Шелгунов Николай Васильевич
Наша земская попытка

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

НАША ЗЕМСКАЯ ПОПЫТКА.

   Пятилѣтній опытъ существованія нашего земства достаточно раскрылъ слабыя стороны его. Послужитъ ли это урокомъ для земства на будущее время,-- пока сказать трудно, но нѣтъ основанія и отчаиваться, вмѣстѣ съ противниками его, за все будущее только по первымъ неудачамъ. Для крупныхъ общественныхъ реформъ нужны крупныя силы и большія средства, для проведенія въ жизнь такого народнаго учрежденія, какъ земское дѣло, нужны были не единичныя усилія, не рознь и постоянное непониманіе другъ друга, а дружная общественная энергія и сознаніе своихъ взаимныхъ интересовъ. Вотъ этой-то силы и недостаетъ до сихъ поръ нашему земству. Нѣтъ въ немъ здороваго общественнаго чувства, которое бы примиряло крайности, сглаживало шероховатости и стремилось къ одной общей цѣли. Индивидуализмъ и "своя рубашка къ тѣлу ближе" обезсиливаютъ и обезсмысливаютъ его дѣятельность, такъ что какъ успѣхи, такъ и неудачи земскаго дѣла зависятъ отъ случая, отъ той или другой выдающейся личности, но не отъ общаго направленія и коллективныхъ стремленій. Случайно явится умный и честный членъ земской управы, и всему ходу дѣда дастъ живой толчекъ; чрезъ нѣсколько времени выступаетъ человѣкъ съ противоположными взглядами, и все потянется за нимъ, на всемъ отпечатлѣется его личная воля и вліяніе. Одинъ откроетъ школы, соберетъ деньги, убѣдитъ въ необходимости экономическаго улучшенія, другой наскочитъ -- школы закроетъ, деньги положитъ въ банкъ и обнесетъ все это "зловреднымъ нововведеніемъ." Борьба индивидуальнаго произвола съ общественными попытками проходитъ чрезъ весь пятилѣтній періодъ нашего земскаго устройства. А между тѣмъ мы считаемся народомъ земскимъ по преимуществу и могли бы быть сильнымъ и солидарнымъ обществомъ, потому что въ основѣ нашей народной жизни лежитъ общинный духъ и общинное устройство.
   "Тѣ самые противники, -- говоритъ князь Васильчиковъ въ своей книгѣ -- "О самоуправленіи", -- тѣ самые дѣятели, которые ратуютъ на словахъ противъ общины, на дѣлѣ ее допускаютъ, регламентируютъ и признаютъ, и среди оглушительныхъ криковъ, съ коими преслѣдуются и уличаются наши вредныя направленія, обзываемыя коммунизмомъ и соціализмомъ, мы не встрѣчали ни одного человѣка, который бы взялся перемѣнить наше общинное устройсито. Рѣзко, ярко описываются неудобства общиннаго землевладѣнія; но когда отъ возраженія переходятъ къ предположеніямъ, вся эта яростная оппозиція разрѣшается самыми скромными и миролюбивыми заявленіями. Общину, говорятъ, не слѣдуетъ закрѣплять на вѣчныя времена, но въ настоящее время расторгать насильственными мѣрами тоже не слѣдуетъ -- ее надо постепенно развязывать, освобождать отъ внутренняго гнета круговой поруки, но не разстраивать ея организмъ, обезпечивающій и порядокъ администраціи, и правильное отбываніе повинностей, такъ что въ концѣ концовъ всѣ мнѣнія сходятся въ томъ всеобщемъ убѣжденіи, что какъ бы община ни была несовершенна, по своей настоящей формѣ, но другой формы, другого органа для внутренняго общественнаго управленія русской земли въ данный моментъ нѣтъ, и найти, выдумать и устроить нѣтъ никакой возможности. Если это дѣйствительно такъ; если въ самомъ дѣлѣ не нашлось еще никого въ Россіи, кто бы взялся отмѣнить общинное владѣніе и земельный надѣлъ -- то спрашивается, къ чему могутъ привести сужденія и критика такихъ учрежденій и обычаевъ, которые ничѣмъ другимъ въ настоящій моментъ замѣнены быть не могутъ -- и не благоразумнѣе ли, вмѣсто гадательныхъ предположеній, заняться скромною задачею о правильномъ развитіи общественнаго быта изъ тѣхъ коренныхъ началъ, на коихъ онъ зиждется и ростетъ."
   Это говоритъ одинъ изъ землевладѣльцевъ, князь Васильчиковъ, принимающій самое дѣятельное участіе въ дѣлахъ земства, не теоретикъ и мечтатель, а человѣкъ практическій, котораго самая пошлая журнальная инсинуація не можетъ заподозрить въ задней мысли или въ ребяческихъ увлеченіяхъ. Постановка вопроса княземъ Васильчиковымъ есть вполнѣ логическая. Если община составляетъ основу нашей жизни, если мы народъ земскій по преимуществу, то зачѣмъ же намъ идти въ противоположную сторону, лсмать то, что создано нѣсколькими поколѣніями и коренными условіями нашей жизни. Защитники розни и индивидуализма, предводимые партіей "Московскихъ Вѣдомостей", уже по самому характеру дѣятельности этой партіи не должны внушать намъ особеннаго довѣрія къ своимъ совѣтамъ и теоріямъ.
   Если эта партія обвиняетъ сторонниковъ русской общины въ слѣпомъ заимствованіи западныхъ, вредныхъ ученій, то этимъ самымъ она даетъ право обвинить себя въ томъ же. Эта партія есть партія разложенія и розни,-- ищущая подкрѣпленія своимъ тенденціямъ также въ ученіи и опытѣ Запада. Но это ученіе, какъ показала исторія западно-европейскаго развитія, ведетъ къ сословному разъединенію, къ борьбѣ и взаимному обезсиленію общественныхъ элементовъ -- это ученіе застоя и нищеты, экономическаго антагонизма и индивидуальныхъ безплодныхъ стремленій. Не въ этомъ сила народа, какъ доказалъ опытъ, не въ этомъ его будущій прогрессъ и примиреніе враждебныхъ тенденцій. Этого факта кажется совершенно бы достаточно для убѣжденія партіи "Московскихъ Вѣдомостей"; но она снова поднимаетъ старые вопросы и какъ бы хочетъ повернуть исторію назадъ. Не разсудительнѣе ли смириться предъ несокрушимой силой общей пользы?
   Освобожденіе крестьянъ, земство и судебные уставы вовсе не случайное явленіе, изолированное отъ историческихъ явленій другихъ народовъ. Въ нашихъ реформахъ проявилось вліяніе мірового историческаго движенія, которое выразилось въ Англіи, Франціи, Германіи, Америкѣ въ соотвѣтственныхъ же реформахъ и преобразованіяхъ. Мы пошли въ земство, потому что весь міръ стремится къ нему же. Вездѣ мы видимъ борьбу политическихъ партіи, попытки къ реорганизаціи экономическаго быта и вся эта борьба, всѣ эти попытки идутъ повсюду въ земскомъ направленіи. Слѣдовательно, мы повторили только то, что дѣлаютъ другіе народы и обнаружили стремленіе идти въ одномъ направленіи со всѣмъ остальнымъ цивилизованнымъ міромъ. Если это такъ, если мы лишь увлечены общимъ потокомъ исторіи, то откуда является московское противодѣйствіе, въ чемъ для него поводъ и основаніе? Противодѣйствіе упомянутой партіи ищетъ своей опоры въ историческомъ прошломъ, въ томъ самомъ, чѣмъ сильна прусская юнкерская партія. Это партія феодаловъ, стоящая внѣ прогрессивной исторіи, партія внутреннихъ помѣхъ, крамолы и безпокойства. Не будь этой партіи, исторія дѣлала бы мирно свое дѣло и Россія не испытывала бы тѣхъ тревогъ общественнаго мнѣнія, которыя возбуждаетъ эта партія, старающаяся для обезпеченія себѣ успѣха дѣйствовать на чувство страха. Ссылаемся на примѣръ Англіи. Въ настоящее время въ Англіи совершается движеніе въ земскомъ направленіи, движеніе, которое должно измѣнить совершенно характеръ англійскаго управленія. А между тѣмъ въ Англіи все тихо и спокойно, и только люди,-- слѣдящіе за ея внутреннею жизнію, знаютъ, какая совершается въ ней глубокая и далеко захватывающая перестройка. "Реформа внутренняго земскаго управленія открылась въ Англіи одновременно съ реформой парламента, и непосредственно за знаменитымъ биллемъ 1832 года, послѣдовалъ Poorlaw-amendment Act 1834 года, по коему введены новые порядки сначала въ вѣдомство общественнаго призрѣнія, въ послѣдствіи и во всѣ другія. Преобразованіе это прошло, или, вѣрнѣе сказать, проходитъ незамѣтно. Оно продолжается и нынче, но не привлекаетъ вниманія публики и публицистовъ по сухости предмета, по мелочности интересовъ, относящихся до отдѣльныхъ погостовъ, городовъ, или графствъ. Всемірные дѣятели европейской цивилизаціи, занятые высокопарными преніями о равенствѣ, свободѣ, сословныхъ элементахъ и народностяхъ, не удостоиваютъ вниманія этого тихаго, скромнаго и скучнаго процесса англійскихъ реформъ. Онъ однако замѣчателенъ, какъ мирная и законная революція, превращающая самую аристократическую страну Европы въ царство равноправнаго народа", говоритъ князь Васильчиковъ. Англія тѣмъ и замѣчательна, что она всегда умѣла дѣлать своевременную и мирную уступку земскому элементу. Не то мы видимъ въ Пруссіи. Въ Пруссіи всѣ феодальные, средневѣковые обряды и формы понынѣ сохраняютъ свою законную силу, и реформы, предпринятыя правительствомъ еще въ 1812 году, не успѣли войти въ дѣйствіе. Примѣръ Пруссіи поучителенъ въ томъ отношеніи, что въ ея борьбѣ за земскія права отражаются, какъ въ зеркалѣ, тенденціи консервативныхъ партій всѣхъ остальныхъ странъ. Нѣмецкая юнкерская партія старается изъ всѣхъ силъ сохранить вотчинную полицію и замѣстить ею крестьянское самоуправленіе, право голоса по владѣнію поставить на мѣсто выборнаго начала, и безземельное освобожденіе крестьянъ, вмѣсто земельнаго. Но всѣ современные публицисты и государственные люди Нрусіи уже согласились, что порядки, плѣняющіе юнкерскую партію, нельзя удерживать долѣе, потому что они потеряли всякое значеніе. Съ 1860 года дѣло прусскаго земства можно уже считать вполнѣ выиграннымъ. Даже самые ярые поборники старыхъ порядковъ убѣдились въ невозможности защищать ихъ далѣе. Но партія застоя пытается продолжать борьбу на нѣкоторыхъ пунктахъ, отстаивая ихъ съ отчаяннымъ упорствомъ, несмотря на то, что и правительство, и либеральная партія прусскихъ палатъ противъ охранителей средневѣковыхъ формъ. Повидимому охранительной партіи слѣдовало бы отнестись благоразумно къ неизбѣжному будущему и подчиниться примѣру англійской аристократіи. Но нѣтъ, прусская юнкерская партія своимъ упрямствомъ только отодвинула осуществленіе благодѣтельныхъ реформъ больше чѣмъ на полстолѣтіе и задержала развитіе Пруссіи, не обезпечивъ себѣ побѣды. И къ чему же сводится въ настоящее время весь отчаянный споръ феодаловъ?-- Къ тому, чтобы отстоять право голоса по владѣнію, приписанное всякому рыцарскому имѣнію!
   Совершенно подобное же явленіе представляетъ у насъ партія индивидуалистовъ.. Подражая прусскимъ феодаламъ она однако не имѣетъ такой твердой точки опоры въ историческомъ прошломъ, какъ нѣмецкая юнкерская партія, и потому ея попытки остановить ходъ русскаго историческаго развитія заслуживаютъ еще большаго соболѣзнованія.
   Хотя земскія преобразованія западной Европы своимъ названіемъ какъ бы указываютъ на коренное родство ихъ съ русскими стремленіями къ земству, но въ тѣхъ и другихъ есть нѣкоторая разница и даже довольно важная. Разница заключается именно въ тѣхъ отношеніяхъ нашего народа къ землѣ, которыя въ западной Европѣ утратили свое первоначальное значеніе.
   У насъ слово "земство" заключаетъ въ себѣ какое-то таинственное, расплывающееся понятіе, какъ бы уничтожающее значеніе лица. Подъ именемъ земство понималось всегда представительство не народа, а земли. "Земство" указываетъ на глубокую связь народа съ землею, зависимость этого народа отъ земли и перевѣсъ территоріальный надъ индивидуальнымъ. Слово гражданинъ, народъ, отечество чужды нашему лѣтописному или оффиціальному приказному и законодательному языку. Съ первыхъ главъ нашей исторической жизни на первый планъ выступаетъ земля; она велика и обильна, говорятъ послы новгородскіе въ 862 году, и съ того времени до новѣйшихъ слова: земля" земство, земскіе чины и люди употребляются для означенія понятій соотвѣтствующихъ иноземнымъ понятіямъ: отечество и народъ, какъ будто въ Россіи человѣкъ и земля составляютъ одну неразрывную единицу и какъ будто гражданинъ, обыватель, русскій подданный неразлученъ съ правомъ поземельнаго владѣнія, немыслимъ безъ недвижимаго имущества и надѣла, не полонъ безъ участія въ пользованіи русской земли. Это отсутствіе личнаго элемента и преобладаніе земскаго составляетъ главное явленіе русской общественной жизни, имѣвшее роковое вліяніе на все ея развитіе.
   Судя по памятникамъ древнерусскаго законодательства, хотя и не всегда яснымъ, слѣдуетъ думая, что до исхода XVII стол. государственное, общественное и частное тягло тянулось съ земельныхъ угодій. Русская земля признавалась государевою собственностію и жаловалась въ пользованіе или владѣніе. Пожалованныя земли обыкновенно освобождались отъ всякихъ платежей. То были земли бѣлыя или обѣленныя. Вся же тягость государственнаго тягла лежала на земляхъ черныхъ, на поселенныхъ на нихъ черныхъ людяхъ -- крестьянахъ. Тягло всегда лежало на имуществѣ, а не на лицѣ, и тяглыя земли отвѣчали за исправленіе всякихъ повинностей, какъ государственныхъ, такъ и частныхъ. Земля, лежавшая впустѣ, не подлежала никакому окладу: но какъ только на ней поселялись черносошные или посадскіе, она превращалась въ податную или тягловую. Въ этомъ порядкѣ организаціи податного порядка лежитъ корень слова земство и земскія повинности. Такъ какъ всѣ тягловыя земли были во владѣніи и пользованіи простого народа, то на него легли и всѣ повинности. По повинность всегда предполагаетъ право, потому и земскіе люди получили, хотя и не обширныя, но все-таки нѣкоторыя права. Изъ земскихъ людей выбирались земскіе старосты и цѣловальники: выборъ производился крестьянами, всѣми лучшими, и средними и младшими. Раскладка разверстывалась міромъ подъ надзоромъ сельскихъ старостъ, но по приговору всѣхъ людей. Они верстались сами промежъ себя въ оброкахъ и во всякихъ податяхъ, по животамъ, по промысламъ и по угодьямъ.
   Петръ I задумалъ измѣнить эту процедуру, и подати и налоги съ земли перевелъ на души. По русская душа никогда, и даже самимъ Петромъ, не отдѣлялась отъ земли, потому что душа, неприписанная къ землѣ, не платила ничего. Только дворянство было избавлено отъ подушной подати. Взамѣнъ ея оно обязано было исполнять службу натурой. Впослѣдствіи, по мѣрѣ увеличенія государственныхъ надобностей, всѣ разнообразные виды новыхъ податей и налоговъ пріурочивались къ подушной подати, внѣ которой однако стоялъ дворянинъ. Когда Екатерина II дворянской грамотой отмѣнила принудительную службу, русское помѣстное сословіе получило вольности и права на праздную жизнь внѣ службы. Освобожденное отъ налоговъ, оно, вмѣстѣ съ тѣмъ, сохранило за собою право разлагать и расходовать земскіе сборы, въ уплатѣ которыхъ не участвовало. Ему предоставлено право творить судъ и расправу чрезъ людей выборныхъ изъ своего сословія надъ людьми тяглыми, податными.
   Перемѣны въ земскихъ повинностяхъ начались еще въ предыдущее царствованіе. Новый уставъ, изданный въ 1851 г., засталъ русское земство въ слѣдующемъ положеніи. Дворянство оказалось изъятымъ отъ подушной подати, отъ всѣхъ натуральныхъ и денежныхъ повинностей и отъ обязательной службы. Гильдейское купечество -- точно также. Всѣ земскія повинности лежали полною своею тягостію на податномъ сословіи, раздѣлявшемся на городскихъ и сельскихъ обывателей. Всѣ сборы разлагались, взыскивались и взносились по числу ревизскихъ душъ.
   Этимъ порядкомъ огромное пространство плодородныхъ равнинъ и высокоствольныхъ лѣсныхъ дачъ, находившееся въ рукахъ немногихъ крупныхъ землевладѣльцевъ и лѣсопромышленниковъ, очутилось внѣ всякихъ платежей, а напротивъ того земли заселенныя несли за себѣ всѣ государственныя тягости. На рабочемъ человѣкѣ лежали всѣ безъ исключенія повинности личныя, денежныя, оброкъ, рекрутство, постой, подводы, барщина и государственная подушная подать. Такимъ образомъ Петръ I, взявшій за образецъ иноземное и преимущественно нѣмецкое, искуственно привилъ къ Россіи то, что сложилось на Западѣ перевѣсомъ феодализма надъ земствомъ, и что совершенно противорѣчіе русскимъ историческимъ бытовымъ условіямъ. Въ Россіи, какъ и во Франціи, государство держалось и хранилось грудами и личною работою простого народа. Въ Россіи, какъ и во Франціи, дворянство постепенно избавилось отъ всѣхъ государственныхъ обязательствъ, безъ соотвѣтственной доли въ повинностяхъ. Но глубоко въ каждомъ народѣ сидитъ убѣжденіе въ безусловной необходимости общаго участія въ общихъ тягостяхъ. Въ русскихъ -- больше чѣмъ въ комъ либо, сохранилось благоговѣйное воззрѣніе на коллективное участіе міра въ мірскомъ дѣлѣ. Кто стоитъ внѣ мірского дѣла, тотъ, по мнѣнію нашего народа, внѣ его міра. Привиллегіи могутъ дать силу матеріальную, но не въ состояніи создать силу нравственную. Отъ этого высшее сословіе Франціи утратило свое значеніе и всякое нравственное вліяніе, на народъ; отъ этого же и у насъ дворянское сословіе, гордое своими преимуществами, не играло никогда, послѣ Петра Великаго, вліятельной роли надъ народной массой. Не то мы видимъ въ Англіи. Тамъ высшія сословія приняли на себя всѣ тягости внутренняго управленія и съ замѣчательнымъ политическимъ смысломъ воспользовались своими обязанностями для развитія своихъ правъ. Въ Англіи, какъ и у насъ, земля признавалась государевой собственностію и, но мѣрѣ того, какъ она раздавалась въ частныя руки, облагалась тягломъ. Въ Англіи подать падала не на лицо, а на имущество, кому бы оно ни принадлежало, и потому тамъ плательщиками вышли богатые, а неплатящіе освободились отъ государственныхъ тягостей. Съ древнѣйшихъ временъ народъ англійскій раздѣлился на сословіе имущихъ и неимущихъ; съ тѣхъ же древнѣйшихъ временъ на имущихъ возложены были всѣ общественныя и земскія повинности, а неимущіе уволены были отъ всякаго тягла. Вмѣстѣ съ тѣмъ политическія права были даны однимъ богатымъ, а бѣдные лишены ихъ. Въ этомъ принятіи на себя богатыми всѣхъ земскихъ и платежныхъ тягостей, лежитъ причина той силы, какою пользуется англійская аристократія, и того уваженія, которое воздаетъ ей народъ.
   Теперь мы вмѣстѣ съ Европою становимся на путь исправленія прошлыхъ историческихъ ошибокъ, созданныхъ частію неизбѣжностію обстоятельствъ, частію непониманіемъ духа своего народа и своей исторіи и слѣпымъ заимствованіемъ нѣмецкихъ порядковъ. По намъ по этому пути идти легче, чѣмъ западной Европѣ и особенно Германіи. Германія уже съ XVI ст. начала уничтожать свою сельскую общину и превращать землевладѣніе изъ общиннаго въ участковое. Вмѣстѣ съ этимъ крестьянскія общества начали подчиняться административной власти и власти помѣщичьей. Общины раздѣлились на частныя и вольныя. Частными завѣдывали вотчинные владѣльцы, вольными -- королевскіе чиновники. Такимъ образомъ былая хозяйственная сила общинъ изчезла и хозяйственное значеніе ихъ смѣнилось -- административнымъ. Этотъ переходъ хозяйственной силы въ силу административную похоронилъ все значеніе нѣмецкаго земства. По за то теперь, когда Германіи пришлось становиться на путь прогрессивныхъ преобразованій, ей приходится приносить покаяніе за свои прошлыя ошибки. Германія 50 лѣтъ тому назадъ сознала необходимость обратнаго поворота и задумала искуственно созданную крестьянскую административную общину превратить въ общину хозяйственную. По опытъ идетъ туго, ибо участковый раздѣлъ создалъ слишкомъ большое число неимущихъ домохозяевъ, усложнилъ презрѣніе бѣдныхъ и превратилъ членовъ хозяйственной общины въ полицейскихъ и административныхъ агентовъ, совершенно неспособныхъ къ хозяйственному земскому самоуправленію. Германскіе публицисты и государственные люди наконецъ поняли эту слабую сторону общественнаго организма своей страны и какъ прежде ратовали за индивидуализмъ, такъ теперь стоятъ за самостоятельность обществъ и за общинное владѣніе. По едва ли Германіи удастся возсоздать учрежденіе, ею же самою расторгнутое нѣкогда насильственно. И вотъ мы видимъ, что Германія взамѣнъ бытовыхъ житейскихъ союзомъ стремится создать вольную общину -- ассоціацію, основанную на добровольномъ соглашеніи.
   Для насъ примѣръ Германіи можетъ служить спасительнымъ руководителемъ въ томъ, чтобы внѣшними заимствованными теоріями и сословными предразсудками не нарушать бытовой связи и органическаго хода развитія русскаго общества.
   У насъ представленіе о земской силѣ живо до сихъ поръ; ему только мѣшали нѣкоторыя иноземныя петровскія заимствованія. Но нѣмецкому индивидуализму не удалось стать выше русской земской равноправности, русскаго міра, русской общины. Вотъ отчего и былъ такъ пораженъ Гакстгаузенъ, увидѣвшій въ русской общинѣ практическое разрѣшеніе той трудной задачи, за которую принялась Германія, и съ которой она возится безуспѣшно болѣе полустолѣтія. Въ нашей примитивной, исторической чистотѣ или исторической молодости кроется причина, почему всѣ учрежденія, основанныя на индивидуализмѣ, къ намъ не прививались. Наша сила въ нашей землѣ и въ нашемъ земскомъ элементѣ; ибо въ немъ лежитъ начало экономическаго самоуправленія и экономической силы страны. Наши географическія и пространственныя условія придаютъ сельской общинѣ силу, невозможную на Западѣ, ибо ставятъ наши общины внѣ той возможности крѣпкой связи съ центральной властію, какъ, напримѣръ, во Франціи, гдѣ община тоже утратила свой сельскохозяйственный смыслъ, сдѣлалась административной единицей. Во всемъ этомъ заключается причина, почему земское преобразованіе и земское самоуправленіе, данное народу одновременно съ освобожденіемъ крестьянъ, имѣетъ для насъ такую глубокую важность.
   Земское самоуправленіе есть основное подспорье политическому управленію. Центральная политическая власть не можетъ взять на себя завѣдываніе разными хозяйственными мелочами и въ видахъ собственнаго облегченія предоставляетъ ихъ тѣмъ, кому онѣ ближе извѣстны, и кто, слѣдовательно, легче и выгоднѣе можетъ съ ними управиться. "Во всѣхъ странахъ и у всѣхъ народовъ, кромѣ высшихъ государственныхъ и династическихъ интересовъ, есть еще и много другихъ скромныхъ нуждъ и пользъ, которыя должны быть удовлетворены на мѣстахъ, но мѣстнымъ соображеніямъ и мѣстнымъ свѣденіямъ, и совершенно независимо отъ политическихъ цѣлей и видовъ: ставить починку мостовъ, исправленіе дорогъ, призрѣніе бѣдныхъ, продовольствіе голодныхъ въ зависимость отъ того же начальства, которое объявляетъ войну, заключаетъ трактаты, издаетъ законы и заправляетъ финансами,-- значитъ смѣшивать два дѣйствія, требующія совершенно различныхъ способностей; отъ этого смѣшенія происходитъ, что во всѣхъ централизованныхъ государствахъ мѣстные интересы приносятся въ жертву общимъ и совершенно теряются изъ вида." Поэтому, самоуправленіе представляетъ ту выгоду, что выдѣляетъ внутреннее управленіе изъ сферы политики и ставитъ болѣе прочные экономическіе интересы внѣ зависимости отъ случайнаго, временного возбужденія страстей и борьбы политическихъ партій.
   Разграниченіе круга дѣйствій политической и земской власти не представляетъ трудности. Для насъ это дѣло, можетъ быть, легче, чѣмъ для другихъ европейскихъ государствъ. Наше слово "земство" весьма опредѣлительно указываетъ на характеръ и кругъ дѣйствій земскаго элемента: то дѣла, непосредственно касающіяся внутренняго земскаго хозяйства и стоящія внѣ политическаго управленія.
   Предоставленіе земству права полнаго хозяйственнаго самоуправленія не грозитъ ни малѣйшимъ посягательствомъ на силу центральной власти; оно уживается превосходно рядомъ съ самыми противоположными формами управленія -- съ самодержавіемъ и народнымъ представительствомъ. Въ подтвержденіе этой мысли мы можемъ привести фактъ и изъ русской исторіи. Кажется Іоанна IV Грознаго нельзя упрекнуть въ мягкости права и въ томъ, чтобы онъ не отстаивалъ интересовъ самодержавія. А между тѣмъ этотъ самый Грозный Іоаннъ является первымъ другомъ народа и, какъ только вступилъ въ возрастъ, публично, на Лобномъ мѣстѣ въ Москвѣ, и при самой торжественной обстановкѣ, окруженный хоругвями и духовенствомъ, высказалъ свой взглядъ на личное отношеніе монарха къ земскому элементу. "Люди Божіи, говорилъ онъ, имѣйте вѣру въ Бога и любите меня. Теперь уже не воротить тѣхъ обидъ, раззоренія и налоговъ, которые потерпѣли въ моей молодости; но молю васъ оставить другъ другу вражды и тяготы свои безъ послѣдствій, насколько это возможно. Отнынѣ я буду вашимъ судьею и защитой; я буду охранять васъ отъ неправды и притѣсненій". И Іоаннъ Грозный до конца своей жизни остался покровителемъ низшихъ противъ высшихъ. Онъ далъ народу самоуправленіе и право перехода; онъ постоянно покровительствовалъ крестьянамъ, постоянно поддерживалъ дворянъ и дѣтей боярскихъ противъ бояръ и этимъ предоставленіемъ власти земству грозный царь нисколько не боялся ослабить свою собственную власть, ибо очень хорошо понималъ ту границу, которая раздѣляетъ кругъ его дѣятельности отъ круга хозяйственной дѣятельности народа.
   Вопросъ о границахъ власти и силѣ властей Іоаннъ Грозный понималъ, можетъ быть, лучше, чѣмъ понимаетъ его нынче партія индивидуалистовъ. Центральная власть и земство -- это два полюса, охраняющіе взаимную неприкосновенность отъ той промежуточной инстанціи, которая зовется администраціей и которую при Іоаннѣ IV изображали бояре. Центральная власть есть источникъ закона и нрава обложенія страны податями и повинностями. Земская власть, въ свою очередь, сила, завѣдывающая земскими хозяйственными дѣлами черезъ своихъ выборныхъ. Администрація и земство вращаются въ одномъ кругѣ дѣйствій, они стремятся къ одной общей цѣли, но съ разныхъ точекъ зрѣнія. Ни для администраціи, ни для земства нельзя установить заранѣе точныхъ разграничивающихъ постановленій на каждый случай, котораго и предвидѣть невозможно. Поэтому, если между земствомъ и администраціей произойдетъ столкновеніе по спорному вопросу, и если администрація сильна, то земство по необходимости должно сложить свое оружіе. Кому же разрѣшить эти спорные вопросы и недоумѣнія, возбуждаемые нерѣдко простымъ соревнованіемъ? Порѣшить и примирить ихъ можетъ только одна высшая центральная власть.
   У насъ съ первыхъ шаговъ земства начались между нимъ и мѣстной и центральной администраціей препирательства, при которыхъ, та и другая старались отстаивать свое достоинство и свою силу. Препирательства эти во многихъ случаяхъ происходили частію отъ неточнаго и неяснаго представленія себѣ властями ихъ круга дѣятельности; а съ другой стороны потому, что само земское положеніе не могло предвидѣть и предусмотрѣть всѣхъ тѣхъ вопросовъ, которые пришлось разрѣшить земству. Передъ земствомъ лежали двѣ задачи: приводить въ дѣйствіе земское положеніе и дополнять, исправлять, пояснять его ко указанію своего собственнаго опыта. Въ этой неопредѣлительности задачи, которую однако законъ не могъ опредѣлить точно, лежало неизбѣжное начало тѣхъ столкновеній, которыя привели наконецъ къ результатамъ, неблагопріятнымъ для развитія нашего земства. Но, какъ мы уже сказали, законодательная власть и не могла предрѣшать всего; ибо какъ же предрѣшать ходъ исторіи и возникновеніе интересовъ, въ настоящее время несуществующихъ? Законодательная власть не пророкъ. Поэтому ясно, что она можетъ являться лишь верховнымъ судьею въ подобныхъ столкновеніяхъ.
   У насъ нерѣдко слышались обвиненія земству въ томъ, что оно пыталось уже слишкомъ расширить свои права и заходило въ предѣлы, неподлежащіе его области. Въ этомъ обвиненіи есть правда. Членырусскаго земства дѣйствительно отличались не всегда тѣмъ благоразумнымъ пониманіемъ своихъ обязанностей, которое могло бы предотвратить столкновеніе его съ администраціей. Но всегда ли администрація не нарушала тоже своихъ границъ? а во-вторыхъ, и само положеніе давало земству возможность заходить въ чужую область, ибо не было установлено между властями точной промежуточной границы. Напримѣръ, земству предоставлено было право имѣть попеченіе о развитіи торговли и промышленности. По должно ли попеченіе входить въ кругъ дѣятельности земства; не даетъ ли оно ему право внѣдряться въ дѣйствія финансовой власти или стѣснять личную свободу членовъ земства? Смотря потому, какъ поступитъ земство, оно можетъ обнаружить покушеніе или на свободу финансовой администраціи, или на свободное право торговыхъ и земскихъ людей. Или -- земству предоставлено право участія въ дѣлахъ народнаго образованія и народнаго здравія и участіе это должно состоять преимущественно въ хозяйственномъ отношеніи. Но если это участіе только преимущественно, то оно конечно не исключаетъ вмѣшательства земства и въ другія дѣла, кромѣ хозяйственныхъ. Какимъ же образомъ могло бы случиться столкновеніе властей, если, съ одной стороны, не положено на первый разъ точныхъ границъ; а съ другой, во многихъ случаяхъ, эти границы и установить невозможно. Наконецъ справедливо ли все обвиненіе въ неблагоразуміи относить на исключительную неопытность земскихъ представителей?
   Есть еще одинъ пунктъ, на которомъ земство должно непремѣнно сталкиваться съ другой параллельной властію, установляемою нашимъ закономъ. У насъ собственно земскими учрежденіями называются уѣздныя и губернскія собранія и управы; волости же, магистраты, думы признаются учрежденіями общественными. Положеніе о земскихъ учрежденіяхъ положительно запрещаетъ земству всякое вмѣшательство въ кругъ дѣйствій общественныхъ учрежденій и властей. Но этотъ кругъ нигдѣ ясно не опредѣленъ и земство по самому существу своей дѣятельности, неизбѣжно на каждомъ шагу вступаетъ въ соприкосновеніе съ общественными учрежденіями. Недоразумѣнія, происходящія при этомъ, ослабляютъ связь земства съ общественными учрежденіями и дѣйствуютъ вредно на обѣ стороны. Причина неизбѣжности подобныхъ столкновеній заключается въ однообразіи земскаго института, принятаго для всей Россіи. Для разныхъ мѣстностей должны быть предоставлены и различныя основанія организаціи хозяйственнаго управленія. Въ тѣхъ населенныхъ мѣстностяхъ, гдѣ преобладаетъ скученное населеніе съ большимъ полевымъ надѣломъ, общественное управленіе можетъ имѣть самостоятельность, ибо каждое сельское общество образуетъ собою сильную единицу съ большою внутреннею связію. Напротивъ того, въ мѣстностяхъ, гдѣ сельскія общества разсѣяны и раздроблены, какъ въ сѣверныхъ и сѣверовосточныхъ губерніяхъ, гдѣ составъ сельскихъ обществъ слабъ и разнообразенъ, слѣдуетъ создать болѣе прочную связь, которой сельское общество не можетъ найти въ волостномъ центрѣ. Однимъ словомъ, это вопросъ мѣстной централизаціи и мѣстной децентрализаціи, но направленной исключительно къ земскимъ цѣлямъ.
   Но хотя "земскія учрежденія" и запрещаютъ земству всякое вмѣшательство въ дѣла общественныя, и крестьянскія начальства подлежатъ особому вѣдомству, тѣмъ не менѣе сельскія сословія входятъ въ составъ земства черезъ своихъ гласныхъ. Такимъ образомъ сельская община двоится въ своихъ собственныхъ дѣлахъ. Понятно, что практика должна измѣнять этотъ теоретическій порядокъ. Самою силою вещей волость превращается постепенно въ общую исполнительную инстанцію, ибо въ ней стекаются всѣ дѣла всѣхъ вѣдомствъ, судебныхъ, земскихъ и административныхъ. Хотя законъ и запрещаетъ обращаться къ волости, но къ кому обращаться земству съ вопросомъ земско-волостного хозяйства, если не существуетъ другихъ мѣстныхъ органовъ? Волость является, такимъ образомъ, центромъ, къ которому обращаются всѣ, который завѣдываетъ всѣми дѣлами внутренняго крестьянскаго самоуправленія, отъ исправности управленія котораго зависитъ успѣшный ходъ суда, хозяйства, администраціи. Власть сдѣлалась такимъ образомъ органомъ земскихъ и мировыхъ учрежденій.
   Кромѣ того она имѣетъ еще и значеніе общественнаго учрежденія, ибо изображаетъ собою представительство сельскихъ обществъ и производитъ между ними судъ и расправу.
   Волость, какъ общественное, учрежденіе завѣдываетъ лишь дѣлами сельскихъ обществъ. Но кромѣ крестьянъ въ волости живутъ частные землевладѣльцы, торговцы и разночинцы. Слѣдовательно въ волости совмѣщаются представители двухъ противоположныхъ элементовъ -- общиннаго и личнаго. Изъ нихъ только одинъ общинный подлежитъ по закону вѣденію волости; личный же изъ нея выдѣляется. Этимъ путемъ создается вредная для общей хозяйственной гармоніи двойственность. Индивидуализмъ и общинность являются разрозненными силами и для примиренія ихъ существуетъ лишь одинъ выходъ -- сліяніе. "Мы смѣемъ думать, что сельской общинѣ придаютъ въ Россіи нѣсколько преувеличенное и ошибочное значеніе," говоритъ князь Васильчиковъ. Подъ вліяніемъ разныхъ глубокомысленныхъ экономическихъ и историческихъ соображеній составилось объ общинѣ такое понятіе, какъ будто она непремѣнно должна быть прямымъ отрицаніемъ началъ частной собственности; какъ будто между общиннымъ и частнымъ землевладѣніемъ зіяетъ какая-то бездна, наполненная разными призраками неразрѣшимыхъ противорѣчій и противоположныхъ враждебныхъ интересовъ.
   Въ сущности ничего этого нѣтъ. И сельскій житель, мирно приживающій въ своемъ родовомъ повѣстки въ черезполосномъ сожительствѣ съ смѣжными сельскими обществами, съ изумленіемъ внимаетъ этимъ краснорѣчивымъ разсужденіямъ о рознѣ и противоборствѣ элементовъ. Страхъ, ему внушаемый этими литературными и свѣтскими отзывами, составляетъ, можно сказать, единственное безпокойство, нарушающее непробудную тишину его быта, единственный признакъ, указывающій ему въ крестьянахъ-общинникахъ враговъ его собственности. Правда, эти мирные сосѣди безъ зазрѣнія похищаютъ у него лѣсъ, травятъ поля, топчатъ луга; но этими въѣзжими правами пользуются не одни общинники, но и всякіе другіе землевладѣльцы и вовсе не потому, чтобы они уважали частную собственность менѣе общинной, а потому, что не уважаютъ никакой собственности, ни своей, ни чужой, и по неряшеству широкой славянской натуры не берегутъ ни своего имущества, ни сосѣдняго. "Антагонизмъ, предполагаемый между этими такъ называемыми элементами сельскаго населенія, намъ кажется вынужденнымъ, говоритъ князь Васильчиковъ; столкновеній между ними не болѣе и не менѣе, какъ между другими разрядами собственниковъ, и если бы можно было взвѣсить чувства и помыслы, то въ средѣ самого помѣстнаго дворянства между мелкими и крупными землевладѣльцами оказалось бы болѣе розни, чѣмъ между этими послѣдними и крестьянскими обществами". Ясно, что сельскія общества и частные землевладѣльцы могутъ жить спокойно рядомъ и слѣдовательно вести вмѣстѣ свои земскія дѣла. Община не есть врагъ личной собственности; она сама только особенный видъ собственности, такой же какъ акціонерныя общества и компаніи, владѣющія нераздѣльнымъ имуществомъ. Сельское общество является въ этомъ случаѣ самостоятельнымъ юридическимъ лицомъ, пользующимся имущественными правами на основаніи общихъ гражданскихъ законовъ, а изъ этого слѣдуетъ, что сельская община въ земскомъ и общественномъ строѣ должна имѣть такую же степень самостоятельности и независимости, какъ и остальные члены земства. Въ подобной постановкѣ вопроса, т. е. въ признаніи сельской общины самостоятельнымъ общественнымъ индивидуумомъ, твердо входящимъ въ составъ земства и въ признаніи волости ближайшимъ центромъ, поглощающимъ въ себѣ интересы всѣхъ, кто живетъ на ея территоріи, лежитъ начало сліянія всѣхъ сословій въ одну земскую силу и корень стройнаго развитія нашего земства и его основного начала.
   По есть еще одинъ пунктъ, отъ удовлетворительнаго разрѣшенія котораго зависитъ экономическое преуспѣяніе земства. До сихъ поръ повсюду на континентѣ Европы и въ Англіи между правительственною властію и народомъ остается много нерѣшенныхъ недоразумѣній, ведущихъ нерѣдко къ враждебнымъ отношеніямъ. Причина этого заключается исключительно въ томъ, что повсюду, кромѣ Американскаго союза, земскіе люди были устраняемы отъ управленія своими собственными дѣлами и затѣмъ, когда они были призваны отъ безправности къ самодѣятельности, то неизбѣжно начинали смотрѣть недовѣрчиво на всякое вмѣшательство высшей власти въ земское дѣло. Въ сущности это былъ недостатокъ народнаго развитія, потому что школа жизни была для народа закрыта. Если такимъ образомъ земской школой является для народа сама жизнь, то очевидно, что школа эта должна быть открыта для всѣхъ и что свое земское образованіе народъ можетъ получить лишь въ своихъ земскихъ правахъ. А изъ этого слѣдуетъ нелогичность разсужденія тѣхъ, которые требуютъ, чтобы народъ быль сначала образованъ и только этимъ образованіемъ получилъ бы право на самоуправленіе. Земскому самоуправленію нельзя научиться ни въ какой школѣ; ибо только земство есть школа земства. Поэтому людямъ нужно дать сначала право, а затѣмъ сама практика и научитъ ихъ пользоваться имъ. какъ бы подготовительнымъ пріемомъ къ самоуправленію считается выборное начало; но выборное начало, или право быть избраннымъ въ общественную должность, не сообщаетъ еще нисколько знанія, какъ съ нею управляться. У насъ, въ Россіи, какъ извѣстно, выборное начало и въ народѣ и въ дворянскомъ сословіи существуетъ давно. Мы выбирали и дворянскихъ предводителей, и городскихъ головъ, и членовъ депутатскаго собранія, и уѣздныхъ судей, и судебныхъ засѣдателей и даже земскихъ исправниковъ; народъ выбиралъ волостныхъ головъ, старшинъ, сотскихъ, десятскихъ. Но этотъ выборный порядокъ не обезпечилъ намъ нисколько стройнаго теченія хозяйственныхъ дѣлъ. Значитъ очевидно, что сила не въ немъ, и что мнѣніе о вліяніи выборнаго начала на качества управленія значительно преувеличено. Качество исполнителей и хозяевъ, которымъ ввѣряется завѣдываніе общественными и экономическими дѣлами, зависитъ очевидно отъ другой причины; причина эта заключается въ порядкѣ отвѣтственности, отчетности и самостоятельности избранныхъ лицъ. Мѣстное самоуправленіе конечно должно быть организовано изъ мѣстныхъ жителей; но чтобы избранные получили свое полное земское значеніе, они должны быть поставлены внѣ бюрократическаго порядка. Только самостоятельность положенія, правильно согласованная съ отвѣтственностію предъ избравшимъ обществомъ, даетъ силу, внутренній смыслъ и характеръ органамъ земской власти и отличаетъ ихъ отъ чиновниковъ. Во Франціи мэры не имѣли никакого земскаго общественнаго значенія, хотя и назначались по выборамъ. Паши былые земскіе исправники тоже самое. Выборное начало достигаетъ своей цѣли только тогда, если въ немъ участвуетъ широкое коллективное мнѣніе; если избранное лицо ограждено несмѣняемостію; если оно подсудно не администраціи и не собранію выборщиковъ, а трибуналу, составленному изъ лицъ независимыхъ и самостоятельныхъ. Если эти условія не соблюдены, то земскіе агенты очутятся между двухъ огней: при сильномъ земствѣ -- въ опасныхъ враждебныхъ отношеніяхъ къ администраціи; при сильной же админитсраціи -- они превратятся въ чиновниковъ.
   Эти, частію теоретическія разсужденія, находящіяся тѣмъ не менѣе въ прямой связи съ практикой русскаго земства, и провѣрить которыя можетъ легко читатель извѣстными всѣмъ фактами изъ дѣятельности нашего земства, приводятъ насъ къ тому выводу, что наши земскія учрежденія находятся еще въ зародышномъ періодѣ развитія. Какъ справедливо замѣчаетъ князь Васильчиковъ, земское самоуправленіе у насъ основано, но неустроено. "Для строенія, какъ извѣстно, требуются не такіе матеріалы и пріемы, какіе нужны для основанія. Бутъ, фундаментъ можетъ быть заложенъ изъ простого неотесаннаго булыжнаго камня; и если почва, на коей возводится зданіе, тверда, то этотъ камень держится своею собственною тяжестію и только верхніе ряды онаго заливаются, для прочности, весьма слабымъ известковымъ растворомъ. По для постройки стѣнъ и прочихъ частей зданія -- требуется связь, которая достигается, какъ въ строеніяхъ, такъ и въ учрежденіяхъ: во-первыхъ, послѣдовательнымъ исполненіемъ предначертаннаго плана, во-вторыхъ, тщательнымъ закрѣпленіемъ отдѣльныхъ частей. Для этого дѣла требуются уже спеціальныя техническія познанія".

Н. Ш.

"Дѣло", No 1, 1870

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru