После многочисленных битв, удач и неудач князю суздальскому, Юрию Владимировичу, удалось сесть на киевский престол и сделаться великим князем.
Враги его временно оставили в покое Киев. Великий князь мог спокойно посадить в Вышгород, где некогда сидел сам, своего любимого сына и соратника Андрея.
Тысяча сто пятьдесят пятый год начался спокойно.
Младшие князья, сыновья Юрия, были посажены им в Ростове и Суздале. Северная и Южная Русь находились под властью близких по родству между собою князей, влияние которых продолжало усиливаться.
Юрий вздохнул спокойно: надежды его осуществились, разбитые враги не скоро еще могли оправиться от нанесенного им поражения.
Далеко не так спокоен был Андрей в селе Вышгороде, отстоявшем в одиннадцати верстах от стольного города. С юных лет закаленный в боях, храбрый князь тосковал в своем вынужденном покое.
Угрюмо сидел он в опочивальне, мысли его были далеко отсюда.
Поодаль от князя, на лавке, покрытой красным сукном, сидел любимый его мечник и ближний советник, Михно. Только с ним делился Андрей своими планами и намерениями, только к его голосу прислушивался иногда.
-- Заперли сокола в клетку, связали ему крылья! -- угрюмо проговорил Андрей.
-- Великий князь, твой родитель намерен, как слышно, передать тебе киевское княжение, когда Всевышний, призовет его к себе, -- сказал мечник.
Андрей недовольно пожал плечами.
-- Что мне в Киеве?! Всю жизнь придется выдерживать борьбу с Мстиславичами, Ольговичами... Да, пожалуй, и венгры постараются помочь им.
-- Прав ты, княже! -- эхом отозвался Михно. -- Не скоро упорядишь этот край...
-- А половцы?! -- продолжал развивать свою мысль князь. -- Любому из наших недругов помощь окажут. Плати им только...
-- Что говорить!.. Народ продажный... Сегодня с тобой, а завтра против тебя... Было бы что взять... Им все равно, от кого ни получить...
-- Вот ты сам видишь, каково заводить здесь порядки... Всегда держи себя начеку...
На лице сурового дружинника появилась легкая усмешка.
-- Смекаю я, княже, что ты не прочь отсюда выбраться! Чернигов воевать, что ль, хочешь аль на Галич метишь?
Задумчиво взглянул на верного слугу Андрей.
-- Сейчас не назову тебе, куда идти мне хочется... Сперва сам обсужу, а там и с тобой перекинусь мыслями...
-- Что ж?! Твоя княжая воля... Куда идти поволишь, туда и пойдем, -- недовольно пробурчал Михно, раздосадованный недоверием своего властелина.
Чуткое ухо Андрея уловило недовольство в голосе своего верного дружинника.
-- Поздно, ночь на дворе... -- продолжал Михно. -- Спокойной ночи, господине!
-- Пожди! -- коротко заметил Андрей. Поднявшийся было мечник снова опустился на лавку.
-- Сколько у нас дружины?
Михно стал пересчитывать по пальцам.
-- До трех сотен немного недостанет...
-- Поди, чай, обленились бездельем?..
-- С женами сидят по домовушам... Аль красных девок у киевлян воруют...
-- А коль нужда в них случайно приключится?..
-- Забавы все свои сейчас же побросают... Аль дружину ты свою не знаешь, княже?
-- Понаблюди, Михно! Кажись, скоро понадобятся мне они...
-- В любое время, княже! Повели ударить лишь в било... Вмиг соберутся все на княжий двор в доспехах бранных.
-- А кони? -- нетерпеливо спросил Андрей.
-- Стреноженны в лугах пасутся... За ними не станет дело.
-- Теперь иди! -- решительно проговорил князь. -- на молитву встану. Акафист Пречистой Владычице прочту... Она укажет путь мне... Об утре свидимся!..
Михно низко поклонился князю и вышел из горницы.
Князь Андрей плотно притворил дверь, зажег от щепца тоненькую восковую свечу, потушил лучину и опустился перед аналоем на колени.
Молился он жарко, прерывая молитву земными поклонами, глубокими вздохами. Светлый месяц выкатился н небо большим шаром, заглянул в узкое слюдяное окно опочивальни, когда князь, окончив чтение акафиста, поту шил свечу и пошел на отдых.
II
Мечник был холост.
Выйдя от князя, он направился в сборную избу, где жил вместе с другими холостыми дружинниками.
Они сидели за ужином и при входе Михно поднялись с мест. В нем они чтили княжего любимца и считали за старшего.
Недовольство на князя исчезло у мечника.
-- Набивайте плотнее брюхо! -- шутливо обратился он к сидящим. -- Не ровен час, как бы в поход не уйти...
Дружинники переглянулись.
-- Во всяко время готовы сложить за князя головы! -- бойко ответил один из них.
-- А, это ты, Фока! Молод еще, а рвешься в битву.
-- Кровь говорит... У нас в Царьграде каждый мальчишка на брань идти готов...
-- Забыл я, брат, что ты из Царьграда.
-- Царьградским был мой отец... Я здесь родился, на Руси... Я русский, -- возразил Фока, красивый молодой дружинник с черными вьющимися волосами.
-- Пусть будет так, тем лучше! -- проговорил мечник и сел ужинать.
-- Нацедите-ка мне, молодцы, кубок браги! -- продолжал он. -- Михалка, ты, поторапливайся!
Рослый дружинник, с небольшой русой бородой, зачерпнул ковшом из чана браги и подал старшему.
-- Во здравие князя и ваше, друга! -- громко проговорил последний и осушил чару до дна.
-- И впрямь мы заутра в поход идем? -- спросил Василько, небольшого роста, кряжистый парень.
Михно спохватился, что сказал лишнее.
-- Я пошутил... К чему нам мыслить о походе? Аль в Вышгороде плохо живется?.. Всего вдоволь...
-- Тоскливо без дела ратного, -- заметил Фока. -- Не землю ж нам пахать!
-- Мы пахари, да только мечом... -- отозвался угрюмый Глеб, поседевший в боях.
Долго еще говорили и рассуждали между собой дружинники, не переставая наполнять кубки холодным пенником и брагой.
Лучину не засветили: запрет от князя был, чтобы хмелевые люди ненароком не сожгли сборной избы.
После короткой молитвы дружинники полегли по лавкам, на полатях, кой-кто из них выбрался наружу.
Теплая майская ночь позволяла спать на земле.
Василько с Фокой лежали рядом под развесистой яблоней. Они подостлали под себя конские потники, прикрылись азямами, но сон бежал от глаз.
Молодые люди охотно пошли бы в село, но, помня строгий наказ князя не покидать на ночь сборной, боялись ослушаться.
-- Ты, Фока, помнишь своего отца? -- спросил Василько.
-- Немного помню... Его убили, как мне шла лишь пятая весна. Рослый такой, весь почерневший от солнца был он... Воякой славным звали.
-- Слыхал я, что половцы до сих пор трясутся, услыхав его имя... А мать твоя?
-- Здесь, в Киеве, живет с сестрою-девушкой... Прядут и ткут, известно бабье дело... Урвусь когда, родную и сестру увижу, обниму, да и сюда, к нам, в Вышгород, обратно.
-- Счастливец, Фока! А я вот сирота, родителей своих не помню. Поднял меня на поле битвы старшой наш мечник, -- печально проговорил Василько.
-- По облику как будто ты не здешний... Волосами светел, глаза, как небо, голубые да и телом бел... Коль хочешь, пойдем о завтра день к моим в Киев... Отпросимся у нашего старшого... Мать навестим. Авось вспомянешь и ты свою родную!
-- Что ж, пойдем, братан! Я материнской ласки не помню, хоть на тебя я полюбуюсь, как мать свою ты будешь обнимать...
-- Да и сестру... Аль про нее забыл? -- прошептал черныш.
Тяжело вздохнул Васильке
-- Счастливец ты, братан! -- грустно проговорил он. -- А я без роду без племени и здесь и там чужой -- всем я чужой.
-- Запели петлы... Спать пора... С рассветом подыматься надо. Ночь ныне коротка... -- сказал Фока. -- Прощай!
-- Прощай, братан! -- ответил Василько.
И оба юноши, плотно завернувшись в азямы, заснули.
III
Росистое утро рано всполошило спавших на дворе дружинников.
Ветром доносило из далекого Киева звуки била из Десятинной церкви.
-- Что ж, братан, не раздумал идти? -- спросил Фока своего товарища.
-- Э, не!..
-- Так я пойду в избу, поспрошаю... Коль проснулся старшой, так и тебя отпрошу.
-- Ступай!..
Михно не стал задерживать товарищей, и они тотчас отправились в Киев.
Солнце только что взошло... На дороге было непыльно, жары еще не чувствовалось. Весело разговаривая, путники подошли к палисадам стольного города, прошли мимо ходившего на вышке сторожевого дружинника, зорко посматривавшего на степную дорогу, и вошли в самый город.
Киев только что проснулся. Скрипели журавли над колодцами, подымаемые и опускаемые заботливыми хозяйками. Кое-где из труб струился легкий дымок, на площадях раскидывался торг, суетились вороватые ясины, пронырливые жиды, пробовали мечи варяги, перекликались на своем гортанном языке кочевники-половцы. От свежевыпеченного горячего хлеба, расставленного на лотках, валил пар, тянули жалобную песнь слепцы.
Торг оживлялся.
Молодые дружинники подошли к домику, где жили мать и сестра Фоки.
-- Може, еще с торга не вернулись?! -- заметил Василько, когда товарищ его несколько раз нетерпеливо постучал кольцом калитки. -- Пождем!
-- Заспались долго! -- сказал Фока и ударил рукояткою меча о дубовую доску калитки.
На этот раз стук был услышан. Кто-то порывисто подбежал к калитке и широко распахнул ее перед дожидавшими.
-- Матушка! -- радостно воскликнул Фока и горячо обнял еще нестарую видную женщину, стоявшую в проеме. -- С товарищем пришел тебя навестить!
-- Будьте гостями дорогими, входите в горницу! Марина вам сейчас квасу холодного принесет. Поди, за дорогу истомились?
Дружинники вошли в избу.
Молодая девушка, очень похожая на брата, приветствовала Фоку и пытливо взглянула на незнакомого юношу, пришедшего с ним. Скоро застенчивость ее исчезла. Молодость общительна, и девушка весело повела разговор с обоими.
-- Сказываешь ты, молодец, что нет у тебя ни роду ни племени. Будь ты мне братцем родимым, так же как и Фока! -- приветливо сказала Марина Василько.
-- Ой ли, сестрица названая! Обрадовала ты меня, сироту! -- весело воскликнул дружинник. -- Коли ты меня братом назвала, так пусть и матушка меня сыном своим считает!
Согласилась на это и Елена, мать Фоки. Весело провели полдня молодые люди, рассказывая новости киевские и вышгородские.
-- У нашего князя веселье на дворе каждый день, -- говорила Марина. -- Бояре да дружинники пируют, мед да брагу ковшами пьют.
-- А у нас не то совсем, сестра! -- ответил Фока. -- Князь Андрей хмурым ходит. Забился в домовину ужом и сидит там.
-- Скучает по вольной волюшке, по бранному полю. Не с кем силою переведаться, не о ком меч остер притупить, -- заметил Василько.
-- Довольно, кажись, не мало повоевал, пусть вздохнет! -- отозвалась Марина.
-- Ой, засиделись мы, Фока. Нам в сборную избу пора! Как бы старшой не осерчал?! -- сказал Василько. -- Простите пока, матушка и сестрица названые!
-- Скорей опять к нам жалуйте! -- с поклоном проводили за ворота гостей обе женщины.
Когда дружинники отправились домой в Вышгород, Киев еще больше оживился.
По улицам и закоулкам его сновал народ.
На большом княжем дворе толкались дружинники. Од ни из них пробовали силу, боролись, били через положенное на землю кольцо тяжелую свайку, гигант-варяг выправлял на толстом буйволовом ремне обоюдоострый нож,, слышался смех, громкий разговор. У тына стояло несколько дружинников, они поздоровались с вышгородскими товарищами слегка презрительным тоном.
-- Эй вы, вышгородцы, скажите своим, чтоб наших баб не забижали! -- крикнул им вслед кто-то из киевлян.
Идти обратно было нелегко, солнце пекло, на степной дороге было пыльно и душно. Молодые люди почти у самого Вышгорода присели отдохнуть на траву.
-- Коли мать и сестра твои, Фока, меня за родного признали, так давай мы с тобой побратаемся! -- горячо сказал Василько.
Сюда бежали уже все вышгородцы: звук била в неурочный час заставил всех бросить занятия и поспешить на призыв.
-- Зачем созывает нас князь?.. Что случилось?.. Аль беда какая?.. Аль поход объявить нам хочет? Может, Ольговичи снова всколыхнулись?.. Аль половчанин поганый грозить вздумал? -- раздавались тревожные голоса.
Собравшись перед княжеским крыльцом, толпа с нетерпением ждала выхода князя, надеясь услышать от него ответ.
Степенно вышел Андрей к народу, поклонился в пояс на три стороны и ровным голосом начал говорить:
-- Народ православный, великое чудо случилось у нас!..
-- Какое? Сказывай какое? Не томи, родимый! -- заволновалась толпа.
-- Сегодня поутру пришла ко мне игуменья монастыря девичьего и мне о чуде славном том все рассказала...
Дружинники и народ пытливо прислушивались к словам князя.
-- "Господине наш, не малые я годы проживаю здесь, в обители... Поверить мне ты должен, княже. Из давних пор в обитель нашу как некую великую святыню, из дальнего Царьграда привезли лик Богоматери Пречистой. Предание гласит, что писана икона та святым евангелистом Лукою". -- "Я знаю образ сей, честная мать. Не раз я припадал пред ним в молитве жаркой!" -- я инокине отвечал. Тогда она, в смущении и трепетом объята, приблизилась ко мне и тихо мне открыла тайну. "У солеи направо стоит икона Пречистой... Железными связями к стене она укреплена... Вот третью ночь, когда приходим мы во храм, чтоб править утреннюю службу, икону ту находим среди церкви... Пречистая незримо оставляет место у стены и на средину храма переходит". Объятый ужасом, ее я слушал, не проронив ни слова. "И кажется нам, инокиням смиренным, что Пречистая покинуть наш храм желает, чтобы избрать себе другое место". Тут старица замолкла. Молчал и я... Столь дивное видение мне сердце взволновало. Не знал я, что и думать о чуде сем, и ужасался!
Князь умолк.
Пораженная его рассказом, толпа хранила молчание. Все дивились чуду и не могли его понять.
-- Спросите сами старицу Евпраксию, она вам подтвердит все сказанное мною! -- промолвил Андрей после некоторого молчания.
Толпа стала медленно расходиться. Все рассуждали о только что слышанном ине знали, чему приписать подобное чудо.
-- Владычица в обители у нас уж много лет! -- заметил торговый гость Якун, старик с большой седою бородой. -- Покойный родитель мне сказывал о том, как принесли Ее святую икону из Царьграда к нам в Вышгород.
-- Подумать надо только, ведь сам евангелист Лука писал на доске из кипариса... -- проговорил богатый рыбак Варфоломей.
-- Куда ее нам отпустить? В какое место? Не в Киев ли? У них своих святынь довольно! -- сказал кто-то из народа.
-- Коль матушка Владычица изволит, киоту мы для Ней средь церкви учиним...
-- Пускай попы молебны чаще служат...
-- Ох, не к добру! -- шамкала старуха. -- То знаменье с небес, Господь шлет за грехи нам кару.
-- Ну, полно, старая! Господня милость к нам, -- уверенно сказал Якун. -- Возвысить Он наш Вышгород изволит.
Но тем не менее беспокойство все возрастало. Каждый объяснял чудо по-своему. Не знали, что делать, что думать. Шумное село притихло... Какой-то страх заставил смолкнуть все веселье. Все чего-то ждали, к чему-то готовились.
V
В хоромах князя находился он сам вместе с Михно и двумя боярами, Кучковичами, свояками ему по жене.
Минувшею ночью Андрей окончательно решил покинуть Вышгород и Южную Русь, чтобы перебраться в Ростово-Суздальскую землю.
-- Ты верно задумал, брат! -- сказал один из Кучковичей, Иван. -- Тебя там любят, там будешь княжить ты, как истый князь.
Андрей задумался.
-- Но ты, свояк, ведь знаешь... чтоб князем быть, не-. обходимо быть избранным народом или принять родительское благословенье на удел.
Семен Кучкович махнул рукой.
-- Так прежде было, теперь не то... Правда за сильным.
-- Дружина верная тебя не выдаст, княже! -- отозвался Михно.
-- Ан нет, все не то, -- с досадой проговорил Андрей. -- Непрочен будет княжий стол, коль сяду на него, как вы мне говорите...
-- Так как же иначе?
-- Подумать, обсудить... Тогда за дело браться...
-- Когда бы владыко сам меня на стол благословил,-- задумчиво сказал князь, -- так раздобыть его мне было бы нетрудно.
-- А братья меньшие? -- спросил Иван.
-- Другой удел отвел бы им...
-- А про отца, князя Юрия, забыл? -- пугливо заметил Семен.
-- Как забыл?! Все помню... Его благословения не дождешься...
Все снова замолчали.
-- Есть у меня один исход, -- снова сказал Андрей. -- Владычица сама меня на стол благословит и путь к нему укажет.
Советники с изумлением глядели на говорившего.
-- Вы слышали о чуде, что третью ночь в храме происходит, что Приснодева покинуть Вышгород сама желает?
-- Как не слыхать -- слыхали...
-- Так вот, коли икону эту удастся мне с собою взять в поход, уверен я, поможет мне Она в моем исканье, и с той поры над Суздалем благословенье Божие почиет...
-- Но вышгородцы столь чтимую икону не отпустят!
Усмешка пробежала по губам князя.
-- Я это знаю и нашел исход.
Глаза присутствующих уставились на Андрея.
-- Какой исход?
-- Сейчас вам поясню!..
С этими словами князь подошел к потайной двери, ведущей в боковушу, и отворил ее.
Оттуда вышли в горницу священник женской обители отец Николай и дьякон Нестор.
Князь с остальными подошел под благословение иерея.
-- Благослови, святой отец!
Священник истово помолился на иконы, благословил присутствующих и, по приглашению князя, сел с ним на лавку.
-- Святой отец! Владычица указывает явно свое нежелание остаться в Вышгороде. Возьмите вместе с Нестором честную вы Ее икону и перенесите в Суздаль. Там новый чудный храм воздвигну я Пречистой. Согласны ль вы?..
-- На то Господня воля... Мы верим, что Владычица сама того желает! -- воскликнули священник и дьякон.
-- Что ж дале медлить, мы выступаем завтра в ночь! -- властно проговорил Андрей, и глаза его блеснули. -- Готовь, Михно, дружину! Потайно только, чтоб никто не ведал причины нашего похода...
-- Княгиню, сестру возьмешь с собою? -- спросил Иван.
-- А как же! Она с детьми пойдет со мною... Вы оба тоже...
-- Исполнено по слову твоему все будет, господине!
-- Вы, свояки, -- обратился Андрей к Кучковичам, -- казну княжую берегите и с отроками вместе отправляйтесь... Пусть и княгиня с детьми сопровождает вас... Надежными защитниками, братья, вы ей будьте! А мы с тобой, Михно, кольцом железным поезд окружим.
Михно и Кучковичи тоже поклонились своему господину.
-- А завтра целый день не подайте виду, что замысел храним мы тайком покинуть Вышгород и двинуться на Суздаль!..
-- Родителю не дашь ты разве знать? -- нерешительно произнес Семен.
-- Но неразумен же, свояк, ты в самом деле. Коль я скажу ему, то он меня не пустит!..
-- Доподлинно, что так. Князя Юрия я знаю! -- подтвердил мечник.
-- А чтобы вы все тайну сохранили, целуйте крест! Священник взял с аналоя крест и прочитал молитву. Затем все стали подходить и целовать крест.
-- А завтра в ночь, когда вторые петлы возгласят и Вышгород, объятый сном, замолкнет, отправимся мы в путь! Святой отец, вы с Нестором в обители храм отомкнете, святыню благоговейно вынесете из него... Перед дружиной пусть она предходит!
Оба духовные низко поклонились князю.
Горница князя опустела.
Он долго молился перед иконами, истово клал земные поклоны, а потом отправился в опочивальню княгини и детей и тихо их благословил.
VI
Молодые дружинники, Фока и Василько, до позднего вечера не знали о назначенном походе. Когда же Михно велел им готовиться к нему, то Фока попросил позволения проститься с матерью и сестрой.
-- И думать не моги! -- сурово ответил мечник. -- Да и времени осталось мало, со вторыми петлами мы выступаем.
Закручинился молодой дружинник, его грусть передалась и Василько.
-- Придется ли вновь увидеться с родимой? -- печально прошептал черныш.
-- А мне Господь вчера дал радость найти семью, а ныне снова я сиротой остался! -- проговорил Василько.
-- Ты про меня забыл, что ли, брат названый?..
-- О, нет! Никто тебя из сердца мне не вырвет! Юноши ободрились, в душе их произошел какой-то переворот, они готовы были идти с дружиной за своим князем.
По-прежнему прошел день в Вышгороде.
Соучастники хранили данную клятву и не проронили ни слова.
Толки о чуде в монастыре не прекращались. О нем говорили на торгу, на улицах, в домах. Большинство вышгородцев ждало от Творца за грехи неведомой кары. В обители беспрерывно служились молебны перед иконой Пречистой. Многие плакали.
Лишь только спустились вечерние сумерки и южная ночь окутала все село, как в сборной избе начались бесшумно приготовления к отъезду. Никто из дружинников, исключая Михно, не знал, куда они едут. Строились всевозможные предположения, большинство из дружинников были рады походу.
-- Надоело сидеть нам, как бабам, за печью... Развернуться в поле ратном давно пора.
Около полуночи, когда в обители инокини крепко спали, священник с дьяконом тихо отомкнули тяжелые засовы дубовых дверей обительского храма, благоговейно вынесли икону Владычицы, поставили на особые носилки и понесли на княжий двор.
Все спало кругом, никто из сельчан и не думал, что в эту минуту лишаются своей святыни, равно как и князя.
В дорожных доспехах вышел Андрей на крыльцо и сел на коня.
Возок княгинин к крыльцу не подавали, он стоял давно готовым у околицы.
Вслед за князем вышла княгиня, еще молодая, видная женщина. Она вела за руку двух княжичей, ее провожали оба брата Кучковичи и две преданные мамы.
Дружина выбралась за околицу, возок с женщинами, детьми и княжею казною шел вслед за иконою, которую везли на конях впереди всего отряда в особой повозке.
Стараясь не бряцать оружием, двигались всадники по росистой степи. Тишина стояла вокруг торжественная, месяц ярким сиянием освещал поезд, так таинственно покидавший село.
В невысокой траве кричали кулички, между отъезжающими не слышно было громких разговоров, все молчали.
В оставшемся позади Вышгороде запели петухи.
Впереди тянулась бесконечная степь.
-- Что это за икону везут в возке? -- спросил Василько старого Глеба.
Насупился старик и недовольно ответил:
-- Много знать захотел, парень! Молод еще...
Но этот ответ не удовлетворил любопытного парня. Он подъехал к своему названому брату Фоке и повторил вопрос.
-- Слыхал я сейчас, как говорил наш старшой с князем! -- ответил черныш. -- Из вышгородской обители святыню с собой взяли.
-- Поход, значит, трудный и опасный будет, коли Пречистую с собою везут...
Дружинники замолчали.
Подковы коней, ступавших по мягкой траве, чуть слышно отзывались глухим эхом, и только скрип повозок резко нарушал тишину. Близилось утро: месяц гаснул, потухли яркие звезды, темный небосклон засинел.
Притомившиеся кони недовольно фыркали, но приказание остановиться не давалось, и поезд продолжал двигаться вперед. Только когда солнце было уже высоко и перешли вброд какую-то реку, князь решил остановиться на отдых.
VII
Проснулся Вышгород. Сельчане отправились на работы, на торг.
Необычная тишина на княжем дворе и в сборной избе дружинников невольно обратила общее внимание.
-- Ишь, заспались как! Солнышко уже высоко, а они дрыхнут, лежебоки!
Понемногу безмолвие князя и его дружины начало пугать сельчан.
-- Поди, уж полдень скоро, а на княжем дворе никого не видно!
-- Да и дружинники что-то не показываются. Не беда ль какая с ними приключилася?
-- Уж не напали ли за ночь злые половцы?! Князя в полон захватили, а дружину изрубили...