣстниковъ, заводить селенія, пашни и соляныя варницы, и въ теченіи двадцати лѣтъ торговать безъ пошлины, но съ обязательствомъ не разработывать рудъ, а если найдутъ гдѣ нибудь руду, то давать знать о ней государевымъ казначеямъ. Строгановы, довольные царскою милостью, основывали и крѣпостцы и городки, и привлекали селиться на свои земли бродягъ и бездомниковъ, обѣщая богатые плоды, трудолюбивымъ смѣльчакамъ. У нихъ было свое войско и въ 1572 году они усмирили бунтъ черемисовъ, остяковъ и башкирцевъ, и заставили ихъ принести присягу вѣрности государю.
Въ то время Сибирью владѣлъ царь Кучумъ, платившій сначала дань нашему царю. Но потомъ онъ не только самъ пересталъ платить, но и запрещалъ платить ее своимъ инородцамъ, которые постоянно дѣлали набѣги на русскія поселенія.
Такъ вотъ къ этимъ самымъ Строгоновымъ, у которыхъ Сава служилъ, когда былъ молодъ, онъ и направился теперь.
Усадьба Строгановыхъ была окружена глубокимъ рвомъ и высокимъ частоколомъ съ крѣпкими дубовыми воротами, а у воротъ въ шалашѣ жилъ сторожъ. Онъ впустилъ старика, какъ впускалъ и всѣхъ прохожихъ, не спросивъ, что ему нужно, и Сава направился прямо къ дому, выстроенному изъ крупнаго лѣса и обнесенному съ трехъ сторонъ открытой галлерейкою съ рѣзными балясами. Дворъ былъ обнесенъ тоже частоколомъ, но уже не такимъ высокимъ. На лай собакъ изъ дому вышелъ мужчина и сказалъ старику, что милостыню подаютъ въ людской избѣ.
-- Нѣтъ, парень, я милостыни не прошу, а скажи ты своимъ господамъ, что къ нимъ пришелъ ихъ старый слуга Сава.
Не прошло и пяти минутѣ, какъ на красное крыльцо вышелъ одинъ изъ Строгановыхъ и ласково крикнулъ:
-- Иди, иди, къ намъ, старина. Совсѣмъ забылъ насъ. Ну что, все ли благополучна?
-- Нѣтъ, ба'тюшка Яковъ Аникіевичъ, нѣтъ, не все благополучно. Дай присѣсть хоть тутъ на крылечко и повѣдать тебѣ о своемъ горѣ.
Присѣлъ Сава, на крылечко и сталъ разсказывать, какъ ограбили ихъ деревню, какъ выжгли ее и бабъ увели.
-- Вотъ пришелъ за вашимъ совѣтомъ, господа честные. Хочу идти искать свою Анисью.
-- Полно, дѣдка, полно,-- сказалъ Григорій Строгановъ, тоже вышедшій на крыльцо,-- Ты старъ, куда ты пойдешь. А вотъ мы такъ посылаемъ туда рать и Анисью твою можетъ назадъ приведутъ. Въ прошломъ годѣ царь Кучумъ посылалъ сюда къ намъ своего племянника Махметку и много у насъ тутъ онъ надѣлалъ бѣдъ. Онъ убилъ и посла московскаго Третьяка Чебукова, ѣхавшаго въ орду Киргизъ-Кайсакскую, но-только испугался нашихъ ратниковъ и бѣжалъ.-- Мы дали знать въ Москву и, получили отъ царя грамоту..
Дѣйствительно, 30-го мая 1574 года Іоаннъ далъ грамоту, въ которой было сказано, что Яковъ, и Григорій Строгановы могутъ укрѣпиться на берегахъ Тобола и вести войну съ измѣнникомъ Кучумомъ для. освобожденія первобытныхъ жителей югорскихъ, нашихъ данкиковъ, отъ его ига, могутъ въ возмездіе за ихъ добрую службу, выдѣлывать тамъ не только желѣзо, но и мѣдь, олово, свинецъ, сѣру для опыта до нѣкотораго времени, могутъ свободно и-безъ пошлины торговать съ бухарцами и киргизами.
-- Какъ видишь,-- прибавилъ Яковъ Строгановѣ:-- намъ дано право послать на Кучума рать, А ты, старикъ, оставайся у насъ и живи себѣ спокойно.
ГЛАВА III.
Въ царствованіе Іоанна Грознаго, когда происходило дѣйствіе нашего разсказа, на Волгѣ плавать было весьма не безопасно. Разбойники грабили суда, и грабили какъ проѣзжихъ, такъ и купцовъ на перевозахъ. Въ числѣ разбойниковъ много было вольныхъ донскихъ казаковъ, Царь такъ гнѣвался на эту вольницу, что не рѣдко высылалъ противъ нихъ рать. Разгонитъ рать казаковъ въ одномъ мѣстѣ, а смотришь, они скорешенько соберутся въ другомъ. Которыхъ успѣвали изловить, тѣхъ казнили. Но самая большая шайка была у Ермака.
Ермакъ былъ человѣкъ средняго роста съ черною бородою и курчавыми волосами. Глаза у "его были ясные и быстрые. По уму же онъ превосходилъ всю шайку. Происхожденія Ермакъ былъ простого, Дѣдъ его жилъ, какъ посадскій человѣкъ, въ Суздалѣ, и едва перебивался. Фамилія или прозвище его было Аленинъ, а звали его Аѳанасьемъ Григорьевичемъ.
Надоѣло ему перебиваться со дня на день и переѣхалъ онъ во Владимиръ, гдѣ купилъ лошадей и занялся извозомъ. Тутъ-то онъ и свелъ знакомство съ муромскими разбойниками и сталъ ихъ возить. Дѣло это было прибыльное, но и опасное. Вмѣстѣ со своими сѣдоками онъ былъ изловленъ и попалъ въ тюрьму. Изъ тюрьмы Аѳанасій бѣжалъ и, захвативъ съ собою жену и двухъ сыновей Родіона и Тимофея переѣхалъ жить въ уѣздъ Юрьевца Повольскаго. Тутъ онъ умеръ, оставивъ семью безъ куска хлѣба. Прослышали Родіонъ и Тимофей, что Строгановы приглашаютъ селиться къ нимъ на Чусовую рѣку и перебрались туда подъ фамиліею Повольскихъ. У Родіона родились тамъ дѣти и у Тимофея тоже. Младшій сынъ Тимофея Василій былъ особенно боекъ, ловокъ и большой краснобай. Онъ нанялся работникомъ на барки и ходилъ по Волгѣ и Камѣ. Но скучная эта работа скоро ему надоѣла и онъ ушелъ къ вольнымъ донскимъ казакамъ, но ушелъ ужъ не Василіемъ, а Ермакомъ. Артельный таганъ назывался ермакомъ, а такъ какъ на баркахъ Василій былъ кашеваромъ, то товарищи и прозвали его Ермакомъ. Такъ на всю жизнь онъ и остался Ермакомъ Тимофеевичемъ.
И жизнь съ казаками тоже скоро надоѣла Ермаку. Подобралъ онъ товарищей по себѣ и зашелъ со своею шайкою на Волгу разбойничать. Имя Ермака стало гремѣть по всей Волгѣ. Спуску онъ не давалъ никому и останавливалъ суда съ государевою казною и купеческими товарами и съ чужеземными послами. Все, что могъ брать, онъ бралъ, и на себѣ доказывалъ, что доброму вору -- все въ пору. Показалось ему на Волгѣ тѣсно и вышелъ онъ въ Каспійское море, гдѣ напалъ на персидскихъ и бухарскихъ пословъ и ограбилъ ихъ.
Услыхавъ о разбояхъ Ермака, царь присудилъ его и его четырехъ атамановъ къ смертной казни. Но вѣдь судъ-то былъ произнесенъ надъ орломъ въ небѣ, онъ въ руки войску не попался и ушелъ вверхъ по Волгѣ.
Но съ этого времени Ермакъ закручинился. Елухою осенью выходила шайка на берегъ, устроивала шалаши, разставляла сторожевыхъ и разводила костры, на которыхъ варила похлебку, кашу и обогрѣвалась.
-- О чемъ ты все думаешь, Ермакъ?-- спрашивалъ Ермака ближайшій другъ его Иванъ Кольцо.
-- Словно горе какое у тебя?-- прибавилъ третій атаманъ Яковъ Михайловъ.
-- Да, горе не даетъ мнѣ покоя,-- отвѣчалъ Ермакъ.
-- Скажи, атаманъ, какое? мы можетъ быть и поможемъ,-- сказалъ Никита Панъ.
Четыре атамана, окружавшіе Ермака, были близкіе ему люди и удальцы на подборъ.
-- Тяжело мнѣ быть подъ царской опалой. Такъ тяжело, что иногда думается, что пошелъ бы въ городъ, да и отдался въ руки. Только страшна эта проволока да казнь.
-- А ты думаешь, мнѣ легко?-- возразилъ ЕІванъ Кольцо:-- Легко развѣ знать, что всякій прощалыга можетъ выдать тебя и на плаху свести?
Надо думать, что въ душѣ каждый разбойникъ радъ былъ бы избавиться отъ своего прошлаго. Да и кромѣ того, не легко имъ было скрываться зимою по деревнямъ да по поселкамъ.
Но судьба точно сжалилась надъ шайкою Ермака и весною казаки получили грамоту отъ 6-го апрѣля 1579 года, въ которой Строгановы убѣждали ихъ бросить недостойное ремесло и пріобрѣсти добрую славу.
"У насъ имѣются крѣпости и земли, но мало дружины,-- писали они:-- идите къ намъ оборонять Великую Пермь и восточный край христіанства".
Когда Ермаку прочли эту грамоту, то онъ заплакалъ отъ умиленія. И вотъ полетѣлъ по Волгѣ кличъ: Ермакъ сзывалъ къ себѣ всѣхъ желающихъ отправиться вмѣстѣ съ нимъ на его родину, оборонять Великую Пермь. Желающихъ нашлось много и поплылъ Ермакъ на Каму со своими четырьмя товарищами и съ 540 человѣками безстрашныхъ удальцовъ.
Въ то время Яковъ и Григорій Строгановы уже покоились вѣчнымъ сномъ и главную рать встрѣтили младшій братъ Строгановыхъ Семенъ и два ихъ сына Максимъ Яковлевичъ и Никита Григорьевичъ. Рать подъ началомъ Ермака подплыла къ городку, поставленному Строгановыми, и атаманъ въ іюнѣ мѣсяцѣ 1579 года, черезъ шесть лѣтъ послѣ того, какъ татары увели Анисью съ дѣтьми, пришелъ съ своими четырьмя товарищами въ домъ съ почетомъ встрѣтившихъ его Строгановыхъ.
Усадивъ за столъ гостей, хозяева одарили ихъ и стали поить.
-- Мы для васъ сдѣлаемъ все, что хотите, и будемъ беречь васъ; а вы не давайте въ обиду нашихъ поселковъ и городковъ. Татары и вогуличи въ конецъ раззоряютъ насъ.
Вернулись вечеромъ атаманы къ судамъ своимъ и объявили удальцамъ о предложеніи Строгановыхъ и легли спать.
Много лѣтъ Ермакъ не спалъ такъ крѣпко и сладко, какъ въ эту ночь. На душѣ у него было легко. Онъ зналъ, чего хотѣлъ, и твердо шелъ къ цѣли. О Сибири много онъ слышалъ и порѣшилъ пробраться въ нее и побиться съ татарами.
-- Почемъ знать, можетъ мы Сибирь-то и возьмемъ,-- говорилъ онъ другу своему Ивану Кольцо:-- тогда и у царя и у добрыхъ людей заслужимъ.
Утромъ казаки прислали сказать атаману, что ходили они за нимъ и на разбой, такъ отчего же имъ не идти за нимъ на доброе дѣло?
Такъ и рѣшилъ Ермакъ дать Строгановымъ утвердительный отвѣтъ. Но остаться у нихъ навсегда у него и въ мысляхъ не было. Не такой, у него былъ характеръ, чтобы онъ могъ вести осѣдлую жизнь. Сталъ онъ разспрашивать про Сибирь, про татаръ и про дорогу къ нимъ. А дорога въ Сибирь купцамъ была давно извѣстна, такъ какъ давно съ нею велась торговля. И сталъ Ермакъ говорить Строгановымъ.
-- Пробраться-то туда не важно, только оружія хорошаго у насъ нѣтъ.
-- За этимъ дѣло не станетъ,-- отвѣчали ему Строгановы:-- Вѣдь у насъ на Сибирскія земли есть и царская грамота.
-- Что значитъ грамота, коли нѣтъ земли,-- возражалъ Ермакъ:-- надо сначала Сибирь достать. Я самъ могу дать грамоту хоть на цѣлый свѣтъ, а вотъ ты пойди-ка да возьми его.
Строгановы снабдили его лодками, орудіемъ и съѣстными припасами. Взялъ Ермакъ переводчиковъ, знающихъ татарскій языкъ, разспросилъ про дорогу, взялъ съ собою иконы, трехъ поповъ, да бѣглаго монаха и заказалъ отслужить молебенъ.
Пока собиралась его рать, пробрался къ нему старенькій, старенькій старичекъ.
-- Сноха мнѣ Анисья,-- началъ было дѣдка Сава и заплакалъ.
-- Обидѣла тебя, дѣдушка?
-- Какой обидѣла. Татары ее обидѣли... увели...
-- Такъ что же тебѣ нужно?
-- Какъ встрѣтишь ее, такъ скажи, что дѣдъ Сава у Строгано. выхъ живетъ.
-- Скажу, скажу, дѣдушка.
Отстояли казаки молебенъ, при звукѣ трубъ воинскихъ дали обѣтъ въ доблести и цѣломудріи и 1-го сентября 1581 года Ермакъ отплылъ съ дружиною въ 840 ратниковъ въ походъ на Сибирь.
Вотъ что поется въ народной пѣсни о сборахъ Ермака въ Сибирскій походъ:
"Какъ на Волгѣ рѣкѣ, да на Камышенкѣ
Казаки живутъ, братцы, люди вольные;
Все донскіе, гребенскіе со яицкими.
У казаковъ былъ, братцы, атаманушка,
Ермакомъ звали, Тимофеичемъ.
Не злата труба, братцы, вострубила,
Не звонка ли, не громка ли рѣчь возговорила,
То возговорилъ, братцы, Ермакъ Тимофеевичъ:
"Ужъ вы думайте, казаки братцы, попридумайте,
Какъ проходитъ у насъ лѣто теплое,
Настаетъ, братцы, зима холодная,
Еще гдѣ намъ, братцы, зимовать будетъ?
Намъ на Волгѣ жить -- все ворами слыть.
На Яикъ идти -- переходъ великъ,
На Казань идти -- грозенъ царь стоитъ:
Грозенъ царь стоитъ, братцы, немилостивый,
Онъ послалъ на насъ рать великую,
Рать великую въ сорокъ тысячей.
Такъ пойдемте же да возьмемъ Сибирь".
ГЛАВА IV.
Весело выступила въ Сибирь рать по рѣкѣ Чусовой и перешла въ рѣку Серебрянку, впадающую въ Чусовую. Плыть приходилось противъ воды и грести было очень нелегко. Плыли они долго, а дни становились все короче, а ночи длиннѣе и темнѣе, такъ что на ночь лодки приходилось останавливать. Да и холодъ началъ донимать ихъ. Видятъ они на берегу камень, вышиною саженей въ 20, и шириною саженей въ 30. Вышли они на берегъ и видятъ, что это пещера, и войти въ нее можно. Тутъ вся рать и зазимовала.
"И нашли они пещеру каменну
На той на Чусовой рѣкѣ, на висячемъ большомъ каменѣ;
И зашли они сверхъ того камене,
Опущались въ ту пещеру казаки
Много не мало, двѣсти человѣкъ;
А которые остались люди похужѣе,
На другой сторонѣ въ такую-жъ пещеру убиралися.
И тутъ имъ было хорошо зиму зимовать".
Эта пещера съ тѣхъ поръ зовется "Ермаковымъ Камнемъ".
Съ этого мѣста начались Уральскія горы. И поплыли они далѣе по Серебрянкѣ между горъ. Мѣстами горы стискивали рѣчку такъ, что едва можно было пройти. А съ рѣки Серебрянки начинался Сибирскій путь.
Вышли они тутъ на берегъ, Ермакъ и говоритъ своимъ казакамъ.
-- До сихъ поръ шли мы благополучно, людей мы- встрѣчали мало, да и тѣ вниманіе на. насъ не обращали, а не только не задѣвали насъ. Что будетъ дальше, одному Богу извѣстно. Можетъ быть, насъ погонятъ назадъ, такъ намъ и спрятаться-то будетъ негдѣ. Не сдѣлать ли намъ тутъ укрѣпленія?
Вытащили они на берегъ лодки и устроили земляное укрѣпленіе. Съ этого самаго мѣста они волокомъ потащили лодки до рѣки Жаровли. А тамъ опять пошли водою до Туры, сибирской рѣчки.
Мѣстность пошла болѣе населенная и сталъ попадаться народъ осѣдлый, а не одни кочевники.
-- Теперь зѣвать нечего,-- говорилъ Ермакъ;-- надо держать ухо востро. Землепашецъ за землю крѣпко будетъ стоять.
По Турѣ жили татары, вогзьлы и остяки, и правилъ ими князь Епанча, подданный царя. Кучума. Какъ увидалъ Епанча казаковъ на рѣкѣ, то тотчасъ же собралъ своихъ людей и сталъ пускать стрѣлы въ нихъ. Казаки зарядили ружья и дали залпъ. Повалились Епанчевы воины, какъ снопы, кто со страху, а кто и отъ ранъ, а кто и убитымъ оказался. Ружейныхъ выстрѣловъ они никогда не слыхали и потому испугались, а когда опомнились, такъ бросились бѣжать.
Ермакъ велѣлъ причалить къ берегу и казаки пустились въ догонку за татарами. Тутъ они раззорили татарскій городокъ Епанчинъ (Туринскъ) и нѣсколько деревень. Затѣмъ сѣли опять въ лодки и поплыли дальше въ рѣку Тавду, гдѣ поймали нѣсколько татаръ, среди которыхъ одинъ оказался понаряднѣе другихъ. Ермакъ велѣлъ его привести къ себѣ и спросилъ, кто онъ и откуда?
-- Зовутъ меня Таузакомъ и я приближенный царя Кучума,-- отвѣчалъ татаринъ.
-- Если хочешь живъ остаться,-- сказалъ ему Ермакъ:-- то говори всю правду, а иначе я велю убить тебя вотъ этимъ.
-- Все разскажу, что знаю, отвѣчалъ Таузакъ:-- На рѣкѣ Иртышѣ стоить городъ Сибирь, а живетъ въ немъ и царствуетъ царь Кучумъ. Хоть онъ и слѣпъ, а сильный парь. Подъ началомъ у него много князей, которые ему платятъ дань. Есть у него племянникъ Махметкулъ, такой богатырь, какого другаго на свѣтѣ нѣтъ. Кучума народъ не любитъ за то, что онъ обращаетъ его въ магометанство, и обращаетъ язычниковъ силой. Войска у него много и оружіе есть, а вотъ такихъ штукъ, какими вы стрѣляете, у него нѣтъ. Будь у него такія штуки, такъ онъ покорилъ бы весь міръ. Сибирь городъ хорошій, торгуетъ съ бухарцами мѣхами.
-- А какъ намъ пройти въ Сибирь?
-- Пройти Тавдою рѣкою, а потомъ войти въ Тоболъ, а изъ Тобола въ Иртышъ.
-- Ну, такъ знаешь что, татаринъ,-- сказалъ ему Ермакъ:-- иди-ка ты теперь къ своему Кучуму и скажи ему, что и мы скоро будемъ.
ГЛАВА V.
Скачетъ Таузакъ на одной лошади, а другую ведетъ подъ узцы, а какъ начнетъ лошадь подъ нимъ приставать, онъ сядетъ на другую, а прежнюю ведетъ подъ узцы, и вотъ на третій день, перебравшись черезъ три вала, подскакалъ къ городскимъ воротамъ и поѣхалъ по городскимъ улицамъ. Дома въ городѣ были деревянные, а которые побогаче, то изъ необожженнаго кирпича. Подскакалъ Таузакъ ко дворцу Кучума и прямо прошелъ къ нему въ горницу.
-- По поступи слышу,-- проговорилъ слѣпой Кучумъ:-- что съ недобрыми вѣстями пріѣхалъ ты, Таузакъ.
-- Съ недобрыми, царь батюшка, съ недобрыми. Горе твоему царству -- близятся къ намъ русскіе, съ страшными луками. Народъ они крѣпкій, сильный, а какъ стрѣлять начнутъ, то словно громъ гремитъ, а молнія такъ и сверкаетъ.
-- Что ты вздоръ-то говоришь,-- проговорилъ встревоженный Кучумъ.
-- Нѣтъ не вздоръ, а истинную правду, и стрѣлъ они не выпускаютъ, а людей убиваютъ, даже желѣзныя кольчуги насквозь пробиваютъ.
-- Горе мнѣ, горе! закричалъ царь:-- видно правду пророчили люди.
-- Горе! горе!-- закричали царедворцы.
-- Горе! горе!-- повторили жены Кучумовы.
А по улицамъ народъ съ тревогою разсказывалъ, что въ воздухѣ виднѣлся городъ съ христіанскими церквями и что вода въ Иртышѣ была кроваваго цвѣта.
-- Горе! горе!-- кричали татары по всѣмъ улицамъ:-- не даромъ приходилъ отъ Иртыша бѣлый волкъ, а отъ Тобола черная собака, и грызлись между собою.
-- Бѣлый волкъ,-- объясняли сибирскіе волхвы: -- это Кучумова рать, а черная собака русскіе. Быть войнѣ! русскіе идутъ.
-- Русскіе идутъ!-- кричали на базарѣ: -- погибнетъ царство Сибирское.
Тутъ же на базарѣ стоялъ черноволосый парень лѣтъ около двадцати, и продавалъ привезенную имъ на двухъ возахъ муку. Разузнавъ все, что было извѣстно о приближеніи русскихъ, Иванъ Савинъ или, какъ его тутъ звали, Абдулъ сѣлъ на одну пустую телѣгу и, посадивъ на другую работника остяка, во всю прыть поѣхалъ домой.
Анисья вышла за ворота и, слыша стукъ телѣги, проговорила про себя:, -- Что это скачутъ сломя голову, навѣрное что нибудь случилось.
Ваня съ шумомъ въѣхалъ въ отворенныя ворота и по поблѣднѣвшему лицу его мать увидала, что дѣйствительно что-то случилось.
-- Что такое?-- проговорила Анисья.
-- Идемъ въ горницу! тамъ скажу.
Домъ Анисьи былъ цѣлою усадьбою. Мужъ ея, Абдулка, умершій только въ этомъ году, оказался хорошимъ мужемъ и превосходнымъ хозяиномъ. Они держали пятерыхъ работниковъ и нѣсколькихъ работницъ, но не изъ татаръ. Никто не зналъ, что жена у -него не татарка, и они торговали на Славу. Въ горницѣ сидѣла бѣлокурая красивая дѣвушка Феня и ткала какую-то матерію изъ волоконъ крапивы, чему она выучилась у сибирскихъ уроженокъ.
-- Русскіе идутъ! Сибирь брать!-- проговорилъ Ваня.
-- Господи! Слава Тебѣ Боже!-- проговорила Анисья, опускаясь на лавку.
-- Наконецъ-то я не буду прятаться отъ людей,-- вскричала Феня.
-- Надо будетъ встрѣтить ихъ съ хлѣбомъ-солью. Займись-ка,
Феня, да вычисти серебряную ризу хорошенько.
-- Въ городѣ-то всѣ точно осовѣли,-- прибавилъ Ваня.
Въ городѣ, дѣйствительно, всѣ точно осовѣли, но раньше всѣхъ другихъ опомнился слѣпой Ку чумъ. Онъ кликнулъ кличъ и сталъ собирать цѣлые полчища народу и высылать ихъ противъ казаковъ. Въ самомъ узкомъ мѣстѣ на Тоболѣ онъ велѣлъ протянуть черезъ рѣку желѣзныя цѣпи, чтобы остановить русскія лодки и напасть на нихъ. Цѣпи, точно, не пустили Ермака и онъ три дня бился съ татарами, и не могъ одолѣть ихъ. Тутъ онъ пустился на такую хитрость: набилъ чѣмъ попало лишнее казацкое платье и размѣстилъ эти чучела по лодкамъ, а самъ вышелъ съ казаками на берегъ и ударилъ на татаръ. Какъ татары увидали, что въ лодкахъ еще такое множество казаковъ, они и бросились бѣжать, такъ Ермакъ дальше и поплылъ.
Видя, что удержать русскихъ нельзя, Кучумъ разослалъ гонцовъ по всему своему царству, сзывая всѣхъ воевать. И собралось у него войско. Онъ распорядился такъ: подъ горою Чувашьею, на рѣкѣ Иртышѣ, онъ приказалъ себѣ сдѣлать засѣку, а конницу подъ начальствомъ Махметкула выслалъ противъ Ермака.
-- Если ты не справишься съ русскими,-- говорилъ онъ Махметкулу:-- то я выйду изъ города, засяду въ каменную засѣку и не пропущу русскихъ.
Засѣка эта была сдѣлана изъ тины и каменьевъ, не подалеку отъ Сибири и верстъ за пятнадцать дальше Абдулкинаго заѣзжаго двора.
Махметкулъ пробрался въ урочище Бабасанъ, гдѣ у Ермака былъ застроенъ окопъ. Ермакъ нѣсколькими залпами остановилъ тысячъ десять татарскихъ всадниковъ, которые неслись на него, чтобы смять и потоптать. Ермакъ сталъ преслѣдовать бѣжавшихъ татаръ, но потомъ разсудилъ, что лучшее поберечь порохъ, и поплылъ дальше по Тоболу. Вторая схватка происходила за шестнадцать верстъ отъ Иртыша у прибрежнаго татарскаго городка, до котораго татары провожали казаковъ, постоянно обсыпая ихъ стрѣлами. Начальникъ города Карача вывелъ своихъ татаръ и начали они драться съ Ермакомъ. Ермакъ разбилъ татаръ, взялъ городъ и перенесъ изъ него къ себѣ къ ладьи множество золота, серебра и царскаго меду, и поплылъ дальше по Тоболу.
На стрѣлкѣ при соединеніи Тобола съ Иртышемъ, на берегу появилось опять множество татаръ.
-- Экая ихъ пропасть!-- проговорилъ Ермакъ:-- Всѣхъ не перебьешь, зарядовъ не достанетъ. Лучше утекать такъ.
Дружно ударили казаки веслами, а съ крутыхъ береговъ ихъ начали осыпать стрѣлами. Стрѣлы такъ и звенѣли о кольчуги, а случалось, что и ранили казаковъ. Вѣдь и мухи надоѣдаютъ, а не только стрѣлы. Когда онѣ очень надоѣдятъ казакамъ, то тѣ выходили на берегъ и давали по татарамъ залпъ, а тѣ всѣ разбѣгались; но лишь только казаки, плыли далѣе, какъ татары снова осыпали ихъ. стрѣлами.
Видитъ Ермакъ, что безъ схватки дѣло не обойдется, и велѣлъ онъ причалить. Вышли казаки и началась жестокая битва. Татары убили кое-кого изъ казаковъ и всѣхъ до единаго переранили. Не жалѣя себя, защищали они свою, родную землю, но все-таки казаки одолѣли ихъ и поплыли дальше, ужъ вверхъ по Иртышу.,
ГЛАВА VI.
Въ это утро на Абдулкиномъ дворѣ страшно много было хлопотъ.-Мимо, взадъ и впередъ скакали татары и вѣсти обо всемъ, что происходило, передавались тотчасъ же, такъ какъ многіе заѣзжали напиться.
-- Татары бѣгутъ! русскіе близко!-- говорили работники.
Анисья ногъ подъ собою не чувствовала.
Кучумъ, услыхавъ, что казаки приближаются къ Чувашьей горѣ и вездѣ разбиваютъ его войска, самъ вышелъ изъ своей столицы Сибири и съ большой ратью сталъ на горѣ. А Махметкулъ спрятался въ укрѣпленіи подъ горою.
Вечеръ уже приближался, когда казаки подошли къ небольшому городу Атикъ-Мурзы, и Ермакъ совершенно справедливо размышлялъ такъ, что ночью плыть по Иртышу вовсе не благоразумно, и что столицу татары безъ боя не отдадутъ, и потому онъ порѣшилъ взять городокъ и отдохнуть въ немъ съ казаками, которые сильно нуждались въ отдыхѣ. Городъ сдался безъ всякаго сопротивленія, но когда казаки собирались лечь отдохнуть, то вдругъ замѣтили татаръ подъ Чувашьею горою. Татаръ было такое множество, что на казаковъ напалъ страхъ и всѣ они загалдѣли и зашумѣли.
Всѣ они собрались и стали совѣтъ держать. Что дѣлать? Куда идти? Впередъ или назадъ?
-- Лучше по добру по здорову убираться, -- говорили трусливые:-- Татаръ тутъ тьма тмущая, они перебьютъ насъ, какъ мухъ.
-- Ну, разумѣется, надо идти назадъ, довольно насъ перебито, скоро некому будетъ и побѣждать. Смотрите, сколько у насъ раненыхъ.
-- Да и чего намъ еще? Добра нажили и будетъ съ насъ. Погонимся за журавлемъ, упустимъ и синицу.
-- И не стыдно вамъ ребята,-- говорили тѣ, кто посмѣлѣе: -- Да неужели же намъ теперь заступать?
-- Хорошо такъ говорить! а какъ придется одному противъ десяти идти!
-- Хаживали и противъ двадцати.
-- Это такъ, только прежде татары нашихъ ружей боялись, а теперь попривыкли.
-- Смѣлымъ Богъ владѣетъ!
-- Что ребята развѣсили уши-то! Давайте садиться въ лодки, да и айда домой.
Тутъ Ермакъ видитъ, что дѣло-то не шуточное и что казаки его въ самомъ дѣлѣ хотятъ уходить. Онъ вошелъ въ кругъ и сталъ уговаривать да усовѣщивать.
-- Ну куда мы пойдемъ,-- говорилъ онъ: Сюда мы пришли водой, а какъ пойдемъ отсюда. Вѣдь по рѣкамъ ужъ сало плыветъ, И что про насъ скажутъ? Разбойничать ходили, разбойниками и вернулись. Надо, чтобы и при жизни да и потомъ насъ добромъ поминали.
Рѣшили казаки оставаться и стоять за себя до смерти.
Только стала заря заниматься и Ермакъ былъ уже на ногахъ. Дѣло это было на пятьдесятъ, третій день выступленія Ермака, 23-го октября.
Когда всѣ казаки собрались, то помолились Богу, и вышли изъ городка.
-- Съ нами Богъ!-- крикнули казаки и бросились къ засѣкѣ. Стрѣлы, какъ градъ, посыпались на нихъ, а они дали залпъ. Раненые падали и съ той и съ другой стороны. Казаки стали подходить все ближе и ближе, хотя людей у нихъ валилось все больше и больше. Татары, на это глядя, обрадовались и пробили сами въ трехъ мѣстахъ засѣку и бросились на враговъ. Началась страшная рукопашная битва, продолжавшаяся довольно долго. Въ этой битвѣ былъ раненъ Махметкулъ. Татары тотчасъ же подхватили его и увезли на Иртышъ.
Рана Махметкула произвела такое смущеніе среди татаръ, что казаки могли подвинуться впередъ.
Слѣпой же Кучумъ стоялъ на горѣ и ждалъ, чѣмъ кончится битва, но услыхавъ, что татары уступаютъ русскимъ, онъ приказалъ своимъ мулламъ просить Аллаха о помощи.
Но не смотря на. это, казаки подходили все ближе и ближе. Первыми побѣжали остяки, а потомъ побѣжали и татары.
-- Наши бѣгутъ!-- крикнули приближенные Кучума.
-- О горе! горе!-- отвѣчалъ имъ Кучумъ и тоже побѣжалъ.
Эта схватка такъ утомила казаковъ, что они не стали гнаться за бѣглецами, а вернулись въ свой городокъ и, разставивъ сторожей, крѣпко заснули.
Проснувшись по утру, пересчитали они своихъ убитыхъ. Ихъ оказалось 107 человѣкъ. Похоронили они ихъ какъ слѣдуетъ, раненыхъ взяли на лодки и поплыли дальше. Не доходя до города казаки увидали на берегу небольшую кучку народа и нѣсколько женщинъ. "Что за притча такая"? думаютъ они.
-- Да вѣдь съ ними иконы!
-- И хлѣбъ-соль. Это насъ вышли встрѣчать.
Казака три, четыре поудалѣе вскочили въ челнъ и подъѣхали къ берегу.
-- Добро пожаловать!-- сказала имъ Анисья, подходя съ хлѣбомъ-солью:-- добро пожаловать, православные христіане!
-- А ты кто же такая, тётка?-- спросили у нее казаки.