Шелгунов Николай Васильевич
Противоположные полюсы земства

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:


   

ПРОТИВОПОЛОЖНЫЕ ПОЛЮСЫ ЗЕМСТВА.

I.

   Въ нынѣшнемъ петербургскомъ губернскомъ земскомъ собраніи былъ возбужденъ вопросъ объ отмѣнѣ сельской общины и круговой поруки.
   Когда разрабатывалось "Положеніе 19 февраля", община была основнымъ и самымъ крупнымъ вопросомъ, въ удовлетворительномъ разрѣшеніи котораго люди серьезной мысли видѣли начало всего будущаго экономическаго прогресса Россіи. Это наше бытъ или не быть раздѣлило мыслящую Россію того времени на два лагеря. Всѣ съ боязнію ждали, какъ разрѣшитъ вопросъ "Положеніе", и "Положеніе" разрѣшило его въ пользу общины, сохранивъ въ то-же время и свободу лица. По дѣйствующему закону, общинное владѣніе можетъ быть обращено въ участковое, по приговору самой общины, если въ приговорѣ участвовало не менѣе 2/3 голосовъ. Кромѣ того 165 статья "Положенія о выкупѣ" говоритъ, что "до уплаты выкупной ссуды выдѣлъ участковъ отдѣльнымъ домохозяевамъ изъ земли, пріобрѣтенной обществомъ, допускается не иначе, какъ съ согласія общества. Но если домохозяинъ, желающій выдѣлиться, внесетъ въ уѣздное казначейство всю причитающуюся на его участокъ выкупную ссуду, то общество обязывается выдѣлить крестьянину, сдѣлавшему такой взносъ, соотвѣтствующій оному участокъ по возможности къ одному мѣсту..."
   Въ чемъ-же можетъ быть еще вопросъ и можно-ли было разрѣшить его лучше, чѣмъ разрѣшило Положеніе 19 февраля? Гдовская уѣздная земская управа находитъ, что вопросъ разрѣшился-бы гораздо глубже и съ большею государственною мудростію, если-бы 165 статья была редактирована такимъ образомъ: "Каждый крестьянинъ можетъ выдѣлиться безъ согласія общества и не внося всей выкупной ссуды. Онъ остается должникомъ казны но взносу выкупныхъ. платежей только лично за себя, не отвѣчая за другихъ членовъ общества по круговой порукѣ."
   Да, но вѣдь это значитъ, что петербургское земство хочетъ силой уничтожить общину и круговую поруку? Именно такъ, читатель.
   Какими-же соображеніями руководствовалось гдовское земство и затѣмъ петербургское губернское земское собраніе, чтобы предложить такую крутую мѣру? Петербургское земство желаетъ, чтобы Россія была богата и счастлива, чтобы у насъ не было недоимщиковъ, чтобы земля обработывалась тщательно, чтобы изчезло нищенство, чтобы искоренилось міроѣдство, чтобы бѣдные были трудолюбивы и чтобы, въ концѣ концовъ, Россія превратилась въ счастливую Аркадію. И все это достигается такъ просто -- другой редакціей 165 статьи "Положенія о выкупѣ"!
   Но позвольте: въ западной Европѣ давно уже уничтожена и община и круговая порука; отчего-же тамъ такой страшный пауперизмъ и пролетаріатъ? отчего это простое средство не привело западную Европу къ богатству и почему петербургское земство думаетъ, что оно должно привести къ богатству Россію? Отчего человѣчество со временъ Моисея издаетъ законы о бѣдныхъ, а бѣдность остается попрежнему страшной язвой человѣчества? Отчего цѣлыя тысячелѣтія эта язва не могла быть излечена, несмотря на обиліе и суровость законовъ и административныхъ мѣръ, а петербургское земство думаетъ излечить ее сразу и побольше какъ шестью строчками? Вопросъ, очевидно, усложняется. Что казалось излечимымъ однимъ почеркомъ пера, превращается въ вопросъ исторіи, въ задачу народовъ; изъ русскаго -- вопросъ превращается въ міровой, и теоретическія кабинетныя измышленія гдовскаго уѣзда смѣняются опытами и экспериментами народовъ, думающихъ эту думу вѣка. Не пригодятся-ли намъ, поэтому, опыты и мысли другихъ народовъ? Посмотримъ.
   

II.

   Я не стану начинать съ яицъ Леды и только для того, чтобы показать, въ какой глубокой древности бѣдность является уже важнымъ соціальнымъ вопросомъ, напомню читателю о Талмудѣ, который установилъ обязательную помощь бѣднымъ.
   Съ появленіемъ христіанства, помощь бѣднымъ получила болѣе широкое религіозное освященіе. Христіанство, взглядъ котораго на бѣдность -- отчасти древнееврейскій взглядъ, видѣло въ милостынѣ святой долгъ братской помощи, не разбирая, изъ какого источника бѣдность является. Милостыня признавалась актомъ душевнаго спасенія; она дѣлалась не столько ради нищаго, сколько ради спасенія того, кто давалъ. Не дѣло дающаго было знать, откуда явилась бѣдность: Богъ знаетъ чужую совѣсть, Богъ караетъ за грѣхъ обмана, Богъ наказываетъ за дурную жизнь, приведшую къ нищетѣ. Истинный христіанинъ не считалъ себя судьею чуждой совѣсти и, помогая другому, онъ только спасалъ свою душу, открывалъ ей врата царствія небеснаго. Милостыня была актомъ совѣсти дающаго и совѣсти принимающаго; верховнымъ судьею того и другого -- одинъ только Богъ.
   По мѣрѣ того, какъ церковь росла и усиливалась, христіанская помощь бѣднымъ превратилась въ рукахъ католическаго духовенства въ орудіе злоупотребленія и власти. Богатые, которымъ, по ученію Христа, было труднѣе попасть въ царство небесное, чѣмъ верблюду пролѣзть въ иголку, откупали свои грѣхи цѣпными приношеніями церкви, которая стала посредницей между ними и бѣдными. Кому и какъ доставалась помощь, богатымъ было все равно, ибо имъ было внушено, что приношеніе церкви для помощи бѣднымъ есть пріятная жертва Богу. Ученіе зго было просто и общедоступно, а вмѣстѣ съ тѣмъ ничѣмъ лучше церковь не могла укрѣпить своей власти. Съ одной стороны, благочестивые люди, спасая душу, отдавали церкви свои богатства, съ другой -- отъ служителей церкви зависѣла вполнѣ вся масса бѣдныхъ, нуждавшихся въ помощи. Выигрывала одна церковь, ибо она одна становилась богаче настолько, насколько всѣ остальные теряли.
   Цѣлые вѣка продолжался въ Европѣ такой порядокъ и число бѣдныхъ не только не уменьшалось, а напротивъ увеличивалось. Подаяніе дѣлалось не ради устраненія бѣдности, а ради спасенія души; подаяніе стало добрымъ дѣломъ, а нищій чуть не посланникомъ божіимъ, всегда дорогимъ гостемъ, человѣкомъ, приносившимъ съ собою возможность этого спасенія. Деморализація росла больше и больше, попрошайство и праздность увеличивались, домовитость и энергія полезнаго труда ослабѣвали и нищими дѣлались не только тѣ, кто не могъ работать, но и тѣ, кто могъ работать. Тогда-то наступила реакція противъ церковнаго порядка. Свѣтская власть задумала спасти общество отъ деморализаціи и вопросъ о бѣдности вступилъ во второй періодъ своего развитія.
   Первый періодъ можно назвать періодомъ милосердія и человѣколюбія. Практика съ ея церковными злоупотребленіями, конечно, не оправдала христіанской теоріи милостыни; но въ принципѣ эта неудавшаяся практика была много выше практики второго періода. Теперь наступилъ вѣкъ насилія и жестокосердія, вѣкъ систематической эксплуатаціи, періодъ ограбленія бѣдныхъ въ пользу богатыхъ и сильныхъ -- однимъ словомъ, періодъ феодализма, закрѣпленія, крѣпостничества, періодъ среднихъ вѣковъ.
   Неоспоримо, что близорукое филантропическое милосердіе убивало энергію трудолюбія, вело къ попрошайству и къ тому, что все бѣдное именемъ Христа хотѣло жить на счетъ богатыхъ. Въ средніе же вѣка, въ эти вѣка желѣзныхъ чувствъ, богатые, напротивъ, стали жить на счетъ бѣдныхъ. Съ одной стороны, свѣтская власть взяла на себя заботу и попеченіе о бѣдныхъ, съ другой -- феодальный произволъ и распущенность разширяли помѣстное право до того, что дѣло кончилось полнымъ обезземеленіемъ крестьянъ и разрушеніемъ сельской общины. Слѣдуетъ-ли удивляться, что бѣдныхъ прибавилось и прежнія толпы нищихъ смѣнились цѣлыми толпами голодныхъ бродягъ?
   Свѣтская власть, приписывавшая все зло тунеядству, начала преслѣдовать нищихъ и бѣдныхъ полицейскими мѣрами. Въ первый періодъ нищій считался божьимъ человѣкомъ; во второй же Европа объявила, что никакихъ божьихъ людей не признаетъ и если они будутъ продолжать шляться, то ихъ будутъ наказывать плетьми и розгами. По одной этой мѣры было недостаточно; даже и рыцари понимали, что бѣдность не всегда тунеядство, и вотъ во Франціи еще въ 1350 г. было установлено различіе между нищими способными и неспособными къ труду и запрещено помогать лѣнтяямъ. Далѣе Францискъ 1-й въ 1536 г. возложилъ на обязанность общинъ помогать людямъ, къ труду неспособнымъ. Но главная сущность мѣръ осталась все тоюже: бѣдныхъ людей старались превращать въ богатыхъ полицейской расправой, облавами и слѣдующими за ними плетьми, розгами и тюремнымъ заключеніемъ. Кредитъ божьяго человѣка совсѣмъ упалъ и бѣдняка превратили въ негодяя, тунеядца, бродягу. Европа перешла изъ одной крайности въ другую и истощала всѣ свои полицейскія силы въ борьбѣ и преслѣдованіи нищихъ. Даже смѣшно читать о всѣхъ полицейскихъ тонкостяхъ, которыя употреблялись для преслѣдованія нищихъ, и о тѣхъ лукавствахъ, которыя употребляли бѣдные бродяги, чтобы обманывать власть. Борьба была положительно неровная, да и чего можно было достигнуть плетьми и розгами, когда въ воловинѣ XVII столѣтія нищіе составляли во Франціи 1/10 часть населенія и въ одномъ Парижѣ считалось ихъ 40,000 человѣкъ! Вобанъ разсказываетъ о Франціи того времени почти невѣроятные ужасы. Простой народъ, но его словамъ, утратилъ даже человѣческій образъ. Вмѣсто хлѣба люди ѣли землю и траву. Свѣтская правительственная благотворительность съ ея hôpitaux généraux являлась не больше какъ букетомъ гражданской скорби. Можно-ли было помочь пріютами для нищихъ, даже и построенными въ дѣйствительности, а не на бумагѣ, когда голодные составляли 1/10 часть населенія страны? О серьезной помощи бѣднымъ никто не думалъ, да и причинъ бѣдности не понимали. Вся государственная мудрость сводилась лишь къ полицейскому преслѣдованію и гуманныя распоряженія оставались однимъ безплоднымъ бумагомараніемъ. Добродѣтельный, но неспособный Людовикъ XVI хотѣлъ помочь бѣднымъ тѣмъ, что распорядился продавать нищимъ хлѣбъ по уменьшенной цѣнѣ; но, заслуживъ отъ народа прозвище булочника нищихъ, Людовикъ XVI числа нищихъ во Франціи не убавилъ. Но вотъ разразилась во Франціи первая революція и послѣ нея бѣдность во Франціи значительно поубавилась Въ чемъ-же причина этой благодѣтельной перемѣны, которая дала Франціи возможность вывести ужасы войнъ, продолжавшихся ровно 25 л.? Наполеонъ 1 не щадилъ французовъ и въ солдаты бралъ не нищихъ и бродягъ, а цвѣтъ населенія, самую здоровую молодежь. Бѣдность утратила свой генеральный характеръ и сдѣлалась не правиломъ, а исключеніемъ, потому-что революція возстановила то равновѣсіе, которое уничтожилъ феодализмъ. Нивеллируя права, французская республика уничтожила сословіе крупныхъ землевладѣльцевъ и земля была раздѣлена между 8,000,000 мелкихъ собственниковъ.
   Наполеонъ I не сказалъ для бѣдныхъ ни одного новаго слова. Онъ только объявилъ, что нищенство запрещается въ предѣлахъ всей имперіи, умолчавъ однако, куда нищимъ слѣдуетъ дѣться я что имъ ѣсть. Наполеоновскій законъ 1808 г. и до сихъ поръ считается основнымъ закономъ оффиціальной Франціи. Полицейское воззрѣніе и военная наклонность къ приказаніямъ доведены тутъ до послѣдняго предѣла своей послѣдовательности.
   Въ Германіи съ небольшими измѣненіями повторялся тотъ-же порядокъ. Нищихъ и бѣдныхъ преслѣдовали и въ то-же время рыцари и вотчинники, усиливая свои права и привилегіи, выбрасывали на улицу голоднаго, лишившагося земли крестьянина. Во Франціи правительство, правда, и сѣкло нищихъ, но зато, хотя только и на бумагѣ, признавало необходимость для нихъ пріюта. Суровая, логическая Германія отвергала правительственную помощь въ самомъ принципѣ. Феодалы и феодальные реакціонеры, стоявшіе всегда во главѣ нѣмецкой власти, боялись только одного, чтобы бѣдные не вздумали вольнодумничать и, догадавшись наконецъ, что ихъ безземелье есть фокусъ, сдѣланный въ средніе вѣка рыцарями и вотчинниками, не заявили бы притязаніе на законную помощь со стороны правительства и феодаловъ, владѣющихъ народной землей. Нѣмецкое простонародье, застрахованное искусными мѣрами реакціонеровъ отъ всякихъ неблагопристойныхъ размышленій, видя, что ему отъ своихъ нечего ждать помощи и въ родной землѣ не найти спасенія, рѣшилось бросать милое отечество, которое отъ него отворачивалось, чтобы искать хлѣба и пріюта въ Россіи, въ Америкѣ и даже въ Африкѣ. Болѣе 2,000,000 нѣмцевъ оставили въ нынѣшнемъ столѣтіи свою родину, спасаясь отъ бѣдности переселеніемъ. Можетъ быть, ни въ одной странѣ въ мірѣ тупоуміе и своекорыстіе крупныхъ собственниковъ не обнаруживалось въ такой степени, какъ въ классической ученой и основательной Германіи. До 1811 г. въ Германіи не было даже никакихъ статистическихъ свѣденій о бѣдныхъ и только благодаря Штейну началось первое собираніе о нихъ числовыхъ данныхъ. Когда-же послѣ 1815 г. наступила въ Германіи реакція и воцарилось благонамѣренное молчаніе, всѣ вопросы о благосостояніи народа, а вмѣстѣ съ тѣмъ и статистическія свѣденія о бѣдныхъ были сданы въ архивъ. Достаточно пересмотрѣть книгу Эммингауза {А. Emmingbaus. Das Armenwesen und die Arrnengesetzgebung in Europaeiseben Staaten. 1879.}, чтобы оцѣнить все статистическое невѣжество Германіи цо вопросу о бѣдности. Нѣмцы точно не хотѣли знать времени, въ которое они жили. Занимаясь всѣмъ и зная все, узнавъ до послѣдняго слова какія пѣсни и какія сказки ноетъ и разсказываетъ народъ, нѣмцы не хотѣли знать только одного, что пьетъ и ѣстъ этотъ народъ; для феодаловъ народъ былъ какимъ-то пугаломъ. Полстолѣтія продолжавшаяся реакція заботилась только о такъ называемомъ порядкѣ, т. е. о томъ, чтобы народъ не вздумалъ думать и заботиться самъ о себѣ. Но то, чего боялись, именно и случилось.
   Только Англія возстановила частію то равновѣсіе, которое она нарушила, отнявъ у народа землю. Равновѣсіе это, какъ увидитъ читатель, вышло не совсѣмъ удачной финансовой операціей, доказывающей только ошибку счетчиковъ.
   Европейскія правительства, недовольныя церковнымъ призрѣніемъ нищихъ и усиленіемъ бродяжества, превратили крестьянина въ наемнаго батрака, а чтобы обѣднѣвшій батракъ не вздумалъ христарадничать, поручили его надзору полиціи. По мнѣнію континентальныхъ законодателей бѣдность была преступленіемъ, за которое слѣдуетъ наказывать. Англія поступила иначе. Она признала нищенство соціально-юридическимъ фактомъ, а нищаго -- гражданиномъ, имѣющимъ законное право на общественное пособіе. Въ этомъ была логика.
   Вообще англо-саксы оказались гораздо послѣдовательнѣе родственныхъ имъ германцевъ. Личное освобожденіе крестьянъ началось въ Англіи въ XIV столѣтіи. При Генрихѣ VIII неумолимо лишали земледѣльцевъ насиженной ими земли, выселяли ихъ въ другія мѣста, срывали цѣлыя деревни, обращая землю въ выгоны и пастбища. Уничтоженіе монастырей шло паралельно съ этимъ варварствомъ. Въ концѣ XVI столѣтія, когда совершился полный переходъ всей англійской земли изъ рукъ земледѣльцевъ въ руки крупныхъ собственниковъ, когда монастыри, призрѣвавшіе прежде бѣдныхъ, уже не существовали, когда помѣщики лично свободныхъ крестьянъ оставили совсѣмъ безъ всякой помощи,-- Англія покрылась толпами нищихъ и бродягъ. Государство, допустившее грабежъ, должно было взять и отвѣтственность за него; если оно позволило помѣщикамъ пустить крестьянъ по міру, кому-же, кромѣ его, слѣдовало и позаботиться о прокормленіи этихъ искуственно созданныхъ нищихъ? И вотъ уже при Елисаветѣ, въ 1601 г., является законъ о бѣдныхъ и помощь имъ провозглашается общественной повинностію. Въ концѣ XVII столѣтія налогъ для бѣдныхъ составлялъ въ Англіи отъ 7--800,000 фун. стерлинговъ; во время семилѣтней войны 1 1/4 милльоновъ фунтовъ стерлинговъ, во время американской войны за независимость 2 милльона, въ 1801 г. 5 1/2 милл., въ 1813 г. 6 1/2 милл., въ 1817 г. 9 1/2 милл. Съ этихъ поръ, благодаря лучшей системѣ благотворительности, начинается уменьшеніе налога въ пользу бѣдныхъ: въ 1834 г.-- 6 1/2 милл.; въ 1850 г.-- 5 1/2 милл.; въ 1860 г.-- 5 1/2 милл. и въ 1867 г. почти 7 милл. Число всѣхъ нризрѣваемыхъ, на которыхъ тратятся эти милльоны, составляетъ въ настоящее время болѣе 2 1/2 милліоновъ человѣкъ.
   Эти огульныя цифры, конечно, не говорятъ еще читателю ничего. Что значитъ, напримѣръ, что налогъ для бѣдныхъ составляетъ нынче около 7 милл.? Это значитъ вотъ что: въ Англіи въ пользу бѣдныхъ платятъ не всѣ, а только податные обыватели. Такихъ податныхъ обывателей въ Англіи и въ Валлисѣ въ 1859 г. считалось 2,230,076 и съ нихъ на содержаніе 2,682,000 призрѣваемыхъ собиралось около 7,000,000, т. е. каждый плательщикъ отдавалъ на общественное призрѣніе отъ 8--9% своего дохода или содержалъ 1--2 нищихъ.
   Цифры эти показываютъ лучше всего путаницу понятій и предразсудковъ, создавшихъ подобный антисоціальный и экономическнубыточный порядокъ. Нынѣшніе плательщики Англіи въ пользу бѣдныхъ -- потомки именно тѣхъ графовъ, баронетовъ и бароновъ, которые съ XIV -- XVII столѣтіе изгоняли земледѣльцевъ съ своихъ земель. Прогнавъ крестьянъ, они должны были принять возложенное на нихъ закономъ обязательство выплачивать прогнаннымъ бѣднякамъ постоянную ренту изъ своихъ доходовъ въ количествѣ 7--9 проц. По точному разсчету англійскіе землевладѣльцы съ 1834 по 1867 г. выплатили въ пользу безземельнаго населенія 184,000,000 фун. стер., а втеченіе болѣе 200 лѣтъ по приблизительному разсчету 1 мильардъ фун. стер. или 6,286,000,000 руб. сер. Развѣ сущность этой уморительной финансовой операціи не въ томъ, что отобравъ отъ крестьянъ землю, владѣльцы стали выплачивать за нее вѣчную ренту! По разсчету оказывается, что за 100 руб. отобранной земельной собственности владѣльцы выплатили вовсе это время 1,400 р. Какъ это выгодно! Не выгоднѣе-ли было не отбирать земли?
   Если мы обратимся къ Германіи и къ Франціи, то увидимъ въ нихъ повтореніе подобныхъ-же порядковъ. Конечно, ни во Франціи, ни въ Германіи общественная помощь не организовалась такъ, какъ въ Англіи. Напримѣръ, въ Германіи бароны и рыцари никогда не считали себя обязанными платить ренту тѣмъ, кого предки ихъ лишили собственности. Но отъ этого, конечно, число бѣдныхъ и нищихъ сравнительно не сдѣлалось меньше, чѣмъ въ Англіи. Англія, дающая своему нищему и пролетарію право гражданства, и должна была дѣйствовать съ откровенностію, тогда-какъ офиціальная Франція и Германія, признающія бѣдность преступленіемъ, должны были ея стыдиться и слѣдовательно скрывать. Тѣмъ не менѣе одинаковыя причины вели къ одинаковымъ результатамъ и вотъ мы узнаемъ изъ статистики нищеты, что число бѣдныхъ во всѣхъ странахъ приблизительно одно и то-же: въ Англіи ихъ считается 4 1/2%; во Франціи 5%; въ Германіи около 4%; въ Бельгіи 6%. Такъ-какъ бѣдные каждой страны живутъ да поживаютъ, то очевидно, что о ихъ существованіи кто-нибудь да заботится. Въ Англіи эта забота пала на землевладѣльцевъ; во Франціи и въ Германіи, гдѣ правительства не оказывались особенно либеральными и гдѣ, какъ въ Пруссіи, на благотворительныя учрежденія отпускаются отъ казны гроши (напр., въ 1854 г. всего 216,000 тал.), прокормленіе бѣдняковъ должны были взять на себя подобные-же бѣдняки. Такимъ образомъ оказывается, что во Франціи и преимущественно въ Германіи ту-же ренту, какъ въ Англіи, выплачивали бѣднякамъ не тѣ, кто воспользовался ихъ землями, а тѣ, кто этой землей не воспользовался: рыцари, отобравъ землю, заставили платить ренту народъ. Очень можетъ быть, что этотъ платежъ нѣсколько слабѣе, чѣмъ въ Англіи, если допустить, что для существованія нѣмецкаго и французскаго нищаго нужно меньше, чѣмъ для нищаго англійскаго; но сущность вопроса отъ этого нисколько не измѣняется и вся разница заключается лишь въ томъ, что въ Англіи, гдѣ нищенство пользуется правомъ гражданства, общественная помощь организована, какъ стройное государственное учрежденіе, а въ Германіи и Франціи, гдѣ этого нѣтъ, положеніе бѣдныхъ болѣе шатко.
   Шаткое положеніе бѣдныхъ людей на континентѣ Европы, предоставленныхъ собственнымъ силамъ и сердоболію сосѣдей, наконецъ, холодное или, вѣрнѣе, жестокосердое отношеніе правительствъ, думавшихъ лечить бѣдность преимущественно полицейскими преслѣдованіями, показали ясно, что второй періодъ также безсиленъ предъ своей задачей, какъ и первый, который имъ смѣненъ. Офиціальная Франція и Германія, игнорируя бѣдность, какъ соціальное состояніе, только ее преслѣдовала; а между тѣмъ, она росла все больше и больше, становилась безнравственнѣе, грубѣе, живучѣе и только пряталась отъ страха въ норы и трущобы, чтобы время отъ времени выходить оттуда на свѣтъ божій и наводить ужасъ. Офиціальные люди потомъ всегда удивлялись, откуда берется этотъ грязный, всклокоченный и страшный народъ, котораго въ мирныя времена невидно. Онъ выходилъ изъ тѣхъ-же трущобъ, въ которыя загоняла его полиція; но въ мирное время онъ ежился и прятался, теперь-же заявлялъ откровенно и рѣшительно о споемъ существованіи. Въ Берлинѣ, напр., въ 1868 г. считалось 7,884 нищихъ. Предположите, что всѣ они внезапно проникаются отвагой и рѣшительностію и съ наглостію появляются "подъ Липами". Эфектъ будетъ весьма своеобразный и внушающій... и вотъ вопросъ о бѣдности вступилъ въ свой третій періодъ.
   Границы историческихъ періодовъ получаютъ свое рѣзкое очертаніе только тогда, когда на нихъ смотришь издали. Въ Англіи изгнаніе крестьянъ тянулось два вѣка; церковное призрѣніе бѣдныхъ уступало въ Европѣ свое мѣсто полицейско-гражданской благотворительности тоже лѣтъ 200; когда новый историческій періодъ уже установился твердо, еще долго чувствуются слѣды и вліяніе періода предыдущаго; феодализмъ въ Германіи -- могучая сила до сихъ поръ. То-же самое и съ третьимъ періодомъ вопроса о бѣдности: этотъ періодъ началъ намѣчаться едва въ послѣднее время.
   Во второмъ періодѣ бѣдность и нищенство не представлялись никому общественнымъ явленіемъ. Гуманныя мечты Генриха IV и сентиментализмъ Людовика XVI, конечно, были похвальны съ моральной точки зрѣнія, по общественная практика отъ нихъ ничего не выигрывала. Только въ XIX столѣтіи, благодаря постепенной зрѣлости соціальной мысли, бѣдность была изслѣдована, какъ соціально-экономическое явленіе. Изслѣдованія показали, что ни христіанская благотворительность перваго періода, ни свѣтская благотворительность второго не въ состояніи помочь злу. Но что и какъ? Чѣмъ глубже вникали въ вопросъ, тѣмъ труднѣе оказывалось его практическое разрѣшеніе при томъ отношеніи труда и капитала, которое сложилось и окрѣпло въ Европѣ въ смутное время феодализма. Бѣдный страдалъ не отсутствіемъ личныхъ средствъ, а отсутствіемъ орудій производства; помощь, которую ему оказывали, была только коркой хлѣба, а не средствомъ для развитія его личной экономической производительности. Что-же дѣлать, какъ встать на ноги, какъ застраховаться отъ нищеты и насильственнаго прогула? Средство было, наконецъ, найдено -- въ ассоціаціи. Ассоціація есть активный протестъ бѣдности противъ безсилія филантропической помощи и непроизводительной траты средствъ на подаяніе и кормленіе. Въ Англіи нищіе втеченіи 200 лѣтъ проѣли непроизводительно 7,000,000,000 руб. Развѣ это не брошенныя на воздухъ деньги? Развѣ это не погибшая безслѣдно благотворительность, ни на іоту неизмѣнившая соціальнаго быта Англіи и незалечившая ея постоянно сочившейся раны? Собирайте опять тѣ-же милльоны; употребляйте ихъ также, и пройдутъ новые 200 лѣтъ и затѣмъ еще многіе вѣка, а рана будетъ сочиться нестарому и только болѣзнь сдѣлается застарѣлѣе и упорнѣе. Позоръ прогрессу, позоръ знанію, позоръ генію человѣчества, если-бы то, что зависитъ отъ учрежденій, что явилось отъ недомыслія, не было исправлено новыми лучшими учрежденіями! Оно и будетъ исправлено.
   Главное орудіе производства, земля, ускользнуло, конечно, безслѣдно изъ рукъ бѣдныхъ Англіи, Франціи и Германіи. Во Франціи, правда, первая революція создала мелкую собственность, но личная собственность и наслѣдственное дробленіе ея лишаютъ ее основного элемента, составляющаго силу ассоціаціи. Что французы такъ легко пошли на другіе виды ассоціаціи, обойдя земледѣльческую, причину этого нужно искать, конечно, не въ томъ, чтобы (французскіе земпротивледѣльцы были не въ состояніи понять силы и значенія земледѣльческой ассоціаціи. Причина этого, во-первыхъ, въ томъ, что земледѣльческое знаніе есть самое отсталое знаніе, а во-вторыхъ, въ томъ, что объ ассоціаціи приходилось прежде всего подумать не тѣмъ, у кого былъ хотя клочокъ земли, а тѣмъ, у кого ничего не было, т. е. фабричному рабочему и городскому пролетарію. Вотъ почему европейская ассоціація пошла въ промышлепно-ремесленномъ направленіи. Гноящуюся язву Европы и Англіи составлялъ пролетарій городовъ и промышленныхъ центровъ и ему попреимуществу явилась на помощь ассоціація. Ассоціація, въ своемъ теперешнемъ первоначальномъ и далеко невыработавшемся видѣ, есть лишь простое взаимное страхованіе бѣдняковъ противъ всякихъ поражающихъ ихъ случайностей. Этотъ несовершенный видъ ассоціаціи въ особенности бросается въ глаза въ Германіи, въ надѣлавшихъ повсюднаго шума разныхъ страховыхъ союзахъ Шульце-Делича.
   Проницательный читатель, можетъ быть, злорадственно уличитъ меня въ непониманіи разницы между пролетаріатомъ и нищенствомъ и въ смѣшеніи этихъ понятій; но проницательный читатель въ своемъ разсчетѣ ошибется. Между нищенствомъ и пролетаріатомъ сучцествуетъ дѣйствительно и теоретически и практически такая-же рѣзкая черта, какъ, напримѣръ, между взрослымъ отцомъ и малолѣтнимъ сыномъ, или между работящимъ сильнымъ сыномъ и дряхлымъ безсильнымъ отцомъ. Пролетаріемъ зовутъ того человѣка, который хочетъ трудиться, но не имѣетъ работы, нищимъ -- того, кто и при обезпеченной работѣ не имѣетъ силъ добыть все, что ему нужно для существованія. Эти состоянія также родственны, какъ дряхлый отецъ и его сильный сынъ. Пролетарій-сынъ, имѣющій дряхлаго отца, при работѣ старика прокормитъ, при прогулѣ-же -- самъ будетъ голодать, а отца пошлетъ просить милостыню; вдова съ малолѣтними дѣтьми, работая сама на какой-нибудь фабрикѣ, посылаетъ въ то-же время дѣтей просить милостыню; ибо одна задѣльная плата всей семьи не прокармливаетъ. Слѣдовательно ясно, что нищенство выдѣляется изъ пролетаріата; оно есть низшая степень его, его подонки. Нищенство не изчезнетъ, если пролетарій будетъ безпомощенъ; но поставивъ на ноги пролетарія, вы прекратите и нищенство, ибо сильная семья не пуститъ своихъ безсильныхъ членовъ просить милостыни, а ассоціація, въ которой пролетарій найдетъ свое спасеніе, не допуститъ до нищенства, въ случаѣ его смерти, его сиротъ. Вотъ въ чемъ именно и могущество ассоціаціи, если она станетъ выше того состоянія, въ которомъ находится пока въ Европѣ, если она сложится въ полное замкнутое цѣлое, обезпечивающее человѣка отъ колыбели до могилы. Такое развитіе ассоціаціи пока вопросъ будущаго.
   Въ числѣ европейскихъ правительствъ не нашлось ни одного достаточно проницательнаго государственнаго человѣка, который-бы сразу понялъ исторически-міровое значеніе ассоціацій и помогъ-бы стремленіямъ европейскаго пролетарія. Поэтому разрѣшеніе трудной задачи не обошлось въ Европѣ безъ волненій и безъ тѣхъ печальныхъ недоразумѣній, которыя неизбѣжны во всякомъ новомъ стремленіи, возбуждающемъ страсть. Если-бы эта задача была понята, какъ слѣдуетъ, и если-бы люди власти протянули руку помощи пролетарію, помогли его стремленіямъ разрѣшить ее мирнымъ путемъ, никакихъ-бы волненій въ Европѣ не было. Между тѣмъ, мы видимъ противное, особенно въ Германіи. Нѣмецкая послѣдовательность упорно разграничивала второй періодъ -- офиціальной свѣтской благотворительности отъ едва зарождавшагося третьяго -- народной самопомощи. Бѣдности нужно было помочь; выселеніе 2 милліоновъ голодныхъ людей такой фактъ, что его видѣли и слѣпые, и вотъ, послѣ вѣкового невниманія къ общественной благотворительности, Пруссія, наконецъ, только въ 1842--1855 гг. выработываетъ весьма полное и хорошо обдуманное законоположеніе объ общественномъ призрѣніи. Но только что-же изъ этого? Духъ времени все-таки отлетѣлъ отъ него и офиціальная Пруссія не желаетъ видѣть нарожденія третьяго періода и дать ему свою правительственную санкцію; -- ассоціаціи только ничѣмъ не мѣшаютъ и въ то-же время ничѣмъ и не помогаютъ. Въ Пруссіи попрежнему бѣдный лишенъ гражданскихъ правъ и ему позволено лишь получать помощь, а не требовать ее. Разрабатывая основательно вопросъ о бѣдности въ его второмъ періодѣ, Пруссія и нынче еще не стала на высоту англійскаго пониманія его. Пруссія боится французскаго "права на работу" и англійскаго "права на вспомоществованіе"; она позволяетъ своимъ бѣднымъ только "ходатайствовать" о призрѣніи и затѣмъ отдаетъ ихъ въ полное распоряженіе полиціи и администраціи. Не закончивъ еще даже второго періода, офиціальной Германіи, конечно, не понять вновь нарождающагося третьяго и взаимныхъ тѣсныхъ отношеній такихъ понятій, какъ бѣдность, ассоціація, правительство. Конечно, ассоціація и безъ правительственной помощи можетъ развиться и окрѣпнуть; но неоспоримо также и то, что еслибы прусское правительство было въ состояніи понять, что вопросъ о бѣдности вступилъ въ свой третій періодъ, еслибы оно протянуло усиліямъ народа къ ассоціаціи руку помощи, еслибы оно разработало положеніе объ ассоціаціяхъ съ такой-же основательностію и глубиной, какъ положеніе 1842 г. объ общественномъ призрѣніи бѣдныхъ, еслибы, наконецъ, правительство собственными средствами оказало экономическую поддержку устройству ассоціацій тамъ, гдѣ пролетарій ничего не въ состояніи сдѣлать по своей безпомощности, то, конечно, голодная пора бѣдныхъ кончилась-бы скорѣе.
   

III.

   Русскую общину открылъ нѣмецкій баронъ Гакстгаузенъ. Не этимъ-ли страннымъ фактомъ слѣдуетъ объяснить то, что мы свою общину не понимаемъ еще до сихъ поръ?
   Гакстгаузенъ, прусскій баронъ, консерваторъ по политическимъ убѣжденіямъ и либеральный консерваторъ по соціальному міровоззрѣнію, пріѣхалъ къ намъ изъ западной Европы, которую онъ зналъ настолько хорошо въ ея историческомъ прошломъ и въ ея настоящихъ соціальныхъ стремленіяхъ и попыткахъ, что читать книгу русской жизни и разъяснять намъ ея смыслъ было ему нетрудно. Гакстгаузенъ смотрѣлъ на Россію западно-европейскимъ взглядомъ и сверху внизъ; онъ наблюдалъ насъ безстрастно и спокойно, стоя внѣ тѣхъ личныхъ интересовъ, которые мѣшаютъ трезвости пониманія общественныхъ явленій. Понятно, что прусскій баронъ явился для насъ какимъ-то пророкомъ, чѣмъ-то въ родѣ египетскаго жреца, читавшаго нашу судьбу по нашимъ внутренностямъ.
   Особенное достоинство Гакстгаузена, какъ наблюдателя, заключается въ томъ, что онъ старается уловить душу русской жизни. Поэтому отъ него но укрывается нигдѣ коренное различіе между нашимъ и западно-европейскимъ бытомъ. Гакстгаузенъ сейчасъ-же замѣтилъ, что у насъ нѣтъ этихъ людей vis-à-vis du rien, которые поставили западную Европу въ такое трудное положеніе. Гакстгаузенъ прежде всего былъ пораженъ именно этимъ фактомъ и, какъ умный человѣкъ, онъ, конечно, постарался объяснить себѣ его происхожденіе. Русская исторія дала отвѣтъ. Въ ней Гакстгаузенъ прочиталъ, что отсутствіемъ пролетаріата мы обязаны нѣкоторымъ внутреннимъ политическимъ условіямъ и особенно сильно развитому въ народѣ общинному духу, который онъ называетъ нашимъ соціальнымъ геніемъ. Само крѣпостное право способствовало развитію и укрѣпленію русской общины. Въ личныхъ интересахъ помѣщикъ долженъ былъ оставлять за крестьянами нѣкоторый имущественный инвентарь: иначе онъ лишился-бы оброка. Но тому-же помѣщику, обязанному службой, нельзя было самому заниматься своимъ хозяйствомъ и жить въ помѣстьи, нельзя было ни контролировать средствъ крестьянъ, ни, какъ выражается Гакстгаузенъ, смотрѣть имъ въ рогъ. Поэтому помѣщикъ ограничивался наложеніемъ аренды на цѣлую крестьянскую общину, опредѣляя ее числомъ душъ. Совершенно въ такихъ-же отношеніяхъ къ общинѣ находилось и государство. Ему было удобнѣе предоставить самоуправленіе народу, чѣмъ слѣдить, за каждымъ мужикомъ. При сильно развитомъ въ народѣ общинномъ духѣ крестьянская община при подобныхъ условіяхъ должна была окрѣпнуть. "Такая русская община, говоритъ Гакстгаузенъ,-- очень походила на хорошо организованную свободную республику, которая покупала свою независимость опредѣленной платой господину". Но эту общину начали разшатывать уже при Петрѣ I, когда съ одной стороны стали открываться искуственныя фабрики и когда съ другой -- полуевропейское образованіе, порча нравовъ и стремленіе помѣщиковъ къ роскоши оторвало множество рукъ отъ земледѣлія. Къ этому присоединилось наслѣдственное дробленіе помѣстій и -- деревенская община, это могущественное начало истинной свободы, какъ называетъ ее Гакстгаузенъ, начала слабѣть. Гакстгаузенъ при этомъ указываетъ на бывшаго министра государственныхъ имуществъ, графа Киселева. Киселевъ зналъ, что русская община есть оселокъ развитія чувства собственнаго достоинства и правильной свободы. Онъ хотѣлъ поднять русскую общину, по возможности устроить въ ней независимое самоуправленіе и такимъ образомъ избавить ее отъ деспотизма и корыстолюбія чиновниковъ, исправниковъ и пр. Попытка графа Киселева, конечно, не могла удаться въ его короткое управленіе: то, что разшатывалось уже полтора вѣка, и народная деморализація, считавшая за собою нѣсколько вѣковъ, не могли быть обновлены въ какія-нибудь 15 лѣтъ. Киселевъ, какъ государственный человѣкъ, до сихъ поръ еще не оцѣненъ у насъ по достоинству.
   Принципъ равнаго дѣленія земли по душамъ -- есть первобытный славянскій принципъ, коренящійся въ древнѣйшемъ принципѣ славянскаго права, принципѣ о нераздѣльномъ общемъ владѣніи всѣмъ родомъ. Вотъ въ чемъ традиціонная крѣпость общиннаго духа въ русскомъ народѣ. Духъ общинности такъ крѣпокъ, что несмотря на тѣ искушенія, которымъ его подвергали, онъ всегда оставался сильнымъ и всегда энергически заявлялъ о своемъ существованіи. Гакстгаузенъ видитъ силу русскаго общиннаго духа во всемъ; онъ находитъ его и въ острожномъ обычаѣ избирать старостъ изъ самихъ арестантовъ и въ русской городской торговлѣ, и въ русской артели, однимъ словомъ, повсюду и во всемъ. Въ общинности, по словамъ Гакстгауаена, геній русскаго народа и его сила, и въ равномѣрномъ дѣленіи земли -- выходъ во всѣхъ трудныхъ экономическихъ положеніяхъ. Такъ, онъ разсказываетъ объ одной русской деревнѣ, крестьяне которой выкупились на волю и затѣмъ раздѣлили землю не по душамъ, какъ повсюду, а по суммѣ, принятой каждымъ крестьяниномъ для выкупа. Но этотъ дѣлежъ показался крестьянамъ такъ неудобнымъ и непривычнымъ, что они порѣшили послѣ слѣдующей ревизіи раздѣлить остающійся денежный долгъ на личный долгъ каждаго, а землю раздѣлить по душамъ.
   Но Гакстгаузенъ не увлекается; въ ежегодномъ дѣлежѣ земли онъ не видитъ условій успѣшности сельскаго хозяйства. Говоря о ежегодномъ дѣлежѣ, Гакстгаузенъ, очевидно, находится въ недоразумѣніи и, конечно, говоритъ лишь о крайнемъ, послѣдовательномъ примѣненіи принципа дѣлежа. Гакстгаузенъ больше насъ, русскихъ, вѣруетъ въ здравомысліе и способности русскаго человѣка; онъ самъ говоритъ дальше, что этотъ принципъ въ строгой своей послѣдовательности давно уже не примѣняется и постоянно подлежалъ естественнымъ, удобнымъ и выгоднымъ видоизмѣненіямъ. "Русскіе поселяне въ своей массѣ не имѣютъ ни малѣйшаго недостатка въ здравомъ, практическомъ пониманіи того, что относится къ ихъ дѣйствительнымъ интересамъ, говоритъ Гакстгаузенъ.-- Въ нихъ этого качества, можетъ быть, больше, чѣмъ въ другихъ пародахъ; они давно увидѣли, какія невыгоды и неудобства приноситъ строгое доведеніе системы равнаго дѣлежа до крайнихъ послѣдствій". Такимъ образомъ, Гакстгаузенъ сводитъ вопросъ не къ частностямъ, съ которыми русское народное благоразуміе всегда съумѣстъ справиться, а къ общему принципу. Въ общемъ-же принципѣ, т. е. въ русскомъ общинномъ устройствѣ Гакстгаузенъ видитъ одно изъ замѣчательнѣйшихъ и интереснѣйшихъ государственныхъ учрежденій, какія только существуютъ въ мірѣ. "Община несомнѣнно представляетъ неизмѣримыя выгоды для внутренняго общественнаго состоянія, говоритъ Гакстгаузенъ.-- Въ русской общинѣ есть органическая связь; въ ней лежитъ столь крѣпкая общественная сила и порядокъ, какъ нигдѣ во всѣхъ странахъ. Община доставляетъ Россіи ту неизмѣримую выгоду, что въ этой странѣ до сихъ поръ нѣтъ пролетаріата и онъ не можетъ образоваться, пока существуетъ такое общинное устройство. Человѣкъ можетъ обѣднѣть, можетъ лично промотать все свое имущество, -- это не повредитъ его дѣтямъ: они все-таки удерживаютъ или вновь получаютъ свой участокъ по общинному праву, потому-что на участокъ этотъ имѣютъ они право не какъ наслѣдники своего отца, а какъ члены своей общины; дѣти не наслѣдуютъ въ русской общинѣ нищеты отца". Одинъ фактъ, приводимый Гаксггаузеномъ, можетъ быть, лучше всякихъ теоретическихъ разсужденій, показываетъ страховое могущество русской общины. Я видѣлъ въ саратовской губерніи нѣмецкихъ колонистовъ, говоритъ Гакстгаузенъ.-- Они принесли съ собою въ Россію принципъ передачи поземельной собственности по праву наслѣдства, сообразно обычаямъ и законамъ на ихъ прежней родинѣ. Правительство не только дозволило соблюденіе этого принципа; но даже помѣстило его въ статутъ о колоніяхъ и сдѣлало его обязательнымъ въ нихъ. Впослѣдствіи времени они долго просили перемѣны этого пункта въ статутѣ, пока имъ не дано было наконецъ позволеніе принять систему дѣленія земли, употребительную у русскихъ крестьянъ,-- до такой степени русскій способъ показался имъ выгоденъ для сохраненія ихъ благосостоянія". Чтобы легче обрисовать выгоды русской общины, Гакстгаузенъ дѣлаетъ паралель съ англійскимъ и французскимъ землевладѣніемъ. Въ Англіи безземелье привело къ тому, что населенія стали пролетаріями, а во Франціи собственникъ раздробившейся по наслѣдству земли только но названію землевладѣлецъ, а въ сущности такой-же пролетарій. Во Франціи въ 1831 г. считалось не менѣе 10 1/2 мил. земледѣльческихъ хозяйствъ, совершенно микроскопическаго размѣра (нынче около 12 милліоновъ). Относительно результатовъ этого безконечнаго дробленія, незастрахованнаго общинностію, Гакстгаузенъ приводитъ анекдотъ, разсказываемый англійскимъ путешественникомъ Артуромъ Юнгомъ. Встрѣтился ему во Франціи на дорогѣ поселянинъ, который несъ четырехъ куръ, и на вопросъ, куда онъ идетъ, отвѣчалъ, что идетъ въ городъ, лежащій за 4 лье (16 вер.), чтобы продать своихъ куръ. Юнгъ спрашивалъ, сколько онъ надѣется получить за нихъ?
   -- "Хорошо, если-бы 24 су, отвѣчалъ крестьянинъ.
   -- А сколько платы получите вы въ день, если пайметесь на работу, спрашиваетъ Юнгъ.
   -- 24 су.
   -- Зачѣмъ-же не остались вы лучше въ своей деревнѣ, гдѣ получили-бы тѣ-же 24 су и сохранили-бы у себя своихъ куръ, стоющихъ 24 су, и могли-бы сами съѣсть этихъ куръ?
   -- Конечно, я получаю 24 су въ день, когда найду работу, но я не нахожу ее; въ нашемъ селѣ у каждаго свой домъ, свой садъ, свой кусокъ земли: работы эти занимаютъ у насъ едва три мѣсяца въ году; другія дѣла у насъ незначительны и потому нанимать работниковъ никому ненужно".
   При земледѣліи, раздробленномъ на мелкія хозяйства, не можетъ быть занятій, достаточныхъ на цѣлый годъ, и значительная часть рабочихъ силъ должна оставаться безъ употребленія. Мелочное раздробленіе хозяйствъ не даетъ также средствъ для дорого стоющихъ и прочныхъ улучшеній: мелкіе участки хороши для огородничества и для садоводства, но не для земледѣлія. При мелкомъ земледѣліи скота всегда мало, а слѣдовательно и мало удобренія. Поятому во Франціи хорошая почва воздѣлывается превосходно, а дурная вовсе не воздѣлывается. Поэтому-же во Франціи земледѣліе стоитъ гораздо ниже, чѣмъ въ Англіи. Въ Англіи болѣе половины обработываемой земли даетъ кормъ для скота, а во Франціи только 1/10 часть. Поэтому-же мясо въ Англіи составляетъ половину пищи, съѣдаемой людьми, во Франціи -- только 1/4. Но если Англія стоитъ выше Франціи по совершенству земледѣлія, зато Франція имѣетъ гораздо меньше пролетаріевъ и французскій пролетарій гораздо энергичнѣе и способнѣе англійскаго. Причина этого въ томъ, что англійскій пролетарій почти не имѣетъ никакихъ нравъ и никакой надежды сдѣлаться когда-либо собственникомъ. Онъ и не гонитси за недостижимымъ. Во Франціи, напротивъ, каждому открытъ путь къ пріобрѣтенію собственности, и потому всѣ стремятся на этотъ путь, и бѣдность съ богатствомъ находятся въ постоянной открытой войнѣ. Русская община спасаетъ человѣка и отъ неподвижности англійской безнадежности и отъ безпокойной, угрожающей энергіи французскаго пролетарія. У насъ каждый родится собственникомъ, слѣдовательно, обезпеченностію съ рожденія становится на высоту того подъема духа, который создаетъ увѣренность въ обезпеченіи, а во-вторыхъ, этой энергіи незачѣмъ тратиться на вражду съ чужимъ богатствомъ.
   Причину слабаго развитія въ Россіи земледѣлія Гакстгаузенъ видитъ не въ общинѣ и не въ передѣлѣ полей, а въ невыгодныхъ условіяхъ, въ которыхъ находится русское земледѣліе, и въ общей его невыгодности. Земледѣліе у насъ слишкомъ плохо оплачивается, и потому никто не затрачиваетъ денегъ на улучшеніе инвентаря, на лучшую обработку земли, вообще на хозяйство, такъ-какъ оно даетъ малый процентъ. "Поденьщикъ на земледѣльческія работы стоитъ 50 к. сер. въ день, говоритъ Гакстгаузенъ про нижегородскую губернію,-- а четверть ржи стоила при мнѣ немного болѣе 1 руб. сер.! Можно-ли послѣ этого удивляться, что земледѣліе въ Россіи не улучшается, а идетъ назадъ! Наши доморощенные ревнители преуспѣянія крестьянскаго земледѣлія обвиняютъ во всемъ русскую лѣность и русское пьянство; но вотъ какъ разсуждаетъ основательный нѣмецъ, который не успокоивается внѣшней стороною фактовъ, а старается понять внутренній ихъ смыслъ. По словамъ Гакстгаузена, крестьянское сельское хозяйство многихъ мѣстностей ограничивается только необходимостію. Хозяйство это вполнѣ подчиняется неблагопріятнымъ условіямъ почвы, климата и бездорожья. Почва скупо оплачиваетъ трудъ; продукты приходится возить далеко; даютъ за нихъ мало. Какой-же разсчетъ употреблять продолжительныя тяжелыя усилія для того, чтобы получить совершенно несоотвѣтственное имъ приращеніе выгоды? Вѣроятно, читателю извѣстенъ Мальтусовъ законъ, который констатируетъ тотъ фактъ, что усиліе энергіи труда въ земледѣліи не даетъ вовсе соотвѣтственнаго ему увеличенія продуктовъ. Если, положимъ, при 10 единицахъ энергіи труда, земледѣлецъ получаетъ 10 единицъ хлѣба, то, приложивъ 20 единицъ энергіи труда, онъ получитъ вовсе не 20 единицъ хлѣба, а только 15. Ну, вотъ это-то самое обстоятельство и постигало русское крестьянское земледѣліе. "Въ интересахъ крестьянина лежитъ не наибольшее, а наименьшее приложеніе человѣческаго и животнаго труда къ земледѣлію, говоритъ Гакстгаузенъ.-- Поселянинъ обработываетъ возможно-большую площадь самыми первобытными и по возможности легкими пріемами и поэтому собираетъ ничтожное количество зеренъ. Если-бы онъ улучшилъ меньшую площадь земли, привелъ-бы ее въ настоящій порядокъ и заботливо обработалъ, то онъ, конечно, собралъ-бы лучшую жатву; но если взять въ разсчетъ низкую цѣну продуктовъ, а трудъ, положенный на улучшеніе поля, перевести на деньги, то окажется, что такая обработка слишкомъ дорога и безвыгодна." А развѣ не въ этомъ положеніи находится петербургская губернія и ея бѣдный гдовскій уѣздъ? Въ шлиссельбургскомъ уѣздѣ, въ мѣстностяхъ по ладожскому каналу многіе крестьяне не бросаютъ нашли только потому, что считаютъ стыдомъ крестьянину, имѣющему полосу, не заниматься земледѣліемъ. Всѣ остальные промыслы тамъ выгоднѣе. Неужели петербургское земство обвинитъ въ этомъ общину и круговую поруку?
   Недостаточная выгодность земледѣліи вызвала у насъ народную промышленность и довела даже до излишества мелочную торговлю, прасольство, кулачество и разные другіе виды мелочной эксплуатаціи. Земледѣліе давало крестьянину только пропитаніе, но не приносило ему выгодъ. Для уплаты налоговъ, податей, оброка нужны были деньги, а продажа сырыхъ продуктовъ давала ихъ недостаточно. Къ труду производства сырья слѣдовало приложить трудъ его обработки, и вотъ мѣстные сырые продукты стали переработываться въ разные фабрикаты: въ деревняхъ началось изготовленіе колесъ, экипажей, столярныхъ издѣлій, всякихъ видовъ крестьянской обуви, рогожъ, дегтя, пряжи, парусины, полотна, канатовъ, кожъ, даже крестьянское судостроеніе. Кромѣ мѣстнаго развитія промысловъ, русская деревня высылала въ города плотниковъ, каменьщиковъ, штукатуровъ, печниковъ, кровельщиковъ и т. д. Этимъ путемъ ремесло развивалось у насъ цѣлыми общинами; такъ, напр., всѣ поселяне одной деревни стали башмачниками, другой -- кузнецами, третьей -- кожевниками и такая организація производствъ давала общинамъ большія выгоды, стойкость и внутреннюю силу.
   Къ сожалѣнію, какъ говоритъ Гакстгаузенъ, выгоды подобнаго порядка дли государственнаго хозяйства не были поняты у насъ вѣрно. Вмѣсто того, чтобы помочь этому народному движенію и поставить его на путь улучшеній, правительство не только не позаботилось поддержать такое приложеніе народныхъ силъ, но введеніемъ въ странѣ западно-европейскихъ фабрикъ и поощреніемъ ихъ развитія оно, напротивъ, задержало экономическое развитіе народа. "Вмѣсто того, чтобы улучшить крестьянское производство и заботиться о внутреннемъ усовершенствованіи и большемъ распространеніи народныхъ фабричныхъ ассоціацій, говоритъ Гакстгаузенъ, -- правительство вводило западно-европейскія фабрики съ характеромъ торговой спекуляціи и поощряло дворянство открывать фабрики по заграничному образцу. Почему-бы не основать хлопчато-бумажной фабрики въ государственныхъ деревняхъ? спрашиваетъ Гакстгаузенъ.-- Понадобилось-бы выписать руководителей изъ Англіи и Германіи, но они были нужны и безъ этого... Возведеніе зданій для машинъ и самыя машины должны быть, конечно, на счетъ казны. При техническихъ способностяхъ русскихъ, фабричныя производства могли-бы скоро приняться и слиться съ старыми русскими артелями."
   Такимъ образомъ Гакстгаузенъ не только констатируетъ русскую общину, но еще и указываетъ на необходимость ея дальнѣйшаго развитія, т. е. на соединеніе земледѣльческой общины съ промышленной ассоціаціей. Высказывая подобныя мысли, Гакстгаузенъ становится на высоту геніальности государственной проницательности; онъ съ смѣлою послѣдовательностью ведетъ насъ къ такому отдаленному идеалу,-- хотя, повидимому, говоритъ только о нашихъ прошлыхъ ошибкахъ,-- что у насъ, бѣдныхъ русскихъ, даже теперь, 20 лѣтъ спустя, пожалуй, зарябитъ въ глазахъ отъ смѣлыхъ мыслей прусскаго барона. Ссылаться на то, что Гакстгаузенъ нѣмецъ и, потому, не зная Россіи, болтаетъ мечтательный вздоръ, будетъ неосторожно, во-первыхъ потому, что мы хотя и русскіе, но русскую общину открылъ у насъ все-таки нѣмецъ, а во-вторыхъ, этотъ нѣмецъ говоритъ всегда доказательно и въ своихъ отважныхъ предположеніяхъ ни однимъ еловомъ не противорѣчитъ соціально-экономической теоріи. Я думаю, этихъ причинъ далеко достаточно, чтобы нѣмцу, желающему дальнѣйшаго развитія русской общины, вѣрить больше, чѣмъ русскому гдовскому земству, желающему ее разрушить.
   Но этого мало. Тотъ-же непонимающій насъ нѣмецъ даетъ ключъ къ уразумѣнію того соціально-экономическаго парадокса, который такъ блистательно и беззастѣнчиво заявился предложеніемъ петербургскаго земства. Въ разныхъ мѣстахъ своей книги Гакстгаузенъ приводитъ факты некомпетентности сужденій нашихъ помѣщиковъ, когда имъ приходится разсуждать о русскомъ народномъ бытѣ. Дворянство, говоритъ Гакстгаузенъ, отличается отъ простого народа по своему происхожденію въ большинствѣ случаевъ, а по образованію всегда -- и потому совершенно отдѣляется отъ него. Но прусскій баронъ знаетъ цѣну русскаго образованія и отзывается о немъ съ безпощадною суровостію. "При посредствѣ чиновъ, говорятъ Гакстгаузенъ,-- все больше и больше выскочекъ выслуживалось въ дворяне. Въ Россіи все больше и больше сталъ распространяться тотъ внѣшній лоскъ, то полуобразованіе, которое слишкомъ ничтожно, чтобы двигать впередъ цивилизацію, однако совершенно достаточно, чтобы исказить все честное и національное въ человѣкѣ и породить недовольство народной жизнію и ненависть къ ней. Русское дворянство оторвалось отъ простого народа всѣмъ различіемъ своего, чуждаго народу, образованія, чуждыхъ ему міровоззрѣній, обычаевъ и платья и сохранило съ нимъ только связь общей религіи и общаго языка." Между прочимъ Гакстгаузенъ указываетъ на одного помѣщика, который задумалъ ввести у себя фермерное хозяйство и преподать его, какъ спасительный урокъ своимъ крестьянамъ-общинникамъ. Пріѣзжій нѣмецъ взялся доказывать коренному русскому, что онъ дѣлаетъ ошибку, но русскій индивидуалистъ, воспитанный въ наукѣ Запада, пріѣзжему нѣмцу, конечно, не повѣрилъ. Еще болѣе курьезный фактъ сообщаетъ Гакстгаузенъ объ одномъ казанскомъ помѣщикѣ, вообразившемъ, что онъ вполнѣ понимаетъ русскій народъ и лучше знаетъ, что лучше этому народу. Деревня помѣщика была выстроена совершенно однообразно и правильно по военному ранжиру. Прямая и очень широкая улица дѣлила всю деревню на двѣ главныя части и затѣмъ переулки направо и налѣво раздѣляли деревню на подъотдѣленія. Каждые пять дворовъ составляли особый четвероугольникъ и жители его составляли особое отдѣленіе барщинныхъ рабочихъ. Зная, какъ могущественно родственное чувство въ русскомъ народѣ, помѣщикъ-новаторъ завелъ у себя особыя книги, въ которыхъ записывались всѣ родственныя откошенія его крестьянъ. Вмѣстѣ съ тѣмъ помѣщикъ наблюдалъ, чтобы ближайшіе родственники жили по возможности въ одномъ четыреугольникѣ. Этимъ простымъ геометрическимъ способомъ помѣщикъ думалъ облегчить взаимную помощь въ опасности и въ нуждѣ. Въ деревнѣ было 458 мужскихъ душъ и въ пользованіе ихъ было предоставлено нѣсколько болѣе 3/4 всей земли. Землю эту помѣщикъ не позволялъ дѣлить самой общинѣ по существующему русскому обычаю, но отвелъ на каждый дворъ по двѣ десятины въ каждомъ полѣ въ постоянное пользованіе, безъ права передѣла. Любопытно-бы знать, какъ хозяйничаютъ теперь крестьяне Красной слободы?
   Факты подобнаго неошибающагося деспотизма могутъ выдѣляться только въ образованномъ слоѣ. Какая разница съ простымъ крестьяниномъ! Какъ тѣрпимъ нашъ мужикъ и въ то-же время какъ нетѣрпимь нашъ баринъ; мы все знаемъ и все понимаемъ лучше другихъ, потому что мы образованы, а какъ мужикъ необразованъ, значитъ, мы лучше понимаемъ, что ему нужно, и немедленно превращаемся въ маленькихъ азіятскихъ деспотовъ. Конечно, освобожденіе крестьянъ и гласный судъ посбили съ насъ немало барской спеси, но деспотами мы остались постарому, и дай намъ только волю, мы немедленно передѣлаемъ Россію на свой ладъ, уничтожимъ общину, круговую поруку, заведемъ книги для записыванія родственныхъ отношеній крестьянъ и въ то-же время будемъ краснорѣчиво разсуждать о самоуправленіи, объ уваженіи личности, о человѣческомъ достоинствѣ. Нынче, напр., мы рѣшили, что крестьянское земледѣліе дурно, потому, что земля находится въ общественномъ пользованіи и что существуетъ круговая порука; но у насъ, образованныхъ, общинъ никогда но существовало, да и понять ее мы не въ состояніи, потому-что давно уже утратили общинное житье; образованіе получили мы всѣ хорошее -- учились въ гимназіяхъ, университетахъ; у насъ были крѣпостные и порядочные доходы; располагая даровымъ трудомъ, мы могли устраивать и орошенія и дренажи, обкапывать поля канавами, обработывать землю усовершенствованными способами, но какъ-же мы воспользовались всѣми этими средствами? много-ли лучше наше хозяйство мужицкаго? на комъ лежитъ больше недоимки? Зачѣмъ-же эта неумѣренная гордость своимъ полуобразованіемъ и деспотическое внѣдреніе въ чужія дѣла! Когда не удалось людямъ этого лагеря создать крупное землевладѣніе, они задумали теперь уничтожить общину, по что-же вы дадите взамѣнъ ея? Мы думаемъ, что наше крестьянское сельское хозяйство страдаетъ не отъ того, что русская деревня держится общины и что мужикъ необразованъ, а что недостаточно образованы мы, увѣренные въ своей непогрѣшимости, маленькіе деспоты. Г. Флеровскій совершенно справедливо говоритъ, что мы не выйдемъ съ честью изъ того состоянія, въ которомъ находимся, до тѣхъ поръ, пока наши помѣщики и землевладѣльцы будутъ считать покушеніемъ на собственное благополучіе все то, что можетъ увеличить общее благо, а слѣдовательно и ихъ собственное. Вдаваясь въ узкій индивидуализмъ, мы будемъ только путаться во всякихъ противорѣчіяхъ и въ тѣхъ уродливыхъ понятіяхъ, при которыхъ немыслимо ни частное, ни общее благосостояніе. Какъ на примѣръ подобныхъ ошибочныхъ понятій, г. Флеровскій указываетъ на тотъ фактъ, что когда совершилось освобожденіе крестьянъ, у насъ тотчасъ-же выработалось мнѣніе, что землевладѣльцы не должны уже нести на себѣ нравственную отвѣтственность за благополучіе живущихъ на ихъ земляхъ крестьянъ. Мы, говоритъ г. Флеровскій, или, подобно Англіи, должны выйти изъ заднихъ рядовъ цивилизаціи и стать во главѣ ея, или мы будемъ затоплены разбѣгающимися ея волнами. Вѣчно идти позади невозможно, не приготовивъ себѣ печальнаго конца. Западная Европа въ концѣ XVIII вѣка была недалеко впереди Россіи. Политическое и соціальное ея положеніе было почти такое-же; въ нѣкоторыхъ вещахъ Россія имѣла даже преимущества, но сравните теперешнюю Россію съ теперешней западной Европой, и вы убѣдитесь, насколько цивилизованный міръ обогналъ насъ въ развитіи политической и соціальной жизни, въ образованіи народныхъ массъ, въ промышленной дѣятельности, въ накопленіи богатствъ и въ оживленіи народныхъ интеллектуальныхъ силъ. Если мы пойдемъ и впередъ съ тою-же быстротою, съ какою шли въ XIX столѣтіи, то черезъ 50 лѣтъ очутимся въ томъ-же отношеніи къ цивилизованному міру, въ какомъ находятся нынче Египетъ или Турція. Прогрессивная задача времени въ томъ, чтобы вдохнуть свѣжій нравственный духъ въ нашу образованную среду. Намъ нужно уничтожить тупое сопротивленіе прогрессу, которое всегда было у насъ сильнѣе, чѣмъ на Западѣ. Только это тупое сопротивленіе было причиною, что въ то время, какъ Запада, шелъ исполинскими шагами, мы неслись за нимъ черепашьимъ шагомъ и въ то-же время воображали, что идемъ въ сапогахъ-скороходахъ. Чтобы намъ держаться на равномъ разстояніи отъ Запада, нужно идти его шагомъ, а чтобы догнать цивилизованный міръ и стать съ нимъ вровень, нужно идти скорѣе Запада. Намъ нужно прибѣгнуть къ новому, болѣе сильному стимулу и отдаться двигательной силѣ такого размѣра, которая могла-бы уничтожить силу сопротивленія отсталыхъ образованныхъ людей. Тормазомъ движенія не народъ, на который мы только клеплемъ напрасно, а сами образованные, мѣшающіе ему развиваться. Вмѣсто того, чтобы помогать развитію того хорошаго, что у насъ есть, мы хотимъ уничтожить его, и вмѣсто того, чтобы идти впередъ, мы хотимъ увести Россію въ европейскіе средніе вѣка. Что такое проектъ петербургскаго земства, какъ не подобная попытка? что такое уничтоженіе общины, какъ не первый шагъ къ обезземеленью со всѣми ужасами земледѣльческаго пролетаріата и съ сложной системой общественной благотворительности? Мы даже не понимаемъ, что такое общинная земля и въ то-же время разсуждаемъ объ общинѣ. Мы смотримъ на общинную крестьянскую землю, какъ на собственность и на богатство, даже и не подозрѣвая того, что богатство есть результатъ труда. Землю создалъ не трудъ, слѣдовательно она не богатство, а только орудіе производства. Разсуждая такимъ образомъ мы сами лишаемъ себя точки опоры и всѣ наши выводы оказываются не больше, какъ софизмами, построенными на пескѣ.
   Противники общины говорятъ еще, что община своей круговой порукой кормитъ міроѣдовъ я хорошихъ зажиточныхъ людей заставляетъ платить за безпутную, лѣнивую голь. Но что такое міроѣдъ и кто за кого платитъ -- бѣдные-ли за богатыхъ или богатые за бѣдныхъ? Міроѣдство дѣйствительно заѣдаетъ земледѣльца, но не то, о которомъ думаетъ петербургское земство. У насъ слово "міроѣдъ" имѣетъ двойной смыслъ. Богатые зовутъ міроѣдами іюль, за которую они, повидимому, платятъ, а бѣдные зовутъ міроѣдами отдѣльныхъ деревенскихъ богачей, которые высасываютъ изъ остального міра его послѣднія силы и дѣлаютъ голь еще голѣе. Богатый міроѣдъ говоритъ дѣйствительно красиво о безпутствѣ измотавшихся бѣдняковъ; но это -- лукавство, которымъ міроѣдъ маскируетъ свое безпощадное ростовщичество. Не такъ глупы эти господа, чтобы платить за бѣдныхъ безкорыстно: они воротятъ все свое, да еще и съ лихвенными процентами. Въ каждомъ городѣ, въ каждой деревнѣ всегда есть богатые крестьяне, пользующіеся нуждою ближняго. Когда наступаетъ пора платежей, бѣдные по необходимости бросаются къ своимъ банкирамъ-міроѣдамъ. Міроѣдъ за безцѣнокъ покупаетъ корову или беретъ въ закладъ трудъ бѣдняка, которому даетъ въ долгъ денегъ. Невозможно перечислить всѣ хитрости, которыми міроѣды доводятъ до нищеты самыхъ порядочныхъ крестьянъ, говоритъ г. Флеровскій. "Вотъ собралась сходка по поводу раскладки податей. Первымъ ораторомъ выступаетъ, конечно, богатый міроѣдъ: "дѣлаю міру уваженіе, говоритъ онъ съ приличною важностью,-- беру 2 1/2 души". Получивъ долю благодарности за свое самоотверженіе, онъ уступаетъ свое мѣсто другому міроѣду: "радъ міру помочь, говоритъ этотъ,-- но противъ Василья Андреевича не могу: беру двѣ души съ четвертью -- больше не въ силахъ".-- "И на томъ тебѣ благодарны", раздаются немедленно голоса. Многіе хотятъ что-то сказать, но молчатъ. Всѣ богатые мужики опредѣлили себѣ одинъ за другимъ слѣдующее съ нихъ количество сборовъ. Когда дѣло дошло до бѣдныхъ людей, то оказалось, что міроѣды поступили разсчетливо -- на долю бѣдныхъ пришлось среднимъ числомъ по четверти души болѣе, чѣмъ на богатыхъ. Подати распредѣлены; наступаетъ день платежа -- у одного недостаетъ 10 р., у другого -- половины, у третьяго -- еще болѣе. Зная участь, которая ихъ ожидаетъ, бѣдняки мечутся, какъ рыба на льду. Міроѣды молчатъ или говорятъ, что у нихъ денегъ нѣтъ, впрочемъ обходятся съ бѣдными ласково. Наступаютъ затѣмъ разныя продѣлки власти, собирающей подати -- угрозы и т. д. Міроѣды молчатъ и уклоняются попрежнему. Наконецъ, когда бѣдные доведены до крайнихъ предѣловъ смиренія и отчаянія и когда сельское начальство даетъ міроѣдамъ всѣ ручательства, что бѣдняки будутъ принуждены выполнить всѣ свои обязательства, міроѣды развязываютъ свои кошельки. Съ этой поры бѣднякъ попадаетъ въ лапы міроѣда, которому продалъ свой трудъ за безцѣнокъ". Въ земледѣльческомъ быту міроѣдъ -- всегдашній спутникъ обнищавшаго работника. По пустивъ крѣпко корни и высосавъ все, что можно, міроѣдъ является врагомъ того, кого онъ раззорилъ. Когда деревня распадается на міроѣдовъ и бѣдняковъ, на эксплуататоровъ и эксплуатируемыхъ, когда, наконецъ, эксплуатація доходитъ до своего послѣдняго предѣла, и съ бѣдняковъ брать уже больше нечего, міроѣды всѣми способами стараются вытѣснить голь, нападать на бѣдныхъ односельцевъ и лелѣютъ мысль, какъ-бы ихъ выселить въ другое мѣсто; богачи знаютъ, что теперь выгодные для нихъ платежи за бѣдныхъ должны кончиться, прежняя эксплуатація уже невозможна и имъ приходится нести въ дѣйствительности тягости податей. "По ошибочнымъ экономическимъ понятіямъ, говоритъ г. Флеровскій,-- начальство обыкновенно угождаетъ болѣе богатымъ людямъ, считая ихъ производительной силой, и вездѣ мы видимъ одинаковыя послѣдствія этой ложной системы -- деморализацію и упадокъ труда". Тѣ, кто говоритъ противъ общины и круговой поруки, точно слышатъ голосъ этихъ богатыхъ. А что говорятъ бѣдные, имъ неизвѣстно: бѣдный, по ихъ мнѣнію, всегда пьяница и лѣнтяй, и говорить съ нимъ незачѣмъ. Какъ-же, переговоривъ только съ міроѣдами и кулаками, не считать общину и круговую поруку зломъ! Мы не изумлялись тому, что богатые крестьяне противъ круговой поруки; еще-бы имъ понимать историческій смыслъ и значеніе ассоціаціи и теорію пропорціональнаго налога; но мы изумляемся, что слова міроѣдовъ повторяютъ люди образованные, желающіе распоряжаться судьбами Россіи.
   Теперь предположимъ, что богатые не держатъ въ кабалѣ бѣдныхъ и платятъ за нихъ въ дѣйствительности. Чѣмъ-же другимъ является въ этомъ случаѣ круговая порука, какъ не налогомъ для бѣдныхъ; а если налогъ для бѣдныхъ существуетъ во всемъ свѣтѣ и никому не удалось еще придумать до сихъ поръ ему суррогата, то почему только одна Россія должна составить міровое исключеніе, и какой суррогатъ могло-бы придумать гдовское земство? Но допустимъ, что Россія -- исключеніе; допустимъ, что гдовское земство уничтожило круговую поруку и общину, каждый сидитъ на своей полосѣ, знаетъ только самого себя, чуждъ солидарности общественныхъ интересовъ и несетъ всѣ повинности и платежи лично, не отвѣчая за другого. Однимъ словомъ я предполагаю, что петербургское земство уничтожило во всей Россіи круговую поруку и общину. Посмотримъ, что произойдетъ въ этомъ случаѣ. На нашихъ глазахъ въ соціально-экономическомъ бытѣ Россіи, конечно, не произойдетъ еще никакихъ перемѣнъ; первое поколѣніе крестьянъ проживетъ благополучно и, можетъ быть, богатые сдѣлаются только немножко богаче, а бѣдные только немножко бѣднѣе. Со второго поколѣнія начнется уже наслѣдственное дробленіе земли и переходъ ея изъ однихъ рукъ въ другія. Такъ-какъ особенныхъ успѣховъ въ земледѣліи допустить нельзя и процентъ сельскохозяйственныхъ улучшеній будетъ поэтому слабѣе процента нарощенія народонаселенія, то дробное земледѣліе будетъ приносить доходы все меньше и меньше, и мелкіе участки начнутъ переходить въ руки скупщиковъ. Тогда, съ одной стороны, станутъ рѣзче выдѣляться богатые земледѣльцы, а съ другой -- бѣдные; бездомность усилится, а съ ней увеличится бродяжество, нищенство и число лицъ съ слабой податной способностью. Тогда-то наступитъ пора общественнаго призрѣнія бѣдныхъ и обязательнаго налога для бѣдныхъ; будущая перспектива нашего соціальнаго быта обозначится весьма ясно и картина будетъ подобна французской. Предполагая размѣръ платежей равнымъ англійскому, а населенія вчетверо больше, мы не особенно ошибемся, если скажемъ, что платящая Россія, взявъ на себя рѣшительно всѣ налоги, выплатитъ еще бѣдной Россіи въ видѣ постоянной ренты втеченіи 200 лѣтъ мильярдовъ тридцать рублей. Чтожъ, перспектива хорошая, и если ее видѣло или предугадывало петербургское земство, то нужно отдать должную честь его проницательности. Хотѣлось-бы знать, что съ осуществленіемъ этого проекта выиграютъ богатые? Имъ не нравится теперь платить за бѣдныхъ по круговой порукѣ и въ долгъ, а тогда они будутъ платить обязательный налогъ безвозвратно, и налогъ этотъ будетъ больше теперешнихъ платежей, ибо процентъ бѣдныхъ увеличится.
   Предлагать уничтоженіе общины и круговой поруки развѣ не значитъ ставить Россію насильно въ положеніе Англіи, Франціи и Германіи среднихъ вѣковъ? Европа кается за свой грѣхъ невѣденія, за свое грубое средневѣковое насиліе и за свою несправедливость, создавшія ей земледѣльческій пролетаріатъ и нищенство; она пережила цѣлый рядъ мучительныхъ кризисовъ и общественныхъ волненій, чтобы возстановить уничтоженное равновѣсіе; она лила кровь, чтобы найти спасительный выходъ и наконецъ въ XIX вѣкѣ приходитъ къ мысли объ ассоціаціи. Мы-же, въ томъ-же XIX вѣкѣ, приходимъ къ мысли объ уничтоженіи общины и хотимъ поставить себя добровольно въ положеніе Европы XIV--XVIII вѣка, чтобы потомъ каяться и плакать о невозвратимой утратѣ. Нечего сказать, находчиво и остроумію!
   Наша община -- и въ круговой порукѣ и въ передѣлѣ нолей, при которомъ хорошо унавоженныя полосы отъ богатыхъ переходятъ къ бѣднымъ, -- есть въ сущности подоходный налогъ. Въ принципѣ онъ вполнѣ справедливъ, а въ практикѣ неизбѣженъ. Конечно, онъ нигдѣ и никогда не пользовался симпатіями богатыхъ, а у насъ и тѣмъ болѣе долженъ не нравиться зажиточнымъ крестьянамъ, что правительство не дало ему законодательной санкціи. Частый передѣлъ полей тоже не можетъ особенно способствовать быстрымъ успѣхамъ земледѣлія, но уничтожить общину и круговую поруку еще не значитъ улучшитьрусское сельское хозяйство. Налогъ на богатыхъ въ пользу бѣдныхъ отъ этого тоже не уничтожится, а скорѣе увеличится, ибо обезсиленная и брошенная на произволъ судьбы община выдѣлитъ земледѣльческій пролетаріатъ и увеличитъ общее число нищихъ. Предположимъ даже, что съ уничтоженіемъ общины, земледѣліе достигнетъ у насъ такихъ-же успѣховъ, какъ въ Китаѣ; но что-же хорошаго въ китайскомъ бытѣ и какъ назвать экономическое состояніе того народа, въ которомъ есть охотники, добровольно идущіе на казнь за 50 к.! Что лучше -- нѣсколько улучшенное сельское хозяйство или земледѣльческій пролетаріатъ? Ясно, что если община и круговая порука представляютъ нѣкоторыя неудобства, то неудобства эти не только не изчезнутъ, а, напротивъ, усилятся. Поэтому рѣчь можетъ идти не о томъ, чтобы уничтожить общину, а только о томъ, чтобы возвести ее въ сознательную твердо-организованную ассоціацію, охраняемую закономъ и руководящуюся вполнѣ разработаннымъ уставомъ. Понимаетъ-ли петербургское земство, что уничтожать общину и круговую поруку значитъ уничтожать и земство, значитъ лишать его всей внутренней связи и стойкости, превращать его изъ общенародной земской силы въ частное представительство интересовъ обезпеченнаго меньшинства, раздроблять Россію на имущую и неимущую,-- однимъ словомъ, заниматься собственнымъ самозакланіемъ и насильственно обрушивать на Россію всѣ бѣдствія земледѣльческаго пролетаріата?
   

IV.

   Къ счастію для человѣчества судьбы его всегда зависѣли отъ его лучшихъ интеллектуальныхъ силъ. Вѣдь безъ этого человѣчество сидѣло-бы и до сихъ поръ въ каменномъ періодѣ. Мы, русскіе, тоже кавказской расы и потому плывемъ по тому-же теченію и насъ влечетъ тотъ-же міровой прогрессивный потокъ. Оттого-то кромѣ Россіи, идущей на самозакланіе, Россіи своекорыстной, непонимающей себя и солидарности общественныхъ интересовъ, бывала у насъ всегда и другая Россія,-- Россія, изъ которой вышелъ Петръ Великій, Россія насадившая у насъ науку, создавшая литературу, пробудившая въ насъ сознаніе своихъ интеллектуальныхъ силъ,-- Россія, освободившая крестьянъ, создавшая гласный судъ, земское самоуправленіе и написавшая "Положеніе 19 февраля", которымъ она признала историческое право общины на существованіе. Эта Россія высказалась уже и въ земствѣ въ его лучшихъ стремленіяхъ и выставила даже своего трибуна въ лицѣ князя Васильчикова. Новая земская Россія является такимъ образомъ противоположнымъ полюсомъ той старой Россіи, которая высказалась въ гдовскомъ и въ петербургскомъ земствѣ.
   Новая земская Россія думаетъ, что, несмотря на всѣ недостатки нашего мірского управленія, несмотря на грубость, невѣжество, своенравіе нашей сельской общины, она даетъ намъ положительное и неоспоримое преимущество надъ другими современными обществами. Въ то время, какъ лучшіе умы западной Европы заняты тяжелой задачей создать и развить ассоціацію и добыть для нея покровительство закона, мы владѣемъ уже твердымъ основаніемъ для введенія мѣръ, требующихъ союза рабочихъ силъ и частныхъ имуществъ; у насъ есть уже готовая опора для устройства внутренняго управленія на началахъ общинности и круговой поруки, т. е. на тѣхъ-же самыхъ началахъ, которыя нынче провозглашаетъ у себя Европа. Въ то время, какъ на Западѣ мучительными родами мысли и борьбой вырабатываются одни учрежденія за другими для взаимнаго застрахованія жизни, здоровья, заработковъ, капиталовъ, для призрѣнія неимущихъ, пропитанія голодныхъ, у насъ все это уже данію входитъ въ кругъ дѣйствія общины -- міра. Поэтому у насъ передъ другими народами два важныхъ преимущества -- во-первыхъ, время щ опытъ другихъ странъ, уже испытавшихъ разныя формы ассоціацій, а во-вторыхъ, собственная природная община, очень твердая въ своемъ составѣ. Намъ поэтому легче, чѣмъ кому-либо, организовать у себя взаимный кредитъ и взаимныя страхованія, какъ государственныя учрежденія, предупреждающія нищету и раззореніе низшихъ классовъ.
   Новая земская Россія вовсе не скрываетъ отъ себя недостатковъ нашей общины. Все, что кажется такъ обиднымъ міроѣдамъ и ихъ защитникамъ, она знаетъ очень хорошо. Она знаетъ, что общинное владѣніе стѣсняетъ частію земледѣльческія работы и мѣшаетъ въ извѣстной степени улучшеніямъ, но, спрашиваетъ она, неудобства эти присущи-ли собственно общинному землевладѣнію или-же существуютъ и при участковомъ? Развѣ при участковомъ земля въ непреложные сроки не дѣлится по наслѣдству? Развѣ въ участковомъ землевладѣніи не завелась та-же черезполосность, для уничтоженія которой пришлось употребить тридцать лѣтъ на размежеваніе? Зло срочныхъ, слишкомъ частыхъ передѣловъ не существенный признакъ общиннаго землевладѣнія; раздѣлы по наслѣдству и другимъ случайностямъ могутъ повторяться также часто; краткосрочныя передачи земель въ оброкъ и въ аренду дѣйствуютъ, пожалуй, еще и вреднѣе на успѣхи земледѣлія. Существенное различіе между участковымъ и общиннымъ землевладѣніемъ совсѣмъ по въ этомъ, и противники общины, нападающіе на передѣлы, думаютъ не то. Въ томъ видѣ, какъ ставятъ они вопросъ, онъ есть собственно вопросъ о маіоратѣ, ибо только при маіоратѣ, т. е. вотчинномъ, заповѣдномъ правѣ невозможна черезполосность и передѣлы. Участковое землевладѣніе неизбѣжно переходитъ въ мелкопомѣстность, раздробленность и, въ концѣ концовъ, приводитъ государственную территорію въ такое-же положеніе, какъ измельчавшійся общинный передѣлъ, но только безъ преимуществъ взаимнаго страхованія. Только при маіоратѣ, т. с. при правѣ первонаслѣдства невозможенъ передѣлъ и черезполосность и, дѣйствительно, только маіоратъ можетъ удовлетворить противниковъ общины, "если, какъ говоритъ князь Васильчиковъ,-- послѣ безуспѣшной попытки Петра Великаго это введеніе признается еще возможнымъ въ Россіи". Вотъ куда ведетъ стремленіе гдовскаго и петербургскаго земства; въ своей коренной сущности, оно больше ничего, какъ адвокатура за крупное землевладѣніе, только замаскированное платонической любовію къ успѣхамъ сельскаго хозяйства.
   Но кромѣ теоретической защиты общины отъ покушенія ея враговъ, собирающихъ теперь противъ нея свои послѣднія силы, новая земская Россія выдвинула уже и практику, а практика эта нашла поддержку въ самомъ правительствѣ. Паша артель, путемъ которой окрѣпнетъ и разовьется земледѣльческая община, протянула уже руку европейской ассоціаціи. Россія ужь можетъ выставить многихъ людей, которые изучали на Западѣ весь механизмъ и устройство тамошнихъ ассоціацій, и пользуясь русскимъ общинно-артельнымъ духомъ, начали стремиться къ осуществленію на практикѣ мыслей Гакстгаузена, этого перваго нашего наставника, показавшаго вамъ нашу общину въ ея соціальномъ идеалѣ. Не привились-бы эти мысли къ нашимъ лучшимъ людямъ, еслибы эти мысли не были нашими собственными, инеперешли-бьюнѣ такъ скоро въ сильную и энергическую практику, если-бы онѣ не были для васъ такимъ жизненнымъ вопросомъ. Можно сказать, что артельное начало въ сельско-хозяйственныхъ промыслахъ уже стало у насъ на твердую практическую почву. Изъ свѣденій, сообщенныхъ разными лицами политико-экономическому комитету, оказывается, что устройство артелей идетъ очень дѣятельно. Кромѣ быстро распространяющихся артельныхъ сыроваренъ, мы можемъ указать на артели новгородскихъ гвоздильщиковъ, которыхъ устроилось теперь 28. Г. Шапиро, ѣздившій нарочно въ Швецію для изученія сухой перегонки дерева, отправляется въ архангельскую и вологодскую губерніи, чтобы устроить тамъ артельную гонку скипидара; это значитъ захватить артельнымъ началомъ цѣлый край. Г. Соколовъ изучилъ въ Ригѣ теплую мочку льна, чтобы ввести ее въ устраивающихся въ московской губерніи для обработки льна крестьянскихъ артеляхъ. Г. Каменевъ при пособіи земства устраиваетъ въ новгородской губерніи артельный крахмальный заводъ. Полковникъ Сильвестровичъ устроилъ въ терской области нѣсколько сельско-хозяйственныхъ артелей и въ томъ числѣ артельный черепичный заводъ. Въ Твери устраивается цѣлое общество для развитія крестьянскихъ промысловъ на артельныхъ началахъ, образуются ссудныя кассы для крестьянъ, склады для продажи ихъ произведеній и школы для образованія техниковъ-мастеровъ. Уставы этихъ обществъ уже представлены на утвержденіе правительства, которое въ дѣлѣ устройства артелей принимаетъ и само живое участіе. Такъ, по порученію министра финансовъ инженеръ-технологъ. Лабзинъ изучалъ кустарную металлическую промышленность въ нижегородской и Владимірской губерніи и пришелъ къ убѣжденію въ необходимости устройства тамъ товариществъ и ссудныхъ кассъ. Министерство-же финансовъ изъявило готовность дать на образованіе ссуднаго банка вдвое или втрое противъ той суммы, которая будетъ собрана самой артелью. Этому факту мы придаемъ громадное значеніе; въ немъ мы видимъ начало новаго фазиса въ развитіи артели,-- того великаго фазиса, до котораго еще не удалось ни дорости, ни додуматься нѣмецкимъ правительствамъ, оказывающимъ своимъ бѣднымъ рабочимъ лишь пассивную помощь -- только невмѣшательствомъ.
   Мы, конечно, понимаемъ хорошо, что артельный вопросъ еще только начинаетъ у насъ свое существованіе, но и по тѣмъ начинаніямъ, которыя уже сдѣланы, считаемъ себя въ нравѣ провидѣть его блестящее будущее. Но это блестящее будущее явится только тогда, когда будетъ понята непосредственная связь артели съ земледѣльческой общиной. Теперь для этого еще не наступило время и не наступило оно по той-же причинѣ, но которой всякая промышленность идетъ успѣшнѣе сельскаго хозяйства и но которой на сельское хозяйство еще не смотрятъ, какъ на земледѣльческую промышленность. Но въ духѣ русской общины лежитъ начало и для такого пониманія. Мы могли-бы указать на превосходно удававшіяся общественныя запашки, предложенныя нѣкоторыми земскими управами для обезпеченія народнаго продовольствія. Здѣсь мы опять приходимъ къ той поразительной разницѣ, которая заявилась уже между противоположными полюсами нашего земства. Въ то время, какъ прогрессивная Россія стала уже на путь ассоціаціи и для обезпеченія безбѣднаго существованія рабочихъ и освобожденія ихъ отъ міроѣдовъ и кулаковъ начало устраивать артели, другая земская Россія явилась адвокатомъ этихъ самыхъ міроѣдовъ и хочетъ разрушить то, отчего мы спасаемся въ артели. По прогрессивное земство, отдавшееся артели, понимаетъ очень хорошо, что это вопросъ далекаго будущаго, и что въ настоящемъ, кромѣ развитія артелей, нужно позаботиться непосредственно о помощи тѣмъ бѣднякамъ, которыхъ община оставляетъ безъ призрѣнія.
   По общественному призрѣнію бѣдныхъ у насъ до сихъ поръ не было сдѣлано почти ничего. То немногое, что существуетъ, имѣетъ исключительно городской характеръ и миновало сельскую мѣстность. Въ городахъ у насъ выстроены богадѣльни, дома для умалишенныхъ, пріюты, учредились разныя благотворительныя общества и вообще филантропія нашла себѣ обильную пищу и занятіе. Но деревня не знаетъ ничего этого и потому по необходимости высылаетъ своихъ нищихъ на большія дороги и въ города, которые ихъ опять гонятъ въ деревню. Законъ, правда, не обошелъ молчаніемъ этого вопроса. Относительно призрѣнія въ селеніяхъ казеннаго и удѣльнаго вѣдомства въ Х1И томѣ свода законовъ есть нѣсколько статей, въ которыхъ говорится слѣдующее:
   "Сельскія начальства наблюдаютъ, дабы жители, проводя время въ трудахъ, нигдѣ и никогда милостыни не просили.
   "Лица, немогущія пріобрѣтать трудомъ пропитаніе, содержатся родственниками.
   "Тѣ изъ нихъ, у которыхъ нѣтъ родственниковъ или у кого и сами родственники бѣдны, призрѣваются въ богадѣльняхъ.
   "Для такихъ богадѣленъ строятся въ селахъ двѣ избы; одна для женскаго, другая для мужского пола.
   "Призрѣваемые пользуются содержаніемъ на счетъ общественнаго сбора".
   Но какъ извѣстно, говоритъ князь Васильчиковъ, ничего изъ этого порядка нигдѣ и никогда въ Россіи примѣнено не было, и не было оно примѣнено потому, что за этими общими указаніями, не послѣдовало никакихъ практическихъ объясненій. "Какая власть дана сельскимъ начальникамъ для наблюденія за тѣмъ, чтобы жители проводили время въ трудахъ и нигдѣ и никогда милостыни не просили, и что имъ дѣлать съ нищимъ, котораго они признаютъ способнымъ къ труду? спрашиваетъ князь Васильчиковъ.-- Кѣмъ и какимъ порядкомъ опредѣляется эта возможность трудомъ пріобрѣтать пропитаніе? Кто эти родственники, которые обязаны содержать бѣдныхъ? Наконецъ, что остается дѣлать, когда общественныхъ сборовъ не имѣется, когда родственники и селенія отъ своихъ бѣдныхъ отпираются и когда законъ объ отводѣ двухъ избъ для богадѣленъ примѣняется къ такой деревнѣ, гдѣ всего жилыхъ избъ тоже двѣ?"
   Послѣ освобожденія крестьянъ явились нѣкоторыя несуществовавшія прежде условія, по которымъ призрѣніе сельскихъ бѣдныхъ оказывается настоятельно необходимымъ. "Мы не должны отъ себя скрывать, говоритъ князь Васильчиновъ,-- что, несмотря на прогрессивное увлеченіе послѣднихъ лѣтъ, эта часть внутренняго благоустройства не только не подвигается, но со времени введенія крестьянскаго самоуправленія клонится еще къ вящшему упадку. Первое дѣйствіе сельскихъ обществъ по упраздненіи помѣщичьей власти, удѣльныхъ конторъ и палатъ государственныхъ имуществъ, первое ихъ самостоятельное дѣйствіе было закрытіе тѣхъ рѣдкихъ больницъ и богадѣленъ, которыя еще существовали въ видѣ исключеній въ немногихъ помѣстьяхъ богатыхъ господъ и въ зажиточныхъ селеніяхъ удѣльнаго и казеннаго вѣдомствъ. Это, можетъ быть, приписано тупому, грубому равнодушію простого народа къ страданіямъ ближняго, отчасти также отвращенію людей семейныхъ отъ казарменнаго содержанія въ общихъ помѣщеніяхъ, но всего болѣе безобразному устройству этой части нашего внутренняго управленія". Позаботиться о всѣхъ деревенскихъ бѣдныхъ и нищихъ, князь Васильчиковъ ставить въ непремѣнную и прямую обязанность земства и за это дѣло нужно приняться какъ-можно скорѣе, ибо нужда не ждетъ и обезпечить ее, когда она уже разовьется и окрѣпнетъ, будетъ потомъ труднѣе, чѣмъ теперь.
   Вотъ какимъ образомъ понимаютъ задачи земства люди изъ прогрессивнаго земства: они ставятъ себѣ задачей не уничтожить общину и круговую поруку, а напротивъ, укрѣпить и развить ихъ; они хотятъ не освободить богатыхъ отъ участія въ призрѣніи и помощи бѣднымъ, а напротивъ, организовать эту помощь, какъ государственное учрежденіе; они хотятъ не выдѣлить изъ общины всѣхъ богатыхъ и изгнать бѣдныхъ и нищихъ на произволъ судьбы, въ то-же время оставивъ на ихъ плечахъ всѣ тягости податей и налоговъ, а, напротивъ, указываютъ на настоятельную необходимость обратить на это злополучное населеніе немедленное вниманіе земства. Мы-бы рекомендовали книгу князя Васильчикова "О самоуправленіи" вниманію земскихъ людей, еслибы не были увѣрены, что она и безъ нашей рекомендаціи сдѣлается настольной книгой. Что-же касается до тѣхъ земскихъ людей, которые гнѣздятся въ противоположномъ полюсѣ, то ихъ не научишь никакими книгами: Гуттенбергъ изобрѣлъ книгопечатаніе не для нихъ.

Н. Шелгуновъ.

"Дѣло", No 1, 1871

   

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru