Шелгунов Николай Васильевич
Очерки русской жизни

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:


ОЧЕРКИ РУССКОЙ ЖИЗНИ.

XIII.

   Въ общихъ отзывахъ столичныхъ и провинціальныхъ газетъ о 1886 годѣ разнорѣчія не замѣтно. Только Московскія Вѣдомости удержались отъ оцѣнки года и начали новогоднюю передовую статью безразличною, повидимому, фразой: "о своихъ дѣлахъ говорить попри держимся: они слишкомъ текучи и годовымъ срокомъ не опредѣляются". Остальныя газеты не смутились текучестью русскихъ дѣлъ и подвели "текучести" итоги. Одни сдѣлали эту работу съ большою обстоятельностью и съ тщательностью домовитыхъ хозяекъ вымели все, что накопилъ 1886 годъ, затѣмъ выметенное разложили на кучки и устроили нѣчто вродѣ всероссійской выставки идейной и общественной производительности 1886 года. Такъ поступили Новости, Новое Время, Русскій Курьеръ, Русскія Вѣдомости. Другія, напримѣръ, Современныя Извѣстія, выставки не дѣлали и ограничились короткою общею характеристикой прошлогоднихъ дѣлъ. Но какъ бы различно ни поступили органы нашей печати, всѣ они говорили и прямо, и между строкъ, что годъ былъ "сѣренькій", "безразличный", "будничный". Разница въ отзывахъ заключалась не въ существѣ, а въ формѣ, въ пріемѣ отношеній въ фактамъ, въ той большей или меньшей виртуозности, которую газеты обнаружили въ этомъ дѣлѣ, казавшемся имъ очень щекотливымъ и деликатнымъ. Какъ же газеты воспользовались богатымъ матеріаломъ, который предлагалъ имъ только что пережитый годъ? А матеріалъ былъ несомнѣнно, и матеріалъ очень богатый и очень разносторонній. Газеты развертывали передъ читателемъ картину всей русской жизни, во всѣхъ ея областяхъ и сферахъ, давали обзоръ внѣшней политики и внутреннихъ мѣропріятій, давали обзоръ финансовъ, экономической и хозяйственной жизни, литературы, музыки, художества, театра, просвѣщенія и даже русской науки. Такой богатый матеріалъ могъ подавить самый серьезный умъ; самое сильное воображеніе смутилось бы передъ задачей слить это громадное разнообразіе въ одну общую картину, дать ей правильное освѣщеніе, установить разнообразію законъ. Какъ же отнеслась печать жъ громадной массѣ фактовъ, которую развернула передъ нею русская жизнь, въ какое отношеніе поставила она себя къ нимъ, насколько помогла! общественному сознанію и насколько подготовила читателя понимать то, что встрѣтитъ его въ 1887 году? Начну съ газетъ московскихъ.
   Какъ я уже сказалъ, Московскія Вѣдомости перешагнули черезъ внутренніе вопросы: "О своихъ дѣлахъ говорить попридержимся... Посмотримъ, что дѣлается у другихъ",-- сказала газета и затѣмъ увела своихъ читателей за границу. Московскія Вѣдомости всегда хорошо знаютъ, что онѣ дѣлаютъ, и равновѣсія не теряютъ. И теперь, оставивъ за спиной "текучія" дѣла, потому что -о ни "годовымъ срокомъ не опредѣляются, Московскія Вѣдомости взялись за оцѣнку еще болѣе текучихъ дѣлъ, еще менѣе подчиняющихся годовому сроку. Но для Московскихъ Вѣдомостей это не отступленіе,-- онѣ ведутъ свою линію и дѣлаютъ свое дѣло. О своихъ подписчикахъ газета, кажется, вовсе не заботится и печатаетъ статьи не для нихъ. По тону и манерѣ изложенія, а, главное, по напряженію, которое чувствуется въ каждой передовой статьѣ Московскихъ Вѣдомостей, такъ и кажется, что газета ведетъ бесѣду черезъ головы своихъ подписчиковъ съ какимъ-то отдаленнымъ, невидимымъ читателемъ. На этотъ разъ Московскія Вѣдомости обѣляютъ Францію отъ всякихъ подозрѣній въ ея желаніи идти слишкомъ налѣво и хотятъ доказать, что она достойна дружбы Россіи. Правители Франціи,-- говоритъ газета,-- "цѣлымъ рядомъ мѣръ доказали свое нерасположеніе къ стремленіямъ анархистовъ и свою готовность всѣми мѣрами поддерживать въ странѣ порядокъ и спокойствіе". Для упроченія порядка и спокойствія Фрейсине порвалъ съ представителями крайнихъ мнѣній,-- если не на словахъ, то на дѣлѣ,-- и твердо преслѣдовалъ свою цѣль. "Безпорядки въ Деказвиллѣ были подавлены силой и агитаторы въ кандалахъ препровождены въ тюрьму. Такую же твердость и рѣшительность выказало правительство и при возникновеніи всѣхъ другихъ безпорядковъ, съ какой бы стороны они ни исходили: съ крайней лѣвой или съ крайней правой". Съ этою же цѣлью были высланы претенденты и мѣра эта "свидѣтельствуетъ о настойчивости правительства положить конецъ шатанію, пагубному для страны". "Умѣренность и твердость были положены въ основу и иностранной политики, гдѣ и принесли хорошіе результаты". "Въ общемъ,-- заключаетъ газета свой отзывъ,-- Франція не можетъ пожаловаться на истекшій годъ: она принимаетъ все болѣе и болѣе соотвѣтствующее ей положеніе въ европейской системѣ".
   Совсѣмъ иную картину внутреннихъ порядковъ представляютъ Англія, Германія и Австрія. Въ Англіи "менѣе чѣмъ въ два года смѣнились четыре министерства,-- не лучше, чѣмъ бывало во Франціи въ періодъ самыхъ печальныхъ Неурядицъ". "Внѣ все болѣе падаетъ довѣріе къ Англіи, внутри -- къ самой конституціи, и вдобавокъ -- феніи, анархисты, соціалисты. Словомъ,-- говорятъ Московскія Вѣдомости -- новый годъ застаетъ Англію далеко не въ завидномъ положеніи".
   Въ Германіи внутреннее положеніе тоже очень шатко. Правительство употребляетъ всевозможныя мѣры, чтобъ упрочитъ объединеніе Германіи, дѣлаетъ массу уступокъ, но во всѣхъ важныхъ случаяхъ терпитъ полную неудачу, если не считать перемѣну въ Баваріи по случаю непредвидѣнной смерти короля Людвига. Регентъ Луитпольдъ оказывается весьма подходящимъ для германскаго канцлера. "Но пріобрѣсти симпатіи правителя еще не значитъ снискать расположеніе народа", и ко всему этому "соціализмъ въ Германіи распространенъ чуть ли не болѣе, чѣмъ въ какой бы то ни было другой странѣ".
   Что же касается Австріи, то въ ней "рѣзче, чѣмъ когда-либо, выказалась старая язва -- вражда различныхъ національностей, составляющихъ эту собирательную имперію". "Поляки, чехи, другіе славяне, венгры, нѣмцы -- всѣ враги другъ друга и, въ то же время, на югѣ Австріи все болѣе поднимаетъ голову Italia irredenta, встрѣчающая восторженное сочувствіе и въ населеніи Италіи. Вообще въ воздухѣ пахнетъ порохомъ и чувствуется неизбѣжность войны между Франціей и Германіей.
   Другая изъ старыхъ московскихъ газетъ -- Современныя Извѣстія -- тоже не увѣрена въ мирѣ, но она не увѣрена и въ войнѣ. "Есть ли основаніе быть удостовѣренными,-- высказываетъ свои сомнѣнія газета,-- что продолжится единомысліе Россіи съ Турціею и не обращены ли будутъ обстоятельствами единомышленники въ противниковъ? Поддержитъ ли Германія Австрію или Россію, и Россія поддержитъ ли Германію? Присоединится ли Италія къ Франціи или къ Германіи? Да, наконецъ, вполнѣ ли невозможенъ союзъ даже Франціи съ Германіею, сколь ни мало это вѣроятно?... Столь же темно и будущее отношеніе между Франціей и Великобританіей. Честь рѣшенія вопроса, быть ли войнѣ въ 1887 г., принадлежитъ, по мнѣнію Современныхъ Извѣстій, господину Муткурову: "занавѣсъ будетъ поднятъ, если, какъ предвѣщаютъ слухи, Болгарія будетъ провозглашена королевствомъ, съ Баттенбергомъ или безъ Баттенберга, все равно, и если, не довольствуясь даже сліяніемъ съ Восточною Румеліей, поднимутъ движеніе и въ Македоніи". Такимъ образомъ, Современныя Извѣстія ставятъ миръ и войну въ зависимость отъ Болгаріи и Россіи съ Турціей.
   Мало вѣруя въ точные разсчеты разума, Современныя Извѣстія признаютъ въ исторіи присутствіе "мистическаго" элемента и думаютъ, что именно онъ-то и явится вершителемъ будущихъ судебъ Европы. "Въ данномъ положеніи,-- говорятъ Современныя Извѣстія^--есть обстоятельство, сила котораго окажетъ себя несомнѣнно, но которое не поддается разсчету: Европа приближается къ столѣтнему юбилею "великой революціи". "Съ этой точки зрѣнія смотря,-- разсуждаетъ старая московская газета,-- можетъ быть, было бы даже лучше, чтобы военная гроза пронеслась надъ Европою скорѣе и чтобы къ 1889 году небо уже совершенно расчистилось". Но даже и при мистическомъ элементѣ въ исторіи, все-таки, не совсѣмъ ясно, почему "великая революція", свершившаяся въ 1789 году, должна привести Европу къ военной катастрофѣ въ 1889 году.
   Не разрѣшивъ этого вопроса, Современныя Извѣстія обращаются къ нашимъ внутреннимъ дѣдамъ, "томительную неопредѣленность" которыхъ они ставятъ въ прямую зависимость отъ неопредѣленности внѣшняго положенія, и при этомъ опять склоняютъ свой взоръ въ сторону Баттенберга и Святой Софіи и требуютъ подъема народнаго духа. Газета не безъ основанія замѣчаетъ, что "вѣрующіе въ независимость экономической жизни отъ дипломатическихъ отношеній отечества обличаютъ, между прочимъ, свое невѣжество въ психологіи. Униженнымъ положеніемъ государства не удручается ли сердце гражданина, а при этомъ какое мѣсто предпріимчивости? Мало того: не сокращаются ли самыя желанія, а отсюда и экономическія потребности, а отсюда размѣры производства и обмѣна?" Чтобы подкрѣпить эту мысль, газета указываетъ на нѣмцевъ, у которыхъ послѣ Седана и Меца явилось и сознаніе своего достоинства, и чувство увѣренности, а вмѣстѣ съ ними разцвѣла въ Германіи торговля и промышленность.
   Но не одни внѣшнія дѣла дѣйствуютъ удручающимъ образомъ на нашъ народный духъ и на нашу экономическую жизнь. "Общество стоить на распутіи,-- говорятъ Современныя Извѣстія,-- реформы прошлаго царствованія подвергнуты вопросу, а обликъ будущаго вполнѣ и точно не опредѣленъ. Уѣздное управленіе ждетъ предвозвѣщеннаго преобразованія, земскія и городскія учрежденія -- пересмотра своихъ началъ, судебная реформа систематически урѣзывается. Совокупность этихъ неопредѣленностей, проникнутыхъ однимъ отрицаніемъ, не можетъ оживлять населеніе, да не можетъ не содѣйствовать и окончательной деморализаціи самихъ учрежденій, если въ нихъ существуютъ недостатки".
   Печальное положеніе, которое рисуютъ Современныя Извѣстія, подѣйствовало удручающимъ образомъ, прежде всего, на самую газету и повергло ее въ крайне пессимистическое настроеніе. Народное хозяйство въ застоѣ, говоритъ газета, и нѣтъ признаковъ, по которымъ бы можно было ожидать его поднятія, земледѣліе перестаетъ быть доходнымъ производствомъ, наша задолженность передъ иностранцами возростаетъ, обязанность расплаты ведетъ къ новымъ займамъ и къ возвышеніямъ налоговъ, налоги же достигли пункта, послѣ котораго они дѣйствуютъ уже заднимъ ходомъ и начинаютъ сокращать производство и обмѣнъ; подобный же задній ходъ наблюдается и по важнѣйшимъ статьямъ бюджета, какъ доходы таможенный и питейный.
   Въ сферѣ умственной жизни "прошлый годъ утѣшилъ русскаго человѣка единодушнымъ -- и въ Старомъ, и въ Новомъ Свѣтѣ -- признаніемъ величія его писателей. Но то дѣятели минувшаго времени и, притомъ, въ сферѣ исключительно художественной. А поднимается ли умственная дѣятельность внутри? Прибываетъ ли силъ отъ знанія? Воскресаютъ ли идеалы? Кончается ли періодъ, который можно назвать опереточнымъ? Преобразованные университеты дали-ль чѣмъ-нибудь знать обществу объ удвоенной производительности, которой нужно было ожидать отъ новаго начала, къ нимъ примѣненнаго? На эти вопросы способнѣе насъ отвѣтить сами читатели". Такъ заключаютъ свой обзоръ года Современныя Извѣстія. Но гдѣ же читателю найти отвѣты на эти вопросы? Безпросвѣтный, скорбный пессимизмъ Современныхъ Извѣстій ляжетъ на бѣднаго читателя такимъ гнетомъ, что даже въ самомъ бодромъ человѣкѣ едва ли явится что-нибудь кромѣ щемящаго чувства, безвѣрія и страха передъ такимъ пугающимъ, неопредѣленнымъ будущимъ. И почему сама газета не отвѣтила на свои вопросы?
   Русскій Курьеръ указываетъ на три особенности въ международной политикѣ 1886 года: повсемѣстный подъемъ національнаго духа, ослабленіе связующихъ народы и государства нитей и стремленіе къ новой группировкѣ державъ взамѣнъ нарушенной прежней. "Новая струя, охватившая народныя массы и проникнувшая во всѣ слои общества, выбрасываетъ,-- по словамъ Русскаго Курьера,-- на поверхность общественной и политической жизни дѣятелей, отвѣчающихъ шовинистской тенденціи" и удаляетъ тѣхъ, которые для этого не годятся. Надежды на миръ въ 1887 г. Русскій Курьеръ ни малѣйшей не питаетъ. "Все мрачно, темно, безпросвѣтно",-- говоритъ онъ.
   На внутреннія дѣла Русскій Курьеръ смотритъ, впрочемъ, не съ такимъ омраченнымъ челомъ и даже какъ-то двойственно. Домашнимъ дѣламъ онъ посвящаетъ двѣ статьи: Право и судъ 1886 г. и 1886 іодъ въ экономическомъ отношеніи. Первая статья написана съ нѣкоторымъ пессимизмомъ, а вторая съ немалою дозой оптимизма. Въ Правѣ и судѣ Русскій Курьеръ называетъ 1886 годъ годомъ "текущихъ реформъ". Ничѣмъ особенно крупнымъ онъ не ознаменовался, но канцеляріи и многочисленныя конииссіи учено-бюрократическаго характера, судя по отголоскамъ, достигающимъ до общества и печати, работали всѣ 365 дне.й, готовя къ выпуску въ свѣтъ чрезвычайные законодательные памятники. Начало всѣмъ этимъ "проектамъ реформъ и законопроектамъ" положено не въ истекшемъ году, а перешли они въ наслѣдство "отъ многихъ и даже весьма многихъ предшественниковъ". Эту медленность Русскій Курьеръ объясняетъ тѣмъ, что "нигдѣ пословица: семь разъ примѣрь, одинъ отрѣжь -- не нуждается въ такомъ строгомъ примѣненіи, какъ при писаніи законовъ". Кромѣ этого утѣшенія общаго характера, Русскій Курьеръ въ безплодности прожитаго года усматриваетъ еще и утѣшеніе спеціальное. "Принявъ во вниманіе современное общественное настроеніе и дующіе отовсюду холодные вѣтры, врядъ ли мы ошибемся,-- говоритъ Курьеръ,-- если скажемъ, что появленіе въ такое смутное и тревожное время всякаго рода "реформъ" едва ли желательно и что "писаніе законовъ" совершается не во благовременіи. При недовѣріи ко всѣмъ просвѣтительнымъ и гуманнымъ реформамъ незабвенной памяти Императора Александра II, все болѣе и болѣе проникающемъ и охватывающемъ наши вліятельныя сферы, при несомнѣнномъ и нескрываемомъ торжествѣ не симпатизирующей имъ части русской печати, что можемъ мы ожидать и что получить?" Еще безотраднѣе другое оправданіе, дѣлаемое Курьеромъ прошедшему году. "Когда общество въ тревогѣ за сохраненіе существующаго, когда подъ это "существующее", чѣмъ общество привыкло уже дорожить, подкапываются и подводятъ мины, когда оно окружено, такъ сказать, атмосферою "подозрительныхъ признаковъ", является не малою радостью и облегченіемъ одно уже то, что существующее продолжаетъ существовать и что "страхи" оказываются миражемъ, плодомъ испуганнаго и разстроеннаго воображенія". Сколько у Русскаго Курьера упованій на 1887 годъ и какою надеждой желаетъ газета окрылить читателя, можетъ явствовать изъ слѣдующихъ заключительныхъ словъ: "хорошо было бы, еслибъ и о немъ (1887 годѣ) по истеченіи 365 дней можно было сказать то же, что сказали о 1886 годѣ".
   Въ другой статьѣ, экономической, хотя тоже говорится о застоѣ во всѣхъ дѣлахъ, о народной бѣдности и неудачныхъ мѣропріятіяхъ, но все это выходитъ какъ-то гораздо розовѣе. Указывая на упадокъ нашей хлѣбной торговли и на необходимость, поэтому, измѣненія культуры хлѣбовъ и развитія обрабатывающей промышленности, Русскій Курьеръ замѣчаетъ: "Давно ведутся разсужденія на эту тему. Радикальныхъ же средствъ для перехода къ такому порядку не было указано и въ текущемъ году; не видно было и частнаго почина, хотя истина достаточно выяснилась. Такъ что старый годъ передаетъ новому все тотъ же заколдованный кругъ, изъ котораго наше народное хозяйство не можетъ выбиться уже не первый годъ". Мѣры, придуманныя для помощи народу, останавливаются всегда гдѣ-то на полпути и до истинно нуждающихся не доходятъ. Отдѣленіе крестьянскаго банка, напримѣръ, выдаетъ крестьянамъ ссуды подъ залогъ зерна, но не менѣе тысячи пудовъ, сохраняемыхъ въ хорошо устроенномъ амбарѣ. И вотъ ссудой пользуется скупщикъ, закладывая "свое" зерно, а мужикъ, у котораго дѣйствительно свое зерно, ссуды получить не можетъ. Или крестьянскій поземельный банкъ, выдаетъ ссуды малоземельнымъ крестьянамъ для покупки земли, но выдаетъ меньше, чѣмъ нужно мужикамъ. Недостающую сумму крестьяне должны найти, гдѣ они знаютъ. Поэтому, кто имѣетъ возможность раздобыть "доплату" -- ссуду изъ банка получаетъ, а кто нѣтъ -- остается безъ ссуды и безъ земли. Разживаются только ростовщики и кулаки -- или тѣмъ, что ссужаютъ крестьянъ деньгами для доплаты, или же тѣмъ, что, прикрываясь именемъ общества, получаютъ изъ банка тысячи. Тотъ же банкъ почему-то благоволитъ больше подворному владѣнію, чѣмъ общинному. При подворномъ владѣніи онъ даетъ ссуду до 500 руб. на дворъ, а при общинномъ -- по 125 на мужицкую душу. Что бы получилось 500 руб. на дворъ, нужно быть въ семьѣ четыремъ мужицкимъ душамъ, а такихъ семей почти нѣтъ. Бывали примѣры, что крестьяне-общинники, чтобы получить изъ банка большую ссуду, составляли приговоры о замѣнѣ общиннаго подворнымъ владѣніемъ. Говоря объ обращеніи оброчной подати бывшихъ государственныхъ крестьянъ въ выкупные платежи, Курьеръ замѣчаетъ: "Мѣропріятіе это довольно уже оцѣнено было какъ нами, такъ и всею русскою прессой, какъ актъ высокой справедливости". Газета, очевидно, тутъ что-то не договорила. Еще "актъ высокой справедливости" газета усматриваетъ въ положеніи о чиншевикахъ. Упоминая же о законѣ о наймѣ фабричныхъ и сельскихъ рабочихъ, Курьеръ замѣчаетъ: "фабричному закону, надо думать, предстоитъ болѣе счастливая будущность".
   Наиболѣе полный обзоръ изъ московскихъ газетъ сдѣлали 1886году Русскія Вѣдомости. Кромѣ общей передовой статьи, газета дала обзоръ народному хозяйству и финансамъ, земскому и городскому самоуправленію, праву и суду, иностранной политикѣ, народному образованію, наукѣ и, наконецъ, русской литературѣ. Шесть страницъ убористой печати сплошь посвящены 1886 году. Газета напечатала даже двойной фельетонъ, въ которомъ тотъ же злополучный годъ изображается въ смѣшномъ видѣ. Со стороны фактической точности и подробности ни ожидать, ни требовать большаго нельзя. Кажется, не осталось въ оффиціальной и общественной жизни Россіи ни одного уголка, куда бы не заглянула газета. Но общій выводъ остается все тотъ же, что "истекшій годъ былъ тяжелымъ годомъ для нашего отечества". "Все соединилось для того, чтобы сдѣлать его по-истинѣ годиной испытаній,-- говорятъ Русскія Вѣдомости.-- Внутренняя жизнь государства была омрачена тягостною экономическою неурядицей, а внѣшняя -- неоднократно грозившею войной". "Всѣмъ тяжело жить, всѣ жалуются, всѣ ждутъ исхода". "Но какъ же встрѣтили мы бѣдствіе, что противупоставили ему, какія средства были пущены въ ходъ для борьбы съ нимъ?-- спрашиваетъ газета.-- Къ сожалѣнію, нужно сознаться, что, въ виду кризиса, общее уныніе и упадокъ духа преобладали надъ энергіей, а безплодныя жалобы заслоняли собою здравыя попытки вникнуть въ истинныя причины зла и вступить въ борьбу съ нимъ". "Во внѣшней политикѣ мы обнаружили одно время неосновательный шовинизмъ; въ смыслѣ государственныхъ мѣръ внутренней политики, минувшій годъ былъ бѣднымъ годомъ; въ области хозяйственной жизни мы заявили безпомощность, отсутствіе энергіи и неумѣнье или нежеланіе вдуматься въ истинныя причины зла и бороться съ ними, по мѣрѣ возможности, собственными силами. Представители нашей обрабатывающей промышленности не сдѣлали ничего, хотя они жаловались иного и громко. Апатія и бездѣятельность замѣчались не въ одной области обрабатывающей промышленности, а повсюду, всюду слышались только жалобы и всюду царило бездѣйствіе. Жалобы эти нашли себѣ отголосокъ и въ нѣкоторыхъ органахъ печати, которые вмѣстѣ съ толпой направили свои нападки совсѣмъ не туда, куда слѣдовало, Органы этой печати "вопіяли о ломкѣ всего, что создано было великими реформами прошлаго царствованія, чѣмъ хила и живетъ обновленная Россія". Въ области экономическихъ отношеній эти органы проповѣдывали нелѣпости и абсурды вродѣ политики бумажныхъ денегъ и слѣпаго протекціонизма. Наконецъ, въ области внѣшней политики они разжигали дурные инстинкты шовинизма. Нарисовавъ безотрадную картину минувшаго года, газета спрашиваетъ: что несетъ съ собою наступающій годъ и чего желать отъ него?-- и высказываетъ четыре пожеланія: чтобы разсѣялись политическія тучи, чтобы очистилась почва для мирнаго преуспѣянія нашего государства, чтобы общество воспрянуло духомъ для борьбы съ неурядицей и для бодрой самодѣятельности; наконецъ, чтобы спасительная самодѣятельность встрѣчала на своемъ пути возможно меньше преградъ.
   Передавать содержаніе новогоднихъ статей Русскихъ Вѣдомостей я не стану. Во-первыхъ, это было бы невозможно уже по одному ихъ объему; во-вторыхъ, читателямъ этой распространенной московской газеты встрѣтиться съ короткимъ и сухимъ конспектомъ того, что уже имъ извѣстно, было бы скучно; а въ-третьихъ, ни въ мысляхъ Русскихъ Вѣдомостей, ни въ ихъ пожеланіяхъ нѣтъ ничего такого, что могло бы вызвать возраженіе.
   Еще невозможнѣе передать содержаніе новогоднихъ статей большихъ петербургскихъ газетъ -- Новостей и Новаго Времени. Если Русскія Вѣдомости подавляютъ обиліемъ основательности и подробностями, то Новости ужь и совсѣмъ приведутъ въ трепетъ читателя своимъ новогоднимъ нумеромъ въ восемь громаднѣйшихъ страницъ. Это цѣлая книга, а чтобы прочесть ее, нужно имѣть большой досугъ. Приводить содержаніе новогоднихъ очерковъ Новостей и потому еще нѣтъ необходимости, что политическіе и экономическіе взгляды этой газеты достаточно извѣстны. Какъ знаетъ читатель, эта газета -- либеральная. Но заглавіе статей я перечислю: "общій обзоръ, 1886 годъ въ экономическомъ отношеніи, церковь и народное просвѣщеніе, земство, военный обзоръ, преобразованія по флоту, литературные итоги, театръ, музыка, 1886 г. на скамьѣ подсудимыхъ" (заглавіе неудачное: можно подумать, что газета сажаетъ на скамью подсудимыхъ 1886 годъ, хотя онъ во всѣхъ предъидущихъ статьяхъ только и дѣлалъ, что сидѣлъ на этой скамьѣ; а,между тѣмъ, это уголовная хроника) и, наконецъ, "предсказанія на 1886--1887 гг.". Приведу я также и нѣкоторыя выдержки изъ "общаго обзора", чтобъ отмѣтить, какъ Новости устанавливаютъ общій характеръ русской жизни за прошлый годъ. Никакого "новаго счастья" этотъ годъ не принесъ, да и не могъ принести,-- говоритъ газета. Для этого, но мнѣнію Новостей, не доставало самыхъ существенныхъ условій: сколько-нибудь ясныхъ идеаловъ, сознательныхъ отношеній къ жизни или хотя бы любви къ ней. "Даже страданіе, происходящее отъ невыполненія завѣтныхъ цѣлей, гораздо предпочтительнѣе того чувства неудовлетворенности, которое получается, когда въ обществѣ оскудѣваютъ жизнерадостныя представленія, горячая вѣра въ правду и добро и возбуждающая силы и духъ надежда на лучшее будущее. Но и страданій мы не испытывали въ прошломъ году именно потому, что ничего не желали и, съ старческимъ равнодушіемъ, ни о чемъ не заботились". Затѣмъ газета возражаетъ "нѣкоторой части нашей журналистики", которая передъ началомъ прошлаго года привѣтствовала "отрезвленіе" общества отъ идеаловъ "шестидесятыхъ и семидесятыхъ годовъ" и провозглашала, что "всѣ снова почувствовали почву подъ ногами, всѣ снова ощутили реальность своей національности, вѣры и исторіи, всѣ поняли, что кончилось безсмысленное время самоуничтоженія". Говорить объ "отрезвленіи" отъ прошлаго можно было бы въ такомъ случаѣ, если бы на смѣну стараго явилось что-нибудь новое; но, къ сожалѣнію, ничего подобнаго не замѣчается и не чувствуется,-- замѣчаютъ Новости. Даже Аксаковъ, одинъ изъ виновниковъ "отрезвленія", покончилъ свои дни въ самомъ разочарованномъ настроеніи, не усматривая никакихъ признаковъ скораго подъема духа и возрожденія нравственной и умственной бодрости. "Прошлый годъ,-- говорятъ Новости,-- надо записать въ число тѣхъ промежуточныхъ, безцвѣтныхъ лѣтъ, которыя очень походятъ на сѣренькія будни и надъ которыми историкъ останавливается развѣ только для того, чтобъ указать на печальныя послѣдствія упадка жизненной энергіи". И всѣ факты, которые затѣмъ приводитъ газета изъ законодательной, экономической и общественной нашей дѣятельности за 1886 годъ, подходятъ какъ разъ къ этому заключенію. Или никакого "отрезвленія" не случилось, или же оно не дало ничего.
   Новое Время даетъ обзоръ еще полнѣе, чѣмъ Новости, и особенною полнотой отличается литературное обозрѣніе, жизненность которому придаетъ статья о нашей политической печати. Другая особенность обзоровъ Новаго Времени -- въ отсутствіи общей характеристики истекшаго года и въ неровности статей. Передовая статья -- Законодательная дѣятельность въ 1886 году -- написана съ такимъ "административнымъ тактомъ", которому могъ бы позавидовать даже Правительственный Вѣстникъ. По отзыву Новою Времени, истекшій годъ не отличался особенно большимъ движеніемъ законодательства въ количественномъ отношеніи, но по важности тѣхъ законовъ, какіе состоялись, и по разнообразію затрогиваемыхъ ими сторонъ государственной и народной жизни, 1886 годъ займетъ, все-таки, не послѣднее мѣсто въ теченіе переживаемаго десятилѣтія. При взглядѣ на перечень новыхъ законовъ чувствуется, что основные пути переживаемаго Россіей періода уже намѣчены и теперь дѣло идетъ какъ о подтвержденіи и дополненіи этихъ намѣченныхъ въ послѣдніе годы главныхъ началъ, такъ и о взаимной связи ихъ общею подкладкой, въ видѣ, напримѣръ, новой системы мѣстныхъ учрежденій. Такимъ образомъ, Новое Время устанавливаетъ, что наше законодательство послѣднихъ годовъ уже сложило традицію и идетъ твердо въ своемъ направленіи, не обѣщая никакихъ колебаній и въ будущемъ. Если 1886 годъ не отличается, по словамъ газеты, самостоятельнымъ починомъ въ законодательной области и онъ больше разрабатываетъ мысли своихъ предшественниковъ, за то въ этой разработкѣ видна обстоятельность и твердость, доказывающія, что законодательная энергія нисколько не ослабла: "охватывая нѣсколько меньшій кругъ предметовъ, она ничего не утратила въ своей жизненности". Затѣмъ газета переходитъ къ перечисленію отдѣльныхъ законоположеній и начинаетъ со вновь пересмотрѣннаго учрежденія объ Императорской фамиліи, которое называетъ "очень важнымъ и любопытнымъ по содержанію". На второе мѣсто газета ставитъ законодательное теченіе по объединенію нашихъ окраинъ, обнаружившееся въ 1886 году съ особенною энергіей. На мѣрахъ, принятыхъ относительно Балтійскаго края, Новое Время останавливается съ особенною подробностью и кончаетъ краткимъ обзоромъ остальныхъ правительственныхъ мѣропріятій. Въ числѣ характерныхъ постановленій Новое Время указываетъ на проявленіе законодательной заботливости о народной нравственности, объ огражденіи установившихся религіозныхъ и другихъ принятыхъ взглядовъ и т. п. "По отношенію же къ образованному классу населенія, изъ числа обыденныхъ ограничительныхъ мѣръ особаго свойства, указываетъ, въ качествѣ признака времени, на воспрещеніе носить вѣнки и эмблемы при погребальныхъ процессіяхъ, какъ несогласные съ православнымъ взглядомъ на предметъ".
   Въ обзорѣ политической печати Новое Время говоритъ, что въ прошедшемъ году интересы къ политикѣ международной не только въ печати, но и въ жизни, рѣшительно преобладали надъ всѣми другими интерессами, какъ бы затѣняя и отводя на второй планъ послѣдніе. По нельзя сказать, чтобы печать не посвящала своего вниманія и внутреннимъ вопросамъ. По ходу русской жизни наши внутренніе вопросы 1886 г. большею частью не представляли ничего новаго въ смыслѣ того, что называется направленіемъ. Всѣ руководящія начала были уже выяснены раньше, и то, на чемъ могла остановиться печать, "не могло сообщить ея страницамъ особенный блескъ, а ея мнѣніямъ о внутреннихъ дѣлахъ -- слишкомъ громкій резонансъ: проза жизни и въ печати оставалась прозою". Но то, что политическая печать избѣгала касаться вопросовъ принципіальнаго свойства, Новое Время ставить ей въ заслугу. "Нельзя указать ни одного серьезнаго случая,-- говоритъ газета,-- гдѣ тотъ или другой органъ печати выдвинулся бы какимъ-нибудь принципіальнымъ вопросомъ политическаго или хотя общественнаго характера. Такъ называемыя "направленія" если еще и не исчезли изъ русской печати, то, во всякомъ случаѣ, проявляются не въ принципіальныхъ вопросахъ или же смѣшались и перепутались". Въ послѣднемъ явленіи, по мнѣнію Новаго Времени, сказывается, безпорно, нивеллировка, свершившаяся въ русскомъ общественномъ сознаніи. "Что было спорнымъ и подвергалось сомнѣніямъ еще въ минувшее десятилѣтіе и въ первые годы восьмидесятыхъ годовъ, то для однихъ стало безспорнымъ и несомнѣннымъ по существу, а для другихъ -- безразличнымъ или безнадежно потеряннымъ". Такое явленіе газета не считаетъ постояннымъ и продолжительнымъ. Пріостановившуюся умственную жизнь слѣдуетъ, по словамъ газеты, считать моментомъ передышки, раздумья, послѣдствіемъ нѣкотораго утомленія и желанія осмотрѣться, провѣрить привычныя понятія и ходячіе взгляды. Отъ этого и печать, живущая силой, которую даетъ ей общество, отказалась, какъ будто, отъ общихъ вопросовъ и чуждается ихъ до поры до времени. Старые вопросы отошли, а новые еще не пришли иди, по крайней мѣрѣ, не обозначились съ достаточною ясностью. Во всякомъ случаѣ, это не вина печати, а послѣдствіе болѣе общихъ причинъ, неотразимо воздѣйствующихъ на общественное настроеніе.
   Для полноты картины Новое Время отмѣчаетъ нѣсколько фактовъ внѣшней жизни нашей политической печати. Умеръ И. С. Аксаковъ, а съ нимъ сошло со сцены и цѣлое міровоззрѣніе; другою утратой была смерть П. К. Щебальскаго, редактора Варшавскаго Дневника, Для прочихъ органовъ печати 1886 годъ принесъ нѣкоторое количество цензурныхъ непріятностей и весьма значительное число судебныхъ процессовъ, изъ коихъ большая часть закончилась обвинительными приговорами. Русское Дѣло подверглось пріостановкѣ на три мѣсяца, Заря прекращена совсѣмъ; но взамѣнъ ея разрѣшено Кіевское Слово, выходящее при участіи бывшаго издателя Зари, г. Андреевскаго, и нѣкоторыхъ мѣстныхъ желѣзно-дорожныхъ дѣятелей. Что касается, наконецъ, состава политической печати, то въ немъ не замѣчается никакой прибыли, никакихъ новыхъ дарованій, которыя обратили бы на себя вниманіе. "Старое старится, а молодое какъ будто не ростетъ... Увидитъ ли новый годъ новые всходы на журнальной нивѣ?" -- спрашиваетъ Новое Время.
   Недѣля находитъ, что 1886 годъ не представлялъ такихъ рѣзкихъ событій, которыя дѣлали бы его памятнымъ. Но, тѣмъ не менѣе, онъ имѣлъ свои особенности. Отмѣтивъ эти особенности въ области экономической и законодательной, газета указываетъ на обнаружившіеся въ концѣ года признаки исчезновенія общественной апатіи и появленія интереса къ общественнымъ дѣламъ.
   Отзывы провинціальной печати о 1886 годѣ не всегда ограничиваются только оцѣнкой мѣстныхъ дѣлъ. Чѣмъ мѣстная газета больше по объему и чѣмъ большій кругъ читателей она имѣетъ, тѣмъ больше предметовъ она захватываетъ и шире ведетъ свое обозрѣніе, присоединяя къ мѣстнымъ дѣламъ дѣла общія и международную политику. Особенно щедръ въ международной политикѣ оказался Кіевлянинъ, растянувшій ее на нѣсколько нумеровъ. Чтобы не утомлять читателя, я выберу изъ, провинціальныхъ газетъ только наиболѣе характерные факты и мнѣнія.
   О Волжскомъ Вѣстникѣ мнѣ, къ сожалѣнію, сказать ничего не придется, потому что первыхъ двухъ его новогоднихъ нумеровъ я не получилъ.
   Саратовскій Листокъ называетъ 1886 годъ годомъ недоброй памяти. Политическій горизонтъ былъ мраченъ, въ торговлѣ и промышленности былъ застой, дожди не дали убрать и половины того урожая, который обѣщался, дешевизна хлѣба производила удручающее дѣйствіе на населеніе, а въ мѣстной общественной жизни не обнаружилось тоже ничего свѣтлаго. Выборы въ думу дали наибольшій процентъ виноторговцевъ, трактирщиковъ и кабатчиковъ, большой процентъ базарныхъ героевъ и безсильное меньшинство интеллигенціи. "Закваска остается старая, вожаки будутъ тѣ же, а при такой закваскѣ хорошо и то, что въ прежніе періоды никому не дѣлалось умышленнаго зла",-- 'Замѣчаетъ Саратовскій Листокъ. Губернское земское собраніе въ интересахъ экономіи урѣзало на двѣ трети необходимое для прокормленія и обсѣмененія Царицынскаго уѣзда пособіе. Одинъ изъ гласныхъ проповѣдывалъ при этомъ, что голодовки полезны, ибо онѣ поддаютъ энергіи труду и безъ нихъ крестьянинъ бы облѣнился. Въ видахъ той же экономіи закрыта статистика, существовавшая шесть лѣтъ и стоившая 50,000 р. Земцы нашли, что статистика не только безполезна, но въ томъ видѣ, какъ она есть, даже вредна.
   Южанинъ, издаваемый въ Николаевѣ, ограничиваетъ новогодній обзоръ только жизнью своего города. Кажется, Николаевъ единственный уголокъ въ Россіи, въ которомъ живутъ счастливые люди и въ которомъ общественное управленіе стоитъ на высотѣ своей задачи. Только два обстоятельства нѣсколько омрачили свѣтлое настроеніе мѣстныхъ обитателей: учрежденіе аукціонной камеры, "польза которой еще не выяснилась фактически" ("впрочемъ, отвергать ее нельзя",-- замѣчаетъ Южанинъ), и окончательно растроенное дѣло сооруженія водопровода. "Но, вопервыхъ,-- говоритъ Южанинъ,-- это единственный печальный фактъ въ ходѣ нашего самоуправленія за прошлый годъ, а, во-вторыхъ, этотъ вопросъ долженъ считаться спорнымъ". Счастливый Николаевъ!
   Одесскій Вѣстникъ характеризуетъ 1886 г., какъ годъ общественно-экономическихъ компромиссовъ и несбывшихся желаній. Въ числѣ мѣропріятій, предпринятыхъ для улучшенія экономическаго положенія Россіи, Одесскій Вѣстникъ разбираетъ и правила о наймѣ фабричныхъ и сельскихъ рабочихъ. Новый фабричный законъ для Юга не представляетъ существенной важности, потому что фабричная и заводская промышленность развита въ высшей степени слабо. О правилахъ же для найма на сельскія работы Одесскій Вѣстникъ отзывается такъ: "вотъ уже полгода прошло съ тѣхъ поръ, какъ "правила" обнародованы, а до насъ изъ селъ не дошло рѣшительно ни одной вѣсти о способѣ ихъ примѣненія. И это вполнѣ понятно, потому что въ дѣйствительности никакого примѣненія не произошло. Дѣло въ тонъ, что правила составлены внѣ надлежащаго сообразованія съ интересами, понятіями, жизненными условіями и стремленіями тѣхъ "сферъ", для руководства которыхъ они спеціально предназначены. Сельско-хозяйственная рабочая жизнь у насъ такъ разнообразна и такъ безконечно сложна, что регламентировать ее общими "правилами" -- задача тщетная, непосильная, невозможная къ "исполненію".
   Кіевлянинъ подводить итогъ прошедшему году отказывается, считая это пока невозможнымъ: "это дѣло будущаго историка",-- говоритъ газета. Что же касается мѣстныхъ вопросовъ, то газета на первомъ планѣ ставитъ невзгоду экономическую: свеклосахарный кризисъ и сопровождавшій его значительный и мѣстами даже полный неурожай озимыхъ хлѣбовъ и упадокъ цѣнъ и заграничнаго спроса. Низкія цѣны хотя и легли тяжело на многихъ отдѣльныхъ хозяевъ, но были благопріятны для массы населенія, потому что ослабили опасность голоданія. Тѣмъ не менѣе, опасность голода впереди и, какъ говоритъ кіевлянинъ, "до новаго урожая придется еще много хлопотать по дѣлу народнаго продовольствія." Тифъ, дифтеритъ, скарлатина и т. д., видимо, обратились въ кіевскомъ краѣ въ болѣзни хроническія. Хроническою стала и водобоязнь. Лѣвобережныя губерніи края отправили массу переселенцевъ на Амуръ и Сахалинъ, куда погнали ихъ неурожаи и "не вполнѣ благопріятно сложившіяся экономическія условія..." (?) Вообще край прожилъ прошедшій годъ не особенно радостно, да и въ будущемъ мало видится лучшаго.
   Орловскій Вѣстникъ, подъ свѣжимъ еще впечатлѣніемъ козловскихъ, мценскихъ и орловскихъ банковыхъ событій, говоритъ объ удручающемъ вліяніи на общество и общественную нравственность воротилъ и въ особенности ихъ совѣтниковъ и помощниковъ, которые создаютъ и оформливають различные проекты, такъ какъ сами воротилы въ большинствѣ случаевъ малограмотны. Въ этихъ совѣтникахъ "обыватель видитъ болѣе опасную язву, нежели въ лиходѣйствующихъ воротилахъ. Не будь у воротилъ умныхъ совѣтниковъ, они попадали бы"какъ "куръ во щи", а теперь проведутъ и выведутъ,-- Заучились такъ, что сами болванятъ за первый сортъ. Какъ много значитъ имѣть хорошихъ учителей!" -- восклицаетъ Орловскій Вѣстникъ. Жаль, что газета не говоритъ яснѣе. Такъ же неопредѣленно выражается она о городскомъ и земскомъ самоуправленіи. Въ орловской городской жизни замѣчались одни лишь изъяны. Въ силу какихъ причинъ городское самоуправленіе не удовлетворяло своему назначенію -- "это другой вопросъ, но оно не стояло на высотѣ своего призванія",-- говоритъ Орловскій Вѣстникъ. Ба земскихъ собраніяхъ давали знать себя только "сословные предразсудки, боязнь свѣта, науки, стремленія къ исключительно личной жизни", но губернское земство давало отпоръ всѣмъ этимъ низменнымъ инстинктамъ.
   Минскій Листокъ (новый органъ Бѣлорусскаго края) находитъ, что, если "минувшій годъ не можетъ похвастать богатствомъ реформъ во всѣхъ отрасляхъ нашего государственнаго устройства и управленія, то это объясняется оскудѣніемъ нашихъ финансовъ, въ чемъ не мало повиненъ Александръ Баттенбергскій и его вожаки". Но, несмотря на скудость казны, минувшій годъ, по словамъ Листка, займетъ въ исторіи видное мѣсто такою крупною реформой, какъ учрежденіе въ сѣверо-западномъ краѣ крестьянскихъ земельныхъ банковъ и изданіе положенія о чиншевикахъ. По мнѣнію Минскаго Листка, теперь "земледѣліе станетъ съ каждымъ годомъ улучшаться и настанетъ время, когда только одинъ крестьянинъ, этотъ единственный естественный кормилецъ всего нашего отечества, станетъ богатыремъ Микулою Селяниновичемъ..."
   Сѣверный Кавказъ, противупоставляя законодательныя мѣры экономическому состоянію государства и указывая на неурожай, постигшій всю восточную часть сѣвернаго Кавказа, почти въ конецъ разорившій населеніе, говоритъ, что "въ окончательномъ итогѣ внутренней жизни, какъ вообще, такъ и въ частности для Кавказа, получается преобладаніе пассива надъ активомъ, такъ какъ то или иное экономическое положеніе государства непосредственнѣе и ближе захватываетъ интересы населенія, нежели ходъ его законодательной дѣятельности".
   Новое Обозрѣніе (выходящее въ Тифлисѣ) находитъ тоже перевѣсъ ~ пассива надъ активомъ и сосредоточиваетъ свое вниманіе на народномъ образованіи, которое считаетъ "важнѣйшимъ изъ всѣхъ дѣлъ, способныхъ двинуть отсталый Кавказскій край на путь цивилизаціи". "Народное образованіе,-- какъ говоритъ газета,-- подвигалось въ истекшемъ году хотя и не быстро, но и не безъ нѣкотораго успѣха". Тотъ же прошлый годъ "если не усилилъ надежды на учрежденіе въ Закавказья университета. то и не сдѣлалъ ничего, чтобы лишить край надежды видѣть въ стѣнахъ древней столицы Закавказья разсадникъ высшаго знанія". Въ числѣ отрадныхъ явленій Новое Обозрѣніе указываетъ на благопріятные результаты думскихъ выборовъ и на нѣсколько большее число голосовъ, которые получила интеллигенція. Впрочемъ, замѣчаетъ газета, успѣхъ въ дѣлѣ благоустройства зависитъ не столько отъ думы, сколько отъ умственнаго развитія и сознанія общественныхъ обязанностей со стороны большинства горожанъ. "Дай Богъ, чтобы наступившій годъ принесъ намъ много новыхъ школъ и чтобъ онъ позволилъ намъ дѣлать шагъ впередъ на длинномъ, но благотворномъ пути народнаго образованія".
   Если у читателя достало терпѣнія прочесть всѣ эти извлеченія, то у него не могло не явиться тоскливое ощущеніе томительнаго умственнаго однообразія. Для произведенія болѣе полнаго впечатлѣнія умственной скуки я могъ бы сдѣлать болѣе строгій и полный выборъ изъ однообразнаго содержанія новогоднихъ нумеровъ. Но мнѣ этого не позволило мѣсто. Впрочемъ, употребивъ и обратный пріемъ, т.-е. исчерпавъ изъ газетъ все ихъ "разнообразіе", я достигъ той же цѣли. Если, танинъ образомъ, даже при "разнообразномъ" чтеніи ощущается только умственная скука, то какая же тоска овладѣла бы читателемъ при многократномъ повтореніи ему однихъ и тѣхъ же фактовъ! Кажущееся разнообразіе новогоднихъ газетныхъ обозрѣній заключается не въ сущности фактовъ или мыслей, а въ личныхъ особенностяхъ редакцій и ихъ сотрудниковъ, въ ихъ талантливости и умѣньи писать. Что же касается сущности вопросовъ и сдѣланныхъ изъ нихъ общихъ заключеній, то нѣтъ газеты, которая не повторяла бы другую, точно всѣ эти новогоднія статьи писались въ одной общей для русскихъ газетъ редакціи. И общая редакція для новогоднихъ заключеній была дѣйствительно установлена повсюдно однороднымъ общественнымъ мнѣніемъ уже ранѣе, въ теченіе 1886 года, сдѣлавшимъ оцѣнку явленіямъ русской жизни. "Явленія эти до того просты, факты всѣ до того ясны, что никакого разнорѣчія во взглядѣ на нихъ и быть не могло. Это все равно, какъ если бы показать обществу термометръ, въ которомъ ртуть стоитъ на 20о мороза. Какое тутъ могло быть различіе мнѣній? Факты прошлаго года представляли подобныя же точныя цифры и общественному мнѣнію приходилось имѣть дѣло съ математическими величинами. Вообще въ прошедшемъ году преобладалъ языкъ цифръ, и этимъ же языкомъ говорили и новогоднія обозрѣнія. Снова было повторено, какъ колебался нашъ курсъ, какъ при тѣхъ или другихъ обстоятельствахъ онъ то падалъ, то поднимался и, наконецъ, дошелъ до 233 1/2 на Парижъ, рядомъ цифръ по предметамъ вывоза и ввоза показывалось колебаніе и упадокъ нашего международнаго обмѣна, цифрами показывали пониженіе цѣнъ на хлѣбъ, уменьшеніе доходовъ желѣзныхъ дорогъ и т. д. Неурожаи, упадокъ земледѣлія и сельско-хозяйственной производительности, голодъ, переселеніе и подобныя имъ явленія въ народной жизни -- опять настолько неоспориваемыя очевидности, которыхъ нельзя ни отрицать, ни объяснять двойственно.
   И факты эти создались не однимъ 1886 годомъ. Въ этомъ году они обнаружили лишь большую напряженность. Понятно, поэтому, что и общественное вниманіе, давно уже направленное въ сторону нашихъ общественно-экономическихъ минусовъ, съ не меньшимъ напряженіемъ слѣдило и за тѣми мѣрами, которыя направлялись для ихъ упорядоченія. Общество, которое и на самомъ себѣ, въ своей ежедневной жизни, испытывало подавляющее вліяніе всякихъ неустройствъ и минусовъ, съ упорствомъ и настойчивостью слѣдило за тѣмъ, что дѣлалось противъ этой томящей всѣхъ жизни, и ждало, что вотъ-вотъ явится, наконецъ, облегченіе и дѣла пойдутъ лучше. Вниманіе, направленное лишь въ одну сторону, въ сторону ожиданія лучшаго, переходило естественнымъ логическимъ путемъ въ критическую мысль, въ оцѣнку того, что дѣлалось для облегченія общественнаго положенія, и общественное мышленіе само собою принимало характеръ политическій. Сфера этой политики была, конечно, узка, она была ограничена оцѣнкой результатовъ исключительно экономическихъ, хозяйственныхъ и финансовыхъ мѣропріятій. И тутъ, какъ и въ оцѣнкѣ вызвавшихъ ихъ фактовъ, не могло тоже явиться разнорѣчія. Законодательныхъ и административныхъ мѣръ было не много, всѣ онѣ были у всѣхъ налицо, и оцѣнка ихъ не заключала въ себѣ ничего такого сложнаго, въ чемъ нельзя было бы легко разобраться или столковаться: законъ о семейныхъ раздѣлахъ, фабричный законъ, законъ о наймѣ сельскихъ рабочихъ, законъ о чиншевикахъ, преобразованіе оброчной подати,-- вотъ и всѣ главнѣйшія мѣропріятія 1886 года. У общественной мысли былъ уже заранѣе готовый и аршинъ, съ которымъ никакой ошибки въ оцѣнкѣ и случиться не могло. И въ самомъ дѣлѣ, какую трудность могла представлять оцѣнка, напримѣръ, закона о преобразованіи оброчной подати въ выкупные платежи и закона о чиншевикахъ? Намъ, теперешнимъ сподвижникамъ восьмидесятыхъ годовъ, прошедшее время, свершившее освобожденіе крестьянъ, оставило въ наслѣдіе два теченія мысли -- противу-крѣпостное и крѣпостное. Эти два теченія можно прослѣдить безъ всякаго труда во всѣхъ мелочахъ русской жизни, во всей ея идейной и практической борьбѣ. Русская современная исторія и есть именно исторія борьбы этихъ теченій. Въ законѣ о преобразованіи оброчной подати (мысль эта возникла впервые въ управленіе министерствомъ государственныхъ имуществъ М. И. Муравьева) бывшіе государственные крестьяне приравниваются къ бывшимъ крѣпостнымъ. Въ этой мысли есть несомнѣнная послѣдовательность съ точки зрѣнія личной собственности. Если помѣщичьимъ крестьянамъ была дана возможность выкупа земли, то, для уравненія правъ всѣхъ русскихъ крестьянъ, нужно и государственнымъ крестьянамъ предоставить ту же возможность. И вотъ законъ превращаетъ государственныхъ крестьянъ тоже въ земельныхъ собственниковъ. А такъ какъ положеніе 19 февраля открыло широкія возможности для образованія личнаго мелкаго и крупнаго крестьянскаго землевладѣнія, то предусмотрѣть, къ какимъ послѣдствіямъ приведетъ законъ, сдѣлавшій и государственныхъ крестьянъ земельными собственниками, ужь, конечно, не представляло никакого труда. Въ законѣ о чиншевикахъ и въ правилахъ для найма сельскихъ рабочихъ, съ тѣмъ же аршиномъ въ рукахъ, не трудно было опредѣлить, въ какую сторону клонятся благопріятныя условія -- въ сторону ли землевладѣльцевъ или чиншевиковъ, въ пользу ли нанимателей или нанимаемыхъ. Теперешнее время относится очень бережливо къ традиціи установившагося строя и отыскиваетъ выходы по возможности въ компромиссахъ. И компромиссъ вовсе не новое явленіе; онъ обнаружился достаточно ясно въ первыхъ мѣрахъ, намѣченныхъ какъ основаніе для реформы 19 февраля. Но въ то время компромиссъ былъ еще идеей, теперь же онъ сталъ простою традиціей и силой чисто-механической.
   Въ настоящее время,-- время упорядоченія мелкихъ неустройствъ и подгонки мелкихъ частностей въ общую гармонію съ устоями крестьянской реформы,-- создалось и соотвѣтственное этому законодательное направленіе. Теперешняя законодательная дѣятельность, несомнѣнно, очень энергична и стремится обнять послѣдовательно всѣ мелочи и частности неустройствъ и, взамѣнъ исчезнувшаго съ крѣпостнымъ правомъ промежуточнаго цемента помѣщичьей власти, создать соотвѣтственную ей силу. Этому простону общему плану соотвѣтствуютъ такія же простыя и практическія мѣры. Мѣры эти, какъ я уже сказалъ, очень скоро были оцѣнены и печатью, и общественнымъ мнѣніемъ. Ни разговора, ни мыслей они не могли возбудить въ обществѣ много и содержаніе ихъ исчерпалось очень скоро. Затѣмъ ни говорить, ни думать въ общественномъ направленіи было нечего. Правда, газеты, въ своихъ новогоднихъ нумерахъ, повторили всю эту старую исторію снова, съ подробностями экономическими, промышленными, финансовыми и проч. и съ выводами и заключеніями, которые были сдѣланы раньше и которые, конечно, были еще у всѣхъ въ памяти. Отъ этого повторенія получилось лишь впечатлѣніе томительнаго однообразія, которое и испыталъ читатель при чтеніи новогоднихъ обозрѣній. То, что испытывалъ отдѣльный читатель при чтеніи новогоднихъ обозрѣній, испытывало и общество въ теченіе года. Причины заскучавшей русской мысли и томительнаго однообразія нашей печати только и заключаются въ томъ, что всѣмъ приходится думать о мелкихъ однородныхъ фактахъ и мелкихъ общихъ мѣрахъ чисто-практическаго характера, о которыхъ собственно и думать нечего и которые, по скудности комбинацій, не представляютъ интереса для мысли.
   И это бы еще ничего, если бы область общественной мысли была шире. А то общественному вниманію открыта сфера почти исключительно однихъ экономическихъ явленій, о которыхъ приходится думать лишь въ одномъ экономическомъ направленіи, не заходя ни въ какія сопредѣльныя области. Ну, какъ не заскучать мысли, какъ не впасть ей въ тоскливое напряженіе, вызывающее вялость и равнодушіе? Въ такихъ случаяхъ люди обыкновенно начинаютъ думать въ личномъ направленіи и тогда получается то, съ чѣмъ такъ энергично борется теперь наша печать,-- преобладаніе своекорыстныхъ инстинктовъ надъ общественными. Это опять -- неисходный кругъ, нѣчто вродѣ гордіеваго узла, который каждый публицистскій органъ и старается разрубить своимъ собственнымъ мечомъ.
   Наичаще практикуемое средство разрубанія гордіева узла заключается въ превращеніи въ козла отпущенія общества, отдѣльныхъ сословій или даже отдѣльныхъ лицъ. И при этомъ употребляются очень энергическія усилія для отысканія виновнаго и предъявленія ему обвинительныхъ пунктовъ. Обществу говорятъ, что оно впало въ позорную апатію и равнодушіе къ общественнымъ дѣламъ; купцамъ, промышленникамъ и фабрикантамъ,-- что они собственными умственными силами ни въ чемъ не могутъ ни разобраться, ни устроиться; интеллигенціи,-- что она ноетъ и стонетъ по собственной винѣ и т. д. Во всѣхъ этихъ случаяхъ печать выступаетъ только обличающею и обвиняющею силой; она не разъясняетъ причинъ, почему всѣ эти обвиняемые поступаютъ такъ, а не иначе, и какія препятствія стоятъ имъ на пути. Въ цѣломъ русскому обществу говорятъ, что у него нѣтъ ясныхъ, жизнерадостныхъ идеаловъ, сознательнаго отношенія къ жизни, любви къ ней, горячей Вѣры въ правду и добро и духа окрыляющей надежды въ лучшее будущее. Въ этой или другой формѣ, но читатель повсюду встрѣчаетъ однородныя обвиненія. Но позвольте! Вѣдь, говоря все это, вы, въ сущности, ничего не говорите, а только устанавливаете факты, вѣрности которыхъ ничѣмъ не доказываете. Допустимъ справедливость того, что у общества нѣтъ "жизнерадостныхъ" идеаловъ, любви къ жизни и еще тамъ чего-то. Но развѣ вопросъ въ этомъ? Ну, нѣтъ, такъ и нѣтъ! Вопросъ въ томъ, отчего ихъ нѣтъ; а если они были, то куда они дѣлись и отъ какихъ причинъ исчезли? Въ этихъ обвиненіяхъ печать настолько же справедлива, насколько она была бы справедлива, обвиняя самое себя въ безцвѣтности, фактичности и однообразіи. А, вѣдь, и это справедливые факты. Но печать выставляетъ для себя оправданіемъ недостаточность простора, независящія обстоятельства; а тѣхъ же независящихъ обстоятельствъ не допускаетъ для общества. Такое отношеніе къ обществу ставитъ печать въ совершенно фальшивое положеніе. Взявъ на себя роль обвинителя, наставника и учителя и взобравшись на подмостки, печать совсѣмъ забываетъ, что она -- то же общество и роль школьнаго учителя или проповѣдника -- не ея роль. Печать -- не учитель, а только умственная, анализирующая и критическая сила. И именно этою анализирующею силой наша печать въ большинствѣ "руководящихъ" органовъ и перестала быть съ тѣхъ поръ, какъ она стала заниматься преимущественно упреканіемъ общества въ апатіи, праздности и общественной безнравственности. Вообще теперь у насъ мысль куда-то запряталась и "Испанія осталась безъ короля". Умственная томительность отъ этихъ праздныхъ и безсодержательныхъ обвиненій еще болѣе увеличивается, никто не становится ни бодрѣе, ни умнѣе, и когда затѣмъ умственная тоска еще болѣе усиливаетъ общественную апатію, слѣдуютъ еще болѣе усиленныя обвиненія. Ясно, что это -- средство запутать гордіевъ узелъ еще больше, а ужь вовсе не разрубить его.
   Впрочемъ, нельзя сказать, чтобы назиданія и упреки печати не имѣли своихъ основаній. Это дѣло даже довольно традиціонное. Попытки воздѣйствія на общество средствами подобнаго рода извѣстны у насъ давно. Если порядки создаютъ людей, то и люди, въ свою очередь, создаютъ порядки,-- вотъ основаніе этихъ попытокъ. Намѣреніе, во всякомъ случаѣ, очень хорошее. Печать, видя, что для общества закрыта одна дверь, хочетъ отворить ему другую. Но, вѣдь, предлагать обществу только упреки и обвиненія -- еще не значитъ отворять двери общественному сознанію. Возьму хотя новогоднія обозрѣнія. Въ нихъ собранъ газетами громадный фактическій матеріалъ, массы цифръ, названій и именъ, и всѣ эти факты -- точно бусы, нанизанныя на нитку; отъ одного обозрѣнія ихъ рябитъ въ глазахъ и лишь кое-гдѣ, въ видѣ выводовъ, попадется замѣчаніе по адресу общества или промышленниковъ, а то и вообще русской неумѣлости. И весь этотъ громадный матеріалъ, едва умѣстившійся у нѣкоторыхъ газетъ на 5--6 страницахъ убористой печати, остался, такимъ образомъ, сырымъ матеріаломъ безъ всякихъ теоретическихъ обобщеній, выводовъ и руководящихъ общихъ идей. Подумаешь, что подъ современнымъ давленіемъ факта и дѣловаго направленія печать стада бояться теорій и общихъ идей. Чувствуется даже въ газетной манерѣ шаблонность и рутина, какой-то установившійся порядокъ, отъ котораго никто не смѣетъ отступить. И дѣйствительно, наши газеты изъ года въ годъ ведутъ свои обозрѣнія чисто съ машинною точностью. А, между тѣмъ, при большей экономіи съ фактическимъ матеріаломъ (сдѣлавшимся достаточно извѣстнымъ читателю въ теченіе года) и при обработкѣ его идейнымъ освѣщеніемъ, вмѣсто 5--6 громадныхъ страницъ скучнаго, однообразнаго и безрезультатнаго чтенія, можно было бы дать 2--3 страницы чтенія плодотворнаго. Войдите въ душу читателя, получающаго не одну газету, когда его засыплятъ, точно мукой, такими интересными, напримѣръ, фактами: привозъ иностранныхъ издѣлій былъ ниже, чѣмъ когда-либо за послѣднее время. Мануфактуристы стали приписывать испытываемыя ими затрудненія соперничеству польскихъ фабрикъ. Правительство назначило коммиссію для изслѣдованія вопроса. Работы ея не опубликованы, но, судя долгому, что проникло въ печать, она едва ли подтвердитъ ходячія мнѣнія фабрикантовъ. Въ ряду мѣръ по части обрабатывающей промышленности на первомъ планѣ стоитъ изданіе правилъ о надзорѣ за фабриками. Правила эти на первый разъ введены только въ губерніяхъ Петербургской, Московской и Владимірской. Для окончательнаго завершенія фабричнаго законодательства не достаетъ лишь правилъ объ отвѣтственности хозяевъ за несчастія. Слышно, что проектъ такихъ правилъ уже подготовленъ. По части путей сообщенія прошлый годъ принесъ немного. Желѣзныя дороги работали плохо. По внѣшній торговлѣ истекшій годъ также нельзя помянуть добромъ. Сравнительно съ своимъ предшественникомъ, 1886 годъ представляетъ за 10 мѣсяцевъ уменьшеніе цѣнности вывозныхъ товаровъ на 58,6 мил. руб. По 1 ноября вывезено на 356,7 мил. р. противъ 416,3 мил. руб. за 10 мѣсяцевъ 1885 г... и т. д. въ этомъ родѣ, и затѣмъ идетъ цѣлый столбецъ перечисленій, чего привезено больше, чего меньше, такъ что въ глазахъ читателя начинаетъ рябить отъ цифръ. Въ отдѣлѣ таможенныхъ пошлинъ, вексельнаго курса, денежнаго обращенія, сельско-хозяйственной производительности повторяется все то же. Конечно, всѣ эти подробности очень важны и серьезны, но только у обыкновеннаго читателя можетъ отъ нихъ сдѣлаться обморокъ, а для спеціалиста по торговлѣ и промышленности онѣ едва ли нужны.
   Казалось бы, что, при обвинительномъ отношеніи къ обществу, печати слѣдовало бы дать и картину виновности общества, его настроенія, желаній, стремленій, его думъ и тяготѣній; но именно подобной картины печать и не дала. Даже литературные и научные обозрѣватели, въ компетенцію которыхъ больше всего входилъ этотъ вопросъ, дали только каталоги именъ и названій. Едва ли такой пропускъ зависѣлъ отъ "независящихъ обстоятельствъ", тѣмъ болѣе, что "независящія обстоятельства" отличаются у насъ довольно любопытною своеобразностью. О нѣкоторыхъ вопросахъ (напримѣръ, финансовыхъ, какъ и о финансовыхъ дѣятеляхъ) печать говоритъ даже съ жестокостью, въ другихъ случаяхъ она рано ставитъ себѣ предѣлы, а бываетъ, что она даже забѣгаетъ впередъ и обнаруживаетъ смиреніе, котораго отъ нея никто не требуетъ. Въ то же время, несомнѣнно, что такой чувствительный и нервный аппаратъ, какъ печать, не можетъ не усиливать своей собственной впечатлительности подъ воздѣйствіемъ атмосферическаго давленія. Въ этой чувствительности печати и въ ограниченности ея предѣловъ заключается причина, вызвавшая недоумѣвающіе вопросы нѣкоторыхъ провинціальныхъ газетъ. Онѣ нашли, что ныньче направленія и писатели до того смѣшались, что даже крупные литераторы стали участвовать въ мелкой прессѣ. Отвѣтъ на это недоумѣніе очень простъ. Въ началѣ шестидесятыхъ годовъ, когда царило отрицательное направленіе, были и писатели съ исключительно-отрицательнымъ направленіемъ. Такимъ, напримѣръ, былъ Шашковъ, оставшійся отрицателемъ до самой смерти. Въ то время всякій отрицатель могъ найти себѣ мѣсто въ органѣ, если отрицаніе составляло хоть малѣйшую часть направленія органа. Этой одной точки соприкосновенія было вполнѣ достаточно, чтобы связать людей, которые въ другомъ могли и не сходиться. Какъ тогда связывало писателей отрицаніе, такъ теперь ихъ связываетъ сохраненіе того, что дано реформами противъ направленія, усиливающагося нанести реформамъ идейный и фактическій вредъ. За немногими, единичными исключеніями, вся теперешняя столичная и провинціальная печать стала охранительною, и потому всякій писатель, стоящій за неприкосновенность реформъ, уже этимъ однимъ имѣетъ общую точку соприкосновенія съ каждымъ охранительнымъ органомъ. Еще можетъ удерживать писателя нежеланіе вступить въ тотъ или другой литературный кружокъ; но уже это вопросъ чисто-личныхъ симпатій и умственныхъ привычекъ, которыя, за немногими исключеніями, подъ вліяніемъ господствующаго нивеллирующаго воздѣйствія, тоже ныньче утратили своюостроту. Вообще теперешняя печать распадается собственно на два господствующіе лагеря. Одинъ изъ нихъ отстаиваетъ всѣми силами пріобрѣтенныя Россіей либеральныя учрежденія и желаетъ довести ихъ до полнаго развитія, другой -- всѣми силами противодѣйствуетъ этому стремленію. Опасность, грозящая учрежденіямъ со стороны втораго лагеря, конечно, больше всего соединяетъ людей, хотя нельзя не замѣтить, что опасность эта бываетъ часто преувеличенною и не всегда дѣйствительною. Тѣмъ не менѣе, она настолько вліяетъ иногда на сужденіе, что, напримѣръ, Русскій Курьеръ высказалъ въ новогоднемъ нумерѣ, что "всякій родъ реформъ былъ бы въ теперешнее время нежелателенъ, ибо, при недовѣріи къ ранѣе свершившимся реформамъ, все болѣе и болѣе проникающемъ въ наши вліятельныя сферы, что можемъ мы ожидать и что получить?"
   Эта неувѣренность печати, насколько реформы прошлаго царствованія могутъ сохранить свою устойчивость, и чувство страха передъ невѣдомою опасностью сообщили оцѣнкамъ 1886 года даже характеръ раздраженія и досады. Хотя нѣкоторыя -- не только провинціальныя, но и столичныя -- газеты, съ астрономической точки зрѣнія, не придавали никакого значенія 1 января, усматривая въ немъ лишь условное1 понятіе, но, тѣмъ не менѣе, и онѣ отнеслись къ прошедшему году какъ къ какому-то лиходѣю, на которомъ каждый старался, какъ умѣлъ, сорвать свою досаду за неудачи, обманутыя надежды, разочарованія и т. п. Прошлый годъ явился какимъ-то предохранительнымъ клапаномъ, который каждый открывалъ, чтобъ освободиться отъ удручающихъ тяжелыхъ впечатлѣній. Называли прошедшій годъ и годомъ недоброй памяти, и сѣрымъ, и безцвѣтнымъ, и годомъ общественно-экономическихъ компромиссовъ, годомъ пассивовъ и т. п. Такъ относились къ покойнику серьезныя, передовыя статьи. Что же касается фельетонистовъ, то они излили на него все свое остроуміе и сатирическую желчь, какія у нихъ накопились въ теченіе года. Въ общемъ въ отзывахъ печати о 1886 годѣ выступало худо скрываемое, а иногда и вовсе не скрываемое недовольство, явившееся въ печати, конечно, лишь какъ выраженіе общественнаго настроенія.
   Фельетонныя обозрѣнія и по самому существу своему, и по шаблонности не могли сообщить нутра и души слишкомъ (а иногда и исключительно) фактическому, сухому и мертвому изложенію передовыхъ статей, не выходившихъ изъ программы правительственныхъ мѣропріятій и оффиціальныхъ отчетовъ. Конечно, подобная программа была бы для газетъ невозможна, если бы общественное вниманіе не клонилось въ сторону внутренней политики. Это обстоятельство нельзя не отмѣтить, какъ признакъ несомнѣннаго (хотя, можетъ быть, и небольшаго) роста нашей общественности и возникающей привычки общественнаго контроля. Но, тѣмъ не менѣе, само общество осталось, все-таки, въ тѣни и зеркало, какъ называютъ у насъ печать, его не отразило. Небольшое исключеніе сдѣлали только Современныя Извѣстія, выразившія часть общественнаго настроенія, и Новое Время, давшее отзывъ о нашей политической печати.
   Современныя Извѣстія говорятъ о томительной неопредѣленности, нависшей надъ внутреннею жизнью, и, какъ кажется, приписываютъ бодрость народнаго духа исключительно внѣшнимъ политическимъ причинамъ. Въ подтвержденіе своей мысли они ссылаются на отзывъ коммерческихъ людей, по словамъ которыхъ, "минувшею осенью дѣла наши на нѣсколько. недѣль или, можетъ быть, дней внезапно оживились послѣ памятной телеграммы Государя Императора на имя Баттенберга". "Вѣрующіе въ независимость экономической жизни отъ дипломатическихъ отношеній отечества обличаютъ, между прочимъ, свое невѣжество въ психологіи",-- замѣчаетъ газета. И какъ ни справедливы оба эти замѣчанія, но, тѣмъ не менѣе, ссылки на Седанъ и Мецъ, напоившія сердца нѣмцевъ гордостью, которая будто бы и создала послѣдующее развитіе въ Германіи торговли и промышленности, едва ли удачны. Очевидно, что газета высказала лишь половину мысли. Воины Атиллы и Тамерлана были очень горды своими военными успѣхами, а ходили, все таки, въ звѣриныхъ шкурахъ, ѣли сырое мясо и спали на голой землѣ. Экономическое процвѣтаніе создается далеко не побѣдами или покореніями Лотарингій и Эльзасовъ. Кажется, и мы не мало присоединили къ себѣ разныхъ кусковъ отъ Азіи, уперлись уже въ Индію, стали господами на Черномъ морѣ, но все это не помѣшало Современнымъ Извѣстіямъ подмѣтить не только экономическій, но и нравственный упадокъ въ нашей жизни. Для гражданскаго устроенія нуженъ не военный, а гражданскій подъемъ духа. Вотъ эту-то вторую половину мысли и не договорили Современныя Извѣстія прямою рѣчью, хотя они высказали ее вполнѣ ясно указаніемъ на "неопредѣленности", подавляющія общество, и на упадокъ умственной дѣятельности. Еще яснѣе выразились Современныя Извѣстія въ другой статьѣ -- по поводу американской предпріимчивости. Въ южныхъ штатахъ Америки въ послѣдніе мѣсяцы истекшаго года открыто 722 фабрики и завода и въ предпріятія вложено 83.834,000 долларовъ. Кромѣ того, въ тѣ же мѣсяцы основалось 66 желѣзно-дорожныхъ обществъ. Приводя эти факты, Современныя Извѣстія замѣчаютъ: "Семьсотъ двадцать два новыхъ промышленныхъ предпріятія въ теченіе какихъ-нибудь девяти мѣсяцевъ! Краснорѣчивая цифра для тѣхъ странъ, которыя тратятъ всѣ свои силы и даже сверхъ силъ напрягаются для охраненія своихъ границъ, не имѣя ни времени, ни возможности подумать о внутреннемъ благосостояніи..." Это необыкновенное развитіе предпріимчивости зависитъ исключительно отъ гражданской свободы, создающей и самодѣятельность. Въ Европѣ наблюдается тотъ же фактъ. Наиболѣе развиты въ промышленномъ отношеніи Англія и Франція, гдѣ промышленныя, экономическія и всякія другія отношенія наименѣе стѣснены. Германія стоитъ много ниже въ отношеніи гражданской свободы, и потому они менѣе развита умственно и промышленно. Еще ниже стоитъ Австрія. А Турція, гдѣ все зависитъ отъ заптіевъ и пашей, готова уже и сама разсыпаться.
   Новое Время состояніе политическаго настроенія общества устанавливаетъ въ такомъ видѣ: печать, говоря въ прошедшемъ году о внутреннихъ вопросахъ, никакихъ общихъ руководящихъ началъ не касалась и даже, какъ будто, избѣгала вопросовъ принципіальнаго свойства; такъ называемыя "направленія" если и не исчезли изъ русской печати, то, во всякомъ случаѣ, они спутались; общество находится теперь въ моментъ передышки и провѣрки привычныхъ понятій и ходячихъ взглядовъ: старые вопросы отошли, а новые еще не пришли; все это отражается неблагопріятно на современномъ состояніи политической печати; но все это должно кончиться, вопросъ лишь въ томъ, скоро ли это случится; а гадать это трудно.
   Во всемъ этомъ есть недоговоренность и неясность. Новое Время, конечно, только устанавливаетъ очевидности и можетъ судить о печати и обществѣ лишь настолько, насколько мысли, идеи, стремленія и желанія общества не только выражаются печатью, но и могутъ ею выражаться. О передышкѣ общества можно тоже только гадать и тоже настолько, насколько существованіе передышки находитъ доказательство въ нашей политической печати. Во всякомъ случаѣ, на основаніи очевидностей, выражаемыхъ печатью, никакъ нельзя судить о дѣйствительномъ умственномъ состояніи общества и его направленіяхъ. О томъ, что старое старится (что несомнѣнно), а молодое какъ будто не ростетъ (въ смыслѣ, конечно, публицистическомъ, ибо Новое Время говоритъ о политической печати) -- заключить безошибочно тоже едва ли возможно. Для безошибочнаго сужденія о силахъ нужно, прежде всего, опредѣлить, какое существуетъ для нихъ приложеніе.
   Выводы Новаго Времени погрѣшаютъ именно тѣмъ, что очевидности и факты, въ томъ видѣ, какъ они отражаются нашею такъ называемою политическою печатью, газета принимаетъ за факты несомнѣнно существующіе въ такомъ видѣ. Но дѣйствительно существующаго мы не знаемъ, ибо видимъ лишь часть его. Умственнаго настроенія общества и его теченій мы тоже не знаемъ; судить о нарождающихся умственныхъ силахъ и направленіи, которое они принимаютъ, тоже не имѣемъ возможности. И, во всякомъ случаѣ, сказать, что наша теперешняя политическая печать служитъ зеркаломъ идей, желаній и стремленій общества, настолько же нельзя, насколько не допускается утверждать, что маленькій обломокъ зеркала, выставленный гдѣ-нибудь въ углу двора, отражаетъ весь Божій міръ. Новое Время, не погрѣшая противъ дѣйствительности, могло бы утверждать лишь одно, что наличное число фактовъ, представляемыхъ печатью, даетъ право лишь на нѣкоторыя частичныя заключенія и что для общаго безошибочнаго вывода ихъ слишкомъ мало. И въ самомъ дѣлѣ, изъ чего и гдѣ мы можемъ узнать и увидѣть умственную Россію и возможно ли это при существующихъ средствахъ? "Новые всходы на журнальной нивѣ" Новое Бремя ставитъ въ зависимость отъ нарожденія молодыхъ силъ и необнаруженіе ихъ приписываетъ "перелому", въ которомъ находится общественное сознаніе. Это опять заключеніе по нѣкоторымъ очевидностямъ. "Переломъ", "передышка", "раздумье", о которыхъ говоритъ Новое Время, и есть именно тѣ ходячія фразы, которыя не имѣли живаго значенія даже и тогда, когда были пущены въ ходъ. Теперь же Россія уже настолько передышалась и осмотрѣлась, что имѣетъ возможность судить вполнѣ безошибочно, насколько по сооруженнымъ для нея путямъ сообщенія она идетъ быстро къ порядку, матеріальному благосостоянію и умственному преуспѣянію. Что же касается "всходовъ на журнальной нивѣ" и добрыхъ имъ пожеланій, то, казалось, было бы правильнѣе призвать божье имя (какъ это дѣлаетъ Новое Время) для ниспосланія плодородія нивѣ, потому что какіе же могутъ быть всходы, когда имъ не на чемъ рости? Публицисты являются тамъ, гдѣ есть публицистика, точно также какъ ораторы тамъ, гдѣ говорятъ общественныя рѣчи. Наконецъ, относительно обвиненія, что наше зеркало отражаетъ наши обрывки жизни, справедливость велитъ замѣтить, что зеркало не само же себя окромсало. Впрочемъ, нельзя отрицать, чтобы точка зрѣнія Новаго Времени на задачи публицистики и общественнаго направленія не имѣла практическихъ, житейскихъ основаній. На этой же точкѣ зрѣнц, стоятъ и нѣкоторые другіе органы. Не знаю, насколько они признаютъ дѣйствительное справедливымъ, но несомнѣнно, что они признаютъ не все справедливое возможнымъ. Смотря на жизнь съ ближайшей практической точки, они являются среди нашей печати представителями дарвиновской теоріи "приспособленія".
   Если наша печать дѣлится еще на лагери въ воззрѣніяхъ на внутреннюю политику, то относительно внѣшней она образуетъ одинъ лагерь, съ однимъ общимъ одушевляющимъ всѣхъ желаніемъ освободиться отъ политической зависимости отъ Германіи и встать на свои собственныя ноги.

Н. Шелгуновъ.

"Русская Мысль", кн. II, 1887

   
   
   

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru