Шаляпин Федор Иванович
Цветы моей родины

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Федор Иванович Шаляпин. Том 1
   М., "Искусство", 1976
   

ЦВЕТЫ МОЕЙ РОДИНЫ

   Если бы я мог писать по-русски, а не на французском языке, я лучше сумел бы рассказать вам о цветах моей родины. Русская земля так богата загубленными, погибшими талантами. Как она плодородна, сколько прекрасных всходов могла бы дать ее почва!!! Но вечно ступает по ней чей-нибудь тяжелый сапог, втискивая в снег, затаптывая все живое: то татаро-монголы, то удельный князь, то турок, а теперь... полицейский.
   Может быть, мой тон покажется вам чересчур странным и приподнятым, но, патриот, я люблю свою родину, не Россию кваса и самовара, а ту страну великого народа, в которой, как в плохо обработанном саду, стольким цветам так и не суждено было распуститься.
   У меня перед глазами афиша "Бориса Годунова". На ней я читаю славное имя Мусоргского, того самого композитора, который в период создания своего шедевра жил грошовыми подачками от бюрократов и умер в больнице. Это было в 1881 году.
   Были и другие цветы... Были и всегда будут. Вот, например, мой друг Горький. Давно то было -- в 1897 году. Я пел на Нижегородской ярмарке. Горький пришел ко мне в уборную. Мы еще тогда не были знакомы. Он спросил меня, правда ли, что я также из "нашего брата Исакия" (так называют в России бродяжническую братию). Я сказал, что да. Разговорившись, мы узнали, что когда-то работали бок о бок; в Саратове были грузчиками на баржах, в Казани, где я сапожничал, а он был пекарем; припомнили "кулачные бои" с татарами на льду озера по воскресеньям, чтоб согреться. Обнялись мы тут с ним и расцеловались.
   Когда я недавно, будучи на Капри, напомнил ему об этом, он пристально посмотрел на меня и воскликнул: "Смешно все это, почти баснословно".
   Или вот еще одно трогательное воспоминание. Шесть лет назад в Нижнем Горький ночевал у меня в номере. Просыпаюсь и вижу: стоит он у окна в ночной рубашке, раздвинул портьеру и смотрит на дремлющий еще город. Солнце блестит на главах церквей, на речной глади и крышах домов. Говорю ему: "Ты чего поднялся?", а он отвечает: "Поди-ка сюда". Подхожу и вижу у него на глазах слезы. Я сначала не понял, в чем дело. Он тогда говорит: "Смотри, что за красота, нет ни души. Вот оно человечество, сотворившее богов и законы: лежит на земле под небом, а солнце, невинное, как младенец, играет на том, что сделали люди".
   Он очень кроток, Горький! Но тогда же я подумал: как он чист, как он честен, как безусловно честен. И теперь при этом воспоминании мне стыдно потому, что я не так чист, как этот чистейший цветок моей родины. Это одна из лучших минут моей жизни, одна из тех, о которых отрадно вспомнить в уединении, когда беседуешь сам с собой. Если мне суждено когда-нибудь попасть в тюрьму, то я уже решил заняться там серьезным размышлением о самом себе, а то в сумбуре этих городских триумфов и в обстановке дамских салонов с их чайными церемониями никогда не успеваешь думать о таких вещах.
   Мне хотелось бы рассказать вам еще один эпизод из моего артистического прошлого. Мальчиком дискантом в церковном хоре я уже мечтал о театре. А в 17 лет уже выступал в роли знатного вельможи в опере польского композитора Монюшко: я выдаю свою дочь замуж, и в сцене обручения у меня большая ария. Голос у меня был приятный, но не хватало жестов. Все равно -- публика аплодирует. Кланяюсь, ступаю назад к стулу... Один из товарищей отодвинул его. Я падаю... все смеются. А я плакал потом...
   А в музыке сколько их всходит, этих русских цветов: Глазунов, а за ним Рахманинов, Скрябин, Лядов, Василенко и еще много других. И у каждого есть что-то свое. В качестве доброго русского каждый из этих людей "поглотил" музыку всего света, напитал ею свой мозг, и все же в миг творчества родил самостоятельное произведение. В этой загадке -- вся русская душа.
   Мы -- подобно бездне, открытой для всех потоков земли; но когда все это перекипает на дне и затем поднимается к небесам, является уже чарами, исторгнутыми властной силой жизни из самых недр нашей почвы. К этой чудесной земле и несутся теперь мои помыслы художника и человека: и бывший скромный волжский грузчик делится с вами своим пылом и всей своей верой в будущность прекрасных русских цветов.
   Я кончаю. Завтра я буду петь во второй раз по-русски на французской земле. Гражданам этой родины свободы я отдам свое сердце. Это будет сердце Бориса Годунова: оно будет биться под одеждами из парчи и жемчуга, сердце преступного русского царя, который умер, замученный своей совестью. Он принадлежит прошлому. Он -- один из тех образов, которые вдохновили нашего великого Пушкина, когда поэт писал:
   
   ...Но если в ней единое пятно,
   Единое, случайно завелося,
   Тогда -- беда! как язвой моровой
   Душа сгорит, нальется сердце ядом,
   Как молотком стучит в ушах упрек,
   И всё тошнит, и голова кружится,
   И мальчики кровавые в глазах...
   И рад бежать, да некуда... ужасно!
   Да, жалок тот, в ком совесть нечиста.
   

КОММЕНТАРИИ

   Статья перепечатана из журнала "Советская музыка", 1952, No 9. Редакция журнала сопроводила статью Ф. И. Шаляпина примечанием, в котором говорится: "В мае 1908 года в Париже состоялись гастроли русской оперной труппы во главе с Ф. Шаляпиным. Накануне спектакля "Борис Годунов" редакция газеты "Matin" обратилась к Ф. Шаляпину с просьбой поделиться с читателями своими мыслями о русском искусстве. В ответ на это предложение Шаляпин написал статью "Цветы моей родины".
   Редакция газеты "Matin" опубликовала эту статью 19 мая 1908 г. (нов. ст.), предпослав ей следующее небольшое вступление: "Сегодня в опере идет шедевр Мусоргского и Пушкина "Борис Годунов" в исполнении великого русского артиста Федора Шаляпина, с ансамблем более трехсот человек его соотечественников-артистов московских и петербургских театров. Шаляпин, друг Горького в годы его скитаний, живший общими с ним мыслями и тревогами, оказал честь редакции газеты "Matin", предоставив в ее распоряжение эмоциональный очерк, посвященный теме искусства и русской души". Эта статья была опубликована в "Петербургской газете" 10 мая 1908 г. Затем с некоторыми цензурными сокращениями она была напечатана в нижегородской газете "Судоходец" (1908, No 214). Статья подготовлена к печати горьковским музыковедом В. Колларом.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru