Щеголев Павел Елисеевич
Искусство и жизнь

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    (Лекция Г. Чулкова).

   
   Акмеизм в критике. 1913--1917
   СПб.: Изд-во Тимофея Маркова, 2014.
   

Щ.

ИСКУССТВО И ЖИЗНЬ

(Лекция Г. Чулкова)

   Прочитанная 16 января в зале Тенишевского училища лекция Г. И. Чулкова явилась расширением читанного им во всероссийском литературном обществе доклада. Положения Г. И. Чулкова можно резюмировать следующим образом.
   Существуют три наиболее характерные эстетические формулы. Первая формула -- "искусство для искусства" -- стремятся выразить отношение художника к искусству независимо от начал общественности, науки и религия. Защитники этой формулы понимают узко и ограниченна сонет Пушкина, обращенный к поэту: "Ты царь: живи один" и т. д. Мысль сама но себе справедливая в конце концов перестает быть таковою, когда сторонники "искусства для искусства" не ограничиваются утверждением безусловной самостоятельности эстетического метода, а пытаются толковать искусство, как начало абсолютно самодовлеющее, несвязанное будто бы с общим ходом мировых событий и не подчиненное общим жизненным целям человечества. Влад. Соловьев совершенно справедливо полагал, что первый шаг к положительной эстетике -- его признание искусства началом автономным в отношении своих средств, но неразрывно связанным с движением всемирной жизни. Вторая формула "искусство для гражданственности" подчиняет искусство не мировой жизни, а лишь одному из ее элементов -- социально-политическому строительству. Принять эту формулу, это значить отвергнуть целый ряд величайших произведений искусства -- и сонеты Петрарки, и всего Рафаэля и даже симфонии Бетховена...
   Третья формула "искусство для личности" не противоречит первой формуле, поскольку она ограничивается утверждением самостоятельности эстетического метода и отчасти совпадает со второй, поскольку ее сторонники склонны расширить понятие гражданственности до идеала религиозной общественности. Правда, в этом последнем случае совпадение возможно лишь при понимании личности не в узком и ограниченном смысле отъединенного индивидуума, а в том глубоком толковании этого понятия, которое предлагают нам Достоевский, Ибсен и другие символисты.
   Эстетическая теория Владимира Соловьева совпадает в существе своем с основными теоретическими положениями символизма. Искусство, которое Владимир Соловьев называл магическим, утверждается в современности, здесь искусство символическое. Идея Достоевского о реализме в высшем смысле может быть оправдана лишь при символическом мироотношении. Реализм в искусстве, претендующий на самостоятельное значение, есть мнимый реализм. Истинный реализм не может быть утверждаемы вне символизма. Пафос иллюзионизма, характерный для крайнего субъективно-идеалистического уклона в символизме, но отвечает задачам желанного реалистического символизма. Нигилистическин тенденции новейшего западно-европейского искусства зависят, во-первых, от механического или энергетического представления о мире и, во-вторых, от отсутствия в современном обществе монументальной и органической культуры. Вопросы о том, пробуждаемся мы или нет, или, иными словами, может ли быть оправдано современное искусство слова, как живое и действенное, должен быть разрешен в связи с вопросом об общем смысле искусства, как понимал этот вопрос Владимир Соловьев.
   С этой точки зрения приходится признать несостоятельной современную критику символизма со стороны акмеизма и футуризма. Оба эти явления вовсе не свидетельствуют о нашем культурном возрождении. И, если в самом деле нашему обществу суждено проснуться, то пробуждение это связало с теми идеями, которые утверждал Ибсен. Но, как явлении жизни, дерзкие крики футуристов и тихий бунт акмеистов достойны внимания. Это еще не пробуждение, не восстание -- это лишь смущение и смятение растерявшейся жизни перед новыми задачами, которые полусознательно ставит себе нация. И мы, как Рубек, должны сказать: "Это прелюдия ко дню восстания из мертвых".
   Красиво построечная, лекция Г. И. Чулкова была сказана с большим одушевлением я красноречием. Аудитория тепло встретила и проводила лектора. После лекции были обещаны прения и намечено не мало ораторов, но полицейский час не дал никакой решительно возможности выказывавшимся развить свои мысли. В. Л. Львовь-Рогачевский, только что было разошелся в защиту действительного реализма, как был на полуслове остановлен звонком председателя Ф. Д. Батюшкова. Трогательно говорил в защиту торжествующего над жизнью искусства В. А. Пяст; ломали копья в защиту акмеизма гг. С. М. Городецкий, H. С. Гумилев, О. Е. (так! -- Сост.) Мандельштам; они отмежевывались, как говорится, от символизма и футуризма, но границы самого акмеизма в из речах казались символическими. Футуристы говорили устами Н. И. Кульбина и г. Шкловского, и нельзя сказать, что публика проявила терпение, слушая защиту футуризма. "Парад" литературных направлений завершился ответом лектора своим оппонентам.
   
   Печатается по: Щ. Искусство и жизнь: (Лекция Г. Чулкова) // День. 1914. No 16 (17 января). С. 4. Автором заметки был историк литературы и критик Павел Елисеевич Щеголев (1877--1931).
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru