Севский Виктор
Игнатов бугор

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    (Донская легенда).

   

Виктор Севский

ИГНАТОВ БУГОР

(Донская легенда)

   "Колдовской цветок: Фантастика Серебряного века. Том IX": Salamandra P.V.V.; 2018
   
   Давно это было...
   Из донских Раздор мимо азовских стен темными ночами пробирались на долбленках в море донские казаки. Мимо шуршащих камышей тихо пробирались в открытое море и шарили около берегов турецких. Встретится в море турецкий купец и не ждет пощады. И ковры, и золото, и самоцветные камни складывались на дно большой атаманской лодки и сплавляли в родные Раздоры и другие станицы, приютившиеся у задумчивого Тихого Дона. Удал был старый казак Казан. Знал он прекрасно турецкие берега, знал богатые села турецкие и не раз он побывал в самом Синопе, что шумел и гремел на все Черное море.
   
   Много казаков за Казаном ходило. Знали, кому голову доверить. Стоило ему гукнуть, как загремят весла на Дону и поползут по реке утлые лодочки. Стар был Василий Казан, но не было морщин на его лице. Только шрамы одни. Да ведь шрамы не в счет, со шрамами на майдане заметнее будешь. Бороду брил Василий, но в усах, черными жгутами лежавшими на губе, вилась седина. Как-то сказал Василий старому раздорскому попу:
   -- Хочу на ризу Богородице жемчугов привезти.
   Знает поп Василия. Грозит пальцем:
   -- Али за Зулейкой соскучился?
   -- Много их у меня было, было из-за одной лицо морщить. Что скучать за одной, коли другие еще будут.
   Сказал Василий, что попутчиков ищет. Зашумела улица. Пестрой толпой спустились к реке.
   -- Едем!
   Взглянул Василий на попутчиков.
   -- Хватит ли золота на всех молодцов?
   -- Не хватит -- еще съездим.
   -- И ты, Игнат, едешь?
   -- Еду, Василий Данилыч.
   -- А Марья не плачет?
   -- Девичьи слезы -- роса, больше в Дону воды будет.
   -- Ладно, дело твое.
   Перекрестил поп уходящие лодки и пошел домой.
   -- Ой, иссохнет девка за Игнатом, -- сокрушался старый казак. -- Много ихней сестры видал, все одинаковы, что турецкие, что полячки, что татарва проклятая -- слезы льют ручьями, любят нашего брата жарко. Но Марья Игнатова всех превзошла. От Бога такая любовь.
   Хмурится Игнат. Тревожит его сердце атаман, жжет своими словами. И поехал он ради Марьи, чтобы были у нее перстни золотые с зелеными камнями, чтобы были у нее сережки аметистовые.
   -- Пойте, ребятушки, пока мимо родных мест проплываем. Дальше к турецким берегам приумолкните, -- не спят басурмане, смотрят глазами зоркими за рекой и за камышами: не покажется ли лодка казачья?
   Поют казаки. Кланяются им вербы старые встречные, ласково шепчет и приветливо побережный камыш, птица небесная славит их удаль казачью.
   Щедрую добычу море послало казакам. Везли купцы турецкие в Азов и шали прекрасные, и ковры пушистые с разводами по зеленому полю, а камней разноцветных и не счесть. Черпает воду атаманская лодка, добычей груженая. Вот-вот затонет. Но не камням рад атаман, не коврам заморским, а красавице-дочке паши синопского, что ехала в Азов к знатному дяде. Не для Василия Казана она наряжалась. Не для Василия тело нежное холила и чадрою лицо от лучей солнечных и мужских взглядов закрывала.
   А досталась Василию.
   
   Увидал ее Василий и за ус черный с седым волосом на подуснике взялся.
   -- Отплывайте, ребятушки, в родные Раздоры. Жемчуга и аметисты лучше попу на церковь отдайте, пейте и атамана вспоминайте. Погуляет он с турчанкой и воротится домой.
   -- Опасно, атаман, как бы тебе из-за басурманки не погибнуть.
   Видывал виды Василий Казан и знает, как с турчанкой обращаться.
   -- Больше ночи не стану валандаться! Я на берег с ней сойду, а Игнат меня в лодке подождет.
   Тихо ударили веслами казаки и уплыли. Снес старый Василий на берег турчанку, остался Игнат в лодке.
   Долго лежал на ковре Игнат и на небо глядел. Звезды считал и Марью вспоминал. Заснул. Целовала его луна в уста бархатные. Пробралась в густые камыши и ласкает Игната. Колышется грудь казачья молодая. Чудится, будто Марья целует и по лицу нежной гладит рукой. А когда луна ушла за голубые тучи и солнце раннее показалось, проснулся Игнат. Долгая ночь атаманская. Не натешился при луне, надо ему и солнце позвать в свидетели своей радости. Сошел на берег Игнат, из камышей выбирается. Ступает тихо, чтобы не спугнуть любовь атаманскую. Вышел в луг и по траве высокой зеленой идет. Слышит стоны, близкие и знакомые.
   -- Никак атаман стонет!
   Подошел к вербе одинокой, старой, дуплистой. Видит, сидит атаман, опустив голову.
   -- Василий Данилыч! Что с тобой?
   -- Ты, что ли, Игнат?
   -- Я, Василий Данилыч. Простите, что потревожил вас и от лодки уйти осмелился. На стоны ваши пришел.
   -- Спасибо, Игнат, спасибо! Пропал бы я без тебя собачьей смертью. Ты посмотри на своего атамана!
   Нагнулся Игнат и отпрянул назад. Вместо глаз у Василия кровавые пятна, кровь запеклась в глазных впадинах.
   -- Турки ночью пробрались по берегу и поймали меня. Отняли девку, а мне кинжалом глаза выкололи. Отомстил Гасан-Али, отвел свою душу за любимую жену. Старые у нас с ним были счеты!
   
   -- Что же делать-то будем, атаман? -- спросил Игнат.
   -- Есть у меня к тебе просьба великая. Отвези меня под Раздоры, Игнат, и оставь на бугре. Посижу я на нем, воздухом степным надышусь я, звон колокольный послушаю да брошусь на сердце к батюшке Дону. Он меня похоронит!
   -- Ехали бы в Раздоры, Василий Данилыч. Мы бы тебя, атамана нашего, покоили, а потом сели бы в лодки и отомстили туркам за обиду твою.
   -- Стыдно, Игнат, мне в Раздоры ворочаться. Засмеют старые казаки. Скажут, из-за девки света не видит старый Василий Казан.
   Вырезал Игнат посох Василию и довел до лодки. Обмыл ему лицо, завязал чистою тряпкою и на весла сел.
   
   Плыли день, плыли два и на третий показался бугор, что около Раздор высится. Зеленеет бугор, как коврами, травой устланный. Слезли с лодки и пошли на бугор. Сел Василий Казан на бугре и к звону колокольному, что ветер из близких Раздор приносит, прислушивается. Плачет старый атаман. Оставил его Игнат одного, сам в сторонку отошел. Следит за слепцом. Видит, вдруг поднялся атаман, посохом впереди себя шарит и к обрыву идет. Подошел, к ропоту волн речных прислушивается. Водит посохом над бездной.
   "Смерть принять решил атаман", -- подумал Игнат и на ноги поднялся.
   Отошел атаман от края, Игнат его спрашивает:
   -- Али смерти боишься, Василий Данилыч? Кажись, не срамили тебя сабли турецкие, не пугали пули каленые!
   -- Страшную смерть Господь Казану посылает за его прегрешения!
   Отошел опять Игнат в сторону. Снова к краю пошел Василий Казан. Твердо ступает, шарит край своим посохом. Расступается трава, сочувствует слепому атаману. Дошел до края и остановился Казан.
   Повел посохом по бездне и назад повернул. Глубоко вздохнул Игнат. Пропала доблесть казачья. Ослеп атаман и за жизнь цепляется. Встал Игнат на твердые ноги, помолился на церковные главы далекие, шепнул:
   -- Прости, Марья, за святое рыцарство душу свою молодую отдаю. Вместе с атаманом погибну, зато будет вечно жить казачья удаль. Давай руку, помогу, Василий Данилыч!
   Обрадовался слепец, плачет:
   -- Понял душу мою, Игнатушка. Самого себя, ради моей подлой души, в жертву приносишь. Марья-то как будет!
   Отдернул, было, руку Игнат. Вспомнились Марьины глаза и губы сладкие. Но минуту, не больше, это продолжалось. Снова Василий почуял близко руку Игнатову.
   -- Идем, атаман! Обопрись на меня, Василий Данилыч!
   Вместе подошли к обрыву бугра, вместе шаг последний сделали.
   -- Прощай, Игнат, -- крикнул Василий.
   "Про..." -- ответило эхо далекое. Расступились волны донские, закипели, запенились. Схоронили атамана Василия и молодого казака Игната.
   
   Бурлит под бугром омут глубокий. Дна в том омуте не достанешь. Речной пароход медленно проходит под бугром в тихую ночь. Если взглянет из-за туч луна, она осветит две фигуры на высоком бугре. То казак Василий с Игнатом к краю подходят. Днем они в ветлы седые превращаются. Днем ведь солнце палит, печет!
   

Комментарии

   Публикуется по: Донская волна 1918. No 13, 2 сентября.
   
   В. Севский (В. А. Краснушкин, 1890-1920?) -- писатель, журналист. Учился в Новочеркасской гимназии и реальном училище Папкова (Ростов н/Д). Дебютировал в журналистике в 1910 г., с тех пор и до революции сотрудничал в многочисленных изд.: Донское утро, Приазовский край, Речь, Утро Юга, Русская воля, публиковался также в "тонких" петроградских журналах, опубликовал роман-фельетон Кровавая слава, кн. Провинциальные картинки (1912), множество статей, очерков, фельетонов и рассказов. В 1918-1919 гг. издавал и редактировал в Ростове журн. Донская волна. После взятия Ростова Красной армией в нач. января 1920 г. следы Севского теряются; предположительно, он был арестован и расстрелян. По мнению некоторых литературоведов, Севский является действительным автором романа Тихий Дон.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru