Щеколдин Федор Иванович
Солнце играет

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

ПРЯНИКЪ ОСИРОТѢВШИМЪ ДѢТЯМЪ.

ПЕТРОГРАДЪ

1916.

Ѳедоръ Щеколдинъ.

СОЛНЦЕ ИГРАЕТЪ.

1.

   -- Въ Свѣтлый день солнце, восходя, радуется и играетъ.
   Это не только старые люди такъ говорятъ, а я и самъ это видѣлъ, своими глазами.
   Давно хотѣлось посмотрѣть и порадоваться вмѣстѣ съ краснымъ солнышкомъ Свѣтлому Воскресенію Христову, да какъ ни старайся, непремѣнно проспишь. Умаешься за недѣлю-то! Сколько поклоновъ земныхъ, -- всѣ поклоны -- земные въ постѣ на всѣхъ службахъ, а тутъ, въ пятницу -- стоянье, въ субботу Христа погребать, а въ ночь на воскресенье и глазъ занести нельзя до заутрени: съ вечера въ церкви дѣянія слушаешь.
   И дни такіе великіе: куличи, пасхи готовятъ, яйца красятъ, ризы на иконахъ чистятъ. Самыя хорошія иконы только и посмотришь разъ въ годъ, какъ на страстной съ нихъ ризы снимутъ. Ну и попостишься тоже, хоть и не очень строго, а все таки безъ масла всю недѣлю. А въ домѣ запахъ особенный совсѣмъ: отъ лампадокъ, отъ куличей, отъ половъ вымытыхъ, отъ пыли, переворошенной къ празднику изъ всѣхъ угловъ, да если еще раму хоть одну выставятъ и откроютъ окошко... Всѣмъ существомъ своимъ чувствуешь, какъ приближается великій день! У женщинъ голоса тоже особенные въ эти дни,-- звонкіе да ласковые,-- перекликаются изъ горницы въ горницу, когда полы моютъ и ворочаютъ шкапы. Всѣмъ усталость, а всѣ работаютъ радостно и гъ такимъ благочестіемъ, словно съ пылью и грязью, что изъ угловъ выметаютъ, и съ души тоже злоба и накипь сходитъ. Скоро вотъ, -- послѣзавтра, завтра -- "другъ друга пріимешъ!"
   Утомишься такимъ радостнымъ утомленіемъ, ждешь -- минуты считаешь. Наконецъ-то наряжаться начнутъ къ свѣтлой заутренѣ, самыя лучшія платья надѣнутъ: дня за три до праздника мамаша въ палатку за ними съѣздитъ, достанетъ изъ сундуковъ. А сестеръ платья свѣтлыя, а платки на головахъ бѣлые шелковые; на меня мою палевую шерстяную рубашку надѣнутъ съ серебрянымъ поясомъ. И поѣхали. Не опоздать бы! Дорога-то плохая -- всегда на Пасхѣ ни на саняхъ, ни на колесахъ,-- на косогорѣ возлѣ тетки Любовниой избы, того и гляди кувырнетъ обшивни. А на колокольнѣ уже горятъ разноцвѣтные фонари на всѣхъ ярусахъ, чуть не до самаго верху. Ближе подъѣдешь -- всѣ ворота и паперть такъ о переливаются всѣми цвѣтами, такъ и горятъ, и чѣмъ чернѣе ночь, тѣмъ ярче. На воротахъ и падь папертью вензеля "X. В.", и огоньки въ нихъ сами двигаются -- тоже разноцвѣтные.
   А въ церкви Сергѣй -- сторожъ съ Точенымъ и съ Ѳедоромъ Блюдовымъ, какъ и во всѣхъ домамъ, всю недѣлю чистили всѣ ризы, подсвѣчники, поникадилы, ставили новыя свѣчи мѣстныя -- настоящія, полупудовыя и пудовыя. У насъ въ церкви все настоящее -- и свѣчи, и престолъ изъ чистаго серебра кованый, а ризы у поповъ пасхальныя -- серебряныя съ настоящимъ жемчугомъ -- сколько тысячъ стоятъ! И служба у насъ самая настоящая, единовѣрческая. Попробовали бы попы пропустить чего, такъ Марья Филипповна или самъ Андрей Васильевичъ зададутъ, не поздоровится! отцомъ-то Арсеніемъ, какъ спервоначала слѣдили, не щепотью ли онь молится... Андрей Васильевичъ завелъ порядокъ: на Пасху всѣ иконы и всѣ свѣчи -- мѣстныя и въ паникадилахъ -- сплошь убираютъ искусственными цвѣтами. На иконахъ хорошіе цвѣты, дорогіе, на свѣчахъ бумажные. Ни въ одной церкви нѣтъ этого!
   А какъ двинется крестный ходъ, понесутъ серебряныя хоругви, иконы, серебромъ и золотомъ окованныя, какъ заблеститъ на попахъ тяжелая парча,-- что тутъ только дѣлается: фейерверки, ракеты, римскія свѣчи -- бѣлый день по всему пути. Вотъ какъ мы Христа встрѣчаемъ и радуемся Ему! Но самое радостное не это еще.
   Самое радостное это, когда батюшка возгласить передъ закрытыми дверями: "Слава святѣй", и прослезится. Надо обѣжать съ ходомъ вокругъ церкви непремѣнно всѣ три раза, стараясь, чтобы не погасла свѣча, и поспѣть забраться на паперть -- увидать, какъ прослезится о. Арсеній. Безъ этого и заутреня только наполовину. Молодой былъ батюшка и красивый: "Ісусикомъ" называли его за его ликъ и за мягкость его и трогательность.
   Предшественникъ о. Арсенія о. Ксенофонтъ безъ нищаго за столъ не садился. Дождется, когда "старикъ" прилетъ за милостыней, посадить съ собою за столъ,-- и тогда только обѣдать станетъ. Притомъ-же, о. Ксенофонтъ отъ архіерея много претерпѣлъ безвинно, собственно, изъ-за купцовъ же нашихъ, своихъ прихожанъ: купцамъ-то архіерей ничего не могъ сдѣлать и даже очень любезенъ былъ, а на священникѣ и срывалъ за нихъ, да и на него самого косился, что къ "раскольникамъ" перешелъ. Любили отца Ксенофонта, памятникъ мраморный покойнику поставили и въ Свѣтлое Воскресенье послѣ вечерни всѣмъ приходомь донынѣ ходятъ служить литію на его могилѣ: прежде всѣхъ къ нему, а потомъ уже, съ понедѣльника, пойдутъ и по своимъ могилкамъ.
   О. Арсеній ничего особеннаго не сдѣлалъ, ничего такого не говорили о ннмъ, только что бѣдныхъ не обижалъ, а съ богатыми не ссорился. Но и его всѣ любили -- именно за эту его мягкость и трогательность. Уже такой души нашъ батюшка, что никакой торжественности не можетъ выдержать: непремѣнно прослезится и разрыдается даже. Только возгласитъ: "Слава святѣй", а на "единосущнѣй" и голосъ уже задрожалъ и слезы ручьемъ. И тутъ ужъ нельзя не почувствовать, что Христосъ, сейчасъ вотъ, въ рту самую минуту, воистину воскресъ Христосъ и снизошелъ къ намъ, видитъ радость нашу и пріемлетъ наше умиленіе. Незабываемыя минуты, когда душа просвѣтляется, перерождается, и становится такъ несомнѣнно, что міръ дѣйствительно обновился, люди уже не тѣ, что вчера были, и начинается новая, праведная, свѣтлая жизнь. И не только люди: вся природа! Каждое деревцо вѣдь дышетъ въ эту ночь свѣжими молодыми почками... Христосъ воскресъ!
   Вернешься домой послѣ такого радостнаго потрясенія, послѣ веселыхъ пасхальныхъ пѣснопѣній въ осыпанной цвѣтами церкви, въ облакахъ ладона и зноѣ цвѣтныхъ пасхальныхъ свѣчой -- красныхъ, зеленыхъ,-- да сейчасъ же и свалишься и непремѣнно проспишь восходъ солнца. Заутреня кончится часовъ въ пять, а къ обѣднѣ въ семь заблаговѣстятъ,-- этихъ двухъ часовъ никакъ и не выдержишь. А въ семь-то часовъ солнышко, глядишь, уже высоко, и день -- какъ день, иной разъ даже сѣрый и облачный.
   Играетъ солнышко только пока восходитъ въ этотъ великій день.
   Однажды я все-таки упросилъ разбудить меня, когда будетъ восходить солнце. И вотъ какъ сейчасъ помню: поставили меня на окно въ сѣняхъ, гляжу, а солнце подымается изъ-за поля -- да такое большое, такое алое и такъ и прыгаетъ, такъ и прыгаетъ -- радуется, такъ и переливается, брызжетъ то алымъ, то яркимъ нестерпимо золотомъ.
   -- Христосъ воскресъ!
   Онѣмѣлъ я, двинуться не могу, а въ душѣ такое веселье, что вотъ до сей поры помню. Да, само солнышко празднуетъ съ нами и играетъ, встрѣчая свѣтлое воскресенье Христово. Это я самъ видѣлъ и знаю! Надо только крѣпко пожелать и увидишь, не полѣниться встать къ восходу солнца въ великій праздникъ.
   

2.

   Какъ-то Дмитрій Алексѣйчъ вздумалъ устроить на Пасху электрическую иллюминацію. У нихъ на самоткацкой электричество провели, вотъ онъ и къ церкви на Пасху проволоку протянулъ. Много было разговору въ тотъ годъ объ этомъ. Говорили: на колокольнѣ электрическое солнце будетъ! И ждали, что это за великолѣпіе будетъ.
   Дѣйствительно, на колокольнѣ, на самыхъ верхнихъ слухахъ, выше колоколовъ, засвѣтился ночью ослѣпительный свѣтъ, а отъ него широкій бѣлый снопъ перебрасывается то въ одну, то въ другую сторону. Богъ знаетъ въ какую даль, но куда упадетъ, тамъ совсѣмъ свѣтло. Удалась выдумка, и разговоровъ во всю Пасху было еще больше, нежели раньше, когда еще только ждали новинки. Вышло больше, чѣмъ ждали. Думали, ну, будетъ большой фонарь на самой верхушкѣ, но чтобы такая сила оказалась,-- кто это могъ подумать! Колокольня у насъ самая высокая на цѣлый уѣздъ, двадцать и четыре сажени, такъ вотъ, какъ наведутъ съ нея это электрическое солнце,-- Палиха отъ насъ больше двухъ верстъ,-- а и тамъ на часахъ видно было. Вотъ какая сила!
   Много разговоровъ было, много дивились. Да такого совсѣмъ ужъ нигдѣ не бывало и не слыхано. Всегда у насъ свѣтлая ночь всѣхъ свѣтлѣе, а тутъ никому и спорить нечего -- такъ постарался Дмитрій Алексѣичъ. Все онъ -- такой ужъ охотникъ, да и вся семья ихъ, около церкви старается.
   Павелъ Ѳедорычъ какъ разобидѣлся, когда послѣ смерти старика -- строителя Василій Филипповича, не его, а Андрея въ старосты выбрали, съ клироса ушелъ и сталъ въ трапезной съ Чернѣевскими мужиками становиться,-- и съ купцами не всталъ, А сыновья и его все на клиросѣ, и Алексѣй Васильичъ съ сынами, и не для почету, а поютъ поруку съ пѣвчими и на котавасіи выходятъ. Марья Филипповна, въ родѣ уставщицы въ церкви,-- архіерейшей ее въ шутку звали. Такъ вся семья. За ними о церковныхъ дѣлахъ никому заботы нѣтъ: да и устава никто лучше ихъ не знаетъ.
   Ждалъ и я электрическаго солнца, когда еще о немъ только слухъ шелъ. Да и послѣ хвалилъ вмѣстѣ съ другими. Что говорить: такого освѣщенія дѣйствительно еще не бывало. Только вотъ прежняя наша иллюминація -- фонарики цвѣтные и вензеля -- потускнѣли при электричествѣ. И въ глубинѣ сердечной было очень грустно.
   Да, свѣтло, очень свѣтло, но чего-то не стало, что-то убили. Торчитъ голая бѣлая колокольня.-- именно голая, нагая какая то сдѣлалась она въ этомъ дневномъ свѣтѣ среди ночи, -- а фонарики внизу -- не разберешь даже и зажжены ль они. И притомъ же ясно видно, какъ жалкія цвѣтныя стекляшки на проволоку нанизаны. И все, все такъ,-- нагое, голое. Крестный ходъ идетъ -- свѣтло итти, каждую лужу на пути видно. И не мелькаютъ красные огни свѣчей -- блѣднѣютъ при злектричествѣ, и ризы иконъ, облаченія священниковъ не сверкаютъ изъ мрака. Свѣтло... какъ въ самоткацкой у Алексѣя Васильича.
   Ужъ не красуются въ ночи разноцвѣтными огнями святыя ворота, крестный ходъ не выдѣляется изъ мрака, божьимъ свѣчамъ не надо побѣждать тьму. И какъ будто не стало тайны снятой ночи: все наголо, все до ниточки видно.
   Электрическое солнце каждый годъ свѣтитъ съ колокольни, провода не убираютъ отъ Пасхи до Пасхи, такъ и тянутся они къ церкви отъ фабрики.
   

3.

   Благословилъ меня Богъ скитаться по бѣлому свѣту,-- и по нашей землѣ, и по заграницамъ. Гдѣ-гдѣ не приводилось встрѣчать Свѣтлый праздникъ: и въ деревенскихъ церквахъ, и въ большихъ городскихъ соборахъ, и въ Кремлѣ Московскомъ, а у французовъ встрѣчалъ Христа въ ихней церкви.
   И нигдѣ въ свѣтлую ночь не было такъ торжественно и радостно, какъ бывало -- у "Новой Миколы".
   Служба у насъ, по "старой вѣрѣ", а церковь называютъ: "Нова Микола",-- потому что неподалеку другой есть Никола -- "Микола-Углецъ", Про электрическое солнце какъ-то забылось, помнились умиленныя слезы отца Арсенія да море огней разноцвѣтныхъ въ ночной тьмѣ да пѣніе пасхальное -- стоголосое, веселое, дружное и истовое. Но больше то всего конечно, радость воскресенія Христова, какою тогда -- не электрическое, а само Божье солнышко вмѣстѣ съ нами радовалось.
   Лѣтъ двадцать, а то и побольше, не доводилось встрѣтить Христа въ своей церкви, а, наконецъ, удалось-таки, собрался.
   Самоткацкая Алексѣя Васильевича выросла, стала совсѣмъ немаленькой фабрикой; рядомъ появились и еще больше. Село -- прежде съ пятокъ купеческихъ домовъ съ садами, да попы -- и все тутъ; а теперь вкривь и вкось улицы во всѣ стороны расползлись,-- все фабричный народъ, сколько тысячъ. И хоть въ улицахъ грязь больше прежняго и темень ночью -- глазъ выколи, но на фабрикахъ вездѣ электричество и никому больше не видно.
   На колокольнѣ электрическое солнце попрежнему и какъ будто не такъ ужъ силенъ отъ него бѣлый снопъ свѣта; или это оттого, что наглядѣлся я съ тѣхъ поръ всякой невидали. Колокольня же, какъ и тогда, нагая отъ этого свѣта, лѣзетъ къ небу. И стекляшки разноцвѣтныя такія убогія. У любого кинематографа каждый вечеръ огни куда ярче.
   Народу столько стало, что въ маленькой зимней церкви уже не вмѣщаются, и круглый годъ въ лѣтней служатъ. И пасха въ лѣтнена жаль любимую деревянную церковку, осиротѣлая осталась она въ сторонѣ!
   И народъ другой. Стариковъ никого не стало, устава путемъ никто не знаетъ и, какъ ни служи попы, только бы поскорѣе. А для порядка -- урядникъ.
   Слоняются по оградѣ, въ шапкахъ, съ папиросками... Нарядная толпа, -- фабричная. Въ церкви давка и толкотня, а тутъ тебѣ -- какъ днемъ, отъ холоднаго электрическаго солнца... Вотъ и гуляютъ. На паперть урядникъ не пускаетъ, -- пусти, такъ и поповъ сомнутъ! Меня пропустилъ, староста ему знакъ далъ. Николай Андреичъ хоть самъ-то ужъ и не знаетъ меня, да ему шепнули. Сказали, что хочу, молъ, посмотрѣть, какъ о. Арсеній прослезится.
   Поднялся я на лѣстницу: высоко, все видно. Двѣ-три барыни стоятъ съ дѣтьми, старушки-богомолки какія-то. Вотъ идетъ крестный ходъ, обогнули алтарь, южныя двери прошли, слышно -- приближаются къ намъ. И какъ подходятъ къ какому мѣсту, тамъ цѣлый пожаръ: ракеты лопаются, римскія свѣчи шипятъ, мельницы огненныя вертятся,-- да такого и при Дмитріи Алексѣевичѣ не бывало. Столько великолѣпія, столько блеску!
   А нашлась таки одна христіанская душа: старушка какая-то подходитъ ко мнѣ, можетъ и, знала меня бывало, да я-то вотъ ея не узналъ.
   -- Экое торжество, батюшка, экое торжество! Кабы евреи то посмотрѣли: что они сдѣлали! Что сдѣлали!..
   Шепчетъ старая, утираетъ слезы платочкомъ: Христа жалко, и радуется, что воскресъ Онъ -- Батюшка...
   Отецъ Арсеній тоже, какъ и бывало, о. Арсеній прослезился за возгласомъ...
   -- Ну, вотъ, гляди!-- кто-то толкнулъ меня въ бокъ: занимало всѣхъ, что мнѣ такъ хотѣлось посмотрѣть опять, какъ прослезится батюшка.
   Сохранилъ батюшка свою умиленную душу, черезъ всѣ тридцать съ лишнимъ лѣтъ, черезъ всѣ перемѣны пронесъ свою радость Христову дню. Спасибо! И меня вернулъ, и во мнѣ воскресла святая радость въ сердцѣ.
   И пусть электрическое солнце блеститъ выше колоколенъ, солнышко не перестало, и нынче играетъ и радуется съ землею Свѣтлому Христову Воскресенію!
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru